Доброе утро, Царь! Мистунина Анна

Ее ноги покрылись грязью и онемели от непривычной ходьбы босиком, но она все равно бы ничего не почувствовала – кровь на камнях уже успела высохнуть. Но все же это была кровь, зловещее багрово-черное пятно перед дверью и еще более страшный след, ведущий прочь со двора. Похоже было, что здесь протащили чье-то тело, быть может, даже не одно.

Еще вчера при виде такой картины Иарра завизжала бы и кинулась прочь, но эта ночь не прошла бесследно. Она сглотнула подступившую тошноту и выдавила:

– Что здесь произошло?

– Бездомные. Прибежали с камнями и палками, хотели ворваться в дом. Хвала Двоим, стража подоспела вовремя! По всему городу то же самое, – Магана кивнула на Красного, который по-прежнему стоял на коленях: – вот он принес вести. Что прикажешь с ним делать?

Иарра замотала головой – ей все еще было стыдно.

– Мне все равно. Я должна увидеть деда.

Подумав, она все-таки велела приготовить ванну: предстать перед дедом в таком виде было бы просто опасно. С энса Адая станется обозвать ее похуже, чем тот незадачливый солдат и даже выгнать за дверь, а ей на сегодня уже довольно унижений.

Прохладная вода и заботливые руки слуг почти излечили ее страхи. Ласковая девушка-служанка из Свободных старательно намыливала ее волосы, Магана поминутно заглядывала в двери – проверяла. Иарра закрыла глаза, позволяя ужасным воспоминаниям сойти с тела вместе с пылью и усталостью. Это не повторится, никогда, ни за что. Она больше не окажется беззащитной перед Бездомными… перед кем угодно! До сих пор беспечно обходилась без охраны, но теперь все изменится. Энс Карана был прав. Надо будет сказать деду…

Из глаз вдруг брызнули слезы, а служанка испуганно отдернула руки и спросила:

– Больно, балла?

– Нет. Не сильно.

Зачерпнув ладонями пенной воды, умыла лицо. По плечу расплылся устрашающий красно-черный синяк, и больно было, если честно, очень. В какой именно момент заработала это украшение, Иарра не помнила.

Выбравшись из ванны, она забрала из рук служанки полотенце и, обернувшись им, пошла прочь. С волос и тела на пол капала вода, но Иарре это нравилось – она дома. Она может шлепать босыми ногами по украшенному мозаикой, совершенно чистому полу и улыбаться, когда с пути шарахнется, стыдливо отводя глаза, покрасневший раб. Если захочет, приказать – даже не приказывать, лишь кивнуть Магане, и у двери выстроится целая вереница слуг с расческами, щеточками и маслами для тела, с прохладными напитками и сладостями, всем, чего только может пожелать капризная энсова внучка. Если только захочет…

Ведь если изо всех сил делать вид, что вчерашнее унижение ей приснилось, можно и самой в это поверить, разве не так?

Теперь одеться – и быстрее к деду, пока он окончательно не потерял терпения.

Но терпение энса Адая иссякло еще предыдущей ночью, когда стало ясно, что Иарра не вернулась домой. Она поняла это сразу, как шагнула в дверь своей спальни, где на постели лежало приготовленное заботливой Маганой платье, а возле кровати, весь серый от гнева, раздраженно постукивающий змеиным набалдашником трости по подлокотникам своего кресла, дожидался дед.

Видах, как раз в этот миг покидавший спальню, посторонился, пропуская Иарру. Его нахальный взгляд, брошенный ей тайком от энса, задержался на синяке и потемнел.

– Где ты была?! – заорал дед, как только она вошла.

– В ванной, – ответила Иарра, понимая, что спрашивает он совсем о другом. – Дед, разреши мне одеться. Потом я все расскажу.

– Сюда! – рявкнул он и, когда она подошла, прогремел: – На колени!

Иарра, придерживая полотенце, опустилась на колени перед креслом. Трясущиеся пальцы энса ощупали ее плечи, потянув за волосы, заставили запрокинуть голову. Слезящиеся от старости глаза разглядывали ее так тревожно и так подозрительно, словно энс ожидал обнаружить ее мертвой и тщательно это скрывающей. Иарра не шевелилась.

Только убедившись, что, если не считать синяков и ссадин, она совершенно невредима, он отвел взгляд и выпустил ее волосы.

– Ты беспокоился за меня, дед, – прошептала Иарра. – Ты за меня боялся!

– Глупая девка, – его голос дрожал. – Я сам виноват, что отправил тебя из дому в такую ночь. Звезды сулили опасность от Бездомных. Это они? Как ты уцелела?

– Твой жезл. Я убила человека.

Осознание, что дед по-настоящему взволнован, что он беспокоился за нее – за нее, а не за драгоценное наследие своего Дома, поразило ее, пожалуй, больше, чем все события прошедшей ночи.

– На нас напали, когда мы проезжали мост. Убили лошадей. И Укки тоже. Их было так много, мы ничего не успели понять! Меня тоже хотели убить, а когда увидели, что я женщина…

Старик вздрогнул и захрипел. Иарра испуганно схватила его за руки:

– Они ничего не смогли, дед, я ударила его жезлом, и он умер! Я вырвалась и прыгнула в воду. Они гнались, но… дед, пожалуйста, не волнуйся!

– Иарра Самурхиль, – проговорил энс. – Ты моя наследница.

– Я так горжусь, что принадлежу к твоему Дому, дед!

– Ты не поняла, – сказал он. – Я думал всю эту проклятую ночь! Я хочу, чтобы ты была моей законной наследницей. Как только закончится эта возня с Бездомными, я призову нотариусов и прикажу им составить завещание. И подпишу его при двенадцати свидетелях. После моей смерти власть над Домом Самурхиль перейдет к тебе.

– Дед, – прошептала Иарра.

– Ты не рада?

– А моя мать?

– Такова моя воля! – рявкнул он. – Ты смеешь ее оспаривать?!

Он все еще шумно дышал, но говорил теперь, как вечно чем-нибудь раздраженный властный старик-энс, и Иарра облегченно выдохнула.

Она не могла преклонить коленей и вложить своих рук в его, как требовал обычай, потому что и так стояла перед дедом на коленях, цепляясь за его руки и чувствуя в них тревожную дрожь. Потому она просто произнесла старинную клятву – позже повторит ее при свидетелях, но то будет всего лишь ритуал. Все важное происходило здесь и сейчас:

– Мои ноги пойдут по твоим следам, и мои руки поднимут твой топор. Я защищу твоих друзей и убью твоих врагов. Я засею твои поля и оберегу твой скот. Я принесу жертвы твоему духу, дабы он благоденствовал в царстве Эннуга, а когда настанет время и мне сойти в его чертоги, я принесу тебе отчет о твоем имуществе и обо всех моих делах, и будешь ты моим судьей. Клянусь в том Двумя и Непознаваемым.

И, не удержавшись, жалобно добавила:

– Но я не хочу принимать Дом, дед! Я хочу, чтобы ты жил вечно!

– Я тоже собираюсь жить вечно, но вы все с вашей возней только и знаете, как отрывать меня от поисков! – буркнул старик, и Иарра увидела, что он доволен. – Одевайся. Жду тебя в моем кабинете. Да, и скажи, чтобы принесли туда завтрак. Разговор будет долгим.

Разговор и вправду получился долгим. В тишине большого помещения, от пола до потолка занятого стеллажами, сундуками и ящиками с книгами, от старых глиняных таблиц с письменами на древнем языке, до свитков из тонко выделанного пергамента и изысканных, огромной стоимости фолиантов из прошитых бумажных листов, оправленных в кожу и украшенных золотыми инкрустациями, Иарра поведала деду о своих невеселых приключениях.

Выслушала его рассказ – о зловещих знаках в ночном небе, о внезапном нападении Бездомных, ворвавшихся за час до рассвета в богатые дома в разных частях города, во дворцы и храмы. О десятках убитых, о панике Свободных и растерянности Высших. О том, как поднялись по тревоге воины Красных Домов, как город наполнился звоном мечей, как волнения завершились, едва начавшись. Когда Иарра наконец явилась домой, солдаты уже сгоняли в переполненные темницы участников нападений – почти всех молодых мужчин Бездомных, и вешали зачинщиков – выхваченных из толпы, как это часто бывает, почти наугад.

– Как еще меня не схватили на улице и не повесили, – передернула плечами Иарра.

– Женщин никто не трогал, – хмуро возразил ей дед. – Но еще раз учинишь такое… Это же надо – переодеться Бездомной!

– Разве лучше, если бы я переоделась мертвой?

– Глупая девка, – буркнул энс. – Вздумалось же тебе пропасть в такое время! Теперь с Бездомными возни не оберешься. Вечером соберется Палата, и они желают видеть меня лично. Ха! Теперь им понадобился мой совет! Теперь они сожалеют, что меня не слушали!

Иарру его мрачное веселье позабавило:

– Ты их всех одолел, дед. Кстати, энс Карана верил тебе и раньше. Он, по-моему, очень умен.

– К Эннугу их всех! Я собираюсь рассказать тебе все.

– Рассказать? О чем?

– Молчи и слушай! Ты моя наследница, поэтому будешь знать. Но сначала – поклянись молчать обо всем, что узнаешь. Клянись!

– Ох, дед, – Иарра все еще не понимала, к чему он клонит. – Я со вчерашнего вечера клялась целых два раза! Можно обойтись без этого?

– Клянись! – прорычал энс, и ей ничего не осталось, кроме как подчиниться.

Когда клятва была принесена, дед хмуро кивнул:

– Так-то! Я наконец разобрался почти во всем. И мне совсем некстати ваша глупая возня, тебе ясно?

Кривой дедовский палец сердито нацелился ей в лицо. Выглядело это устрашающе. Иарра спросила:

– Ты хочешь, чтобы я поехала в Палату вместо тебя?

– Эннуг тебя забери, нет! Хватит с меня твоих прогулок! Ни шагу из дома, Иарра Самурхиль, до тех пор, пока я не найду время назначить тебе достойную охрану! Ты меня поняла?

– Поняла, дед. Спасибо.

– Ты теперь наследница Дома, так что веди себя соответственно!

– Я буду вести себя соответственно.

– Уж изволь, – буркнул он. – Иди, смотри. В ящике и на столе.

Иарра послушалась. На широком столе, установленном под окном так, чтобы свет падал прямо на него, лежали растрескавшиеся, местами разбитые глиняные таблицы. Такие использовались в древности для записи законов и повествований. Письмена на них были частично уничтожены временем.

Рядом желтел пергаментный свиток по виду немногим новее самих таблиц, возле него еще один, в лучшем состоянии, но тоже очень старый. Тут же стоял ужасно древний ларец темного дерева. Внутри Иарра увидела еще свитки и свернутые листы бумаги, все, кроме нескольких, желтые от старости.

Она осторожно облокотилась на край стола, стараясь не задеть лишний раз драгоценные таблицы, и принялась разбирать знаки древнего языка:

«О днях, когда мир был иссохшей пустыней,

Поведаю ныне.

Как тучи светила его затмевали,

И тени вставали.

Как люди в щелях и ветвях хоронились,

Подняться страшились.

И звери в расщелины гор убежали,

От страха дрожали.

Ни люди, ни звери с душою живою,

Не знали покоя.

Посеяна смерть от пустыни до моря,

Взошла нам на горе,

Чужие пришли, урожай собирали,

Потом пировали,

От неба до самого нижнего ада,

То демоны хлада…»

Дед молча ждал, что она скажет. Наконец она подняла голову:

– «Имир и хладные демоны». Я читала ее раз десять, не меньше. Ты этим решил меня удивить, дед? Вторая таблица тоже про этого Имира. Почему вдруг он тебя заинтересовал?

– Почему меня интересует Имир – Кровопийца? Имир – победитель демонов? Имир – изгнатель богов? Почему бы это, если не потому, что он был бессмертен?

– Но это же легенда! С каких пор ты веришь в богов и чудовищ?

– Имир не бог и легенда, Иарра Самурхиль! Он основал этот город, будь он неладен, и правил им много тысяч лет!

– На самом деле?

Иарра наугад ткнула пальцем во вторую таблицу. Прочитала медленно, переводя на язык современного Арша:

– «Тогда Имир разгневался и огонь вышел из его ладоней и сжег город вместе со всеми жителями. И предсказал Имир, что до конца мира люди не будут жить на этой земле и возделывать ее». В это ты теперь веришь, да?

– Это Бат-Ольская пустошь, если хочешь знать. Там до сих пор никто не живет и не возделывает ее.

– Потому что земля там засолена! Какой смысл ее возделывать?! Ну, хорошо. А в хладных демонов ты тоже веришь? А в…

– Хватит! – прикрикнул энс. – Закрой рот и слушай! Ты знаешь, кто такие Хранители?

Иарра пожала плечами:

– Старая секта Синих, которая давно вымерла. Кажется, они боролись за сохранение памятников древности. При чем здесь это? Мы и так бережем памятники!

Энс Адай крякнул, как будто она сказала что-то неприличное. Повозил по полу концом трости. Странно – теперь он казался смущенным.

– Что такое, дед?

– Мне не нравится слово «секта», – сказал он. – Не смей его больше произносить. Общество Хранителей существует с незапамятных времен, прояви уважение. То, что они вымерли, тоже неправда. Последний из Хранителей – я.

– Ты?

Больше Иарра не придумала, что сказать.

Энс поглядел на нее исподлобья:

– И ты тоже, с сегодняшнего дня. Из всех, кому я мог бы передать знание, ты единственная его достойна.

Иарра открыла рот и закрыла снова, не произнеся ни звука.

Ее дед принадлежит к вымершему тайному обществу и называет ее достойной. Нет, не так – единственной достойной. Чего еще ждать от такого дня?

– В ящике архив, – сказал энс. – Немногие доказательства, какие у нас есть, помимо легенд и таблиц, которые всем известны. Мы храним их и переписываем раз в поколение. Если я умру, ты должна будешь сделать то же самое и, главное, хранить тайну. От всех, запомни это. Свитки, которые лежат перед тобой, возьми и прочитай. Один из них – история раскопок под храмом Непознаваемого.

– Под храмом?

Казалось, она разучилась говорить и теперь может лишь повторять его слова. Дед нахмурился:

– Под храмом есть подземелье. Его раскопали шестьсот лет назад, потом закрыли снова. Нашему обществу пришлось потрудиться, чтобы память об этом исчезла из всех архивов. Свиток, который перед тобой – единственный.

– Единственный, – снова повторила Иарра.

– Второму тексту больше двух тысяч лет. Раньше он хранился в десяти экземплярах, сейчас – в двух, и оба перед тобой. Когда будешь снимать копию, помни, что образец нужно сразу предать огню. Он не должен попасть в чужие руки.

– Предать огню, – повторила она, и дед наконец расхохотался, постукивая по полу концом трости:

– Ты похожа на лунатика, Иарра Самурхиль! Отправляйся-ка спать! Потом читай и думай. Это твое задание на ближайшие дни.

Иарра осторожно прижала свитки к груди и пошла к выходу.

Она лунатик, и ее только что приняли в секту Хранителей. А божество доисторического Арша, Имир, чьи разломанные статуи с самодовольно выпученными глазами до сих пор находят в погребах и подземельях, жило на самом деле, и ее дед в это верит.

У дверей она обернулась.

– «Иарра Самурхиль» – это теперь вместо «глупая девка»?

– Пошла вон! – гаркнул энс и запустил в нее тростью.

– Мне надо было еще раньше потеряться, – выпалила она, выскакивая прочь.

Он что-то сердито кричал вслед, но Иарра уже не слышала.

«Решение Палаты, принятое большинством голосов, таково: найденное подземелье следует расчистить. Для производства работ еженедельно выделять восемь сиклей серебром в деньгах города Арша. Работы поручить Содружеству Свободных каменщиков, обязав их в точности следовать предписаниям мастеров Синих Домов, дабы ни один памятник истории не был разрушен или поврежден. Бездомных для черных работ позволено нанимать по необходимости с поденной оплатой. Сокровища, буде таковые обнаружатся в подземелье, внести в городскую казну, знания же считать достоянием великого города Арша, для процветания его и вящей славы…»

Текст, несомненно, принадлежал перу одного из летописцев Синих. Иарра пробежалась глазами по строчкам, пропуская подробности хода работ и отчеты о затраченных средствах. Писавший, похоже, был ее собственным предком – семейная дотошность Самурхиль сквозила у него в каждом предложении.

Пришлось признать, что дед не ошибся. Под храмом Непознаваемого, единственным строением, оставшемся со времен доисторического Арша, и вправду было подземелье. Невероятно, что шесть веков спустя об этом никто не знает. Куда же смотрели Самурхиль?

Ах, да. Иарра закусила губу, проворачивая свиток. Самурхиль как раз и позаботились, чтобы о подземелье никто не знал.

Наконец она обнаружила что-то интересное:

«Ход завершается комнатой двадцати восьми шагов в ширину и двадцати восьми в длину. Стены комнаты укреплены каменными плитами, поддерживавшими свод до его обрушения, также как и колонны в середине помещения. Дальняя стена разрушена. При расчистке завала обнаружен камень, более всего похожий на кристалл необыкновенно большого размера. Повернуть или сдвинуть с места его не удалось даже после того, как были приведены быки. Поверхность его так тверда, что удары орудиями не оставляют на ней следов. Мастера Синих Домов подвергли его тщательному изучению; их заключение прилагается:

«Двенадцатого дня месяца даузу окончено исследование кристалла под храмом Непознаваемого. Длина его в пять локтей и ширина в три локтя; точный вес определить невозможно. Поверхность твердая. При столкновении с железом и камнем не разрушается. При нагревании остается холодной. К кислоте нечувствительна. Свет отражается от нее, преломляясь и усиливаясь, так что маленькая лампа, будучи поднесенной к кристаллу, освещает всю пещеру.

Между тем замечено, что у всех, долгое время соприкасавшихся с камнем, вскорости возникают головные боли и усиливаются все обычные болезни, но врачи не могут определить этому причину. Некоторые больные выздоравливают, оказавшись вдали от подземелья. Но двенадцать человек уже умерли, и есть основания предполагать, что будут и новые жертвы.

Приняв во внимание вышеперечисленное, сообщаем, что нынешними средствами распознать природу находки невозможно. В то же время находка представляет несомненную опасность для здоровья людей и может представлять опасность еще большую, о которой нам неизвестно. Посему следует оставить ее неприкосновенной до тех пор, пока не возникнут новые знания, позволяющие ее изучить либо уничтожить. Подземелье следует закрыть. В сем подписываются: Бассем из Дома Самурхиль, Мели из Дома Самурхиль, Куммия из Дома Дамур, Такити из Дома Эбратхиль, Амагеш из Дома Эбратхиль. Печатью священника удостоверяет Физид из Дома Аншамар».

Также прилагается список обнаруженных в комнате предметов:

Остатки большого стола из железа и дерева, со сгнившими деревянными частями. Двенадцать сосудов из серебра, похожих на чаши с сужающимися краями; некоторые опрокинуты, в других засохшая темная жидкость. Поначалу она была принята за вино, но алхимики из Синих Домов, исследовав, признали в ней человеческую кровь. Кроме того, в комнате обнаружен неповрежденный скелет человека, вероятно, попавшего под обвал.

Двадцать восьмого дня месяца даузу раскопки были завершены. Вход в подземелье закрыт, защитный механизм восстановлен. Запись об этом и ключи вручены на хранение главам Девяти Домов».

На этом запись обрывалась.

Иарра отложила свиток и подкрутила фитиль стоявшей на прикроватном столике лампы. Она так и не смогла заснуть. Все, что с ней произошло, что нежданно сделало ее наследницей Дома в обход матери, странные дедовские разговоры, то и дело всплывающее воспоминание об убитом Бездомном – слишком много для ее бедной головы. В тишине мерещились чьи-то крики. Хотелось спрятаться и забыть обо всем, но не получалось. Чтение хотя бы позволяло отвлечься.

Теперь, когда оказалось, что дед был прав насчет подземелья, ей стало интересно – что за тайну откроет второй свиток? По словам энса, он копировался на протяжении тысяч лет, еще с доисторических времен до прихода их предков.

Уж кто-кто, а глава летописцев первым должен предположить, что это подделка!

Она удобнее устроилась в постели, облокотившись на подушку и разложив рядом второй свиток. В языке древнего Арша каждая буква обозначала целый слог, а когда и слово. Разбирать их уставали глаза, но Иаррой уже владело любопытство. Что за историю раскопал ее неугомонный дед?

«Я расскажу всю правду о том, что видела, о том, что сделала и что сделали со мной. Пусть ее запишут на глине и на коже; я хотела бы высечь ее в камне, чтобы, когда под солнцем истает даже память о нас, люди все еще сторожили его, но теперь не осталось уже никого, кто был бы способен это воплотить. Сила моя иссякла. Вся надежда теперь – на Непокорных, ибо они одни знают правду. Они поклялись передать ее детям и завещать, чтобы те передали своим. Да будет так, пока стоит мир.

Я, Элетия, до сегодняшнего дня называемая Царицей мира, клянусь Молчащими богами, клянусь своей кровью и проклятой Силой, что все это правда.

Я родилась в городе Арше под сенью всемилостивого Имира, Царя царей. Его слава превосходила славу солнца и звезд. Правители всех земель в страхе преклонялись перед Имиром и называли его богом, и никто, до самых краев земли, не смел перечить его воле. В незапамятные времена он явился из-за пределов мира, от края великой тьмы. Земля тогда была во власти ночных созданий, которых люди называли хладными демонами, пожирающими человеческие души. Имир сражался с ними и одолел. Он изгнал демонов, но этого ему было мало, и он изгнал также и богов. С тех пор и до сегодняшнего дня миром правил один Имир. Он был Царем, и он был богом. Но я, единственная, кому Имир открыл все свои тайны до последней, свидетельствую: хоть Сила Имира равна Силе богов и даже сейчас его тело неподвластно смерти, он всего лишь человек.

Моим отцом был Саад, один из Непокорных. Многие века Непокорные втайне противостояли Имиру, сберегали знания, передавая их из поколения в поколение, и хранили надежду в ожидании своего часа. И вот он настал. Когда моя мать была в тягости, Прорицательница предсказала мне избрание Молчащими богами и гибель Имиру через меня. С тех пор меня готовили к моему предназначению. Я должна была вырасти совершенной душой и телом, чтобы в день, когда меня приведут перед его лицо, он больше не смог отвести от меня очей, чтобы впустил меня в свое сердце и свою душу. Тогда я смогу выведать его тайны и погубить его. Так и случилось.

Но мне не должно было знать о моем предназначении прежде времени, иначе Сила Имира открыла бы ему правду: ничья магия не могла устоять перед его могуществом. Я выросла в неведении и, впервые увидев Имира, полюбила его всем сердцем. Полюбил меня и он, попавшись в сети смертельного заговора. Молчащие боги свидетели, что никто доселе не любил так, как любили мы. Я улыбаюсь, вспоминая об этом сейчас, хотя не прошло и суток с того часа, когда я обрушила потолок над местом его заключения, где он останется до скончания времен.

Он не скрыл от меня причин своей страсти: мое лицо и мое тело в точности походили на лицо и тело другой женщины, бывшей его возлюбленной в ином мире. Та женщина давно умерла, но тоска по ней сопровождала его много веков до встречи со мной. Множество раз, обнимая меня, он называл ее имя. Он любил ее во мне, но любил также и меня.

В то время я не различала между добром и злом. Жестокости, творимые моим возлюбленным, не вызывали у меня сожалений. Сердце мое было тверже камня; когда Имир убедился в этом, он, желая сохранить меня для себя навечно, ввел меня в тайный круг своих учеников. Так я познала науки, произошедшие из иного мира. Люди, обладавшие таким знанием, в сравнении с остальными все равно что боги, настолько они превосходят их и мудростью, и силой. Недаром Имира почитали за бога, но я знаю теперь и свидетельствую, что он человек.

За годы обучения я достигла совершенства в Познании. Тогда пришло время Воздействия, и Имир сам поднес мне мою первую чашу крови. Я не испытывала ни страха, ни сомнений. Имир наблюдал за мной, и я думала лишь о том, чтобы он остался мною доволен; я все сделала правильно и стала магом».

«Поднес мне мою первую чашу крови». Иарра протерла глаза и отодвинула свиток. Порою трудно было выбрать из двух или даже трех вариантов прочтения, и сейчас она сомневалась, что поняла правильно. Что значит – «поднес чашу крови»? Иносказание или какой-то ритуал? До сих пор она не встречала подобного в старинных текстах, а ведь прочла их немало. Неужели у древних было в обычае разливать в чаши кровь и пить ее?

Иарра содрогнулась, вообразив это зрелище. Ничего не скажешь, подходяще чтение на ночь, да еще после того, как сама убила человека!

С другой стороны – прозвище Имира «Кровопийца» в этом свете обретает совсем другой смысл.

Иарра зевнула. Пока что она не прочла ничего такого, что заставило бы поверить или, наоборот, счесть написанное подделкой. Глаза слипались, но она упрямо провернула свиток и читала до тех пор, пока сон не заставил ее забыться, упав щекой прямо на ломкий от времени пергамент.