Барон ВВВ Казакевич Сергей

Вовчик уже отпустил вожжи, наслаждаясь происходящим, а у Степаныча снова получились полные стаканы.

– Тьфу ты! Павел Степаныч, нам ещё на встречу идти!

– А что тут пить-то?

Махнув рукой, Вовка выпил, следуя примеру старшего товарища. Сказал:

– Давай, закусывай хорошенько. Колбаса, хлеб, всё нарезано, – с набитым едой ртом добавил: – Теперь придётся снова в магазин заходить. Вот кто виноват?

Степаныч рассмеялся.

– Да! И что делать?

Вовка с трудом поднялся, опираясь на ствол.

– Пошли.

Он схватил сумку и зашагал к фонтану. Бодрость, в самом деле, пришла. Степаныч еле поспевал, боясь за початую бутылку. Он поднимал на ходу пакет, щупал горлышко, проверяя, не мокро ли.

– Куда мы? – крикнул он вслед.

Вовчик не удостоил вниманием фонтан, а остановился лишь возле эстрады. Несколько взрослых с детьми стояли перед сценой.

В глубине сцены расположилась инструментальная группа. Подошедшая к гитаристу женщина держала за руку девочку лет шести. Молодая мама помогала себе свободной рукой, полагая, что мелькающие перед лицом мужчины пальцы лучше доведут до него смысл сказанного. Музыкант кивнул, вышел к краю сцены и объявил в микрофон:

– Сейчас девочка Маша, – он посмотрел на женщину, та утвердительно кивнула, – споёт песенку «Голубой вагон».

Зрители жидко захлопали.

– А чего мы тут стоим-то? – Степаныч заглянул в свой пакет. – Ни выпить, ни чего…

– Да… хотел в магазин… а тут знакомого увидел на сцене. Пели с ним в группе вместе. Ещё на заводе.

Девочка Маша, подбадриваемая зрителями, старательно пела любимую песенку.

Повесив свою сумку на Степаныча, Вовка направился к ступенькам на левом краю сцены, собираясь подняться наверх после девчушки. То, что музыканты, оставив инструменты, вышли в боковую дверь, его не смутило. Перекур, стало быть. Лишь клавишник, полистав блокнот, начал негромко наигрывать знакомую тему, обозначая небольшой перерыв.

Неожиданно на плечо музыканта легла чья-то рука, заставив обернуться.

– Вовчик! – привстал он. – Сто лет! Ты откуда?

Они ударили по рукам.

– Из Москвы. В отпуске.

– Вот это да! Сто лет!

Мужчина с горбинкой на носу и живыми чёрными глазами улыбался не знающему, что сказать, старому приятелю.

– А ты играть-то не разучился? Может, сбацаешь с нами что-нибудь?

– Так вот сто лет. Вспомнят ли руки?

– Попробуй. Сейчас ребята выйдут, потренькай пока на гитаре. Давай, не робей.

Вовчик взял гитару и сам удивился, насколько легко удаётся ладить с инструментом. Игорь, довольно покачивая головой, вставлял иногда россыпи нот с клавиш.

Появились музыканты, недоумённо поглядывая на незнакомца с гитарой. А тот уже и не думал останавливаться.

Игорь жестом подозвал приятелей и что-то недолго им объяснял. Барабанщик сел за установку, басист начал подыгрывать Вовчику, нехитрый набор аккордов своевременно расцвечивал сидящий за синтезатором Игорь.

– Уловил? – спросил Вовчик вставшего рядом прислушивающегося гитариста.

– Припев ещё раз, – попросил парень.

Вовчик сыграл снова. Отдавая гитару хозяину, добавил:

– Здесь немного необычное построение текста. Три куплета подряд, затем два припева.

Парень кивнул.

Музыкальное сопровождение, не прерываясь, вышло на начало песни. Вовчик уже стоял у микрофона, готовый открыть рот.

  • – Вот память – холст, на нём мазки:
  • События, поступки,
  • Движения её души
  • И даже ножки, даже губки.
  • – И «да», и «нет» – одним мазком
  • Рисует кисть сознанья.
  • Так пишется портрет теплом,
  • Теплом и красками свиданья.

Степаныч прислонился к ограде. Неожиданно он поймал себя на мысли, что получает удовольствие от песни, от голоса Вовчика, поскольку всегда пребывал в твёрдой уверенности, что тому медведь на ухо наступил.

А под сводами величественных деревьев парка неслось:

  • – Пропал безликий серый цвет,
  • Таинственно, не сразу
  • На полотне возник портрет,
  • Возник, затмив собою разум.

Нежно, местами с надрывом, прозвучал припев:

  • – В парадный холл родного «я»
  • Я поместил картину.
  • Девчонка, милая моя,
  • Буди во мне мужчину.
  • Девчонка, милая моя…

Слово «мужчину» Вовчик лихо разбил надвое, прорычав второй слог, чем вызвал шквал аплодисментов и свист повеселевшей публики. Последней стало заметно больше. Люди начали подтягиваться к эстраде.

  • – Своим присутствием буди,
  • Волнуй игривым взглядом.
  • Не торопись, не уходи,
  • Побудь немного рядом.
  • Не торопись, не уходи…

Зрители хлопали, не дожидаясь последних аккордов. Крики «ещё!» и «давай!» перекрывали звучание инструментов.

У Вовчика закружилась голова. Он пошатнулся. «От успеха, – подумал. – А Степаныч был прав, после трёхсот появилась лёгкость». Он снова почувствовал себя тем двадцатилетним пареньком, играющим в вокально-инструментальном ансамбле на заводской вечеринке.

– Ну, что, старик? – крикнул в ухо подошедший Игорь. – Народу нравится. Давай ещё чего-нибудь вспомним.

– А новое, – возразил Вовчик, – я объясню быстренько.

Он сбегал к барабанщику, подсказал аккорды гитаристу, чтобы тот легче подстроился в процессе исполнения песни, басисту просто махнул рукой. Что-то бросив на ходу Игорю, снова подошёл к микрофону.

– Мужчина, – обратился он к одному из зрителей, судя по внешности, кавказцу, – будьте добры, одолжите Ваш аэродром на три минуты.

Послышался смех. Кавказец, несмотря на жару, был в кепи.

– Да, дорогой, хоть на тридцать три!

Обрадовавшийся южанин пробрался к сцене, протянул Вовчику головной убор и, повернувшись к толпе, крикнул:

– Гиви не жалко аэродрома для артиста.

– Спасибо, Гиви! – усилитель разнёс голос Вовчика по окрестностям. Он выдержал небольшую паузу, затем крикнул в микрофон: – Моника-а-а! В кавказском стиле!

И, нахлобучив кепку на свою небольшую голову, выразительно играя бровью, стал заводить толпу, придавая голосу южный акцент и активно работая руками.

  • – Меня укусила Натаха,
  • Меня укусила Натаха,
  • Я ей говорю:
  • Вай, вай, вай-вай!
  • Натаха, ты, блин,
  • Учись целоваться,
  • Учись целоваться,
  • Не надо так сильно кусаться!

Если первые две строки прозвучали под аккомпанемент барабанщика, который бил ладонями по небольшим барабанам, не пользуясь палочками, то следом подключились все музыканты. Специфичные жесты певца, бородка, усы и кепи увели зрителей на склоны гор, к отарам овец, к стоящему одиноко пастуху в бурке.

Надо знать людей с южным темпераментом! Гиви и ещё несколько кавказских ребят уговорили толпу расступиться перед сценой, начав отплясывать в образовавшемся круге национальный танец.

  • – Меня укусила Обама,
  • Меня укусила Обама,
  • Я ей говорю:
  • Вай, вай, вай-вай!
  • Мишель, ma belle,
  • Учись целоваться,
  • Учись целоваться,
  • Собаки от жизни кусаться!

К этому моменту вокруг Гиви танцевали не только южане.

  • – Меня укусила Левински,
  • Меня укусила Левински,
  • Я ей говорю:
  • Вай, вай, вай-вай…

Поскольку Вовчик снизил накал и начал почти шептать, драматически закатывая глаза, музыканты застыли, пытаясь догадаться, что от них требуется. «Певец» прикрыл ладонями причинное место и посмотрел вниз, изобразив гримасу боли. И медленно, слабеющим голосом, продолжил:

  • – Моника, вай…
  • Моника, вай…
  • Вай, вай, вай-вай,
  • Вай, вай, вай…

Наступила тишина. Вовчик кивнул барабанщику. И тот понял, что надо делать! Начав тихо, и ударяя с каждым разом всё громче и громче, он вывел Вовчика на победное продолжение, от которого толпа завизжала. Вовчик вскинул вверх руки. Музыка вновь загремела.

  • – Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Вай, вай, вай-вай,
  • Вай, вай, вай.
  • Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Вай, вай, вай.

Он снова сделал жест музыкантам. В тишине стал слышен нервный смех довольных, отдувающихся после танца людей. Все остановились, обмениваясь впечатлениями. И вдруг – о, нет! – в центре танцевавшей до этого толпы он увидел долговязого человека, неуклюже выкидывающего в танце худые длинные ноги. Степаныч! Это был Степаныч! Сумка за его спиной подпрыгивала, мешая деду, но он не обращал на это внимания.

Вовчик махнул рукой, и загремело продолжение.

  • – Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Вай, вай, вай.
  • Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Моника, хай!
  • Вай, вай, вай.

И уже было не остановиться. Вовчик пел и пел. Из-под кепи по лицу текли ручьи. В глазах потемнело. Он сделал несколько шагов вперёд, уронив стойку с микрофоном, и рухнул со сцены вниз, сопровождаемый грохотом из динамиков…

Первыми он увидел склонившихся над ним Гиви, Степаныча и… полицейского.

– Голову мужчине напекло, – Гиви посмотрел на людей вокруг. – На самом солнцепёке пел. Настоящий артист!

– В-вовка, ты к-ка-ак? – язык Степаныча жил своей жизнью.

– О, ментура! – глаза Вовчика выхватили фигуру склонившегося полицейского.

– Политура! – зло ответил тот. – Вставай. В участке разберёмся. И Вы, – он ткнул в Степаныча, – за мной.

– А почему я – не на «Вы»? – возмутился Вовчик.

Гиви сунул ему кепку в руку, помог ухватиться за Степаныча:

– Держи, друг. Гиви для настоящего артиста ничего не жалко. Я себе запасной аэродром найду. Твоя Моника – просто цветочек! Вах!

– Вовчик, не теряйся!

Это Игорь успел крикнуть вдогонку.

Сопровождаемые полицейским, который подталкивал сзади Вовчика, задавая направление движения, они поплелись по аллее.

Глава 4. Первое вторжение

– …Что будешь, спрашиваю? Икру свою хренову? Щас в кровать вам кину… Иди ешь, кобель поганый. Картошка стынет с огурцами.

Вовчик разлепил один глаз и увидел привычный узор на ковре, отделявшем кровать от стены. Значит, он дома. Кто-то дышал в спину. Неужели?.. События после парка тонули во мраке.

Он осторожно лёг на живот, отвернул голову от ковра, проведя носом по подушке. Два испуганных глаза уставились на него. Степаныч…

Фу-у… А он-то уж подумал. Он принял прежнюю позу, предпочтя деду ковёр.

– Мамка-то злая! – горячо прошептал сзади Степаныч.

Вовчик перелез через него. Натягивая тренировки, буркнул:

– Пошли. Мама есть зовёт.

Однако Степаныч остался лежать. На всякий случай. И, пожалуй, он не прогадал.

Из кухни долетали громкие голоса, без искажений и завалов по всему частотному диапазону.

– Я тебе сказала не приводить никого!

– Ты сказала, чтобы бабу не приводил.

Вовчик, которому было хреново, нехотя отбивался. Превосходящие силы пошли в новую атаку.

– Сам еле держится, и этого привёл. Ночью стоят, шатаются. У! У! За косяки хватаются.

– Дай попить.

– Попить ему! Ты говорил, не пьёшь.

– Не пью.

– Сколько лет, как уехал, всё сказки!

– Мам, ну дай попить.

– Лучше бы бабу привёл!

– Тебе не нужна баба. Характерами не сойдётесь…

– Тебе нужна, на!

Раздался глухой звук. Металл нашёл контакт с обтянутой кожей поверхностью.

– По лбу-то зачем? – воскликнул Вовчик. – Сам налью!

Он прошёл в свою комнату, отхлёбывая из одной кружки, другую протянул Степанычу, который, залпом выпив напиток, произнёс: «божественно…». Вовкина мама сама делала квас, и получалось это у неё действительно «божественно». Так казалось наутро после возлияний.

– Иди есть! – на кухне загремели посудой. – Грей тут ему опять.

– Пошли, дядя Паш.

Степаныч замялся. Интеллигентность брала своё.

– Она сказала «иди», а не «идите».

– Пошли, пошли. Я её знаю. Наложит обоим.

– Эх, – Степаныч отвернул глаза в сторону, – сейчас бы граммчиков сто…

– Да уж, – интонация не позволяла определить позицию Вовчика по вопросу. – У тебя не запой часом?

– У меня отпуск, – то ли обиделся, то ли согласился Степаныч.

Вовчик почесал затылок:

– Ну, как у меня, в общем. После вчерашнего разница между нами стёрлась.

Павел Степанович, как был, – в рубашке, брюках и ботинках, – сел на краю кровати.

– Что это было? Люди, полиция. Ресторан? Мы были в ресторане?

– Сударь, Ваше платье помято. Да и лицо тоже. Это тебе приснилось.

Дядя Паша прошёл к окну, задумчиво водя ладонью по щетине. Его не интересовал вид за окном, нет, – он сегодня не доверял обрывкам своих воспоминаний. Полиция, люди, сидячая забастовка на асфальте. Или это ему действительно приснилось? А ресторан? Тоже?

Размышляя, он отвернулся от окна, заметил Вовкин причудливый телефон на столе. Рука сама потянулась к чужой трубке: посмотреть, пощупать, ощутить его на ладони.

– Стой, укусит! – крикнул Вовчик, но было поздно.

Вскрикнув, дед отдёрнул руку, с недоумением разглядывая пальцы.

– Кусается, гадина!

– А нефиг зариться на чужое. Пошли!

Степаныч долго умывался в ванной, а перед кухней остановился, не решаясь войти. Так и топтался в дверном проёме.

– Дядя Паша, ты смотри, так можно и ложкой в лоб получить, – шепнул ему Вовчик.

– А этот, синий, что стоит? Пусть садится! – скомандовала мать.

– Мам, это Павел Степанович. Ты его знаешь, отец Димки.

Звонок в дверь прервал его речь.

На лестничной клетке стояли нагруженные пакетами Дима и Влад.

– О-о-о! Барон!

Влад без раздумий, широко улыбаясь, шагнул через порог, поставив на пол сумки, облапал друга и долго, будто это не он вчера доставил товарища на родину, не отпускал из тесных объятий. Димыч из-за спины Влада сочувственно подмигнул:

– Держись, братишка!

Он, само собой, как всегда в жаркую погоду, сегодня предпочёл майку с коротким рукавом и джинсы.

Все знали крепость объятий Влада, особенно, если он под градусом. «Наверное, уже клюкнули», – подумал Вовчик.

– Сколько лет, сколько зим! – шумел Влад, играя роль. Он давно заметил, что Вовкина мать отходила при его «выходах на сцену» на второй план, затихая. Увидев, что Вовчик слабо радуется встрече, что его мама стоит с ложкой за углом, и, догадываясь, как прошёл вчерашний вечер у Вовки с дядей Пашей, он решил поиграть.

С трудом вырвавшись из цепких объятий Влада, Вовчик приготовился поздороваться с Димкой, вошедшим следом. Он по привычке отвёл правую руку далеко в сторону, собираясь схлестнуться в крепком рукопожатии, однако в самый последний момент пронёс пятерню ниже. Ладони разошлись, так и не встретившись. Димка, забывший об этой уловке, в отместку также заключил друга в объятия, чтобы не выделывался.

– Ну, всё, всё, – откуда-то с Димкиной груди глухо доносились мольбы Вовчика.

Он вырвался, наконец, и, радостно ероша волосы, провозгласил:

– Все на кухню!

– Ещё два алкоголика, – недовольно сказала Александра Михайловна, когда ватага ворвалась в крохотное шестиметровое помещение.

– Привет, пап, – Димка быстро оценил обстановку, слова его прозвучали тихо.

– Здравствуйте, – задорно приветствовал всех Влад и, помогая себе руками, которые замелькали перед лицом хозяйки, начал ей «наглядно» втолковывать:

– Мы вот тут шли, шли. Дай, думаем, зайдём.

– А тут мы. Вдруг. Да? – развёл руки Вовчик, подыгрывая Владу. – Зашли?

– А то!

– Ну, а кто же без гостинцев заходит? – спросила вдруг Вовкина мама, поджав губы. В глазах её появилась лукавинка, которая с генами перешла к сыну.

– А у нас с собой, – не растерялся Димка и достал из пакета бутылку. Степаныч довольно хлопнул сына по плечу.

– Ладно, ладно, – Дима стал доставать колбасу, тушёнку, хлеб… – Тебе ещё домой.

– А что это вы меня всё домом пугаете?

Обстановка разрядилась. Хозяйка присела со всеми и даже пропустила пару рюмочек.

Пришла пора вопросов и ответов.

– Вы куда вчера запропастились? – глядя на Вовку, спросил Димка. – Плёл по телефону какую-то ерунду про сольный концерт, про полицию, что задержала вас за исполнение песен.

Вовчик переглянулся со Степанычем:

– Кстати, насчёт полиции. Кепку жалко, потерял. Полицейский, грубиян, всё в спину толкал.

Влад подмигнул Димке.

– Так вы весело проводили время в отделении полиции? Верю!

Он засмеялся, приблизив к Вовчику лицо на расстояние, когда уже надо косить глазами, чтобы чужие нос и губы попали в фокус.

– Верю! – поддержал друга Димка. – Барон непринуждённо пел перед личным составом, а отец сопровождал сольное выступление танцем. Чувствуешь, Влад? Начинается!

Вовчик не выдержал:

– Видели бы вы, как он отплясывал вчера! Нам, молодым, фору даст.

– Верю! – упорствовал Димыч. – Одна загвоздка: ни разу в жизни не видел танцующего отца. Многое отдал бы, чтобы посмотреть! А тебе вообще медведь на ухо наступил. Гитара есть, а ни одной песни от тебя никто никогда не слышал.

– Я слышал! – Димкин отец нахмурил брови. – Вовчику рукоплескали сотни людей. И вообще, объяснит мне кто-нибудь, почему вы его зовёте бароном?

– Сотни людей, Влад, слышишь? – Дима хохотнул. – Не верю!

– Да что вы заладили: верю – не верю? Как Немирович с Данченко. Я врал хоть раз?

Этими словами Вовчик вызвал взрыв хохота друзей. Влад, вытирая слезу, потянулся к бутылке.

– Ну… – рюмки были подняты, все уставились на готового что-то сказать Влада. – Как-то тяпнули два раза, лишь бы выпить. Давайте за встречу. Когда-то барон ещё приедет?

– А чё он барон-то? – тихо спросил Степаныч, но, не получив ответа, последовал примеру присутствующих. Они пили и закусывали.

Ненадолго установилась тишина. Вовчик со Степанычем суетились, выискивая по карманам папиросы, Димка улыбался, глядя на них. Вовкина мама сжимала у груди двумя руками ложку. На стол она выложила нож и вилку, да одну глубокую тарелку с надписью по каёмке «Общепит», считая, что этого достаточно.

– Так где вы вчера были-то? – Влад хотел всё же знать, почему встреча не состоялась.

– А-а… – Вовка отмахнулся, пуская в сторону форточки дым. – Вы всё равно не верите.

Степаныч тоже курил, с удовлетворением отмечая положительные сдвиги в своём состоянии.

– Так всё и не пьёшь? – спросил Влад, посерьёзнев.

– Да, десять лет уже. Да больше! Вечерок с вами раз в год не в счёт. Да… Со Степанычем вчера вот ещё…

– Работа такая, понятно. Вокруг спортсмены, пить нельзя.

– Да я и раньше, на предыдущей работе, не пил. И купить было негде, и контракт запрещал. Да и не хотелось. Зачем?

– Где это ты не мог купить спиртное? – Влад заинтересовался. – А что за контракт?

– Стоп! – перебил вдруг его Димка, вскочив. – Я скоро вернусь. Без меня не рассказывай, я тоже хочу послушать. Вставай, идём домой.

Последние слова были обращены к отцу. Тот сопротивлялся, ему только захорошело, но Димка настоял на своём. Влад вызвался прогуляться с ними.

Через полчаса, сдав Степаныча в надёжные руки, друзья вернулись.

Они снова сидели на кухне, ожидая продолжения.

– Ну, и где это у нас в стране невозможно купить водку? – напомнил Влад тему.

Вовчик прищурился.

– Вот представьте. Остров. Вокруг вода, берегов не видно. Огро-омное озеро.

– И контракт? Что пить нельзя? Если негде купить, зачем контракт? Проверка на вшивость?

Вовка вздохнул.

– Контракт на выполнение определённых работ в области военных разработок. Точнее, близких к военным. Всё строго. Вино один раз пил, было такое. Волшебное вино. Но это с разрешения начальства и даже, можно сказать, в ходе исследований.

Влад с Димкой возмущённо загалдели, отпуская ехидные реплики в адрес друга. Тот, ожидая тишины, тем временем закурил.

– Ну? Всё сказали? – произнёс он невозмутимо. – Так вот…

Облако дыма понеслось на мужчин. Димке пришлось открыть окно.

– Такой пункт был включен в договор с неким неформальным отделом в составе Министерства обороны, занимающимся… впрочем, там было много других условий, в этом договоре. Но что можно, я расскажу. Всё же события происходили весьма занятные и неординарные.

Иногда, приезжая, как сейчас, в отпуск, он удивлял друзей, рассказывая о странных и невероятных вещах, приводивших их в замешательство. То ли этот чудак нуждался в сочинении подобных историй, то ли… как бы это выразиться… немного с головой у него что-то. Ещё хорошо, это «что-то» безобидно для окружающих. Как заметил однажды Дима, «крышка у него поехала». Может, выпьет немного, и начинает брехать. Однако Вовкины монологи ни разу не разочаровали, настолько они были интересны.

Сейчас друзья притихли, удобно устроившись на стульях и смиренно ожидая момента, когда из уст Вовчика польётся небыль, нафаршированная эпизодами, должными уверить всех в правдивости рассказанного.

– Меня доставили вертолётом на остров посреди озера. Остров как остров. Понятное дело, никто из посторонних туда попасть бы не смог. Впрочем, даже опытный глаз не нашёл бы и намёка на то, что остров охраняется. Секретный объект, сверхсекретный проект, лучшие специалисты. Несколько коттеджей, сосны, пляж с лежаками, пирсы, выныривающие из прибрежных камышей. Санаторий, да и только.

Кстати, до сих пор не знаю, что это за озеро и где оно находится. Да и в России ли вообще.

Куратор проекта, полковник, повёл меня к мужчине в шортах, махнувшему нам рукой с террасы одного из коттеджей. Сам куратор шёл передо мной по грунтовой дорожке, снимая на ходу майку. Хорош, подумал я тогда: видно, с любовью строит своё тело, не забывая ни про косые мышцы, ни про широкие плечи, ни про крепкие ноги.

Он быстро взбежал по каменным ступеням, заставляя меня поторопиться.

«Здравия желаю», – но вместо рукопожатия просто стиснул в объятиях встречающего.

Затем он обратился ко мне:

«Прошу любить и жаловать: Владимир Иванович. Психолог».

Фамилию я по понятным причинам забыл. А чего вы в усы улыбаетесь? Думаете, мне психиатр требовался?

Влад тихо ржал, тряся опущенной головой.

– Давай по существу! – выдавил Димка, с трудом справляясь с уголками губ, которые вели себя неконтролируемо. Хозяин умудрялся ненадолго придать им обычное положение, но они предательски дрожали при этом, а потом стремились к мочкам ушей, что заставляло Диму закрывать рот кулаком и покашливать.

– Владимир Иванович, – повторил Вовчик, задумавшись. Дым опять заполнил небольшое пространство кухни, и Димка открыл вторую створку окна, чуть не сбив при этом рассказчика с табурета. До кульминации было ещё далеко, помирать же от никотина не хотелось.

– В числе секретных технологий, собранных воедино, – заговорил, наконец, Вовчик, – была и определённая предварительная работа с «наблюдателем», как официально именовался я в документах. Без психолога ничего бы не получилось.

Так вот, когда мы вошли в дом, я обомлел. Весь первый этаж представлял собою некое подобие студии. Десятки экранов, какие-то пульты, компьютеры. Сергей Иванович, ну, полковник который, объяснил, что здесь будут обрабатываться результаты всех «вторжений», как он выразился, и компетентная комиссия, с которой по определённым причинам меня пока нельзя знакомить, будет анализировать результаты моих действий, корректируя их по мере необходимости.

«Жилой блок, – он поднял голову, – на втором этаже. Всё, что необходимо для хорошего отдыха и быта, имеется. Ограничения расписаны в договоре по пунктам. Ну, – он улыбнулся, – сам увидишь. И даже если что-то не пойдёт, дело-то неизведанное, без предельной самоотдачи ко мне потом на отчёт лучше не появляйся».

Он обнял меня. «Я буду рядом, – сказал, – буду знать каждый твой шаг, мне расшифруют любую кривую с любого участка твоей электроэнцефалограммы… или кардиограммы. Ты даже не представляешь, что мне ещё расшифруют. Ты должен забыть обо всём. Успеха!»

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта монография – первое обобщающее исследование по истории отечественных ипотечных банков, которые я...
Семья восьмилетней Каролинки переезжает в новую квартиру. Пока взрослые собирают и выносят вещи, дев...
В предлагаемой вниманию читателей книге святого праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христ...
Когда воинство жестокого серафима Иаила вторгается в человеческий мир, Кэроу и ее бывшему возлюбленн...
Маленькие французы являются образцом хорошего воспитания. Их родители всегда спокойны и практически ...
Среди всего сонма Небесных Сил бесплотных наибольшим почитанием пользуются Архангелы Михаил и Гаврии...