Москва силиконовая Царева Маша

Среди моих многочисленных знакомых медлительной улиткой пополз слух о том, что Дарья Дронова ищет работу. И вот в какой-то из депрессивных вечеров, когда я медленно накачивалась вином, мрачно прикидывая, примут ли мое серебро в ломбард, после того как мы с Челси проедим бабушкины брильянты, мой телефон зазвонил, и по ту сторону трубки оказалась сама судьба. То есть о том, что это была судьба, я узнала намного позже, а в тот вечер всего лишь услышала довольно неприятный скрипучий голос, который брезгливо поинтересовался, можно ли услышать Дашу Дронову.

– Это я, – сообщила я без особенного энтузиазма.

– Меня зовут Инесса, – представился голос после затянувшейся паузы. Как будто бы эта незнакомая Инесса прикидывала, стоит ли иметь со мною дело, стоит ли вообще тратить несколько минут на разговор с такой, как я. – Ваш телефон мне дала… – она назвала имя одной из моих случайных приятельниц. – Она сказала, что вам работа нужна. И рекомендовала вас как человека ответственного и цепкого.

Я удивилась. С приятельницей той я познакомилась в «Петровиче», обменялись от силы десятком реплик, и общение наше сводилось в основном к тому, что, попрыгав на танцполе под «Синий-синий иней», мы вместе проталкивались к бару за очередным коктейлем. Не знаю, с чего она взяла, что я ответственная и цепкая, хотя, возможно, в тот вечер мы вместе покинули клуб и она видела, как ответственно цепляюсь я за скучковавшихся на Мясницкой таксистов, пытаясь снизить цену до ста рублей.

– Ну… Наверное, так оно и есть, – на всякий случай ответила я.

– В таком случае, возможно, вы мне и подойдете. Мне менеджер нужен. Менеджер по продажам.

– Менеджер? – с сомнением переспросила я.

А сама подумала: ну вот, опять обманка, а ведь как загадочно все начиналось. Ну какой из меня менеджер, тем более по продажам. От одного слова «менеджер» веет накрахмаленными до хруста воротничками рубашек, отбеленной улыбкой, очками с фальшивыми стеклами, которые носят для солидности, льдинками в глазах.

– Я – генеральный директор представительства американской компании Luxis, – важно сказала Инесса. – В Америке у нашей фирмы уже есть определенный авторитет, а вот на российский рынок мы вышли недавно. И нам требуются талантливые молодые люди, которые будут продвигать бренд.

– Мне тридцать четыре года, – на всякий случай сообщила я, – и я не уверена, что смогла бы…

– Оплата сдельная, – невозмутимо продолжила Инесса, – иными словами, вы получаете процент от проданного. Наши лучшие менеджеры в иные месяцы имеют и по пять тысяч долларов.

– Сколько? – Я нервно сглотнула.

Пять тысяч долларов. Выкинув из жизни несколько месяцев, можно было бы скопить на репетиторов для безмозглой Челси. И, возможно, даже снять ей отдельную квартиру – пусть прокуривает чужие диваны; пусть чужие барабанные перепонки вибрируют в такт ее дьявольскому панк-року.

– Что ж, пожалуй, это интересно… Правда, как раз сейчас я рассматриваю несколько заманчивых предложений, – я неумело попыталась набить себе цену.

– Жду вас в понедельник у себя в офисе, – отрезала Инесса. – В одиннадцать часов утра. И если вы опоздаете хоть на две минуты, собеседование не состоится. Записывайте адрес!

И вот проснувшись практически с первыми лучами солнца (а именно в девять вместо привычных одиннадцати), я отгладила белую рубашку мужского покроя, которая в сочетании с черной прямой юбкой ниже колена смотрелась одновременно сексуально и сдержанно, вдела в уши простые, но изящные «гвоздики» из речного жемчуга, подрумянила щеки и увлажнила глаза специальными каплями, которые скрыли красные прожилки привыкшего к вампирскому распорядку дня человека.

Я примчалась на Сретенку на полчаса раньше оговоренного времени и вынуждена была нервно вышагивать круги вокруг симпатичного отреставрированного особнячка, в котором располагался офис загадочной конторы Luxis. Я ничего, ровным счетом ничего не знала о фирме, в которую направлялась. Не знала о работе, которую, возможно, мне придется выполнять. Не знала, почему меня порекомендовали нанимателям. Но почему-то все равно нервничала.

За полторы минуты до часа X я уже бодро барабанила в дверь, украшенную золоченой табличкой.

Инесса оказалась совсем не такой, какой я ее от скуки себе придумала – почему-то мне представлялась холодная леди с акульим взглядом и забранными в высокую прическу платиновыми волосами, офисный биоробот, в которого заложена безупречная программа пожирания конкурентов. Такой был ее голос – требовательный, с едва уловимыми капризными нотками.

В реальности она оказалась неаккуратной стареющей теткой, чьи пегие давно не мытые волосы, желтые от никотина пальцы, неряшливое, плохо сидящее шерстяное платье, изгрызенные варикозом ноги и мутноватый рыбий взгляд никак не таили за собой офисного видеоряда – скорее ее можно было представить продающей беляши на Казанском вокзале. У нее были штопаные чулки. Заусенцы – видимо, к своим в лучшем случае пятидесяти она так и не избавилась от детской привычки грызть ногти, нервничая. У нее были маленькие глаза, картофелевидной формы нос с крупными нечистыми порами, бесформенная стрижка. Честно говоря, сперва я приняла ее за уборщицу. Но нет – она оказалась единовластной хозяйкой роскошного офиса, обладательницей свежеотремонтированного кабинета с невероятным деревянным столом, декорированным кожей какого-то тропического гада, белокаменным камином, огромной плазменной панелью и шкурой зебры на светлом паркете.

И я ей не понравилась. Я это сразу поняла. Едва на меня взглянув, она разочарованно усмехнулась. У нее был странный взгляд – цепкий, беспардонный, сканирующий, в прицеле которого чувствуешь себя раздетой.

– Что ж, это не то, что я ожидала, – протянула она, словно я была не живым человеком, а заказанной по телефону пиццей. – Но можно попробовать. Пройдем в мой кабинет, задам тебе парочку вопросов.

Закурив вонючую сигариллу, она выпустила густое облако дыма мне в лицо. Потрясающая женщина, эталон хороших манер. Подавив желание сбежать, я все-таки проследовала за ней – все же мой телефон не атаковали надеющиеся работодатели, мой мужчина не торопился адекватно отреагировать на ситуацию, а в моей квартире жила отвратительная вечно голодная панкушка, которая к тому же являлась моей единокровной сестрой.

И вот она уселась за свой шикарный стол, не стесняясь меня, налила в чайную чашку коньяк из заначенной в верхнем ящике бутыли, зажгла новую сигариллу от почти докуренной и рассеянно глядя в окно, принялась заунывно рассказывать о том, что компания Luxis производит мечту, концентрат счастья, ну и так далее; сколько раз впоследствии мне самой приходилось озвучивать тот же текст! Почти четверть часа она ходила вокруг да около, и я уже подумала, что в этом офисе находится потайная химическая лаборатория по производству экстази нового поколения, как вдруг мне в лицо полетел предмет.

То есть сейчас-то я знаю, что это был грудной имплантат, а тогда мне показалось, что в качестве финальной стадии унижения нерадивого соискателя у этой кошмарной женщины принято запускать водяную бомбочку в лоб оному. Я ловко пригнулась, и силиконовый мешочек, ударившись от дверь, плюхнулся на пол.

– Похвальная реакция, – умилилась Инесса. – Впрочем, это моя вина. Я должна была предупредить. А ведь, между прочим, это то, что ты будешь продавать. Если, конечно, здесь останешься.

– Что это такое? – все еще недоумевала я.

– Это то, что по сути является женским счастьем. То, чего нет у меня, – прищурилась она, – зато есть у нашего лучшего менеджера Алены. – Нажав на кнопку интеркома, она гаркнула: «Алена, срочно в мой кабинет!»

Пока загадочная обладательница «того, что по сути является женским счастьем» добиралась до начальственного кабинета, Инесса продолжала производить на меня впечатление бытовой философией:

– Их тысячи, нет, миллионы, – покачала пегой головой она, – твоих потенциальных клиенток. Они ходят по улицам, понуро плетутся в метро после рабочего дня, покупают кружевное нижнее белье специально для свидания с безнадежно женатым Иван Иванычем из соседнего отдела, постоянно худеют, но не в состоянии отказаться от шоколада, знакомятся по Интернету, иногда напиваются в баре, иногда плачутся подругам, иногда что-то у них внутри ломается, и они вдруг срываются в какой-нибудь индийский ашрам или начинают истово заниматься конным спортом… Это одиночки, такие же, как ты.

– С чего ты взяла, что я одинока? – Я решила не церемониться и тоже перейти на «ты», раз уж в этом странном офисе такие порядки.

Инессе это, кажется, понравилось. Во всяком случае, впервые за все это время она изобразила некий мимический потуг, подобие улыбки.

– А ты не такая овца, какой кажешься с первого взгляда… Неважно, почему я так решила, лучше скажи, что я права. Может быть, у тебя кто-то и есть, но точно ничего серьезного. У меня на это дело нюх.

Моей возможной возмущенной отповеди (хотя стала бы я ей возражать?) помешало появление девицы, которую мне представили как Алену и которая больше всего походила не на менеджера, тем более лучшего, а на среднестатистическую американскую порнозвезду. Из тех, кто пользуется спросом у любителей классики жанра, но звезд с неба не хватает по причине почти саркастической предсказуемости экстерьера. Длинные вытравленные добела волосы, похоже наращенные. Вблизи выглядят жесткими и нездоровыми, но где-нибудь у шеста в плохо освещенном стрип-клубе будут смотреться на пять с плюсом. Простота широкого русского личика с голубыми пуговицами глуповатых глаз и вздернутым широким носом скрыта толщей оранжевого искусственного загара. Точеная фигурка с непропорционально большой грудью, будто бы школьница напихала в мамин лифчик поролоновой стружки, и теперь выглядит не как тайная мечта физрука, а как мультипликационная невеста кролика Роджера.

– Алена – ведущий менеджер Luxis, – гордо представила свою подчиненную Инесса. – Работает с самого начала. У девчонки хватка бультерьера и амбиции Хиллари Клинтон. Уверена, что она еще всех нас тут сделает.

Та, что легко могла бы стать королевой сайтов ХХХ, польщенно заулыбалась.

– А это…

– Даша, – подсказала я.

– Ну да, ну да, – Инесса небрежно махнула рукой в мою сторону. – Тоже хочет у нас работать. Вот хочу ее с нашей продукцией познакомить. Ты, Ален, не против?

– Я горжусь тем, что работаю на Luxis! – заученно и совершенно не к месту произнесла порнозвезда.

И принялась расстегивать блузку. Нет, правда.

Она раздевалась.

Для полноты картины не хватало крутящегося зеркального шара на потолке и «Leave your head on» в динамиках. Я вжалась в спинку кресла, Инесса же вела себя так, словно ничего особенного не происходит – видимо, стриптиз считался в этом офисе чем-то будничным. Наконец, Алена, закинув руки за спину, расстегнула бюстгальтер и гордо повернулась ко мне. Может быть, сначала я и пыталась из вежливости и необъяснимого чувства брезгливости отвести взгляд, но… черт, я никогда в жизни не видела такой огромной груди. Бахчевые дыни. Воздушные шары. Глобусы. Баскетбольные мячи. Да Анфиса Чехова смотрелась бы рядом с нею подростком!

– Что, нравлюсь? – томно улыбнулась Алена. – Не завидуй, можешь заполучить такие же. Наша фирма делает скидку сотрудникам.

– Так вы…

– Продаем силиконовые имплантаты, – продолжила за меня Инесса. – Алена, спасибо, можешь идти. У тебя ведь сегодня переговоры с Первым медицинским?

– Так точно. – «Лучший менеджер» проворно упрятала глобусы обратно в бюстгальтер и, перед тем как выпорхнуть из кабинета, зачем-то объяснила, обращаясь уже ко мне: – Собираюсь договориться о факультативных лекциях для будущих пластических хирургов.

– Алена – звезда, – на полном серьезе заявила Инесса, прихлебывая из чашки коньяк. – В прошлом месяце у нее было восемнадцать продаж. Это потрясающий результат… Как ты уже поняла, наша фирма – будущий лидер. В Америке имплантаты Luxis давно вытеснили конкурентов: МакГан, Евросиликон, Ментор и других. Все дело в нашей секретной технологии. Оболочка производится в лабораториях NASA. Благодаря десятилетним опытам найдена наконец идеальная вязкость наполнителя. Грудь с имплантатами Luxis невозможно отличить от натуральной. И в то же время они такие прочные, что не рвутся даже под гусеницей танка.

Я поморщилась.

– Неужели и такие опыты проводились?

– А как же! Недавно одна из наших американских клиенток погибла в авиакатастрофе. Патологоанатом осматривал тело. И знаешь что? – Она хитро подмигнула. – Там живого места не было, ни одной целой косточки. Кроме наших имплантатов.

– Звучит оптимистично, – хмыкнула я.

– Вот именно! – не распознав сарказма, горячо воскликнула Инесса. – Я даже хотела использовать эту информацию в рекламном ролике. Но американский совет директоров был против. Они сказали, медицинская реклама и цинизм – несовместимые понятия. Так вот, о чем я? Наше лидерство – вопрос времени. И все-таки… Нам не хватает рекламы. Бюджета на это нет, в России популярны другие марки, они просто не выпустят нас на рынок. Приходится идти на хитрости. Работать с клиентами направленно. Этим ты и будешь заниматься.

– Рекламировать имплантаты?

– Ну да. Устраивать презентации для пластических хирургов, ходить по кризисным центрам в поисках клиенток…

– А почему именно по кризисным центрам? – нахмурилась я.

– Самое хлебное для нас место, – невозмутимо объяснила Инесса. – Туда приходят женщины в стрессе. В растерянности. На перепутье. А мы показываем им правильную дорогу.

– И что потом?

– Ты в курсе, что начинаешь меня раздражать? – Она залпом допила коньяк и налила новую порцию. – Что потом, спрашиваешь? Потом ты за ручку ведешь этих дур к хирургу, они объясняют, что хотели бы увеличить грудь именно имплантатами Luxis, ты держишь ушки на макушке, чтобы ушлый хирург не убедил их, что МакГан лучше. А потом они ложатся под нож, и вы расстаетесь, довольные. И у нее начинается новая жизнь, а у тебя появляются законно заработанные бабки. Так что схема проста.

– А ты уверена? – усмехнулась я.

– В чем?

– Что у них и правда начинается новая жизнь.

– В принципе да, – помолчав, ответила Инесса. – Большие сиськи – это в современном мире все равно что приносящий удачу амулет. Кстати, сама-то ты не хочешь попробовать?

Я инстинктивно скрестила руки на груди. Никогда не думала о своем теле, как о конструкторе Лего, хотя объективно во мне наверняка есть что улучшить. Но тогда это буду уже немножечко не я. Наверное. А грудью своей, пусть небольшой, я гордилась – в мои тридцать четыре она оставалась девичьей, нежной, упругой.

– Ну ладно, ладно, никто тебя насильно не заставляет. Хотя большая грудь менеджера способствует продажам, если положиться на опыт Алены. Ну что, пойдешь к нам работать?

– Значит, я вам подхожу? – будто бы даже удивилась я.

– Можно попробовать, – прищурилась Инесса. – Конечно, ты мямля, рохля и неженка. Но попробовать всегда можно. К тому же нам позарез нужен менеджер, а тебе, судя по всему, позарез нужна работа. Раз ты не убежала еще на той стадии разговора, когда я швырнула в тебя имплантат.

– В наблюдательности тебе не откажешь, – растерянно улыбнулась я. – Все это, мягко говоря, неожиданно. А ты не хочешь поинтересоваться моим образованием, опытом работы и так далее? О чем там обычно спрашивают на собеседованиях?

– Полная чушь. Предпочитаю доверять интуиции. В общем, так. Коллектив у меня небольшой. Я, секретарша и два менеджера, ты будешь третьей. И прямо сейчас у тебя есть уникальная возможность отправиться на выезд с нашим вторым менеджером Денисом. У них с Аленой идет вечная борьба за пальму первенства, так что он тоже та еще пиранья. Тебе будет полезно понаблюдать, как он работает. Заодно и определишься, подходит тебе все это или нет. А вечером дашь ответ.

Если Алена была похожа на порностарлетку, то ее конкурент Денис напоминал комсомольского активиста в самом худшем значении этого слова. Розовощекое гладкое лицо, синтетический костюмчик с неожиданно ярким зеленым галстуком, стоптанные, зато до блеска начищенные ботинки, змеиные губы искривлены в улыбке, но глаза остаются внимательными и серьезными. К нему удивительно подходило неформальное определение «хлыщ». В кино подобным типчикам обычно достаются роли злодеев самого отвратительного образца – тех, чьим главным оружием являются лесть и подхалимаж.

– Значит, эта красавица и есть наш новый менеджер! – Он придвинулся так плотно, что я была вынуждена отступить на шаг, и почему-то это его развеселило. – Какие мы нежные и сложные! Люблю сложных женщин.

– Очень за тебя рада. Меня зовут Даша, и я поеду с тобой, чтобы определиться, нужна ли мне эта работа. Но еще пять минут в твоей компании, и можно будет никуда не ехать.

– Мы зубастые, да? – Он ухитрился ущипнуть меня за складку на талии, меня передернуло от отвращения, даже не потому, что не люблю фривольных мужчин, а из-за самого этого Дениса. Пожалуй, за всю жизнь я не встречала более мерзкого создания.

– Ну ладно, извини, извини, – он примирительно поднял вверх ладони. – Дружба, о’кей? Между прочим, тебе крупно повезло. У меня наклевывается одна сделка. В общем, сразу две бабы, подружки, хотят сделать себе грудь. Я познакомился с ними в кафе, позавчера. Почувствовал, что они – мой контингент и подошел. Со временем и у тебя разовьется шестое чувство. И вот сейчас поеду их дожимать, а ты со мной. Одна встреча – и две сделки! Такое редко случается, – дохнув на меня ментоловым ароматом жвачки, он развернулся на каблуках и удалился, насвистывая кантри-мотив.

Я ничего не знала о том, что мне придется продавать.

Только слухи, домыслы и легкое недоумение по отношению к тем, кто вот так зачем-то рискует.

Одна моя знакомая, Алла, сделала операцию по увеличению груди, но это скорее грустная история.

Она была не из тех зацикленных на зеркальном отражении тупиц, которых может вывести из равновесия не вовремя вскочивший прыщик. Состоявшаяся особа, young urban professional, высокооплачиваемый логист с кембриджским дипломом, мама очаровательных близняшек, интеллектуалка, меломанка, коллекционер антикварных карт, знаток хороших вин и победительница полупрофессиональных конкурсов аргентинского танго, она однажды подхватила вирус безумия, который в наше время легко передается журнально-глянцевым путем. Один Бог знает, что она там себе напридумывала. То ли однажды ночью проснулась от стука собственного сердца, которое вдруг с удвоенной силой принялось гонять кровь по ничего не подозревающему организму, и эта ядовитая кровь атаковала мозг приступом необоснованной паники. А вдруг случится так, подумала умница-красавица Алла, что однажды она проснется никому не нужной? Что в один прекрасный день этот сумасшедший мир отвергнет ее, спишет на склад невостребованных товаров, поставит на ней невидимый росчерк. В сущности, странно, что этого не произошло до сих пор, что она умудряется каким-то образом барахтаться на плаву – и это странно, когда вокруг столько глянцевых холеных хищниц в два раза моложе и в сотни раз проворнее ее. Всем известно, Москва – город нагло выпячиваемой красоты. Куда ни посмотри – она везде, на любой вкус. И глянцевая, типичная, растиражированная, и рангом пониже – подражательная, и настоящая, эксклюзивная. Тысячи пар длинных крепких точеных ног чеканно выхаживают по Тверской, хорошенькие мордашки улыбаются из окон троллейбусов, молодые задорные груди в такт ходьбе подпрыгивают под модными футболками.

К тому же Алла была одинока – вот уже почти десять лет. Неплохой стаж, если бы за одиночество давали пенсию. Нет, конечно, любовники у нее случались. Некоторые из них даже порой внушали какие-то надежды, но каждый раз что-то не складывалось, такая уж судьба.

И вот в свои тридцать восемь Алла решила, что раз мужчины реализуют кризис среднего возраста покупкой кабриолетов и беспорядочными связями с длинноногими старшеклассницами, то она поступит практичнее и подарит себе новую грудь.

Сказано – сделано. Алла деловито прошерстила Интернет, выбрала двух наиболее симпатичных ей врачей, записалась на консультации. Один доктор был похож на Чеширского кота и сразу ей не понравился. С шулерским прищуром он метал на стол грудные имплантаты разных размеров и форм – не угодно ли силиконовые, гелевые или солевые, что желает мадам – круглые или анатомические, низкий или высокий профиль, где будем делать разрез – в подгрудной складке, в подмышке или по ареолу соска? Кот Базилио в белом халате, да еще и клиника его располагалась в каких-то катакомбах, чуть ли не в Южном Бутово. Аллу растили как тепличную орхидею, она искренне считала, что приличным девушкам нечего делать за пределами Садового кольца, а уж Южное Бутово – это что-то вроде декораций компьютерной игры «Сталкер». В общем, сбежала она оттуда, роняя туфельки Вичини и мелко крестясь.

Второй врач понравился ей больше – солидный, пожилой, красивый, но без пошлых метросексуальных ноток, с густыми седыми волосами – он внимательно рассматривал ее из-за дорогих очков в роговой оправе. Рассматривал как женщину, как красивую женщину, а не как мясо, на котором можно заработать. Они быстро договорились – врач сам выбрал способ операции. Он сказал, что у нее мало тканей, поэтому имплантат придется устанавливать не под грудную железу, а под мышцу – будет больно, будет долго заживать, но зато результат превзойдет все ожидания. Алла сдала все анализы, и через неделю улыбчивая медсестра, похожая на знаменитую актрису Шарон Стоун (она заговорщицки шепнула, что нос, скулы и губы – работа того самого врача), делала ей успокоительный укол. Алла чувствовала себя как в Новый год – волнение, адреналин, ожидание чуда, наивная надежда начать все с чистого листа. Операция прошла легко, через несколько часов она очнулась в палате – на грудь словно положили огромный, поросший прохладным мхом булыжник. Клон Шарон Стоун принес свежий клубничный сок, напоил ее через соломинку и объяснил, что боли подобного рода – это норма. Алла успокоилась, приняла три таблетки анальгина, откинулась на подушки и в коконе сиропной дремоты принялась мечтать о том, как теперь изменится ее жизнь.

Швы снимали через неделю. Она пришла на прием встревоженной – ей совсем не нравилось, как выглядела ее новая грудь. Она мечтала о естественных мягких округлостях, а вместо этого получила два упругих мячика, которые будто бы забрали у куклы для сексуальных утех и пришили к ее телу. Врача это не смутило.

– Все супер, – улыбнулся он. – Так всегда бывает через неделю после операции. Я ведь предупреждал о восстановительном периоде. Скоро сойдет отек, а потом грудь немного опустится и будет выглядеть так, словно ее подарила сама природа.

У Аллы был спокойный характер воина, она поверила и принялась ждать. Прошел месяц, другой, третий, четвертый. Отек действительно сошел, и выяснилось, что одна грудь большая и задорно смотрит вверх, а вторая – чуть поменьше и подозрительно косится в сторону. Почмокав мясистыми губами, врач сокрушенно покачал головой: придется переделывать. Да, такое иногда случается. Никакой медицинской ошибки не было, просто вот так отреагировал ее организм. Ну ничего, как говорится, дважды снаряд в одну и ту же яму не попадет, поэтому надо срочно готовиться к повторной операции.

И Алла взяла на работе очередной внеурочный отпуск. В прошлый раз она врала об умершей во Франции родственнице, в этот – что-то без вдохновения наплела о лечении на Минеральных Водах. Кадровичка, цинично цыкнув фарфоровым зубом, подмигнула: все с вами, мол, понятно. На форумах о пластической хирургии большинство прооперированных писало, что ни коллеги, ни друзья даже не заметили новой груди. Однако в Аллином офисе новость мгновенно разлетелась по сарафанному радио, да еще и обросла подробностями. Кто-то над ней подшучивал, кто-то пытался делать вид, что ничего не происходит, но тем не менее все время возвращался взглядом к ее декольте, кто-то, когда Алла входила в комнату, начинал ни с того ни с сего презрительно рассуждать о силиконовых куклах, которые, естественно, не выдерживают никакой конкуренции с нормальными живыми женщинами. Слушать это было обидно, и Алла часто выходила в курилку всплакнуть.

Вторая операция показалась ей более легкой – на этот раз боль была привычной и совсем не адской, и на второй день она села за руль, а на пятый – вышла на работу.

Прошел месяц, второй, третий, четвертый. Алла сходила с ума и лезла на стенку – она всегда считала себя горячей и страстной, а тут… Восемь месяцев без секса, а ведь она живая, здоровая, красивая. Дошло до того, что она возбуждалась от занятий на велотренажере. Пришлось сыграть в эмансипированную вамп и заказать по Интернету вибратор – он был красивый, блестящий, почему-то глянцево-зеленый, но воспользоваться им она так и не решилась. В последний момент ее разобрал смех. Раньше такие проблемы решались просто, бесхитростно и в бешеном ритме города: она шла в ближайший приличный бар, устраивалась у стойки, заказывала ром-колу и краем глаза рассматривала окрестных мужчин. И среди них почти стопроцентно находился тот, чей взгляд запускал в ее организме священные химические реакции.

Но на этот раз она не могла так поступить. Алла впервые стеснялась своего тела, стеснялась, как угловатая девочка-подросток с прыщавой спиной. Ее грудь. Она выглядела ужасно. На этот раз обе груди были одного размера – ура, это победа! – но один имплантат почему-то все время съезжал куда-то в подмышку. Ей приходилось носить утягивающее компрессионное белье, и это было ужасно.

Когда Алла поняла, что чуда ждать бесполезно, она наняла дорогого адвоката и вместе с ним отправилась в офис любезного седовласого врача. А там ее ждал сюрприз – помещение клиники занимал теперь магазин игрушек. В витрине одиноко стояла увеличенная копия Барби, глупо улыбающаяся, пластмассовая, дурацкая, такая же, как сама Алла. Она села на тротуар и заплакала, и юрист отпаивал ее новопасситом и коньяком.

Конечно, она нашла другого врача. Светило. Самые высокие цены в городе. Очередь на три месяца вперед. Он едва взглянул на ее грудь, сразу начал так кричать. Ругал ее за безответственность. Назвал ее врача бездарным мясником. Довел до слез. Сказал, что работа настолько топорная, а фактура – настолько сложная, что он не может взяться за переделку – только испортит себе репутацию. У Аллы впервые в жизни случилась истерика. Она вцепилась в кожаный диван и заявила, что никуда из клиники не уйдет, пока ее не прооперируют, и что она согласна заплатить двойную цену и подписать любые бумаги об отсутствии претензий.

Он, конечно, сжалился, сдался, он вообще не выносил женских слез.

Операцию назначили на тот же вечер.

На этот раз Алла не обольщалась. Ей казалось, что она больше никогда не сможет поверить в хорошее. Или вообще кому-нибудь поверить, в особенности мужчине с замашками Джеймса Бонда. Она даже не смотрела в зеркало до первой перевязки – то ли хотела отсрочить естественную истерику, то ли просто боялась сглазить. Зря, кстати, боялась – даже через неделю после операции, отекшая и в синяках, грудь выглядела вполне соблазнительно. Она недоверчиво улыбнулась врачу и полезла за кошельком, хотелось озолотить его, отдать последнее. Но тот хмуро покачал головой:

– Подождите благодарить, еще ничего не видно.

– Но меня уже все устраивает! – веселилась Алла. – А ведь еще не сошел отек.

– Вот это меня и пугает. У вас и так был дефицит тканей, а еще так искромсали…

Словно сглазил.

Прошел месяц, другой, третий, четвертый…

Ее новая грудь была красивой – большой, приятной формы, с аппетитно торчащими сосками, только вот стоило Алле наклониться, как на ней проявлялись какие-то волны, бугры и впадины. Такое осложнение называется контрактура, сказал врач. Можно подождать годик и попробовать переделать.

Скупо попрощавшись, Алла навсегда покинула клинику.

Да, она была не из породы лузеров, депрессирующих невротиков или склонных к болезненной рефлексии самоубийц. Она научилась с этим жить, постепенно пришла в себя, на работе эта история забылась, у нее начали появляться новые мужчины.

Только вот с тех пор она всегда занималась любовью, не снимая бюстгальтера.

Обрадовалась ли я новой работе?

Нет.

Понравился мне коллектив?

Нет, нет и еще раз нет.

Захотелось ли чему-то научиться у хлыщеватого Дениса и словно только что спустившейся с шеста Алены? Всколыхнули ли они мои карьерные амбиции? Мечтала ли я в один прекрасный день стать похожей на них – уверенной в себе и в будущем, обеспеченной, беззастенчивой, нагловатой?

О боже, ну, конечно, нет!

Тогда почему я продолжала участвовать в этом цирке? Почему позволила Денису усадить меня в такси и там беспардонно нарушать мое личное пространство, дыша ментолом мне в лицо? Почему не убежала без оглядки, не забыла об этой странной компании, как о ночном кошмаре?

Ответ простой: безысходность. Моя безысходность красила волосы в цвет воронова крыла и приклеивала три ряда накладных ресниц. Она покупала дешевые презервативы и нарочно оставляла их на самом видном месте – видимо, чтобы я оценила степень ее искушенности и сексуальной зрелости. Она материлась как надзиратель колонии строгого режима и отказывалась мыть за собою чашки. «Не хочу портить ручки!» – так аргументировала она. Как будто бы у меня рук нет. Моя безысходность была вечно голодна: ее жадно трепещущие ноздри улавливали врывающийся в форточку аромат палаточной курицы-гриль и уютный запах домашнего борща, который варила по выходным соседка. Казалось, она даже сквозь эфирную толщу телеэкрана могла уловить божественное благоухание кухни Юлии Высоцкой. Она требовала, требовала, требовала. Маленькое жадное создание. Кровожадное. Наглость Челси с каждым днем матерела, наливалась цветом, полноводно разливалась, заполняя собою все мое бесхитростное пространство. С этим срочно надо было что-то делать – хоть что-нибудь. Устроить ее в какой-нибудь лицей, на курсы при МГУ, в спортивную секцию – хоть куда-нибудь, только чтобы часть ее негатива доставалась преподавателям и тренерам.

Поэтому выбирать мне не приходилось.

Они представились как Эльвира и Мальвина. Кокетливые имена шли им не больше, чем толща грима на усталых, заштрихованных морщинами лицах, крупная яркая бижутерия и цветастые платья в кружевах и рюшах. Постаревшие фарфоровые куклы. Пародия на женственность. Их возраст подбирался к пятидесяти, и они обе могли выглядеть намного моложе, если бы не пытались привлечь к себе внимание всеми этими броскими инфантильными деталями. У Эльвиры на плече был вытатуирован ангелочек с сиреневыми крыльями. Ногти Мальвины переливались разноцветными стразами. У обеих были наращенные волосы до ягодиц – у Эльвиры пшеничные, у Мальвины – темно-шоколадные.

Эльвира чем-то напоминала Донателлу Версаче, с той лишь разницей, что к услугам хозяйки модного дома были лучшие пластические хирурги мира, а она, московская стареющая business-woman, была вынуждена перебиваться подручными средствами – и в итоге с возрастом обзавелась нездоровой отечностью лица и варикозными венами. Что не мешало ей носить откровенное платье и вести себя так, словно минувших десятилетий и вовсе в ее жизни не было.

Мальвина держалась немного скромнее – по крайней мере ее платье, нежно-голубое, щедро украшенное блестками и пряжками, прикрывало колени; а ее растянутые в самодовольной улыбке губы были покрыты розовым блеском, а не ярко-малиновой, как у подруги, помадой. Видимо, Эльвира была в их паре признанным лидером с репутацией непобедимого сексуального агрессора.

Они ждали нас на летней веранде кофейни, радостно-возбужденные, привлекающие внимание прохожих неуместной возрасту яркостью и повадками кокетливых гимназисток.

– Это и есть твои выгодные клиентки? – удивленно спросила я Дениса, когда он издалека помахал им рукой. – Они же не совсем в себе, разве ты не видишь?

– Все бабы не совсем в себе, – хмыкнул Денис. – Но эти мне нравятся больше других. Потому что на процент от их операции я смогу купить себе костюм Brioni. А они уж почти решились. Дальше дело техники. Так что смотри, учись и не вздумай вмешиваться.

– Постой, а до какого возраста делают такие операции? Им же за полтинник! Разве умно добровольно ложиться под общий наркоз в таком возрасте?

– Я же сказал – не вздумай вмешиваться! – раздраженно перебил он. – И потом, сейчас наркоз мягкий, это тебе не кетаминовые сны. Посмотри на них, здоровые лошади.

Женщины немного приуныли, когда Денис представил им меня, они были из тех, кто не выносит даже негласного соперничества и исподтишка недолюбливает всех представительниц своего пола так, на всякий случай. Денис это заметил, его можно было назвать подлым, ушлым, мерзким, но никак не дураком. И я тотчас же была вынесена на задворки их разговора, словно перестала существовать. Денис подливал кофе то Мальвине, то Эльвире, забывая обо мне; нахваливая их платья, он обмолвился, что не помешало бы взять у прекрасных дам несколько уроков стиля, тогда я, возможно, не выглядела бы так скучно и пресно. Нехитрая тактика действовала, они расслабились и подобрели и даже позволили себе заказать по кусочку трюфельного торта (с оговоркой, что теперь их убьет фитнес-тренер).

Денис вел себя, как жиголо из Хургады – речь его изобиловала приторными пошлостями, время от времени он целовал их руки, при этом многозначительно глядя в глаза, и – клянусь! – в какой-то момент я заметила странное шевеление под скатертью – его ладонь пустилась в путешествие по их коленям. Я чувствовала себя не в своей тарелке – настроилась на переговоры, а попала в филиал стрип-клуба «Эгоистка», стадия соблазнения № 3: «У меня стоит на твой кошелек, детка». При этом патока его заученных комплиментов была умело разбавлена микроскопическими дозами яда. Он говорил:

– А как сядет на тебя это платье после операции! Скоро времена, когда ты не могла позволить себе более глубокое декольте, останутся в прошлом!

Или:

– А в августе мы все вместе поедем на Клязму, у меня там дача. Ведь к августу вы обе станете женщинами моей мечты. Я стеснялся признаться раньше, но аппетитные женщины – моя слабость. Впрочем, так думает большинство мужчин.

Или даже:

– Плоской может быть только малолетка. Тогда это хотя бы выглядит трогательно, хотя и не в моем вкусе. У женщины после тридцати должны быть роскошные формы, – и тут же переходил на самую пошлую разновидность лести. – Вам ведь скоро исполнится тридцать, так?

«Почему они все это терпят? – молча недоумевала я. – Неужели он им и правда нравится? Или их степень отчаяния так глубока, что они готовы поверить эгоцентричному шовинисту с внешностью сыночка из ОСП-студии? Может быть, он владеет тибетскими техниками гипноза? Как иначе объяснить тот факт, что две самостоятельные взрослые женщины готовы выложить по две тысячи долларов за силиконовые имплантаты, чтобы в августе съездить на его паршивую клязменскую дачу? И это у них считается образцовыми переговорами? Лучший менеджер года?»

Третья чашка кофе подошла к концу, и Эльвира наконец решилась:

– Ладно. В конце концов, лучше пожалеть о том, что ты сделал, чем о том, чего не сделал, верно?

– Мудрое решение, – серьезно кивнул Денис.

– Мы готовы внести аванс.

– Это правильный выбор. Сейчас так много неудачных операций… И все из-за некачественных материалов. Сейчас мы подпишем контракт, потом я проконсультирую вас насчет хирурга, запишу вас на консультацию. А имплантаты доставим прямо в клинику. Вы никогда в жизни не пожалеете об этом решении. Закажем шампанского?

– Я лишилась девственности два года назад. Совершенно верно, мне было двенадцать. И не надо так на меня смотреть. Это было по любви. Он был нашим соседом. У него была татуировка: огнедышащий демон во всю спину. Он косил газон в саду, полураздетый, а я любила наблюдать. И вот однажды он заметил. И пригласил меня к себе.

– Надеюсь, ты понимаешь, что он был извращенец? Или по-прежнему питаешь иллюзии, что он влюбился, ведь ты «особенная»? – устало вздохнула я.

Первый рабочий день был не самым легким. Освободилась я к четырем, однако вымоталась так, словно отработала двое суток без сна. На моих глазах бездарный соблазнитель стареющих кокоток заработал почти тысячу долларов. Ему потребовалось полтора часа и несколько десятков заранее отрепетированных сальных шуточек. Мне бы за него порадоваться, коллега все-таки. Но чувствовала я себя так, словно выкупалась в выгребной яме. Противно. Скользко. Мерзко. У меня так не получится.

Вернулась домой, обнаружила, что все продукты уничтожены эгоистичным растущим организмом, почти не расстроилась, налила себе вина, обессиленно рухнула на кухонную табуретку. И вдруг чудовище решило поразвлечься с моими нервами и сыграть в королеву эпатажа. За ту неделю, что Челси прожила в моей квартире, нам едва удалось перекинуться несколькими десятками фраз. А тут вдруг ей вздумалось поведать мне о своем богатом сексуальном опыте.

– Боюсь, что ты ошибаешься, мудрая старшая сестра, – Челси издевательски ухмыльнулась. – Потом его посадили. О нет, не за совращение малолетних, даже не надейся. Он спер в магазине электродрель. И вот он мне писал. Все эти два года. Писал, что у него такой горячей сучки сроду не было.

– Отвратительно. Ты даже не представляешь, насколько отвратительно выглядишь.

– По крайней мере, я не синий чулок, – она показала язык. – И не встречаюсь с прилизанными скучными типами.

– Федор не «прилизанный скучный тип», а преуспевающий бизнесмен, и многие находят его красивым, – вяло огрызнулась я.

– Даш, неужели ты умудрилась прожить на свете тридцать четыре года и не почувствовать разницу между «красивый» и «смазливый»? Нет, я серьезно. Неужели он и правда тебе нравится, или это все-таки от безысходности?

– Иди к черту.

– Значит, от безысходности, – вздохнула Челси. – Все равно ты его бросишь. Он тебе совсем не пара… А знаешь, почему я не ответила ни на одно письмо того соседа?

– И знать не желаю.

– Как раз потому, что понимала: у нас нет будущего. Ему было сорок, мне – двенадцать. А потом у меня была первая настоящая любовь, – она мечтательно улыбнулась. – А потом вторая настоящая. А потом третья еще более настоящее, чем первые две. А потом… Потом я переехала сюда, в этот скучный город, и сижу здесь одна, как сыч, чахну и вяну. Попутно наблюдая, как моя сестра растрачивает последние денечки молодости на какого-то козла.

– Во-первых, Москва не более скучный город, чем Майами, – то ли меня раздражала Челси во всех ее проявлениях, то ли во мне неожиданно проснулся патриот. – Во-вторых, тридцать четыре – это тебе не «последние денечки молодости», а как раз самое начало настоящей жизни. А в-третьих…

– Можешь не утруждать себя, – сестра демонстративно зевнула. – О том, что драгоценный дядя Федя не козел, я слышала уже тысячу раз.

Моя давняя приятельница Эмма большую часть жизни прозябала учительницей литературы в одной из окраинных московских школ. Все ее считали неудачницей, даже я. Не из-за возмутительной нищеты (Эмка честно жила на мизерную зарплату, штопала чулки и делала вид, что никто этого не замечает, питалась черт знает чем и в наше время потребительского разврата продолжала пользоваться польской пудрой за тридцать четыре рубля, похожей больше на штукатурку). Нет, я и сама умела довольствоваться малым, правда, об этом почти никто не догадывался. Эмма была из презираемой мною породы вечно недовольных трудоголиков. То есть всю себя без остатка она отдавала делу, которое ненавидела. Причем это была странная ненависть, горячая, острая и на грани мазохизма. Она могла часами рассказывать, как некто восьмиклассник Иванов путает Тургенева с Чеховым, но все равно считается первым парнем на деревне, потому что его отец – миллионер-банкир. А некто десятиклассница Козявкина на уроках красит ногти в ядовито-малиновый цвет. И плевать она хотела на Достоевского с его болезненной рефлексией, потому что самое болезненное, что есть в ее собственной никчемной жизни, – это заусенцы.

– Эм, но почему ты продолжаешь это делать? – недоумевала я. – Ты вечно жалуешься на тупых учеников и их не менее тупых родителей? Давно могла бы уволиться и пойти каким-нибудь менеджером в какой-нибудь офис.

– Ты не понимаешь, – грустно вздыхала Эмма. – На самом деле я мечтала об этом с детства. Я поступила в педагогический не потому, что туда было проще поступить. А потому, что верила: я могу что-то изменить. Что-то дать людям. Помочь им понять самое важное. Научить их чувствовать. Сначала чувствами других людей, гениев: Пушкина, Маркеса, Толстого. А потом нащупать собственное «я». Но я была идеалисткой. Выяснилось, что либо я бездарность, либо современных подростков не интересуют чувства. Если это, конечно, не чувство зависти к новой шубе подруги.

– Не думаю, что все дети такие. Может быть, тебе перейти в другую школу?

– Я меняла школу уже четыре раза. Но вот в чем беда. Есть гимназии и лицеи, куда берут не всех подряд, где ученики каждые два года должны сдать сложнейшие экзамены, чтобы завоевать право учиться дальше. Там и у учителей зарплаты другие. Но то ли мне не хватает напора, то ли способностей, то ли там все по блату. В общем, берут меня только в окраинные обычные школы, где в ожидании звонка дети под столом читают «Пентхаус», а меня за глаза называют Главной Мымрой Микрорайона.

Несколько лет назад все изменилось. Разочарованной Эмме улыбнулась удача, заточенная в откормленное к пятидесяти годам тело некоего предпринимателя по имени Борис Борисович, который однажды в дождь обратил внимание на уныло стоящую на автобусной остановке Эмму. Ее намокшее белое платье красиво прилипло к стройным ногам. Сама она в таком контексте о себе давно не думала, и мокрый подол был для нее скорее первопричиной насморка, чем возможным эротическим аксессуаром. Тем не менее она с радостью согласилась сесть в авто вежливого незнакомца, а потом уже скорее с удивлением приняла его приглашение как-нибудь встретиться и сходить в кино. Естественно, она не была идеалисткой-девственницей, время от времени у нее случались романы. Но, как правило, все происходило по-другому, более по-деловому, что ли. В последнее время Эмма пристрастилась к знакомствам по Интернету, чего немного стеснялась в глубине души. Она писала мужчинам, разместившим анкеты на сайте www. missing hearts.ru, с некоторыми встречалась, как правило, ничего при этом не чувствуя. Она, с пеной у рта рассказывавшая ученикам о книжных страстях и трагедиях, малодушно утешала себя тем, что в жизни все не совсем так, и ей под сорок, и у нее морщинки и варикоз. И куда ей мучиться и кусать от ревности подушки, ей бы пахнущего блинами и борщом спокойного семейного счастья, ну или хотя бы изредка выпадающих на ее долю приятных ужинов, которые заканчиваются вяловатым, но обязательным для гормонального баланса взрослой женщины сексом.