Щит и меч Венеры Степнова Ольга

Сердце у меня противно заныло. В моей доселе беспечной жизни ни разу не происходило так много неприятных событий сразу.

Я пожала плечами. Мы вышли из душной машины и присоединились к группке таких же застрявших в пробке водителей и пассажиров.

– Кажись, там авария дорожно-транспортная! Кажись, трамвай с рельсов сошел, задавил пару-тройку пешеходов, вот и перекрыли, – предположил мужик в мятых брючатах, с жеваным «Беломором» в зубах.

– Не, верняк, там велосипедисты опять соревнуются! – поддержал разговор голый по пояс парень. – У нас завсегда Инженерную перекрывают, когда этим чертям свой кубок разыграть негде!

– Тю! На великах там не разгонишься! – не согласился дядька в панаме с обвисшими полями и с такими же обвисшими щеками. – Наверное, все-таки, какое-то крупное ДТП.

– А может, зэки из тюрьмы сбежали? – томно спросила девушка, крутящая на пальце ключи от машины.

– А давайте у гаишников спросим! – предложил скучающей публике Нарайян.

– Тю! Умный какой! – воскликнул дядька в панаме. – Спрашивали уже! Молчат! Только палками своими полосатыми машут. Ох, опоздаю я на поминки! – дядька в панаме досадливо хлопнул себя по ляжкам. – Всю водяру без меня выхлебают. Теща у меня померла. Я на похороны не успел, а на поминки вот тороплюсь.

– Счастливчик! – хихикнул голый по пояс парень. – И выпить можно, и теща на небесах. – Разговор потихоньку уплыл в другое русло.

– Вертолет! – закричала я, показывая на небо.

Там, неуклюжей стрекозой висел вертолет. Он то снижался, то поднимался, крутясь над одной точкой, которая, как мне показалась, находилась неподалеку от моего дома.

– Я же говорю ДТП!

– Нет, точно велогонки!

– Наверное, самолет на наш квартал рухнул!

– Да нет, зэки сбежали!

– Ну померла ж, зараза, ни раньше, ни позже!!

Нарайян нахмурился, закурил, забрал у меня телефон и снова начал дозваниваться до Жуля. Я слышала, что длинные гудки остаются без ответа. Сердце противно сжала тревога.

– А давайте позвоним кому-нибудь, кто живет на этой улице! – предложила краснощекая тетка.

– Уже позвонила, – сообщила ей девушка с ключами на пальце. – Я только что позвонила своему парню, и он сказал, что Патриотическая сейчас пустая, но минут двадцать назад там была перестрелка.

– Перестрелка! – ахнула тетка.

– Перестрелка! – восхищенно воскликнул парень и заинтересованно глянул на девушку.

– Э-эх! – обреченно махнул рукой дядька, опаздывающий на поминки. – Знал бы, на похороны поехал, а теперь там ... э-эх!

Нара потянул меня за руку в сторону от толпы. Он был бледен и хмур.

– Что?! – Я затрясла его за рукав. – Что?!! Ты думаешь, на нашу контору напали?! Жуля убили?!

– Да кому нужна наша контора! – отмахнулся от меня Нара. – Кому нужен наш Жуль! Только вот... – голос у него вдруг сел и стал хриплым, – шеф собирался днем в банк забежать, снять крупную сумму денег.

– Нет! – крикнула я.

– Чего ты орешь?! – Он закрыл мне ладонью рот. Ладонь пахла табаком и бензином. – Еще ничего не известно. Это я так просто... извини, если напугал. Черт, сколько же здесь проторчать придется?!

Вертолет вдруг набрал высоту и скрылся за девятиэтажкой.

– Улетел, – прошептала я.

– Радио, – вдруг сказал Нарайян. – У меня в машине есть радио! Может, в новостях что-нибудь скажут?

Мы наперегонки побежали к машине.

Прошло около десяти минут, прежде чем легкую музыку прервал голос диктора:

– А теперь новости дня. – Он долго перечислял незначительные события, пока, наконец, не сказал: – Сегодня в гостинице «Апофеоз» был застрелен криминальный авторитет Яков Подъяблонский, известный правоохранительным органам под кличкой Як. Как сообщили нам в пресс-центре УВД области, ровно в семнадцать часов по местному времени, в номере люкс раздался выстрел, который услышала горничная. Когда девушка заглянула в номер, она увидела лежащего на полу с простреленной грудью Подъяблонского. Сомнений в том, что он мертв, у горничной не возникло. Она бросилась за помощью, но когда вернулась обратно с администратором гостиницы и охраной, тела на месте не оказалось. Осмотр номера и гостиницы ничего не дал, Яков Подъяблонский бесследно исчез. Есть версия, что его убили, а потом похитили дружки, которых незадолго до этого видели на ресепшен. Когда и как они покинули гостиницу, никто не заметил. На данный момент это самое загадочное происшествие года и мы, наверняка, еще не раз вернемся к нему. А теперь о махинациях на ликероводочном заводе...

– Ну ни фига себе! – присвистнул Нарайян. – Кажется, Аська, очень даже неплохо, что ты перепутала гостиницу! Все говорит о том, что нашего клиента прихлопнули! Неизвестно еще, что бы приключилось с тобой...

Но меня нисколько не взволновала эта новость. Она не имела отношения ни к господину Жулю, ни к тому, что сейчас творилось на Патриотической.

– Где Константин?!! – От беспомощного отчаяния, я ударила кулаком по панели. Радио вдруг затарахтело, сигнал дал сбой, но Нарайян поспешно его настроил.

– ... сегодня около семнадцати часов вечера на пятнадцатом километре Андреевской трассы произошло серьезное дорожно-транспортное происшествие. Машину марки «Тойота-Креста» занесло на повороте и она на полном ходу врезалась в дерево. Водитель – молодая женщина, – не была пристегнута ремнем, вылетела в лобовое стекло и погибла на месте. Ей оказалась известная в городе певица – Милда Якушева. А теперь о погоде. В нашем городе по-прежнему жара, жара и жара!..

– Ужас, – прошептал Нарайян. – Аська, ты слышала? Кошмар! Почему она врезалась в дерево? Жуль распорядился соорудить там специальный, легкий рекламный щит, который от тычка пальца бы рухнул и не нанес никакого вреда! Куда делась ее подружка?! Их должно было быть двое в машине! Черт! Что происходит, Аська?! Наши клиенты мрут, как мухи! – Он уставился на меня.

– Ну почему, – возразила я. – Остался еще тот парень – Лавочкин. Он не попал в криминальную сводку, может, хоть с ним обошлось. – Ко мне опять привязался озноб, еще более сильный, чем предыдущий.

– Не нравится мне все это. Слушай, Аська, ты там вроде того... с Чесаловым дружишь. Случайно не знаешь телефон его кабинета?

– Случайно знаю. – Я забрала у него мобильный телефон и набрала номер Лехи.

– Стоматологический кабинет «В зуб да...» ой, «Зуб дарю!», здравствуйте! – ответил голос его помощницы. Мерный стрекот бормашины давал надежду, что все хорошо, что улицу перекрыли лишь для заезда велосипедистов.

– Марина, можно поговорить с Алексеем? Это Ася Басова, ваша соседка по офису.

Бормашина заглохла.

– Але! – громыхнул в трубке жизнерадостный голос Чесалова.

– Леш, это я, Ася! Скажи, что случилось? Почему наша улица перекрыта?! Кругом милиция, зачем-то прилетал вертолет! Тут собралась целая толпа тех, кому нужно на Патриотическую, но нас не пускают! Говорят, там была перестрелка! Что случилось, Леша, скажи!!

– Да будь оно все неладно, Аська! Тут грабанули банк!

– «Патриот»?!! – ахнула я.

– Ну не «Три поросенка» же! – загоготал Чесалов. – Натурально взяли и грабанули! У них ровно в пять каждый день приезжает инкассаторская машина. Бабульки наши, которые возле дома на лавке сидят, рассказывают, что клоун наш местный, Бубон, кажется, как раз проезжал мимо, когда деньги грузили. Этот чудик вдруг выхватил автомат, расстрелял охрану, шофера, схватил деньги и умчался куда-то на своем быстром коне. Представляешь? Голливуд отдыхает. Он дворами ушел. Ментов понаехала тьма. Сейчас прочесывают весь квартал. Даже с вертолета искали, но, говорят, бесполезно! Нет, ну каков шельмец, Аська?! Шариками обвешается и детишек катает! А сам, оказывается, приглядывался, когда и как в банке деньги увозят! А главное, ведь я пострадал! У меня с клиентами жопа! Никто приехать не может. Я бормашиной себе сливки для кофе взбиваю...

– Не может быть, – прошептала я.

– Почему? Очень даже пышненько получается, только останавливаться нельзя.

– Не может быть, что это Бубон...

– Что?! – крикнул Леха и опять зажужжал бормашиной. – Говори громче, Ася, я не могу прервать процесс взбивания сливок, они опадают!!

– Леш, я не могу дозвониться до шефа! Я... мы с Нарой сходим с ума от беспокойства! Сходи, пожалуйста, посмотри!

– Ой, Аська, – вдруг выключил бормашину Чесалов, – а ведь шеф ваш, того... в банк уходил, я видел. И не вернулся до сих пор. Как бы не зацепило там его...

В трубке повисла тягостная тишина.

– Леш, пожалуйста, проверь, посмотри, узнай!

Я заплакала.

– Там все оцеплено, Аська. И никого не пускают. Из окна я вижу парочку «Скорых», десяток милицейских машин и...

Я нажала отбой.

– Что? – спросил Нара тревожно. Пот тек с его абсолютно лысого черепа, капал с подбородка. Он утерся подолом рубашки. – Что там, Аська?!

– Там все неправда. Бубон расстрелял охрану и ограбил инкассаторскую машину. Чесалов говорит, что в это время Константин был около банка и, вполне возможно, его зацепило. Это неправда! – Я зарыдала в голос.

– Ну ладно, ладно, – Нара приобнял меня и погладил по плечу. – Может, еще и обойдется, ведь мы точно ничего не знаем!

– Бубон не мог никого расстрелять, не мог никого ограбить! Его Корчагин стар, как древнее ископаемое, он не мог ускакать дворами! – Я захлебывалась слезами.

Это было первое в моей жизни горе, если не считать смерти бабушки. И я еще не знала его размеров. Я потеряла любимого человека? Пережила предательство старого, любимого с детства клоуна, который был олицетворением добра, веселья и бескорыстия? Или все это вместе?!.

«А счастье, Аська, это то, чего нет. Мираж! Нет ничего притягательнее миража. Нет ничего желаннее...»

Нарайян гладил меня по плечам, по голове, утирал слезы руками, пахнущими табаком и бензином, и приговаривал:

– Ничего еще не известно, Ася, ну потерпи, может, он еще жив, твой Жуль!

«... И если бы не было этого миража, мир бы замер и умер. Потому что не к чему бы было идти».

– Это не Бубон!!

– Да не он, не он, – сочувственно подтвердил Нара.

Неожиданно в моей руке запиликал мобильный.

– На, – протянула я Наре трубку. – Это твоя Светка.

Нарайян уставился на дисплей.

– Нет. Это Константин Жуль! А откуда ты знаешь про Светку?

Я выхватила у него трубку.

– Костя! – заорала я так, что Нара поморщился. – Костя ты жив?!!

– С каких это пор, Нара, я стал для тебя Костей? – хрипло спросил на том конце Жуль.

– Это я, Ася!! Это я, Константин Эдуардович!

– А-а, Басова! Вообще-то, я звоню Нарайяну, но это неважно. Ась, я попал в переделку...

– Знаю! «Патриот» ограбили!

– Ну да. А я в этот момент выходил из банка. Ась, ты не могла бы позвонить спасателям, чтобы меня сняли?

– Что значит «сняли», Константин Эдуардович? Почему вы не отвечали?!! Я звонила, я чуть с ума не сошла!

– Не ори, Басова. Пожалуйста, не ори. Я только сейчас смог устроиться на ветке так, чтобы взять телефон.

– Где вы устроились?

– На ветке. Дело в том, Басова, что я сижу на высоком-высоком дереве. Тут даже гнездо есть и облака рядом. По-видимому, в гнезде находятся яйца, потому что меня время от времени атакует какая-то пернатая сволочь. Она гадит на меня и клюет. Клюет и гадит. Ась, пожалуйста, позвони спасателям, скажи, что в районе ограбления банка на тополе сидит человек и не может слезть. Асечка, ты хорошая секретарша, позвони, а то у меня телефон сейчас сдохнет, а ветка, на которой я сижу, гнилая, она скоро обломится и я... Ася!!! Она опять прилетела!

Связь оборвалась.

– Ну что? – опять спросил Нарайян.

– Он сидит на гнилом тополе и на него нападает какая-то птица. Просит вызвать спасателей, у него телефон разрядился.

Нара захохотал. Он всхлипывал, корчился, хватался за живот и захлебывался.

– На гнилом тополе! Ха-ха-ха!! Нападает птица!! Ха-ха!! Дипломат с баблом в зубах держит и от вороны отмахивается! И-и-ха-ха!! Телефон у него разрядился! У-у-у!! Спасателей ему вызвать!!!

Это смахивало на форменную истерику, поэтому я достала из бардачка бутылку с минеральной водой и вылила ее прямо на лысую голову нашего программиста. Он сразу заткнулся, утер ладонью лицо и взял у меня телефон.

– А теперь спортивный выпуск наших городских новостей! – заорало вдруг радио. – Сенсация!!! Показательный бой звезд кикбоксинга, проходивший сегодня в нашем городе, выиграл наш земляк Сергей «Щит» Дьяченко!! Он сделал это!! Он выиграл у непревзойденного, непобедимого, легендарного Джерри «Зверя» Каннигана!! Это невероятно! Во Дворце спорта буря и шквал!!

– Ну вот, и это дело мы провалили, – пробормотала я. – Ведь Лавочкин собирался праздновать победу американца. Он даже автограф приготовился у него брать.

Но Нара меня не слышал, он уже что-то объяснял службе ноль-ноль один.

– Я вам десятый раз объясняю! Я был на де-ре-ве!! – кричал Жуль на круглолицего, румяного мужичка в синем мундире с прокурорскими погонами. Несмотря на жару, шея прокурорского работника была обмотана шерстяным, болотного цвета шарфом, а короткопалые ручки обтягивали такого же цвета матерчатые перчатки. Мужичок безмерно страдал от непонятного недуга – он беспрестанно сморкался, чихал, тер слезящиеся глаза и недоверчиво посматривал на Константина Жуля.

– Ну вот, я же доказательство вам предъявляю! На меня птица накакала! – Жуль сдернул со спинки стула пиджак и потряс перед носом у следователя тем местом, которое больше всего было испачкано птичьим пометом.

Следователь дернулся от пиджака назад, чихнул, залился аллергическими слезами и несчастным, гнусавым голосом попросил:

– Умоляю, уберите, уберите от меня ваш пиджак! У меня аллергия на лето, на тополя, на птичьи какашки, на пиджаки и на бестолковых свидетелей! – Он ловко выхватил из кармана бумажный платок, утер им нос, скомкал и запульнул влажный комок в мусорную корзину. Она была уже доверху заполнена этими скомканными платками и вызывала у меня невероятное чувство брезгливости.

– Я же вас спрашиваю, не где вы сидели, а что видели и слышали. Или вы ничего не видели? – он подозрительно уставился на Жуля воспаленными глазами.

– Нет, ну почему же не видел, – развел Константин руками и тоже с отвращением посмотрел на корзину. – Я же уже рассказывал вам! Я машину собрался еще одну покупать. Джип. Снял деньги в банке, положил в дипломат, вышел, вижу – у служебного входа инкассаторская машина стоит. А мимо клоун в повозке проезжает. Он всегда тут туда-сюда ездит – достопримечательность местная, на него уж и внимания никто особо не обращает. Так вот, вдруг этот клоун тормозит своего коня, выхватывает автомат и начинается голливудское кино. Он очередями укладывает трех охранников, инкассатора и шофера, хватает брезентовый мешок с деньгами и ... дальше не видел. Извините, господин следователь, но я не стал искушать судьбу. Не помню сам, как оказался на вершине ближайшего тополя вместе с дипломатом. Вот, у меня доказательство, – он снова потряс пиджаком, следователь снова чихнул и замахал на Жуля руками, призывая убрать доказательство.

– А потом меня спасатели сняли по пожарной лестнице, – завершил свой рассказ Жуль, засовывая пиджак почему-то за штору, на подоконник. Шеф устало опустился в кресло и тоскливо посмотрел за окно, где уже занимался ранний летний рассвет.

Следователь мучил нас расспросами с вечера, как только сняли оцепление и мы смогли добраться до офиса. Все устали, измучились, но дотошный прокурорский работник, представившийся Тимофеем Федоровичем Педоренко, никак не хотел нас отпускать. Мы сидели в кабинете шефа, и никакой кофе уже не мог нас реанимировать. Нара сидел на подоконнике, жевал жвачку и слушал Б.Г. Как только Нарайян понял, что из сегодняшней переделки все вышли живыми и невредимыми, он сразу успокоился и стал прежним – отрешенным и возвышенным над действительностью.

Я устроилась в кожаном кресле, предназначенном для клиентов, и тихонько пощипывала себя за мизинец, чтобы не заснуть.

Наконец, Педоренко встал. Мы решили, что расспросы закончены и с облегчением переглянулись. Но оказалось, что у следователя всего лишь кончились одноразовые платки, и он полез за ними в потрепанный рыжий портфель.

– А вот что это за агентство у вас такое странное «Алиби», позвольте узнать? Уж не преступникам ли вы тут помогаете?

Последующие полчаса мы с Жулем наперебой объясняли ему невинные и благородные цели своей работы. Нара молчал, многозначительно покачиваясь в такт музыки.

– И кто же ваши клиенты? – прервал следователь наш бурный рассказ.

Это был самый неприятный вопрос в свете последних событий.

Два клиента из трех были мертвы, а третий... третий, я думаю, был очень разочарован, так как его кумир проиграл.

– Видите ли, – осторожно начал Константин Жуль, – в наших правилах соблюдать конфиденциальность наших клиентов...

– Уверяю вас, ваши правила ни в коем случае не могут распространяться на правоохранительные органы, а-а-апчхи! – горячо заверил его Педоренко. – А-апчхи, будьте здоровы, Тимофей Федорович, не болейте! – добавил он.

– Знаете, у нас очень долгое время вовсе не было никаких клиентов, – пробормотал Жуль.

– Долго не было, а потом... – подбодрил его Тимофей Федорович.

– А потом... появились. Сразу три.

Нара вдруг вынул наушник из уха и помог шефу внятно изложить, чем занималось агентство в последнее время.

Педоренко слушал внимательно, не чихнув ни разу.

– Значит, – сказал он, – всем трем вашим клиентам понадобилось алиби именно на пять часов вечера пятнадцатого июня?

– Но какое это имеет отношение к ограблению банка? – заорал Жуль. – Я сам видел, как инкассаторов расстреливал этот... Ась, ты знаешь, как зовут этого ряженого?!

– Бубон, – выдавила я из себя. – Но я не верю, что это был он!

– Вот! – радостно завопил Педоренко. – Вот именно, – а-апчхи! – что под гримом и яркими тряпками клоуна мог скрываться кто угодно! А вы усиленно готовили алиби аж трем гражданам этого города! А в мешке было ни много, ни мало десять миллионов рублей! А по моим сведениям, никто толком не знает, кем был этот Бубон, как выглядел, сколько ему было лет! Такое ограбление не мог провернуть один человек, у него наверняка были сообщники! Иначе куда среди бела дня делась яркая приметная повозка?! А конь? Это ж даже не машина, ему трудно затеряться в автомобильном потоке! А-апчхи! Чертово лето! Чертовы тополя!

– Не хотели вам говорить, да ладно, все равно ведь узнаете. Видите ли, – с усмешкой сказал Нарайян, – наши клиенты не могли грабить банк по двум причинам. Двое из них мертвы, а третий – ни на что не годный субтильный мальчик.

– В смысле? – оживился Педоренко. – Что значит, апчхи, мертвы? Что значит, апчхи, ни на что не годный мальчик? Да будьте же, наконец, вы здоровы, Тимофей Федорович! – заорал он сам на себя.

– Первым клиентом оказался криминальный авторитет Яков Подъяблонский. Его застрелили сегодня в гостинице «Апофеоз», куда наша сотрудница, обеспечивающая ему алиби, по досадному недоразумению не успела доехать. Тело, правда, исчезло, но это ничего не меняет. Горничная видела, что у него прострелено сердце. Вторая наша клиентка – известная в городе певица Милда Якушева. Она... – Нарайян быстро глянул на Жуля, – Извините, Константин Эдуардович, я не успел вам сказать, но произошла какая-то чудовищная накладка и Милда Сергеевна врезалась не в наш щит, а ...

– Да знаю, – махнул Жуль рукой. – Мне позвонили ребята со «Скорой», которая должна была увезти Милду в клинику пластической хирургии. Я знаю, она не рассчитала, врезалась в дерево и погибла. Я готов понести за это наказание, если оно мне положено.

Жуль сказал это буднично, не дрогнув ни голосом, ни одной мышцей лица. Еще прошлой ночью он напивался с горя, что Милда его отшила, а сегодня спокойно говорит о том, что она погибла! Я смотрела на него во все глаза.

– Третий клиент, которому понадобилось алиби на пять часов дня, это глупый пацан, запутавшийся в своих бабах, – спокойно продолжил Константин Жуль. – Уверяю вас, он никоим образом не мог быть сообщником ограбления! Кстати, я не могу до него дозвониться, – пробормотал он, – надеюсь, парень не повесился с горя, что его кумир проиграл. Но в том, как закончился поединок, я уж точно не виноват! – горестно добавил Константин.

– Господи, сколько работы! – схватился за голову Тимофей Педоренко. – Ужас! А-апчхи! – Видно, платки у него и в портфеле закончились, потому что он утерся концом шерстяного шарфа.

– Да что вы выдумываете! – заорал вдруг Константин Жуль на следователя и, вскочив, забегал по кабинету. – Я сам лично видел, что банк грабил этот... Бим... Бом...

– Бубон, – подсказал я.

– Ну да, ряженый расстреливал охрану один!! С чего вы взяли, что у него были сообщники?! И почему именно из моих клиентов?! Не было никого! Я сам видел! Был только ряженый и его конь! Ищите повозку! Трудно было не заметить, куда они рванули! Свидетелей должна быть куча!! Ищите! А я и моя работа тут ни при чем!

– Ой, ой, ой! Все, устал я, запутался, до свидания!! Буду вас повестками вызывать, если понадобитесь. – Педоренко подхватил свой портфель, вылетел из кабинета и хлопнул входной дверью. – А-апчхи! – раздалось уже из подъезда.

– Чтоб тебе, Тимофей Федорович, тополиный пух в морду всю жизнь летел, – пробормотал Жуль, опять усаживаясь в свое кресло.

Мы сидели друг против друга усталые, ошарашенные и немного напуганные внезапным уходом следователя.

– Ну, вот что, друзья, – сказал, наконец, Константин, – не знаю, что там накопает этот сопливый придурок, но мы должны опередить его. Иначе, это черт знает чем может для нас закончиться.

– Мне предлагается поработать сыщиком? – язвительно поинтересовался Нара.

– Ты можешь уволиться, – отрезал Константин Жуль. – И ты тоже, – он посмотрел на меня воспаленными, красными от бессонной ночи глазами. – Ситуация неприятная и я пойму, если вы не захотите быть в ней замешанными.

– Мы уже в ней замешаны, – я одернула на себе куртку Нары. – Настолько замешаны, что я осталась без любимой сумки, топика, мобильника и босоножек, за которые отвалила двести пятьдесят долларов. Так что, до завтра, Константин Эдуардович! Я согласна работать на вас даже сыщиком. Нара, куртку я тебе завтра верну! – Я встала и направилась к двери.

– А я разве сказал, что отказываюсь? – возмутился Нарайян. – Да я за любимую контору...!! – Он побоксировал воздух.

– Спасибо, ребята, – растрогался Жуль. – Я вам так благодарен! Ась, давай, я до дома тебя довезу, ведь ты босиком...

Нарайян многозначительно хмыкнул и ушел в свой кабинет кемарить да утра на диванчике.

Жуль не просто довез меня до дома. С моего молчаливого согласия мы кружили с ним по маршруту, которым вчера ночью нас с Бубоном возил Корчагин. Я думала, шеф хочет со мной о чем-то поговорить, но он молчал, и я тоже молчала. Хоть я и бесконечно устала, все равно не могла нарадоваться, что нахожусь с ним рядом, наедине, в тесном купе его спортивной машины.

Наконец, он затормозил у моего дома.

– Ты знаешь, я знаю, нет, я абсолютно точно уверена, что Бубон не мог...

– Иди спать, Ася, – оборвал меня Константин. – Голова трещит от всего этого. Завтра будем решать, что делать, а пока – спать! – Он помахал мне рукой.

Я вышла, но вдруг вернулась и наклонилась к окну.

– Костя, Милда разбилась! Тебе не больно? Не страшно? Ты так спокоен... А говорил, что любишь ее.

Он не удивился моему глупому пафосу и напору. Пожав плечами, ответил:

– Не знаю, Ась. Я ничего не чувствую. Все это будто не со мной происходит. Может быть, завтра я проснусь, и у меня отчаянно заболит сердце, а сейчас... – Он снова пожал плечами и опять помахал мне рукой.

Я пошла к подъезду, ощущая босыми ногами еще не остывший после дневного зноя асфальт.

...Сквозь сон я слышала, как рояль играл что-то печальное. Мне снилось, что бабка сошла с афиши и, дирижируя перед роялем, одними губами шепчет: «Пьяно, пьяно! Асечка спит! Пожалуйста, пьяно!!.»[3]

Ранним утром меня разбудил звонок. Плохо соображая, я пошла открывать. Не глянув в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял респектабельный, гладковыбритый господин в хорошем костюме.

– Вы Ася Борисовна Басова? – вязким басом поинтересовался он, разглядывая меня с головы до ног.

– Да. Это я.

– Тогда это вам. – Он протянул мне пакет.

Я заглянула в него, там оказались вещи, оставленные мной вчера в номере богатенького корейца: босоножки, сумка, розовый топик, мобильник.

– Спасибо, – пробормотала я. – Очень любезно со стороны вашего южнокорейского друга...

– Хен Ён Хо просил вам передать эти вещи, и еще вот это! – Мужик сунул мне в руку бархатную коробочку.

Насколько я знаю, в таких дарят ювелирные украшения.

– Откуда Хен знает мой адрес?

– Ну, во-первых, – самодовольно сказал господин в хорошем костюме, – нет ничего, чего Хен Ён Хо не смог бы узнать, а во-вторых, в вашей сумке оказался ваш паспорт, а там, сами понимаете...

– Мне не нужно ничего, кроме моих вещей, – я сунула коробочку в карман его пиджака.

– Берите, берите! Все девушки этого города душу продадут за такое колечко!

Коробка опять оказалась в моих руках.

– Заберите! – Я снова впихнула коробку мужику в карман.

– Нет уж, возьмите! И хорошенько подумайте над предложением Хен Ён Хона стать его переводчицей!

– Вы в своем уме?! Я педагог по образованию!

– Это неважно. Хен Ён Хон хочет видеть в качестве своей переводчицы вас и только вас!

– Я не знаю корейского языка!! – заорала я.

– А оно ему надо? То есть, я хотел сказать, что это вовсе необязательно – знать корейский язык. Кто его знает-то? Я научу вас паре-тройке простых выражений: здравствуйте, до свидания, очень приятно, всего доброго...

– Вот сами и переводите! – Я попыталась захлопнуть дверь, но гонец подставил ногу и горячо зашептал в образовавшуюся щель:

– Я бы и переводил, но господин Хен хочет вас!

– Вот именно – хочет! – зло прошептала я в его холеную рожу.

– Все девушки этого города гордились бы этим!

– Да идите вы со своими девушками! Я не все!

– Нет, вы не понимаете...

– Все я очень хорошо понимаю!

– Нет, ничего вы не понимаете! Эта желторылая обезьяна уволит меня к чертовой матери, если я не уговорю вас! А у меня мама, жена, двое детей, дедушка-инвалид и любимая девушка!

– А-а! – Я захохотала. – Так вот в чем причина вашего рвения! Вы боитесь потерять тепленькое местечко!

– Боюсь! И не стыжусь этого! У меня ведь нет таких синих глазок, розовых губок, и тощеньких ножек!! Заберите! Заберите немедленно! – К моим ногам упала коробочка из черного бархата. Я выпнула коробку в подъезд и снова подналегла на дверь. Мне почти удалось закрыть ее, мешала только розовощекая морда, торчавшая у косяка. Придавить ее у меня не хватало духа.

– Господи! Ну, возьмите вы это кольцо! Ну что вам стоит?!! Возьмите и скажите «Подумаю!»

Он точным пинком отфутболил коробку в квартиру.

– Я не продаюсь! – с пошлым пафосом выкрикнула я.

– Если честно, то я не понимаю, что эта желторы... этот Хен нашел в вас! Ни рожи, ни кожи. – Он убрал ногу, дверь закрылась, коробка осталась в квартире.

– Я передам Хен Ён Хону, что вы рассматриваете его предложение! – крикнул гонец.

– Передайте ему, чтобы он на шел в... к... на... – У меня еще не было в жизни столь настоятельной потребности послать кого-нибудь, я не знала, как это делается, поэтому целомудренно замолчала.

– Ну, это вы ему сами скажите! А я умываю руки! – проорал из-за двери гонец.

– Имейте в виду, я выброшу его подарок в окно! – крикнула я, но в ответ услышала только удаляющиеся шаги.

– Вот вляпалась! – самой себе прокомментировала я утреннюю заварушку и подняла коробочку.

На черном бархате лежало кольцо из белого золота с безвкусно большим бриллиантом. Утреннее солнце, атаковавшее окна, распускалось в нем миллионом огней – холодных, надменных, опасных.

Выбрасывать кольцо в окно расхотелось, я надела его на палец, пошла в гостиную и показала бабке.

– Бабуль, говорят, у меня ни рожи, ни кожи, – пожаловалась я ей.

Бабка, никак не отреагировав на мое обращение, с портретной надменностью смотрела куда-то мимо меня.

– Ну и ладно, – обиделась я. – Не хочешь общаться со мной и не надо!

По Жулю было не видно, что с утра у него отчаянно болело сердце... Он выглядел выспавшимся и свежим.

Мы закрыли контору на ключ и собрались в кабинете шефа на совещание.

– Значит так, я займусь Милдой, – сказал Константин, закуривая. – Попытаюсь досконально восстановить картину происшествия, опрошу возможных очевидцев, поговорю с коллегами, подругами, журналистами, расспрошу наших ребят, которые устанавливали щит и поджидали ее неподалеку от места происшествия. В общем, выясню всю подноготную и попытаюсь узнать, куда делась подруга, которая должна была находиться с ней рядом в машине. Да, и поговорю с участниками вечеринки, на которую они спешили. Ты, Нарайян, поедешь в гостиницу «Апофеоз» и, используя все свое невероятное обаяние, расспросишь горничных, охрану, администратора и всех, кого сочтешь нужным об убийстве этого Ебл... Ибл...

– Подъяблонского, – подсказала я.

– Да. Только жвачку выплюнь и наушники из ушей достань. А ты, Ася, займись Лавочкиным. Это на данный момент самый беспроблемный клиент. Вот тебе его визитка, он работает массажистом в фитнес-клубе «Атлант». Только не перепутай – «Ат-лант»! Узнай где он и что с ним. Он как в воду канул! Сам не объявляется, на звонки не отвечает и даже смонтированные фото у постели умирающей мамы не забрал у Нарайяна. На работе говорят, что он давно не появлялся, даже грозятся уволить. Что-то мне это не нравится. Разузнай все, что сможешь, если надо, найди этих его Наташек и Дашек. Нужно убедиться, что хотя бы с ним все в порядке. Пока этот Пудо... Пидо...

– Педоренко, – опять подсказала я.