На переломе эпох. Том 2 Земша Владимир

2.18 (88.12.10) Долгожданный дембель

Ноябрь 1988 г. Ружомберок

Штаб полка.

– Товарищ капитан, как тебе это пришло в голову? – полкач свирепо смотрел на капитана. – К чёртовой матери из армии вон! Это была последняя капля, капитан! По дискредитации, с волчьим билетом у меня пойдёшь!

Капитан Несветайло стоял, понурив, как школьник, голову, но в его глазах не было ни чувства раскаяния, ни страха, только полный пофигизм. Казалось, он даже был рад такой развязке, похоже, это было как раз то, чего он так долго добивался! Вот он – долгожданный дембель! Который если и был тогда для офицера возможен, так только по дискредитации!

Декабрь 1988 г.

Ружомберок. Вокзал.

В декабре 1988 года на многотысячном митинге в Ташкенте люди шли с транспарантами: «Русские, уезжайте в свою Россию, а крымские татары – в Крым».

Вот, наконец, и пришёл к непокорному Разорёнкину дембель. Он шагал молча в сторону вокзала ночью в сопровождении патруля. Он обернулся ещё раз, посмотрел в сторону ворот, которые утонули в ночи и в которые он уже никогда не вернётся! А теперь домой! Он сжал кулак, согнул правую руку в локте и резко стукнул её сверху левой, показав фигу в сторону полка.

– Я маму твою топтал, всех ваших мам топтал! – зло прошептал он и сплюнул с облегчением, словно выпустив пар, но злоба продолжала кипеть в тёмных закутках его чёрной души. – Отметелю какого-нибудь офицера, как только доберусь в Союз, при первом же удачном случае!

Он злобно зыркнул на молодого начпатра, вытер замёрзший нос перчаткой.

– Чё, товарищ лейтенант, оставаться вам тут в дурдоме! А я домой!.. А вы, салаги, вешайтесь, вам ещё до дембеля как медному котелку!.. – бросил он в сторону патрульных солдат.

Светила луна на холодном морозном небе, освещая его путь на Родину…

2.19 (89.01.10) Зденка

Январь 1989 г. Ружомберок

В это время 10 января 1989 года Куба начинает ввод своих войск из Анголы.

(Впервые Куба пыталась поддерживать революционное освободительное движение в Африке в 1966 году в Бельгийском Конго, а также действовала в Мозамбике, Эфиопии, Ливии, Гвинее, Танзании, Алжире, Уганде, Сьерра-Леоне. В Анголу кубинские войска прибыли в ноябре 1975 года. СССР направил туда также своих военных инструкторов, 22 самолета, 30 вертолетов, 620 танков и бронемашин, 100 ракетных установок залпового огня, артиллерийское, зенитное и стрелковое оружие, всего на сумму около 5 миллиардов долларов. В Анголе на всём протяжении находилось около половины всех кубинских вооружённых сил).

11 января 1989 года. Венгерский парламент принимает закон, разрешающий формирование в стране новых политических партий.

Сейчас жизнь лейтенанта Тимофеева, а точнее – его служба, перевернулась с ног на голову. Он был уже не тот молодой «дикорастущий» лейтенант-выскочка, упорно карабкающийся по «карьерной лестнице». Вся его жизнь подчинилась только одной главной цели – встрече с черноокой словацкой девушкой Зденой. Иногда Здена приезжала в Ружомберок как снег на голову. Внезапно, но всегда невероятной радостью переполняя жизнь юноши. Лавируя между бесконечными служебными обязанностями в роте, где на него был возложен серьёзный груз ответственности за целое подразделение! Причём самое лучшее в полку подразделение! Он мчался на эти редкие короткие встречи, забывая обо всём на свете! На встречи, которые так ярко наполняли светом всю его серую жизнь, полную лишений. Она была словно сияющий бриллиант среди всего этого безумного сумеречного мира! Иногда, получая редкие выходные, он сам летел в Липтовски-Микулаш сломя голову. Они бродили по городу. Болтали без продыху обо всём на свете…

– А помнишь, в самом начале наши письма не доходили до нас? – Влад пригубил мартини, коснувшись губами сахарной кромки фужера.

Здена сидела, так же крутя перед собой фужер, разглядывая, как вязкие капли мартини медленно стекают по изогнутым стенкам, оставляя длинные дорожки, испуская терпкий аромат. Она молча кивнула.

– Похоже на то, что письма у нас задерживают. Наверное, особый отдел. Похоже, за мной уже ведётся наблюдение. Знаешь, в первый же день моего приезда сюда мне запретили встречаться с местными девушками.

– Да? – Здена удивлённо подняла брови.

– Не только с девушками. Вообще с местным населением.

– Пречо?45

– Не знаю. Могу только догадываться… А вдруг ты, например, шпионка?

Здена обиженно развернулась. Её взгляд буравил фужер с мартини, который она продолжала крутить в ладонях.

– Препачь. Я сказал глупость! Но ты лучше мне ничего не пиши на «полевую почту». И не спрашивай про меня у наших. Нам нужно соблюдать в определённой мере конспирацию! Иначе проблем не оберешься потом! Аморалку могут «пришить», а то чуть ли и не измену Родине…

– Аморалку? Измену? Что же здесь аморального? И где здесь измена Родине? Может, ты меня просто стесняешься? Ты со мной так, только от скуки? Пока здесь служишь?.. Что ж, меня предупреждали,.. – Здена смотрела Владу в глаза так, словно старалась заглянуть в его душу, такую непонятную для неё. Почему он говорит ей такое… Почему всё так сложно? Может он просто так с ней… И он стыдится их отношений?..

– Помнишь, ты просила меня снять шапку на улице. Почему? – Влад сжал её холодные пальчики в своих тёплых ладонях.

– Помню… Претоже46 ты рус. Ты вояк. Моя добра повесть47 может утрпеть48, – Здена не вырывала пальцев, но была напряжена.

– А если бы я был немецким офицером. Тогда как? Ведаешь? – лейтенант пытливо смотрел на девушку.

– Если бы ты был германцем,.. – девушка задумалась, – не вем. Не ведаю. Тераз49 германцев респектоване далшие50, – она отвела глаза.

– Видишь! Но они вас уничтожали меньше, чем полвека назад!

– Влад! Я не вем! Но в 68-м, когда вы пришли знова, уже як окупанти…

– Мы пришли снова не как оккупанты, а чтобы защитить вас и завоевания социализма от «контры», от гидры мирового империализма! Наши никого не убивали. Но в солдат летели бутылки с зажигательной смесью, в них стреляли! И всё это делала контра, руководимая из ФРГ!..

– Влад! Я не вем! Не вем! Не вем! – девушка отвернулась, закрыв руками лицо… – И вообще, почему ты перевёл тему на это?.. Мне надоела политика!..

Они шли молча. Такие близкие и такие далёкие друг другу. Вдруг Здена сама продолжила тему, которая ей «надоела».

– Вы репрессировали много невинных людей!

– Насчёт невинности мы не знаем, но факт репрессий всем известен и давно осужден. Сталин репрессировал, прежде всего, русских. Мои предки пострадали. Кто-то был расстрелян, кто-то прошёл через трудовые лагеря и рудники. То же казачество истребили как класс. А это было, между прочим, не только культурное, но и самое что ни на есть физическое истребление. Настоящий геноцид! Русских больше всех пострадало от рук большевиков! А потом и сами большевики пострадали от рук Сталина. Но мы, русские, никому претензий не выдвигаем за это! Кстати, где-то неделю назад, в Союзе реабилитировали вообще всех-всех, пострадавших в период с 30-го по 50-й! Это всё было тогда! Ни тебя, ни меня ещё и в помине не было! Так что знаешь, нам судить стоит только о том, что мы с тобой лично видели и знаем. А что мы с тобой видели плохого? У меня, например, было отличное детство! У тебя – ещё лучше даже! Так что все современные претензии надуманы кем-то!

– Не вем. Может ты и прав. Но,.. – Здена, не найдя слов, замолчала…

Довольно холодно, не так как обычно, они простились.

Здена вернулась домой, не реагируя на расспросы отца, который лениво смотрел футбол по ТВ-ящику, едва добравшись до кровати, накрылась с головой одеялом и уснула. Влад дремал в 4-местном сидячем купе вагона со стеклянными дверями. Его страшно мучила жажда, но в карманах гулял ветер. Все свои кроны он уже спустил в том баре… Поезд остановился на очередной темной станции… Когда поезд тронулся вновь, Тимофеева вдруг осенило, что уплывающий в тёмном окне перрон и был его пункт назначения – станция Ружомберок! Слишком поздно он очнулся от сна и мучавших его мыслей!.. И вот, следующая станция! Ночь. А ближайший поезд назад только под утро! И нет ни единой кроны на билет! Влад судорожно массажировал мозги, ища выход… Что же делать?.. Скоро советский поезд! Может… Но он проходит мимо всех ненужных ему станций, где нет воинских частей, типа этой!.. Тимофеев посмотрел в холодную темноту перрона и зашёл внутрь вокзала. Здесь было хотя бы тепло. Он зашёл в служебное помещение, о чём-то переговорил с каким-то местным железнодорожником. Вышел в зал ожидания, устроился на жёстком сидении и сомкнул уставшие веи…

***

Сон

Вокзальное помещение было безлюдным. Откуда-то доносились звуки «свободного» радио, вещавшего о героическом примере самосожжения двадцать роков назад какого-то чешского юноши, на которого сегодня равняется вся прогрессивная чехословацкая молодёжь, да что там молодёжь, все!

Подошёл юноша.

– А я был недавно в СССР, – юноша улыбнулся с чувством некой гордости.

– Да? Понравилось?

– Понравилось.

– А что ты там делал?

– Был с працовым отрядом.

– А-а-а! Вы працовали там? Работали?

– Так!

– А вы зачем здесь? – услышал Тимофеев его нежданный вопрос.

– Как зачем? – лейтенант пожал плечами. – Тоже працую.

– Ако пачишь тут? Нравится?

– Нравится-нравится, – закивал Тимофеев.

– Только я у вас был не на танке! – вдруг лицо молодого человека исказилось гримасой, словно наползла на него маска.

– Глупости! Мы здесь, чтобы вас защищать. А от кого бы ты нас на танке защищал в Москве?

– А вы здесь нас от кого защищаете?

– А ты что, не ведаешь? От Бундесвера! Вон как немцы вас тут во Вторую мировую переехали за неделю и бац – к нашим границам! Чтобы это вновь ни когда не повторилось, мы туточки и стоим!

– Уходили бы вы!

– Мы уйдём, они также здесь будут тут как тут, им снова недели хватит.

– Никого здесь не будет!

– А чё ты так супротив нас настроен? Скажут уйти, уйдём. Не пожалейте только.

– Я не против вас, но знаешь, обидно как-то. Ты Ленина о праве наций на самоопределение-то читал?

– Это ты меня спрашиваешь? Я-то читал. А вот ты, видно, хоть и читал, то слишком бегло! Без нас ваше «самоопределение» быстренько превратится в вассальное Западу государство и полное торжество империалистов! В полностью марионеточное государство.

– Нет! Мы лишь хотим строить свой, независимый, национальный чехословацкий социализм, таким, каким его видели Карл Маркс и Ленин. А не таким, какой он у нас сейчас. Разве это истинный социализм? И ваша, и наша власти отошли от истинных идей социализма. Не способны ни к какому решительному поступку. И вот вы здесь, как горькая пилюля. И, похоже, её снова проглотили. Как достучаться до всех? Как показать всем, что дальше так жить нельзя? Когда у вас стал Хрущёв, у многих появилась надежда. А Брежнев снова всех задавил.

– Какой ещё Брежнев. Да он умер давно! Ты чё?

– Как умер?

– Очень просто. Как люди умирают от старости. Да уж лет шесть как! Ну, ты и тундра!

– От старости?.. Умер… умер?..

Снова донеслись звуки радио «Свобода»: «…в верхней части площади, в самом центре, на том месте, где этот юноша облил себя бензином и чиркнул спичкой, в булыжной мостовой вправлен черный обгоревший деревянный крест… Мучительная смерть юноши в знак протеста против насильственного подавления Пражской весны, против коммунистического режима должна была пробудить чехословацкое общество от послеоккупационной летаргии!..»

Юноша задумался. В его глазах была грусть.

– То йе шкода! Не очикал, что моя смэрт будэ флаг в руках капиталисте. Я болшевичка. Марксист. Они так и неразумили пречо я змрел… Я никогда не боролся с коммунизмом как таковым, ведь научный коммунизм – идеальная модель общества. Самая справедливая и прогрессивная. «От каждого – по способности, каждому – по потребности». Это можно принять как аксиому, не требующую доказательств. Это истинно христианская модель. Хотя и полностью атеистическая, к сожалению. И всё же это модель социального добра и созидания. Вопрос состоит в другом: как прийти к этому прогрессивному справедливому обществу будущего? Надо полагать, что через высокое интеллектуальное и материальное развитие общества и индивидуальностей, проживающих в нём. Некоторые из наших большевистских лидеров попрали флаг революции, предали основы социал-демократии, ещё больше лишили свой народ и самих себя свободы, нежели это было в период «царской тирании». Они видели этот путь к «светлому будущему», лежащий через социалистическое уравнивание, где было просто по определению невозможно получить «по труду». Ленинские принципы развития «социалистического соревнования» были сильно искажены и не дали мотивационного стимула трудящимся. Ибо создание любого человеческого аппарата контроля и оценки порождает коррупцию и предвзятость. Социальные блага стали распределяться на основе субъективных убеждений лиц, не заинтересованных лично в конечном результате. Люди в своей основе оказались хуже, чем считали наши коммунистические родоначальники. Наши «партийные боги», сменив богов религиозных, просто оказались не богами, они просто остались близорукими алчными людьми, беспокоящимися о своём «эго» гораздо больше, чем об интересах общества. Те, кого они называют «буржуазными фальсификаторами», видели путь к тому же идеальному обществу, которое по праву можно назвать «коммунизмом», лежащим через «капиталистическое стимулирование» социалистической экономики, сохраняющей свой государственный контроль над ключевыми ресурсами страны, допуская при этом экономическую свободу и стимулируя деловую инициативу на более мелком уровне. Весь ход мирового развития доказал состоятельность экономической теории капитализма на этом этапе первичного накопления материальных благ. Далее капитализм должен будет отмереть. Отмереть естественным путём, проигрывая конкуренцию «социалистической экономике». Ведь уже сегодня, собственно, «социализма» гораздо больше в любой капиталистической европейской стране, (социальная защита слабых, больных и т. д., право на хорошо оплачиваемый труд, высокий уровень жизни, уверенность в завтрашнем дне и общее чувство защищённости), нежели когда-либо было даже в колыбели существующего социализма – СССР! Ведь всем нам не нужен ни капитализм, ни социализм. Нам нужно просто кусочек счастья сегодня и для наших потомков!

Счастье же – вещь относительная и очень иллюзорная. Не бывает счастья объективного. Говорят, счастье не в деньгах, и это правда! Говорят, без денег не бывает счастья. И это тоже истина!

Просто счастье в ощущении своего социального равновесия. Которое зависит от представлений индивида о своей роли и месте в обществе. А это представление зависит и от материальной доли индивида в материальном пироге общества. Индеец, съевший на завтрак, предположим, лягушку и укрывшийся в шалаше от ливня, чувствует себя абсолютно счастливым. Другими словами, нужда человеческая вырастает в разные формы потребности в зависимости от уровня развития социальной группы. Индивид, способный удовлетворить свои потребности, чувствует себя счастливым. Индивид же, лишённый этой возможности, либо, наоборот, получивший возможность навсегда удовлетворить все свои потребности и таким образом лишенный эволюционной движущей силы, чувствуют себя несчастными. Так что счастье – это возможность удовлетворения своих постоянно возникающих потребностей. Вы же не видите другой жизни, нежели той в которой живёте. Вы счастливы, купив кусок колбасы или рулон туалетной бумаги. Вы были счастливы, вернувшись после принудительной первомайской демонстрации трудящихся, домой, выпивая свою «пшеничную» и закусывая припасёнными к такому случаю своими дефицитными продуктами, типа ваших «шпрот». Однако потребности меняются, когда видишь что-то лучшее. Пока у нас не было лучшего и пока мы его не увидели, мы были так же счастливы в своих иллюзиях!

Вы по-прежнему счастливы от редкой возможности получить дешёвую путёвку и даже не на Чёрное море, а хотя бы в местный пансионат, расплатой за которую есть вся ваша убогая жизнь. Система дотаций и бесплатного сыра подменяет систему нормальных товарно-денежных отношений и превращает всех людей в мышей, а страну вашу в мышеловку.

Ваша страна деградирует, дефицитов становится всё больше и больше. И мы начинаем деградировать вместе с вами! Ваше общество, вместо того, чтобы развиваться, не выходит из-за столов. Ваш период застоя и застолья явно затянулся! Всё это уже напоминает пир во время чумы, когда на столе, с каждым днём всё меньше и меньше продуктов. И вот, наконец, пришло время всё изменить.

– Мы и так этим занимаемся. Ты про Горбачёва что-то слышал?

– Горбачёв? – чех задумался. – Не вем.

– Горбачёв пришёл на смену Брежневу, ну, не сразу, сперва был Андропов это он-то, собственно, и начал первый перестройку.

– Перестройку? – удивился юноша.

– Именно! Андропов и явился родоначальником перемен, которых «требовали наши сердца». Но он был дитём своего времени и действовал так, как ему подсказывало его сердце, воспитанное в суровое время. Горбачёв же стал более лоялен. Он первый официально провозгласил демократию и хаос, который сегодня, к сожалению, уже близок к апокалипсису. Он уже встал костью в горле у задыхающейся от его дикой демократии страны.

– Но только так страна начнёт развиваться, и не следует тормозить её ход. И это единственный путь к истинному «социальному» обществу, где будут учтены интересы каждого, и каждому воздастся по его заслугам и потребностям.

– Ты в это веришь?

– А ты нет?

– А я?

Тимофеев с удивлением рассматривал юношу. «Похоже, мы уже однажды встречались!» – подумал он….

– Пробудьте, камарад. Советски поезд!

– Он здесь не останавливается!

– Так. Пробудьте, камарад. Ходь. Тераз он почкает тебя. Една минута!

– Пробудьте, камарад, – Тимофеева за рукав сильно потянул словак в форме железнодорожника, стряхивая с того остатки сна, – тераз ваш поезд толко едну минуту стоит, поспеште…

***

Ружомберок

Ночь. Железнодорожная станция Ружомберка наполнена людьми в форме. Патруль. Поезд заскрипел и остановился. Пахло вонью с «Супры» (Ружомберокского целлюлозно-бумажного комбината), что являлось едва ли не визитной карточкой этого града. Несколько солдат и пара офицеров-отпускников выгружались из поезда, вытаскивая чемоданы. Один тащил с собой ящик с телевизором. Владислав выдохнул. Наконец-то! Вот он и дома! Лейтенант сделал торопливо шаг и, неудачно зацепившись ногой за ступеньку, вывалился из вагона. Дикая боль в суставе стопы пронзила его. Он попытался подняться, но, едва оперевшись на ногу, вскрикнул от дикой боли. Два бойца подхватили его под руки. Подняли.

– Товарищ лейтенант, держитесь за нас, – откуда-то появился Озанян из седьмой роты. Его чёрные глаза были такими родными в этот момент!

– А-а! Ты вернулся! Как отпуск-то прошёл?– воскликнул офицер, кривясь от боли.

– Очень хорошо, товарищ лейтенант! – сухо, как бы смущаясь, ответил солдат. – Всё у меня дома хорошо. Всэ живи. А што это з вами?

2.20 (89.01.11) Детская привязанность

Январь 1989 г. Липтовски-Микулаш

С раннего детства Януш заприметил темноокую соседскую девчонку и бесповоротно втюрился в неё. Тогда, в дни, когда Зденка гостила в Ружомберке, они проводили много свободного времени вместе, практически не заводя себе ни друзей, ни подруг. Не то чтобы их не было совсем, но стояли они где-то на заднем плане этого детского союза. Их детскую дружбу, казалось, невозможно было разрушить. Януш готов был играть со Зденкой в куклы, ведь чего не сделаешь ради объекта своего обожания! А та – мастерить с ним в столярке его отца всякие детские поделки. Зденка и Януш. Они непроизвольно влияли друг на друга. Януш становился мягче и чувствительней. Зденка же, наоборот, подобно пацанёнку, имела ободранные коленки и ссадины. Слава богу, что в войнушку Януш не играл… Да и не особенно эта игра была здесь популярна, скорее даже сказать, не популярна совсем. Вероятно оттого, что в Чехословакии не отождествляли прошедшую войну со славой своего освободительного оружия.

Ведь «Под натиском стальным брони фашистской Европа расступалась как вода».

Слишком слабой оказалась страна перед лицом внешней интервенции, а стало быть, и стремилась на подкорковом уровне не напоминать себе о днях национального порабощения. Это тебе не в Союзе, где все дворовые территории, стройки, напоминали настоящий театр боевых действий, где всё ещё продолжали «бить немцев» пацаны из соседних домов. Где бегали мальчишки с деревянными берданками, пуляли алюминиевыми проволочными пульками, где гремели карбидные, серные, магниевые и прочие взрывы. Ведь настоящий мужчина – всегда воин! Здесь же, в Чехословакии, было относительно тихо. И, слава богу, а то Зденка, пожалуй, овладела бы лёгко и этими всеми мальчишескими забавами. Ей было всё равно, что делать, если этим увлекался Януш. Тогда казалось, эти дети были созданы друг для друга…

Годы пролетели словно ветер. Они и не заметили, как выросли. Но, оставаясь всегда лишь друзьями, они никогда не переступали ту священную черту, способную навсегда изменить то, чем нкогда оба сильно дорожили. Дружба! Ранее они нередко делились своим сокровенным, своим личным, своим наболевшим. Но учёба Януша в Пражском университете засасывала его всё больше и больше, всё реже и реже они проводили время вместе, отдаляясь всё далее и далее. Но каждую возможность Януш всё же использовал для встреч с ней. Для него их отношения стали каким-то болезненным наваждением, питавшим его надеждой, для неё – лишь благотворительной данью их детской дружбе, всё больше и больше её отягощавшую… Что ж, «селя ви», как говорят французы, гормоны делали своё, выводя обоих на «тропу репродуктивной охоты»… Но видимо, Януш, из её «детской песочницы», явно не соответствовал её подсознательному образу «альфа-самца»… Да простят меня за сие грубое сравнение свидетели сиих рассуждений!..

Итак, обычный январский день подходил к завершению. Трудовой же день уже давно закончился. Довольные люди, успев кое-как затариться в магазинах, уже давно грелись, окутанные домашним уютом. Закончилась и «трудовая вахта» Здены. Застывшая витрина магазина, в котором она трудилась, светилась наряду с другими пустынным вечерним светом остановившегося мира относительного товарного социалистического изобилия.

– Агой51, Зденка! – на пороге ее квартиры стоял Януш.

Он улыбался, радостно вскинув руки для объятий.

– Агой, Януш, агой! – Здена приняла дружеские формальные «чмоки» и посмотрела на парня вопросительно. – Ты откуда? Уже довольно поздно?

– Це не важно! Выходь, пйдем в Центрум! Развеешься хоть.

– Януш, я хотела уже лечь спать пораньше… Ну, да ладно, пйдем! – ей было неловко отшить друга детства, специально приехавшего сюда, для встречи с ней!

Они шли по вечернему полупустому городу.

– Chladne!52, – Януш потёр ладони.

– Chladne, – согласилась Зденка.

Январский холод довольно быстро загнал их в ближайшую реставрацию, где друзья детства долго сидели, болтая и вспоминая страницы их ушедшего детства, обсуждая заботы настоящего и мечтая о будущем…

2.21 (89.01.11) Передел мира. Манипулирование толпой

Январь 1989 г. Ружомберок

Тимофеев лежал в общаге. Распухшая нога покоилась на подушке. От накатившего, вслед за увечьем, безделья он дрых сутками без задних ног, тем паче, что одна из этих «задних ног» вышла из строя. В санчасти поставили диагноз: растяжение! Рядом покоился один костыль, который удалось здесь раздобыть, при помощи которого он слабо передвигался по комнате.

Сон Тимофеева

Невысокий, седой, коренастый человек со слегка горбатым носом и выпуклыми чёрными глазами достал толстый коричневый стержень сигары из солидной деревянной коробки, поднёс к носу, втянул аромат, прикрыв от удовольствия глаза. Покрутил её в руках, достал какое-то странное кольцеобразное приспособление с косым лезвием внутри, наподобие гильотины, всунул туда кончик сигары, надавил пальцами – чик, и отрезанный кончик упал в пепельницу. Он поднёс к носу свежий срез сигары, снова втянул в себя табачный аромат, отдающий кедровым привкусом. Снова закрыл от удовольствия глаза. В эту минуту сидящий напротив яркий кучерявый брюнет, гораздо моложе его, откинул с щелчком блестящую крышку зажигалки, поднёс голубое пламя к сигаре своего седого собеседника. Последний раскурился, втянул в щёки дым и выпустил сизое облако, наполнившее, таким отвратительным образом, всё пространство вокруг своим едким запахом жженого табачного листа. Выпустив дым, он заговорил.

– Нам нужна армия. Послушная армия, которая бы появлялась мгновенно там, где нам необходимо и так же мгновенно исчезала. Которая бы действовала в заданном нами направлении, управлялась нами, даже не подозревая об этом.

– Но как это возможно, сэр? – брюнет так же торопливо достал сигару и стал совать её кончик в такое же кольцеобразное приспособление со встроенной гильотиной….

– Эта послушная нам армия – есть толпа! Просто толпа людей, движимая чем угодно. Неважно совсем, под каким лозунгом они выйдут на улицы. Важно, чтобы они вышли. Поэтому вам необходимо формировать в их головах любые проблемы, которые могли бы стать бесплатной мотивацией для того, чтобы выйти на улицу. Далее необходимо муссировать это, подогревать всеми имеющимися средствами. Пока – для разминки, для репетиции.

– Но кто будет этим заниматься?

– Всё верно, поэтому и необходимо создать различного рода общественные организации, которые бы работали нужным нам образом, воздействуя на каждую социальную группу. А для этого найдите проблему и создайте для неё нашу «группу решения». Напримр, для Советской армии – создадим группу «Клуб солдатских матерей». Пусть муссируют проблемы армии. Через проблемы неуставных взаимоотношений, например. И так далее. Поспособствуем развитию правозащитных организаций различного толка и тому подобное. Всё то, что будет работать на общественное благо.

– Но для чего нам тратить свой бюджет, чтобы решать их проблемы, работая на их блага? – удивился молодой мужчина, наконец справившись с сигарой и выпустив первый клуб сизого дыма, закашлялся…

– Мы не будем решать их проблемы. Но мы поддержим любую дееспособную оппозиционную и националистическую силу или группу. А нужно будет, то и создадим такую сами. Задача этих, созданных нами групп будет, прежде всего, выискивать и муссировать проблемы. Создавать препятствия для функционирования и подрывать общий авторитет «подшефного» им ведомства в глазах как советских граждан, так и мировой общественности. Если они и будут решать задачи, это будут лишь точечные «тактические» решения для достижения нами главной «стратегической» цели: развала не только социалистической системы как таковой, но и полное уничтожение России как государства.

– России? Но я считал, что мы боремся только с коммунизмом.

– С коммунизмом? – седой мужчина втянул в щёки дым, закинув голову, вытянул губы и вскоре над ним стали вырисовываться виртуозные кольца из дыма… – Да, с коммунизмом. Но не только. Россия была всегда и остаётся для нас главнейшим геополитическим противником. Так было. Так есть. И так будет всегда. До тех пор, пока мы не уничтожим эту страну, не сломим её народ! Не деградируем и дискредитируем её культуру и её ценности.

– Но ведь сейчас наши президенты протянули друг другу руки для дружеского партнёрства.

– Кха-ха-ха, – седой человек закашлялся, – партнёрства! Наше партнёрство возможно лишь там, где нам это выгодно. Мы охотно используем и приватизируем их ресурсы и захватим их рынок для сбыта своей продукции, для чего необходимо убить их собственную промышленность.

– Как это сделать?

– Ну, например, мы им дадим гуманитарную помощь и, убеждён, они заглотят эту наживку и, как следствие, по законам рынка, это убьёт их и так уже загибающиеся, производства. Ещё было бы неплохо вынести к ним всё то, вредное, что создаёт наша современная промышленность. Но прежде всего, это самое первое, нужно вырвать им жало, разрушив армию. Сократив её и дискредитировав в глазах общественности. Из «почётной обязанности», как это у них сейчас, это должно стать предметом позора или, как минимум, предметом насмешек. Там не должно остаться образованных людей. Статус армии должен упасть как можно ниже, вместе с материальным уровнем военнослужащих. Об этом мы также позаботимся. Как говорил в своё время их Ленин, стремящийся создать революционную ситуацию: «Чем хуже, тем лучше». Лучше, конечно, для нас, тех, кто хочет разрушить существующее государство!

– Мудро! Как мудро!

– Да, и уже далеко не ново! Уже почти двести лет мы совершенствуем эти механизмы! Ещё со времён наполеоновских войн, распространивших влияние наших капиталов по многим странам старушки-Европы. От Вены до Парижа и Лондона. Когда капитал вознёсся над национальными границами, став реальной наднациональной властью. Начинающей и прекращающей войны. Ставящей и снимающей президентов. Управляющей всем этим грешным миром!

– Я так ценю, что являюсь его частью! – кучерявый брюнет важно вставил в угол рта сигару и заговорил, почти её не вынимая.

– Итак, созданные нами группы должны отработать механизмы вывода людей на улицы. Даже в виде игр. Мы сегодня серьёзно инвестируем в мир современных технологий. У нас в планах объединить мир информационной паутиной. Это будет ещё одна самая глобальная «интерактивная группа». Мы должны сделать каждого рабом этой глобальной инфосистемы, при помощи которой мы не только получим добровольно информацию и контроль над каждым человеком, даже находящимся «по ту сторону» от нас, но и получим безупречно работающий механизм управления людьми!

– Вы имеете в виду компьютеры?

– Именно! Сперва люди станут ими пользоваться, получать массу полезного и интересного. Потом они откажутся добровольно от своей реальной жизни, перестанут общаться вне «информационной паутины», они зарегистрируются добровольно, оставив нам всю информацию о себе, о которой не мечтали ни КГБ, ни ЦРУ, ни даже наше МИ-6!

Потом мы придумаем способ, как по одному нашему свистку вывести кучу людей на улицы. Как создать действующую толпу наиболее активной социальной группы, вероятнее всего – молодёжи, чтобы для начала безобидно покуражиться, например. Ну, а как придёт время, – сами понимаете. Все эти сложные и целенаправленные действия направлены только на одно: создать толпу на улице там и тогда, где и когда это нам необходимо. Быстро и массово.

– И что же дальше, сэр? Если люди придут для одного, как их заставить делать то, что нужно нам? А нам ведь нужно, в итоге, только одно: ослабить или свергнуть существующую власть, раздробить государства на всё более и более мелкие куски. И стравить их между собой. Мы же не можем их открыто к этому призывать.

– Всё верно! Мы и не будем их к этому призывать. Мы лишь подогреем толпу и подкинем ей нужный нам лозунг. Ведь толпа – это уже совершенно иное. Это уже не человек, не люди. Это некое новое образование, действующее исключительно по свойственной для толпы стандартной схеме…

– Харэ дрыхнуть, Тимоша! – в комнату ввалился Майер. От него веяло уличным холодом и запахом пороха. – Повезло же тебе! Лежишь тут, прохлаждаешься!

Что ж, здесь травмы и болезни подчас воспринимались как «дар божий», дающий право на незаслуженный отдых!

2.22 (89.01.20) Спуск по простыням

Январь 1989 г. Ружомберок

Общага.

В это время 20 января 1989 года состоялась инаугурация 41-го президента США в лице Джорджа Буша, через два дня США представляют СССР проект договора об обороне с элементами космического базирования, а на следующий день 21 января в Таджикистане погибают 274 человека вследствие сильного землетрясения.

После падения нога у Владислава раздулась так, что не влезала в сапог. Были повреждены связки. В санчасти его освободили от службы. И позволили находиться на «домашнем режиме» без госпитализации. В этот день он так же лежал в общаге, наслаждаясь отдыхом и маясь от безделья… Раздался нерешительный стук в дверь. Тимофеев, оперевшись на костыль, доковылял, открыл дверь. Кто бы мог там быть? Комендант общаги? Ротный? Сосед по комнате? На пороге стояла Здена. Она улыбалась. Влад, переполненный радостью с одной стороны, и конфузом за свой мятый вид – с другой, отпрянул. Он не знал, что ему делать. Гримаса перекосила его лицо то ли радостью, то ли смущением и растерянностью. Он совсем не ожидал её увидеть. Владислав выглянул в коридор, проверяя, нет ли там свидетелей этого визита «иностранной подданной». Но коридор был пуст. По его телу пробежала необъяснимая дрожь возбуждённого волнения.

– Тебя никто не видел? – как-то испуганно спросил Влад.

– Не боися, трусишка зайка сэренький! – Здена с укоризной посмотрела на него и приблизилась так, что ему ничего не оставалось, как только обнять её, несмотря на некоторый свой конфуз. Он страстно прижал её к себе.

– Здена.., Зденочка,..– он непрерывно долго целовал её, согревая её холодное с улицы лицо, губы, не в силах оторваться. Куртка Здены валялась небрежно на стуле. Его руки непроизвольно скользнули ей под кофточку…

– Что? Что? Что ты робишь? Настырный хулиган! – кокетливо отстранилась она. Он на миг выпустил её, но страсть так сильно овладела ими обоими, что ничто не могло её унять…

Они лежали обнявшись. Он теребил её локоны. Она задумчиво водила пальцем по редким, едва пробивающимся волоскам на его юношеской груди…

– Я взяла отгул и решила приехать к тебе. Не было сил больше ждать. Не ожидала тебя увидеть в таком.., как это сказать.., – Здена напрягла лоб, ища подходящее слово…

– В таком убогом положении, ты хотела сказать?

– Ну, в покалеченном, скорее, а что это с твоей ногой?

– Так, чепуха! Только я вот такой теперь, почти калека!

– Калека! До свадьбы заживёт?

– Конечно, если эта свадьба будет с тобой!

Оба рассмеялись… Тут раздался стук в дверь.

– Владик. Имей совесть! Открывай дверь, – на пороге стояли пришедшие, видимо, на обеденный перерыв товарищи по комнате – Майер и Бабаев.

– А ты тут зря время не теряешь! Маладе-ец! – Бабаев похлопал товарища по плечу. – Боец – комендант общаги говорит, что ты тут не один! – Он словно пёс понюхал воздух, стоя в дверном проёме.

– Давай, Владик, поспешай. Сейчас здесь будет комполка. Делают общий шмон по общаге. Застукают – тебе хана! Да и нам достанется! – добавил абсолютно серьезно Александр.

– Зденочка! Давай! Бегом! – Влад, запустив товарищей только в прихожую, поскакал на одной ноге в комнату, хватая по пути всю разбросанную одежду Здены.

– Что случилось? – смотрела та на него испуганными глазами, ничего не понимая.

– Сюда идёт комполка!

– Зачем идёт?

– А чёрт его знает! Шмон решил навести!

– А что такое «шмон»?

– Шмон – это трындец!

– Трындец? Что это такое?

– Трындец – это полный атас!

– Атас?

– А-а-а! Потом объясню! Нет времени!

– А мы разве что-то преступное сделали? Почему мы прячемся? – недоумевала Здена, торопливо одеваясь, косясь в сторону прихожей, откуда доносились голоса его товарищей.

– Преступное! Ну, ка-а-ак тебе это объяснить!.. – завыл юноша. – Пойми. Если тебя здесь увидят, мне крышка.

– Всетко ясне. Руске дураки! – зло произнесла девушка. – Дай сюда, – она почти вырвала из его рук всю свою одежду.

– Пусть она одна идёт, без тебя, – советовал Бабаев из коридора, – напорешься на кого-нибудь чего доброго.

– Я не могу её вот так, как какую-нибудь, – он не нашёл подходящего слова и добавил, – и вообще, любить – не преступление.

– Эге! – друзья переглянулись. – Да, диагноз на лицо!

– Плохи наши дела!

– Стойте здесь, я выгляну, посмотрю, всё ли чисто, – выпалил Майер и побежал по коридору. Друзья были полны решимости заслонить обезумевшего друга.

– Уже полно народа внизу, полкач приближается!

– Слишком поздно!

– Давай в окно!

– Нет. Это опасно! Она не сможет! – сказал Тимофеев.

– Не бойся. Я смгу, – решительно заявила Здена и повторила ему мягко, но решительно на ухо, – смгу!

Они захлопнули дверь и принялись дружно вязать простыни. Второй этаж как-никак.

Бабаев кинулся на улицу для страховки снизу. Здена зажмурила глаза. Сверху её крепко держал хромой Тимофеев. Его удерживал, обхватив за пояс, Майер. Снизу, вытянув руки к ней, уже стоял Бабаев. Она вцепилась в раскачивающуюся верёвку из скрученных простыней, цепляясь за узлы, спустилась метр, другой, зажмурившись, медленно вниз и тут же оказалась в руках Бабаева…

– Зденка! Напиши мне «до востребования»! Я буду ходить на почту! Буду ждать!..

***

– Что тут у вас за богадельня? – багровое лицо командира полка подполковника Гребенщикова было перекошено полоской рта, напоминавшей сабельный шрам, рассекший его лицо как-то по диагонали: один угол приподнят, другой – опущен. Жёсткие узкие полоски угнетённых губ сухо шевелились. Он говорил медленно. Так же медленно поворачивался. Свита вокруг явно заискивала перед начальником, спеша предугадать ход его мысли и оправдать его ожидания.

– Чь-чь-чь-я это пустая бутылка из-под водки? – майор Володькин из строевой части надул щёки, шевеля огромными рыжими усищами под одобрительным прищуром командира.