Королева Ойкумены Олди Генри

Пролог

Мечи, подумал Теодор ван Фрассен.

Гиганты-двуручники стояли шеренгой – словно не нашлось витрины, способной их вместить. Некоторые из стальных великанов заметно превосходили ростом капитан-командора. Как же ими рубились? Пока замахнешься – тебя три раза шпагой проткнут.

– Такими взламывали строй пехоты, – словно подслушав мысли ларгитасца, ответил на невысказанный вопрос герцог Оливейра. – Сносили выставленные вперед копья и алебарды, срубали древки – и колющий снизу вверх, от бедра. Страшной силы удар, доложу я вам. Вскрывает доспех, как консервную банку. На моих глазах так погиб Мигель Кесада, прозванный бойцами «Полторы удачи». Думаю, в тот момент ему и двух удач не хватило бы…

– А дальше? – капитан-командору мимо воли стало интересно, несмотря на всё его равнодушие к холодному оружию. – Ну, взломали строй. Началось столпотворение, мясорубка, как я понимаю…

Оливейра кивнул, соглашаясь: верно понимаете.

– Как такой длинномерной железякой орудовать в толпе? Ножом прирежут, и разрешения не спросят… Или строй взламывали смертники?

– Смертники? Ни в коем случае. Напротив, это были наиболее сильные и умелые бойцы, ветераны многих битв, оставшиеся в живых. Видите участок выше крестовины, над рукоятью? Обратите внимание: здесь нет заточки.

– Вижу. А тут даже кожей обмотано. Для чего это?

– Перехват. Одна рука – под гарду или на один из ее «рогов», другая – сюда. Тогда мечом можно работать с двух сторон: клинком и рукоятью. При ее длине удар «яблоком» стоит удара булавой.

Руки герцога, сжав невидимое оружие, изобразили в воздухе стремительную «восьмерку». Ван Фрассен никогда не держал в руках меча, но, тем не менее, оценил.

– Теперь понимаю…

Не понимал он другого: зачем Оливейра назначил встречу в музее? О чем гранд-эскалонец хочет с ним поговорить? О специфике мечевого боя? Так в этой области капитан-командор не знаток, и даже не любитель. Ван Фрассен обвел взглядом зал. Со всех стен – хмурый блеск бесчисленных клинков. Казалось, ряды мечей складываются в древние штрих-коды самой Смерти. В дальнем конце помещения они сливались в сплошное тусклое сияние. Окунись – и вынырнешь в мире, где орудуют лезвием, острием и «яблоком»…

Капитан-командор мысленно встряхнулся и двинулся дальше.

На прошлой неделе в Академию генштаба пришел «закрытый» приказ министра обороны. Четверо преподавателей Академии получили назначение военными советниками, в том числе – и ван Фрассен. Особым распоряжением командования их отправляли в систему Наль-Цер, на планету Кутха. Адмирал Рейнеке ходил мрачнее тучи, громыхал на подчиненных и наводил тихий ужас на курсантов. Еще бы! Лучших людей отправляют гнить в варварскую дыру. Тоже мне служба – обучать дикарей тактике космического боя! А кто, спрашивается, будет готовить кадры для ВКС Ларгитаса?! Или мы, плазмы в задницы всем дипломатам, сами собираемся скатиться до пещерного уровня?!

Вслух свои мысли Кровопийца не озвучивал. Армейская дисциплина и субординация намертво въелись в плоть и кровь старого вояки. Приказы начальства не обсуждаются. Скрипеть зубами не возбраняется, но молча, дабы не подавать дурной пример молодежи. Скрипи и выполняй. Точка.

Дата вылета к новому месту службы была уже назначена. До нее оставался месяц. Сейчас капитан-командор проходил ускоренный гипнокурс языка аборигенов и штудировал справочную литературу по Кутхе. К заданиям он всегда подходил ответственно.

– …вот, взгляните. Это интересно.

Герцог Оливейра остановился возле витрины, где под силовым колпаком покоились два клинка. Мечи – отдельно, ножны – отдельно. Капитан подошел ближе – без особого интереса, скорее из вежливости. Два узких клинка с плетеными гардами-«корзинками» казались игрушками по сравнению с двуручниками. А ножны – вообще произведения искусства. Серебро, финифть, инкрустации из яшмы и перламутра…

– Это боевое оружие?

– Боевое. Только дамское.

– Дамское?!

– Удивлены? Действительно, у предков – хоть наших, хоть ваших – не принято было учить прекрасных дам обращению с оружием. Но из любого правила есть исключения. Историки до сих пор спорят, откуда они берутся. Ожившее эхо легенд о племенах женщин-воительниц? Рудименты матриархата, через который прошли все цивилизации? – оседлав любимого конька, герцог вещал с интонациями лектора-просветителя. – Лично я склоняюсь к иному, сугубо практическому объяснению. Смутные времена, междоусобицы, бунты. Дороги кишат разбойными шайками… Доблестный рыцарь с верными кабальерос по приказу сюзерена выступает на войну. Его благородная супруга остается в замке с малой стражей. На счету каждый человек, каждый меч. Да и для женщины уверенность, что она при необходимости сможет постоять за свою честь – согласитесь, дорогого стоит.

Герцог задумчиво поглядел на витрину.

– Разумеется, немногие отваживались пойти наперекор традициям и предрассудкам. «Война – не женское дело», и всё такое. Замечу, что мне известны случаи, когда «мужская» наука в итоге спасала дамам жизнь. Два клинка в коридорах замка, при определенной сноровке – это, знаете ли, не любовное свидание при луне. Моя матушка, к слову, в придачу ко всем своим неисчислимым добродетелям, ловко управлялась с подобной парой. А мне вот не повезло. Мне некому передать фамильных Хранителей Непорочности, как у нас называют эти мечи. Я произвел на свет четверых сыновей – и ни одной дочери. Вся надежда на внучек…

– Но в наше время, я думаю, уже нет нужды обучать девушек фехтованию? – выдавил из себя капитан-командор. Он никак не мог понять, к чему клонит Оливейра; зачем вообще затеял странный разговор. – Я понимаю: семейная реликвия, память. Но в практическом смысле…

Ответом ему была невеселая усмешка герцога:

– Вы правы. Практического смысла – ноль. Жизнь стала спокойнее, междоусобицы ушли в прошлое. А для самообороны куда полезнее умение снайпера. Научись стрелять из парализатора или лучевика, и пали на здоровье хоть в университете, хоть в коридорах замка… Я старомоден и нелеп, сеньор ван Фрассен. Дома я еще гожусь на кое-что. Но здесь, на Ларгитасе, мне место в музее. И всё-таки жаль, что у меня нет дочерей. Поймите меня правильно, сеньор…

– Теодор. Просто Теодор.

– Ни в коем случае. Хотя бы потому, что я не смогу предложить вам называть меня просто Хосе-Антонио Мигель Салазар Мария. Так вот, сеньор ван Фрассен, поймите меня правильно… После заточения в храмовых подземельях я очень привязался к вашей дочери. Меня беспокоит ее судьба и судьба Линды Гоффер. Первого же, – взгляд Оливейры сверкнул металлом, – кто усмотрит в этом желания стареющего педофила, я заколю на дуэли. Никогда я не коснусь вашей дочери похотливой мыслью или блудливым пальцем. Клянусь в том честью рода Оливейра-ла-Майор! Вы – мужчина, вы поверите моей клятве. И помните: если однажды – не приведи Всевышний! – Регине понадобится помощь…

Капитану, смущенному герцогским монологом, представилась ужасная картина. Вот – выныривает из РПТ-маневра скоростной перехватчик. За навигационным пультом – почему не верхом? – гранд Оливейра-ла-Майор, рыцарь и защитник угнетенных. Облачен в кирасу и шлем, при шпаге и кинжале, он спешит на подмогу семье ван Фрассен. И пусть только Регину завалят на сессии, или не дадут ссуды на приобретение дома…

– …род Оливейра очень богат. Наше влияние ограничено Террафимой, но хороший счет в банке убедителен по всей Ойкумене. Нет-нет, не подумайте, что я хвалюсь богатством! Я знаю, ваша семья вполне обеспечена. И всё же… Бывают ситуации, когда деньги решают многое. Искренне надеюсь, что мое вмешательство никогда не понадобится, но если вдруг у Регины возникнут проблемы финансового или любого другого характера…

Он тоже смущен, понял капитан. Великий Космос! – он нервничает, как мальчишка.

– Обращайтесь без стеснения! Говорю вам это от чистого сердца. Как мужчина – мужчине, как отец – отцу. Кстати, то же самое я вчера сказал Клаусу Гофферу. Но с сеньором Гоффером мы знакомы давно, и я не сомневался в правильности его выводов.

– Право же, господин Оливейра, я чувствую себя неловко, – ван Фрассен ничуть не кривил душой. – Я крайне признателен вам за искренность, и за теплые чувства к моей дочери. Надеюсь вместе с вами, что у Регины не будет нужды… э-э… в глобальной поддержке. Но заверяю вас: если такая необходимость возникнет – вы будете первым, к кому я обращусь.

– Искренне рад, что мы верно поняли друг друга! – с облегчением выдохнул Оливейра. Ему нелегко дался этот разговор. Пожалуй, герцогу было бы куда проще взломать двуручником строй пехоты.

Капитан-командор развел руками:

– Даже не знаю, что еще сказать. Если это старомодность, о которой вы упомянули, я готов сегодня же записаться рядовым в армию консерваторов и ретроградов. И внедрять ваши нравы по всей Ойкумене; в первую очередь на Ларгитасе. Выходит, нам есть чему поучиться у Террафимы!

– О, не преувеличивайте! Помимо старомодности, тут имеет место и личная привязанность. Кроме того, уверен, обратись я к вам за помощью… Собственно, почему в сослагательном наклонении? На Соне так и случилось; более того, вы сами предложили…

– Ну, это сущий пустяк!

– Не скажите! В жизни нет ничего более важного, чем пустяки…

Открылась неприметная дверь. Мимо двух беседующих посетителей, единственных в зале, деловито простучала каблучками сотрудница музея – миловидная, в форменной блузке и короткой, выше колен, юбке. Жестом извинившись за беспокойство, она подошла к одной из витрин, достала универсальный ключ и, отключив силовой колпак, извлекла из бархатных объятий оружие странного вида. Длиннющий меч с узким клинком имел листовидное расширение на конце – и короткие «рога» примерно на середине клинка.

– Извините!

Сотрудница оглянулась.

– Не сочтите праздным любопытством, сеньорита, или, того хуже, поводом свести знакомство… – судя по лицу женщины, она вовсе не возражала свести знакомство с таким видным мужчиной, как герцог. – Разрешите взглянуть поближе? «Кабаний» меч, да?

На глазах капитана вершилось чудо. Вместо традиционного: «Экспонаты руками не трогать!» – сотрудница музея безропотно вручила меч Оливейре. В ее жесте было что-то аллегорическое, недоступное практичному разуму ван Фрассена.

– Замечательный экземпляр. И сохранился прекрасно. Это охотничий меч, – герцог обернулся к капитану. – С таким ходили на кабана. Матерого секача не всяким клинком остановишь. Видите лопаточку на конце? Заточена «под бритву». Это чтобы нанести более широкую рану…

– А «рога» зачем? – поинтересовался ван Фрассен. – Для перехвата, как у двуручника?

– Рога, или «чека» – упор. Нельзя, чтобы зверь добрался до охотника, по инерции ломясь вперед и насаживая себя на клинок…

Сотрудница благоговейно внимала. Кажется, она готова была предложить Оливейре продолжить лекцию в более укромном месте, и без посторонних. А капитан ясно представил, как герцога отправляют военным советником в племя варваров из каменного века. Наладить производство металла из руды. Освоить технологию ковки оружия и доспехов. Вооружить всех железными мечами вместо обсидиановых топоров. Научить биться строем… Вне сомнений, герцог справился бы. Справится ли он, Теодор ван Фрассен? Кутха – это, конечно, не каменный век. Ларгитасцы курируют планету не первый год. Многое сделано; заложен фундамент… Но обучить аборигенов пилотировать космические корабли? Привить элементарные тактические навыки?

Нет ничего невозможного. Но сколько на это понадобится времени? Регина, Анна-Мария… Как долго он их не увидит?

Ответа капитан-командор не знал.

Часть четвертая

Кутха

Глава первая

Снега Непая

I

– И не вздумай худеть! – предупредил Ник.

Потершись щекой о плечо Регины, он заурчал, как сытый, довольный кот.

– Ты царапаешься! – возмутилась Регина. И рассмеялась, когда Ник, вздыхая, с обреченностью пай-мальчика полез из-под одеяла. – Я пошутила! Ну ты прямо как я не знаю кто! Уже и пошутить нельзя…

А ведь и впрямь ушел бы бриться, подумала она. Скажи я, что голодна, и он отправился бы к холодильнику. Начни привередничать – потопал бы по снегу в магазин, за деликатесами. Захоти кофе или чаю – кинулся бы к аппарату. Потребуй я любви – устал, не устал, а исполнил бы в лучшем виде. Ник, славный мой, куда я раньше-то глядела…

Год назад, пребывая в скверном расположении духа, Регина заявила Нику, что настоящие мужчины не пользуются депиляционным бальзамом «Свежесть». Настоящие мужчины бреются, как ее папа, вручную. С того дня Ник изменил привычки, купил бритвенный станок «Larex» («супер-подарок для прогрессивного мужчины!») и раз в два-три дня героически терзал румяные щеки и подбородок. Практического смысла в этом было немного – борода у прогрессивного мужчины не росла. Зато Регина еще раз уверилась: ее слово для Николаса Зоммерфельда – закон. Хорошо, что она не потребовала от Ника взяться за опасную бритву…

Хотя этот бы освоил.

Они лежали в постели, хранившей тепло и запах их тел. Бок-о-бок, без движения. В окно, сунувшись между шторами, подглядывал день: юный, солнечный, морозный. Карниз дома, стоящего напротив отеля «Эрмен», оброс гирляндами сосулек. В небе, ясном, словно новенькое зеркало, кружились птицы. Лежи, сколько угодно, шепнул праздник, ласкаясь. Никуда не спеши. Болтай о всяких глупостях.

Предел мечтаний.

– Зачем ты прилетела? – спросил Ник. – Я волнуюсь.

– А ты?

– Я прилетел на практику. Меня распределили на Кутху – сюда, в Непай, в консульство. Это хорошее распределение. В зачет пойдет и пребывание в «горячей точке», и «участие в боевых действиях». Куратор сказал, что мне повезло. Это хороший старт для карьеры…

«Всё у тебя есть, милый мой Ник, – нежась в тепле, Регина слушала вполуха. – Всё, кроме чувства юмора. Ты рассказывал мне об этом триста раз. Практика, выгоды, причины. И вот – стоит мне отмахнуться, повторив твой же вопрос, как ты вновь начинаешь объяснять. Странное дело: я и это люблю в тебе. Кого другого уже убила бы…»

– …поэтому я здесь, на Кутхе. А ты могла бы подождать меня на Ларгитасе. Меньше трех недель осталось…

– В боевых действиях?

– Ага, – Ник погладил ее по животу.

– Участие?

– Ага, – он погладил снова.

– Раз так, участвуй, – разрешила Регина.

И Ник подчинился.

К разговору они вернулись спустя полчаса. Кровать выглядела так, будто ее громил взвод десантников при поддержке с воздуха. Кто-то лежал вдоль, кто-то – поперек, но у Регины не было сил разбираться: кто именно. Ей казалось, что и разговаривает кто-то другой, если не третий.

– И не вздумай худеть…

– Повторюша-хрюша.

– Я сто раз повторю. Не вздумай.

– У меня толстая задница.

– У тебя отличная задница.

– У меня нет талии.

– Ты врешь.

– Это правда.

– На месте твоей талии я подал бы в суд за клевету.

– Я похожа на плюшку.

– Обожаю плюшки.

– А воблу?

– Ненавижу.

– Даже с пивом?

– М-м… Я подумаю.

– Иди в свое консульство. Ты меня замучил.

– Сегодня выходной.

– Иди поработай сверхурочно. Нет-нет, я пошутила…

«Видела б нас твоя мамочка,» – усмехнулась Регина, задремывая. Но приснилась ей не мать Ника, советница Зоммерфельд, а собственная мама. Молодая, какой Регина никогда не видела Анну-Марию ван Фрассен, в девичестве – Рейнеке, стройная, одетая в легкомысленный пеньюар, мама разглядывала голого Ника и облизывалась. «Маленький мальчик, я тебя съем…» Регина почувствовала укол незнакомого, ядовитого чувства – и не сразу поняла, что это ревность. Ты чего, мама, спросила она. Ничего, ответила Анна-Мария. И вообще, я не твоя мама. Я – каприз твоего подсознания. А я твой папа, добавил Ник, хихикая. И ничуточки не похож, хотела возмутиться Регина, но тут Ник превратился в капитана ван Фрассена и полез приставать к Анне-Марии, а Регине совсем не было стыдно, потому что сон…

II

«Чур, я жених! Капитан корабля – жених!»

«А я невеста!»

Николас Зоммерфельд был в ее жизни всегда. Педанты уточнили бы: с детского сада – только Регина не помнила себя до «Солнышка». Жених на «космической свадьбе». Смущенный мальчишка с букетом люминолусов. И дальше, позже – сообщение на экране уникома, голос в акуст-мембране, тень за плечом. Он приезжал, когда Регина звала. Вел беседы, если ей того хотелось. Помогал с алгеброй и номологией. Отвечал на вопросы; молчал, чувствуя, что она не в духе. Дарил подарки, давал советы. Терпел всё на свете, виновато улыбаясь. Никогда не отговаривался занятостью. Исполнял прихоти, принимал исповеди. Однажды Регина поняла, что Линда Гоффер, близкая подруга, знает о ней меньше, чем Ник. Сын советника Зоммерфельда ничего не требовал, ни на что не надеялся. Он просто был рядом, если в нем нуждались. У Ника на плече Регина рыдала, проклиная мерзавца Фому. Ника она кружила в танце, радуясь свидетельству об окончании интерната. Нику первому, не считая родителей, сообщила радостную весть о поступлении в университет.

«Выхаживает, – однажды сказала Анна-Мария в присутствии дочери. – Такой дождется…» Мама без предвзятости относилась к Нику, но терпеть не могла Зоммерфельдов-старших. Регина вспыхнула, поссорилась с матерью, наговорила колкостей и потом неделю дулась. В эти дни она сама прыгнула в постель к Нику, желая что-то доказать Анне-Марии, но доказала лишь себе: мама права, и в ее правоте нет ничего обидного. Ник дождался; с Ником, застенчивым и нежным, ей хорошо, и конец разговору.

Он не стал первым. После Фомы, гори он звездным пламенем, Регина как с цепи сорвалась. К счастью, ненадолго. О да, Ник не стал первым, хотя Регина подозревала, что он может стать единственным.

«Он спросил, с какого возраста люди женятся…»

«Вы показывали мальчика врачу?»

«Обследование не выявило патологии. Я хотела бы попросить вас… Мальчик очень хочет повидаться с вашей Региночкой. Нет, конечно, о женитьбе и речи не идет! Детские шалости, пустое…»

Ник был как воздух. Значение воздуха понимаешь, когда нечем дышать. Среднего роста, плотного сложения; кучерявый, как барашек, надежный, как трос скалолаза. В их союзе, словно в родной речи, каждый обладал своим именем.

Регина – существительное, Ник – прилагательное.

Его молчаливая поддержка очень помогла Регине после окончания интерната. В те дни разразилась Великая Домашняя Война. Дубль-дед – так девушка в шутку звала адмирала Рейнеке – много лет мечтал увидеть двоюродную внучку на стезе военной карьеры. Случаются люди, не умеющие мечтать. Если однажды к ним всё же забредает мечта, она не терпит соперниц, становясь идеей-фикс. Любуясь Региной, взрослеющей год от года, дубль-дед видел погоны и петлицы, чины и звания, ордена и медали. Он со всеми договорился заранее. ГВВКУС – Гийское высшее военно-космическое училище связи имени Беллы Кнаух – с нетерпением ждало абитуриентку ван Фрассен, забронировав место на факультете оперативной координации. Начальник училища, полковник Шумахер, регулярно связывался с адмиралом Рейнеке, своим давним другом. Старики спорили: кто кому оказывает услугу? Полковник считал, что он в долгу у адмирала – училищу катастрофически не хватало курсантов-телепатов. Адмирал возражал: отдав двоюродную внучку в надежные руки, он считал себя обязанным Шумахеру до конца дней.

Спор закончился вничью – Регина подала документы в медицинский. Хирургический факультет, отделение пси-анестезиологии. Для матери это стало новостью; для отца – нет. Капитан знал о намерениях дочери и поддержал ее выбор. Для дубль-деда это оказалось шоком. Он приехал в парадной форме, сверкая наградами; он обрушился на троих – отступницу, предателя и молчаливую попустительницу – всей мощью ВКС Ларгитаса, всем авторитетом старшего в семье. И с изумлением выяснил, что этого недостаточно. Бас гремел, взор сверкал; залпы аргументов, судя по лицам родственников, давили сопротивление в зародыше…

И что? – провал операции.

Тогда адмирал взял непокорную внучку в осаду. Непокорного зятя он игнорировал, полагая Регину слабым звеном. Являлся по три раза на дню; звонил каждый час. Убеждал и грозил. Рисовал радужные перспективы в одном случае, и скорбные – в другом. Соблазнял продвижением по службе. Ловил на крючок долга перед Отечеством. Как-то даже принес журнал «Армия и мода» – спец-выпуск для женщин-офицеров. «Черный плащ, – дубль-дед заливался соловьем, приведя Регину в священный трепет, – белые лацканы! Два ряда золотых пуговиц…»

– Я боюсь, – однажды сказал капитан ван Фрассен дочери.

– Думаешь, он проклянет меня? Упечет тебя в отставку?

– Нет. Боюсь, что он сломается, выяснив, что проиграл…

– Шутишь, папа?

– Мне не до шуток. Ты полагаешь адмирала смешным, упрямым стариком. Я знаю, что он бывает смешон, бывает упрям, но к цели он идет напролом. Поверь мне, в любом другом случае твой двоюродный дед сломил бы сопротивление. Нашел бы и способы, и методы. Тебя же он любит до одури, до умопомрачения. Так любит, что может лишь уговаривать. Флагман-фрегат, лишенный бортовой артиллерии. Остался только маневр. Ему не позавидуешь, девочка моя…

Сперва Регина решила, что отец преувеличивает. Но когда адмирал внезапно исчез – ни вызова, ни приезда, ни отклика на посланное сообщение – она испугалась. Отец заверял, что каждый день видит дубль-деда в академии, и тот не производит впечатление человека больного или одряхлевшего. Крепок как дуб, здоров как бык.

Регина не верила.

«А вдруг я ошиблась, – думала она, впервые узнав, что такое бессонница. – Вдруг мне и впрямь стоило избрать военную карьеру? Если я хочу избавлять людей от боли и страха – став офицером ВКС (как папа!), я смогу избавлять от боли и страха весь Ларгитас…»

Видя тревогу дочери, капитан ван Фрассен – с недавних пор капитан-командор – предположил в присутствии Регины, что адмирал Рейнеке просто отошел на заранее подготовленные позиции. В обязательное образование на Ларгитасе входила бакалавратура. Желающие продолжить обучение грызли гранит наук дальше (кто – два года, кто – три), добиваясь первого, кавалерского титула. В ВУЗах инопланетников он приравнивался к магистру. Дубль-дед вполне мог подождать, пока блудная внучка станет бакалавром медицины, и с новыми силами пойти на штурм, добиваясь перевода в ГВВКУС.

«Мудрая тактика, – сказал ван Фрассен. – Вполне в духе Кровопийцы. Не бойся, сокровище, мы встретим его во всеоружии. Обойдем с флангов, возьмем в клещи, обнимем, расцелуем…»

А я боюсь, молча возразила Регина. Я ведь буду ждать, и ожидание – монстр с острыми клыками – сожрет меня до последней косточки. Не выдержав, девушка поделилась сомнениями с Ником. И увидела, как тихоня Ник превратился в скалу. Ты права, сказал он. Забудь про адмирала. Забудь про родителей. Про долг и карьеру – забудь. Помни про себя. Ты выбрала, и значит, ты права. Выбирающий всегда прав. А сомневающийся всегда в убытке.

«Это ты сам придумал?» – спросила Регина.

«Нет, – ответил честный Ник. – Ну и что?»

И Регина стала легкой-легкой, как воздушный шарик.

С началом учебы их встречи сделались редкими. Зоммерфельды – у семьи имелся покровитель в высоких кругах – «поступили» сына в ЛУМО, на факультет теории власти. Ближайшее отделение ЛУМО располагалось в Орцвальде, далеко от Лусса, где училась Регина – так далеко, что не очень-то поездишь друг к другу. Ник, студент-международник, при любой оказии вырывался в Лусс, но очная форма обучения сводила число оказий до минимума. Каникулы, да еще государственные праздники. Находясь рядом с Региной, млея от счастья, Ник тем не менее, как заведенный, бубнил из учебника:

– …подответвление этногенетических наук включает в себя две науки 1-го порядка: номологию, то есть правоведение, и политику. Политику составляют две науки 2-го порядка: теория власти и ценольбология…

– Ты совсем как мама! – сердилась Регина. – Помолчи хоть минутку!

– …науки 3-го порядка, – отвечал Ник, кивая, – как то кибернетика, или наука об управлении, дипломатия и этнодицея, занимающаяся правами народов, составляют…

– Ах, так? Замечу вам, любезный, мой, что -мотонейроны образуют прямые связи с чувствительными путями, идущими от экстрафузальных волокон мышечного веретена, имеют до 20 000 синапсов на своих дендритахи характеризуются низкой частотой…

Время летело незаметно. Когда любишь, мелкие ссоры лишь добавляют перчику в отношения. Иногда Регина задумывалась над причинами верности Ника. Ребенок, мальчик, подросток, юноша; молодой человек. Десять с лишним лет ожидания. Гормоны бьют ключом. Вокруг толпы дивных цыпочек. Ник – парень хоть куда, на такого гроздьями вешаются. А он стряхивает гроздья, он ждет, надеется… Любовь? Или на «космической свадьбе» ты, флейтистка драная, всё же что-то нарушила в мозгу Николаса Зоммерфельда? Первый ментальный прорыв – самый сильный, никому из телепатов не суждено достигнуть подобного уровня за всю жизнь. Можно приблизиться, угробив десятки лет на обучение и тренировки, но сравняться нельзя. Мощнейший подавитель не сумеет полностью контролировать такую большую группу объектов, какую играючи «взяла» малышка Ри. Про феномен «инициативного выхода из скорлупы» написана уйма монографий; увы, причины неизвестны до сих пор.

Радуйся, подруга – вечный детский сад, любовь до гроба.

Радуюсь, соглашалась Регина.

«Ник, ты хочешь, чтобы я была невестой.»

«Ага, хочу!»

Проверь, шептало сомнение. Поройся, разгреби завалы; посмотри – что да как. Чего ты боишься? Да, Зоммерфельды по сей день регулярно показывают сына маркизу Трессау. Да, опытный психир не фиксирует патологии. Ну и что? Трессау не получал образования на Сякко, он может ошибиться. У тебя вообще нет диплома психира? Глупенькая! Любящий глаз и без диплома заметит пустячок, ускользнувший от врача. Проверь, убедись…

Нет, отвечала Регина.

Почему?

Потому что я выбрала, и значит, я права. Выбирающий всегда прав. А сомневающийся всегда в убытке.

Кто это сказал?

Это сказал Ник. И хватит разговоров.

III

– Хочу кофе.

– Сейчас.

– Ты куда?

– За кофе.

– Ты с ума сошел? Зачем ты одеваешься?

– Ты хочешь, чтобы я спустился вниз голым?

– Вниз? Нет, ты и впрямь рехнулся. Набери на панели заказа код, возьми из «доставки» чашку кофе и принеси мне в постель. Я люблю со взбитым желтком и капелькой ликера.

– Здесь нет панели заказа.

– В отеле?

– Да.

– В номере «люкс»?

– Да.

– Нет панели?

– Нет.

– Ты издеваешься. Ну скажи, что ты издеваешься!

– Я схожу вниз, и дежурный администратор сделает тебе кофе. У него есть электрочайник. Или в баре… Тут есть бар; правда, маленький.

– Глушь. Дичь. Катастрофа.

– А чего ты ждала? Это же Кутха. И потом, ты бывала на Террафиме. Могла бы привыкнуть к гримасам цивилизации. Вернее, к ее отсутствию.

– На Террафиме мы жили в доме Гофферов. В ларгитасском квартале. Знаешь, какой у них дом? Обзавидуешься…

– Здесь будет то же самое. Когда-нибудь.

– Завтра?

– Позже. Непай – наш ровесник. Городу – двадцать один год. Его строили ларгитасцы по спецзаказу. С учетом местных реалий, цивилизационного шока, и всё такое. То, что тебе кажется дичью, для кутхов – венец прогресса. Фантастика. Стоит отъехать от Непая, и про кофе можно забыть навсегда.

– Теперь всё ясно.

– Что тебе ясно?

– Причины, по которым тебе зачтут «пребывание в горячей точке». Я бы даже сказала: «в раскаленной добела точке».

– Скорее, в «холодной точке».

– Хорошо. В замерзшей до посинения точке. И прекрати меня щекотать. Хотя нет, продолжай. Иначе тебе не зачтут «участие в боевых действиях».

– От кого я это слышу? От дочери военного советника при командующем ВКС Кутхи? От единственного ребенка капитан-командора ван Фрассена, который сейчас муштрует на орбите местных разгильдяев и лоботрясов? От наследницы доблестного офицера, променявшего кабинеты академии на «глушь», «дичь» и «катастрофу»?

– Ничего папа не менял. Ему приказали. Ты не хуже меня знаешь: группу преподавателей академии, имевших в прошлом боевой опыт, сорвали с места по приказу командования. И вот, извольте создавать с нуля военно-космические силы дикарей… Я – дура набитая. Зачем я рвалась сюда?

– Увидеть меня.

– Ничего подобного. В первую очередь я хотела увидеть папу.

– А приехала ко мне. Прямо с космодрома.

– Зря гордишься. Я приехала к тебе, потому что папа – на маневрах. В смысле, на орбите. Я просилась к нему на орбиту, но меня не пустили. Тут и подвернулся некий пижон Зоммерфельд.

– Студент-международник Зоммерфельд. Будущий полномочный посол Ларгитаса на Квинтилисе.

– Остынь. Или не остывай, так приятнее. Кто ты есть, мальчишка? Студентишка на практике. Архивный крысенок в консульстве. Получишь характеристику, отметку в личном деле – и снова за учебники. А мой папа – герой. К герою лететь приятнее.

– А если так?

– Всё равно приятнее.

– А так?

– М-м…

– Ну?

– Не мешай мне думать. И не останавливайся.

Набережную кто-то нарисовал углем и мелом. Снег во всех его видах – рыхлый, плотно утрамбованный, сухой и рассыпчатый, как горсть искр; схваченный в плен твердой коркой наста… Черный горб моста. Черные лотки с сувенирами. Белый лед на реке. Черные птицы на перилах. Белые кухлянки торговцев. Вышивка, бахрома, капюшон – Регина аж задохнулась от зависти. Шубка, купленная в «свободной зоне» космодрома, из шедевра туземной роскоши, какой казалась еще час назад, превратилась в жалкие обноски для туристов. Уловив настроение подруги, Ник клятвенно пообещал…

И опоздал.

Кухлянка – вчерашний день; Регина уже самозабвенно торговалась за капор, расшитый солнышками из бисера. Молоденькая кутха-продавщица, на унилингве знавшая пять слов (из них три «себе в убыток!»), объяснялась жестами, набивая цену.

– Чего она хочет?

– Тебя радует. Полезная, мол, вещь. Двойного назначения.

– В каком смысле?

– Праздничная, она же погребальная. Можно сэкономить на похоронах.

Разочаровавшись в капоре, Регина двинулась дальше.

У спуска с моста приютился маленький оркестрик. Карлица-варганистка, зажав в зубах инструмент, «вибрировала» в трансе. Глаза карлицы закатились, палец самозабвенно ласкал язычок варгана. Рядом с ней голый по пояс толстяк пилил смычком лук с тремя тетивами. Выла труба, свернутая из бересты. Свистела костяная флейта. Два старика-перкуссиониста творили чудеса: бубны, жужжалки, хлопушки, щелканье бичей, лишь чудом не задевающих лица прохожих…

В шапке перед карлицей ютились жалкие монетки.

Прямо от ног музыкантов вниз по склону стартовали мальчишки. Животом упав на доску, они неслись в вихре снежной пыли – дальше, еще дальше, на середину реки. Визг стоял жуткий. Странным образом он не мешал музыке, а вплетался в нее. Чудилось странное – замолчи мальчишки, и онемеет оркестр. Отыскав в кошельке купюру в десять экю, Регина бросила деньги в шапку. И сразу же забыла про карлицу с ее варганом, про мальчишек, чьей свободе только что завидовала…

Она увидела зверя.

Нет, не так: Зверя.

Зверь лежал на мостовой, опустив на лапы кудлатую башку. Дымчатый, в пятнах, с белым брюхом и грудью, он был устрашающе велик. Таким Регина представляла себе полярного медведя. Зверь и впрямь походил на медведя, но и кошачьего в нем было с лихвой. Очень длинный хвост, очень короткие лапы; жуткие клыки, ясно видимые, когда зверь зевал. Возле живого кошмара, приветливо улыбаясь, стоял кутх-голограф с древней камерой на штативе. Завидя интерес Регины, кутх замахал руками – прошу, на память, ролик в лучшем виде…

– Саркастодон, – сказал Ник. – Местный хищник.

– Опасен? – боязливо поинтересовалась Регина.

– «Цепной». Видишь, хозяин рядом. Хочешь дернуть за хвост?

Страницы: 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Богатые королевства людей – дом славных рыцарей, могучих магов и коварных царедворцев; иссушенные пе...
Не жди спасения от армии – армии больше нет. Двери подъездов и квартир тоже тебя не защитят. Мегапол...
До войны с Лэнгом остается все меньше времени. В Серой Земле собирается великая армия и создается мо...
Приключения не тела, но разума продолжаются. Кто такие элементали стихий? Или правильнее спросить: «...
«Составляя том, я исходил из следующего простого соображения. Для меня «одесский юмор» – понятие оче...
В этой книге каждый найдет то, что ищет: менеджеры по продажам – пошаговое описание технологии «отка...