Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца» Ланцов Михаил
– Хорошо. Дерзай. Я в этих делах ничего не понимаю, – ответил юный Сталин и поднял голову туда, где послышался нарастающий гул знакомых моторов. Он помахал руками своим летчикам, что беспокоились о нем и залетели посмотреть, как у него дела. Истребители покачали крыльями в знак того, что заметили и все поняли, после чего полетели на свой аэродром. Садиться на необорудованную площадку трехтонной машине было рискованной задачей. Да и смысла не имелось. В одноместном самолете вдвоем не улетишь.
– Вы не волнуйтесь, – напомнил о себе Кравчук. – Это все ненадолго. Мы из отряда радируем. Через день-два за вами самолет вышлют.
– Да можно бы и надолго, – сокрушенно сказал Василий. – Вон, – махнул он на самолет, – совсем голову терять стал. На подвиги потянуло. Машину угробил. Сам чуть не погиб. Охладиться бы мне. Да протрезветь. У вас ничего не намечается?
– У нас все по плану, – лукаво улыбнулся Кравчук. – Но вы на базе подождете.
– Что?! Почему?
– Вы летчик. А у нас пограничные войска. К нашим делам вы совершенно непривычны и не готовы. И нас тяготить будете. И сами легко можете подставиться и глупо умереть, – прямо ответил лейтенант госбезопасности.
В общем, разговорились. Не убедил товарищ Сталин лейтенанта государственной безопасности. Расстроился. Так и шли до лагеря. Впрочем, человек предполагает, а бог располагает.
Самолет не прилетел ни через день, ни через два. Что там случилось на «большой земле», было неясно, однако забирать Василия не спешили. И этот факт связывал бойцов-пограничников по рукам и ногам. У них ведь боевые задачи стояли, которые нужно выполнять. А группа и так маленькая – каждый человек на счету. Ни разделяться, ни сидеть на попе ровно они не могли. Так что на третий день, получив подтверждение невозможности в ближайшее время выделить самолет для эвакуации капитана ВВС Василия Сталина, Кравчук был вынужден удовлетворить его просьбу. Ну не под кустом же его связанным оставлять в самом деле.
Трасса со Львова на Дубно шла по не очень лесистым местам, поэтому к любым засадам и диверсиям приходилось готовиться по ночам с особой осторожностью. Так и в этот раз получилось.
Скрытно пробравшись к небольшому селу, стоящему немного в стороне от трассы, где немцы решили поставить ремонтный взвод, приписанный к автотранспортному батальону. Благо, что местного населения не было и проблем да возмущений не предвиделось. В общем, с наступлением темноты отряд начал заранее спланированную диверсию. Главным преимуществом пограничников было кроме выучки и опыта то, что на вооружении у них имелись пусть и ограниченно, но образцы вполне недурного оружия с глушителем: пистолет и карабин под американский пистолетный патрон сорок пятого калибра с его тяжелой, медленной пулей.
Василий в непосредственном нападении не участвовал. Не пустили. Оставив в группе прикрытия, поручив важную задачу прикрытия хутора от внезапных гостей. Благо, что с пулеметом обращаться он умел. Вот и посадили его со вторым номером расчета и снайпером на подходах.
Операция шла достаточно спокойно. Лишь через десять минут после начала кто-то из немцев смог спохватиться и начал стрелять. Но довольно скромно. Магазин из «маузера» расстрелял и все. А еще через час за ними зашли. Дело сделано – пора уходить. Тихо, спокойно и без геройства. Во всяком случае, ремонтники и не могли оказать достойного сопротивления бойцам-пограничникам. И чья ж в том вина, что немцы пока еще не догадались ввести нормальное охранение для частей обеспечения?
Спустя девять часов. Дубно. Штаб танковой дивизии.
«…дежурный после получения донесений о выстрелах на обозначенном выше объекте направил туда усиленную патрульную группу. По прибытии они радировали, что база подверглась нападению, живых не наблюдают. Начали обследование. В ходе обследования выяснилось, что тела погибших заминированы, как и ряд объектов на базе. В частности, из-за неосторожного поведения солдат патрульной группы был инициирован взрыв нескольких зарядов. После взрывов патрульная группа вызвала саперов и отошла за периметр базы, постаравшись занять естественные укрытия, которые также оказались заминированы…»
– …! – искренне, но совершенно непечатно воскликнул, оторвавшись от чтения рапорта, полковник Краузе. – Не война, а какое-то сумасшествие… Что там случилось? – обратился он к лейтенанту.
– По всей видимости, русские напали. Характерные ранения пистолетными пулями сорок пятого калибра говорят о том, что они снова применяли оружие с глушителями. А те выстрелы были произведены кем-то из бойцов Вермахта. Кем конкретно, сейчас сложно сказать. Но винтовочные гильзы мы нашли. После чего противник заминировал местность и отошел. Мы обнаружили несколько прикрывающих постов. Так что если бы мы поспешили с патрульной группой, то наткнулись бы на пулеметный огонь.
– Седьмое нападение за неделю! По корпусу уже начали ходить мрачные слухи… – пробурчал майор, присутствующий в кабинете. Но полковник никак не отреагировал.
– Это был последний ремонтный взвод в дивизии. Почему не был исполнен приказ об усилении охраны военных объектов в тылу действующей армии? Не успели выделить охранение?
– Герр полковник. Оно было выделено сразу же после получения приказа и еще вчера должно было заступить на дежурство, но не успело добраться. Очередная диверсия. Их обстреляли из леса и сильно повредили грузовики.
– …! – И снова полковник в весьма экспрессивной и труднопереводимой форме выразил свое отношение к происходящему. – Оборудование ремонтного взвода пострадало?
– Все уничтожено, герр полковник. Его целенаправленно минировали. Плюс ряд хитро поставленных направленных фугасов. Все остальное – это либо ручные гранаты, подложенные под трупы, либо противопехотные мины. – Вместо ответа полковник просто раздраженно махнул рукой, давая понять, что «аудиенция завершена», и после выхода лейтенанта задал майору риторический вопрос: – И как в такой обстановке работать? Ведь эти гады строевые части стороной обходят. Только по тыловикам бьют…
– Ну почему обходят? – возразил майор. – Батальон Германа позавчера обстреляли. В четыре пулемета и три ротных миномета. А когда наши солдаты добрались до позиций противника, их ждало только несколько противопехотных мин-лягушек вместо давно отступивших солдат противника. Итог – сорок семь человек чистой убыли. Плюс два грузовика сильно повреждено.
– … – Полковник грязно выругался. – Как с этими варварами вообще воевать?
– Никак, – усмехнулся майор. – И ты это не хуже меня понимаешь. Мы связались не с теми. Да и не варвары они. По крайней мере, я в это не верю. Вон передовые части пытаются выбить их линейные части с позиций, но безрезультатно. Они просто перемалывают наши войска, как жернова. Причем ни о каком безумном героизме я не слышал. Напротив, хитрят постоянно и мудрят. Ловушки, артиллерийские засады, ночные минные постановки, обходы и так далее. Но не трусы, если их прижать – дерутся до последнего. Три дня назад встретился с Куртом Краусом. Ты его еще по Чехословакии должен помнить. Так вот он рассказал о небольшом эпизоде, произошедшем неделю назад. Там в ходе этой бесконечной карусели удалось окружить одну из мобильных групп, работающих из засад и минирующих бесконечно все и вся. Случайно в общем-то. Там подвернулась одна из рот батальона, передислоцировавшегося на левый фланг дивизии. Результат: пять трупов диверсантов и тридцать два – наших солдат. И ни одного пленного! Последний из русских, уже раненный, успел подорвать гранатой и себя, и двух наших, которые пытались его взять. Вряд ли варвары в состоянии так воевать. Не верю я в это.
– А во что ты веришь? – нехорошо прищурился полковник Краузе.
– Хм. Вспомни Польшу. Вспомни Норвегию. Вот в это я верю. Вместе мы были непобедимы. А после того как их маршал увел у Гитлера его любимую актрису, начался натуральный бред. Ты этот вздор, что вещает нам Геббельс, слушаешь? Соотносишь с тем, что мы с тобой каждый день видим?
– Так еще больший бред получается. Тем более что у Гитлера была и есть женщина.
– Допустим. Отчего же тогда был тот скандал? Влюбилась баба, уехала к мужу. Что в этом странного? Зачем так нервничать? И ведь вся грязь на русских полилась сплошным потоком совсем недавно. А ведь если бы не они, то не видать нам было ни разгрома Польши, ни Франции. Мы ведь с тобой во время Польской кампании хлебнули по полной программе. Помнишь, как в одиночку на семерых поляков ходили? – усмехнулся майор.
– Не утрируй.
– А что я утрирую? Тяжело нам было. Не готовы мы были штурмовать эти укрепленные города.
– На войне всегда тяжело. И, потоптавшись, мы бы пошли дальше и разбили их.
– Безусловно. Но сколько бы немцев при этом полегло? И кстати, ты помнишь, как воевали против поляков русские? Они не лезли в тупые и бессмысленные штурмовые атаки. Просто блокировали, обходили и… И вообще. Неужели нам с ними было плохо в союзе? Ничего подобного я не помню. Так что мы разругались? Из-за их «расовой неполноценности»? А почему же раньше мы об этом молчали? Все-таки я думаю, наш фюрер просто приревновал их маршала к нашей актрисе. Кто его знает, какие отношения у них там были, да только грязь вся эта началась после той свадьбы.
– Тебя послушать, так он не фюрер, а мальчишка.
– Кто знает, мой друг, кто знает, – усмехнулся майор. – Ты сам же видишь, что происходит. В войсках разброд и шатание. Люди не понимают, за что они сражаются. Крики о неполноценных русских сталкиваются с их военным превосходством. Что уж тут скрывать. Ты и сам это понимаешь. И эту версию с женским следом не я придумал. Она по младшим чинам ходит вполне устойчиво. И дальше будет только хуже.
– Прямо Троянская война…
– Только Одиссей на стороне Трои, – усмехнулся майор. – Мало того, он Елену и украл. Так что ничем хорошим эта затея не кончится. Да ты и сам видишь настроение нашего генерала. Особенно в свете совершенно бредовых распоряжений руководства ОКХ и нашего горячо любимого ефрейтора.
– Какой-то ты неоптимистичный. Неужели не веришь в нашу победу?
– А ты сам-то веришь? Два месяца прошло с начала войны. А мы продвинулись едва на сотню километров. Причем понесли потери страшнее, чем за всю Французскую и Польскую кампании, вместе взятые. Вон в небе практически безраздельно хозяйничают русские. Мы бессмысленно долбимся в их оборону значительно превосходящими силами и не можем ничего сделать. А в тылу у нас какая-то натуральная вакханалия. Уверяю тебя, начни сейчас русские наступление, мы не устоим.
– Вся надежда на егерей.
– Не хочу тебя расстраивать, но с ними все не так просто. Русские тоже несут потери. Нам достоверно известно о трех мобильных отрядах, уничтоженных в нашем тылу. Однако это совсем не объясняет семь групп егерей, вполне натурально уничтоженных бомбовыми ударами. «Случайными», как говорили в сводках. Летели русские бомбить пустое село или лесную полянку, а там случайно оказались наши егеря. Наверное, несложно догадаться, кто навел на них штурмовики русских. Причем оперативно скорректировав.
Глава 6
25 июля 1941 года. Москва. Ставка
– Товарищ Сталин, – Берия вопрошающе взглянул на вождя.
– Да, Лаврентий. Начинай, – произнес Иосиф Виссарионович, потирая виски. – Эта ситуация с Василием мне совсем не нравится. За такую выходку его нужно наказать. Но он сбил уже немало самолетов противника. Семь представлений на него. В том числе на Героя. И наказать нужно, и наградить, и спускать это на тормозах нельзя. А то у нас таких молодцов сразу много станет. Воевать без ума нам сейчас никак невозможно.
– Сорок две машины – это очень прилично, – задумчиво произнес Лаврентий Павлович. – Он входит в десятку самых результативных наших истребителей. И только у него нет Звезды Героя. Так что это представление нужно подписывать. Не поймут. А разнос, я думаю, можно сделать показательным. Соберем его авиадивизию в каком-нибудь актовом зале. Отчитаем его, ссылаясь на то, что эмоции в бою только делу мешают, да напомнив, в какую копеечку стране и народу обходится подобная дурость. В общем, устроим «товарищеский суд» с разносом по полной программе. Так, будто собираемся публично и примерно наказать.
– Не психанет? – спросил Сталин. – Он парень горячий.
– Мы поможем. Света к нему уже вылетела и все растолкует. Он ее послушается и все вытерпит. А потом, чтобы осадка у него на душе не оставалось, публично объявим, что, несмотря на дурное поведение, недостойное летчика РККА, Василию присваивается звание Героя Советского Союза. Перед всеми. Дескать, дурак ты, Вася, конечно, но зажимать награды за дело мы не станем. Чтобы ему стало стыдно. Да и остальным наука. Мало кто не поймет, что ему по шее не дали только из-за выдающихся боевых успехов. Не у каждого они есть.
– Хорошо, – кивнул Иосиф Виссарионович. – Так и поступим. Что там у тебя? – кивнул он на папку. – Докладывай.
– Начнем с проекта «Нил». На днях мы все-таки завершили процедуру модернизации магистральной железной дороги Москва – Новосибирск. На всем протяжении два пути. Привели в порядок насыпи, отсыпав гравием. Уложили новые шпалы по повышенным нормативам, а на них – тяжелые рельсы[5]. Модернизировали все мосты под большую массу составов. Привели в порядок поддерживающую инфраструктуру. Вплоть до ремонта домиков смотрителей на переездах.
– Электрифицировали?
– Это второй этап модернизации… – начал Берия и запнулся на пару секунд. – Частично. Сорок процентов пути полностью электрифицировано. Но на маршруте всего семь электровозов. Весь остальной парк сейчас составляют мазутные тепловозы.
– И как успехи в их эксплуатации?
– Электровозов?
– Да.
– В рамках ожиданий. В принципе они себя полностью оправдывают, поэтому мы заказали еще пятьдесят штук. Их должны изготовить к концу сорок второго. К этому же сроку мы собираемся закончить электрификацию дороги Москва – Новосибирск.
– Хорошо, – кивнул Сталин и стал неторопливо выбивать трубку.
– С железной дорогой дальше на восток пока проблемы. Выбиваемся из графика. Слишком много сложностей. Но, думаю, к концу сорок третьего сможем модернизировать однопутную нитку. Что позволит существенно поднять ее пропускную способность за счет более тяжелых вагонов и мазутных тепловозов. Однако завершения проекта «Нил» мы можем ожидать только в районе пятьдесят второго – пятьдесят пятого годов. Раньше реконструировать мы не успеем.
– Что с подвижным составом?
– Производство мазутных локомотивов идет с опережением плана. Электровозов – с отставанием. По паровозам и вагонам все в целом нормально. Даже с учетом боевых потерь. Разве что с вагонами специального назначения не все так ладно. Те же холодильники, цистерны для перевозки сжиженного газа и прочее серьезно проседают. Вдвое хуже от ожидаемого.
– Новосибирск… – медленно произнес Сталин. – Значит, в целом задачу развертывания мощного промышленного комплекса за Уралом мы решили.
– Получается, что так, – кивнул Берия. – Дел там, правда, непочатый край, но практически все текучка. Эвакуация местного населения из прифронтовой полосы позволила обеспечить рабочими руками массу новых промышленных объектов второстепенного значения. Те же кирпичные и стекольные заводы. Лесопилки и так далее. Так что года через три-четыре будет в целом решена проблема жилья для всех переселенцев. Под открытым небом никто не останется.
– А что на Дальнем Востоке?
– Хуже, из-за острой нехватки буквально всего. Но подтверждения многих месторождений, полученных нами по проекту «Альфа», заставляют нас форсировать работы. Пока мы смогли более-менее добраться только до двух крупных месторождений олова и вольфрама рядом с Хабаровском и Владивостоком. Но концентрат оттуда пойдет не раньше чем через восемь месяцев. В лучшем случае. Кроме того, мы прикладываем все усилия по разработке таких ценных металлов, как ниобий и уран. Геологоразведка… проверка сведений еще продолжается, но в Иркутске мы начали строить новый завод специальной металлургии. А пока потихоньку начали копить концентраты ценных руд. Впрочем, не только в Иркутске. Месторождения урана промышленного значения были подтверждены в районе населенного пункта Желтые Воды в Днепропетровской области.
– «Альфой», кстати, заинтересовались за рубежом?
– Более чем. По нашим сведениям, этот проект вызвал сильный интерес и Лондона, и Берлина, и Вашингтона. Особенно зашевелились немцы. Точного количества разведывательных групп мы пока не знаем, но их ожидается около двух десятков. Да и Аненербе гудит как развороченный улей. Видимо, готовят экспедиции.
– У вас все готово для встречи?
– Почти. Остались лишь небольшие приготовления. Прежде всего на стройке ракетного полигона в Казахстане и ядерного научного центра на Урале. И если с ядерным центром все достаточно просто – он проходит как радиотехническая научно-исследовательская лаборатория, то есть особенного интереса у немцев, да и у англичан, вызвать не должен, хотя работы над маскировкой продолжаются, то с полигоном не все так ладно. Строительство этих гигантских ангаров вызывает массу затруднений. Я лично поднялся на вертолете над стройкой. Вид впечатляет. Для наблюдателей с земли тоже ничего. Хотя нужно успеть возвести хотя бы один ангар метров на десять, чтобы чувствовался масштаб и размах.
– Надеюсь, Королев успеет к развертыванию полигона. У него дела двигаются по плану?
– В целом да. Есть определенные проблемы, но вообще справляется. Сведения, полученные через «Альфу», хоть и весьма далеки от прямого практического применения, но во многом упростили постановку задания. Ну и теории немного, опережающей наше время лет на сорок. В своего рода научно-популярном изложении, но даже это сильно помогло. Аналогичная ситуация с ядерной программой. «Альфа» дала нам принципиальные схемы устройства ядерных реакторов, теорию и массу важных сведений, связанных с безопасностью и эксплуатационными особенностями. Это серьезно упорядочило и ускорило процесс решения вопроса. Как таковой ядерной бомбой мы сейчас плотно не занимаемся, потому что без надежных носителей и возможности произвести хотя бы пару десятков штук – это все в целом не больше чем политический блеф. А вот реакторами занялись вплотную. По мнению экспертов, при том объеме информации, который мы смогли получить, управляемый ядерный реактор сделать намного проще. Да и отдача от него будет не в пример выше. Те же подводные лодки океанского типа, способные совершать кругосветное путешествие под водой.
– Вы что, проект ядерной бомбы вообще затерли?
– Нет. Конечно же, нет, – чуть более эмоционально, нежели обычно, отреагировал Берия, вскинув руки. – Просто сосредоточили все усилия на реакторах. Первые бомбы, согласно информации, полученной по каналу «Альфа», были очень слабые и изготавливали их долго. Даже если американцы смогут изготовить ядерную бомбу, то их относительно массовое производство будет затруднено. Да и надежных средств доставки у них нет. Разрабатываемый сейчас истребитель «И-310» с комбинированной силовой установкой уже сможет достать их лучшие стратегические бомбардировщики в ближайшие лет пять-шесть. А перспективный реактивный перехватчик – тем более. Ядерная бомба, безусловно, угроза. Но путь от первых робких шагов до возможности ее более-менее уверенного применения не против разбитых и униженных противников, а против тех, кто в состоянии постоять за себя, весьма велик. Думаю, что раньше появления у противника баллистических ракет большой дальности нам ничего фатального угрожать не будет. Поэтому нам лучше заняться более практически значимыми работами в этом направлении, а потом, набив руку и разобравшись в том, что к чему, плотно заняться бомбами.
– Без надежных носителей, говорите? Тогда почему же они немцев, согласно сведениям «Альфы», потрепали очень хорошо этими же самыми «ненадежными носителями». Например, тот же налет на Дрезден в конце войны.
– Это было возможно потому, что Люфтваффе к тому времени были совершенно обескровлены. Летчики пошли совершенно необученные, а численное превосходство союзников стало абсолютным. На каждый немецкий самолет союзники выставляли по несколько, причем с лучшими характеристиками. А в случае если такого не будет, массированные удары коробочками стратегических бомбардировщиков – самоубийственное дело. Так что без ракет, причем чем выше их скорость и дальность полета, тем лучше, ни нам, ни им не обойтись. Правда, к пониманию этого факта они должны прийти не сразу, предварительно построив «непобедимую армаду» небесных линкоров.
– Будем надеяться, – усмехнулся Сталин.
– Кроме того, мы сейчас завершаем подготовку ряда статей по губительному влиянию радиации. Сведения о том, насколько это все плохо, и так далее. Над ними трудится группа Курчатова. И после готовности мы собираемся их опубликовать. Причем не просто в Союзе, а разослав по разным мировым источникам. Что научным, что научно-популярным.
– А не спугнем? Может, придержать эти статьи до того момента, когда они уже начнут испытывать подобные бомбы?
– В этом случае наши статьи будут выглядеть как обычные страшилки, которые пытаются помешать США обрести величайшее оружие в истории, способное защитить их от любых неприятностей. Вот если мы заранее начнем трубить на весь мир о том, какая ужасная вещь радиация, пока все ядерные программы что США, что Великобритании, что Германии находятся в стадии совершенно секретных разработок, причем глубоко теоретических, то будет совсем другое дело. Этим мы спровоцируем заведомо негативное отношение в международном сообществе к любому разработчику ядерных вооружений. Особенно если мы будем налегать на то, что радиационное заражение не только чрезвычайно опасно, но и достаточно легко переносится на большие расстояния посредством водной и воздушной среды. То есть если разбомбить Пекин, то люди от радиации начнут страдать в Нью-Йорке. Причем не умирать сразу или становиться калеками, а куда хуже: начнет ослабляться иммунитет, повышаться шанс развития различных тяжелых заболеваний вроде рака. Ну и потомство очень сильно пострадает. Физические уродства, умственная неполноценность и прочие ужасы. А люди достаточно мнительны. И если где-то кто-то таки испытает ядерную бомбу, то они начнут винить этих бедолаг во всех своих бедах, даже если те не имеют к этому никакого отношения.
– Только не переусердствуй, – улыбнулся в усы Иосиф Виссарионович. – А то ведь догадаются. Легенду уже придумали?
– Она довольно банальная – изучение радиоактивности и ее влияние на человеческий организм. Примеры идут с ториевой зубной пастой, которая выпускается в Рейхе, и рядом других обычных, казалось бы, вещей. То есть никаких намеков на собственные разработки не будет.
– Скользкое это дело, – потискав трубку в руках, сказал Сталин. – Если верить сведениям «Альфы», то с нашими интеллигентами нужно держать ухо востро. Так что давай поступим так: по мере написания статей приноси их мне. Почитаем. Подумаем. Так. Что у нас там дальше?
– Электроника и автоматизация, – на пару секунд скосив взгляд, ответил Берия. – Результаты пока скромные. Это все упирается в то, что через «Альфу» идет очень мало сведений по этому направлению. Только полная, абсолютная убежденность в том, что это нужно и крайне важно. Ну и кое-какие теоретические сведения. Если кратко, то работы над транзисторами потихоньку продвигаются и уже есть определенные результаты, полученные в лаборатории, правда. Стержневые лампы освоили в опытном производстве и собираем из них новые радиостанции для истребителей. Вплотную занялись высокоточными РЛС, новым поколением приборов инфракрасного видения и дистанционного радиоуправления. И, в общем, по электронике пока все. С автоматизацией дела не сильно лучше. Создали рабочую группу, которая занимается разработкой и созданием мощного инженерного вычислителя на стержневых лампах. Но там пока все глухо. Куда лучше обстоят дела с упрощенным вычислителем, управляющим токарно-винторезным станком по программе, загружаемой через пачку перфокарт. Есть прототип. И он работает. Хоть и неустойчиво. Однако выточка по программе сильно повышает скорость и точность выполнения сложных токарно-винторезных работ, очень серьезно уменьшая количество брака. Через год ориентировочно начнем выпускать этот станок малой серией. Хотя уже сейчас отобрали сотню наиболее толковых рабочих с металлообработки и обучаем.
– Почему токарно-винторезный станок? Это ведь не самая сложная работа.
– Потому и выбрали его. Сразу браться в новом деле за слишком сложную задачу не решились. Да и с этим постоянные чудеса творятся. Кроме того, начались в инициативном порядке работы по управляемым, программируемым модулям для роторных конвейеров. Но там все только в самом начале пути.
– Хорошо, – кивнул Сталин. Несмотря на то что Берия откровенно плакался, говоря о том, что ничего не получается, результаты были. И очень серьезные. Особенно в свете того, что, по словам Тухачевского, первые программируемые станки на производстве[6] появились только в пятидесятых годах и в США. А тут уже идут работы. И, судя по всему, вполне успешно. – Кстати, чем там закончилась эпопея с алмазами в Якутии?
– Проверили. Все так. Огромные месторождения. Кроме того, подтвердилось еще несколько месторождений. Ради этих задач мы задействовали три полужестких дирижабля, иначе по тем буреломам мы могли бы лазить очень долго. Доставили. Персонал спрыгнул с парашютами. Потом им также на парашютах сбросили все необходимое и отбыли, не приземляясь. Площадка-то необорудованная. Хотя, конечно, три дирижабля – это очень мало. Только для нужд научных экспедиций нам ориентировочно нужно два десятка этих машин.
– Дирижабли? – слегка удивился Сталин. – По «Альфе» сверялись?
– Да. В целом подтверждает то, что текущий отход дирижаблей на глубоко третьи роли носит искусственный характер. Самолеты они заменить, конечно, не смогут. Однако у дирижаблей есть масса задач, для которых совсем не подходят аэропланы. Например, длительное патрулирование, противолодочная оборона или снабжение удаленных точек, до которых иначе не добраться.
– Но ведь для этого требуются весьма трудоемкие в возведении ангары и причальные мачты.
– По каналу «Альфа» мы смогли получить сведения о так называемых геодезических куполах, которые еще в двадцать шестом году изобрел Вальтер Бауэрсфельд. Если не гоняться за самыми большими дирижаблями, то подобный тип ангара вполне подойдет. Причем он легок и быстр в возведении. Хорошо держит сильный ветер и осадки. Высокая сейсмоустойчивость. Обшивка сотовой конструкции возможна уже готовыми многослойными панелями[7]. Причем все необходимое для строительства ангара и оборудования взлетно-посадочной площадки для дирижабля им самим туда и завозится за пару десятков заходов. Без приземления. Просто на тросах спускается. Скорость возведения ангара под дирижабль типа «Красная звезда» составляет два месяца работы бригады из десяти человек.
– А как же краны? Их тоже возить?
– Особенность геодезического купола в том, что при высоте до пятидесяти метров подъемный кран не нужен. Все можно сделать руками строителей и простой ручной лебедкой.
– Любопытно. И вы предлагаете восстанавливать и развивать это направление? Ведь еще пару лет назад было свернуто практически все производство. А завод в Долгопрудном восемь месяцев назад переоборудовали под производство учебно-тренировочных планеров для ДОСААФа. Опять все переделывать?
– Мы… – Берия слегка запнулся, – я ошибся в оценке перспектив. Недостаток сведений и восторги наших авиаконструкторов заставили пойти на поводу у излишне радикальных взглядов. Сейчас же, изучив сведения, поступившие по каналу «Альфа», я считаю дирижаблестроение одним из стратегически важных направлений в гражданской авиации. Без него для нас большая часть Сибири и Дальнего Востока просто балласт. Мы не сможем их контролировать. Кроме того, у дирижаблей много и других ниш, в которых требуется подолгу находиться в воздухе. Использование передовых материалов и технологий позволит сделать дирижабли более надежными и управляемыми, открывая перед ними новые перспективы.
– Хорошо. Что вы предлагаете?
– Сформировать рабочую группу при НИИ авиации с задачей проектирования для начала обычного сигарообразного жесткого дирижабля. В Казани начать строительство небольшого авиазавода и ряда поддерживающих предприятий. После запуска в серию этого простого аппарата начинать заниматься вопросами дискообразных дирижаблей смешанного типа. Кстати, мы нашли дополнительное применение синтетическим тканям, которые начали производить в прошлом году. Например, фабрики по выпуску газонепроницаемой нейлоновой ткани уже обеспечили нас надежным материалом для дирижаблей.
– Хм, – произнес Сталин и пыхнул трубкой. – Ладно. Действуйте. В конце концов хуже нам от этого точно не будет…
Глава 7
5 августа 1941 года. США. Вашингтон. Белый дом. Рабочий кабинет президента США
Рузвельт грустно посмотрел на Эгарда Уоллеса[8], со слегка растерянным видом зашедшего в кабинет.
– Судя по лицу, ситуация с этими странными событиями не прояснилась.
– И да и нет. Все очень запутано. – Рузвельт кивнул ему на кресло и, присев, он продолжил: – Как вам известно, руда была вывезена со складов. Когда точно это произошло, неизвестно. Но узнали мы об этом только две недели назад и совершенно случайно. Поводом послужило расследование самих случаев пропажи служащих с высокой степенью доступа. Их не нашли, но дела свели в одно расследование, так как выяснилось, что они так или иначе были связаны с атомным проектом. Это нас насторожило. В ходе проверки складов на Западном побережье, в которых хранилась урановая руда, оказалось, что ее подменили. Кто и когда – неясно, так как за пару недель до нашего приезда сгорело здание администрации со всей документацией. Опросы показали, что какое-то движение вокруг этих складов было, но с документами было все нормально.
– Вот как? – задумчиво произнес Рузвельт. – Сообщники?
– Скорее всего. Хотя все довольно чисто. Практически весь перечень лиц, вертящихся возле складов, был так или иначе связан с военнослужащими и различными спецслужбами. И ни у кого не вызвал каких-либо серьезных подозрений. Правда, преимущественно это были военные моряки. Попробовали проверять по номерам, которые кое-кто вспомнил. Так вот оказалось, что эти номера действительно реальны и на самом деле относятся к военным и специальным структурам. Беда только в том, что все автомобили с подобными номерами оказались на капитальном ремонте. Да и модели далеко не везде совпадали.
– Странно. Очень странно. Получается, что либо мы пропустили создание чьей-то сильной агентурной сети, либо…
– Заговор? Маловероятно. Хотя изоляционисты могли, пожалуй, и так поступить.
– Проклятье! Этого нам еще не хватало!
– Так вот, – постарался увести раздражение в сторону Уоллес. – Поняв, что ничего с этими личностями не выясним, мы стали искать следы руды. Тысяча двести тонн – не иголка, утаить сложно. Так что запросы ушли на все мало-мальски серьезные транспортные узлы. И, что удивительно, быстро обнаружили следы уранового концентрата… на Восточном побережье. Оказалось, что его перегрузили на корабль, идущий в составе конвоя в Великобританию. На него загрузили сразу всю партию под видом вольфрама, но по косвенным уликам можно довольно уверенно говорить о том, что это искомая партия. По крайней мере, и сроки, и маршрут движения совпадают. Да и вольфраму там взяться было не с чего. Его возят по другим маршрутам, другие люди, из других мест.
– Неожиданно!
– Именно, что неожиданно. Впрочем, судьба конвоя оказалась вполне предсказуема – он подвергся нападению германских подводных лодок, – чуть улыбнулся Уоллес.
– И наш беглец с концентратом урановой руды отправился на дно?
– Скорее всего. По крайней мере, он был единственным кораблем, который немцам получилось успешно торпедировать. Остальные благополучно удрали и добрались до портов Великобритании.
– Хм… и все концы в воду, – усмехнулся Рузвельт. – Ведь теперь мы даже не сможем проверить, была ли там на самом деле урановая руда.
– Именно так.
– Как скоро мы сможем восстановить эти запасы?
– Если все срастется с поставками из Бельгийского Конго, то за несколько месяцев. Если нет, то нам потребуется года полтора или больше. Ведь шахта в Порте Радий законсервирована, с месторождением в Колорадо все пока неясно. Нужно проводить геологическую разведку, и если нам повезет и там действительно большие залежи, как твердил наш бельгийский друг, то через год-полтора начнем разработки. Но там места тяжелые – часты вспышки чумы и прочей гадости. В общем, если нас каким-либо образом отрежут от Конго, то мы сможем начать восстанавливать запасы только через год, причем весьма скромными темпами.
– Хорошо, тогда я жду от вас подробный отчет о графиках поставок урановой руды и ориентировочные объемы потребления. И, кстати, проверьте сведения о подкалиберных, бронебойных пулях и снарядах.
Спустя три недели. Там же
– Как вы знаете, Наркомат иностранных дел Союза обратился к нам с довольно вежливым запросом. Однако в той же Италии вышло несколько статей, в которых сообщается, что мы продали немцам наши запасы урановой руды… той самой, что похитили с Западного побережья. Посол Великобритании также высказал обеспокоенность. Передал, что премьер-министр желает услышать от нас правдоподобные объяснения тому, как запасы урановой руды, переданные в наши руки с их помощью, оказались у немцев.
– Получается, что кто-то очень хорошо нажился на этой поставке, – задумчиво произнес Рузвельт. – Кому это могло быть выгодно?
– Много кому. Дела с немцами ведутся довольно активно, так что заинтересованных лиц немало. Однако наше расследование пока ничего конкретного не дало.
– Кстати, а как отреагировал Рейх?
– Никак. После того как сгорел дом адмирала Канариса вместе с владельцем, у них там переполох. Мы делали запрос по неофициальным каналам, но ничего не подтверждается и не опровергается. Полагаю, что даже если руда не у них, немцы не признаются. Им ведь выгодна такая неопределенность.
– Странно, – пожал плечами Рузвельт. – Кстати, а на основании чего русские решили, что уран наш?
– Утечки. Кроме того, ими были предоставлены остатки двух подкалиберных снарядов от германской двухдюймовой пушки с урановыми сердечниками. Как вы понимаете, это не говорит ни о чем. Тем более что вся эта затея лишена смысла. Ведь у Рейха нашими усилиями нет проблем с вольфрамом, а подкалиберные снаряды с сердечником из него делать на порядок проще и дешевле. В общем, бред какой-то. Хотя вряд ли русские нас обманывают, мы ведь им нужны для обеспечения нейтралитета Японии. Так что, полагаю, их кто-то ввел в заблуждение. Вопрос только кто. Скорее всего, англичане. Хотя и немцев с японцами я не исключаю.
– По Конго что-нибудь прояснилось? – задумчиво потер подбородок Рузвельт.
– Да. Туда, наконец, добрались наши люди. В общем, наша обеспокоенность подтвердилась. Оказалось, что после того, как были нарушены телеграфное сообщение и радиосвязь, в окрестностях рудника стали появляться вооруженные негры, которые причисляли себя к армии освобождения Конго. Вооружены они были немецким оружием – пулеметы, карабины, пистолеты-пулеметы, гранаты и прочее. Только с артиллерией и прочим тяжелым вооружением проблемы. Хотя уже сейчас объявилось с десяток батальонных минометов немецких моделей. Самое удивительное в том, что с боеприпасами, судя по всему, повстанцы проблем не испытывают.
– Получается, что они и блокировали шахту, обрезав связь?
– Все еще интереснее оказалось, – усмехнулся Уоллес. – Буквально через несколько дней после начала боевых столкновений к берегам Бельгийского Конго подошли два невзрачных сухогруза под флагом Бразилии. С ними прибыли несколько сотрудников «Юнион Миньер». Фиктивных, разумеется, которые организовали эвакуацию запасов уранового концентрата, собранного на складах компании.
– Бразилия… А при чем здесь Бразилия?
– Вы же знаете, как этот бельгиец трясся над ураном. Подобное отношение осталось в компании и после его смерти. Так вот. У немцев с бразильцами нейтралитет. Поэтому, опасаясь нападения германских подводных лодок, руководство «Юнион Миньер» решило зафрахтовать пару бразильских судов и таким образом обеспечить безопасность доставки. Все-таки пять тысяч тонн уранового концентрата – это не то, что кому-то хотелось бы потерять. Все вполне логично и стройно. За тем исключением, что нас банально опередили.
– Как я понимаю, после завершения эвакуации руды местные повстанцы окончательно перерезали сообщение шахт с портом?
– Да. Железная дорога очень серьезно разрушена. Грубо говоря, ее нужно сооружать заново. Все мосты, какие только были, взорваны. Львиная доля железнодорожного полотна демонтирована. А местами и с насыпями проблемы из-за избытка взрывчатых средств у повстанцев.
– Получается, что в ближайшее время рудники Конго нам будут недоступны. Вы уже согласовали с руководством «Юнион Миньер» военную операцию?
– Да. Но это еще не все. Дело в том, что, продолжая расследования, мы заинтересовались вообще ситуацией в атомном проекте. И оказалось, что с конца сорокового года по тем или иным причинам погибли пятьдесят семь ученых, обеспечивающих научный и административный хребет нашей атомной программе. Кроме того, произошло несколько странных пожаров и несчастных случаев в лабораториях, унесших, опять-таки по странному стечению обстоятельств, наши наработки в этой области. Иными словами, кому-то очень не хочется, чтобы мы получили атомную бомбу, и он прикладывает к этому все усилия.
– Полагаете, что это все дело рук одного игрока?
– Уверен. Тем более что после хищения наших запасов на западных складах, диверсии в Конго и прямого террора против наших ученых и их лабораторий всплыло еще несколько пренеприятных моментов, связанных с Колорадо и Порт Радий.
– Слушаю.
– В Колорадо «неожиданно» вспыхнула бубонная чума, которая выкосила уже треть персонала на шахтах и в округе. А в населенных пунктах, рядом с канадскими разработками, – совершенно не типичная для данных мест лихорадка.
– Вот как… эти заражения искусственного происхождения, я полагаю.
– Да. Причем судя по тому, что последнее место, где видели названные выше бразильские сухогрузы – это Западное побережье Южной Америки и шли они якобы в Сан-Франциско, – то это наводит на мысли. Ведь если верить нашим разведывательным данным, японцы ведут весьма интенсивную работу над биологическим оружием.
– Японцы?! – удивился Рузвельт. – Но ведь мы читаем их коды.
– Из чего следует, что это либо не японцы, либо они в курсе и используют известные нам каналы для дезинформации. Хотя, конечно, сказать точно нельзя.
– А что с кораблями?
– Последнее, что о них известно, что они подали сигнал «СОС» в паре сотен миль от побережья Мексики и пропали.
– Только «СОС»?
– Потом пошел белый шум, будто кто-то умышленно забивал эфир. Судя по всему, они «затонули». По крайней мере, имитировали именно это. Вы не находите, что это очень похоже на конвой в Великобританию?
– Полагаете, что целью было не захватить, а утопить?
– Возможно. Только неясно, зачем им было так далеко уводить корабли. В той же Атлантике пустили бы на дно, и никаких проблем. В общем, очень странно все.
Спустя неделю. Москва. Ставка
– Операция «Хищник» завершилась в целом успешно, – начинает Берия свой доклад. – Подставной корабль с урановым концентратом под видом вольфрама благополучно затонул. Мы переживали из-за того, что взрывное устройство даст сбой, но все прошло нормально. Примитивный задублированный часовой замедлитель оказался вполне надежным решением. Урановый концентрат с западных складов мы уже полностью вывезли в Петропавловск-Камчатский на двух субмаринах, которые мы частично переоборудовали для транспортных нужд. Пришлось сделать семь рейсов, но все прошло достаточно спокойно. Парочку «южан» встретили в Беринговом проливе и теперь со всей аккуратностью ведем через льды двумя ледоколами. По срокам сложно сказать, но примерно через пару месяцев они должны прибыть в Диксон, куда из Архангельска двигаются сменщики.
– Отлично! – воодушевленно воскликнул Тухачевский, в то время как Сталин лишь улыбнулся в усы. – Шесть тысяч двести тонн уранового концентрата! Кстати, никаких источников в Белом доме у нас нет? Я полагаю, у них там сейчас паника.
– К сожалению, нет, – покачал головой Берия. – Но определенную суету мы и так отследили. Идут многочисленные консультации с англичанами. Обе стороны хватились опять-таки погибших и похищенных ученых. В общем, они серьезно взялись разгребать тот клубок проблем, что мы им создали. Впрочем, им на это потребуется время, а успех маловероятен, так как мы хорошо подчистили следы.
Глава 8
25 августа 1941 года. Москва. Болотная набережная
Ольга сидела на лавочке и смотрела на медленно плывущие облака. Этот совершенно сумасбродный роман с советским маршалом вначале казался ей веселым приключением. Чем-то остреньким и необычным. А потом втянулась. Особенно из-за необычности характера своего нового мужа, который пришелся ей по душе. Хотя, признаться, она думала, что не пройдет и пары месяцев, как они рассорятся или начнут скандалить. Однако же…
Художественная кинолента «Спартак», в которой она успела уже сняться даже беременной, дескать, вынашивает ребенка лидера восстания, монтировалась, а ей надлежало отдыхать. По крайней мере, муж был в этом непреклонен. Даже более того, она видела, как Михаил искренне переживал за нее и их общего ребенка, ведь сниматься в положении непросто.
– Дорогая, – услышала она знакомый баритон и почувствовала, как крепкие руки нежно обнимают ее плечи. – Я вижу, ты на своем излюбленном месте. И как обычно задумчивая. Тебя что-то тревожит?
– Я боюсь…
– Чего же? Тебе кто-то угрожал?
– Нет, что ты! Конечно, нет. Просто я пыталась понять, что же с нами будет дальше, и ничего хорошего в голову не приходит.
– Тебя беспокоит война? Но ведь пока все хорошо. Да, есть потери, но мы контролируем ситуацию, а через год все будет окончательно решено.
– С Германией, – она тяжело вздохнула. – Как мне ее жаль. Группа каких-то никчемных фанатиков со своими бредовыми идеями. Признаться, тогда, в двадцатые, никто и не мог даже подумать о том, что эти клоуны станут во главе государства. Но стали…
– Они и не смогли бы занять лидирующие позиции, если бы не деньги наших заклятых друзей.
– Из Америки?
– В том числе, – усмехнулся Тухачевский. – Ты, наверное, хорошо помнишь тот ужас, который устроили фанатики в России сначала в пятом, а потом в семнадцатом и далее годах. Везде, где ступает их нога, остаются только кровь, боль и страдания. И самое неприятное то, что этим идейным деньги поступали примерно из тех же источников, что и нацистам.
– Но зачем?
– Чтобы добиться мировой гегемонии. Ведь сейчас на нашей многострадальной планете идет увлекательная феодальная распря, из которой сможет выйти только один победитель, которому достанется вся власть и вся слава объединителя планеты. А любые революционеры и бунтовщики приводят только к одному – ослаблению конкурентов. И всегда приводили, а потому с удовольствием поддерживались иностранными «доброжелателями».
– Глупости какие… – покачала она головой. – Неужели из-за глупых амбиций миллионы людей должны умирать?
– Миллиарды, – поправил ее Тухачевский. – Это не первая и не последняя война. И еще много землян сложат головы в борьбе за единение.
– Но зачем?! Неужели нельзя жить в мире и возделывать свой огород? Или каждый второй мнит себя Александром Македонским, на деле являясь тщедушным Раскольниковым?
– Такова природа человека, – лишь пожал плечами маршал. – Понимаешь, пока человечество возится на своей планете, оно не выходит за стадию эмбриона. Мы вылупимся из этой икринки, только когда начнем осваивать новые планеты и системы. До тех пор мы вынуждены терпеть сражения за какой-то маразм вроде идеи избранной расы или всеобщего равенства.
– А что плохого во всеобщем равенстве? – насторожилась Ольга.
– Только то, что оно невозможно. Физически. Одна девушка родилась умной, другая красивой, третья и красивой, и умной, а у четвертой беда – и смотреть не на что, и в голове ветер гуляет. Думаешь, они равны? Формально да. Но по факту – нет. Ни разу. Мы все рождаемся разными. И с этим ничего сделать нельзя. А если еще к этому добавить социальные различия, родителей-то не выбирают, и просто обстоятельства жизненного пути, то разброс получается очень серьезный. – Тухачевский хмыкнул. – Почему, как ты думаешь, одним математика дается легко, а другие страдают, бесплодно стараясь ее освоить?
– Прилежание? Собранность?
– Без них, а также без труда, безусловно, ничего не получится, – согласился Тухачевский. – Только упорство, воля и труд позволяют таланту раскрываться. Но это все же не главное. Даже если человек будет трудиться, не разгибаясь, то все равно сможет прыгнуть не выше своей головы… своих природных способностей. Кухарка может хорошо руководить государством, безусловно, но только если у нее есть необходимый талант к этому и набор необходимых знаний, умений и навыков. А если всего этого нет, то что получается? Ничего хорошего. И представь – некоторые странные люди говорят о том, что все люди равны. Каким образом? Вот, например, я. Разве могу претендовать на то, чтобы быть равным тебе в вынашивании нашего ребенка? Ни при каких обстоятельствах! Это просто исключено просто потому, что я физиологически не то что выносить, даже забеременеть не могу. – Ольга улыбнулась, а он нагнулся и нежно поцеловал ее в шею. – Мое чудо…
– Ты весьма убедителен, – она еще сильнее заулыбалась. – Но тогда что? Получается, что национальная идея не подходит потому, что для ее продвижения нужно либо залить всю планету кровью, вырезая иные народы, либо сидеть по своим углам. А концепция всеобщего равенства ошибочна. Честно говоря, я смущена твоими словами. Ведь… – начала она предложение и осеклась, покосившись на мужа.
– Да, именно так. Именно по этой причине я, поняв все, в конце тридцать пятого приступил к попытке свернуть с падшего пути мою страну. Родину, – произнес Тухачевский и замолчал, так как на него нахлынули сплошной волной воспоминания прожитых лет… вплоть до того странного разговора на даче в конце девяносто третьего. Чувство боли и душевных терзаний, сомнений, практически ощутимой боли, от которой щемило в груди. А ведь тогда ему хотелось попробовать еще раз спасти идею коммунизма… Потребовались смерть и перерождение, чтобы понять, насколько это было наивно и бессмысленно.
– Такая убежденность… – произнесла Ольга после практически минутной паузы. – Иногда мне кажется, что ты знаешь все, что будет наперед. Или почти все.
– Отчасти. Это не так сложно. Наши враги достаточно предсказуемы.
– Наши враги… – медленно произнесла жена. – Как звучит-то… страшно. Хотя, вероятно, ты прав. Враги… Они ведь не отступят. Сейчас, слушая сводки Совинформбюро, я прекрасно понимаю, что Германия проиграла эту войну, если никто не вмешается и не поможет ей. Но что дальше? Наши народы уже ослабли от борьбы. Погибло множество молодых парней. И потрачено просто ужасное количество ресурсов на смертоубийство…
– И девушек, – поправил ее Тухачевский.
– Девушек?
– Да. В РККА служит много девушек. С тридцать девятого года мы стали набирать добровольцев и среди слабого пола на самые разные должности. Например, сейчас у нас три пехотных батальона, полностью укомплектованных девушками и молодыми женщинами. Да что уж там… двадцать процентов личного состава ударных частей – женского пола. Преимущественно тыловое обеспечение, но все-таки.
– Хм… – задумчиво произнесла Ольга. – Но все равно. Вы… Мы победим, – поправилась она. – А что потом? Ведь Советский Союз настолько усилится, что сможет претендовать на гегемонию в Европе. Неужели Великобритания и США это потерпят?
– Нет, конечно, но это будет уже совсем другая война. Холодная.
– Холодная? – удивилась Ольга. – А это как?
– Это когда иезуиты и демагоги обеих сторон пытаются задурить голову широким массам населения противника. И тот побеждает, чьим словам больше будет веры вне зависимости от того, истинны они или нет. А в таких играх всегда проигрывает тот, кто цепляется за правду. Она его ограничивает. Те же, кому она не нужна, совершенно свободны в маневрах и средствах. «Если джентльмен не может выиграть по правилам, то джентльмен меняет правила».
– Интересно. Но за что же мы будем стоять в такой странной игре?
– К сожалению, это решать не мне. Конечно, я приложил все усилия к тому, чтобы Советский Союз максимально быстро стал дрейфовать от абсурдного и вздорного радикализма ультралевых взглядов к весьма умеренному социализму, граничащему с центризмом, но ситуация все еще достаточно сложная. Особенно в связи с тем, что власть коммунистической партии чрезвычайно сильна, что не есть хорошо. Один раз она уже привела нашу страну к трагедии… – задумчиво произнес он и осекся.
– Ты имеешь в виду эту войну? – снова повернулась к нему жена и взглянула прищуренным взглядом на его странную растерянность. – Полагаешь, что вина на ней лежит?
– Да-да, именно так, – попытался схватиться за соломинку Тухачевский, но глаза Ольги вдруг стали ледяными.
– Не лги мне!
– Что? – переспросил Тухачевский. – В чем я тебе лгу?
– Когда коммунисты уже довели Россию до трагедии? Что ты имел в виду под этой фразой. – После чего развернулась и уставилась на него в упор. Суровая и безумно красивая. Строгие, правильные черты лица. Бездонные глаза, полные холодной, сдерживаемой ярости…
– Дорогая, тебе нельзя нервничать. Пойдем лучше домой.
– Там нас слушают, – отрезала она. – Я давно заметила что-то неладное за тобой. И ты уже не раз говоришь такие фразы, от которых у меня ступор наступает. Я не могу так… Миш. Пойми. Мне кажется, что ты меня постоянно обманываешь.
– Оль, – серьезно сказал он, – есть вещи, которые знать чрезвычайно опасно. Да, кое-что я тебе недоговариваю, но это по долгу работы. И больше того, даже тех намеков, что я уже сделал, достаточно, чтобы меня расстреляли. Случайных, хочу заметить, намеков. Ты хочешь моей смерти? А заодно и своей, и нашего будущего дитя?
– Все так серьезно? – озабоченно и уже беззлобно спросила она.
– Более чем. Нас просто придушат, а потом скажут, что умерли от инфаркта или еще от чего, а то, что странная полоса на шее, то мелочи. Бывает. И если вопрошающие намека не поймут, то их дорога в страну вечной охоты будет очень близкой к той, по которой проведут нас.
– Зачем же ты тогда нас так подставляешь? – Нахмурила бровки Ольга.
Читать бесплатно другие книги:
