Легион против Империи Мазин Александр

Глава четвертая

Лаодикия. История о том, как Алексей Коршунов едва не пострадал за веру

Ночь пошла замечательно. Они с Настей любили друг друга под мягкий шелест средиземного моря вдалеке и негромкую музыку оркестра за стеной. Потом Коршунов дернул за шнурок, и оркестр умолк. Они остались вдвоем и уснули в обнимку. Наверное из сны перемешались, потому что Коршунову неожиданно приснилась христианская литургия на скалистом берегу. Белые одежды, просветленные лица… И он сам тоже пел и было так необычайно легко, что он воспарил над миром и уплывал, уплывал ввысь, поднимаемый, уносимый потоком ясных, чистых голосов…

Первое, о чем он спросил Настю, проснувшись:

– Есть у тебя еще один крестик?

Не задавая вопросов, его любимая соскользнула с ложа, наклонилась (восхитительное зрелище) и отыскала в шкатулке с драгоценностями маленький желтый крестик на тонкой цепочке. Сама надела его Коршунову на шею и улыбнулась восхищенно:

– Какой ты красивый!

– Это ты красивая, – улыбнулся Алексей. – А я так, простой варварский рикс. – И сгреб Анастасию в охапку, потому что просто смотреть на нее было абсолютно невозможно…

– Здесь христианский храм есть, – сказала спустя полчаса Анастасия. – Настоящий. Не хочешь сходить?

– Пожалуй, нет, – отказался Алексей. – Я – в термы. Там наверняка парни мои расслабляются. Узнаю, все ли у них в порядке.

С собой Алексей прихватил только раба – одежду сторожить, чтоб не стырили.

До бань рукой подать, а в банях наверняка уже тусит вся его охрана. После вчерашней попойки (совет Лаодикии «накрыл поляну» не только легату, но и его свите), лучше нет варианта, чем на солнышке посидеть и в воде поплескаться. Неприхотливые варвары давно заценили прелести теплой водички и умелых банщиков. Более того, многие начали отдавать предпочтение вину вместо любимого пива. Тем более что пиво здесь раздобыть было значительно труднее.

Коршунов Насте немного приврал. В том, что у его бойцов всё в порядке, он не сомневался. Если какие-то проблемы и могли возникнуть, то не с ними, а из-за них. Просто захотелось отдохнуть в простой мужской компании.

Коршунов прошел в раздевалку-апподитерий. Там не было никого, кроме волосатого амбалистого мужика, копавшегося в вещах. Надо полагать – его собственных. Коршунов не спеша разделся, потянулся с удовольствием, похрустел суставами… Амбалистый зыркнул на Алексея, (как-то недобро), быстро запихнул барахло в нишу и свалил. Ну да и бес с ним. Коршунов еще пару раз махнул руками-ногами, велел рабу бдить (Ходят тут… всякие. Зазевается – стырят тунику шелковую или еще чего), и неторопливой поступью отдыхающего вельможи двинулся во фригидарий, где в окружении зеленых лужаек располагался большой бассейн под открытым небо. Было холодновато (по сирийским меркам) – градусов восемнадцать по Цельсию, но солнышко уже вышло, так что с точки зрения Алексея погода была идеальная. Неспешной походкой, любуюсь гибкими девами на мозаиках, Коршунов направился к колоннам, отделявшим крытую галерею от фригидария…

И вдруг наткнулся на преграду. В качестве преграды выступал уже знакомый смуглый бородатый амбал с тяжелыми золотыми сережками в мясистых ушах и вытатуированным на груди трезубцем. С виду – чистый ваххабит. Только «арафатки» не хватает.

– Пшел вон, христианин! – рявкнул амбал по-гречески. – Нечестивец, грязная собака! Беги, пока я не отрезал тебе уши!

В доказательство серьезности намерений амбал предъявил кривой ножик размером с наконечник пилума[17].

Коршунов удивился. Очень. Во-первых, на него уже давно никто не наезжал. Да еще так нагло. Да практически без повода… Нет, повод был. Алексей вспомнил о крестике, надетом утром.

Драться не хотелось. Такое, однако, хорошее настроение… Тем более за амбалом маячили еще трое таких же чернобородых качков-«ваххабитов».

Коршунов растерялся. Вариант с уходом отпадал: это значило «потерять лицо». Драка сразу с четырьмя «ваххабитами»… Не факт, что он справится. Мраморный пол – скользкий, а он всё же не Черепанов. Вернуться в раздевалку и взять спату? Блин! Надо же! Вот дурацкая история!

– Ты глухой, христианин? – рявкнул амбал. – Или обосрался от страха?

Тут у Коршунова кончилось терпение.

– Рот закрой! – рявкнул он еще громче, чем ваххабит. – И марш отсюда, чтоб я тебя больше не видел! Увижу – умрешь!

От командирского рыка Коршунова амбал слегка смутился. Даже чуть подался назад. Будь он один, наверняка бы сдристнул. По роже видно. Но за спиной – дружбаны. Задразнят.

Колебался он недолго. Секунд тридцать. Но этого хватило, чтобы кое-что произошло. Кое-что, не замеченное «ваххабитами». На лужке по ту сторону коллонады появился один из готов. Глянул – и пропал. Но Коршунов немедленно воспрял духом. Если в бассейне плещется пара-тройка его людей – крездец «ваххадитам».

Амбал тем временем решился.

– Всё, христианин! Прощайся с ушами! – и обрушился на Алексея.

Коршунов отшагнул в сторону, «ваххабит» пролетел мимо, поскользнулся на мраморе и шмякнулся на задницу. Но тут же воспрял, сделал страшную рожу… Но в следующую секунду зверскую маску сменила гримаса глубокого изумления…

Коршунов демонстративно скрестил руки на груди. Его участия в драке больше не требовалось. Собственно и драки никакой не было.

Пять секунд – и его «спецназовцы» (их оказалось не двое-трое, а целых два контуберния) скрутили, разоружили и уложили троих «ваххабитов» мордой в пол. Амбал (здоровая реакция) попытался смыться, но кто-то ловко метнул чашу, угодив точно в кучерявый затылок.

В яблочко!

– Хорошая работа, – похвалил Алексей, когда всех четверых, на коленях, построили перед ним.

Варвары-легионеры довольно заухмылялись.

– Значит так, – Алексей задумался, какую бы кару назначить негодяям… Может, просто отдать их под суд? Нападение на имперского легата каралось жестко. Правда, Коршунов был без регалий, так что хороший адвокат может и отмазать… И в конце концов, он же не просто легат, а рикс варваров! Надо поддерживать реноме.

– Всех четверых – поучить как следует! – сказал он строго. – Но не убивать и особо не калечить… А… Вот этому, – Коршунов указал пальцем на амбала и задумался… Что бы такое учудить? Потом вспомнил «ваххабитовы» посулы, и распорядился: – Отрезать уши!

И двинулся к бассейну. Смотреть на экзекуцию у него не было никакого желания, а в том, что всё будет сделано в точности, как он сказал, можно было бы не сомневаться. Велел бы не уши отрезать, а шкуру аккуратно снять и соломой набить, исполнили бы с удовольствием.

Минут через пять, когда он нежился на солнышке и кушал изюм с черносливом, принесенный банным рабом, на него упала тень.

Один из его бойцов.

– Аласейа, – застенчиво проговорил он. – Можно мы это себе возьмем?

На широченной ладони гота лежали две окровавленные золотые сережки.

– Забирайте, – великодушно разрешил Коршунов и снова расслабился. Все-таки жизнь прекрасна. И даже справедлива. Если ты – имперский легат.

– Чего хотели от тебя эти барсуки? – поинтересовался Ахвизра, присаживаясь на корточки рядом с Коршуновым.

– Им не понравилось, что я – христианин.

– А ты – христианин? – Гот был искренне удивлен.

– А ты не знал?

Ахвизра мощными плечами, испещенными не слишком искусными татуировками.

– Я знал, что твоя тиви Стайса[18] – христианка. О тебе – не знал. Ты не похож на христианина.

– Вот как? – Теперь удивился уже Коршунов. – А что ты о них знаешь?

– Я слыхал: ваш бог запрещает людям убивать.

– Это плохо?

– Почему же? – Ахвизра осклабился. – Наоборот, хорошо. Из таких получаются отличные рабы.

– Что ж, – произнес Коршунов, – ты прав. Наш бог не ободряет убийство. И еще многое другое. Но христиане бывают разные. Выходит, я – не очень хороший христианин…

– Зато ты – отличный вождь! – вставил Ахвизра.

– …Но я не люблю, когда убивают моих ближних, – продолжал Алексей. – И предпочитаю убить тех, кто хочет это сделать, немного раньше. Думаю, невелик грех, ведь я убью одних, чтобы сохранить жизни других.

– Своих, – подчеркнул Ахвизра. – Думаю, я бы тоже мог стать таким христианином. Своих я ни за что не стану убивать.

Гот все понял по-своему, но Коршунов не стал его разубеждать. Бесполезно убеждать волка не есть мясо.

– Завтра утром мы отплываем, – сказал он. – Сообщи капитану.

– Завтра так завтра. Но я бы еще остался на денек-другой. Мне здесь нравится.

– Еще бы! – усмехнулся Коршунов. – Бездельничать, есть, пить и валяться с девками. Хочешь задержаться – я не против. Но тогда завтра с утра – учения по лагерному расписанию.

– Нет уж! – Мотнул головой Ахвизра. – Аласейа сказал «отплываем», значит – отплываем. Как можно спорить с вождем!

Безухий амбал (он оказался небедным купцом из Финикии), не нашел ничего более умного, как подать на Коршунова жалобу.

В результате был оштрафован на сто денариев. За оскорбление Империи в лице ее полномочного представителя. Еще дешево отделался. Судья скостил штраф, учтя отрезанные уши. Хотя, строго говоря, это было нарушением закона, так как ответчик на суд не явился, а доставить его у финикийца уж точно не было никакой возможности.[19] Однако судья счел, что от имени Рима может выступать он сам. Тем более, что деньги эти шли не Коршунову, а в городскую казну. Формально, конечно, они предназначались Принцепсу, но вряд ли император узнает о такой мелочи, как сто денариев.

Купец денег не заплатил. Судья (им был один из мэров) не сообразил отдать приказ о задержании, и безухий преступник совершенно спокойно сел на корабль и свалил в неизвестном направлении.

А на следующее утро, вдоволь налюбовавшись красотами города, отплыл и Коршунов.

До свиданья, Лаодикия! Следующая остановка – Триполис Финикийский.

Глава пятая

Близ побережья Сирии. Пираты «сирийского» моря

В Триполисе они не задержались. Коршунов предъявил в порту свои грамоты, выданные еще тогда, когда они отбывали в Сирию. Само собой, они немного устарели, но местному портовому начальству хватило. В грамотах было велено оказывать подателю сего всяческое содействие. Которое и было оказано: поставили на загрузку-разгрузку, минуя общую очередь и без всяких «подарков» и пошлин.

Тем не менее они с Настей и Красным прогулялись по городу. Триполис был красив. Белые колонны и портики, выложенные ровными чистыми плитами мостовые, фонтаны и общественные бассейны, великолепные статуи, великолепные фронтоны общественных зданий и, конечно, храмы, храмы, храмы… Большие и поменьше. Изящно-элегантные и внушительно-респектабельные… Обычное дело при здешнем обилии богов. Словом, это был типичный римский город восточного Средиземноморья. Единственное отличие – солидная каменная крепость на берегу.

Говорили здесь на головоломной смеси из нескольких языков, но Коршунов вполне мог бы на нем изъясняться[20], а Анастасия даже говорить.

В общем, прогулялись по главной улице, покушали зажаренных в муке морепродуктов: мелких кальмарчиков, креветок, акульих мальков, запили эту прелесть разбавленным охлажденным вином и отправились восвояси. На корабль то есть.

Загрузка продуктов и воды уже закончилась. Ахвизра вернул Коршунову сдачу с оставленных для закупки ауреев, и «Любимчик Посейдона» отчалил.

От Триполиса до Тира, где Коршунов намеревался задержаться подольше, – рукой подать. Три дня пути при попутном ветре. Тем не менее без приключений не обошлось. На «Любимчика» напали пираты.

Случилась это глупая шутка, когда они уже миновали Берит[21] и до Сидона[22] оставалось миль десять.

Целая свора небольших суденышек, туго набитых смуглыми разбойниками отчалила от берега и ринулась на перехват, вопя и размахивая разнородным оружием. Гребли местные флибустьеры качественно и никаких шансов уйти от них с крейсерской скоростью в два узла у «Любимчика» не было.

Матросики малость напряглись. Повадки у здешних пиратов были нехорошие: если кого и оставляли в живых, то продавали далеко-далеко. Чтобы не настучали местным властям о разбое. Ведь пиратов в Римской империи тоже гуманизмом не баловали. Сразу на крест. Но алчность – чувство могучее и легко затмевающее страх. Плывет, понимаешь, жирный купец, чьи трюмы (судя по осадке) отнюдь не пусты, а охрана, в лучшем случае, дюжины полторы наемников. Ну как тут не искуситься?

– Ахвизра, – сказал Коршунов. – Давай-ка не будем их пугать заранее. Лучше мы их немного удивим.

Ахизра сразу все понял. Все сто восемьдесят шесть готов быстренько слились в трюм. Да так ловко, что и следа не осталось. На палубе остались человек десять бойцов, укрывшихся, кто где. А также Алексей, Красный и полторы дюжины самых выдающихся «спецназовцев» во главе с Ахвизрой – в надстройке. Больше сюда просто не влезло. Настю Коршунов, естественно, отправил вниз.

На мирном «Любимчике» не было ни абордажного мостика-«Ворона», ни грузил для пробивания днищ, ни боевых орудий. Просторная палуба с навесом и надстройкой на корме – вот и все «защитные» сооружения.

– Значит так, – сказал Алексей капитану. – Отправляйся в трюм и ничего не бойся.

Судя по физиономии капитана, он предпочел бы другой расклад: например, чтобы молодцы-готы выстроились вдоль бортов и повергли финикийскую разбойную братию в священный трепет. Но Алексей желал развлечься. А заодно вырезать сотню-другую негодяев. Он с детства, с тех самых пор, когда здоровенные гопники отняли у третьеклассника Алеши накопленные на плеер деньги, терпеть не мог грабителей. На его любимых варваров это, само собой, не распространялось. Те ведь не выискивали слабых, а, наоборот, предпочитали тех, кто позубастее. Правда, у зубастых и жирка накоплено побольше.

Не исключал Коршунов также и возможности немного подзаработать. За живого пирата по законам империи полагался приз. За мертвого – тоже, но меньше.

Алексей был уверен, что всё получится, как он задумал, но всё-таки слегка волновался. Хотя немного адреналинчика – это только приятно.

Флибустьеры пришвартовались к «Любимчику» практически одновременно. Все четырнадцать лодок. В каждой, по приблизительным прикидкам, по десятку головорезов.

Что ж, моряками они были отличными. Десятки крючьев впились в борта тоже практически одновременно. Пять секунд – и смуглые обезьяны с оружием, рыча и визжа, посыпались на палубу. Опыт слаженных действий у них явно имелся.

Отсутствие недружественного приема их, похоже, удивило. Но не смутило. Большинство тут же ринулось к ведущим в трюм люкам. Некоторые сунулись к надстройке, но увидев могучую фигуру Красного с мечом наголо и копьем наготове, решили с зачисткой палубы повременить. Тоже понятно: несправедливо, если одни будут умирать, а другие – набивать мешки.

Люки открываться не хотели. Даже, когда их пытались поддеть топорами и копьями. Естественно, их же придерживали изнутри. А флибустьеры продолжали лезть на палубу.

Коршунов выжидал, пока по его прикидкам, число пиратов на палубе превысило сотню голов, а потом мощно, перекрывая вопли и галдеж злодеев, рявкнул приказ.

И началось.

Трюмные люки распахнулись. Да не просто распахнулись, были с силой отброшены в сторону, попутно ушибив тех пиратов, которые оказались слишком близко.

Тут же из схоронок на палубе выскочили с десяток готов, вмиг расчистили место вокруг люков, из которых уже лезли наверх бешеные германцы в форме римских легионеров.

И одновременно из надстройки вырвались Ахвизра сотоварищи. Вырвались, тут же выстроились линией (вот что делает с безбашенными готами римская выучка!) и ринулись на пиратов.

Те поначалу малость растерялись. Но надо отдать им должное, быстро опомнились и храбро бросились в бой.

Алексей не мог оценить происходящее на палубе, потому что находился позади шеренги, и готы, рослые, да еще и в шлемах, перекрывали весь обзор. От борта до борта. Коршунов подумал – не влезть ли на надстройку, но мысль эту отверг. Во-первых, там он станет отличной (и весьма заманчивой в своей форме легата) мишенью для всех стрелков и метателей. Во-вторых, кем тут руководить? Неужели его парни не справятся с каким-то разбойничьим сбродом. Ну а в-третьих, для него и здесь нашлась работа. Некоторые особо ловкие флибустьеры просачивались по бортам, или вскарабкавшись на мачту, отважно сигали вниз, оказываясь позади шеренги. Вот тут-то их и ждали Коршунов и Красный. Надо отдать пиратам должное: дрались многие мастерски. С одним таким Алексей рубился почти минуту, но так и не смог достать. Выручил Красный. Возник позади, треснул по шлему окованной железом дубиной, которой он нынче вооружился вместо привычного копья и – спокойной ночи, дядя. Ту же операцию он проделывал и с теми павшими, кто еще не отправился в Аид, а просто прилег отдохнуть после соприкосновения с легионерским оружием. Коршунов очень хотел как можно больше пиратов взять живьем. И в этом была определенная сложность. У пиратов, само собой, такой проблемы не было.

Железная стена щитов тем временем неспешно двигалась вдоль палубы. Короткие удары спат и копий, дикие вопли, бешеные удары по сомкнутым скутумам. У пиратов щитов не было. Они не рассчитывали на бой. Они готовились к резне. А без щитов большинство здешних бойцов просто не представляло себе боевых действий. Так и легионеров тренировали. Ты можешь потерять меч, копье, всё атакующее оружие, но пока у тебя есть щит – ты полноценная боевая единица. Нет щита – ты труп. Не зря одной из главных задач любимого римского метательного оружия – пилума, было увязнуть в щите и увеличить его вес. Три тяжелых дротика – и щит становится неподьемным. Так что германцы Коршунова спокойно, по-готски основательно двигались и по трупам, и по еще живым, гоня перед собой отчаянно сопротивляющийся пиратский вал.

Примерно так несколько лет назад римские когорты давили самих готов. Вот только у местных флибустьеров не было могучих героев, способных ударом копья вынести легионера из строя или с разбегу взбежать по щитам и обрушиться на головы римских солдат. Не та порода. Да и размеры не те. Так что злодеи пенились и ярились перед линией щитов… И продолжали умирать. Хотя нет, находились и среди них герои. Один из разбойников, вооруженный здоровенной (впору деревья рубить) секирой, прыгнул вперед и со всего размаху нанес такой удар по одному из скутумов, что тот треснул, и основа повисла на медной оковке. Будь его хозяин просто диким варваром, он бы отбросил щит и дрался с тем оружием, что осталось. Но этот германец уже прошел через легионерскую выучку и, не раздумывая, шагнул назад, а его место тут же занял Красный. При его росте дубина была не менее эффективна в ближнем бою, чем спата. Впрочем, отступая, гот не забыл метнуть поврежденный щит в своего противника. Тот плюхнулся на палубу, и миг спустя калига[23] ближайшего воина расплющила ему нос. А еще через секунду удар Коршуновской сандалии в висок отправил силача в нокдаун.

Да, пираты бились храбро и достаточно умело. На взгляд Коршунова – слишком храбро и умело для каких-то местных разбойников. Но шансов у них всё равно не было. Тяжеловооруженные, численно не уступающие, вдобавок более сильные физически легионеры Коршунова давили их одной только мощью. Тем более на ограниченном пространстве палубы – ни убежать, ни сманеврировать.

Всё закончилось бы еще быстрее, если бы Коршунов заранее не предупредил парней насчет приза за живых пиратов. Рачительные готы, неуязвимые за своими щитами, в настоящих качественных доспехах, обрабатывали «клиентов», как расшалившихся бычков. Не забыли и о тех разбойничках, которые внизу. Человек тридцать соскользнули с бортов по пиратским веревкам и успокоили оставшихся в лодках.

А затем принялись вылавливать из воды самых сообразительных: догадавшихся бросить оружие и сигануть в море. Дело нехитрое: древком по голове – тюк, а потом за волосы и – в лодку.

Итог: тридцать один убитый, семьдесят с лишком раненых, и около пятидесяти целеньких, почти не покоцанных.

Неплохой результат.

О чем Коршунов и сообщил своей гвардии.

Бойцы довольно ухмылялись. С их стороны – потерь нет. Так, с полсотни царапин. На всех. Рикс Аласейа – замечательный рикс. На пустом месте, можно сказать, в чистом море ухитрился добычу надыбать.

От особо азартных поступило предложение: высадиться на берег и разграбить селение. Коршунов его отклонил. Сказал: а что там брать? Сушеную рыбу?

Аргумент был принят. Но даже скажи он правду: что разбойники – это разбойники, а мирные жители, это мирные жители, за жизнь коих по законам Империи полагается суровое наказание, его варвары всё равно не стали бы спорить. Его авторитет рикса был абсолютен. И останется таковым до тех пор, пока ему будет сопутствовать удача.

Одно плохо: на судне стало тесновато. И пованивало изрядно, хотя моряки уже прибрались на палубе, а трупы регулярно обливали морской водой.

Еще Коршунов распорядился оказать раненым простейшую медицинскую помощь и всех регулярно и щедро поить водичкой. Свою добычу он собирался доставить не в Сидон, а в Тир. До Тира же – тридцать миль. Пара суток пути.

Глава шестая

Старинный город Тир. Об алчности, которая не доводит до добра, о коварстве киликийцев и беспристрастном римском правосудии

Им повезло. Ветер чуток посвежел, и они увидели Тир примерно в восьмом часу[24] по местному времени.

Скалистый остров, соединенный с материком добротной римской дорогой, богатый город Тир был хорош. Да что там хорош – он был великолепен! Две гавани, в одну из которых, Сидонскую, они и вошли. Множество кораблей. В большинстве, впрочем, торговых. В том числе и здоровенных зерновозов, следующих в Италию. Вот один такой как раз сейчас разворачивается на выход. Что характерно – соло. То есть – без сопровождения. То есть пиратской ватаге вроде той, что по глупости напала на «Любимчика», перехватить эту парусную громадину ничего не стоит. Вопрос: что они потом будут делать с добычей? Зерно – не шелк и не золото. Чтобы его реализовать, надо иметь соответствующую каналы сбыта. Но – спасибо местным флибустьерам! Подсказали идейку. Не факт, что она понравится Генке, но как вариант… А что Тир – военная база региона, так это ровно ничего не значит. Из военных кораблей Коршунов заметил только одну, стоявшую со спущенными парусами бирему. Маловато для обеспечения безопасности. Зерновозы – вот они, а военный флот где-то в плавании. Минус: пообщаться с морским префектом Коршунову не удастся.

Ну да и хрен с ним, с «адмиралом»! Будем наслаждаться путешествием. И Тиром, в частности.

Ах какой город! Какие здания! Ей-Богу, ничуть не хуже, чем в богатых кварталах Рима. А исполинская статуя Геракла, восставшая над материковой частью!

Да, Алексей и раньше слышал, что Тир – место выдающееся. Еще бы, римская колония![25] Но увиденное – потрясало. Даже в богатейшей Антиохии, пожалуй, не было такой архитектурной роскоши.

Стоявшие вдоль бортов готы лениво обменивались замечаниями. На тему, как было бы хорошо ограбить этот город. Рассуждали чисто гипотетически. Данным клятвам они изменять не собирались. Но почему бы и не помечтать…

Коршунов, на сей раз не поленившийся облачиться в форму легата – предъявил свои полномочия и поинтересовался, как попасть к зданию местного руководства.

Портовый чиновник любезно выделил посыльного.

Кентурии Коршунова (минус десяток, который был оставлен сторожить пленников) прошли через остров, попутно полюбовавшись местным стадионом, рядом с которым стояли цистерны для воды. Алексей уже знал, для чего они тут поставлены. Если стадион залить водой, то на нем можно устраивать «морские сражения». Римской публике это такие представления очень нравились. Здешней, надо полагать, тоже. Да и римлян тут хватало: как-никак у Тира – статус римской колонии. А это – огромная скидка по налогам.

Кентурии покинули остров и вступили на перешеек: восемьсот метров превосходной римской дороги.

И водопровод – сверху. Надо полагать, своей пресной воды на острове не было.

Сразу за перешейком начиналась главная улица города. Тут было на что полюбоваться. Архитектурная пышность поражала. Встречались даже дома в восемь этажей. И не какие-нибудь доходные инсулы, а настоящие дворцы.

Миновали стены ипподрома, тоже вполне сравнимого с римскими – метров пятьсот длиной,[26] над которым и высилась циклопическая статуя Геракла-Геркулеса.

А вот и здание городского руководства! Да что там здание – настоящий дворец!

Оставив свой эскорт (кроме Красного и Ахвизры) снаружи, Коршунов неторопливо поднялся по ступеням. Смотрелись они неплохо: Коршунов в золоченом анатомическом панцире, с легатской перевязью, в шлеме с красным хвостом, в украшенных чеканкой золоченых же поножах. И Красный с Ахвизрой. Оба – в серебряных кентурионских доспехах, огромные, как башни.

Охрана не то, чтобы задержать их не посмела – салютовала чуть ли не как императору.

Внутри их встретил бритый раб, тут же склонившийся в низком поклоне.

– К дуумвирам! – рявкнул Алексей, и раб, еще раз согнувшись до полу, быстро засеменил впереди.

Распугав свору жалобщиков и побирушек в приемной, Коршунов уверенно толкнул дверь в кабинет…

И ему тут же стало неудобно.

Внутри находился один из мэров города. И он работал. Алексей сразу вспомнил Генку. Тот тоже тонул в бумагах. И готов был пришибить любого, кто ему помешает. Чертова бюрократия…

Мэр Тира (судя по внешности – настоящий римлянин), пришибать Коршунова не стал.

Поднял голову, вздохнул, отложил очередной папирус, поднялся и вопросительно посмотрел на Коршунова. Судя по его лицу, он был готов к чему угодно. Вплоть до того, что сейчас ему представят императорский указ о том, что он – государственный преступник. Секретарь мэра тут же отступил в угол, в тень. Надо полагать, решил что и его не помилуют.

– Легат Первого Германского легиона Алексий Виктор Мильв! – представился Коршунов и салютовал.

– Тит Юний Патиенс, прокуратор. Сальве! – представился в свою очередь хозяин помещения. – Что ты принес мне, легат?

– Ничего, что могло бы тебя огорчить, – Алексей улыбнулся как можно доброжелательнее и положил на стол письмо от Черепанова. Вернее, от наместника провинции Сирия, где тот повелевал оказать его другу и первому помощнику как можно более теплый прием.

Тит Юний улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – ради друга такого справедливого и мудрого наместника, как Геннадий Павел, я готов на время оставить эти скучные документы. Амфей, – прокуратор повернулся к секретарю. Гони всех. Сегодня я никого принимать не буду. И пусть принесут вина мне и доблестному легату. А этим людям…

– Я прощу прощения, дорогой Тит Юний, – перебил его Коршунов. – Клянусь Бахусом, я непременно выпью с тобой вина, однако есть неотложное дело, которое я хочу решить немедленно. На моем судне вялятся на солнце две сотни пиратов, живых и дохлых. И что-то мне подсказывает: пока мы с тобой будем пить вино, дохлых пиратов станет больше.

Дуумвир нахмурился, потом снова улыбнулся: улыбка у него была приятная: политик как-никак.

– Думается мне, – произнес он, – для городской казны было бы полезней, если бы живых осталось поменьше, но почти всю нашу эскадру, двадцать шесть либурн, наш морской префект увел в Египет, откуда они вернутся не раньше июньских календ. Следовательно ты, легат, оказал нам немалую услугу. – И, повысив голос: – Квестора и префекта вигилов ко мне! И пусть возьмет с собой полсотни своих людей. И приготовить мою лектику[27]. Мы идем в Сидонскую гавань.

Пиратов принимали поштучно. И раздельно. Мертвых в одну сторону, живых – в другую. Живые стоили в десять раз дороже. И это естественно. Если бы вознаграждение было незначительным, их бы просто продали на рынке. Живых осталось девяносто восемь. Три десятка злодеев умерли по дороге. Им можно было позавидовать. Составили акт о передаче. Деньги квестор обещал выдать завтра.

Бойцы Коршунова весело переговаривались. Шутили насчет того, как славно под таким солнышком вялится мясо.

Коршунов покосился на Ахвизру. Тот относился к мрачному юмору подчиненных вполне благосклонно. А ведь сравнительно недавно сам висел на кресте…

– Пусть готовят кресты за городскими воротами! – распорядился префект.

Времени он не терял: разбойников уже забивали в колодки. Тех же, кто из-за ран не мог самостоятельно передвигаться, забрасывали на телеги. Вповалку, как мешки с зерном.

Один из преступников привлек внимание префекта:

– Этого ко мне! – распорядился тот.

Пирата подтащили поближе. Тут и Коршунов его узнал, хотя и не без труда, потому что вся голова пирата была покрыта коркой запекшейся крови, нос распух, а глаза превратились в узкие щелочки.

Тот самый здоровяк, который прорубил щит легионера.

– Фульвий! – прорычал он. – Ты как тут оказался?

– Ошибка вышла, пил[28], доверились чужаку.

– Ну-ка?

– Приплывал к нам киликиец. Вино, воду, продукты брал у нас… Попить дай, командир, глотка горит.

– Дайте ему воды, – распорядился префект.

– Ну вот, – утолив жажду, Фульвий стал говорить более внятно. – Киликиец выпил и разговорился: мол, скоро корабль мимо нас проплывет. Из самой Италии. Трюмы добром набиты, охрана – тридцать человек. Бойцы, сказал, хорошие, но и добыча изрядная. Ну мы сдуру и соблазнились. – Пират сплюнул, вздохнул.

– Что ж тебе спокойно не сиделось! – сердито произнес префект. – Надел тебе дали, денег, небось, тоже скопил…

– Так ведь денариев много не бывает, – сказал бывший легионер. – И нам в шелках ходить хочется!

– Много наших там? – Префект мотнул головой в сторону пленных.

– Шестеро. И одиннадцать – там, – он показал на штабель трупов. – Помог бы, командир, а? Орлом нашим клянусь – никогда более!

– Орлом, говоришь? – префект недобро прищурился. – Опозорил ты нашего Орла! – и, подчиненным: – В колодки его!

– Постой! – вмешался Коршунов. – Скажи-ка, Фульвий, а киликиец этот… У него как с ушами? Нормально?

– А ты откуда знаешь? – удивился пират. – Не было у него ушей. Подчистую срезали. Причем недавно. Эх, чуял я, недобрый это знак!

– Забирайте, – разрешил Коршунов. – Он мне больше не нужен. А киликийца этого я знаю…

И рассказал историю, случившуюся в Лаодикии.

– Мы его найдем, – пообещал дуумвир. – Разошлем приметы. Рано или поздно он попадется. А этот человек, префект, с которым мы разговаривали сейчас, он – кто?

– Опцион мой. Из третьей центурии. Жадный. Хитрый. Но воин хороший. Был.

– Хороший, – согласился Коршунов. – Свидетельствую. А теперь, мой любезный Тит Юний, я готов пить вино. Только сначала желательно разместить моих людей…

Глава седьмая

Окрестности Тира. Римская оргия в провинциальном стиле

Второй дуумвир разительно контрастировал с первым. Изнеженный патриций, жидкая кровь пронзительной голубизны. Пока папа в Риме протирал тогу на скамье Сената, сынок радовался жизни в далеком от столичных страстей фамильном поместье. Надо отдать должное предкам вьюноша, поместье они отгрохали роскошное. Здоровенный бассейн с обрамлении арок, колонн и статуй, великолепные просторные термы – для публичных приемов, и маленькие, но еще более роскошные, чтобы хозяин мог приятно провести время в небольшой теплой компании. Везде мозаики, инкрустации… Аккуратно подстриженные кустики и тенистые беседки, где под журчание фонтана и мерные взмахи опахал так приятно дремать в полуденную пору.

Одного взгляда на сенаторского сынка было достаточно, чтобы понять: город Тир ему по барабану. Должность свою выборную он получил исключительно за бабло и зачем она ему – тоже понятно. Нормальное скромное начало политической карьеры.

Кудрявенький красавчик с насурьмленными бровями и нарумяненными пухлыми щечками. Но – обходительный. Коршунова приветствовал так, будто тот – его близкий друг, вернувшийся из дальнего путешествия. Анастасию осыпал комплиментами. На Красного вообще воззрился, аки на ожившую статую Геркулеса. И высказался соответствующе. Гепид отнесся к комплиментам равнодушно. Будучи гладиатором в Риме, он еще и не такое слышал.

В пиршественном зале, за столами возлежали гости. Алексею с супругой, естественно, предложили почетное место – третье на медии[29]. Сам хозяин возлег рядом – на первом месте иммуса. Третьим, на медии, был не Красный (его устроили за другим столом, попроще), а тощий, черный, будто высушенный на солнце мужик с римским носом и челюстью, похожей на таранную часть триремы. Мужик оказался префектом Двенадцатого Молниеоружного (если так можно перевести латинское «Fulminata») легиона, чей лагерь располагался неподалеку от Тира. Очень удачно получилось. На ловца и зверь бежит.

Префект командовал легионом, потому что направленный из Рима легат так до сих пор и не прибыл. Префект по поводу неприбытия легата ничуть не печалился. А вот то, что из Рима вот уже больше года не поступало финансирования, его очень даже огорчало.

– Если бы не наш наместник, – доверительно сообщил он Коршунову, – мне еще зимой нечем было бы кормить солдат. Не говоря уже о жаловании.

Как оказалось, Генка еще в январе перевел значительную сумму в фонд Двенадцатого. Что ж, на него это похоже. Можно не сомневаться, что и остальные сирийские легионы не остались без помощи.

Только сейчас Коршунов начал понемногу понимать, что бумажные подвиги друга (равно как и рассылаемые по всей провинции гонцы), это не игра в большие начальники, а нужное и трудное дело. С которым Генка справлялся весьма успешно, иначе вряд ли бы всякое местное руководство расточало бы ему хвалы. Причем не формальные, а самые что ни на есть искренние.

– Передай нашему наместнику, – негромко произнес префект, приподнявшись так, чтобы расположившаяся между мужчинами Анастасия не заслоняла его, – что я – всецело на его стороне. Ты понимаешь, о чем я?

Коршунов кивнул. Чего тут не понять? Если Черепанов захочет поднять мятеж против Рима – у него уже есть сторонники. И весьма серьезные. Легионеры Двенадцатого – не какие-нибудь новобранцы. В двух кампаниях против парфян участвовали. История у легиона серьезная. Его когда-то сам Юлий Цезарь сформировал.

Пищей префект не злоупотреблял. Вином – тоже. На фоне других гостей, жрущих и пьющих, перемалывающих дорогущие лакомства с такой скоростью, будто их неделю не кормили, воздержанность старого вояки выглядела странновато. Настя тоже ела немного. А вот Коршунов решил ни в чем себе не отказывать. Тем более, что и блюда были восхитительные. Например, нежнейший козленок под восхитительным соусом прям-таки таял во рту. А уж какие тут были морепродукты!..

Сначала столы меняли примерно раз в полчаса, а хруст и чавканье практически заглушали музыкантов. Потом скорость замедлилась… Возможности человеческого организма, даже очень тренированного в жрачке, несколько ограниченны. Впрочем, многие гости периодически выходили из-за стола поблевать. Тут это принято. Опорожнился – и загружайся по новой.

Хозяин дома решил развлечь Алексея беседой. Сначала попросил рассказать о Максимине Фракийце. Действительно ли тот был таким чудовищем, как о нем говорят.

Еще и пострашнее, ответил Коршунов. И тут же добавил, что еще более страшен был Максимин для врагов империи. Но эта тема сенаторского сынка не заинтересовала. Он желал знать подробности о жестокостях Максимина. Коршунов не стал его разочаровывать. То, что он видел сам, было не очень интересно. Подумаешь, убил возразившего ему эдила ударом кулака. Ну и где тут история? Так что Алексей поведал о том, что ему рассказывали. Как Фракиец зашивал в свиные мешки и топил в нужниках нерадивых чинуш. Как он заливал в глотки алчным чиновникам расплавленное серебро…

– Отличная шутка! – одобрил сенаторский сынок. – Помнится, наш нынешний наместник проделал что-то похожее со своим предшественником.

– Попроще, – ответил Коршунов. – Он велел набить ему в рот монетами. Но этого тоже хватило. Задохнулся.

– Жадный был человек, – заметил хозяин виллы. – Даже ко мне приходили его мытари. Я велел рабам гнать их взашей, однако они пообещали вернуться с солдатами. Так что я в некотором роде обязан твоему принцепсу. Ты был с ним в то время?

Коршунов кивнул.

– Значит и тебе тоже, – сказал патриций и высоко подняв чашу, провозгласил:

– Во здравие нашего почетного гостя легата Алексия Виктора! Да живет он долго и славно!

Все разом заорали, а оркестр грянул нечто бравурное. Впрочем, через полминуты всё вернулось в прежнюю колею. Гости насыщались, а многие уже довольно неприлично (не по римским меркам, само собой) щупали своих дружков и подружек.

– Люблю проводить здесь холодное время года, – сообщил Алексею сенаторский сынок, вольготно раскинувшись на ложе. – Но после майских ид я обычно уезжаю в наше имение в Никейе[30]. Здесь становится слишком жарко. А скажи мне, легат Алексий, могу ли я предложить твоему телохранителю разделить со мной ложе?

– Безусловно, – ответил Алексей. – Ты можешь ему это предложить. – И тут же опустил обрадованного патриция. – Однако должен тебя предупредить: до того, как стать римским кентурионом, он был вождем диких германцев. И за подобное предложение может тебя убить.