Черные минуты Соларес Мартин

Глава 5

Как бы широкоплеч ни был Кабрера, огромный голубой пиджак Рамиреза висел на нем мешком. И когда он появился, все вытаращились на этот пиджак и пеструю рубашку. В это время отец убитого, Рубен Бланко, беседовал с тремя джентльменами почтенного возраста. Рядом на диване сидели мать и заплаканные сестры. В другом конце зала стоял гроб, и четверо друзей несли почетный караул.

Кивнув родителям, Кабрера направился к гробу, чтобы отдать дань уважения покойному, но на самом деле – чтобы воочию увидеть жертву преступления. Тут-то он его и опознал. Что за черт, не может быть! В гробу лежал парень из автобуса, который дал ему йогурт! Что с ним стряслось?

Рана на шее была прикрыта шарфом, но то, что он увидел, возбуждало подозрения. Это не похоже на колумбийский галстук. Либо рука убийцы дрогнула, либо он не имел достаточного опыта в таких делах, о чем говорил рваный край разреза. «Бедный мальчик, – думал Кабрера, – чем он провинился, за что его так?» По сведениям Чавеза, журналист застал в доме Чинкуалилло, который проник туда с целью кражи. Да чушь собачья. Зачем члену Паракуанского картеля грабить дома? Можно подумать, они бедствуют! Да на их дневной заработок от продажи наркотиков обычный человек мог бы прожить целых полгода, не работая!

– Сукины дети, – пробормотал кто-то у него за спиной, – убили безоружного мальчишку.

Кабрера чувствовал, что все смотрят на него, словно ждут помощи. Ах, если бы он мог помочь! Кабрера со вздохом отошел от гроба и направился к дону Рубену. Принеся ему соболезнования от имени шефа Табоады, Кабрера спросил, нельзя ли им поговорить с глазу на глаз.

– Минуточку, – ответил тот, укоризненно качая головой.

Кабрере не понравился его тон, но он понимал, каково сейчас дону Рубену и что обижаться на него глупо. Он просто вышел и стал ждать в конце коридора. Там стоял автомат по продаже кофе – конечно, неисправный, – что делало ожидание совершенно невыносимым. От скуки Кабрера вынул конфискованный пистолет с инициалами «С. О.» и стал его рассматривать. Вот черт, если это и впрямь пушка Кончилоко, то ему грозят неприятности. Пока он вертел в руках пистолет, мимо прошла женщина потрясающей красоты. Блондинка в черном облегающем платье с пышной кудрявой шевелюрой. Все, кто был в коридоре, провожали ее взглядами. Это была та самая блондинка, фотографию которой Кабрера подобрал на автостанции. Подруга журналиста. Увидев в его руках оружие, она удивленно приоткрыла сочные губы. Кабрера про себя чертыхнулся и сунул пистолет в карман, а она сделала вид, будто ничего не заметила, и проследовала в зал, оставив позади шлейф из цветочного аромата, который заставил агента Кабреру вздрогнуть. О боже, произнес его внутренний голос.

Прошло еще пять минут, а Рубен Бланко все не появлялся. Что ж, ничего странного, если он не торопится. В таких случаях люди винят во всем полицию, ведь если бы полиция хорошо выполняла свою работу, убийств бы не было. В четверть двенадцатого Кабрере надоело ждать, и он спустился в буфет, надеясь найти там настоящий кофе. Ему повезло: в буфете был вполне терпимый «Веракрус». Он как раз расплачивался, когда в кармане завибрировал телефон. Звонила секретарша шефа.

– Кабрера? Ты на похоронах? У меня женщина на другой линии, говорит, что там вертится подозрительный тип с пистолетом.

– Я мигом! Я тут внизу, в вестибюле. – Он бросил чашку на прилавке и побежал наверх. – Пусть опишет его. Как он выглядит? Во что одет?

– Цветная гавайская рубашка и солнечные очки.

– Черт подери, Сандра, да это я! Скажи ей!

Вбегая в зал, он увидел блондинку, говорящую по телефону. Кабрера хитро подмигнул ей, она покраснела. При других обстоятельствах он бы разозлился, но только не сегодня. Да и вообще – трудно злиться на красивых женщин. Ничего страшного не случилось, в такой ситуации все люди излишне нервны и подозрительны, и это понятно. У Кабреры даже промелькнула идея вернуть ей фотографию, но подойти к ней он так и не решился. Зато побеседовал наконец с отцом убитого.

– Если вас послал комиссар Табоада, то вам тут нечего делать, – сразу заявил дон Рубен.

Кабрера пустился объяснять, что он выполняет приказ, и снова выразил ему самые искренние соболезнования.

Дон Рубен посмотрел на него в упор и покачал головой:

– Сколько раз я должен давать показания? Я уже рассказал все, что знаю, агенту Чавезу.

Вот так сюрприз! Кабрера впервые об этом слышал. Его никто не предупредил.

– Когда это было?

– Вчера вечером.

Странно. И в отчете нет ни слова о допросе Рубена Бланко.

– Должен повторить, что я не верю, будто убийца моего сына – это арестованный вами человек. У меня есть друзья в правительстве штата, и они начнут новое расследование.

– Я как раз этим и занимаюсь. Я веду новое расследование.

– Что ж, посмотрим, что у вас получится. – С этими словами сеньор Бланко повернулся и направился обратно к жене и дочерям.

Следующие полчаса Кабрера наблюдал парад старинных деловых партнеров и друзей семьи, одноклассников погибшего и подруг его сестер. Среди прочих Кабрера с удивлением заметил нового ассистента Рамиреза.

– А вы тут зачем… – поинтересовался он, пытаясь припомнить его имя, – Риккардо?

– Родриго, Родриго Колумба. Бернардо был моим другом еще со школьных лет.

Они сели в холле, где никто не мог им помешать. Кабрера спросил, близко ли он знал Бернардо Бланко и какого рода материалы тот писал.

– На криминальные темы, – ответил Колумба.

– Неужели его это интересовало? – недоумевал Кабрера. Он производил впечатление человека кроткого и доброго.

– Еще как интересовало, – подтвердил Колумба. – Он изучал полицейские сводки с усердием, с каким иные изучают Библию или «Дон Кихота».

– И он хорошо писал?

– Да, даже получил одну из журналистских премий.

Живя в Штатах, Бернардо купил мотоцикл и коротковолновый приемник, чтобы слушать переговоры полиции Сан-Антонио. Мало-помалу он расшифровывал и запоминал местный полицейский сленг для каждого вида преступлений. Иногда ему удавалось приезжать на место происшествия раньше патрульной машины. Однажды он наблюдал погоню за наркодилером, а другой раз – перестрелку в банке. Прежде чем бросить работу, он видел смерть человека, которому прострелили голову в супермаркете. К приезду парамедиков человек был уже мертв. Бернардо отчитал их за то, что они ехали так долго. В тот день у него до вечера отшибло память. То есть, дав показания полиции, он несколько часов прожил на автомате. Примечательно, что он вернулся на работу, подробно записал свои впечатления, сдал статью редактору и заявил, что увольняется. Выйдя в сумерках на улицу, он словно очнулся.

– Ой, – неожиданно прервал свой рассказ Родриго Колумба, – смотрите, кто идет. Преподобный Фриц Шанц.

Поскольку он был в рясе, все решили, что будет проповедь. Отца Фрица, преподававшего в иезуитской школе, часто можно было встретить у них в полиции. Мало того что проводил беседы и исповеди, порой он выступал в роли переговорщика. Например, когда они готовили задержание боевика из Паракуанского картеля, они попросили отца Фрица поговорить с бандитом и убедить его сдаться. Таким образом не раз удавалось избежать излишнего кровопролития.

– Он, кажется, ищет вас, – сказал Колумба и не ошибся, потому что отец Фриц делал ему знаки, прося подойти.

Кабрера не слишком обрадовался его вниманию, потому что был с падре в натянутых отношениях. В последнее время тот взял за привычку критиковать работу их отдела, и чем усерднее они работали, тем жестче была его критика. Но отец Фриц сам шагнул к нему и спросил, беря под руку:

– Вы расследуете это дело?

Кабрера кивнул.

– Вот и славно. Зайдите ко мне – у меня остались кое-какие вещи Бернардо. Возможно, они вас заинтересуют.

Кабрера хотел уточнить, какие вещи, но не успел он и рта раскрыть, как к священнику подскочила женщина, которой срочно потребовалось исповедаться. За ней подошла вторая, третья и еще несколько человек, и затем поток посетителей окончательно разделил их. В этот момент произошло первое в череде странных событий, сопровождавших смерть журналиста.

Кабрера, оттесненный к стене, увидел, как толпа расступилась, и в зал вошел епископ. Выразив соболезнования семье Бланко, он повернулся, намереваясь проследовать к гробу, увидел отца Фрица и на мгновение остолбенел. Но затем со свойственной ему решительностью схватил отца Фрица за руку и потащил с собой. Они оба склонились над покойным в молитве, но у Кабреры было впечатление, что епископ отдает иезуиту приказы. Фриц слушал, молча сжимая побелевшие губы. Окончив молитву, епископ осенил крестом покойного, благословил родню, пролив последние капли святой воды на головы немногих счастливцев, и поспешно удалился. Отец Фриц не ушел, он остался, чтобы исполнить свой долг исповедника. И теперь стоял, склонив голову, загнанный в угол своей паствой.

Остаток утра прошел очень тяжело, особенно для Кабреры, который не выносил похорон. Со всех сторон он слышал идиотские замечания вроде: «Это судьба, все журналисты так кончают», «Зачем он вернулся, если у него была работа в Сан-Антонио?» и «Ах, если бы он только работал у отца». Настал момент, когда ему стало тошно, и он вышел, чтобы передохнуть и выпить кофе.

Кабрера был из тех детективов, что доверяют первому впечатлению. Как ни крути, а первое впечатление – часто самое правильное. Стоило ему увидеть агента Чавеза, он понял, что его коллега чем-то страшно встревожен, потому что вид имел хмурый и раздраженный. Они с Кабрерой вместе начинали работать в полиции в семидесятых. С тех пор Чавез по прозвищу Весельчак мало изменился, разве что поседел. Он по-прежнему носил широкие галстуки, бакенбарды и гангстерские усы. В свои пятьдесят он был подтянут, точно боксер легчайшего веса, который всю жизнь тренируется и остается в форме. Его сопровождал один из новобранцев – тот самый тип в солнцезащитных очках. Он был, кажется, доволен, что его вывели прогуляться, и пока не догадывался, какой идиот ему достался в поводыри. Кабрера искренне жалел новичков, которые попадали под начало к Чавезу по прозвищу Весельчак, потому что научиться чему-либо у него было невозможно.

Чавез ринулся к Кабрере, как бульдог, готовый вцепиться зубами в жертву:

– Тебя послал Табоада?

– Да, а что?

– Передай ему, что я беру это дело на себя. Тебе здесь нечего делать, можешь уходить.

Мысленно посчитав до десяти, Кабрера постарался ответить как можно более миролюбиво:

– Если тебя не устраивает его назначение, сообщи ему об этом сам, хорошо?

Раздался громкий металлический щелчок, и Кабрера увидел перочинный нож, направленный ему в живот. Он попытался уклониться, но Чавез уже проткнул ему кожу и продолжал вгонять лезвие глубже. Да это же… что это такое? Кабрера нутром почувствовал, что бледнеет. Тут Чавез наконец убрал нож и отступил. Кабрера выдохнул и хотел осмотреть рану, но увидел выходящего из зала отца Фрица. Тот шел, глядя себе под ноги, и его обычно благостное лицо выражало смятение. Кабрера дважды обратился к нему по имени и под конец должен был тронуть его за плечо, чтобы он не прошел мимо.

– Да-да, вещи Бернардо, – пробормотал священник, не поднимая голову, – не беспокойтесь, я сам их выброшу. Это не важно.

– Нет, важно! – возразил Кабрера. – Когда я могу прийти, чтобы забрать их?

Отец Фриц на мгновение задумался.

– Приходите сегодня в пять. А сейчас простите меня, я должен ехать на кладбище.

Кабрера понял, что разговор будет не из приятных. С их последней встречи неприязнь к нему отца Фрица, похоже, только усилилась.

Глава 6

Узнав, что Кабрера без машины, молодой коллега предложил поехать на кладбище вместе. По пути обогнав кортеж, они прибыли первыми, уселись под кладбищенской стеной и стали ждать. Было невыносимо жарко. Две-три пальмы, росшие у стены, почти не давали тени. Рубашка Кабреры насквозь промокла, по спине струился пот.

Белые кладбищенские камни плавали в раскаленном от солнца мареве. Вскоре к ним присоединился толстяк лет пятидесяти, его штаны поддерживали подтяжки. Он уточнил, кого они ждут, и, убедившись, что Бернардо Бланко, сел рядом и спросил, оглядывая Кабреру:

– Рамон Кабрера, если не ошибаюсь? Ведь это вы раскрыли дело о мошенничестве в страховой компании «Галф Иншуранс»?

Кабрера не хотел поддерживать эту тему, но толстяка было не так-то просто спровадить.

– Давно я о вас ничего не слышал, – продолжал он, – с той самой пресс-конференции.

– Хороший полицейский – это такой полицейский, которого не слышно и не видно, – проворчал Кабрера.

Толстяк протянул ему визитную карточку:

– Джонни Гурреро, криминальный репортер газеты «Меркурио». Послушайте, а что вам известно об этом убийстве?

– А почему бы вам самому не поделиться с нами информацией? – вместо ответа, предложил Кабрера. – Вы наверняка осведомлены лучше нашего.

– У меня одни догадки и предположения, – сказал репортер. – Думаю, что это колумбийцы. Они активно выдавливают из бизнеса местных дилеров. Вначале они работали вместе, но потом, когда узнали от них все ходы и выходы, получили контакты в Штатах, решили от них избавиться. Только вместо марихуаны они организовали трафик кокаина. Считаю, что убитому журналисту кто-то слил информацию, которой он собирался воспользоваться для написания статьи. Как вам моя версия?

Кабрера не отвечал, поскольку был целиком сосредоточен на отирании со лба капель соленого пота, обильно выступавшего и каплями сбегавшего на глаза. Не дождавшись реакции, Джонни Гурреро продолжил монолог. Кабрера слушал вполуха, изредка вставляя односложные реплики, пока журналист не произнес нечто, заинтересовавшее его.

– А вы в курсе, что Бернардо Бланко писал накануне гибели? – спросил Кабрера.

– Понятия не имею, что он писал, – пожал плечами репортер. – Это и есть самое главное, верно? Это ключ к разгадке преступления.

Тем временем похоронный кортеж прибыл на кладбище.

– Ага, там отец Фриц. – Гурреро поднялся. – Этот безумный поп меня ненавидит, мне лучше убраться, пока он меня не заметил. – И он пошел прочь, прихрамывая на левую ногу.

– Вы не знаете, кто эта блондинка, которая появилась под конец? – спросил Кабрера у своего молодого коллеги.

– Блондинка? Кристина Гонсалес, подруга Бернардо.

Он рассказал, что с Кристиной журналист познакомился в Сан-Антонио, где они вместе учились в колледже. Потом Бернардо решил вернуться домой, и их отношения прервались.

– А что случилось?

– Не знаю.

«Как странно, – подумал Кабрера. – На его месте я бы никогда не бросил хорошую работу в Сан-Антонио ради того, чтобы вернуться в порт. По крайней мере, ни за что не отказался бы от такой женщины».

– А что еще говорят? – продолжал он расспрашивать Колумбу. – Его правда убили наркодилеры?

– Не думаю, – покачал головой Колумба. – Он был в хороших отношениях с Чато Рамбалем, главой местного картеля, даже пользовался его покровительством. Чато, представьте, нравилась писанина Бернардо, а еще его смелость. Бернардо мне рассказывал, что однажды на рынке на него напали трое грабителей с пушками. Но разглядев его лицо, они мгновенно отстали и ушли, едва ли не извиняясь. Он был под защитой Чато, и ни один дилер не осмелился бы тронуть его.

– Откуда нам знать, как обстояли дела в последнее время? Может быть, он проштрафился, опубликовав материал, который пришелся не по вкусу его покровителю, – предположил Кабрера.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что Бернардо завязал с работой в газетах. Почти полгода назад.

– Вот как? Отчего же? И чем он занимался все это время? На что жил?

– Не знаю… Наверное, у него имелись сбережения… Признаться, я давно его не видел. А потом узнал, что его убили. Вообще, он был скрытен, имел привычку исчезать и появляться только через несколько недель.

– И вы не знаете, что он писал?

– Нет.

– У него были знакомые с инициалами «С. О.»?

Колумба лишь пожал плечами. Кабрера поднялся, потому что толпа на кладбище зашевелилась, и он хотел посмотреть, что там происходит. Оказывается, что к могиле пробилась крошечная монахиня преклонных лет с гитарой. Когда стали опускать гроб, она запела и заиграла религиозный гимн, положенный на мелодию песни Боба Дилана «Свеча на ветру». Голос был некрасивый, но сильный, и во время припева со словами «Он воскреснет, Он придет, чтобы раздать хлеб бедным» многие плакали, особенно родня Бернардо. Кабрера не был сентиментален, но даже у него стоял ком в горле. Что и говорить, похороны – это событие, способное размягчить душу любого грубияна. Боясь совсем расклеиться, он повернулся к Колумбе и сказал:

– Если бы Бернардо знал заранее, он бы потребовал исполнить другую песню.

– Не уверен. Он любил Боба Дилана и вообще время шестидесятых – семидесятых. От этой музыки он был без ума.

«Ну понятно – герой-романтик, – подумал Кабрера. – Бросил красивую подругу и хорошую стабильную работу в Техасе и приехал сюда писать о местных наркоторговцах. Вот и дописался. Интересно, что у него в действительности было на уме? Теперь уже никогда не узнать».

Мелодия Боба Дилана эхом разносилась по кладбищу. В небе бежали редкие облачка.

– Ох, пора обратно на работу, – пробурчал Кабрера.

Глава 7

Кабрера вышел у автомастерской, где его уже ждал менеджер.

– Пришлось поставить новую покрышку, – сообщил он.

– Почему? – удивился Кабрера. – Разве старая так уж плоха?

– Ужасна. Даже с виагрой не катит. Сами посмотрите. – Он продемонстрировал остатки покрышки. – Как, скажите, это можно заклеить? Вы с кем-то всерьез не поладили?

Покрышка была порезана. Точнее, разрезана по всей ширине.

– Это не порез, это предупреждение, – заметил менеджер.

В ответ желудок Кабреры возмущенно заурчал.

Вернувшись на работу, он сразу отправился к Рамирезу, но Рамирез отбыл на задание. Он сходил еще раз – Рамиреза все не было. Тем временем начал названивать нахальный малолетка, у которого он утром отобрал пистолет.

– Если тебе нужно поменять памперс, то обращайся к своему папочке, – сказал ему Кабрера, но звонки продолжались, и он уже просто бросал трубку.

В половине четвертого он решил пообедать, помня, что на пять у него назначена важная встреча. Вынув из ящика стола потрепанную книгу, Кабрера спустился на парковку (на этот раз все колеса были целы), сел в машину и поехал в ресторан «Фламингос». Там он и застал Рамиреза, забившегося в дальний угол. Кабрера подошел и сел к нему за столик.

– Ага, толстяк, вот ты где! Так что ты мн собирался рассказать?

Рамирез, внимания которого ожидали две порции энчиладас по-швейцарски и тарелка с вяленой говядиной, проглотил слюну, вытер губы салфеткой и вполголоса проговорил:

– Не лезь туда, придурок. Это не дело, а в натуре минное поле.

– Можно подумать, я взялся за него ради удовольствия. Мне его шеф поручил!

– Повторяю: будь я на твоем месте, я бы сделал все, чтобы отвертеться. Это дело Весельчака. Никто в здравом уме не осмелится перейти ему дорогу.

Чавез тоже был здесь. Он сидел поодаль в компании двух новичков, которым втирал что-то, а те слушали и согласно кивали. Кабрере было жаль их, как и прочий молодняк, попадающий в оборот к Чавезу. Вскоре и они пожалеют об этом, но будет поздно.

– Ну так что ты будешь делать? – спросил Рамирез.

Кабрера не ответил. В ресторан проник замызганный мальчишка с кучей рекламных листовок и принялся шнырять между столиками, суя каждому флаерсы. Вскоре добрался и до них. «А вдруг сегодня твой последний день? Проведи его весело в клубе «Чероки мьюзик», – прочитал Кабрера на листовке, протянутой мальчишкой. Раньше этот клуб принадлежал известному бандиту, которого они обезвредили, и теперь там просто диско-бар без криминала.

Человек, сидевший за соседним столиком, ушел, оставив на столе выпуск «Меркурио», и Кабрера взял газету. Колонка Джонни Гурреро была на третьей странице. Этот ушлый засранец уже успел тиснуть заметку. Упомянув «прискорбную» кончину Бернардо Бланко, «перспективного молодого журналиста, вернувшегося из Сан-Антонио», Гурреро писал, что Бернардо, по слухам, «неуважительно отозвался о некоторых влиятельных горожанах», и следствие «не исключает», что его смерть явилась результатом попытки шантажа. А также что «опытный сотрудник полиции» ведет параллельное расследование. Нет, ну не скотина ли? Отбросив газету, Кабрера попросил меню, в котором ему ничего не приглянулось, и он заказал только чашку обжигающего черного кофе.

Было без четверти четыре, когда Кабрера вспомнил о назначенной встрече. На парковке он снова проверил все колеса – кажется, порядок. Он сел в машину и поехал в Культурный центр Паракуана, где находилась иезуитская школа. Когда-то Кабрера учился в этой школе. Все в ней учились, даже Бернардо Бланко! Многие годы иезуитская школа оставалась основным учебным заведением в городе. Обыкновенно в школах при общине многие ученики получают стипендию. Бернардо получал полную стипендию, а Кабрера – половину, потому что для полной ему не хватило отличных оценок. В первом классе его ненадолго исключили за хулиганство, а в остальном воспоминания от школы у него остались самые лучшие: экскурсии на природу, духовные ретриты, споры о социальной справедливости, соревнование по успеваемости и железная дисциплина, укрепляющая моральные устои.

Кабрера знал, что разговор предстоит не из легких. Фриц получил образование в Риме, где изучал теологию и юриспруденцию. По первому назначению он попал в Никарагуа, а затем – благодаря обширным знакомствам в среде либеральных теологов – оказался в Мексике. Но где бы он ни служил, его отличало редкостное рвение в исполнении служебных обязанностей. Сколько Кабрера себя помнил, отец Фриц приходил к ним в полицию, а также в тюрьму с наставлениями и беседами. А еще он помогал вести переговоры. Быть посредником между полицией и преступниками – дело рискованное, и потому, дабы не подвергать опасности иезуитскую братию, было решено переселить Фрица в резиденцию епископа, под круглосуточную охрану. Днем он преподавал в школе – Кабрера знал это наверняка, потому что сам когда-то у него учился.

Глава 8

Свидетельские показания отца Фрица Шанца, иезуитского священника

В тот день после похорон я снова увидел Макетона. Он явился ко мне в кабинет раньше назначенного ему времени.

– Я сказал в пять.

– Я просто закончил немного раньше. Надеюсь, вы не возражаете.

Конечно, я возражал, но не мог в этом признаться. В моем возрасте, в семьдесят пять лет! Обстоятельства вынуждают меня быть постоянно настороже. Поскольку его появление застало меня врасплох, я разволновался и начал механически перекладывать предметы на столе: карандаши, карточки, ручки – словно возводя между нами стену. И тут Макетон прямо-таки ошарашил меня неожиданным ходом. Он вынул книгу и положил ее передо мной на стол. Это были «Духовные упражнения» святого Игнатия Лойолы.

– Я наконец-то прочитал это, – сказал он. – Обсудим?

То есть он предлагал возобновить наш давнишний разговор. Рамон Кабрера едва ли мог когда-либо похвастаться блестящими знаниями. Это я говорю как иезуит, из числа учеников которого вышли шесть конгрессменов левого толка, целый сандинистский батальон, выдающийся журналист и лучший политический колумнист этой страны. На их фоне (да и не только) Макетон Кабрера сильно проигрывает.

Однажды я отчитал Рамона за неверный выбор литературы для чтения, когда он на перемене советовал однокласснице популярный роман, говоря, что это «интересная, но опасная книга». Приметив яркую обложку, я подошел и сказал, что он лишь понапрасну тратит время, если читает подобный мусор. Он покраснел, а девочка, как мне показалось, и вовсе едва не лишилась чувств, поскольку у меня была репутация неумолимого садиста, который рад за малейшую провинность тащить ученика к директору. Я тут же вынул из кармана и вручил Кабрере свой экземпляр «Духовных упражнений», который всегда носил с собой. «Вот это и впрямь опасная книга, – сказал я, – ибо на каждой странице читатель рискует быть разоблачен и пристыжен. Когда закончишь, мы поговорим».

Впоследствии, произведя несложные вычисления, я догадался, что под обложкой книги, которую Макетон давал девочке, скрывался эротический роман. Я хотел вызвать его к себе и сделать строгое внушение, но такой возможности мне не представилось. Он стал намеренно избегать меня. В классе забивался на задний ряд и притворялся невидимкой. Это был выпускной класс, и в конце года ученикам вручили аттестаты об окончании школы. И вот, через тридцать лет, Макетон явился, чтобы отдать мне должок.

К сожалению, за день до его прихода я вновь поддался пагубной страсти, которая частенько овладевает мной, – я снова запил. Я пригласил его в школу, а не в резиденцию епископа, где я живу, поскольку накануне конфисковал у учащихся бутылку водки, которую припрятал в шкафу с книгами и рассчитывал перед уходом открыть.

Когда явился Кабрера, я как раз собирался приложиться в первый раз за целый день! Но я не мог этого сделать в его присутствии! Более того, водка стояла в шкафу у него за спиной, и я боялся, что он разоблачит меня, поскольку бутылка властно притягивала к себе мой взгляд. Меньше всего мне хотелось, чтобы Кабрера засиделся у меня в кабинете, и потому представьте себе мое разочарование, когда он вынул из кармана «Духовные упражнения» святого Игнатия.

– Ах да… Святой Игнатий… – пробормотал я. – Ну и как тебе?

– Два кошмара, – ответил он.

– Что?

– За время чтения мне приснились два кошмара. Помните, вы сказали, что это опасная книга?

Я сдавленно зарычал. Ученики прощают мне такие выпады, относя их на счет моей эксцентричности.

– Так что же, Кабрера? Чем я могу тебе помочь?

– Я пришел, чтобы забрать вещи покойного.

Твою мать (как выражаются школяры)! Я и забыл, о чем мы договаривались с утра! «Водка до добра не доводит, Фриц», – мысленно напомнил я себе по привычке, приобретенной вследствие пьянства. С тех пор как начал пить, я часто веду внутренние диалоги. Что же ему отдать, чтобы он побыстрее убрался?

Я встал и подошел к полке с книгами и журналами, которая давно грозит обвалиться под их весом, и вынул книгу наугад. Увидав, что это «Трактат по криминологии» доктора Куроза Куарона, я едва не упал – равно от тошноты, головокружения и удивления. Хорошо, что Рамон рассматривал большой портрет Фрейда на стене и не замечал моих трудностей. Тогда я взял с полки вторую книгу – «Черное прошлое» Раберна Фонсеки. Вот незадача: неужели там нет ничего другого, без криминала? Страшно разволновавшись, я вынул сразу три книги – «Хладнокровие» Трумана Капоте, «Судья и его палач» Фридриха Дюрренматта, «Доктор Джекил и мистер Хайд»… Когда на моих глазах происходят подобные совпадения, в которых раскрывается гармония вещей, меня охватывает трепет пред величием божественного промысла. И тут Рамон наконец заметил, что со мной творится неладное.

– Святой отец? Как вы себя чувствуете?

Ничто не раздражает меня более чем жалость, особенно если кому-то вздумается пожалеть меня.

– Да, все в порядке, – через силу ответил я.

Он снова уставился на портрет, а я про себя недоумевал, как Кабрере могли поручить расследование убийства Бернардо Бланко. Благодаря своему острому, проницательному и пытливому уму молодой Бернардо создавал журналистские шедевры, он был настоящим мастером криминального репортажа, но Макетон… Чего можно ждать от этого примитивного создания?

Но я ошибался.

– И это все? – спросил он.

– В смысле – все?

– Я думал, у вас еще что-то есть.

– Например?

– Ну я не знаю… что-то очень важное… вы же сами сказали…

– Эти книги очень важны. Бернардо их очень ценил, – настаивал я. Мне жуть как хотелось выпить.

– Но насколько я понял, это срочно?

– Еще бы не срочно! – Я обвел рукой кабинет. – Посмотри, какая здесь теснота. Каждый ученик, что приходит ко мне, забывает здесь одну-две книги. В конце концов, у меня не публичная библиотека.

Кабрера нахмурился и подозрительно взглянул на меня – так и Бернардо, бывало, оглядывал лжецов, которых видел насквозь. Похоже, с нашей последней встречи в нем развилась интуиция (думаю, не слишком, но все-таки). На миг я испугался, что он сейчас отбросит все приличия и устроит мне форменный полицейский допрос, но он применил ко мне более изощренную пытку. Он долго болтал о разных пустяках, продлевая мои мучения, чтобы затем перейти к атаке.

– Как приятно вернуться в школу, – говорил он. – Вижу, что она разрослась, открылись новые классы.

– Ну да, народу прибавилось. Видишь ли, новые неграмотные дети рождаются каждый день. Когда ты был тут в последний раз?

– Хм… лет двадцать назад.

– А… ясно. И когда тебе поручили это расследование? – спросил я, боясь, как бы он не ударился в воспоминания.

– Не далее как сегодня утром.

– То есть Весельчак теперь не при делах?

– Вроде того. Кстати, святой отец, на прошлой неделе я видел, как вы с ним разговаривали.

– Это, знаешь ли, мой долг.

– Вы больше не навещаете заключенных в тюрьме?

– Навещаю, а как же. Я по-прежнему тружусь на два лагеря, как распорядился епископ, дабы способствовать прекращению вражды.

Его вопросы насторожили меня. Интересно, насколько он осведомлен о деятельности Бернардо Бланко? Судя по хмурому лицу, ему кое-что известно. Мы оба молчали, и неловкая пауза затягивалась. Что у него на уме? Если он ждет от меня признания, то не дождется. Или нарочно тянет время, чтобы меня помучить? А проклятая бутылка водки в шкафу, словно обольстительная женщина, так и манила меня к себе. Я понимал, что заслужил эту муку, что поделом мне, но от этого не становилось легче.

Тем временем Кабрера уселся поудобнее, показывая, что никуда не торопится. Поскольку он явился ранее назначенного времени, я не успел убрать, и все улики остались на виду. Прежде всего – шахматная доска с неоконченной партией.

– Бернардо был достойным соперником? – спросил он.

– Весьма, но часто терял ферзя, – ответил я, не подумав, и мысленно укорил себя: «Фриц, опять ты сболтнул лишнего! Ты сам загоняешь себя в угол!»

Во взгляде Рамона промелькнуло изумление – наверняка он начинал догадываться о случившемся. Но вместо того чтобы добить меня, как на его месте поступил бы Бернардо, он взглянул на обложку романа Стивенсона и спросил:

– Вы часто виделись, святой отец?

– Нет, не очень, – ответил я и добавил, спеша уйти от этой темы: – Как дела на работе?

– Все по-старому.

– Жаль, что ничего не меняется.

Я стал убирать фигуры в коробку. Позже надо будет протереть их, чтобы не осталось отпечатков пальцев Бернардо. Одна пешка упала на пол. Кабрера подобрал ее и протянул мне.

– Вот, возьмите, святой отец.

– Спасибо, – буркнул я.

Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят. Имеют глаза, но не видят, имеют уши, но не слышат. Бернардо, к примеру, обладал удивительным интеллектом в сочетании с острой наблюдательностью, чего Рамон Кабрера, судя по всему, начисто лишен. А не намекнуть ли ему? Нет, не стоит. Он ведь не поймет. Остается лишь надеяться и снова надеяться, как учат нас мудрецы.

– Святой отец, мне нужна ваша помощь.

– Я слушаю. – Я стал демонстративно протирать очки.

– До вас дошли слухи о портовом картеле?