Печать Василиска Корсакова Татьяна

От неожиданности она вздрогнула, посмотрела на Елену Александровну с нескрываемым раздражением. Ну что же это за мода такая – подкрадываться?! Так же и заикой недолго остаться, особенно после всего, что довелось услышать накануне.

– Закончилась, – сказала она не слишком приветливо и тут же устыдилась своего поведения, потому что экономка смотрела на нее участливо, если не сказать – сочувственно.

– Игнат Петрович сегодня в добром расположении духа. – Женщина если и заметила Алино раздражение, то виду не подала. – Долго он вас ждал, Алевтина. Всех нас просто извел своим ожиданием. Все боялся, что вы откажетесь от его предложения, не рискнете ехать в такую глушь.

Аля мысленно усмехнулась. Именно то, что дедов дом расположен в такой глуши, и послужило решающим фактором в принятии решения. Ей требовалось именно такое место: тихое, уединенное, где легко затеряться и спрятаться.

– Ну, я же все-таки приехала, – она смущенно улыбнулась, точно была виновата в том, что из-за нее дед изводил домочадцев. Кстати, о домочадцах… – Елена Александровна, а что, в доме есть еще жильцы, кроме вас с дедом и товарища Федора? – спросила она.

Экономка ответила не сразу, помолчала, точно производя в уме какие-то математические расчеты, а потом кивнула:

– Есть еще приходящая прислуга Марья Карповна. Она у нас за кухарку и за горничную. Приходит два раза в день, стряпает, прибирается в доме. Вы же видите, какой дом огромный, тут и двоим-то не справиться, не то что одной. Я Игнату Петровичу говорила, что надо бы еще помощницу нанять, но он и слушать не желает, – Елена Александровна нахмурилась, – говорит, что четырех рук для поддержания дома в приличном состоянии вполне достаточно.

В этом вопросе Аля с дедом была не согласна. Очевидно же, что дом чахнет без внимания, и заботливые руки ему просто необходимы.

– Я вам помогу тут убраться, – она бросила быстрый взгляд на экономку. – Если, конечно, вы не возражаете.

Кажется, ее предложение у Елены Александровны энтузиазма не вызвало, похоже, оно ее даже чем-то задело, потому как женщина посмотрела на Алю как-то странно и вместо ответа ограничилась лишь молчаливым кивком. Понимай как хочешь…

– А еще кто-нибудь в доме живет? – А плевать ей на чужие странности! Сейчас гораздо важнее выяснить как можно больше об этом странном месте. В конце концов, ей здесь придется жить не один день, возможно, даже не один месяц, и было бы неплохо доподлинно узнать, с чем и с кем придется иметь дело.

– Живет, – Елена Александровна передернула острыми плечами, словно от холода. – Игнат Петрович взял постояльцев.

– Постояльцев?!

– Туристы, фольклористы и прочие праздношатающиеся господа, – уточнила экономка. – Игнат Петрович решил, что дому нужна свежая кровь.

– В каком смысле? – теперь уже поежилась Аля.

– В том смысле, что без жильцов дом в большей степени подвержен тлену и разрушению. В капитальном ремонте или хотя бы генеральной уборке он, видите ли, не нуждается, а в совершенно посторонних людях нуждается. – Елена Александровна покосилась на закрытую дверь кабинета и перешла на едва различимый шепот: – Вообще-то Игнат Петрович любит уединение. Вы потом это сами поймете, когда узнаете его поближе. Добровольно он ни за что бы не согласился превратить Полозовы ворота в отель, но обстоятельства иногда сильнее нас. Это все новый мэр… – Она поморщилась. – Мальчишка, выскочка! Решил, что нужно непременно развивать экологический туризм, и непременно у нас. Можно сказать, силой навязал… Пригрозил, что если Игнат Петрович откажется часть дома переделать под номера, то на берегу Мертвого озера развернется крупномасштабное строительство: рестораны, отели, катамараны… Игнат Петрович очень долго сопротивлялся, даже в область жалобу писал. Но вы же сами видите, какие теперь настали времена. Пришлось смириться. А постояльцы разные встречаются. Некоторые ничего, интеллигентные люди, а некоторые – сущее наказание. Уж сколько раз я хозяину говорила, чтобы ограничил их перемещения, но он не желает ничего слышать. Гостям запрещено заходить лишь в жилое крыло, в котором расположены хозяйская спальня, кабинет и библиотека, а остальные помещения в полном их распоряжении. С прошлого года, сразу, как только началось все это безобразие, я уже недосчиталась нескольких серебряных ложек из фамильного сервиза, а со стены в бильярдном зале исчезла картина Марка Шагала. Хорошо еще, что Шагал был всего лишь копией, а подлинник хранился в банковском сейфе, но сами понимаете, как все это неприятно. Алевтина, – женщина крепко сжала Алино запястье, – поговорите с ним, вразумите! Вас он непременно послушается. Это же настоящее безобразие – то, что сейчас творится в Полозовых воротах. С этим непременно нужно что-то делать…

– Я попробую, – Аля мягко, но настойчиво высвободила свою руку. – Только что же я могу? Я же еще толком ничего не знаю. Я же даже не видела этих постояльцев.

– Увидите. Сегодня вечером и увидите. Хозяин организует званый ужин в вашу честь. Всем гостям настоятельно рекомендовано на ужине присутствовать.

Надо же, званый ужин! Все это, конечно, приятно и лестно, но для званого ужина необходима соответствующая экипировка, а у нее с собой, кроме повседневных вещей, ничего нет. Как-то несолидно явиться на ужин, устроенный в твою честь, в джинсах и футболке. Даже в деловом костюме и то, наверное, несолидно. Аля посмотрела на Елену Александровну, сказала растерянно:

– Вообще-то я к официальным мероприятиям не готовилась. У меня с собой и одежды подходящей нет, а в город, наверное, уже поздно за покупками ехать.

– Господи, да какой город?! – экономка всплеснула руками. – В той дыре, которую вы исключительно из хорошего воспитания назвали городом, приличная девушка не сможет подобрать себе даже достойную пижаму. Что уж говорить о вечернем платье!

– А что же мне тогда делать? – спросила Аля, мысленно перебирая содержимое своей дорожной сумки. По всему выходило, что перебирай не перебирай, а ничего подходящего у нее на сегодняшний вечер нет.

– Пойдемте со мной, Алевтина, – вместо ответа сказала Елена Александровна и, не дожидаясь, пока Аля двинется следом, направилась прочь от дедова кабинета.

Комната, в которую Аля вошла вслед за экономкой, была просторной и светлой. И пылью здесь совершенно не пахло, а наоборот – чем-то нежно-приятным. Аля не сразу заметила пышный букет сирени, стоящий на туалетном столике. Зато Елена Александровна обратила внимание и сказала с явным неудовольствием:

– Федор постарался. Видимо, вы ему очень понравились, потому что обычно он дамам цветы не дарит.

Брезгливым движением она отодвинула вазу с сиренью к дальнему краю стола, обернулась к Але и сказала теперь уже совершенно другим тоном:

– Вы спрашивали, как быть с вашим вечерним туалетом? Уверяю вас, возникшее затруднение легко разрешимо. – Она шагнула к внушительных размеров гардеробному шкафу и распахнула резные дверцы. Шкаф оказался под завязку забит всевозможными нарядами. Большей частью они были вечерними, парадно-выходными, сшитыми из дорогих тканей, явно на заказ. Аля погладила тонкий шелк темно-синего невесомого платья, вопросительно посмотрела на экономку. Интересно, кому раньше принадлежало все это великолепие.

Елена Александровна поняла ее взгляд правильно, потому что предвосхитила вопрос:

– Это вещи вашей матери, – сказала с полуулыбкой.

Матери… Сердце забилось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Всю сознательную жизнь Аля заставляла себя мириться с мыслью, что мамы у нее нет. Мама не бросила ее, не умерла, ее просто нет. Так было проще. Так не нужно было замирать при виде каждой приходящей в детдом незнакомой женщины, не нужно заглядывать в глаза этим незнакомкам в надежде, что одна из них окажется не просто незнакомкой, а мамой.

Аля была подкидышем. В том смысле, что очутилась на попечении государства, минуя стандартные процедуры. Как любила рассказывать любимая Алина нянечка Афанасьевна, ее, полугодовалую, нашли под дверью детского дома в самый канун Нового года. Афанасьевна, кстати, и нашла: вышла на улицу подышать свежим воздухом, а там на крылечке – орущий кулек.

Афанасьевна рассказывала, что зима в том году выдалась теплой, совсем без снега, но подкидыш был укутан основательно – в импортный меховой конверт, такой красивый, каких она отродясь не видела. Подкидыша занесли внутрь, распеленали, выяснили, что, несмотря на пронзительные вопли, ребенок жив-здоров, упитан-ухожен, а орет оттого, что проголодался. В ворохе пеленок обнаружилась записка, в которой торопливым почерком было написано одно-единственное слово – «Алевтина». По всему выходило, что Алевтина – это имя, которое нерадивая мамаша дала ребенку при рождении. Имя менять не стали, просто добавили к нему фамилию. Фамилию придумывали всем детдомовским коллективом. Хотелось, чтобы она была красивой и хорошо сочеталась с редким именем Алевтина. Остановились на Полетаевой. Получилось и в самом деле красиво, Але ее фамилия всегда нравилась. Наверное, поэтому долгое время у нее не возникало никакого желания узнать свою настоящую фамилию. Да и какой толк от этих желаний, если с самого начала ясно, что отыскать родителей не представляется никакой возможности? Единственной зацепкой, которая могла хоть как-то помочь в розысках, был импортный меховой конверт, в котором нашли Алевтину, но конверт самым загадочным образом исчез. Впрочем, та же Афанасьевна считала, что ничего загадочного в исчезновении конверта не было, просто у поварихи Кузьминичны как раз накануне родился внучок, и конверт пришелся тому как нельзя кстати. Но, как говорится, не пойман – не вор. Да и кому было дело до настоящих родителей новой воспитанницы детдома Алевтины Полетаевой? Хорошие родители свою кровиночку одну на морозе не бросят, а плохие ребенку не нужны, государство о нем позаботится ничуть не хуже.

Государство и заботилось. Аля не могла сказать, что в детдоме ей было так уж плохо. Может, оттого, что с младенчества она другой жизни просто не знала, а может, в силу ее легкого характера, позволявшего находить хорошие моменты даже в самом плохом. Единственным событием, которое Аля старательно игнорировала, был факт ее рождения. В отличие от большинства детдомовских ребят, желавших во что бы то ни стало повстречаться со своими родителями, у Али такого желания не возникало. Она, как и Афанасьевна, считала, что раз мама от нее отказалась, значит, не нужна ей такая мама. Ей вообще никакая мама не нужна! Ей и так хорошо – одной…

Зерно сомнений в Алиной душе зародилось лишь однажды. Кстати, не так давно. И посеял это зерно совершенно незнакомый ей человек – Джоан Роулинг. Судьба выдуманного Гарри Поттера вдруг показалась Але очень похожей на ее собственную судьбу. Не в том смысле, что, как сказочный мальчик, она обладала какими-то сверхспособностями, а в том смысле, что в силу непреодолимых обстоятельств даже заботливые родители иногда вынуждены бросать своих детей на произвол судьбы. Целую неделю Аля ходила под впечатлением от фильма и даже хотела было начать поиски матери, но потом как-то все утряслось и пришло осознание, что сказки про добрых волшебников – это одно, а реальная жизнь – это совершенно другое. И нет никакого смысла ворошить прошлое, потому что, если бы родители захотели ее отыскать и забрать к себе, то давно бы уже отыскали. Да и ни к чему ей, взрослой, самостоятельной девице, какая-то там непонятная семья. У нее есть своя собственная семья, ничуть не хуже. Точнее, была… до недавнего времени, пока Алина жизнь не полетела в тартарары…

А теперь вот оказывается, что у нее есть не только дед, но еще и мама. Или была?..

– Она здесь? – Аля повертела головой, точно мама могла прятаться где-то тут, в залитой полуденным солнцем и пахнущей сиренью комнате.

– Нет. – В голосе Елены Александровны послышалось сочувствие. – Я плохо знаю эту историю, хозяин не любит распространяться о тех временах. Но, как я понимаю, ваша мама уехала из Полозовых ворот вскоре после вашего рождения. Игнат Петрович пытался вас отыскать, но тщетно. Ему понадобилось больше двадцати лет, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Он нашел вас, но так и не смог найти ее.

– А почему она уехала? – спросила Аля.

– Не знаю. Кажется, они с вашим дедом поссорились.

– А мой отец?

Экономка пожала плечами.

– О нем вообще ничего не известно. Ваша мама приехала в поместье, уже будучи беременной, но об отце своего ребенка она говорить отказывалась.

– Я бы хотела посмотреть на нее. – Ладони снова сделались влажными, а сердце так и не успокоилось, трепыхалось в груди, точно пойманная в силки птица. – Можно?

– К сожалению, это невозможно, – Елена Александровна покачала головой. – По всей видимости, ссора была очень серьезной, потому что ваш дед уничтожил все фотографии вашей матери. Во всяком случае, мне на глаза они ни разу не попадались. А я живу в Полозовых воротах вот уже двадцать два года. Возможно, есть смысл спросить об этом у самого Игната Петровича. Только не сегодня. Обживитесь, освойтесь, научитесь угадывать настроение своего деда, а потом попробуйте поговорить с ним.

– Хорошо, я попробую. – Аля отошла от шкафа. Если у нее и было желание примерить какой-либо из хранящихся в нем нарядов, то после разговора с экономкой оно исчезло.

– Вам придется надеть что-либо из этих вещей, – похоже, Елена Александровна умела читать мысли. – Рекомендации хозяина очень конкретные – вы должны прийти на ужин в вечернем платье. Я вижу, у вас с вашей матерью одинаковые размеры, так что проблем в этом смысле возникнуть не должно.

Аля закусила губу. Если считать размер одежды проблемой, то да – проблем не возникнет, но что делать со всем остальным? Как она будет чувствовать себя в одежде чужой женщины? Ну, пусть женщина не совсем чужая, пусть она ее мама, но так даже еще хуже. Это все равно, что влезть в чужую шкуру. Может, проигнорировать рекомендации деда и спуститься к ужину в обычном костюме? Ну не убьет же он ее за это, честное слово!

– Алевтина, – экономка многозначительно приподняла брови, – Игнат Петрович очень расстроится, если вы в первый же день решите проигнорировать его маленькую просьбу. Поверьте, нет ничего плохого в том, что вы наденете одно из этих великолепных платьев, – она кивком указала на шкаф, – а ваш дед получит еще одну маленькую возможность порадоваться жизни. У него совсем немного таких возможностей, в последнее время их все меньше и меньше. Теперь, когда болезнь его прогрессирует с каждым днем, даже прогулки к озеру сделались для него проблемой. А вам ведь ничего не стоит сделать маленькое одолжение единственному родному человеку.

Единственному родному человеку – тут Елена Александровна совершенно права, с этим не поспоришь. И было бы верхом неблагодарности в ответ на незначительную в общем-то просьбу отреагировать так, как ей больше всего хочется. Ничего страшного не случится, если она всего на пару часов влезет в чужую шкуру.

– Я вижу, вы приняли правильное решение, – экономка одобрительно кивнула. – В таком случае мне осталось лишь провести для вас небольшую экскурсию по дому, чтобы вечером вы могли ориентироваться в нем более или менее свободно. Или, может, сначала вы хотите немного перекусить с дороги? Простите, я должна была предложить вам это сразу.

Есть совсем не хотелось. Да и не привыкла Аля к обильным трапезам. В прошлой жизни, когда спортивные достижения и олимпийское «золото» имели для нее первостепенное значение, большинство из привычных для обывателей блюд было для Али недостижимой мечтой. Ограничивать себя приходилось буквально во всем, так что гастрономическое воздержание давно и прочно вошло у нее в привычку. Даже когда со спортивной карьерой было покончено раз и навсегда. А вот осмотреть дом, пожалуй, интересно.

Обход дома начали с того крыла, в котором располагалась Алина спальня. Ничего примечательного в этом крыле не было: еще три пустующие комнаты для гостей и длинный коридор, одним своим концом выходящий в просторный холл, а вторым на открытую террасу. Противоположное крыло занимали апартаменты деда, комната Елены Александровны и библиотека.

На первом этаже в центральной части дома располагалась огромная кухня с примыкающей к ней столовой, каминная и бальный зал. Последний произвел на Алю особенно сильное впечатление. Огромный, с французскими окнами, со стенами, по всему периметру отделанными потускневшими от времени зеркалами, с узорным паркетным полом, массивной хрустальной люстрой и сиротливо стоящим у одной из стен белым роялем. Не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить, как в прежние, более счастливые времена в этом зале собирался на балы цвет местной аристократии. Как на начищенном до зеркального блеска паркете кружились в вальсе и отражались в сияющих зеркалах влюбленные пары. Как пожилые дуэньи внимательно следили за своими подопечными – еще совсем молоденькими и оттого неискушенными в светской жизни барышнями. Как опытные обольстительницы кокетливо обмахивались веерами и роняли надушенные платочки к ногам галантных кавалеров. А кавалеры прятали эти амурные трофеи в нагрудные карманы английских жилетов, поближе к сердцу, и рассыпались в комплиментах. Как здесь же, за накрытым зеленым сукном столом, играли в вист и за рюмкой вишневой наливочки обсуждали последние политические новости почтенные отцы семейства.

Аля представила и как-то сразу прониклась тихой щемящей грустью. Точно это она была одной из тех молоденьких барышень, впервые в жизни выехавших на свой самый настоящий, самый замечательный бал, жадно ловящей восхищенные взгляды лихих красавцев-поручиков. Интересно, рояль остался с тех счастливых времен или он потомок того, самого первого, самого главного рояля? Спрашивать у Елены Александровны Аля не стала. Вряд ли экономка знает такие подробности. Да и зачем? Все равно те волшебные дни остались в далеком прошлом, рояль медленно умирает вместе с домом.

Всю остальную часть первого этажа занимал зимний сад. Наверное, некогда роскошный и уникальный, сейчас он переживал не самые лучшие времена – зарос сорняками, одичал и больше походил на непролазные джунгли.

– Последний раз садовник появлялся здесь пять лет назад, – Елена Александровна тяжело вздохнула, нежно провела ладонью по резным листочкам какого-то неведомого Але растения. – Человек, который ухаживал за садом все эти годы, умер, а другого специалиста мне отыскать не удалось. Мы с Марьей Карповной пытаемся поддерживать сад в более или менее приличном состоянии, но сами видите, получается у нас не слишком хорошо. Система полива давно барахлит, и нужных удобрений в райцентре днем с огнем не сыскать. А ведь сад этот некогда славился на всю Россию, из самого Санкт-Петербурга приезжали в Полозовы ворота за саженцами.

Похоже, зимний сад вызывал в душе Елены Александровны те же чувства, что в Алиной душе бальный зал. Каждому свое, как любила говаривать нянечка Афанасьевна.

В общем, весь первый этаж производил достаточно тягостное впечатление. Зато второй, к превеликому Алиному удивлению, выглядел куда более оптимистично. Чувствовалось, что последний раз ремонт здесь делали не в позапрошлом веке, а максимум пару лет назад. На втором этаже не было той удушающей атмосферы неизбежного умирания, которая буквально преследовала Алю внизу. Здесь все было в достаточной степени комфортно и современно. Даже пахло совсем иначе – лаком, краской и хорошим табаком.

– Это гостевая территория, – пояснила экономка и брезгливо поморщилась. – Видите разницу, Алевтина?

Аля видела разницу, но никак не могла понять причину, по которой экономка так недовольна. Выходит, дом не умирает. Наоборот, он пытается восстать из пепла. Если судить по второму этажу, попытка эта вполне удачна. Еще немного, и Полозовы ворота можно будет назвать настоящей европейской усадьбой. Нужно только отреставрировать первый этаж.

– Он не хочет. – Аля еще не успела озвучить свои мысли, как уже получила на них ответ. Экономка обладала поистине поразительным даром читать чужие мысли. – Он считает, что первый этаж должен остаться в полной неприкосновенности. Он называет это безобразие аутентичностью, считает, что в засыхающем зимнем саду и в этом ужасном фонтане живет душа дома и душу тревожить никак нельзя. – Елена Александровна вздохнула и продолжила: – А вот я, к примеру, не понимаю, почему душа дома живет только на первом этаже, а со вторым можно делать все что угодно.

– Здесь хорошо, – Аля обвела взглядом просторную гостиную, обставленную вовсе не антикварной, а вполне современной и комфортной мебелью, – и пахнет по-другому.

– Да, здесь хорошо. Пойдемте, я покажу вам остальную часть дома. Осталось немного: каминная, бильярдная и апартаменты для гостей. Впрочем, в апартаменты я вас не поведу. У меня, конечно, есть ключи от них, но это, наверное, было бы не слишком этично. Давайте ограничимся каминным залом и бильярдной…

В собственную комнату Аля попала уже ближе к вечеру, потому что помимо дома Елена Александровна пожелала показать ей еще и надворные постройки. Их оказалось немного: небольшой сарайчик с домашней утварью, конюшня для Звездочки и гараж. В гараже стояла роскошная «Ауди», наверное, тот самый так некстати сломавшийся автомобиль. Впрочем, Алю этот факт не слишком опечалил – Звездочка нравилась ей гораздо больше, чем «Ауди».

Покончив с осмотром достопримечательностей, Аля направилась было к озеру, увидеть которое ей хотелось едва ли не больше, чем сам дом, но Елена Александровна вдруг проявила странную настойчивость: всполошилась, что Аля все-таки может оказаться голодна, и, не желая слушать заверений в обратном, увлекла девушку назад к дому.

– Алевтина, не хотите кушать, тогда выпейте мой фирменный кофе, – она крепко держала Алю за локоть и не позволяла даже посмотреть в сторону Мертвого озера. – Я готовлю замечательный кофе. Даже Игнат Петрович это признает, а Игнату Петровичу, знаете ли, угодить очень и очень сложно.

Перед такой настойчивостью было трудно устоять, и Аля, которая никогда не любила кофе, оказалась вынуждена сдаться. В конце концов, на озеро она может сходить и вечером, а сейчас не стоит обижать отказом гостеприимную хозяйку.

Кофе пили на кухне, как выразилась Елена Александровна, в неформальной обстановке. Изысканные вкусовые оттенки предложенного напитка Аля по достоинству оценить не смогла по причине своей неискушенности, но на всякий случай эти самые вкусовые оттенки похвалила аж три раза. К кофе прилагались эклеры. И вот для того, чтобы похвалить этот шедевр кондитерского искусства, кривить душой не пришлось. Аля, обычно равнодушная к сладостям, была вынуждена признать, что ничего вкуснее в своей жизни не пробовала.

– Это все Марья Карповна, – объяснила экономка. – Вот, казалось бы, забитая деревенская женщина, ни разу в жизни не выезжавшая дальше райцентра, а стряпает такие деликатесы – пальчики оближешь. Кстати, сегодня вы в этом сами сможете убедиться, Марья Карповна взяла на себя все хлопоты по приготовлению званого ужина. Федор как раз за ней поехал, – Елена Александровна бросила быстрый взгляд на изящные наручные часики и, нахмурившись, проворчала: – Паршивец, опять пропустил мимо ушей то, что я ему говорила. Выехал позже, чем было велено. Не хватало еще, чтобы из-за этого слабоумного случились накладки.

Последняя тирада экономку совсем не красила. Как-то не вязались гадкие слова о Федоровом слабоумии с образом рафинированной мадам. Но мало ли какие в Полозовых воротах имеются подводные течения. Аля здесь человек посторонний и многого еще не знает. Но товарищ Федор все равно хороший, даже несмотря на свой душевный недуг. Как там выразился дед? Он особенный? Да, вот именно, не слабоумный, а особенный! И в силу этой своей особенности для многих непонятый.

Поддерживать разговор как-то сразу расхотелось, даже из вежливости, и, сославшись на усталость, Аля ушла к себе.

Оставшись одна, она наконец смогла все как следует рассмотреть. Неплотно закрытые дверки шкафа тянули к себе, точно магнитом, но Аля решила начать осмотр с комнаты.

Комната, хоть и находилась на первом этаже, которого не коснулись перемены в доме, но выглядела довольно мило. Вполне вероятно, что перед Алиным приездом здесь был все-таки проведен косметический ремонт. Во всяком случае, обои казались довольно новыми, радовали глаз приятным персиковым оттенком, а мебель – кровать на высоких изогнутых ножках, кресло, комод, шкаф и туалетный столик – производила очень благоприятное впечатление. В том смысле, что были легкими, изящными и еще отнюдь не дряхлыми. Наверное, когда-то эта комната принадлежала Алиной маме, женщине, которая как-то вдруг перестала быть бесплотным фантомом и благодаря рассказу экономки уже почти обрела плоть и кровь. Осталась самая малость – найти ее фотографию, хотя бы одну. Просто чтобы знать, как она выглядела.

Аля присела на край кровати, погладила шелковое, расшитое золотыми змейками – опять змейками! – покрывало, посмотрела на колышущиеся от ветра шторы. Шторы были под стать покрывалу, с такими же золотыми змейками. А ведь она еще не знает, какой вид открывается из окна.

Под плотным шелком штор оказалась тонкая, почти невесомая кисея тюля. Аля отодвинула занавесь в сторону и обнаружила, что окно в ее комнате точно такое же, как в бальном зале, – французское. Огромное, от потолка до пола, двустворчатое, распахивающееся, точно двери. А там, за окном, озеро: огромное, неподвижное, в свете уже неяркого закатного солнца кажущееся глянцево-черным, обрамленное старыми вербами.

Искушение было слишком велико, чтобы Аля могла ему противиться. Рама поддалась не сразу, но все-таки поддалась – с тихим скрипом окно распахнулось, впуская в комнату свежий, насыщенный влагой воздух. Прямо от окна к озеру вела едва заметная в траве тропинка. Похоже, соблазн выбраться из душных комнат на волю возникал не у одной Али. Кто-то не так давно уже прохаживался по этой тропинке.

Трава была высокой, приятно щекотала голые щиколотки, цеплялась за сандалии. Аля сорвала былинку, сунула ее в рот и решительно пошагала к озеру. Все-таки был в этом дивном месте какой-то оптический феномен, потому что при взгляде на озеро из окна комнаты казалось, что оно совсем близко – только руку протяни, и коснешься неподвижной воды, а на самом деле идти пришлось довольно долго. Наконец тропинка уперлась в деревянный лодочный причал. Доски, из которых он был сложен, еще не успели почернеть от времени и сырости, были веселого золотисто-желтого цвета, вкусно пахли смолой. Аля сбросила сандалии, ступила на нагретый жарким солнцем настил.

Причал уходил далеко в озеро, она насчитала сто двадцать шагов, прежде чем оказалась на противоположном его конце. Здесь узкий дощатый «язык» превращался в широкую площадку метров в шесть шириной. На площадке с комфортом могли разместиться несколько человек, и еще осталось бы место. Скорее всего, назначение у нее было весьма конкретное: на воде, привязанные к стальному крюку, мерно покачивались две лодки, одна старая весельная, вторая новая моторная, но при желании здесь запросто можно было загорать или использовать площадку как трамплин для прыжков в озеро.

Аля присела на край настила, свесила босые ноги в воду. Вода была теплой. Не парное молоко, но купаться можно запросто. Это потому, что лето выдалось на удивление жарким. Июнь еще только начался, а столбик термометра уже подбирался к отметке в тридцать градусов. А вода и в самом деле странная: если зачерпнуть ее в горсть, то прозрачная-прозрачная, а в озере кажется черной. Может, из-за глубины, а может, еще по какой причине. Только, похоже, товарищ Федор прав – озеро и в самом деле мертвое. Поверхность его ровная, точно зеркальная гладь, – нет на ней никакого движения, мошкара не шебуршится, рыба не плещется. И рыбаков, обязательных для богатого всякой живностью водоема, не наблюдается. Кругом тишина и покой. Кстати, тишина эта вполне мирная, а вовсе не зловещая. Надо будет как-нибудь прийти сюда ранним утром, когда над водой еще туман, искупаться.

Наручные часы показывали уже половину седьмого вечера, а званый ужин назначен на девять. Значит, времени остается совсем мало. Нужно еще принять душ, привести себя в порядок с дороги и выбрать платье.

Локальный ремонт в ее комнате, похоже, не коснулся сантехники. Во всяком случае, ванна была явно старинная: чугунная, массивная, на позолоченных львиных лапах. Вода лилась в нее с громким шумом, барабанила по дну и стенкам, взбивалась в белую пену. Принимая душ, Аля подумала: какое же все-таки это счастье, когда в доме есть такие вот радости цивилизации, как водопровод и горячая вода. В старину, с ее балами и светскими раутами, о подобной роскоши даже не мечтали. И ванна на львиных лапах, скорее всего, использовалась как этакая дизайнерская бадья для омовений, а воду грели где-нибудь на кухне, в здоровенных железных чанах. Все-таки что ни говори, а в нынешнем суетливом веке, помимо минусов, есть и свои плюсы.

Аля выбралась из ванны, закуталась в белоснежную простыню, вернулась обратно в комнату. Под мощной струей горячего воздуха из фена волосы высохли в два счета. Мудрить с прической она не стала, ловкими, за годы отработанными до автоматизма движениями уложила волосы на затылке в элегантную «ракушку». Подвела глаза, тронула губы перламутровым блеском. Получилось неброско, но довольно мило. Тем более что в Алины планы вовсе не входило очаровывать здешний бомонд. Просьбу деда она, конечно, исполнит, выйдет в вечернем платье, но большего он от нее не дождется. Ей и так придется переступить через себя, чтобы надеть вещь, которую когда-то носила ее мать.

К шкафу с нарядами Аля подошла едва ли не в самый последний момент, когда до начала торжества оставалось каких-то двадцать минут, распахнула дверцы, постояла с минуту в раздумьях. Платьев было слишком много, от разнообразия тканей, фасонов и расцветок рябило в глазах. Она вытянула из общей кучи одно, наугад. В конце концов, какая разница, в чем именно она спустится к гостям, главное, чтобы платье было вечерним. Случайно выбранная вещь, безусловно, предназначалась для светских раутов, но уж больно она была откровенной. Нет, такая красота не для нее. Пожалуй, вот это черное атласное подойдет лучше.

Платье и в самом деле подошло, село как влитое, но не успела Аля порадоваться своему выбору, как возникла новая, совершенно неожиданная проблема. Имеющиеся в наличии туфли были велики ей как минимум на два размера. Все, кроме одной-единственной пары. Туфли выглядели совсем новыми, ни разу не надеванными, подходили Але идеально, но дизайн их был категоричен до крайности. Чешуйчатая кожа, похожая на змеиную, переливалась всеми оттенками золотого и зеленого, тонкие ремешки мягко оплетали Алину лодыжку, дарили ощущение надежности. В общем, туфли были хороши, но вот найдется ли под них платье?

Платье нашлось – точно такое же зелено-золотое, змеиное. Длинное, в пол, на золотых бретельках, с открытой спиной, оно сидело на Але идеально, а вкупе с туфлями являло превосходную, полностью завершенную композицию. Вообще-то Аля никогда не считала себя барахольщицей и к вещам относилась спокойно, если не сказать равнодушно, но это «змеиное» платье не оставило безразличной даже такую непритязательную в вопросах моды особу, как она. Аля повертелась перед зеркалом и так и этак и в самый последний момент решила, что классическая «ракушка» здесь совершенно неуместна. На то, чтобы заплести волосы в длинную, ниже талии, косу-колосок, ушло всего несколько минут. Вместо ленты Аля использовала низку темно-зеленых бус, найденную в шкафчике туалетного столика. Получилось красиво, если не сказать – гламурно. Только вплетенные в косу бусы непривычно холодили открытую спину, то и дело заставляли вздрагивать от неожиданности. Но не зря же говорят, что красота требует жертв, и этот пробегающий вдоль позвоночника холодок – еще не самая большая плата.

Без пяти минут девять в дверь громко постучали. На пороге стояла Елена Александровна. В вечернем платье цвета слоновой кости экономка выглядела элегантно и молодо, гораздо моложе своих лет. Наверное, потому что фигура у нее была тонкая – ну точно девичья. Елена Александровна окинула Алю внимательным и, как той показалось, удивленным взглядом, растянула губы в вежливой улыбке.

– Готовы, Алевтина?

– Готова, – Аля перебросила через плечо косу – спину тут же обожгло холодом. Да что ж это за бусы такие – ледяные?

– В таком случае, следуйте за мной. Гости уже собрались.

Вопреки ожиданиям Елена Александровна провела Алю не в столовую, а в каминный зал, в самом центре которого, как раз напротив жарко пылающего камина, был сервирован стол. Электрическое освещение в зале отсутствовало, умирающий свет заходящего солнца робко поддерживали оплывающие в старинных канделябрах свечи. Аля уже хотела было удивиться этакой экзотике, но вовремя вспомнила слова экономки о том, что у деда проблемы с сетчаткой и яркий свет ему противопоказан. Потому, наверное, он и сидит спиной к камину, как раз в торце стола. Стулья по правую и по левую руку от него пустовали, а вот остальные места были заняты гостями.

К тому моменту, как Аля вслед за экономкой вошла в каминный зал, за столом разгорелась жаркая дискуссия, поэтому у нее появилась возможность, не будучи замеченной, понаблюдать за дедовыми гостями.

Компания подобралась разношерстная. Первое, что бросилось в глаза, – это уже виденная днем пара: приземистый толстячок и мадам. По случаю званого ужина мадам вырядилась в сильно декольтированное шелковое платье, сотворила на голове что-то затейливое и монументальное и не пожалела косметики. Шею ее обвивало колье из сверкающих каменьев, нереальные размеры которых позволяли думать, что колье – всего лишь очень качественная бижутерия. Спутник мадам, которого она называла Вадиком, выглядел попроще, но все же приличествующе случаю. Наряд английского путешественника он сменил на элегантный серый костюм и сейчас, очевидно, страдал от жары и туго завязанного шейного платка. Он энергично обмахивался стянутой со стола льняной салфеткой и, пока мадам напропалую кокетничала с сидящим напротив симпатичным молодым человеком, украдкой отпивал вино из высокого хрустального бокала.

Молодой человек, объект повышенного внимания мадам, вежливо улыбался собеседнице и рассеянно посматривал по сторонам. Его костюм был не только элегантным, но еще и практичным. Светло-серый льняной пиджак ладно сидел на широких плечах, а демократически расстегнутая верхняя пуговица сорочки позволяла не отвлекаться на борьбу с жарой, а наслаждаться чудесным вечером.

Дальше, по правую руку от молодого человека, сидел субъект до крайности странный, если не сказать – смешной. На такого без слез не взглянешь. Аля сразу же окрестила субъекта ботаником, потому что выглядел он именно так: нелепо и карикатурно. Ботаник был единственным гостем, который рискнул проигнорировать дресс-код. Одет он был в клетчатую рубашку с короткими рукавами, поверх которой красовалась идиотская жилетка с бесчисленными топорщащимися карманами. Из одного нагрудного кармана выглядывала шариковая ручка и край записной книжки, из второго – уголок носового платка. Кстати, платок ботаник регулярно пускал в дело, старательно протирая им линзы нелепых роговых очков.

– …Нет, Игнат Петрович, никак не могу с вами согласиться! – ботаник взмахнул рукой, и лежащая на столе вилка с громким звяканьем упала на пол. – Было бы большой ошибкой считать здешний фольклор заурядным. Вы же сами знаете местные предания! Ну признайте же – они просто уникальны! У меня аж мурашки бегут по коже, как подумаю, какой грандиозный пласт информации мне предстоит поднять.

А вот голос у ботаника приятный. Если бы Аля услышала его до того, как увидела человека, которому он принадлежит, то непременно решила бы, что обладатель голоса – настоящий мачо.

– Дмитрий Сергеевич, дорогой вы мой, послушайте старика. – Со своего места лица деда Аля видеть не могла, но его тихий с присвистом голос узнала сразу. – Вы, несмотря на ваши заслуги и регалии, по сути своей еще мальчишка, склонный ко многим вещам относиться с излишним пиететом. Фольклор – это всего лишь фольклор, и приписывать народным сказкам нечто большее я бы поостерегся.

– Ах, Игнат Петрович! – ботаник снова взмахнул рукой. На сей раз разрушения должны были оказаться куда более значительными, если бы парень, тот, с которым так отчаянно и так безуспешно заигрывала мадам, вовремя не подхватил падающий со стола хрустальный бокал. Сам ботаник этого досадного происшествия, кажется, даже не заметил. Творческая личность, ну что тут поделать… – Все равно ведь дыма без огня не бывает. Неспроста же практически у всех народов мира есть предания и сказки, в которых фигурируют драконы и прочие Змеи-Горынычи. Драконы – это что? – Он поднял вверх указательный палец.

– Что? – с явным интересом спросил Вадик.

– Драконы – это не что иное, как динозавры! Откопал средневековый человек скелет этакого монстра и тут же сочинил сказку о драконе.

– Так то ж драконы, – усмехнулся Вадик, – а тут болотный змей. Или озерный? – Он вопросительно посмотрел на Алиного деда.

– Да бог с ним – со змеем, – отмахнулся тот. – Не суть важно, где может обитать эта мифическая тварь. Гораздо важнее, почему в наших местах родилась именно такая легенда – о Василиске.

– Вероятно, по той же причине, по которой в Шотландии родилась легенда о Лохнесском чудовище, – ботаник обвел стол рассеянным взглядом и, не обнаружив своего бокала, отпил вино из бокала соседа.

Увидев это безобразие, сосед лишь иронично усмехнулся, а вот мадам не удержалась от возмущенного фырканья.

– То есть вы, милейший Дмитрий Сергеевич, хотите нас всех убедить, что в Мертвом озере обитает некий реликтовый змей, который время от времени всплывает на поверхность и пугает местных жителей? – В голосе деда отчетливо слышался сарказм.

– …Игнат Петрович! – Экономка, все это время, так же, как и Аля, внимательно слушавшая разговор, решила выйти из тени. Увлекая за собой Алю, она шагнула к столу и продолжила: – Не думаю, что подобные разговоры могут способствовать хорошему пищеварению. К тому же я выполнила вашу просьбу, – она широко улыбнулась. – Вот и виновница торжества!

Под перекрестным огнем удивленных, восхищенных и просто внимательных взглядов Аля почувствовала себя не в своей тарелке. А Елена Александровна тоже хороша, совсем не обязательно было тащить ее на всеобщее обозрение, как какую-нибудь диковинную зверушку. На нее и смотрят сейчас как на диво дивное. Может, с платьем что-то не в порядке?..

– Алевтина! – Воцарившееся с их появлением молчание нарушил дед. Тяжело опираясь на трость, он встал из-за стола и даже сделал несколько шагов по направлению к Але. – Девочка моя, ты выглядишь просто сногсшибательно!

Дед тоже выглядел… сногсшибательно. Теперь, когда Аля могла видеть его лицо, она понимала, почему он ведет жизнь затворника и сторонится света. Лица у деда практически не было: воротник-стойка закрывал подбородок, а длинные седые волосы – лоб, виски и щеки, но то, что оставалось на виду, очень трудно было назвать лицом. Покрытая чешуей, сухая кожа собиралась вокруг рта и глаз уродливыми складками, а сами глаза, казалось, принадлежали не человеку, а рептилии. Господи, что же это за болезнь такая?..

Словно почувствовав ее замешательство, дед понимающе улыбнулся, осторожно взял ее ладонь в свою, затянутую в лайковую перчатку руку, мягко, но настойчиво развернул девушку лицом к почтенной публике и, слегка поклонившись, сказал:

– Уважаемые дамы и господа, позвольте представить вам мою внучку Алевтину!

В ответ дамы и господа разразились вялыми и не слишком искренними аплодисментами. Хотя Аля успела заметить, что молодой человек в льняном костюме, тот, который так ловко спас от неминуемой гибели бокал ботаника, улыбается ей вполне доброжелательно и даже заинтересованно. А вот сам ботаник смотрит на нее поверх очков с искренним удивлением, словно все еще пытается уразуметь, кто она такая и откуда взялась.

– Пойдем, дорогая, – дед подтолкнул ее к столу, – я познакомлю тебя с нашими гостями.

Оказалось, что ей уготовано место по правую руку от хозяина. На пустующий стул с левой стороны уселась Елена Александровна. Вид у нее при этом был величественный и невозмутимый, как будто именно она являлась настоящей королевой бала. Алю этот факт нисколько не смутил, она с превеликим удовольствием уступила бы сию сомнительную честь любому желающему. Ей вообще весь этот официоз сильно не по душе.

От невеселых мыслей Алю отвлек сосед ботаника. Оказалось, что у молодого человека не только хорошая реакция, но еще и хорошее воспитание. Он помог Але усесться за стол, а потом, не дожидаясь официального представления, отрекомендовался:

– Егор Оленин, бездельник.

Взгляд у бездельника Егора Оленина был ясный и открытый, а улыбка обаятельной, но когда в галантном поцелуе его губы легко коснулись Алиной руки, она невольно вздрогнула. Не то чтобы ей были неприятны подобные знаки внимания, наверное, она от них просто отвыкла. В любом случае ответная улыбка у нее получилась не особо приветливой.

Алину нерешительность парень расценил по-своему.

– Что, напугали вас все эти разговоры о реликтовых тварях? – Он погрозил пальцем ботанику и сказал: – А все Дмитрий Сергеевич. Ни минуты не может прожить без своих былин и сказаний.

В ответ на это обвинение ботаник расплылся в широкой улыбке, посмотрел на Алю поверх очков и, уронив под стол носовой платок, сообщил:

– Вообще-то Егор несколько гиперболизирует, но, признаюсь, есть у меня страсть к былинам и сказаниям. На то я и этнограф, чтобы увлекаться подобными вещами. Вы знаете, Алевтина, здешний край – настоящий кладезь… – деликатное покашливание Елены Александровны вернуло этнографа на грешную землю, и свою цветистую речь он закончил на удивление лаконично: – В общем, удивительные здесь места, Алевтина. А меня зовут Гришаев Дмитрий Сергеевич. Для вас можно просто Дима, – улыбка его при этом стала смущенной, а на щеках загорелся румянец, из чего Аля сделала вывод, что Гришаеву Дмитрию Сергеевичу ничто земное не чуждо, просто живет он по озвученному в известной песенке принципу – первым делом самолеты, ну а девушки потом. То есть первым делом устное народное творчество…

– Очень приятно, Алевтина, – Аля пожала протянутую руку и добавила: – Для вас можно просто Аля.

Рукопожатие у Дмитрия Сергеевича было на удивление крепкое, а ладонь – горячей и мозолистой. Оказывается, труд этнографа тоже нелегок…

– Энергичная нынче пошла молодежь, – сказал дед с полуулыбкой. – Пока я тут по своей уже в кровь въевшейся привычке пытаюсь соблюсти этикет, эти двое, – он кивнул в сторону Оленина и Гришаева, – уже успели целиком и полностью завладеть вниманием моей внучки. Прошу прощения, молодые люди, но позвольте, я все-таки познакомлю девочку и с другими гостями.

Дед улыбался, но за светской улыбкой Але чудилось тщательно скрываемое раздражение. Похоже, остальные это тоже почувствовали, потому что этнограф, пробормотав что-то невразумительное, нырнул под стол, наверное, за оброненным носовым платком и вилкой, а бездельник с улыбкой провинившегося школяра принялся изучать узор на скатерти.

– Алевтина, позволь представить тебе моего старинного приятеля, Иванова Вадима Семеновича, – дед посмотрел на толстяка, улыбнулся мадам, добавил: – И его очаровательную супругу Эллочку.

– Очень, очень приятно! – Вадим Семенович обмахнулся салфеткой и привстал со стула. – Мы с Эллочкой наслышаны о счастливом единении семьи и очень, просто несказанно, счастливы. Правда, дорогая? – он вопросительно посмотрел на супругу.

В ответ та кисло улыбнулась Алевтине и тут же отвернулась, давая понять, что муж ее сильно преувеличивает степень их заинтересованности семейными делами Алиного деда.

Реакция Эллочки Алю нисколько не удивила и совершенно не расстроила. Мадам Иванова не была женщиной, к общению с которой стоило стремиться. По быстрому взгляду, который бросила на Эллочку экономка, стало очевидно, что в своем убеждении Аля не одинока, и если бы им с Еленой Александровной вдруг вздумалось создать военную коалицию, то у Эллочки не было бы ни единого шанса на победу.

– Ну а с моим добрым ангелом Еленой Александровной ты уже знакома, – дед накрыл своей рукой узкую ладонь экономки. В ответ та улыбнулась ему преданной и немного смущенной улыбкой.

Добрый ангел… этот возвышенный эпитет никак не вязался с «выжившей из ума экономкой», которой дед обозвал Елену Александровну днем, из чего Аля сделала вывод, что в Полозовых воротах и в самом деле есть свои подводные течения, в которых ей, похоже, еще предстоит разобраться.

– Должны подъехать еще два человека, – дед сощурился, посмотрел на каминные часы. – Утром они отправились в город и до сих пор не вернулись. К сожалению, общественный транспорт в наших краях не придерживается строгого расписания, и сказать точно, когда они почтят нас своим вниманием, не представляется возможным. Но, господа, предлагаю не предаваться унынию, а поднять наконец бокалы за здоровье моей внучки!

Предложение деда было встречено с явным энтузиазмом. Затянувшаяся официальная часть гостей, похоже, изрядно утомила, поэтому они скоренько опустошили бокалы и принялись за праздничные разносолы. Аля, которая за весь день съела лишь два эклера, вдруг осознала, как сильно проголодалась. Когда Егор положил ей на тарелку что-то непонятное, но пахнущее просто изумительно, она не стала отказываться и даже выпила целый бокал вина. Вино было вкусным, в меру сладким, в меру хмельным, как нельзя лучше подходящим для этого жаркого летнего вечера.

Пока гости отдавали должное запеченным уткам и фаршированным грибам, разговор как-то плавно переключился с фольклора на политику, которая, похоже, была любимым коньком Вадима Семеновича, потому что он сразу оживился, приосанился и даже перестал обмахиваться салфеткой. В отличие от супруга Эллочку разговоры о дефолте, кризисе и скачках биржевых индексов явно тяготили. Развлекалась она тем, что подтрунивала над Гришаевым и время от времени бросала томные взгляды на Егора. Но, как успела заметить Аля, занятие это было неблагодарным, потому что этнограф сарказма в голосе мадам Ивановой не замечал, а Егор ловко уклонялся от летящих в него амурных стрел, успевая при этом участвовать в разгоревшейся за столом полемике и развлекать Алю рассказами о том, как тяжела жизнь современного бездельника.

Вообще-то назвать его стопроцентным бездельником было нельзя. Бездельничать он начал не так давно, всего неделю назад, когда приехал в Полозовы ворота в отпуск.

– Надоели мне до чертиков экзотические курорты, – сообщил он Але заговорщицким шепотом, – каждый год одно и то же. А тут оказывается, что есть в России-матушке места не менее экзотические, но уже с нашим, российским, колоритом. Махнул в Полозовы озера, и знаете, ни одной минуты не пожалел о принятом решении. Славно здесь, спокойно. После бешеной столичной жизни лучшего отдыха и не пожелаешь. Думал, только недельку тут побуду, но решил остаться на весь отпуск. Тем более что компания подобралась приятная. Вы еще с Николаем и Толиком незнакомы. Это те ребята, которые опаздывают. – Егор плеснул Але немного вина и продолжил вводить ее в курс дела: – А ребята, между прочим, неплохие – экологи из какого-то там НИИ. Приехали изучать здешнюю уникальную экосистему. Уже вторую неделю изучают, – он озорно улыбнулся Але и отсалютовал приунывшей Эллочке бокалом вина. – Вот, поехали в райцентр за каким-то прибором и задержались. А я им, между прочим, предлагал свои услуги, хотел подбросить до города, но парни отказались, понадеялись на русский авось. Вот, теперь еще неизвестно, успеют ли к ночи домой вернуться.

– Уж пусть бы лучше в городе заночевали, чем в такое нехорошее время по здешним болотам кататься. – Оказывается, этнограф Дима внимательно прислушивался к их разговору и даже счел нужным вмешаться.

– Почему? – От выпитого вина голова сделалась легкой, а душившие Алю проблемы как-то незаметно отступили на задний план. Захотелось узнать чуть больше о Полозовых озерах.

– Как, вы не знаете?! – этнограф сорвал с переносицы очки, неспешно протер их носовым платком. – Сегодня же четвертое июня!

Егор едва заметно поморщился, но тут же широко улыбнулся и спросил:

– А что, четвертое июня – это какая-то особенная дата?

– Конечно! Особенная, и именно для этих мест. – Гришаев потянулся за бутылкой с минералкой и в который уже раз уронил на пол вилку.

– А что в этих местах такого необычного? – спросила Аля, вспоминая рассказы товарища Федора о русалках и призраке утопленницы.

Прежде чем ответить, Гришаев нырнул под стол и, вынырнув обратно с потерянной вилкой, сообщил:

– Так ведь именно в здешних озерах согласно преданию, живет Василиск, а по народному календарю четвертое июня – это Василисков день.

– Погодите, любезный, – Вадим Семенович приосанился, расправил плечи, – вот вы все говорите: Василиск – озерный змей, а ведь Василиск и не змей вовсе, – он бросил быстрый взгляд на супругу, продолжил: – Это чудище с петушиной головой и жабьим телом. И только хвост у него змеиный. Как-то не вяжется нарисованный вами образ с общепринятым.

– Не вяжется, – кивнул Гришаев. – Потому и не вяжется, что вы, уважаемый Вадим Семенович, оперируете общепринятыми категориями. А известно ли вам, что Василиск вполз в предания на змеином брюхе и до Средних веков являлся людям именно в облике змея? А нынешний его экстерьер – это, с позволения сказать, пиар-кампания, попытка средневековых баснописцев модернизировать устаревший образ, подогнать его под изменившиеся стандарты.

– А места обитания?! – Похоже, Вадим Семенович не желал сдаваться. – Ведь не станете же вы спорить, что Василиск – тварь пустынная, а никак не озерная!

– С этим не поспоришь. – Если Гришаев и смутился, то виду не подал. – Сам ломаю голову над этим феноменом. Может, миграция? – Он порывисто взъерошил и без того дыбом стоящие волосы. – Да, вот именно: миграция и акклиматизация!

Аля переводила растерянный взгляд с одного ученого мужа на другого. Это же надо: с таким запалом обсуждать места обитания и внешность существа, которого нет в природе!

– Господа, вы несколько отклонились от темы, – кажется, разговор заинтересовал не только Алю, но и ее деда. Он смотрел на Гришаева внимательным, настороженным взглядом. – Что же происходит в Василисков день?

– Он просыпается, – этнограф перешел на зловещий шепот. – Иногда ненадолго, всего на день. Иногда на недели.

– И когда этот ваш Василиск просыпается, то что тогда происходит? – озвучила Эллочка волнующий всех присутствующих вопрос.

– Ну, это зависит от того, с какой именно целью он проснулся. В разных местах все происходит по-разному.

– А в наших местах? – Это уже Елена Александровна, смотрит встревоженно, нервно вертит в руках салфетку.

– А в ваших местах Василиск просыпается от голода, – сказал Гришаев и подцепил вилкой маринованный огурчик. – То есть голод – это то чувство, которое его будит, а мотив совсем иной.

– Дмитрий Сергеевич, ну расскажите же, не томите! – не выдержал Вадим Семенович. – Что ж вы ходите все вокруг да около!

– В здешних местах Василиск просыпается потому… – Наслаждаясь всеобщим вниманием, коварный Дмитрий Сергеевич сделал многозначительную паузу. – Просыпается потому…

Договорить он не успел, потому что все до единого окна вдруг с грохотом распахнулись, а ворвавшийся в каминный зал ветер разом загасил свечи. В воцарившейся темноте, с которой безуспешно пытался бороться дотлевающий в камине огонь, раздался шорох, а затем испуганный женский вопль.

– Не бойтесь, все в порядке, – Алину ладонь накрыла горячая ладонь Егора. – Это всего лишь сквозняк. Сейчас я все исправлю.

Бесконечно долгие мгновения ничего не происходило, а потом под потолком ярко вспыхнула люстра, осветив растерянные лица сидящих за столом гостей. Кричала, как и следовало ожидать, Эллочка. Причем не успокоилась она даже после того, как Егор включил электричество: цеплялась за руку Вадима Семеновича, испуганно таращила глаза.

– Дорогая, прекрати, – Вадим Семенович успокаивающе погладил супругу по обнаженному плечу. – Видишь, это всего лишь порыв ветра. Бояться тут совершенно нечего.

– Ужас! – Эллочка перестала орать, раздраженно дернула плечом, сбрасывая руку супруга. – А все эти ваши побасенки! – она укоризненно посмотрела на Гришаева.

– Помилуйте, а я-то в чем провинился? – В отличие от остальных гостей этнограф выглядел спокойным и даже довольным. – Вы же сами просили!

– В самом деле, Элла, нельзя винить Дмитрия за природные катаклизмы, – вступился за Гришаева Егор. Он вернулся на свое место, ободряюще улыбнулся Але, а потом сказал: – Совпадение, конечно, необычное, но ведь это всего лишь совпадение. Насколько я успел заметить, оконные рамы старые, скорее всего защелки разболтались, вот и случилось то, что случилось. Я прав, Елена Александровна? – он вопросительно посмотрел на экономку.

Та повела себя довольно странно: вместо того чтобы ответить, встала из-за стола и едва ли не бегом вышла из комнаты.

– Какие впечатлительные нынче пошли барышни, – буркнул себе под нос Гришаев, сунул в рот недоеденный огурец и, едва не опрокинув стул, выбрался из-за стола.

Аля следила за его действиями внимательно и немного настороженно. Совпадения совпадениями, но почему должен проснуться Василиск, он так и не рассказал. Гришаев тем временем подошел к одному из окон и, преодолевая сопротивление ветра, закрыл его на защелку.

– Кажется, гроза собирается! – громко сообщил он, поворачиваясь лицом к почтенной публике.

Конечно, гроза! Вот и ветер потому такой сильный, а небо за окнами черное, словно глубокой ночью, – все из-за надвигающейся грозы. Аля посмотрела на каминные часы и удивилась: оказывается, скоро полночь. А она за всеми этими разговорами о местной нечисти совершенно потеряла счет времени. Взгляд соскользнул с циферблата часов на дедово лицо. Дед единственный, кто никак не отреагировал на произошедшее. Наоборот, он, казалось, вообще ничего не заметил: сидел, уронив голову на грудь, прикрыв лицо рукою. Может, и в самом деле устал, время-то позднее.

Елена Александровна вошла с той же стремительностью, с какой покидала каминный зал, только направилась не к своему месту, а прямиком к Алиному деду.

– Вот, Игнат Петрович! – она положила на стол солнцезащитные очки, и только тут Аля поняла, почему дед сидит в такой странной позе, почему не принимает участия в обсуждении случившегося – из-за яркого электрического света он просто не может открыть глаза.

– Спасибо, – дед нашарил очки, нацепил на переносицу и с несколько вымученной улыбкой сказал: – Господа, надеюсь, досадное происшествие, – он кивнул в сторону окон, – не сможет испортить чудесную атмосферу этой волшебной ночи. Егор, ну что же вы сидите?! Разливайте немедленно вино!

– А я уже! – Егор отсалютовал ему наполненным до краев бокалом. – Кстати, у меня родился тост. Давайте выпьем за то, чтобы только что проснувшийся Василиск оказался доброй и смирной зверушкой!

Гости одобрительно загудели, и только этнограф Дима, возвращаясь на место, пробубнил себе под нос что-то неразборчивое.

Аля, для которой четвертый за вечер бокал вина был уже явно лишним, попыталась незаметно отставить его в сторонку, но Егор, который умудрялся контролировать все, что происходило за столом, погрозил ей пальцем и сказал:

– Алевтина, за Василиска нужно пить до дна! Вы же не хотите разозлить нашего реликтового змея?

Честно говоря, на реликтового змея Але было наплевать, а вот на неизбежную после такого количества спиртного головную боль нет, но противостоять обаянию и напористости Оленина у нее просто не было сил. Пришлось пить.

– Так что там с нашим Василиском? – захмелевший Вадим Семенович громко икнул и требовательно посмотрел на Гришаева. – Чего ему не спится?

Этнограф, который до этого с унылым видом ковырялся в тарелке с салатом, мгновенно оживился, обвел присутствующих загадочным взглядом и спросил:

– А вам действительно интересно?

– Да говорите вы уже! – не выдержала Эллочка и покосилась на запертые окна. – Уже надоели с этим своим Василиском, честное слово!

– Эллочка! – осмелевший от вина Вадим Семенович дернул супругу за руку. – Ну позволь же Димочке раскрыть секрет здешних мест.

– А нет тут никакого секрета, – хмыкнула та. – Просто нужно как-то завлекать туристов, вот и придумали сказку про белого бычка!

– Элла, вы думаете, туристов можно привлечь такими вот страшилками? – усмехнулся Егор.

– А разве нет? – взгляд Эллочки, до этого холодный, словно февральская вьюга, значительно потеплел. – Мне кажется, если легенду упаковать в яркую обертку и как следует разрекламировать, то народ клюнет непременно. Вот вы же, Егор, приехали в Полозовы ворота.

– Я приехал в Полозовы ворота не за легендами, а за тишиной. В моем случае легенды – это всего лишь пикантное дополнение к отдыху, – Оленин перевел взгляд с Эллочки на этнографа: – Дима, ну откройте же нам наконец великую тайну здешних мест, расскажите, что нужно нашему доморощенному монстру.

Гришаев отложил вилку, протер стекла очков и только потом заговорил:

– Василиску нужно забрать долг.

– В каком смысле – забрать долг? – удивился Вадим Семенович.

– В прямом, – Гришаев водрузил очки на переносицу. – Примерно раз в триста лет Василиск просыпается, чтобы забрать то, что положено ему по договору.

– А с кем он заключал договор? – спросила Аля.

– С одной из местных жительниц – Анастасией Бежицкой.

– Бежицкой? – Егор подался вперед, посмотрел на этнографа с неподдельным интересом. – Уж не с той ли Анастасией, в честь которой названа Настасьина топь?

– Той самой, – Гришаев кивнул и тут же добавил с явным сожалением: – К несчастью, я так и не смог обнаружить записей, касающихся тех времен, и предмет договора до сих пор остается для меня тайной, но ясно одно – в обмен на какую-то услугу Василиск потребовал от Настасьи вполне конкретную плату, она должна была стать его женой.

– Ничего себе союз! – хихикнул Вадим Семенович, но, напоровшись на сердитый взгляд супруги, тут же сник.

– И что Настасья? – Разговор был до того увлекательный, что Аля не сразу заметила, что нервно теребит кончик косы. – Она согласилась?

– Похоже на то, – Гришаев кивнул.

– А это случилось до того, как она утонула в болоте, или уже после? – Аля перебросила косу через плечо.

– Вы имеете в виду время, когда был заключен договор? – этнограф нисколько не удивился ее вопросу. Наоборот, кажется, даже обрадовался. – Не могу ответить со стопроцентной уверенностью, но сдается мне, что сделка произошла, когда Настасья уже покинула этот бренный мир.