Смех сквозь слезы Серова Марина

– А у Аркадия Александровича?

– С Аркашей их тоже друзьями не назовешь. Тут даже имеет место конкуренция. И тот и другой по природе своей лидеры. Но мастерство Аркадия Майорова значительно выше, и Жемчужному ничего не остается делать, как мириться с этим. И думаю, ему это не очень приятно.

– Ты не будешь возражать, Оля, если я после спектакля немного пообщаюсь с Костей? – как можно невиннее поинтересовалась я.

– Ну конечно, нет. Я ведь все понимаю. Старым знакомым всегда есть о чем поговорить.

При этом она заговорщицки подмигнула мне. Я добилась того, чего хотела. Ольга не заподозрила, что я собиралась беседовать с Жемчужным непосредственно о ней. Так пусть она лучше остается в неведении. А то еще неизвестно, какая реакция по-следует.

– Но ты недолго? – осведомилась она.

– Нет. Минут двадцать от силы.

– Самое то. Я как раз переоденусь, и мы поедем.

– Договорились.

После этого Ольга все-таки не выдержала и сходила в гримерку за сигаретами. Я решила больше не расспрашивать ее ни о чем. Во всяком случае, до тех пор, пока не поговорю с Жемчужным.

Спектакль вскоре закончился, и Ольга, загасив окурок в пепельнице, убежала на поклон к публике.

Довольно долго звучали аплодисменты, крики «Браво!», а некоторые в зале даже скандировали «Майоров! Майоров!».

Кумир. Что там говорить…

Наконец актеры начали расходиться по своим гримеркам. Ольга, снова подмигнув мне, пронеслась мимо. Со ступенек спустился Майоров. В правой руке он держал парик, в левой бутафорский меч. Пот струился ручьями по его лицу.

– Смотрели спектакль из-за кулис? – спросил он меня на ходу. – И как вам?

– Бесподобно, – беззастенчиво соврала я.

– Поверьте, – улыбнулся Аркадий Александрович, – сегодня был не лучший спектакль. Партнеры подкачали.

С этими словами он удалился. Довольный и счастливый.

Последним со сцены сошел Жемчужный. Его лицо нельзя было назвать радостным.

– Тебе отдавили ногу? – шутливо поинтересовалась я.

– Мне отдавили душу.

Таким Жемчужного я еще не видела, а потому не упустила случая поязвить на эту тему.

– Не расстраивайся так. Придет еще и твое время. Публика будет носить тебя на руках, а Майоров станет старым и никому не нужным.

Жемчужный тут же вскинулся. Видно, понял, что дал слабинку.

– Ты думаешь, я из-за Аркадия так убиваюсь? Завидую, что ли?

– А что, нет?

– Нет, конечно. – Он принял привычный беспечный вид и закурил сигарету. – Мне нет никакого дела до его славы. Причина в ином, Женечка.

– В чем же? – поинтересовалась я.

– В отсутствии искусства в нашем театре. Между актерами нет слаженности, Женя. Нет ансамбля. Понимаешь?

– Не совсем, – призналась я.

– Каждый играет сам за себя. Рисуется перед публикой. А то, что на сцене рядом с тобой находится партнер, так на это наплевать. Главное – «я». И так мыслит каждый. А от этого, в свою очередь, гибнет искусство.

– Красивые слова, – резюмировала я его тираду. – А сам-то ты, Костя, разве не так мыслишь?

– Нет, – категорично отверг он такое предположение. – Для меня важен театр во мне, а не я в театре.

– Почему же не уйдешь в другой театр? – продолжала я сыпать вопросами.

– Потому что некоторые люди истолкуют мой уход совсем по-иному, а мне бы этого не хотелось, – просто ответил он.

Могу поспорить, что он подразумевал Майорова. Не знаю почему, но я это почувствовала.

– Но ты, кажется, хотела о чем-то поговорить со мной. – Жемчужный окончательно стал самим собой. – Или запамятовала?

– Я все прекрасно помню.

– Тогда я полон внимания. – Он закинул ногу на ногу. – Допрос будет с пристрастием?

– Конечно, с пристрастием, – обрадовала его я. – Буду даже вгонять иглы под ногти. Согласен?

– А куда деваться? Что только не сделаешь ради ужина с прекрасной дамой!

– Ладно, выкладывай начистоту, что тебе известно о моей предстоящей работе? – перешла я наконец на серьезный тон.

– То же, что и всем, Женя. Несколько дней назад ухлопали Оленькиного муженька, а теперь и на ее жизнь пытаются посягнуть.

– Может, всем уже известно, кто автор этих проделок?

– Нет, неизвестно. Но не я, точно.

– Уверен?

– На сто процентов. А на самом деле, Женечка, – добавил он, – ты зря ерничаешь. В театре слухи распространяются быстро. Со скоростью звука. Ты сможешь сама в этом убедиться.

– Ну, хорошо, – кивнула я. – Тут ты меня уговорил. Но откуда ты взял, что меня нанял Майоров?

– А кто еще тебя мог нанять? – Жемчужный частенько любил отвечать вопросом на вопрос.

– Со слов самой Тимирбулатовой я поняла, что их отношения с Аркадием Александровичем тщательно скрываются, а ты, выходит, в курсе. Хотя, по оперативным данным, вы с Майоровым не самые близкие друзья. Как ты это объяснишь?

Костя открыто рассмеялся.

– Здесь все очень просто, моя красавица. Аркадий – отъявленный бабник. Таких ловеласов, как он, еще поискать надо. Его похождения – живая легенда. Ты представить себе не можешь, сколько у него было женщин. Он и сам, наверное, сбился со счета. Разумеется, он все это не афиширует. Заботится о своей репутации. Но у меня такое ощущение, что о его многочисленных романах известно всем, кроме… – тут Костя снова не смог сдержать смеха, – кроме самих женщин, с которыми он крутит.

– Он утверждает, что с Тимирбулатовой у него серьезно, – сказала я.

– Он все время так утверждает, – ответил Жемчужный, – и, может быть, в глубине души сам в это верит. Кстати, скажу тебе по секрету, по театру прошел легкий слушок, что не исключено, будто Олиного мужа отправил на тот свет сам Майоров.

– Это глупость, – заявила я. – Зачем ему тогда нанимать меня?

– Да я не спорю, Жень, – тут же открестился Костя от этой версии. – Я сказал, что слушок такой был. Вот и все. Может, тебе в работе пригодится.

– Может, и пригодится, – ответила я. – Если узнать, кто этот слух пустил. Вдруг сам убийца?

– Ты думаешь, что убийца находится здесь, в театре?

– Ничего я не думаю, Костя. Расслабься. Лучше расскажи мне вкратце, что собой представляют Майоров и Тимирбулатова? – попросила я.

– Про Аркашу я тебе все сказал.

– Разве?

– А что я упустил?

– Как насчет его актерского мастерства?

Тут Жемчужный ненадолго задумался.

– Знаешь, не стану кривить душой, – мрачно бросил он после паузы. – На сцене Майоров – король. Это очень сильный актер. Ты это хотела услышать?

– Ладно, не злись, – примирительно сказала я. – А что скажешь про Тимирбулатову?

– Как про актрису?

– Хотя бы.

– Есть такой анекдот, – начал Костя издалека. – Отец говорит своей дочери: «Выйти замуж за актера? И думать не смей! Никогда в жизни!» Однако, заинтересованный выбором своей девочки, он сходил-таки на спектакль, в котором играл ее избранник. А вернувшись домой, он сказал ей: «Я все понял, дочка. Выходи за него замуж. Он вовсе не актер». Вот такие дела, – завершил Жемчужный.

– И что? – не поняла я.

– Этот анекдот можно адресовать Тимирбулатовой.

– В каком смысле?

– Она не актриса, Женя.

– Тогда почему же она работает в таком престижном театре?

– А ты сама не догадываешься? – ухмыльнулся Костя. – Из-за Майорова. Благодаря ему ее здесь и держат. Да и вообще в искусстве.

– И многих Аркадий Александрович протолкнул таким образом?

– Немало. Все девушки мечтают стать актрисами.

– Ясно. А Ольгин муж? – не отставала я от Кости. – Федор Ласточкин, кажется. Ты с ним не был знаком?

– Ну, за ручку мы с ним не здоровались, – улыбнулся Жемчужный. – Хотя пару раз я разговаривал с ним.

– И каково впечатление?

– Он мне не очень понравился. Морда у него какая-то хитрая была. Я бы даже сказал, лисья. Он как бы всех подозревал в чем-то.

– Может, в любовной связи со своей супругой? – спросила я.

– Может, – не стал спорить Костя. – По ним было видно, что жили они не очень дружно. Совет да любовь отсутствовали.

– А у тебя лично, Костя, есть какие-либо предположения, кто его убил? И, соответственно, кто теперь охотится за Ольгой?

– Ни малейших, – честно ответил он. – Я не задавался этими вопросами.

Видя, что я помрачнела, Костя сказал с легкой грустью:

– Ты извини, но я действительно больше ниче – го не знаю. Мне очень жаль, что я не смог помочь тебе.

– Ничего страшного. – Я поднялась с дивана, и Жемчужный последовал моему примеру. – Мне пора ехать. А насчет ужина могу тебя заверить, что рано или поздно он состоится.

– Я буду счастливейшим из смертных.

– Люблю дарить людям счастье, – скокетничала я. – Ну, пока. Еще увидимся.

Я направилась к гримерке Тимирбулатовой, но в тот момент, когда оказалась на входе в коридор, Жемчужный окликнул меня:

– Женя!

Я обернулась.

– В этом деле, – сказал он, – ты можешь полностью рассчитывать на мою помощь.

– Спасибо, – ответила я и на прощанье помахала ему рукой.

Ольга уже была готова к отъезду.

– Я тебя заждалась, – хитро прищурилась она, когда я появилась на пороге ее гримерной.

– Так получилось.

– Наболтались вволю с Кастетом?

– Не то слово, – вздохнула я. – Ну что, поехали?

– Поехали.

Мы с Тимирбулатовой вышли на улицу. Уже стемнело. Погода была прохладной, и я поежилась.

Ольга привычно вышла на дорогу и стала голосовать. Третья по счету машина остановилась рядом с нами, и Ольга, сторговавшись с водителем, подала мне знак.

Мы обе расположились на заднем сиденье.

– Денег на то, чтобы добраться до дома, уходит куча, – пожаловалась мне Тимирбулатова. – А общественного транспорта в жизни не дождешься. Тут можно и до утра простоять. Поверь мне. Почти каждый день езжу.

– Далеко живешь? – поинтересовалась я.

– У черта на куличках. Сейчас сама убедишься. На машине и то будем ехать не менее получаса.

– На окраине города, что ли?

– Почти на самой окраине.

Вот он, удел провинциальных второсортных актрис, – подумала я. Каждый день готовы гонять за тысячу верст ради эпизодической роли минут на пять. И каждая на что-то надеется. Вдруг именно ее в этой роли заметят и предложат баснословные перспективы. Вот тогда-то, кажется им, жизнь и забьет ключом. Да уж, так забьет, что мало не покажется. И ключом, и замком, и пыльным мешком.

Тимирбулатова не преувеличивала. Мы подъехали к ее дому часов в десять вечера. Отпустили такси и пешком поднялись на пятый этаж.

– Лифтом я теперь уже никогда, наверное, пользоваться не буду, – призналась Ольга. – Боюсь.

– Да бог с ним, – утешила ее я. – Хождение пешком вверх и вниз по лестнице благоприятствует здоровью.

– Тоже верно, – согласилась она. – Как говорится, нет худа без добра.

Квартира у Тимирбулатовой оказалась трехкомнатной. В целом обстановка была простой, но сразу выделялись: дорогой гарнитур на кухне, хрустальная люстра необъятных размеров и персидский ковер на полу в гостиной. Все остальные вещи были старые, не первый год служившие. Складывалось такое ощущение, что предметы роскоши здесь случайны. Вроде как в гости зашли. Этот диссонанс меня заинтересовал, и я для себя взяла его на заметку.

– Вот тут я и живу. – Ольга разулась и босиком прошла в гостиную. – Заходи, Жень.

Я не стала себя долго уговаривать и присоединилась к ней.

– Располагайся пока, – сказала Тимирбулатова. – Я сейчас накину что-нибудь домашнее и приду. Можешь телевизор включить.

После этого она упорхнула в спальню, а я осталась одна. Обошла комнату, выглянула в окно на улицу, затем вернулась в длинный коридор и проследовала вслед за Ольгой. Ее спальня была налево от коридора, с правой стороны располагалась еще одна комната, но дверь туда была закрыта. Прямо по центру туалет и ванная. Ольга что-то напевала в спальне, переодеваясь. Впечатление скорбящей вдовы она не производила.

Я вернулась в гостиную. Включила телевизор, но не успела сесть в кресло, как вернулась Тимирбулатова.

Ольга была одета в домашний халатик, волосы забраны назад в хвостик, на ногах по-прежнему ничего не было. Теперь и чулки исчезли. Видимо, Тимирбулатова любила ходить дома босиком.

– Ужинать будешь?

– Не откажусь.

– Тогда предлагаю перебазироваться на кухню. Я сооружу что-нибудь на скорую руку, и мы заодно поговорим.

Я согласилась, и мы так и сделали.

Для сооружений на скорую руку, как она сама только что выразилась, у Ольги имелась микроволновая печь.

Кружась по кухне, Тимирбулатова щебетала на разные лады и, сама того не подозревая, отвечала на мои вопросы.

– Сама я, Жень, не местная. Приехала в ваш город девять лет тому назад с наивной мечтой стать актрисой. Поступила, правда, сразу, но учеба в театральном давалась не очень легко. Однако это меня не остановило. В голове у семнадцатилетней девочки, сама понимаешь, романтизма хоть отбавляй. Два с половиной года проучилась и встретила Федю. Влюбилась, как кошка. Это я сейчас понимаю, что ничего в нем особенного не было, а тогда… Тогда он казался мне сказочным принцем. – При этих словах Ольга усмехнулась. – Представляешь, вешал мне лапшу на уши, что он перспективный фотограф и скоро сможет сделать так, что мои фотографии будут мелькать во всех модных журналах. Топ-модель собирался из меня делать. Да… – она призадумалась. – Если бы я знала, каким он окажется ничтожеством. Хотя, чего греха таить, от брака с ним я тоже кое-что выиграла. Квартиру, например, эту. – Она махнула рукой. – А то до этого все по общагам скиталась.

– Так это Ласточкина квартира? – спросила я.

– Его, родимого, его. Находится она не в центре, мягко говоря, но я бы и на такую не заработала.

– А он заработал?

– Нет, что ты! Эта квартира ему от родителей досталась, царство им небесное. Я их еще успела застать. Мы здесь все вчетвером жили, а теперь я одна. Кстати, они были очень хорошие люди. Не чета своему сыночку.

– Чем же он тебе потом так невзлюбился? – поинтересовалась я.

– Скользкий он какой-то был, Женя. Себе на уме. Секреты какие-то, тайны. Вечно чего-то недоговаривал, как будто никому в этом мире не доверял. Я таких не люблю.

– А на работе у него как дела шли?

Я наконец-то дождалась ужина. Впрочем, назвать это ужином можно было с трудом. Ольга сделал в СВЧ шесть бутербродов с сосисками и майонезом да сварила кофе. Поставив все это на стол, она тоже села. Прежде чем начать есть, закурила.

– На работе? – переспросила она. – Да бог его знает. Говорю же, он никогда ни о чем не распространялся. Все в себе держал. Но насколько я могу судить, у него там были периодически перепады. Надо полагать, от клиентуры зависело. То гроши получал, а то вдруг такие суммы приносил, что закачаешься. Да ты ешь бутерброды.

– Я ем, – ответила я и взяла один. Отпила кофе. – Так, может, он еще чем занимался?

– Да чем он мог заниматься? – Тимирбулатова состроила пренебрежительную гримасу. – Он же больше ничего не умел. Женщину приласкать и то не в состоянии. Только и делал, что чуть ли не целовался со своим фотоаппаратом. А ты говоришь, другим!

– Ну, например, наркотиками приторговывать много умения не надо, – высказалась я.

– Что? – не поняла Ольга. – Наркотиками? Федор? Не смеши меня. Ты еще скажи – оружием.

– А сам он никогда не злоупотреблял?

– Наркотой-то? – прыснула Тимирбулатова. – Нет, Жень, он для этого слишком осторожный. К здоровью своему очень педантично относился.

– Может, он играл? – снова подкинула я версию.

– Во что?

– Ну, не знаю. В рулетку или в карты. Не ходил он ни в какие игорные заведения?

– Да, Женя, – покачала головой Ольга. – Если бы ты знала Ласточкина хотя бы один день, то тебе и в голову не пришло бы задавать такие вопросы. Он, к твоему сведению, даже в «дурака» играть не умел. А рулетка… Сомневаюсь, что он вообще знал такое слово.

Личность покойного Федора Ласточкина по-прежнему оставалась для меня загадкой. За что же его тогда могли убить, если он такой пентюх, по словам Ольги?

Тут Тимирбулатова переключилась на рассказ о своем знакомстве с Майоровым, о том, как стали складываться их взаимоотношения, как благодаря ему она смогла работать в престижном театре «Крейзи». В общем, по ее словам, знакомство с Майоровым в корне изменило ее существование, причем в лучшую сторону.

Когда же мы закончили ужинать, я спросила ее о том, что интересовало меня сейчас больше всего:

– Оля, у тебя есть подозрения, кто убил твоего мужа?

– Даже представить себе не могу, – ответила она. – Мне уже задавали этот вопрос в прокуратуре, но я в самом деле ничего не знаю. Кстати, насколько мне известно, у следователя, взявшегося за это дело, пока тоже нет никакой версии.

– А два покушения на тебя являются следствием его гибели?

– А что, может быть иначе?

– Не знаю. У тебя самой врагов нет?

– Нет. – Она суеверно плюнула через левое плечо три раза и постучала по столу.

– То есть на этот счет также отсутствуют какие-либо предположения?

– Отсутствуют, – кивнула Тимирбулатова.

– Плохо, – резюмировала я. – Нет ничего хуже, чем бороться с невидимками.

– Я сожалею.

Если Ольга и скрывала от меня что-то, в чем я лично сомневалась, то вытянуть из нее это сейчас все равно бы не удалось.

Побеседовав еще час, но уже на отвлеченные темы, мы пожелали друг другу спокойной ночи и отправились спать.

Застелив постель в гостиной на удобном диванчике, я с удовольствием растянулась во весь рост. Завтра день Восьмого марта. Ну что ж. Посмотрим, какие приятные сюрпризы он мне преподнесет.

Спустя мгновение я уже спала.