Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах… Осадчий Иван

Школьные годы сына
Рис.38 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Коля Осадчий, ученик 6-го класса.

Рис.39 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Коля Осадчий, 12 лет (фото на память)

В Краснодарской средней школе № 4
Рис.40 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Коля Осадчий в годы учебы в детской футбольной школе при команде «Кубань».

Рис.41 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Сцена из спектакля «Любовь Яровая» в постановке школьного драмкружка.

Рис.42 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

На природе. Крайний слева во 2-м ряду – Коля Осадчий; перед ним в 1-м ряду – Миша Кирилов и Сережа Аралкин.

Рис.43 Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Друзья на всю жизнь… Слева направо: Сережа Аралкин, Сережа Щеголев, Валера Бугаев, Коля Осадчий.

Глава третья. Баталии на «научном фронте»

Прологом к этой главе являются сюжеты первой книги: «Климу Ворошилову письмо я написал» и «Мои университеты».

Не все давалось легко и просто на большом жизненном пути. В годы комсомольской юности и в последующем возникало немало трудностей и сложных задач. Борьба за достижение поставленных целей требовала полной самоотдачи, самоотверженности, нередко – самопожертвования.

Вспоминая пройденный путь, перелистывая страницы прожитого и пережитого, радуюсь тому, что никогда не паниковал, не сгибался перед трудностями. Собрав волю и стиснув зубы, шел на прорыв с твердой и непоколебимой верой в успех.

Порукой тому было то, что сохранялся комсомольский задор, энергия, смелость, молодость души, принципиальность, вера в Правду и Справедливость, в высочайшее благородство идеи, которой жил и которой служил, не щадя сил. Девизом всей моей жизни был священный завет Николая Островского: «Только вперед! Только на линию огня… И только к победе!»

Не буду вспоминать все «высоты», которые довелось в жизни брать с боем. Но одну невозможно было обойти, и я решил непременно взять ее, чего бы это мне не стоило. Ибо был убежден, – правда на моей стороне. И о ней не могу умолчать, не рассказать, хотя бы кратко, в самых общих чертах…

Наука – главное, ради чего я уходил с партийной работы. Хотя и комсомольская и партийная работа тоже были для меня в радость. Это была прекрасная школа познания жизни и людей. Это был каждодневный поиск лучших средств и методов, как сделать жизнь краше, интереснее, полезнее. Хотя и не строго научный, но принципы те же.

Наука для меня – не самоцель. Это, с одной стороны, тоже каждодневная учеба, интеллектуальный и духовный рост, познание истины, правды о том времени, о тех событиях, которые прошли до нас, без нас. С высоты истории лучше, объективнее можно осмыслить и оценить их. Сбывалась моя мечта, с которой я жил в свои совсем юные годы, в довоенное время.

Линией огня на четверть века стал для меня «научный фронт». Успешное окончание исторического факультета Ростовского государственного университета стало основанием для рекомендации меня в заочную аспирантуру при Краснодарском педагогическом институте. На пороге ее окончания, в 1967 году, мне оставалось сделать заключительный шаг на пути к выходу на защиту кандидатской диссертации.

Переход на работу в Краснодарский педагогический институт позволял мне в течение одного года завершить кандидатскую диссертацию и выйти на ее защиту.

Ректорат пединститута с пониманием относился к моей нелегкой задаче и добился в Минвузе РСФСР разрешения на перевод меня на один год в очную аспирантуру.

Став аспирантом очной аспирантуры, не теряя ни одного дня, я ринулся в центральные государственные и партийные архивы: в Центральный партийный архив, в Центральный государственный архив Октябрьской революции, в Центральный государственный архив Советской Армии, в Военно-исторический архив, а также в Ленинградский партийный архив и в закрытый фонд Библиотеки имени Ленина в Москве.

В краснодарских краевых и ростовских областных партийных и государственных архивах я уже успел основательно поработать, находясь в заочной аспирантуре.

За три месяца напряженнейшей поисковой работы мне удалось найти множество документов и материалов не только для завершения кандидатской диссертации, но и для создания хорошей документальной базы будущей докторской.

Как и планировал, спустя год после ухода с партийной работы, кандидатская диссертация мною была завершена. Одновременно удалось подготовить и опубликовать несколько статей по проблемам кандидатской диссертации в сборниках научных работ.

Понимал: «Наука требует жертв». И был готов идти на любые «жертвы» во имя науки. Но те «жертвы», которые я приносил на протяжении четверти века (1958–1983), были вынужденными и во многом несправедливыми, ибо они порождались искусственно созданными препонами, околонаучными дрязгами.

Кратко, очень кратко, о сути «проблемы».

Еще в студенческие годы, исследуя революционную историю на Кубани и в Черноморье, в других регионах Северного Кавказа, я обнаружил много «белых пятен». Это и предопределило мой научный интерес. Тема борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье стала предметом моих курсовых и дипломной работ, а затем и кандидатской диссертации. Да в значительной мере и докторской, которая была посвящена исследованию социалистической революции и гражданской войны на всем Северном Кавказе, – от Кубани и Дона до Дагестана. Основное внимание в своем исследовании я уделял субъективным предпосылкам, обусловившим победу социалистической революции и утверждение Советской власти в этом регионе, расстановке классовых сил и деятельности политических партий.

Предметом исследований моего однокурсника и друга Александра Ивановича Козлова были общеисторические процессы и социально-экономические отношения на Дону и Северном Кавказе в предреволюционные и революционные годы.

Интерес к исследованию избранных нами проблем усиливался тем, что при первом же прикосновении к ним обнаружилось наличие различных подходов у отдельных исследователей и групп непосредственных участников революции и гражданской войны к освещению и оценке ряда событий, фактов и действующих лиц в борьбе за власть Советов в Черноморской губернии и в соседней Кубанской области.

Эти разногласия возникли давно, вскоре после окончания гражданской войны. Об этом свидетельствуют воспоминания и протоколы собраний участников борьбы за власть Советов в Сочинском округе. Противостояние продолжалось почти на протяжении всей советской истории, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Оно усилилось в процессе работы над многотомной историей гражданской войны, издаваемой Институтом марксизма-ленинизма. Но особой остроты достигло в конце 50-х и в начале 60-х годов, в связи с появлением брошюр кубанских историков К. К. Красильниковой и Н. Г. Спиридонова, посвященных революции и гражданской войне на Кубани и в Черноморье, а также книги «Особое задание» Ивана Борисовича Шевцова – видного участника борьбы за власть Советов в этом районе.

О чем шел спор? Кто внес больший вклад в разрушение белогвардейского (деникинского) тыла в Черноморье? Местные сочинские партизаны, действовавшие по директивам Екатеринодарского (Краснодарского) комитета РКП(б)? Или коммунисты, направленные в тыл врага для организации повстанческого движения Кавказским и Ростовско-Нахичеванским комитетами РКП(б)?

Речь шла о плодотворности деятельности названных партийных комитетов. Затрагивалась и тактика большевистских организаций, и вопросы политических компромиссов с мелко-буржуазными партиями, поскольку последние имели определенную социальную базу в среде крестьянского населения, преобладавшего в южном Черноморье.

Не по своей воле и не по своей вине мы оказались с А. И. Козловым в эпицентре острых противоречий и многолетней борьбы по ряду принципиальных вопросов развития революции и гражданской войны на Кубани и в Черноморье.

Фактически, в самом начале нараставшего противостояния между различными группами историков и участников борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье появились и наши публикации по данной теме. Поскольку их содержание во многом совпадало с тем, как эти события освещались в книгах и статьях И. Б. Шевцова, в исследованиях других историков, воспоминаниях большинства видных участников борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье, опубликованных в 20-е–40-е годы, или хранящихся в архивах, – то на нас сразу же обратила внимание противная сторона. «Инакомыслящие» повели откровенную травлю, объявили всё, о чём мы писали в своих научных работах и публикациях, невежественным сочинительством, ложью и фальсификацией.

Замечу, что наши научные подходы, позиции и выводы основывались на анализе огромного количества документов и материалов, хранящихся в центральных, региональных и местных архивах, в историко-краеведческих музеях, а также во множестве опубликованных и неопубликованных воспоминаний участников революции и гражданской войны.

Наши позиции во многом совпадали с освещением и оценкой борьбы за власть Советов в многотомной Истории гражданской войны, издаваемой Институтом марксизма-ленинизма; в трудах предшествующих исследователей названной темы И. И. Разгона, Я. Н. Раенко и других; в мемуарах С. М. Буденного и А. И. Микояна, в сборниках статей и речей С. М. Кирова и Г. К. Орджоникидзе, чья деятельность была связана с революцией и гражданской войной на Северном Кавказе.

Мы оказались в эпицентре «схватки» двух групп участников борьбы за власть Советов и двух групп ее исследователей.

Противостояние резко обострялось и осложнялось тем, что наших «оппонентов» всей силой своей партийной власти поддерживал секретарь Краснодарского крайкома КПСС по идеологии И. П. Кикило. Тот самый человек, который «давил» меня при каждом удобном случае. А заодно и А. И. Козлова как моего единомышленника. Мотивы его позиции уже названы мною в предыдущей главе.

С «авторитетом» главного партийного идеолога Краснодарского края, его категорическим осуждением моей и А. И. Козлова научной позиции вынуждены были считаться и в ИМЛ при ЦК КПСС, и в Институте истории Академии Наук СССР, да и в Отделе науки ЦК КПСС.

По указанию ЦК КПСС, ИМЛ на протяжении многих лет почти непрерывно занимался этим, перешедшим все разумные пределы «научным спором». В «научный конфликт» были вовлечены историки Дона, Кубани, Северного Кавказа, Москвы и Ленинграда, других мест; общественные объединения участников революции и гражданской войны на Дону, Кубани, в Черноморье, на Северном Кавказе и в Москве. Потоком шли заявления и протесты в адрес ЦК КПСС, его Политбюро, Генеральных секретарей ЦК КПСС – Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, в адрес XXII–XXVI съездов КПСС…

Из года в год создавались научные и партийные комиссии для расследования писем и жалоб «непримиримых борцов» против «лжеученых», протаскивающих в историческую науку неверные и вредные идеи и умозаключения, искажающие историю. Таковыми были их обвинения против нас.

«Пожар», раздутый нашими оппонентами, охватил также многие издательства, редакции ряда центральных и региональных журналов и газет.

Наши оппоненты не давали покоя ВАКу – Высшей Аттестационной Комиссии СССР, Министерствам высшего и среднего образования СССР и РСФСР.

Складывалась парадоксальная ситуация. Все авторитетные научные учреждения, ученые-историки, в абсолютном большинстве своем, высоко оценивали наши научные работы, разделяли и одобряли наши научные позиции. Но группа непримиримых «оппонентов», поддерживаемая секретарем крайкома КПСС и отдельными беспринципными лицами в ЦК КПСС, продолжала искать управу на нас, домогалась расправы над нами, изничтожения нас как ученых, недопущения наших публикаций и защиты диссертаций.

Сначала наши циничные «оппоненты» взяли на прицел А. И. Козлова. Он был «первопроходцем». Учился в очной аспирантуре, и, естественно, научно-исследовательская деятельность была в то время его главным делом. На него, его диссертацию и публикации с особой силой обрушились «удары» наших непримиримых оппонентов.

В конце пребывания в аспирантуре Александр Иванович представил к защите кандидатскую диссертацию. Неукротимые оппоненты решили любой ценой помешать ее защите. В адрес Ученого Совета Ростовского университета, где она проходила, были направлены протесты на публикации и автореферат Александра Ивановича, суть которых состояла в необоснованных обвинениях и уничижительных оценках всех его научных исследований и публикаций.

Защита состоялась 19 ноября 1965 года. Когда была объявлена дискуссия, к кафедре вышла пожилая, но крепкая женщина. Вспоминая об этом, А. И. Козлов впоследствии писал: «Я случайно попала на защиту», – сказала она, ставя на кафедру большой баул и вытаскивая из него кипы бумаг. Представилась: «Я – Клавдия Константиновна Красильникова». Да это была она, доцент с Кубани, автор небольшой книжки, жена главы самозванцев из Черноморья. От их имени она сорок минут отстаивала их ложный статус, понося диссертацию.

Вслед за ней к трибуне двинулся Яков Никитич Раенко, старейший исследователь черноморских событий. Высокий, слегка сгорбленный, с всклоченными длинными седыми волосами, с тростью над головой, он на ходу заговорил: «Клавдя, я тебя породил, сейчас я тебя и убью. Ты все перевернула с ног на голову, а этот молодой человек все поставил на свои места». И говорил тоже с полчаса. Потом выступали еще и другие. Ученый совет проголосовал единогласно за присуждение мне ученой степени кандидата исторических наук… (А. И. Козлов. «Каменистыми тропами…». Ростов-на-Дону. 2008, с.29).

Неутомимые оппоненты в тот же день направили «жалобу» на решение Ученого совета в ЦК КПСС и в Высшую Аттестационную Комиссию СССР с решительным протестом против присуждения А. И. Козлову ученой степени за «антинаучную», по их мнению, диссертацию.

ВАК был подвержен в буквальном смысле каждодневным атакам. Вопрос о присуждении Александру Ивановичу ученой степени был взят на контроль Отделом науки ЦК КПСС.

Но секция по историческим наукам Экспертного Совета ВАКа, проведя взыскательное изучение и экспертизу кандидатской диссертации и публикаций Александра Ивановича, дала им высокую научную оценку. ВАК утвердил решение Ученого совета Ростовского государственного университета о присуждении Александру Ивановичу ученой степени кандидата исторических наук. Бесчисленные попытки сумасбродных оппонентов опровергнуть это решение потерпели крах.

Это была победа, первая большая победа, закрепившая позиции А. И. Козлова, утвердившая его как ученого.

После успешной защиты кандидатской диссертации Александр Иванович с еще большей самоотверженностью отдался научной работе. Он с полным напряжением сил взялся за написание и издание крупных монографических работ, ставших фундаментом будущей докторской диссертации. И снова под постоянным бешеным огнем еще более ожесточившихся околонаучных изуверов.

Его имя приобрело широкую известность в научном мире. Он стал признанным авторитетом в области глубокого, разностороннего и обстоятельного исследования и освещения предпосылок, условий и причин победы социалистической революции на Дону и Северном Кавказе. Но все эти годы его научная деятельность, издание монографий, публикация научных докладов и статей продолжали оставаться под пристальным вниманием и шквальным огнем осатаневших «оппонентов».

…После победного научного триумфа Александра Ивановича направление главного удара со стороны «оппонентов» было обращено против меня. Их намерения были очевидны: взять реванш за поражение в борьбе против результатов научных исследований А. И. Козлова.

Суть всех их заявлений, обращений, протестов и требований состояла в следующем: объявить все наши научные исследования, диссертации и публикации лженаучными, фальшивыми, написанными с позиций эсеро-меньшевизма, антикоммунистическими, антипартийными, зловредными и опасными; решить вопрос о нашей партийности, исключении нас из рядов КПСС; отстранении от работы на кафедрах общественных наук; привлечении к ответу ученых, редакторов и издателей, поддерживавших нас…

Однако обо всем по порядку.

В 1968 году, спустя три года после защиты кандидатской диссертации А. И. Козловым, в том же Ученом совете Ростовского университета состоялась защита мной кандидатской диссертации. До заседания совета, во время его и после «противная» сторона сделала многое, чтобы воспрепятствовать ее успешной защите.

Ко дню защиты диссертации в Ученый Совет поступило более десяти отзывов на автореферат кандидатской диссертации и саму диссертацию, а также на публикации по исследуемым проблемам. Все отзывы были положительными, включая и внешний, официальный отзыв, представленный кафедрой истории КПСС Краснодарского политехнического института.

Первым моим оппонентом на защите выступил видный ученый, доктор исторических наук, профессор Константин Абрамович Хмелевский. В студенческие годы он был научным руководителем моих курсовой и дипломной работ. Вторым оппонентом являлся кандидат исторических наук, доцент Анатолий Иванович Васильев.

Затем выступил доктор исторических наук, профессор Гурген Карапетович Долунц. Он огласил внешний отзыв на мою диссертацию кафедры истории КПСС Краснодарского политехнического института, которой заведовал.

С аттестацией моей преподавательской, научно-исследовательской, воспитательной и просветительской работы выступил первый проректор Краснодарского пединститута доктор исторических наук, профессор Гаврила Петрович Иванов.

Ученый Совет Ростовского государственного университета тайным голосованием присудил мне ученую степень кандидата исторических наук.

Не смирившись с очередным поражением, противники решили дать мне бой в ВАКе. Еще до поступления документов Ученого Совета о присуждении мне кандидатской степени туда поступила жалоба могущественных «оппонентов». Одновременно они обратились в ЦК КПСС с настоятельным требованием взять под контроль весь процесс прохождения моего «дела» в ВАКе.

Отдел науки ЦК КПСС внял голосу «непримиримых оппонентов» прежде всего потому, что в их роли выступала группа ветеранов партии, участников борьбы за Советскую власть. Но даже в этих условиях ВАК устоял и утвердил в том же 1968 году решение Ученого Совета Ростовского университета о присуждении мне ученой степени кандидата исторических наук.

В ответ «оппоненты» развернули такой оголтелый психологический штурм ЦК КПСС и ВАКа, что те пошли на попятную.

ВАК вынужден был назначить повторную защиту мною кандидатской диссертации на расширенном заседании в секции истории КПСС Экспертного Совета ВАКа с участием «оппонентов» с обеих сторон – моей и моих противников. Она состоялась в марте 1970 года.

Те же профессора Г. К. Долунц и Г. П. Иванов были приглашены для участия в защите. Кроме того, мои позиции активно отстаивал известный ученый-историк, ветеран партии и активный участник социалистической революции и гражданской войны Василий Тимофеевич Сухоруков. На защите выступал также Иван Борисович Шевцов – автор книги «Особое задание», стоявший на тех же позициях, что я и А. И. Козлов.

Мне удалось отстоять свои научные позиции, и ВАК подтвердил решение о присуждении мне ученой степени кандидата исторических наук.

Однако ни я, ни А. И. Козлов не считали борьбу за утверждение в истории результатов нашей многолетней и многотрудной борьбы за историческую правду завершенной. Пока не были защищены и признаны те выводы и оценки, которые следовали из моих научных поисков, полученных в условиях жесточайшей травли и безосновательных обвинений злонамеренных хулителей.

Не стану детализировать те преграды, которые мне удалось преодолеть на своем научном пути. Скажу только, что моим главным «товарищем по оружию», советником, помощником и вдохновителем был мой единомышленник и друг А. И. Козлов.

На протяжении всех наших научных мытарств мы, как могли, поддерживали друг друга. И в отбивании «психических атак» наших «оппонентов», и в научных исследованиях, и в публикациях.

Проблема публикации была не простая, но крайне необходимая для защиты диссертации. Поэтому мы старались активно участвовать в научных конференциях, материалы которых публиковались в сборниках научных работ.

После защиты кандидатской диссертации А. И. Козлов работал в одном из волгоградских вузов, и когда там проходила конференция, он включил в ее программу и мое выступление. Представилась возможность моего участия в научной конференции и публикации, а также встречи со своим верным другом в легендарном городе-герое…

Наши опасения, что решение ВАКа о присуждении мне ученой степени кандидата исторических наук вряд ли «успокоит» наших оппонентов, оправдались. С еще большим остервенением и ожесточением они продолжали атаковать нас. Атаки велись также против ученых и ветеранов революции и гражданской войны, выступавших в нашу защиту. Потоком шли письма в ректорат и партком Кубанского университета, Краснодарский крайком и Ростовский обком КПСС, в Отдел науки ЦК КПСС. «Оппоненты» добивались отмены решения о присуждении мне ученой степени кандидата исторических наук и привлечения к ответственности всех, кто способствовал этому.

Обо всем не расскажешь. Но об одном должен сказать. Вопрос о судьбе моей кандидатской диссертации и присуждении мне ученой степени кандидата наук многократно рассматривался в ВАКе на протяжении двенадцати лет.

В общей сложности только копии моих личных объяснений по поводу заявлений «оппонентов», которые поступали в партийные, государственные, научные организации и в печатные органы, с трудом поместились в четырех объемистых чемоданах.

Трудно представить, что пришлось нам с А. И. Козловым выдержать и пережить, какой ценой отстоять правду истории. Эта жестокая «эпопея» закалила нас, сделала наши имена известными в научном мире. Надо отдать должное Высшей Аттестационной Комиссии СССР, ее тематическим и проблемным Советам, секциям, комиссиям. Всем ученым, кто был причастен к нашей судьбе, кто помог нам выстоять и победить. А таких было немало среди ученых-историков Дона, Кубани и Северного Кавказа, да и в других регионах страны.

О ростовских ученых я уже писал в первой книге, в главе «Мои университеты». Назову еще раз профессоров В. А. Золотова, А. П. Пронштейна и К. А. Хмелевского, а также Я. Н. Раенко, Л. А. Этенко и Я. А. Перехова.

В Краснодаре мощную поддержку я получал на протяжении всей моей многолетней, многотрудной научной деятельности и борьбы с «оппонентами» разностороннюю помощь доктора исторических наук, профессора Г. П. Иванова, проректора Кубанского государственного университета; И. И. Алексеенко, заведующего кафедрой истории КПСС Кубанского университета; Г. К. Долунца, заведующего кафедрой истории КПСС Краснодарского политехнического института; ученых этой кафедры И. Я. Куценко, В. А. Занина, М. Г. Аутлева; заведующего кафедрой истории КПСС сельскохозяйственного института Ф. П. Зырянова, доцента В. А. Артюшина и многих других.

Участливо относились к моей научной судьбе ректоры Кубанского государственного университета профессор К. А. Новиков и сменивший его член-корреспондент Академии Наук СССР, впоследствии академик Российской Академии Наук В. А. Бабешко; ученые-историки Ставрополья, университетов Дагестана, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Чечено-Ингушетии; руководители и научные сотрудники государственных архивов и историко-краеведческих музеев Дона, Кубани, Ставрополья, республик Северного Кавказа.

Не могу не сказать благодарного слова персонально директорам историко-краеведческих музеев: Сочинского – Борису Александровичу Шарапову; Туапсинского – Марии Лаврентьевне Поповой; Геленджикского – Александре Аветисовне Колесниковой; научному сотруднику Туапсинского музея, кандидату исторических наук Любови Михайловне Ступаченко. Не только за возможность максимально исследовать документы и материалы о революционной истории, о борьбе за власть Советов в Черноморье, хранящихся в фондах музеев, но и за активную помощь и поддержку моей научной работы, моей позиции в освещении и защите исторической правды.

Мои научные позиции активно поддерживали видные ученые-историки Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, доктора исторических наук, профессора П. А. Голуб, М. В. Искров, В. П. Наумов; кандидаты исторических наук А. И. Мельчин, И. П. Донков и другие.

В Институте истории СССР Академии Наук СССР я всегда находил понимание и поддержку академика Академии Наук СССР И. И. Минца; докторов исторических наук, профессоров П. Н. Соболева, Ю. И. Кораблева, В. И. Миллера.

Большую помощь оказывал мне заместитель начальника Военно-Политической Академии имени В. И. Ленина, начальник кафедры истории КПСС Академии, доктор исторических наук, профессор, генерал-лейтенант Е. Ф. Никитин.

На заключительном этапе защиты докторской диссертации я нашел понимание и поддержку со стороны ответственного работника ВАК СССР, ученого-историка В. К. Покровского и профессора кафедры истории КПСС Академии общественных наук при ЦК КПСС А. А. Чернобаева. Нередко получал помощь и поддержку от ученых, которых ранее не знал и с которыми никогда не встречался ни до моих научных испытаний и «хождений по мукам», ни после их благополучного завершения. Они, по собственной инициативе, присылали мне, в Ученые советы по защите кандидатской и докторской диссертаций и в ВАК рецензии, отзывы, экспертные заключения на мои авторефераты и научные публикации. Одним из таких бескорыстных и добросердечных ученых был Яков Андреевич Чернявский…

Весьма участливое отношение к моей научной судьбе принимал известный ученый-историк, исследователь революции и гражданской войны на Северном Кавказе, работавший в Томском государственном университете, профессор И. М. Разгон.

В той жесточайшей и сложнейшей обстановке, в которой шли многолетние сражения на научном фронте, выстоять и победить можно было при помощи и поддержке активных участников борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье. Ведь главной ударной силой у наших «оппонентов» были ветераны революции и гражданской войны. Успешно противостоять им могли только известные, авторитетные, хорошо осведомленные люди, знавшие суть «сложных» вопросов не понаслышке, имевшие непосредственную причастность к ним или основательно изучившие их.

Нам с Александром Ивановичем Козловым в этом смысле улыбнулось счастье: на помощь пришли тогда еще жившие активные участники борьбы за власть Советов и архивные документальные свидетельства тех, кого уже не было в живых. Это были стойкие коммунисты, имена которых были вписаны в историю социалистической революции и гражданской войны.

Назову тех, кто тогда был еще жив, кого подарила нам судьба, кто без колебаний отозвался на нашу просьбу дать объективную оценку событиям, фактам и людям, оказавшимся в эпицентре многолетних споров между различными группами участников борьбы за власть Советов и научных баталий между исследователями истории революции и гражданской войны на Кубани и в Черноморье.

…В 1917 году в состав Екатеринодарского комитета РСДР(б) входили известные на Кубани профессиональные революционеры – Зоя Александровна Зенкевич и Федор Яковлевич Волик, являвшийся делегатом от екатеринодарской большевистской организации на историческом VI Съезде большевистской партии.

Зоя Александровна Зенкевич, с которой я неоднократно встречался в интернате старых большевиков в Переделкино, и Федор Яковлевич Волик, живший в Краснодаре, ознакомившись с моими научными исследованиями, одобрили мою борьбу за историческую правду.

Активную поддержку на всех этапах моей научно-исследовательской работы, издания монографий и защиты кандидатской и докторской диссертаций оказывала Анастасия Митрофановна Седина, ветеран Ленинской партии, отец и брат которой – М. Седин и Г. Седин, погибли в борьбе за Советскую власть на Кубани и в Черноморье в годы гражданской войны. Она – автор брошюр и статей, посвященных истории революции и гражданской войны. Хорошо зная ее, Анастасия Митрофановна смело и принципиально выступала в защиту исторической правды, против любых попыток её фальсификации.

Одним из инициаторов создания и руководителей Оргбюро Сочинской организации РСДРП(б) в первые дни после победы Февральской буржуазно-демократической революции был Лев Карпович Тиракян. События революции и гражданской войны в Сочинском округе он знал хорошо. И потому решительно выступал против их искаженного освещения в истории, предпринимавшегося на протяжении многих лет отдельными историками и участниками борьбы за Советскую власть. Он глубоко переживал клеветнические измышления и аргументировано разоблачал их несостоятельность в своих публикациях, в газетах и в письмах, адресованных в ИМЛ при ЦК КПСС и в ЦК КПСС.

В 60–70-е годы в Сочи жил активный участник Октябрьской революции и гражданской войны, ветеран Ленинской партии, профессор Военной Академии, генерал-лейтенант в отставке Семен Аввакумович Спильниченко. Он возглавлял Сочинскую организацию ветеранов революции и гражданской войны. И когда обнажились и достигли непримиримого противостояния споры между различными группами участников борьбы за Советскую власть и исследователями ее истории, Семен Аввакумович решил разобраться в существе споров. Он отдал много сил и времени доскональному, обстоятельному изучению истории революции и гражданской войны на Кубани и в Черноморье в центральных и местных архивах и в музеях. Результатом стала объективная рукопись в сотни страниц, в которой правдиво и убедительно была освещена история развития революции и гражданской войны в Черноморье и, в особенности, в Сочинском округе… Затем этот труд был обсужден на собраниях сочинских ветеранов и передан в архив Сочинского историко-краеведческого музея. Я не только основательно изучил его, но и максимально использовал в научных исследованиях истории борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье.

С. А. Спильниченко, авторитетнейший участник революции и гражданской войны и взыскательнейший исследователь процесса их развития в Черноморье, постоянно поддерживал меня и А. И. Козлова в нашей научной работе, неоднократно давал отзывы на наши публикации и диссертации.

Неоценимую помощь в исследовании истории борьбы за власть Советов на Кубани, в Черноморье и на всем юге России, в написании и защите кандидатской диссертации и в издании монографий на протяжении многих лет мне оказывал ветеран Ленинской партии, активный участник революции и гражданской войны, полковник в отставке Василий Тимофеевич Сухоруков. Он не только активный участник революции и гражданской войны, но и один из самых добросовестных и объективных исследователей. В. Т. Сухоруков – автор монографии «XI Армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге», обоснованно получившей признание и высокую оценку в советской историографии революции и гражданской войны в СССР.

В. Т. Сухоруков всемерно поддерживал меня в борьбе за историческую правду, одобрял мои публикации и диссертации, давая на них отзывы, со знанием дела разоблачал несостоятельность обвинений против меня и моих научных исследований, выдвигавшихся группой «инакомыслящих» участников революции и гражданской войны и отдельных историков.

Как непосредственный активный участник борьбы за Советскую власть в годы гражданской войны и как ученый-исследователь, он, по приглашению ВАКа, выступал в качестве неофициального оппонента на защите мною кандидатской диссертации на секции истории КПСС Экспертного Совета ВАКа.

Столь же решительно впоследствии он поддерживал меня на этапе защиты мною докторской диссертации. Моя признательность ему безгранична…

Я назвал здесь лишь нескольких ветеранов Октябрьской революции и гражданской войны, твердо выступавших в поддержку моей научной работы, дававших аргументированный отпор тем, кто всячески старался «похоронить» меня как ученого-историка.

Жестокая травля и циничные попытки покончить с нами – с А. И. Козловым и мною, как с лжеучеными, достигли высшего накала в 1978 году. В это время И. А. Козлов представил к защите свою докторскую диссертацию, а я был близок к ее завершению.

Под мощным напором наших непримиримых изничтожителей и при активной поддержке названных мною лиц в Краснодарском крайкоме КПСС и в ЦК КПСС, была создана комиссия Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС во главе с его научными сотрудниками Серёгиным и Савокиным. Ей было поручено, по заданию ЦК КПСС, детально изучить существо «обвинений», выдвигаемых против Козлова и Осадчего на протяжении многих лет их «оппонентами» из числа ветеранов партии и отдельных историков.

Серёгин и Савокин ретиво и пристрастно взялись за порученное дело.

Инквизиционные методы, которыми они действовали для получения желанной «истины», я испытал на себе. Никакие документальные свидетельства, никакая логика не действовали на них. Они сделали всё, чтобы сломить меня, мои научные принципы, мою позицию. Но тщетно.

В целях сбора «компромата» против меня и Козлова, Савокин и Серёгин побывали в Краснодаре, Сочи, Туапсе, Новороссийске; изучили хранящиеся в музеях архивные материалы, встретились с живыми участниками борьбы за власть Советов, с историками и с партийными руководителями. Однако кроме горстки «громче-всех-крикунов» из числа ветеранов партии, обитавших в Сочи и Москве, в их поддержку никто не выступил.

Тогда за «дело» усердно взялся А. М. Савокин. Он сочинил «успокоительный» компромиссный «опус», построенный не на документах и реальных фактах истории, а на «умозаключениях», сделанных им, страстно желая максимально угодить этим высоким чинам из аппарата ЦК КПСС.

По итогам «изучения» в июне 1978 года Институт марксизма-ленинизма провел трехдневное (!) совещание с участием большой группы ветеранов КПСС и ученых Института марксизма-ленинизма. Для участия в его работе были приглашены и мы – «обвиняемые»: А. И. Козлов и я.

Был представлен доклад, содержавший несусветные небылицы, со ссылками на участника гражданской войны полковника М. Самотейкина, как на непререкаемый авторитет.

В «своем» ключе выступил и А. М. Савокин. Мы с Александром Ивановичем, получив слово, твердо заявили, что от своих научных позиций не отступим и будем бороться с абсурдными обвинениями и клеветническими измышлениями до конца. В своих выступлениях мы показали полную несостоятельность выдвигаемых против нас обвинений.

С осуждением позиции «злопыхателей» выступил также заведующий сектором Октябрьской революции и гражданской войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС доктор исторических наук, профессор Павел Акимович Голуб. Активно поддерживал нас на всех этапах борьбы за историческую правду научный сотрудник ИМЛ Анатолий Иванович Мельчин, ряд других ученых ИМЛ и ветеранов партии. При этом старые коммунисты решительно заявили, что возмущены «судилищем», учиненным над нами, и грозили направить свое возмущение в адрес Брежнева и Суслова, изобличающее Е. М. Самотейкина-младшего, – помощника Генерального секретаря ЦК КПСС, использующего свое высокое положение не по назначению, а в корыстных целях.

А. И. Козлов в своей книге «Каменистыми тропами…» (Ростов-на-Дону. 2008, с. 32–33), вспоминая об этом совещании, справедливо замечает:

«Савокин сидел как на горящем угле. Серёгина охватило смятение. Дебаты продолжались три дня. Зачинщики его не получили желаемого результата. Руководство ИМЛ отправило в ЦК КПСС, по выражению А. И. Козлова „вегетарианскую“ отписку в духе изобретенного Савокиным „буфера“ – „ни вашим, ни нашим“». На том и закончилась эта очередная жесточайшая атака.

Закономерным был и финал: блестящая защита 17 ноября 1978 года Александром Ивановичем докторской диссертации, присвоение ему заслуженной ученой степени доктора исторических наук, а затем – в 1980 году – звания профессора…

«Гладко было на бумаге, но забыли про овраги, а по ним ходить» – справедливо гласит народная мудрость. Так вот получилось и у меня. Я находился под непрерывным огнем моих противников, непримиримых «оппонентов», использовавших любую возможность для того, чтобы опорочить меня, мою диссертацию и публикации, создать неимоверное напряжение.

Редкий месяц (да что там месяц) почти каждодневно я был занят не столько созидательной работой над докторской диссертацией и подготовкой к её защите, сколько написанием ответов и объяснений на клеветнические измышления, которые шли потоком в ЦК КПСС, в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, ВАК, в Краснодарский крайком КПСС.

Опираясь на поддержку секретаря Краснодарского крайкома КПСС по идеологии И. П. Кикило, отдельных ученых Института марксизма-ленинизма, а в ЦК КПСС – на Е. М. Самотейкина – помощника Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, – «оппоненты»-ниспровергатели без устали атаковали меня и всех ученых, поддерживающих мои позиции.

Атмосфера вокруг защиты мною докторской диссертации была настолько тяжелой, гнетущей и устрашающей, что даже найти Ученый совет для её защиты оказалось весьма непросто.

Логичнее всего было представить докторскую диссертацию к защите в Ученый Совет Ростовского государственного университета. Во-первых, я был его питомцем. Во-вторых, тема моей диссертации была региональной, Северо-Кавказской, а Ростовский университет был головным вузом этого региона. Но Ученый Совет по историческим наукам Ростовского университета, в связи с защитой в нем А. И. Козловым кандидатской и докторской диссертаций и мною кандидатской, был настолько «прославлен» нашими «сумасбродными оппонентами», что мне доброжелательно посоветовали не подвергать риску ни себя, ни Ученый Совет РГУ.

Тогда я обратился с просьбой принять мою диссертацию к защите в Ученый Совет по историко-партийной проблематике Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Но там мне деликатно ответили: «Да, тема Вашей диссертации – историко-партийная, но у нас защищаются только партийные работники…».

В Институте истории Академии наук СССР на мое аналогичное обращение последовал аналогичный ответ: «У Вас тема историко-партийная. А наш Институт занимается гражданской историей. Помочь Вам ничем не можем».

И все же эти два авторитетнейшие научные учреждения и Минвуз РСФСР помогли выйти из тупиковой ситуации. Они предложили провести защиту в Ленинградском государственном университете, поскольку там, на кафедре истории КПСС базировался Проблемный Совет «КПСС – вдохновитель и организатор победы Великой Октябрьской социалистической революции» (руководители: профессора Е. Ф. Ерыкалов и П. Ф. Метельков). Туда я и представил свою докторскую диссертацию в 1980 году…

Здесь самое время сказать отдельное слово об ученом-историке, профессоре Михаиле Алексеевиче Китаеве. Ему предстояло сыграть одну из главных ролей на предстоящей защите мною докторской диссертации.

Сразу скажу: Михаил Алексеевич Китаев – редчайшей души и порядочности человек. Первым о нем мне рассказал Анатолий Иванович Мельчин, научный сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. С ним я уже был хорошо знаком, по меньшей мере, десять лет. Верил в него и доверял ему. Анатолий Иванович, как никто другой, твердо стоял на страже исторической правды и справедливости, всемерно поддерживал меня на всем пути испытаний, выпавших на мою долю на научном фронте.

Благодаря Анатолию Ивановичу я приобрел многих верных и надежных союзников, разделявших мои научные позиции и помогавших выстоять в многолетней изнурительной и жестокой борьбе за историческую правду.

С Михаилом Алексеевичем Китаевым у нас установилось глубокое взаимное уважение, взаимопонимание и доверие с первой встречи. Что же касается его отношения к сути научного спора, в эпицентре которого я оказался, то он решил обстоятельно ознакомиться с материалами и документами, на которых основывались мои научные позиции, оценки и выводы, а также с позицией моих «оппонентов».

И только глубоко изучив проблему, и убедившись в моей научной правоте, он принял на себя ответственнейшую роль первого оппонента на защите мною докторской диссертацию и сыграл весьма важную роль в её успехе.

«У нас подлецов нет…»

Председателя Специализированного Совета по защите докторских диссертаций, заведующего кафедрой истории КПСС Ленинградского университета, профессора В. А. Смышляева, кстати, ученого-фронтовика, ничуть не смутила моя «научная» биография. Он без малейшего колебания принял к защите мою диссертацию, сопроводив это решение весомыми словами: «Не переживайте. У нас в Совете ученые знающие, сильные и смелые люди. Оценят объективно и в обиду не дадут».

На всех этапах подготовки и защиты докторской диссертации в Ленинградском университете я убеждался в справедливости этих слов.

Только благодаря бескорыстной, мужественной помощи и объективной, принципиальной позиции ученых и ветеранов-коммунистов, активных участников Октябрьской революции и гражданской войны, я смог выстоять. Стала возможной моя победа в многолетних, изнурительных научных сражениях. Но до нее надо было пройти еще долгих и трудных три года…

Ко дню заседания Специализированного Совета по защите диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук по специальности «История КПСС» при кафедре истории КПСС Ленинградского государственного университета поступило до двадцати отзывов на автореферат моей диссертации. В том числе от ученых-историков, докторов исторических наук, профессоров И. И. Алексеенко, Н. Р. Андрухова, Р. Х. Гугова, М. Г. Аутлева, Г. К. Долунца, В. А. Азанина, Б. О. Кашкаева, Н. И. Михайлова, Б. М. Мостиева, В. Д. Поликарпова, П. И. Соболевой, В. Т. Сухорукова, Г. А. Чигринова, Ю. П. Шарапова, С. В. Шестакова.

Большинство авторов отзывов мне лично неизвестны. Это были ученые-историки практически всех регионов Северного Кавказа: Краснодарского края, Дагестана, Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, ряда московских вузов, а также Института истории СССР Академии наук СССР. Об этом основательно позаботился тогда уже доктор исторических наук, профессор А. И. Козлов.

Поскольку в число моих оппонентов входил ряд ветеранов партии – участников революции, гражданской войны на Кубани и в Черноморье, то было очень важно, чтобы на мою диссертацию откликнулись активные участники Октябрьской революции и гражданской войны в этом районе. Я благодарен всем, чьи отзывы поступили ко времени моей защиты в Специализированный Совет: А. М. Сединой, З. А. Зенкевич, П. С. Платонову, П. И. Орловой.

В самый раз сказать о том, что Кубанский государственный университет со времени принятия меня в заочную аспирантуру в 1962 году на протяжении всей моей многострадальной научной «эпопеи» поддерживал меня и содействовал её успешному окончанию.

И на этот раз, на ее завершающем этапе, ректор университета, академик Академии наук СССР В. А. Бабешко направил в Специализированный Совет Ленинградского университета характеристику моей научно-педагогической и общественно-политической деятельности, в которой содержалась самая высокая ее оценка.

Такую же аттестацию дал мне партком Кубанского университета по запросу ВАКа и Отдела науки ЦК КПСС.

Внешний отзыв на диссертацию поступил от Ростовского государственного университета. Он был подписан ректором университета, председателем Северо-Кавказского координационного научного совета Академии наук СССР Юрием Андреевичем Ждановым.

Своевременно представили отзывы и официальные оппоненты: доктора исторических наук, профессора: Михаил Александрович Китаев – заведующий кафедрой истории КПСС Московского физико-технического института; Ефим Федорович Ерыкалов – профессор кафедры истории КПСС Ленинградского государственного университета; Георгий Васильевич Малашенко – заведующий кафедрой истории КПСС Ростовского Института повышения квалификации преподавателей общественных наук.

Я смог внимательно ознакомиться со всеми поступившими отзывами, чтобы отреагировать на них, на содержащиеся в них критические замечания.

24 февраля 1982 года состоялось заседание Специализированного Совета по защите мною докторской диссертации. Его открыл Председатель Совета, заведующий кафедрой истории КПСС Ленинградского университета, профессор Валентин Алексеевич Смышляев.

Сообщение о соискателе и отзывах на диссертацию сделал ученый секретарь Совета, доцент кафедры истории КПСС Ленинградского университета Михаил Александрович Петров.

Мне было предоставлено двадцать минут для изложения содержания диссертации. Затем последовали вопросы членов Специализированного Совета. Их было не менее двух десятков. Все – по существу. На каждый вопрос необходимо было дать обоснованный ответ.

Помнится, что самые сложные вопросы были заданы членом Специализированного Совета, деканом исторического факультета Ленинградского университета профессором В. И. Ежовым. Я уже знал о его взыскательном отношении к соискателям и постарался, насколько позволяло время, обстоятельно ответить на его вопросы. Так началась дискуссия по представленной мною диссертации, по проблемам, рассматриваемым в ней, и сделанным выводам.

Затем выступили официальные оппоненты – М. А. Китаев, Е. Ф. Ерыкалов, Г. В. Малашенко. Их выступления создали хорошую основу для продолжения интересной научной дискуссии.

Вслед за официальными оппонентами в дискуссии приняли участие члены Специализированного Совета: Петр Федорович Метельков, профессор, заведующий кафедрой истории КПСС Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, председатель Проблемного совета Минвуза РСФСР «Коммунистическая партия – вдохновитель и организатор победы Великой Октябрьской социалистической революции» и профессор Валериан Митрофанович Катушкин.

После моего заключительного слова была избрана счетная комиссия для проведения тайного голосования по вопросу присуждения мне ученой степени доктора исторических наук. В нее вошли профессора: И. А. Фарутин, заведующий кафедрой истории КПСС Калининградского государственного университета, П. Ф. Метельков и М. М. Дятлова.

На время работы счетной комиссии был объявлен перерыв. В перерыве ко мне подошел самый взыскательный и строгий член Специализированного Совета, как его характеризовали еще до заседания Совета ученые кафедры истории КПСС Ленинградского государственного университета, и, крепко пожал мне руку: «Поздравляю Вас с успешной защитой».

Я опешил от неожиданности и сказал: «Еще рано. Надо дождаться результатов тайного голосования». Он тепло похлопал меня по плечу: «Не волнуйтесь. Всё будет хорошо. У нас подлецов нет».

И вот подтверждение этих слов. Председатель счетной комиссии профессор И. А. Фарутин оглашает результаты голосования: 15:0. Все члены Специализированного Совета высказались за присуждение мне ученой степени доктора исторических наук. Председатель Совета В. А. Смышляев, обращаясь ко мне сказал: «Поздравляю Вас с хорошей, можно сказать, с блестящей защитой докторской диссертации».

Сообщение о результатах голосования было встречено горячими аплодисментами всех участников заседания.

В. А. Смышляев, закрывая заседание, объявил: «Традиционного банкета не будет. Это может только осложнить Вашу судьбу. Узнав о банкете, Ваши неугомонные оппоненты не оставят Вас в покое. У них везде есть свои глаза и уши».

…Отметили мы это весьма значимое в моей жизни событие, в гостинице вчетвером: М. А. Китаев, Г. В. Малашенко, Коля – мой сын и я.

Присутствие Коли было кстати. Во-первых, был дополнительный импульс для меня, а во-вторых, он получил для себя опыт в связи с предстоящей защитой им кандидатской диссертации.

На второй день я получил телеграмму Александра Ивановича Козлова из Пятигорска. Она сейчас в моих руках: «Рад поздравить. Обнимаю. Желаю дальнейших успехов. Козлов».

Он предвидел, что меня еще ждут трудные дни, потому и пожелал «дальнейших успехов».

Я задержался в Ленинграде на две недели с целью ускорения подготовки документов, требуемых для представления в ВАК. Вернулся в Краснодар только 21 марта. А спустя десять дней, 1 апреля, получил из Ленинграда телеграмму об отправке моего дела о защите в ВАК. Она поступила туда 7 апреля…

На последнем рубеже

Еще 15 марта 1982 года из ВАКа мне доверительно сообщили, что на мою диссертацию и постановление специализированного Совета при Ленинградском университете уже поступила «убийственная стряпня». Она была прислана из Секретариата ЦК КПСС за подписью помощника Генерального секретаря ЦК Е. М. Самотейкина с предписанием строжайше разобраться с присвоением И. П. Осадчему ученой степени доктора исторических наук и сообщить в Отдел науки ЦК о принятом решении.

Так мои недремлющие оппоненты опередили на целых три недели поступление в ВАК материалов защиты диссертации из специализированного Совета при Ленинградском государственном университете. Меня ждала трудная судьба.

20 октября 1982 года Экспертный Совет ВАКа изучил дело о защите мною докторской диссертации и протест группы ветеранов КПСС, полученный из Секретариата ЦК КПСС. Учитывая единогласное решение специализированного Совета при кафедре истории КПСС Ленинградского государственного университета, а также положительную рецензию независимого «черного» эксперта – доктора исторических наук, профессора В. П. Наумова, научного сотрудника ИМЛ при ЦК КПСС, решил направить мою диссертацию на дополнительную экспертизу доктору исторических наук, профессору А. А. Чернобаеву.

24 ноября 1982 года Экспертный Совет ВАКа вторично рассмотрел вопрос о моей докторской диссертации. На основе теперь уже двух положительных рецензий независимых экспертов – профессоров В. П. Наумова и А. А. Чернобаева – Совет принял решение: рекомендовать Президиуму ВАКа утвердить постановление Специализированного Совета при кафедре истории КПСС Ленинградского государственного университета о присуждении мне ученой степени доктора исторических наук.

Спустя месяц, 24 декабря 1982 года, Президиум ВАКа СССР своим постановлением присвоил мне искомую ученую степень. Об этом мне сообщил в тот же день ученый секретарь секции истории КПСС Экспертного Совета ВАКа В. К. Покровский. Тяжело вздохнув, он сказал, что накануне пришлось выдержать страшную битву в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

Приятная новость перемешалась с тревогой, рождавшей сомнение: окончательно ли решение ВАКа? Или будут еще пересматривать, как это было с постановлением Президиума ВАКа о присвоении мне ученой степени кандидата исторических наук в 1968 году?

…5 января 1983 года я получил официальное уведомление о решении ВАКа присвоить мне ученую степень доктора исторических наук и сообщение о предстоящем вручении диплома 25 января.

В назначенный день в зале заседаний ВАКа при Совете Министров СССР для получения дипломов докторов наук и аттестатов профессоров собралось более 200 «виновников» этого большого события в жизни каждого ученого.

Вручали дипломы и аттестаты: заместитель Председателя ВАКа, член-корреспондент Академии наук СССР, доктор исторических наук, профессор Кирилл Владимирович Гусев и другие члены Президиума ВАКа.

Я получал пятым, после четырех философов. При вручении мне диплома доктора наук попросил слово. Однако Кирилл Владимирович сказал: «Мы знаем, что у Вас сейчас переполнена душа. Но дадим Вам слово после вручения всем».

Процедура вручения дипломов и аттестатов длилась два часа. Перед ее завершением ко мне подошла сотрудница ВАКа и спросила: «Не передумали выступать?»

Я подтвердил свое желание, и, получив слово, изрядно волнуясь, сказал буквально следующее (цитирую по записи в дневнике, сделанной мною в день получения диплома доктора наук):

«Дорогой Кирилл Владимирович! Дорогие товарищи члены Президиума ВАК! Дорогие соратники по сегодняшнему торжеству – посвящению в доктора наук и профессора!

В этот большой, волнующий день в нашей жизни мне хотелось бы сказать несколько слов, идущих из самой глубины сердца. Я один из тех немногих ученых, находящихся здесь, в зале, сегодняшних именинников, чье детство и юность были круто замешаны и опалены войной. Поэтому непростым и нелегким был наш путь и к среднему, и к высшему образованию. Еще более сложным и тернистым оказался путь в науку, к сегодняшней вершине.

Приходилось всё брать с боем, с максимальным напряжением сил, преодолевая немалые естественные и искусственные трудности и испытания, возникавшие на нашем пути.

Одному непросто взять эту высоту, преодолеть барьеры и трудности. Именно поэтому я хочу от всего сердца выразить самую глубокую благодарность нашей Ленинской партии и нашему советскому народу за то, что они создают нам условия для успешной и плодотворной научной работы, дают возможность достичь той вершины, на которую мы сегодня взошли каждый в своей области научной деятельности.

И еще хочу выразить особую сердечную благодарность и признательность руководству ВАКа при Совете Министров СССР, его Президиуму, его Экспертному Совету, его сотрудникам, всем ученым за их объективность и принципиальность, партийность и человечность, за их мужество, с которым они решают нашу судьбу. Большое спасибо!» (Зал взорвался бурными аплодисментами).

…Но и после этого, казалось итогового события в моей нелегкой научной судьбе, мои обезумевшие оппоненты не успокоились. Они с еще большим бешенством продолжали атаковать ВАК, ЦК КПСС, добиваясь отмены постановления о присуждении мне ученой степени доктора исторических наук и привлечения к ответу за «протаскивание эсеро-меньшевистских взглядов в историко-партийную науку», и всех, кто «потворствовал» мне в публикации научных трудов и в защите диссертаций…

Околонаучная «мишура» «рвала и метала», бросив все силы на борьбу за отмену Постановления ВАКа. В который раз «апеллировала» в ЦК КПСС и добилась рассмотрения ее «протеста» на заседании Апелляционного Совета ВАКа, на которое были «вызваны» я и мои зловещие «оппоненты». Оно состоялось в конце 1983 года. Председательствовал на заседании выдающийся советский историк, ученый с мировым именем, академик Академии Наук СССР Б. А. Рыбаков.

Апелляционный Совет ВАКа показал полную несостоятельность «обвинительных» аргументов и домогательств моих изуверских «оппонентов» и подтвердил правильность Постановления ВАКа о присуждении мне ученой степени доктора исторических наук.

В заключение Б. А. Рыбаков решительно заявил: «Прекратите травлю ученого! Сколько можно!?.. Посмотрите, до какого состояния вы довели добросовестного исследователя и глубоко порядочного человека!? Сегодня будет поставлена последняя точка в этом деле…»

Будущее подтвердило эту его уверенность. Жизнь вскоре вошла в нормальное русло. И не только в области научной деятельности.

Так закончилась моя многолетняя, изнурительная борьба за историческую правду.

18 января 1985 года ВАК СССР присвоил мне ученое звание профессора. И вскоре Заместитель Председателя ВАКа, член-корреспондент Академии Наук СССР, известный ученый-историк К. В. Гусев вручил мне аттестат профессора.

Двумя годами раньше он же вручал мне диплом доктора наук. Он был в курсе моих «хождений по мукам», знал о пережитой мною многолетней травле и выпавших на мою долю испытаниях. Не удержался, чтобы не высказать своё восхищение моим мужеством, несгибаемой волей и стойкостью в защите исторической правды…

Получив профессорский аттестат, я сердечно поблагодарил ВАК за мужество и принципиальность, проявленные в защите науки в той сложнейшей ситуации, в которой он принимал окончательное решение в моей научной судьбе. И за то, что на протяжении многих лет внимательно, твердо и последовательно разбирался с бесчисленными «протестами» моих «оппонентов», сопровождавшимися «поручениями» Секретариата ЦК и Отдела науки ЦК КПСС.

…Из Москвы в Краснодар я возвращался поездом. Чувствовал себя счастливейшим из самых счастливых людей.

Перед отъездом, в каком-то привокзальном газетном киоске, купил «в дорогу» несколько газет и журналов. Листая их, наткнулся на стихотворение с удивительно заманчивым названием: «Мы – товарищи средних лет». «Интересно, – подумал я. – Это обо мне и моих сверстниках». Мне шел 58-й год.

В дороге много раз читал и перечитывал «находку», пока не выучил наизусть. Вот строки из этого стихотворения:

  • Мы находимся в трудном возрасте, —
  • Вот какая у нас беда:
  • Старость к нам подберется вскорости,
  • Юность кончилась лишь вчера.
  • Но я должен сказать заранее:
  • – В этом горя большого нет.
  • И у нас есть свое название —
  • Мы – товарищи средних лет…
  • Отмечаем мы не сединами
  • Годы, прожитые не зря.
  • Хорошеет земля плотинами,
  • Молодые шумят поля.
  • …И ни вялости, ни усталости, —
  • Путь наш дальше – и на подъем;
  • Ближе к юности мы, чем к старости, —
  • И такими век проживём…

Удивительные строки! Жаль, что не запомнил автора, чтобы высказать ему свою признательность. Забыл и «источник», в котором они были опубликованы. Жаль!..

Вскоре я был избран заведующим кафедрой Кубанского университета.

Многолетняя, изнурительная борьба за историческую правду закончилась победой…

Такова беспрецедентная судьба двух историков: и в случае с обстоятельствами нашего зачисления в студенты заочного отделения исторического факультета РГУ, и в том, что два студента-заочника с одного курса стали докторами исторических наук, профессорами. И в том, какой ценой далась им эта победа. Случайность? Я так не считаю…

Судьба моя читателю известна. Но о моем «товарище по оружию», с которым более четверти века длилось наше «хождение по мукам» и борьба за историческую правду и утверждение нас учеными-историками, хочу сказать несколько слов.

Три десятилетия мы шли с Александром Ивановичем Козловым плечом к плечу трудным, тернистым путем в науку и в науке. Об этом я рассказал в своей первой книге «Время нашей молодости», в главах, повествующих о нашем многотрудном поступлении в Ростовский государственный университет и о нашей учебе в нем. Это был пролог. О жесточайших научных баталиях рассказано в этой главе. Я даже первоначально хотел назвать эту главу: «Трудный путь в науку: одна судьба на двоих»…

Чем запомнился мне Саша – Александр Иванович Козлов – со студенческих лет? Глубоким проникновением в предмет изучения, исследования. Научный поиск был для него главным средством постижения истины. Целенаправленно, скрупулезно, осмысленно вел он исследование избранной темы, проблемы, любого вопроса. На этом пути его ничто не могло остановить. Никакие трудности. Никакие сложности. Никакие барьеры и препятствия. И в то, что я сейчас расскажу, трудно поверить.

Чтобы глубоко и всесторонне изучить революцию и гражданскую войну на Юге России, он не щадил ни сил, ни здоровья, не жалел времени. Притом не только в поиске нужных документальных источников, хранящихся в центральных государственных и партийных архивах, в краевых и областных архивах, в архивах историко-краеведческих музеев Дона, Кубани, Черноморья, Северного Кавказа.

В неменьшей мере он занимался изучением историографии проблемы, разыскивал в открытых и закрытых Фондах Центральных государственных библиотек книги, журналы, газеты – в «Ленинке», в Исторической библиотеке, в ИНИОНе.

Не буду упоминать множество примеров. Расскажу об одном. Когда в «Ленинке» ему выдали многотомные «Очерки русской смуты» А. И. Деникина, Александр Иванович не расставался с ними несколько месяцев. День за днем от открытия до закрытия библиотеки Александр Иванович работал над ними.

Он отксерокопировал все тома, а это – многие тысячи страниц, уплатив за это, даже по тому времени, умопомрачительную сумму. Таким же образом поступил Александр Иванович со многими книгами из закрытого фонда, изданными в Праге, Париже, Белграде и других городах Европы.

Эта его непомерная «жадность» к поиску и сбору источников, пожалуй, самое главное, что поражало воображение, когда я узнавал о титанических усилиях и гигантских размерах проделанной им исследовательской работы. Это заражало и вдохновляло. Повторить такое было невозможно, но восхититься и вдохновиться, стараться идти таким же путем в поисках истины – эти чувства рождались и становились «нормой» и моей научно-исследовательской работы.

Вслед за поиском и созданием фундаментальной источниковой и историографической базы Александр Иванович с таким же усердием и ответственностью вел их осмысление и только после этого брался за ручку, начинал писать свои исторические труды: монографии, книги, брошюры, статьи. Мне хорошо известна его научная методика, лаборатория его научного творчества.

Мы были с ним не просто большие друзья-единомышленники, не только собратья по профилю, мы были «товарищи по оружию», – поэтому смело делились друг с другом всем: находками, открытиями, мыслями, опытом.

На нашу долю выпали жесточайшие испытания и без взаимной поддержки, без полного взаимопонимания, без соучастия в судьбе, – одолеть их было вряд ли возможно…

В апреле 1976 года, спустя двадцать лет после нашего «многострадального» поступления на заочное отделение исторического факультета Ростовского университета, Саша – Александр Иванович Козлов – стал его деканом и проработал в этой должности многие годы.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга написана с целью помочь любому человеку в создании и развитии своего бизнеса. Она не о том...
Книга посвящена пониманию эмоций, саморегуляции и развитию эмоционального интеллекта. Автор предлага...
Великий писатель Николай Васильевич Гоголь, классик русской и украинской литературы, был еще и прево...
«Любящий Вас Сергей Есенин» – так подписывал Сергей Александрович большинство своих писем. «Твоя нав...
Данная книга посвящена практической стороне праздников. Как их организовать так, чтобы не было мучит...
Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие п...