Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке Осокин Александр
3 июня 1941 г.
176. – Вопрос НКВТ.
1. Разрешить Наркомвнешторгу из особых запасов произвести поставку в Германию во исполнение договора:
– меди 6 000 тонн
– никеля 1 500 тонн
– олова 500 тонн
– молибдена 500 тонн
– вольфрама 500 тонн
2. Разрешить УГР выдать Наркомвнешторгу 300 тонн молибден-концентрата с содержанием металла 51 % в обмен на ферромолибден по коэффициенту содержания.[8]
6 июня. Из дневника Геббельса:
Наша маскировочная деятельность срабатывает безупречно. Во всем мире говорят о предстоящем в скором времени заключении военного пакта Берлин – Москва. Можно лишь удивляться, что будет затем…
В этот же день посол Великобритании в СССР Криппс вылетел в Лондон «для консультации со своим правительством».
11 июня Геббельс записывает в дневнике:
Совместно с ОКВ и с согласия фюрера я подготавливаю статью «Крит как пример»… (статья Геббельса должна была убедить всех в том, что высадка немецкого авиадесанта на Крите была успешной репетицией высадки на Британские острова. – А. О.) Ее напечатают в «Фелькишер беобахтер» и тут же конфискуют тираж газеты. Об этом Лондону станет известно через американское посольство через сутки. В этом смысл предпринимаемой акции. Все должно служить одной цели – маскировке действий на востоке… Статья получилась – образец хитрости!
12 июня Командующему ЗапОВО генералу армии Кирпоносу отправлена совершенно секретная Директива НКО № 504207 за подписями Тимошенко и Жукова о том, что на территорию ЗапОВО в период с 17. 6 по 2. 7. 41 г. прибудут 51-й и 63-й стрелковые корпуса, а также 22-й инженерный полк. Средь прочих указаний этой директивы особенно надо отметить следующие:
Соединения, прибывающие на территорию округа, в состав Зап ОВО не включаются и Военному Совету округа не подчиняются… О прибытии на территорию округа указанных выше соединений и частей никто, кроме Вас, члена Военного Совета и начальника штаба округа, не должен знать… Открытые переговоры по телефону и по телеграфу, связанные с прибытием и разгрузкой войск, категорически запрещаю… Всем частям, прибывающим на территорию округа, присвоены условные наименования.[9]
Такие указания позволяют предположить, что перечисленные соединения (в первую очередь инженерный полк!) готовятся к переброске на берег Северного моря.
13 июня. Воистину роковой день в предыстории Великой Отечественной войны.
В 5 часов по берлинскому времени по всей Германии сразу после доставки был конфискован многомиллионный тираж газеты «Фелькишер беобахтер» со статьей Геббельса. Это был намек на то, что Геббельс якобы проболтался в ней об истинных намерениях Третьего рейха. На следующий день Геббельс напишет в дневнике:
Английское радио уже заявило, что наши выступления против России – пустой блеф, за которым скрывается наша подготовка к вторжению (естественно, на Британские острова. – А. О.). Такова и была главная цель… (показать Сталину, что идет подготовка совместного удара по Британской империи. – А. О.).
Ровно через 12 часов после конфискации газеты по советскому радио передали текст сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г., из которого следовало, что распространяемые (в первую очередь английским послом в СССР Криппсом) слухи «о близости войны между СССР и Германией… являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны… а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах… связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». Мол, читайте, сэр Уинстон, конфискованную газету «Фелькишер беобахтер», и вам все будет ясно!
В этот же день заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Ватутин пишет от руки в единственном экземпляре, не указав никакого шифра секретности, самый наисекретнейший документ – «Справку о развертывании вооруженных сил СССР на случай войны на Западе».[10]
Само название документа двусмысленно, в любом случае это включение СССР в войну, которая вот уже два года идет на Западе, но только на чьей стороне будет воевать СССР? Если исходить из того, что последние два года СССР имеет с Германией, а не с Англией, договора о ненападении, дружбе и границе, а также о торговле, поставляя ей нефть, зерно и металл, получая новейшее оборудование, станки, военные самолеты и другую военную технику, обменивается с ней военно-техническими делегациями и т. п., то скорее – на стороне Германии. Во всяком случае, я уверен, что с ней в той или иной форме было заключено соглашение о Великой транспортной операции. А уж когда советские армии окажутся на западе Европы, Сталин еще подумает, высаживаться в Англии вместе с немцами или, создав Антигитлеровскую коалицию, вместе с Англией ударить по Германии с двух сторон (вместо вяло текущей на Западе «странной войны»).
Именно в этот день командир 270-го корпусного артполка 16 ск 11А ПрибОВО майор Попов пишет «Аттестационный отзыв» на командира дивизиона 152-миллиметровых гаубиц-пушек капитана Осокина Н. И. (моего отца). Отзыв завершается словами: «Достоин выдвижения на должность зам. командира полка по строевой части». Полагаю, что это было связано с преобразованием полка из корпусного в полк РГК и подготовкой его к отъезду за границу (об этом свидетельствует то, что полк встретил войну четырехдивизионным составом, как полк РГК, а не трех, как положено корпусному артполку).[11]
14 июня в советских газетах публикуется «Сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г.».
В этот же день НКВД и НКГБ начинают завершающую часть операции в западных районах страны – Западной Украине, Прибалтике и Западной Белоруссии – по выселению «социально чуждых элементов». Она началась по приказу Берии от 22 мая 1941 г., и последней ее стадией было переселение из Прибалтики и Западной Белоруссии. По моему мнению, истинной целью этой «операции» было выселение местных жителей из полосы конечных участков железных дорог (100–200 км), ведущих к границе, где колея перед самым началом Великой транспортной операции должна была перетягиваться на узкую европейскую.
В этот же день выходит Решение Политбюро,[12] показывающее, что Германия по-прежнему неуклонно выполняет военные заказы СССР:
№ П34/32
14 июня 1941 г.
32. – ВОПРОС НКВТ.
Разрешить Наркомвнешторгу Союза ССР:
1. Подтвердить заказы:
а) бывшего Военного министерства Эстонии с фирмой «Крупп» на 9 шт. 105 мм полевых гаубиц и 2 700 шт. выстрелов к ним и
б) бывшего Военного министерства Латвии с фирмой «Шкода» на 36 шт. 105 мм полевых гаубиц и 20 000 шт. выстрелов к ним.
2. Произвести доплату за счет средств НКО Союза ССР по указанным в п. 1 заказам: фирме «Крупп-Г. М.» 512 584 и фирме «Шкода» – ам. долларов 575 955, всего 4 139 452 рублей.
Секретарь ЦК
16 июня начальник Генштаба направляет записку наркому авиапромышленности,[13] из которой видны специфические транспортные интересы Красной Армии, делающие более чем вероятной подготовку в этот период к десанту через крупную водную преграду:
№ 567240сс Экз. № 1
16 июня 1941 г.
Для обеспечения воздушно-десантных частей НКО необходимо в [19]41–42 годах следующее количество планеров:
На 1941 год:
1. Пятиместных сухопутных планеров 500 шт.
2. Одиннадцатиместных сухопутных планеров 1 000 шт.
3 Одиннадцатиместных гидропланеров 200 шт.
4. Двадцатиместных сухопутных планеров 300 шт.
Всего на 1941 г. 2 000 шт.
На 1942 год:
1. Пятиместных сухопутных планеров 1 000 шт.
2. Одиннадцатиместных сухопутных планеров 3 000 шт.
3. Одиннадцатиместных гидропланеров 500 шт.
4. Двадцатиместных сухопутных планеров 1 000 шт.
Всего на 1942 г. 5 500 шт.
Начальник Генерального штаба Красной Армиигенерал армии Жуков
В тот же день нарком внешней торговли А. И. Микоян пишет Сталину докладную записку № 21125 о ходе выполнения Хозяйственного соглашения с Германией,[14] где перечисляется вся огромная номенклатура поставленных Германией в СССР станков, оборудования и т. д. Одни только военные заказы предусматривали поставки судов, материалов для судостроения, морской артиллерии, минноторпедного вооружения, гидроакустической аппаратуры, гидрографического оборудования, самолетов, полевой артиллерии, оборудования лабораторий, радиосвязи, химического имущества, инженерного вооружения, элементов выстрела, автотанкового вооружения.
17 июня докладной запиской НКГБ в ЦК ВКП(б) за № 2288/М сообщается, что закончена операция в западных районах страны – Западной Украине, Прибалтике и Западной Белоруссии – по выселению «социально чуждых элементов». (Ранее было предписано операцию по арестам и высылке в Литве, Латвии и Эстонии закончить в трехдневный срок, из чего следует, что она началась 14 июня 1941 г.)
В тот же день нарком госбезопасности Меркулов письмом исх. № 2279/м[15] направляет Сталину последнее агентурное сообщение из Берлина, в котором приводится несколько важных фактов подготовки к войне и, в частности, говорится: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Сталин пишет на официальном документе резолюцию:
Т[овари]щу Меркулову. Может послать ваш «источник» из штаба герм[анской] авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст[алин] (см. с. 57 Фотоприложений).
У вождя нервы сдали, он даже матюкнулся – ведь не может же он всем рассказывать, что все это происходит по согласованному с ним плану, а берлинские разговоры о войне с СССР – дезинформация для усыпления Лондона!
18 июня нарком госбезопасности СССР докладывает Сталину, Молотову и Берии о массовом отъезде из СССР сотрудников германского посольства и членов их семей и об уничтожении архивов посольства:
№ 2294/М
18 июня 1941 года
По имеющимся в НКГБ СССР данным, за последние дни среди сотрудников германского посольства в Москве наблюдаются большая нервозность и беспокойство в связи с тем, что, по общему убеждению этих сотрудников, взаимоотношения между Германией и СССР настолько обострились, что в ближайшие дни должна начаться война между ними.
Наблюдается массовый отъезд в Германию сотрудников посольства, их жен и детей с вещами.
Так, за время с 10 по 17 июня в Германию выехало 34 ч. (далее дается расшифровка выезжающих по дням. – А. О.)…
16 июня с. г. всем сотрудникам военного, авиационного и военно-морского атташатов было объявлено распоряжение быть на своих квартирах не позднее 2 часов ночи.
Народный комиссар государственной безопасности Союза ССРМеркулов[16]
В тот же день Турцией подписан договор с Германией о присоединении ее к Пакту трех.
19 июня выходит Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О маскирующей окраске самолетов, взлетно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений» № 1711-724сс,[17] с необычной подписью: «Председатель СНК Союза ССР и Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин»[18] (наверное, это единственный документ предвоенного и военного периода, где Сталин почему-то счел нужным назвать так свою должность, обычно указывалось просто: «Секретарь ЦК»), и в тот же день издается приказ наркома обороны СССР Л/г 0042 «О маскировке аэродромов, воинских частей и важных военных объектов».[19] Согласно постановлению, самолеты и взлетные полосы аэродромов должны быть покрашены до 20 июля 1941 г. (для чего Наркомхимпром должен немедленно выделить необходимые краски), приказ этот срок сокращает до 1 июля 1941 г. и дополнительно требует рассредоточить самолеты по аэродромам, убрав их с взлетных полос, а также создав ряд ложных аэродромов.
Я считаю, что эти распоряжения имели двойную цель:
1. Подготовить аэродромы к перелетам через границу, начиная с 20 июня, немецких самолетов, перебрасываемых через СССР на Ближний Восток, и приземлению их на советских приграничных аэродромах (перелеты должны были происходить в темное время суток или на рассвете с первыми лучами солнца). После приземления самолеты предполагалось выкатывать на охраняемую часть аэродрома, где на них в течение дня будут закрашиваться немецкие опознавательные знаки и наноситься советские, после чего они смогут и в дневное время лететь дальше на восток над территорией СССР.
2. Скрыть советские самолеты от английских самолетов-разведчиков. От немецких разведсамолетов маскироваться было бесполезно, так как с 1940 г. они регулярно летали над советской территорией и знали всё назубок (вполне возможно, что разведполеты регулярно осуществлялись с обеих сторон границы в соответствии с договоренностью о Великой транспортной операции).
14–19 июня для Риббентропа готовятся справки по донесениям немецкой агентуры. Вот некоторые из этих донесений:
а) В берлинском дипломатическом корпусе германо-русские отношения по-прежнему являются предметом постоянных обсуждений. Появившиеся в английской прессе статьи на эту тему рассматриваются в кругах американских дипломатов как предупреждение Англии Кремлю. Англия делает это предупреждение, чтобы затормозить ведущиеся якобы в настоящее время германо-русские переговоры и помешать русским пойти на дальнейшие уступки фюреру.
б) По-прежнему в дипломатическом корпусе распространяется и подробно обсуждается слух о том, что… ожидается официальный визит в Германию главы русского государства. Этот слух особенно активно распространяется болгарской миссией… В посольстве США, в шведской и швейцарской миссиях можно услышать, что встреча имперского министра иностранных дел с Молотовым или фюрера со Сталиным не исключена. Такая встреча якобы будет означать не что иное, как последнюю германскую попытку оказать на Россию мощнейшее давление…
в) Публикация опровержения ТАСС (от 13 июня 1941 г.) в условиях нарастания нервозности и отсутствия ясности относительно намерений фюрера воспринята иностранцами, проживающими в Берлине, как полная сенсация… В интерпретации значения московской публикации мнения расходятся так же сильно, как и в оценке возможного развития германо-русских отношений. В посольстве США преобладает мнение, что Кремль своей вчерашней публикацией продемонстрировал лишь растущий страх перед столкновением с Германией и что смысл заявления ТАСС – выражение готовности к переговорам…
Представитель Юнайтед пресс в Анкаре Дакнеа Шмидт передал берлинскому отделению Юнайтед пресс секретное сообщение о политических взглядах на германо-русские отношения, которые распространены в руководящих турецких кругах в Анкаре. По данным Шмидта, в Анкаре утверждают, что Германия предъявила Советскому Союзу следующие требования:
1) возвращение Бессарабии Румынии, что якобы со всей определенностью было обещано (Гитлером) главе румынского государства во время визита того в Мюнхен,
2) использование рейхом различных нефтяных месторождений Советского Союза, а сверх того – участие в эксплуатации Украины в течение 40 лет. Турецкие круги… придерживаются мнения, что до сих пор германские требования выдвигались в чересчур резкой форме и поэтому по соображениям престижа не могли быть приняты русским правительством…
Утверждается, что, согласно последним сообщениям из Москвы, Берлином и Москвой найдена формула, позволяющая Советскому Союзу, сохраняя престиж великой державы, удовлетворить немецкие пожелания. В настоящий момент… в турецких кругах оценивают состояние… германо-русских отношений позитивно.
[1, док. № 585]
20 июня выходят приказы начальников пограничных округов НКВД об усилении охраны границы, где, в частности, говорится:
1. До 30 июня 1941 г. плановых занятий с личным составом не проводить.
2. Личный состав, находящийся на сборах на учебных заставах, немедленно вернуть на линейные заставы и впредь до особого распоряжения не вызывать…
4. Выходных дней личному составу до 30 июня 1941 г. не предоставлять…
11. Пограннаряды располагать не ближе 300 м от линии границы…
[1, док. № 591]
Я считаю, что повышение боеготовности пограничников было осуществлено не в целях защиты границы от удара немецких войск, а в связи с началом 20 июня Великой транспортной операции. Судя по приказу, переброска войск через границу должна была закончиться к 30 июня.
21 июня вернулись из Берлина сразу три советских самолета с пилотами П. Я. Кириченко (о чем свидетельствует в своих воспоминаниях начальник ГВФ В. С. Молоков), И. Ф. Андреевым и Н. А. Хорпяковым (о чем свидетельствует Герой Советского Союза летчик С. И. Швец). Это наводит на мысль, что из Берлина в этот день могла возвратиться какая-то большая советская делегация.
В этот же день принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об организации фронтов и назначениях высшего командного состава. Считается, что официально оно не было принято, но почему-то все его кадровые назначения реализованы (подробнее см. с. 74 Фотоприложений).
В этот же день состоялась беседа наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. фон Шуленбургом.
Шуленбург явился по вызову. Тов. Молотов вручил ему копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы, которое должен был сделать тов. Деканозов Риббентропу или Вайцзеккеру.
Шуленбург отвечает, что это заявление он передаст в Берлин, и заявляет, что ему ничего не известно о нарушении границы германскими самолетами, но он получает сведения о нарушениях границы самолетами другой стороны…
Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией, что миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует…
О концентрации германских войск на советской границе Гитлер сказал ему, что это мероприятие принято из предосторожности. Он, Шуленбург, разумеется, телеграфирует о сказанном ему сегодня, но, может быть, целесообразно получить соответствующую информацию от тов. Деканозова. Он, Шуленбург, слышал сообщение английского радио, что тов. Деканозов был принят несколько раз Риббентропом. Германское радио ничего не сообщало об этом.
Тов. Молотов отвечает, что ему известно это сообщение английского радио. Оно не соответствует действительности.
[1, док. № 597; АВП РФ. Ф. 06. Оп. З. П. 1. Д. 5. Лл. 8—11]
Время начала беседы Молотова с Шуленбургом в приведенной советской записи не указано, зато оно указано Шуленбургом в его телеграмме № 1424 в МИД Германии с отчетом об этой встрече – «вечером в 9.30» (на телеграмме есть отметка, что она отправлена из Москвы 22 июня 1941 г.
в 1.17, а получена в Берлине в тот же день в 2.30, совершенно очевидно, что по берлинскому времени). Из указанного на телеграмме времени ее отправления следует также, что, скорее всего, беседа Шуленбурга с Молотовым закончилась очень поздно, ибо, учитывая ситуацию, он обязан был немедленно доложить о ней в Берлин.
Поскольку в Кремлевском журнале записано, что Молотов в этот день с 18.27 до 23.00 неотлучно находился в кабинете Сталина, возникает вопрос: как и где он принимал Шуленбурга? Вариантов три: либо он выходил, покидая столь важное совещание, причем дежурный в приемной почему-то не зарегистрировал его выход в журнале (что кажется маловероятным), либо этот прием происходил в кабинете Молотова, либо Шуленбург заходил в кабинет Сталина в указанное время, прервав шедшее там совещание (что также маловероятно).
И еще одна цепочка событий последнего предвоенного дня. В своих воспоминаниях Г. К. Жуков пишет, что вечером ему сообщили о немецком перебежчике в КОВО, который предупредил о нападении немцев на рассвете. Он по телефону сообщил об этом Сталину и в 20.50 вошел вместе с Тимошенко в кабинет вождя, где находился до 22.20. Это делает более вероятным следующий вариант: Жуков и Тимошенко в кабинете Сталина докладывают о перебежчике – Молотов звонит Шуленбургу и просит его срочно приехать – Шуленбург приезжает, ему рассказывают о перебежчике и о назначенном на утро нападении на СССР и просят дать объяснения.
Я допускаю и другой вариант встречи Молотова с Шуленбургом – по инициативе Шуленбурга, либо вернувшегося из Берлина, либо имевшего беседу с кем-то, только что вернувшимся из Берлина, либо узнавшего содержание привезенного ему самолетом запечатанного пакета с нотой-меморандумом от 21 июня 1941 г.
Вероятность такого варианта довольно велика, если учесть теплое отношение Шуленбурга к России и три встречи с его советским коллегой Деканозовым (5, 9 и 12 мая 1941 г.) в неофициальной обстановке, во время которых он даже предупреждал о подготовке Германией удара по СССР (Сталин сказал по этому поводу: «Дезинформация пошла на уровне послов»). Тогда приглашение его Молотовым 21 июня и вручение вербальной ноты о нарушениях границы немецкими самолетами с одновременным вручением такой же ноты Деканозовым германскому МИД в Берлине – просто срочно организованное Молотовым прикрытие инициативы Шуленбурга.
Если так оно и было, то по-новому объясняется и появление Директивы № 1, отправленной западным округам. Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» утверждает, что аргументом, убедившим Сталина в том, что она нужна, стало задержание перебежчика в КОВО, но ведь до этого перебежчики со сходными заявлениями задерживались неоднократно, однако директиву в войска почему-то не давали. Скорее всего, ее отправили именно после беседы Шуленбурга с Молотовым, во время которой Шуленбург, рискуя жизнью, прямо предупредил его о назначенном на рассвете 22 июня 1941 г. ударе немецкой армии. Не исключено, что непонятное указание в Директиве № 1: «В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев», хотя в сообщении перебежчиков говорилось не о «возможности», а называлось совершенно конкретное время нападения – 22 июня в 3 часа утра по берлинскому времени (в 4 часа по московскому), было дано именно для прикрытия источника информации и в надежде на то, что это все же провокация, пусть даже на уровне Риббентропа.
Загадочная телеграмма атташе Баумбаха
(только документы)
Среди предвоенных документов 1941 г. имеется одна загадочная телеграмма, объяснение которой могло бы пролить свет на тайну 22 июня 1941 г. Это телеграмма военно-морского атташе Германии в СССР капитана 1-го ранга Вернера Баумбаха от 24 апреля. Но вначале обратим внимание и на несколько других документов.
Документы из книги «Оглашению не подлежит. СССР – Германия. 1939–1941» [86]
158.[20] Меморандум МИД Германии (Кому? По непонятной причине это нигде не указано. – А. О.)
Берлин, 13 марта 1941 г.
Государственная тайна
Генерал Варлимонт и капитан военно-морских сил Бюркнер высказали мнение, что по определенным причинам необходимы скорейшее прекращение деятельности многочисленных русских комиссий, работающих на германской территории на Востоке, и их немедленная отправка домой. Подобные комиссии все еще находятся на германской территории в связи с возвращением из Германии в Литву литовских эмигрантов. Еще действует германо-русская пограничная комиссия, а также несколько местных подкомиссий. Одни из этих подкомиссий находятся на русской территории, а другие – на территории Германии (и, между прочим, к югу от Сувалок). Работа этих подкомиссий должна была быть закончена к 10 марта. По ряду причин они еще не начали своей работы. ОКВ требует, чтобы было сделано все возможное для недопущения их работы.
Присутствие русских в этих районах Германии может быть разрешено лишь до 25 марта. В северном секторе уже собираются крупные контингенты германских войск. С 20 марта будут иметь место еще более крупные концентрации.
В связи с этим встает вопрос, не займет ли армия здание русского консулата в Кенигсберге.
Риттер[21]
163. Посол Шуленбург – В МИД Германии
(После переговоров и подписания пакта о нейтралитете между СССР и Японией Сталин приехал проводить японского министра иностранных дел Мацуоку на вокзал. Среди провожавших был и германский посол в Москве Шуленбург. Вернувшись с вокзала, он немедленно дал телеграмму в Берлин, а через несколько часов отправил вот это дополнение к ней. – А. О.)
Телеграмма
Москва, 13 апреля 1941 – 21. 00
№ 884 от 13 апреля
В дополнение к моей телеграмме
№ 883 от 13 апреля
Срочно!
1. Как следует из заявления Мацуоки здешнему итальянскому послу, заверение Мацуоки, что он приложит все усилия для ликвидации японских концессий на Северном Сахалине, было письменно подтверждено письмом Мацуоки Молотову.
2. На вопрос итальянского посла, поднимался ли во время переговоров Мацуоки со Сталиным вопрос об отношениях Советского Союза с Осью, Мацуока ответил, что Сталин сказал ему, что он – убежденный сторонник Оси и противник Англии и Америки.
3. Отбытие Мацуоки задержалось на час, а затем имела место необычная церемония. Явно неожиданно как для японцев, так и для русских вдруг появились Сталин и Молотов и в подчеркнуто дружеской манере приветствовали Мацуоку и японцев, которые там присутствовали, и пожелали им приятного путешествия. Затем Сталин громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь всё для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности немецкого военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом.
Шуленбург
164. Поверенный в делах Типпельскирх – в МИД Германии Телеграмма
Москва, 16 апреля 1941 – 0.37
Получена 16 апреля 1941 – 3.10
№ 902 от 15 апреля 1941 г.
Срочно!
В дополнение к телеграмме № 884 от 13 апреля
Секретно!
Японский посол, которого я сегодня посетил, сказал мне, что с заключением советско-японского пакта о нейтралитете в советском правительстве создалась очень благоприятная атмосфера, в чем его убеждал Молотов, который сегодня попросил его прийти немедленно для продолжения переговоров о торговом соглашении. Заключение договора [о нейтралитете] вызвало разочарование и беспокойство в Америке, где с интересом следили за визитом Мацуоки в Берлин и Рим.
Сотрудники здешнего японского посольства утверждают, что пакт выгоден не только Японии, но и Оси, что он благоприятно воздействует на отношения Советского Союза с Осью и что Советский Союз готов сотрудничать с Осью.
Поведение Сталина в отношении господина посла на вокзале во время отъезда Мацуоки рассматривается здешним дипломатическим корпусом в таком же духе. Часто высказывается мнение, что Сталин специально воспользовался возможностью продемонстрировать свое отношение к Германии в присутствии иностранных дипломатов и представителей прессы. Ввиду постоянно циркулирующих слухов о неизбежном столкновении между Германией и Советским Союзом это следует считать заслуживающим особого внимания. В то же время изменившаяся позиция советского правительства связывается здесь с успехами германских вооруженных сил в Югославии и Греции.
Типпельскирх
Раз эту телеграмму отправил Типпельскирх, значит, можно предположить, что Шуленбург 14 апреля 1941 г. вылетел в Берлин, передав ему свои обязанности. Это подтверждает известный факт аудиенции Шуленбурга у Гитлера 28 апреля 1941 г., во время которой он якобы понял, что война с СССР неизбежна. Почему же сталинские дружеские объятья на перроне Казанского вокзала и сообщение японского посла о готовности Советского Союза сотрудничать с Осью вызвали у Гитлера решение воевать с СССР, то есть начать вдруг войну на два фронта?
А может быть, отъезд Шуленбурга имел другую цель и его пребывание в Берлине закончилось окончательным согласованием вопроса о присоединении СССР к Пакту трех и превращением его в Пакт четырех? Ведь к Первомаю Шуленбург вернулся в Москву вместе с советским послом в Берлине Деканозовым. А может быть, и тот был принят Гитлером 28 апреля вместе с Шуленбургом?
Во всяком случае, 1 Мая Сталин почему-то был не в удрученном, а в прекрасном настроении. Деканозов же стоял на трибуне Мавзолея рядом с ним, первым из советских послов удостоившись такой чести. C чего бы вдруг?
А следующий документ позволяет предположить, что уже 18 апреля 1941 г. (то есть сразу же после того, как Мацуока побывал в Москве, затем в Берлине и вновь в Москве) в Берлине находилась советская делегация, в состав которой входили Деканозов и Крутиков. С немецкой стороны в этой встрече участвовал Шуленбург. Кто же еще?
165. О соблюдении хозяйственного соглашения
Протоколоб итогах встречи между полномочными представителями Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик
по проверке соблюдения Хозяйственного соглашения
между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик
от 11 февраля 1940 г.
Полномочные представители Правительства Германской Империи и Правительства Союза Советских Социалистических Республик, действуя в соответствии со статьей 10 Хозяйственного соглашения между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик от 11 февраля 1940 г., на основании проверки ими соблюдения вышеуказанного соглашения на 11 февраля 1941 г., согласились в следующем:
По советским данным, советские поставки на 11 февраля 1941 г. исчисляются в 310, 3 миллионов марок. Поставки из Германии на эту сумму будут произведены не позже 11 мая 1941 г.
Исполнено в двух оригиналах, на немецком и русском языках каждый, оба текста считаются аутентичными.
Совершено в Берлине, 18 апреля 1941 г.
За Правительство Империи К. ШнурреПо полномочию Правительства СССР А. Крутиков
166. Поверенный в делах Типпельскирх – в МИД Германии
ТелеграммаМосква, 22 апреля 1941 – 0. 05
Получена 22 апреля 1941 – 3. 30
№ 957 от 21 апреля
Срочно!
Генеральный секретарь Наркомата иностранных дел вызвал меня сегодня в свой кабинет и вручил мне вербальную ноту, в которой содержится требование безотлагательно принять меры против продолжающихся нарушений границы СССР германскими самолетами. В последнее время нарушения значительно участились. С 27 марта по 18 апреля произошло 80 подобных случаев.
Нота, к которой приложено подробное описание 80-ти нарушений, обращает особое внимание на случай с приземлившимся около Ровно 15 апреля самолетом, в котором были найдены фотоаппарат, несколько кассет отснятой пленки и порванная топографическая карта районов СССР, что свидетельствует о целях экипажа этого самолета.
Нота содержит дословно следующее:
«Соответственно, Народный Комиссариат считает, что необходимо напомнить германскому посольству о заявлении, сделанном 28 марта 1940 г. помощником военного атташе полпредства СССР в Берлине Имперскому маршалу Герингу, в котором говорилось, что Народный Комиссар обороны СССР сделал исключение из крайне строгих правил защиты советской границы и дал пограничным войскам приказ не открывать огня по германским самолетам, залетающим на советскую территорию, до тех пор, пока эти перелеты не станут происходить слишком часто».
В заключение в ноте еще раз подчеркнуто выражается надежда Комиссара Иностранных Дел, что германское правительство предпримет все необходимые меры, чтобы предотвратить нарушение государственной границы СССР германскими самолетами в будущем.
Генеральный секретарь просил меня передать содержание ноты в Берлин, что я и обещал сделать.
Ввиду того, что советская вербальная нота ссылается на недавний меморандум об аналогичных пограничных нарушениях границы германскими самолетами, а также напоминает нам о заявлении помощника военного атташе, следует, вероятно, ожидать серьезных инцидентов, если германские самолеты будут продолжать нарушения советской границы. Типпельскирх.
То, что телеграмму подписал Типпельскирх, вполне понятно, ибо Шуленбурга нет в Москве, он в Берлине. Но вот почему вербальную ноту вручает не нарком иностранных дел Молотов, как, например, 21 июня 1941 г., а Генеральный секретарь НКИД без указания фамилии, неясно. Может быть, Молотов в это время инкогнито тоже находился в Берлине, например, возглавляя советскую делегацию на тайных переговорах с Гитлером?
167. Военно-морской атташе в Москве – Военно-морскому командованию Германии
Телеграмма24 апреля 1941 г.
№ 34112/110 от 24 апреля
Для военно-морского флота
1. Циркулирующие здесь слухи говорят о якобы существующей опасности германо-советской войны, чему способствуют сообщения проезжающих через Германию.
2. По сведениям советника итальянского посольства, британский посол называет 22 июня как дату начала войны.
3. Другие называют 20 мая.
4. Я пытаюсь противодействовать слухам, явно нелепым.
Военно-морской атташе [Баумбах]
Это один из самых загадочных предвоенных документов и в первую очередь потому, что 24 апреля 1941 г. Гитлер еще никому, даже своим генералам, не назвал дату нападения на СССР. Тем более она не могла быть в этот момент названа английским послом Криппсом. Показательно, что именно заявления, якобы сделанные Криппсом о намечающейся войне СССР и Германии, будут указаны впоследствии в сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. чуть ли не в качестве главной причины его опубликования. Поэтому, если предположить, что 24 апреля положение было столь близко к войне, что даже заставило Сталина вскоре принять решение о возложении на себя обязанностей Председателя Совнаркома, непонятно как в этот же самый период советская делегация могла вести переговоры в Берлине и почему после ее возвращения в Москву Сталин 1 мая 1941 г. стоял на трибуне Мавзолея в прекрасном настроении. Скорее всего, разговоры о вероятности этого столкновении были «дезой» для англичан, а Председателем Совнаркома Сталин стал перед началом совместных военных действий против Англии.
А вот отрывок из другой публикации [102], позволяющий уточнить реальную дату телеграммы Баумбаха иным путем – из открытых в последние годы материалов о работе советских контрразведчиков перед войной:
Александр Пронин, полковникТайна особняка в Хлебном переулке60 лет назад советской контрразведке удалось организовать регулярное прослушивание и запись конфиденциальных бесед германского военного атташе в Москве генерал-майора Эрнста Кёстринга и его сотрудников. Содержание этих материалов не оставляло сомнений: в ближайшее время Германия нападет на СССР… В 20-х числах апреля 1941 года они получили возможность ежедневно прослушивать и записывать откровенные беседы ничего не подозревавших германских дипломатов… 25 апреля 1941 года записан следующий разговор между заместителем германского военного атташе Кребсом и помощником военного атташе Шубутом…
Эта информация интересна тем, что хотя из других публикаций известно, что прослушивался только кабинет Кёстринга, беседу в нем ведут лица из его окружения, ибо сам он в это время находился в Берлине вместе с послом Шуленбургом и вернулся в Москву лишь к Первомайскому празднику.
Записи разговоров в немецком посольстве, доставляемые с конца апреля 1941 г. Сталину – практически с того самого времени, когда Баумбах якобы отправил своему начальству в Берлин телеграмму о том, что война Германии и СССР начнется 22 июня 1941 г., показывают, что в это время об этой дате не было даже никаких упоминаний.
…Аппаратура подслушивания день за днем фиксировала все, что происходило в стенах особняка генерала… Вот фрагмент послеобеденной беседы чинов военного и военно-морского атташата, похоже, сдобренной коньячком и состоявшейся в середине мая:
Кёстринг: …Наступать – вот единственно правильная вещь. Конечно, русские против войны. Я думаю, что все же они боятся…
Баумбах: У меня создалось впечатление, что русские пока спокойны.
Кёстринг: То дело, о котором мы говорили, должно оставаться в абсолютной тайне. Эти две недели должны быть решающими (сроки начала блицкрига против СССР фюрер неоднократно переносил; в середине мая речь шла о готовности к нападению 1 июня. – Примеч. А. Пронина)… Природные богатства! Это будут наши естественные завоевания…
Итак, если верить этой публикации, 25 апреля была записана беседа сотрудников немецкого военного атташата. Эта дата подозрительно близка к «24 апреля 1941 года», когда Баумбах якобы отправил в Берлин телеграмму с сообщением о том, что британский посол называет 22 июня 1941 г. датой начала войны Германии и СССР. Разговор, в котором речь идет о решающих «этих двух неделях», почему-то не датирован, хотя автор в газете «Труд» указывает, что он происходит в середине мая, из чего следует, что дата нападения Германии на СССР – 1 июня. Тогда почему же Баумбах, которому это говорит Кёстринг, никак не реагирует на новую дату – не радуется, например, что англичане не узнали истинную дату нападения и поэтому не сумеют предупредить Сталина? Скорее всего, потому, что на самом деле этот разговор происходил 8 июня 1941 г. (эта дата получается, если от 22 июня отнять 14 дней).
Маршал Советского Союза В. И. Чуйков в своей книге «Конец третьего рейха» (М.: Советская Россия, 1973), описывая свою беседу с парламентером фашистского руководства начальником Генштаба сухопутных войск генералом Кребсом 1 мая 1945 г., приводит его слова: «Я был также в Москве и до мая сорок первого года замещал там военного атташе». Известно, что Кребс находился в Москве до начала войны (c 1 мая вновь в роли заместителя военного атташе) и был обменен 19(?) июля 1941 г. на болгаро-турецкой границе вместе с работниками германского посольства в Москве на советских дипломатов и специалистов, находившихся в Германии.
Небезынтересен в этой связи и факт срочного отъезда 5 июня английского посла Криппса в Лондон по вызову его правительства (самолетом через Стокгольм), о чем он известил замнаркома иностранных дел Вышинского во время прощального визита в НКИД 4 июня. Если Криппса вызвали в Лондон для объяснений по поводу утечки от него информации о нападении на СССР 22 июня, то опять же более вероятно, что телеграмма Баумбаха была отправлена в Берлин 24 мая, а не 24 апреля.
Нельзя не обратить внимания и на то, что роковое сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г. начинается фразой: «Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”». Это также указывает на связь сообщения ТАСС с телеграммой Баумбаха, причем временной интервал между ними свидетельствует в пользу того, что телеграмма была отправлена 24 мая, а не 24 апреля.
Из этого следует, что, скорее всего, военно-морской атташе Германии Баумбах сообщил об исходящих от английского посла Криппса слухах о начале войны 22 июня 1941 г. телеграммой в Берлин 24 мая 1941 г., однако, возможно, на телеграмме месяц был указан латинскими цифрами: 24/V-41. Поэтому при публикации телеграммы Баумбаха в начале 90-х годов в целях сокрытия реальной даты латинскую цифру V без труда могли исправить на IV, после чего и появилась дата 24 апреля 1941 г. А добавлением первой и последней цифр мог быть изменен и исходящий номер этой телеграммы, переданной якобы не в МИД от посольства, а командованию ВМФ от военно-морского атташе.
Так что эта загадка может быть легко решена, если окажется, что в подлиннике телеграммы Баумбаха дата ее отправки указана латинскими цифрами. Остается лишь отыскать этот подлинник на немецком языке…
Великая транспортная операция
«Бермудский» треугольник на петлицах младшего комсостава
Эта тема началась для меня с одной не очень удачной и не очень качественной фотографии, которую мне принес бывший коллега по работе Владимир Петрович Умрихин, старейший работник предприятия, талантливый слесарь-рационализатор, ветеран Великой Отечественной войны. На фотографии широко улыбался стриженный «под нуль» молодой парень в довоенной гимнастке с петлицами.
– Это одна из последних фотографий моего родного брата Александра, 1918 года рождения, – сказал Владимир Петрович, – и хотя по дате съемки (20 января 1941 года) она не самая последняя, но мы в семье так ее называем, потому, что она из числа тех фотографий, которые брат по какой-то причине собрал вместе и отправил домой перед самой войной, в том числе и эту. Мы их получили 19 июня 1941 года, все в одном конверте вместе с последним письмом от него, – объяснил Владимир Петрович.
– А где он служил в то время?
– Он служил третий год срочной службы. Оказался в самой западной точке Советского Союза. Возле границы, в кавалерийской дивизии, которая стояла в бывшем польском городе Замбров (Самбор). Он служил в конной разведке. В конце апреля перед первомайскими праздниками Александр неожиданно приехал в Москву в сопровождении двух красноармейцев – он привез важные документы, и они его охраняли. Их послали, потому что они тоже были москвичами и им было где остановиться. A уехали назад они 8 мая 1941 года, я почему все это хорошо помню – на их проводах с Белорусского вокзала я впервые увидел свою будущую жену Катю, которая была родной сестрой одного из сопровождающих – Александра Лизнева (сам Владимир Петрович ушел на фронт 27 июня 1941 г. добровольцем, а поженились они с Екатериной после войны и счастливо прожили 49 лет до самой ее кончины. – А. О.
Читать бесплатно другие книги:
