Король крыс Клавелл Джеймс

– Думаю, каждый в вашей хижине так обрабатывает табак.

Марлоу покачал головой:

– Я делаю его только для своей группы. Месяцами я водил их за нос, рассказывая разного рода байки, но они так и не смогли разузнать, как именно нужно это делать.

Кинг растянул рот в улыбке:

– Тогда вы единственный, кому известен этот способ!

– Да нет, – ответил Марлоу, и сердце Кинга упало. – Это туземный способ. Он известен по всей Яве.

Кинг просветлел:

– Но здесь-то никто его не знает, верно?

– Понятия не имею. Я, право, об этом никогда и не задумывался.

Кинг пускал дым из ноздрей, перебирая в уме возможности. «Да, – сказал он сам себе, – у меня сегодня и вправду удачный день».

– Вот что я скажу вам, Питер. У меня к вам деловое предложение. Вы покажете, как это точно делается, а я беру вас в долю… – Кинг заколебался. – Десять процентов.

– Что?

– Ладно. Двадцать пять.

– Двадцать пять?

– Ладно, – согласился Кинг, глядя с растущим уважением на Марлоу. – С вами трудно договориться, и это замечательно. Я организую все дело. Мы будем закупать оптом. Нам предстоит развернуть производство. Вы будете следить за выпуском, а я буду заниматься сбытом. – Он протянул руку. – Мы будем партнерами, прибыль точно поровну, пятьдесят на пятьдесят. Договорились?

Марлоу уставился на руку Кинга. Потом посмотрел ему в лицо.

– Нет, не договорились! – решительно сказал он.

– Черт побери! – взорвался Кинг. – Это самое выгодное предложение, которое вам когда-либо делали. Что может быть выгоднее? Я вкладываю монеты. Мне придется… – Неожиданная мысль заставила его запнуться. – Питер, – помолчав, начал он, обиженный, но не показывающий этого внешне, – никто не должен знать, что мы партнеры. Вы только покажете мне, как это делается, а я прослежу за тем, чтобы вы получали свою долю. Вы можете доверять мне.

– Я знаю это, – кивнул Марлоу.

– Тогда пятьдесят на пятьдесят. – Кинг просиял.

– Нет, не пойдет.

– Боже, – протянул Кинг, почувствовав, что напряжение растет. Но он сдержал себя и подумал о сделке. И чем больше он думал… Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в том, что никто не подслушивает. Потом понизил голос и хрипло сказал: – Шестьдесят на сорок. Я никому другому ничего подобного бы не предложил. Шестьдесят на сорок – вот так.

– Нет, не согласен.

– Нет?! – взорвался потрясенный Кинг. – Мне ведь надо что-то заработать на сделке. Что, черт возьми, вы хотите получить?! Сразу наличными?

– Я не хочу ничего, – ответил Питер Марлоу.

– Ничего? – Кинг устало сел, ошарашенный.

Питер Марлоу был озадачен.

– Вы знаете, – сказал он нерешительно, – я не понимаю, почему вас так волнуют некоторые вещи. Этот способ обработки не мой, и я не могу его продавать. Это простой туземный способ. Я не могу ничего с вас брать. Это было бы неправильно. Совершенно. И в любом случае я… – Тут Марлоу запнулся и быстро спросил: – Вы хотите, чтобы я вам сейчас его показал?

– Минутку. Вы имеете в виду, что ничего не просите у меня за показ способа? Ведь я предложил вам сделку шестьдесят на сорок! Ведь я сказал вам, что могу заработать на сделке! – (Марлоу кивнул.) – Это сумасшествие, – беспомощно заключил Кинг. – Что-то не так. Я не понимаю.

– Нечего понимать, – произнес Марлоу, едва заметно улыбаясь. – Считайте, что у вас солнечный удар.

Некоторое время Кинг рассматривал его:

– Ответите вы прямо на прямой вопрос?

– Да, конечно.

– Это из-за меня, да?

Слова повисли в жарком воздухе.

– Нет, – изрек Марлоу, нарушая тишину.

Оба они говорили друг другу правду.

Часом позже Питер Марлоу следил за тем, как Текс приготавливает вторую партию табака. На этот раз Текс делал это без его помощи, а Кинг кудахтал вокруг, как старая курица.

– Вы уверены, что он положил достаточно сахара? – беспокойно спросил Кинг у Марлоу.

– Совершенно достаточно.

– Через какое время табак будет готов?

– Ты как считаешь, Текс?

Текс улыбнулся Марлоу и распрямился во весь свой нескладный рост, равный шести футам трем дюймам.

– Через пять, может, через шесть минут.

Марлоу встал:

– Где у вас тут «одно место»?

– Уборная? Сзади, – показал Кинг. – Но не могли бы вы потерпеть, пока Текс не закончит? Я хочу убедиться, что он все правильно сделает.

– Текс замечательно справляется, – ответил Марлоу и вышел.

Когда он вернулся, Текс снял сковородку с плитки.

– Готово, – нервно произнес он и посмотрел на Марлоу, чтобы убедиться, правильно ли оценил готовность.

– Совершенно правильно, – успокоил Марлоу, рассматривая обработанный табак.

Кинг возбужденно свернул самокрутку из рисовой бумаги. То же сделали Марлоу и Текс. Они прикурили от ронсоновской зажигалки. Снова облегченно рассмеялись. Потом наступила тишина, потому что каждый из них оценивал качество.

– Очень хороший, – решительно сказал Марлоу. – Я же говорил тебе, что это совсем просто, Текс.

Текс вздохнул с облегчением.

– Совсем неплохо, – задумчиво проговорил Кинг.

– Проклятье, что ты говоришь?! – вспыхнул Текс. – Он чертовски хорош!

Марлоу и Кинг зашлись в хохоте. Они объяснили почему, и Текс тоже стал хохотать.

– Нам надо придумать название марки табака. – Кинг помолчал. – Придумал. Как насчет того, чтобы назвать табак «Три короля»? Один король в честь Королевских ВВС, другой – в честь Текса, техасского короля, а один – в мою честь.

– Неплохо, – одобрил Текс.

– Мы откроем производство завтра утром.

– Я завтра на работах, – покачал головой Текс.

– Черт с ними! Я пошлю Дино вместо тебя.

– Не стоит. Я попрошу его сам. – Текс встал и улыбнулся Марлоу. – Рад был познакомиться с вами, сэр.

– Забудьте слово «сэр», хорошо? – попросил Марлоу.

– Конечно. Спасибо.

Марлоу проследил, как тот уходит.

– Забавно, – тихо сказал он Кингу. – Я никогда раньше не видел столько улыбок в одной хижине.

– Почему бы не улыбаться? Все могло быть гораздо хуже. Вас сбили, когда вы летали над хребтом?

– Вы имеете в виду трассу Калькутта – Чунцин? Над Гималаями?

– Да. – Кинг кивнул в сторону коробочки для табака. – Наполните ее.

– Спасибо. Я сделаю это, если вы не против.

– Когда окажетесь без табака, приходите в любое время и угощайтесь.

– Благодарю вас, я так и поступлю. Вы очень добры. – Марлоу захотелось еще раз закурить, но он понимал, что курит слишком много. Если он закурит еще раз, голод будет чувствоваться болезненнее. Лучше потерпеть. Он посмотрел на закат и дал себе слово, что не закурит раньше, чем тень сдвинется на два дюйма. – Меня не сбили. Мой самолет повредили, когда был налет на Яву. Я не смог подняться. Очень обидно, – добавил он, пытаясь скрыть горечь.

– Это не так уж и плохо, – утешил Кинг. – Вы могли быть в самолете. Вы живы, а это самое главное. На чем вы летали?

– На «харрикейне». Это одноместный истребитель. Но мой обычный самолет был «спит» – «спитфайр».

– Я слышал о них, но никогда не видел. Вы, ребята, наверняка вызывали у немцев тошноту?

– Да, – мягко согласился Марлоу. – Мы уж старались.

– Вы ведь не принимали участия в Битве за Британию? – Кинг был удивлен.

– Нет. Я получил свои крылышки в сороковом. Как раз вовремя.

– Сколько лет вам было?

– Девятнадцать.

– Хм, глядя на вас, я уж было решил, что вам по крайней мере тридцать восемь, а не двадцать четыре!

– Да ладно, братец! – рассмеялся Марлоу. – Сколько вам лет?

– Двадцать пять. Сукин сын, – сказал Кинг. – Лучшие годы жизни, а я заперт в этой вонючей тюрьме.

– Непохоже, что вы заперты. И мне кажется, что вам совсем неплохо.

– Как ни считай, а мы все-таки под замком. Как долго это еще продлится?

– Мы заставили немцев отступать. Это представление скоро закончится.

– Вы верите в это?

Питер Марлоу пожал плечами. «Осторожно, – сказал он себе, – ты никогда не был достаточно осторожен».

– Да, я так думаю. По слухам никогда нельзя судить.

– А наша война? Как насчет нас?

Поскольку вопрос был задан другом, Марлоу говорил не опасаясь.

– Думаю, наша война будет длиться вечность. Ну, япошек мы, конечно, разобьем, в этом я сейчас уверен. Но что касается нас, здесь? Не думаю, что мы выберемся.

– Почему?

– Ну, я не считаю, что японцы когда-нибудь сдадутся. Это означает, что нам придется высаживаться на их острова. А когда это случится, мне кажется, они нас всех здесь уберут. Если болезни не прикончат нас к тому времени.

– За каким чертом им это надо?

– Чтобы сэкономить время. Думаю, по мере того как сети станут сходиться вокруг Японии, япошки начнут втягивать свои щупальца. Зачем тратить время на несколько тысяч пленных? Япошки совершенно по-иному, чем мы, относятся к жизни. А мысль о том, что наши войска находятся на их территории, сведет их с ума. – Голос Питера звучал невыразительно и спокойно. – Думаю, наша песенка спета. Надеюсь, конечно, что ошибаюсь. Но думаю, именно так и будет.

– Ну и обнадежил, сукин сын, – кисло пробормотал Кинг и, когда Марлоу рассмеялся, сказал: – Над чем, черт побери, вы смеетесь? Кажется, вы всегда смеетесь не там, где надо.

– Простите, плохая привычка.

– Давайте посидим на улице. Мухи замучили. Эй, Макс! – позвал Кинг. – Не хочешь ли прибраться?

Появился Макс и занялся уборкой, а Кинг и Марлоу легко вылезли в окно. Непосредственно под окном Кинга стояли столик и скамейка под навесом из брезента. Кинг сел на скамейку. Марлоу уселся на корточки по туземному обычаю.

– Никогда не мог так сесть, – заметил Кинг.

– Очень удобно. Я привык на Яве.

– Как это вы научились так хорошо говорить по-малайски?

– Некоторое время я жил в деревне.

– Когда?

– В сорок втором году. После прекращения огня.

Кинг терпеливо ждал продолжения, но больше ничего сказано не было. Он подождал еще, потом спросил:

– Как получилось, что вы жили на Яве в деревне после прекращения огня в сорок втором году, если к тому времени все были в лагере для военнопленных?

Марлоу от души рассмеялся:

– Извините. Не о чем особенно рассказывать. Мне пришлась не по вкусу мысль о лагере. На самом деле, когда война закончилась, я заблудился в джунглях и случайно набрел на эту деревню. Меня пожалели. Я прожил там месяцев шесть.

– И как там было?

– Прекрасно. Туземцы очень добры. Я был одним из них. Одевался, как яванец, покрасил кожу в темный цвет – вы понимаете, глупость, конечно, потому что мой рост и глаза выдали бы меня, – работал на рисовых полях.

– Вы там были в одиночестве?

Помолчав, Марлоу сказал:

– Я был там единственным европейцем, если вы это имеете в виду.

Он окинул взглядом лагерь: тусклое солнце пробивалось сквозь пыль и ветер, подхватывающий и крутивший вихри этой пыли. Эти вихри напомнили ему о ней.

Он посмотрел на восток, на неспокойное небо. И она была частью неба. Поднялся небольшой ветер и покачал верхушками кокосовых пальм. И она была частью ветра, пальм и облаков над ними.

Питер Марлоу отогнал эти мысли и стал следить, как за проволокой бредет корейский солдат, обливаясь потом в остывающем пекле. Форма часового была потрепанной и грязной, а фуражка такой же помятой, как и его лицо; винтовка косо висела за спиной. Он был настолько некрасив, насколько прекрасна была она.

Марлоу еще раз посмотрел наверх, оглядывая небесную даль. Только тогда он чувствовал себя свободным – свободным от замкнутого пространства, наполненного мужчинами, мужскими запахами, мужской грязью и мужскими разговорами. «Без женщин, – беспомощно думал Марлоу, – мужчины становятся лишь безжалостной пародией на человека».

И сердце его обливалось кровью в этом солнечном пекле.

– Эй, Питер! – Кинг смотрел на склон холма, рот его был широко раскрыт от изумления.

Марлоу посмотрел в направлении взгляда Кинга, и его передернуло, когда он заметил приближающегося Шона.

– Боже! – Он хотел прошмыгнуть в окно и скрыться, но понял, что это вызовет еще больше подозрений. Поэтому он мрачно ждал, едва дыша. Ему показалось, что у него есть хороший шанс остаться незамеченным, потому что Шон был глубоко поглощен разговором с командиром эскадрильи Родриком и лейтенантом Фрэнком Пэрришем. Они склонили головы и что-то серьезно обсуждали.

Потом Шон посмотрел мимо Фрэнка в сторону и, увидев Марлоу, остановился.

Родрик и Фрэнк тоже остановились. Они все встревожились, но ничем эту тревогу не выдали.

– Привет, Питер! – крикнул Родрик. Он был высоким аккуратным человеком с тонкими чертами лица, настолько же высоким и опрятным, насколько Фрэнк был высоким и неряшливым.

– Привет, Род! – ответил Марлоу.

– Я мигом, – тихо бросил Шон Родрику и пошел к Кингу и Питеру Марлоу. Сейчас, когда первое потрясение прошло, Шон приветливо улыбался.

Марлоу почувствовал прилив ярости. Он поднялся и стал ждать. Он чувствовал, как глаза Кинга сверлят его.

– Привет, Питер, – произнес Шон.

– Привет, Шон.

– Ты такой худой, Питер.

– А я и не знал. Но не более, чем остальные. Я совершенно здоров. Спасибо.

– Я так давно не видел тебя. Почему ты не зайдешь в театр? Там всегда можно перехватить что-нибудь поесть, ты же знаешь меня, я никогда не ем много. – Шон обнадеживающе улыбнулся.

– Благодарю, – выдавил из себя Питер Марлоу, мучаясь от смущения.

– Я знаю, что ты не придешь, – грустно сказал Шон, – но тебе там всегда рады. – (Наступила пауза.) – Я ни разу тебя больше не видел.

– О, ну ты же поимаешь, как обстоят дела, Шон. Ты занят во всех представлениях, а у меня все хорошо, я занят на работах и разными прочими делами.

Как и Марлоу, Шон был в саронге, но не заношенном и сильно вылинявшем, как у Питера, а в новом, белого цвета, с каймой, расшитой голубым и серебряным узором. И еще на Шоне был баджу – жакет с короткими рукавами, заканчивающийся у талии, плотно подогнанный и подчеркивающий выпуклости груди. Кинг зачарованно уставился в наполовину распахнутый вырез баджу.

Шон заметил Кинга, бледно улыбнулся, поправил прическу, слегка растрепанную ветром, и забавлялся тем, как Кинг смотрел на него. Шон усмехался, про себя испытывая возбуждение, в то время как лицо Кинга вспыхнуло краской.

– Э, жарковато становится, а? – промямлил Кинг, чувствуя себя неловко.

– Думаю, да, – любезно сказал Шон, не страдающий от жары и, как всегда, не потеющий, даже если жара нестерпима.

Наступило молчание.

– Да, прости, – произнес Марлоу, увидев, как Шон смотрит на Кинга и терпеливо ждет, чтобы его представили. – Ты знаком…

– Боже мой, Питер, – рассмеялся Шон, – ты в расстроенных чувствах. Конечно же, я знаю, кто твой друг, хотя мы никогда не встречались. – Шон протянул руку. – Как поживаете? Познакомиться с Кингом – такая честь!

– Э-э-э, спасибо, – пробормотал Кинг, едва касаясь руки, такой маленькой по сравнению с его собственной. – Хотите… э-э-э… закурить?

– Спасибо, но я не курю. Но если вы не против, я возьму сигаретку. Даже две, если можно? – Шон кивнул в сторону тропинки. – Род и Фрэнк курят, и я знаю, что они будут рады.

– Конечно, – сказал Кинг. – Конечно.

– Благодарю. Очень мило с вашей стороны.

Вопреки своему желанию Кинг почувствовал тепло улыбки Шона. Вопреки самому себе он сказал, что думал:

– Вы были великолепны в «Отелло».

– Спасибо, – оживился Шон. – Вам понравился «Гамлет»?

– Да. А я никогда особенно не увлекался Шекспиром.

– Это в самом деле похвала, – радостно улыбнулся Шон. – Мы сейчас ставим новую пьесу. В основном она написана Фрэнком и должна получиться очень смешной.

– Даже если она самая обыкновенная, то будет знаменитой, а вы будете великолепны, – польстил Кинг, чувствуя себя более непринужденно.

– Как мило с вашей стороны. Спасибо. – Шон посмотрел на Марлоу, и глаза его еще сильнее заблестели. – Но боюсь, Питер не согласен с вами.

– Хватит, Шон! – резко проговорил Марлоу.

Шон не смотрел на Марлоу, он не отводил взгляда от Кинга и улыбался, но под улыбкой таилась ярость.

– Питеру я не нравлюсь.

– Хватит, Шон! – оборвал его Марлоу.

– Почему? – разразился Шон. – Ты презираешь людей с отклонениями, – кажется, так ты называешь гомосексуалистов? Ты выразил свое отношение совершенно ясно. А я не забыл!

– И я тоже!

– Ну вот это уже что-то! Мне не нравится, когда меня презирают, и менее всего, когда презираешь меня ты!

– Я сказал, хватит! Сейчас не время и не место. И мы это уже обсуждали, и ты все высказал прежде. Я извинился. Я не хотел тебя обидеть!

– Да. Но ты по-прежнему ненавидишь меня. Почему? Почему?

– Это не так.

– Тогда почему ты всегда избегаешь меня?

– Так лучше. Ради бога, Шон, оставь меня в покое.

Шон уставился на Марлоу, а потом успокоился так же внезапно, как рассердился.

– Извини, Питер. Ты, вероятно, прав. Я глупо себя веду. Это просто потому, что время от времени мне бывает одиноко. Хочется просто поговорить.

Шон потянулся и дотронулся до руки Марлоу:

– Извини. Я хотел, чтобы мы снова стали друзьями.

Питер Марлоу ничего не мог ответить.

– Ну, я думаю, мне лучше уйти, – замялся Шон.

– Шон, – окликнул его Родрик с тропинки, – мы уже опаздываем.

– Сейчас приду. – Шон еще раз посмотрел на Марлоу, потом вздохнул и протянул руку Кингу. – Рад был встретиться с вами. Прошу извинить мое дурное поведение.

Кингу не удалось избежать повторного рукопожатия.

– Рад был познакомиться с вами.

Шон колебался, глаза его были сумрачными и ищущими.

– Вы друг Питера?

Кинг почувствовал, что все услышали, когда он, запинаясь, произнес:

– Э-э-э, конечно, да, думаю, что так.

– Странно, не правда ли, что одно и то же слово имеет столько значений? Но если вы его друг, то не сбивайте его, пожалуйста, с пути истинного. У вас дурная репутация, а я бы не хотел, чтобы у Питера были неприятности. Я очень люблю его.

– Э-э-э, да, конечно. – Колени Кинга были ватными, спины он не чувствовал. Но обаяние улыбки Шона пронизывало его насквозь. Ничего похожего он раньше не испытывал. – Представления – это лучшее, что есть в лагере, – сказал он. – Здорово скрашивают жизнь. А вы – лучшее, что есть там.

– Спасибо. – Шон повернулся к Марлоу. – Это действительно делает жизнь стоящей. Я очень рад. И мне нравится в них участвовать. Питер, это действительно делает жизнь стоящей.

– Да, – согласился раздраженный Марлоу. – Я рад, что все в порядке.

Шон в последний раз нерешительно улыбнулся и, быстро повернувшись, поспешно ушел.

– Будь я проклят! – Кинг сел.

Марлоу тоже сел. Он достал коробочку с табаком и свернул сигарету.

– Если бы не знать, что он мужчина, можно было бы поклясться, что это женщина, – заявил Кинг. – Красивая женщина. – (Марлоу устало кивнул.) – Он не похож на остальных трудяг, – рассуждал Кинг, – это совершенно точно. Нет, сэр. Совсем не похож. Боже, в нем есть что-то, чего не… – Кинг запнулся, попытался найти слово и беспомощно продолжил: – Не знаю, как сказать. Он… он, черт побери, женщина! Помните, как он играл Дездемону? Боже мой, да готов поспорить, что от его вида в женском наряде у каждого парня в Чанги становилось тесно в штанах. Нельзя винить человека за то, что его вводят в соблазн. Я соблазнен, как и другие. И если мужчина говорит обратное, то наверняка врет. – Потом Кинг поднял глаза на Марлоу и внимательно стал рассматривать его.

– О, бога ради! – раздраженно бросил Марлоу. – Вы что, считаете меня тоже гомиком?

– Нет, – спокойно ответил Кинг. – Мне, вообще-то, все равно. По крайней мере настолько, насколько меня это касается.

– Ну так я не гомик.

– Звучит чертовски убедительно, – с ухмылкой заметил Кинг. – Что, поссорились с любовником?

– Убирайтесь к дьяволу!

Спустя минуту Кинг вкрадчиво спросил:

– Вы давно знаете Шона?

– Он был в моей эскадрилье, – неохотно признал Марлоу, – и я был выделен приглядывать за ним. Я очень близко узнал его. – Он погасил горящий кончик своей сигареты и высыпал остатки табака в коробочку. – Короче говоря, он был моим лучшим другом и очень хорошим летчиком. – Питер посмотрел на Кинга. – Он мне очень нравился.

– Был ли он таким прежде?

– Нет.