Украина на перепутье. Записки премьер-министра Азаров Николай
Мне приходилось встречаться и с другими руководителями той эпохи. Никто из них не хотел возвращаться в сталинское время. Если резюмировать то, что являлось общим в их рассказах, следует отметить, что такая жесткая мера ответственности, как тюрьма, наказание вплоть до расстрела, была жестокой мерой борьбы с присущей нашим людям расхлябанностью, разболтанностью, недисциплинированностью. Любая авария, любое чрезвычайное происшествие, задержка и невыполнение в срок заданий рассматривались прежде всего как «вредительство». Для расследования этого страшного обвинения подключались органы государственной безопасности.
И даже в тех случаях, когда реально был виноват «стрелочник», наказание несли все руководители. Кадровик – за то, что принял этого «стрелочника» на работу, технический руководитель – за то, что не обеспечил контроль и надзор за работой «стрелочника», руководитель предприятия – за все вместе взятое. Расследование доходило и до наркоматов, впоследствии министерств. Такая жесткая система приводила к очень напряженной работе всех звеньев производства и, конечно, значительно повышала эффективность управления.
Могла ли такая система, если бы она действовала длительное время, привести к изменению менталитета людей, работающих в системе управления? Трудно сказать. Но, отказываясь от таких жестких крайностей, необходимо было сохранить все меры административной, финансовой, а в ряде случаев и уголовной ответственности. В тот период, о котором я рассказываю, эта система настолько «эродировала», т. е., разъела саму себя, что породила другую крайность. Мало кто решался взять на себя любую ответственность, предпочитая не предпринимать никаких решений, заранее готовя мотивацию для своей бездеятельности.
Все это привело к такой немыслимой концентрации и централизации принятия решений, что в конечном итоге была утеряна эффективность работы всего аппарата управления. Например, чтобы увеличить штатную численность института на пять человек или увеличить оклад какого-то специалиста на сорок рублей, мне, директору института, необходимо было подписать изменение штатного расписания у министра или его заместителя. Большего абсурда и придумать было трудно.
Итак, историческое отставание и неэффективное управление – два фактора, на мой взгляд, вполне очевидные.
Рынок или плановая система хозяйствования? А вот здесь не все представлялось мне таким однозначным. Беспрерывные кризисы рынка, глубокие социальные контрасты, неспособность рынка обеспечить динамичное развитие многих стран мира… Но, с другой стороны, дефицит и диспропорции плановой системы, накинувшей на народное хозяйство жесткую узду ограничений и препятствовавшей быстрому и эффективному развитию новых направлений, громоздкая система принятия серьезных решений: предприятие – обком – отраслевое министерство – Госплан – правительство – ЦК КПСС. И это еще далеко не вся цепочка инстанций, которые необходимо было пройти, чтобы получить конкретные решения, например, на выделение финансовых и материальных ресурсов.
На всех этапах прохождение блокировали абсолютно незаинтересованные чиновники. Пробиться через многочисленные барьеры было просто невозможно. Вдобавок существовало еще одно серьезное ограничение. Это пятилетние планы. Если ты не попал в «пятилетку», то шансов «въехать» в план с новой позицией было очень мало, потому что это означало, что какую-то другую позицию необходимо исключить или ограничить. Принятие такого решения зависело только от самых высших руководителей, и этому предшествовала очень долгая и не всегда конструктивная бюрократическая эпопея. И даже получение команды «добро» на самом высоком уровне еще не означало доведение идеи до решения. Могла ли такая система управления соответствовать быстро изменяющемуся и динамично развивающемуся техническому миру?
Знакомясь с работой рыночных предприятий, я видел, что на первом этапе всегда разрабатывается бизнес-план, который включает в себя все стадии развития предприятия, задействования финансовых ресурсов. Во многом он схож с нашими планами развития, так же довольно забюрократизирован, предусматривает прохождение через различные инстанции самого предприятия, через банковские учреждения, различные правительственные органы. Но сама схема прохождения документа значительно короче и проще, чем при действовавшей у нас системе. Причем основные риски ложатся не на государство, а на самого собственника, и тут уже ответственность персонифицирована.
Таким образом, сама собой напрашивалась идея комбинирования двух этих подходов. За централизованным подходом должно оставаться стратегическое планирование, т. е. определение того, что мы хотим получить на выходе, например, через пять лет, какие для этого должны быть созданы условия, инфраструктура, предусмотрены ресурсы. А вот за предприятиями разной формы собственности – государственными, акционерными, частными, – в рамках решения этих задач остается свобода действий, свобода конкуренции и полная государственная поддержка. Разумеется, такая модель требовала совершенно другого институционального подхода со стороны государства. Но я не усматривал здесь антагонизма, напротив, разумное сочетание этих двух подходов позволило бы значительно снизить риски обоих методов управления народным хозяйством.
Обращаясь к китайскому опыту, можно с уверенностью сказать, что более чем тридцатилетний бескризисный период развития такой гигантской страны, как Китай, уже сам по себе вполне убедительный факт в пользу подобного подхода. Сколько раз сомнительные «оракулы» предрекали Китаю кризисы, потрясения, различные проблемы. И всякий раз их прогнозы не сбывались. А там, где и появлялись определенные проблемы, внимательный анализ показывал, что это были либо естественные для такого динамичного развития «проблемы роста» (возникновение диспропорций из-за неравномерного роста различных направлений экономики), либо как раз какой-либо тактический отход от принятых моделей управления.
В ту давнюю поездку в ФРГ я обратил внимание, как эта богатая страна экономила на всем, особенно на энергоресурсах. Конечно, это не Великобритания, где «наш человек» банально мерз зимой в отелях, но и в ФРГ электроэнергия, газ, горячая вода и бензин стоили в десятки раз дороже, чем в СССР. Я наблюдал, как при строительстве домов тщательно утеплялись стены и окна. Все это мало походило на строительство наших панельных домов. Да и само расходование материалов было очень рачительным.
Самую большую статью экономии для немецкого обывателя составляли отчисления на оборону. Редко где-либо можно было увидеть немецкого военнослужащего, зато повсеместно чувствовалось присутствие американской армии. Это и многочисленные военные базы, военные машины на дорогах, аэродромы, да и сами американские военные, которые уверенно, по-хозяйски чувствовали себя в ресторанах и магазинах. Конечно, американское военное присутствие давало значительный плюс немецкой экономике.
Я не говорил по-немецки, и мне очень трудно было оценить отношение средств массовой информации к нашей стране. Зато были газеты и телеканалы на английском языке. И то, что мы видели, ясно показывало антисоветский и пропагандистский характер информации. Как раз в это время проходил официальный визит Л.И. Брежнева в ФРГ. Было видно, что генсек был физически нездоров, немощен, но беспрерывное смакование кадров, где Леонид Ильич оступился на ступеньке лестницы, и как его с испугом на лице поддержал А.А. Громыко, не делало чести ни журналистам, ни редакторам этих каналов. Конечно, нам было обидно за нашего руководителя, у нас были свои претензии к нему. Может быть, ему и не стоило ехать в таком состоянии в зарубежную поездку… Но, в любом случае, это были недостойные приемы принимающей стороны.
Вообще, определенные моральные вопросы к богатому немецкому обществу не раз возникали у меня во время пребывания в Германии. Шокировали и громадные районы публичных домов, где можно было увидеть томящихся в ожидании клиентов полуобнаженных проституток, и бесконечные «Living show», где женщины и мужчины демонстрировали за очень умеренную плату все подробности своих тел, и совсем юные девочки, настойчиво предлагающие свои услуги в подъездах домов и на скамейках парков, и благообразный немецкий дедушка, стряхивающий пепел с горящей сигареты на лицо лежащего на тротуаре бомжа, и драки добропорядочных обывателей за товар стоимостью в одну марку на распродажах. Многое и многое мне, человеку, воспитанному советской моралью, представлялось странным, и я пытался найти какое-либо разумное объяснение всем этим явлениям.
Мы находились в ФРГ в разгар конфликта, вызванного вводом советских войск в Афганистан. Можно было наблюдать хорошо скоординированную массированную обработку западных обывателей средствами массовой информации. Я не считал это решение советского руководства правильным. Конфликт, несмотря на первоначальные успехи в его преодолении, явно затягивался, и перспектив его урегулирования не предвиделось. Меня удивляло, что советские средства массовой информации практически ничего не делали для разъяснения или хотя бы сбалансированного толкования позиций. Складывалось впечатление, что советским руководителям было «глубоко наплевать» на общественное мнение западного мира. Мне, например, это было неприятно. Когда эта тема поднималась в беседах с немцами, нам, по большому счету, нечего было сказать в оправдание действий своей страны.
Через двадцать лет точно такие же действия, только с намного большим ущербом для Афганистана и всех окружающих его стран, предпримут США и их союзники. Но в этом случае мощная пропагандистская кампания убедит западного обывателя в необходимости борьбы с террористами, он, воспитанник великой западной культуры, в это поверит. Как будто где-либо и когда-либо весь народ целиком может состоять из террористов, включая грудных детей и стариков.
В ФРГ тогда активно действовали группы поддержки афганского народа, которым помогали все выходцы из мусульманских стран. Они постоянно проводили пикеты, раздавали листовки, вывешивали плакаты. Завидев тех, кого они считали русскими, они вели себя очень агрессивно. Но в целом нам удавалось избегать особых инцидентов.
Стажировка в ФРГ много дала нам как в профессиональном, так и в общем развитии. Она придала нам уверенности в своих силах, показала, что мы находимся на верном пути. К сожалению, в это же время в бывшем «Союзе угля и стали» было принято решение вначале сократить, а потом и вовсе прекратить добычу угля. Существенному уменьшению подвергалась и металлургия, связанная с угольной промышленностью. ФРГ закрыла свои шахты и металлургические предприятия, то же самое сделала Великобритания и другие страны ЕС. Они предпочли импортировать металл, а от угля отказались почти полностью, реализовав в полной мере структурные реформы. Точно такая же политика проводилась ими в отношении энергоемких, экологически вредных производств.
За тридцать лет эта политика привела к тому, что такие производства полностью переместились в развивающиеся страны. Энергоемкость, материалоемкость экономики развитых стран ЕС резко уменьшилась, а соответственно, улучшились все экономические показатели работы промышленности. Пользуясь своим монопольным положением на рынке финансовых услуг, на фондовом рынке, в торговых и политических институтах, а иногда используя и военное превосходство, хорошо координируя свои действия, ЕС и США, по сути, превратили остальной мир в своих доноров, обеспечивающих их дешевыми энергоресурсами, промышленными товарами и ресурсами, рабочей силой. В свою очередь, через свои кредитные институты они финансируют только те проекты, которые представляют для них интерес, меньше всего заботясь о гармоничном развитии, экологической безопасности тех стран, которые они «облагодетельствовали». Безусловно, такой порядок вещей не может долго устраивать развивающийся мир. Появление региональных торговых организаций, БРИКС и других – веские тому свидетельства. Отказ от доллара, как единой расчетной единицы, построение более справедливого мирового порядка уже не за горами.
И здесь возникает вопрос: будет ли этот процесс мирным, основанным на добровольных компромиссах, или же примет жесткую форму международных конфликтов? Уже сейчас «дуга опасности» охватывает с юга практически всю Европу, проходя через Афганистан, Иран, Ирак, Судан и т. д. Принимая крайне опасные радикальные формы, эти конфликты, по сути, подспудно, иногда неосознанно, направлены против западной гегемонии, навязываемых западных доктрин, несправедливых международных экономических правил.
Необходима исключительная мудрость и прозорливость руководства западных стран, чтобы осознать опасность продолжения этой неразумной политики. На планете не должно быть одного «золотого миллиарда» и шести миллиардов обездоленных людей. Никакое военное превосходство никогда не сможет остановить естественное желание подавляющего большинства населения мира добиться исторической справедливости. Украина, как часть европейского мира, естественно, заинтересована в стабильности. Без этого невозможно создание благополучной и безопасной страны.
Возвращаясь к своим впечатлениям о первом пребывании в развитой капиталистической стране, «витрине западного мира», как ее тогда называли, не могу не упомянуть еще об одном наблюдении. В ФРГ мы приехали по линии Министерства внешней торговли СССР через какое-то внешнеторговое объединение. И, естественно, часто общались с работниками этого объединения. На родине я не раз покупал какие-то импортные товары, костюмы, например, и теперь, сравнивая их качество и цену с аналогичными товарами в ФРГ, не мог не увидеть разительного отличия. Товары в СССР продавались по значительно более высоким ценам и были более низкого качества. Парадокс.
Однако этот парадокс, как оказалось, имел простое объяснение. Предположим, внешнеторговое объединение получало заказ закупить в ФРГ 1 млн костюмов, и на это выделялось 100 млн марок. При этом тем сотрудникам, которые обязаны были обеспечивать выполнение контракта, выплачивались еще и премиальные в случае экономии валюты. Бойкие советские и немецкие дельцы очень быстро договаривались между собой к взаимному удовольствию сторон и неудовольствию советских покупателей (правда, только тех, кто имел возможность сравнивать, а таких в то время было совсем немного). Это тоже был четкий показатель деградации определенной части советской элиты, что невозможно было представить двумя десятками лет раньше.
Очень ценной и важной национальной чертой немцев мне показалась их честность. Я не раз убеждался в этом в самых разных ситуациях. Но об одном случае хочу рассказать особо.
Мы были в ФРГ во время проведения чемпионата мира по футболу. В наших дешевых номерах не было ни телевизора, ни холодильника. Мой немецкий товарищ по стажировке, Гюнтер, привез мне из дома телевизор, и я мог смотреть футбольные матчи. По завершении чемпионата я пообещал Гюнтеру привезти телевизор на работу. Утром я вынес его на улицу и стал перед отелем ждать машину, которая должна была отвезти меня на работу. Не помню, по каким причинам, но машина сильно задержалась. Я несколько раз заходил в отель и звонил на фирму, чтобы узнать о причине задержки. Когда, наконец, машина приехала, я сел в нее и поехал на работу.
Вспомнил я о телевизоре только тогда, когда увидел Гюнтера. Меня прошиб холодный пот. Улица примыкала к вокзалу и была очень оживленной. Взять небольшой переносной телевизор не было никаких проблем. Я с тревогой рассказал об этом Гюнтеру и попросил немедленно съездить и посмотреть, там ли телевизор. К моему удивлению, Гюнтер совершенно спокойно отнесся к моему сообщению и предложил вечером отвезти меня в отель и заодно забрать телевизор. Я не мог выдерживать эту неопределенность до вечера и настаивал, что надо ехать немедленно. Мы поехали в отель. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что телевизор стоит на том же самом месте, где я его поставил…
Наша стажировка подходила к концу. Я уже стал скучать по семье, по стране, и когда, наконец, услышал привычную грубоватую речь советских пограничников, стало тепло на душе, и эта грубоватость как-то даже не обижала и казалось родной.
Я вернулся из ФРГ с противоречивыми ощущениями и долго не мог их четко сформулировать. Не хватало жизненного опыта, кругозора. Но сейчас, через тридцать с лишним лет после той поездки, когда я уже объехал много стран и много чего повидал, мои впечатления и оценки обретают точность и выверенность. Разумеется, субъективную.
На работе в Донецке
В 1983 г., в самый разгар работы над докторской диссертацией, мне поступило предложение из Министерства угольной промышленности переехать на Украину в Донецк и заняться там созданием нового научного направления «Горная геофизика». Некоторое время я колебался, а затем дал согласие. В мае 1984 г. я перебрался в Донецк; семья приехала позже, когда мне дали квартиру. Коллектив института, в котором я вначале работал заместителем директора по научной работе, а позже директором, на первых порах встретил меня настороженно и даже неприветливо. Коллектив был раздроблен на какие-то группировки, шли постоянные конфликты, и работать было сложно. Но через пару лет все эти дрязги отошли в сторону, и люди заработали спокойно и уверенно.
А тематика работ института была весьма сложной. Это и большое отделение горной геофизики, и подразделения, занимавшиеся разработкой рекомендаций, позволяющих добывать уголь из-под застроенных территорий, когда на поверхности могут стоять заводы, жилые дома, дворцы культуры, мосты и множество других технических сооружений. Целый ряд подразделений занимался разработкой рекомендаций, позволяющих добывать уголь в сложных горно-механических условиях, а здесь надо было изучать сдвижение горных пород. Несколько подразделений занимались изучением традиционных маркшейдерских проблем. Словом, институт решал очень важные и трудные задачи, и его выводы были востребованы угольной промышленностью. Может быть, поэтому он и уцелел, сохранился и получил развитие в тяжелейшие времена, когда в Донецке, например, были ликвидированы практически все угольные институты.
Мне пришлось с головой окунуться во все сложные проблемы, связанные с добычей угля в Донбассе. По моему предложению при институте был создан научно-практический центр по внедрению и реализации наших научных разработок. Работы выполнялись очень качественно, в сжатые сроки, и это в конечном итоге создало иллюзию того, что эти сроки можно устанавливать волевым путем.
В связи с этим вспоминается такой эпизод. Шахта им. М.И. Калинина «подработала» крупный мост через реку Кальмиус, соединяющий две части Донецка. В результате подработки опоры моста неравномерно просели, и мосту грозило обрушение. Естественно, движение троллейбусов, автобусов, грузового и легкового автотранспорта было остановлено. По сути, в миллионном Донецке возник транспортный коллапс. Проект восстановления моста предусматривал возведение временных конструкций и под их защитой гидравлический подъем несущих конструкций моста, бетонирование опор до проектного уровня, в общем, сложнейшую инженерную работу.
Решение этой задачи требовало высочайшей степени ответственности. Этим мостом ежедневно пользовались десятки тысяч машин и более сотни тысяч горожан. Он имел и эстетическую ценность, украшая город. По проекту необходимое время на проведение работ оценивалось в восемь месяцев. Тогдашний первый секретарь обкома В.П. Миронов назвал мне другую цифру – 10 дней. Все мои доводы про технологические процессы, сроки упрочнения бетона воспринимались как нежелание понять задачи, которые ставит партийная организация области. Впрочем, к тому времени я уже очень хорошо знал, что перед прокурором партийная организация объясняться не будет. Поэтому твердо объяснил свою позицию, но пообещал посоветоваться с учеными и найти какое-либо компромиссное решение. Что и было сделано. Мы ограничили нагрузки на мост, проложили мощные трапы и уже через несколько дней пустили движение по мосту во всем объеме, и в этих условиях осуществляли подъем его несущих конструкций.
Каждый, кто хоть немного знаком с механикой, понимает, что, несмотря на все предосторожности, риск был значительный. Но практика показала, что он был оправдан, а люди испытали минимальные неудобства. Не могу не вспомнить прекрасных специалистов в этой области – П. Милюкова, В. Шнеера. Первый отличался очень хорошим практическим чутьем, даже предвидением. Он мог приехать на объект, осмотреть его и без всяких расчетов дать заключение на возможность его эксплуатации. Вспоминаю наш с ним приезд на стадион «Шахтер». Шахта им. А.М. Горького «подработала стадион», и произошло смещение опорных конструкций трибун. Возник вопрос о допустимости проведения мероприятий на этом стадионе.
Ситуацию доложили первому секретарю обкома. Тот жестко поставил перед нами задачу. И вот мы с П. Милюковым приехали на стадион, своими глазами взглянули на смещение опор. Мне трудно было «на глаз» сказать – выдержат ли трибуны десятки тысяч болельщиков или не выдержат. П. Милюков четко сказал: «Выдержат», я же предложил провести расчеты. Проведенные расчеты подтвердили позицию П. Милюкова. Этот человек, прошедший войну, имевший громадный опыт, пользовался в институте заслуженным авторитетом.
Шли годы… Работа в институте, преподавание в Донецком политехническом институте целиком заполняли мою жизнь, и она представлялась мне насыщенной и интересной.
В годы перестройки
Однако с приходом М.С. Горбачева на пост Генерального секретаря КПСС все круто изменилось. Началась так называемая перестройка, а по сути, разрушение большой многонациональной страны. Прежде всего, в результате неадекватной экономической политики резко обострилась ситуация на внутреннем рынке. Постоянное повышение заработной платы и пенсий работало на повышение покупательной способности населения, с другой стороны, антиалкогольная кампания и мировое падение цен на нефть резко уменьшили доходы страны. Сократились объемы закупок по импорту, обострился дефицит товаров и продуктов. Стали возникать перебои даже с поставками продуктов повседневного спроса. В обществе нарастало недовольство. Если раньше, когда М.С. Горбачев выступал по телевизору, вся страна приникала к экранам и внимала каждому его слову, то теперь его выступления стали раздражать людей. Активизировались националистические организации. Масла в огонь подливали и внутренние оппозиционеры – Б.Н. Ельцин, А.Н. Яковлев. В этих условиях собрался последний XXVIII съезд КПСС.
Надо заметить, что это был первый и последний съезд, на который коммунисты избирали делегатов на конкурсной основе. При соблюдении всех правил внутрипартийной демократии я был избран делегатом съезда, и большая делегация Донецкой области (по-моему, около 100 человек) выехала в Москву. Съезд проходил со 2 по 13 июля 1990 г. Впервые за многие годы на нем проходила острая борьба противоборствующих течений в партии. Программа КПСС и изменения в Уставе КПСС – ключевые пункты разногласий. М.С. Горбачев добивался внесения в Устав изменений, по которым Генеральный секретарь избирался бы не Пленумом ЦК, а всем составом съезда. Это сделало бы его независимым от Центрального Комитета КПСС.
Наша донецкая делегация была не согласна с этим, и мы активно выступали против этого изменения. М.С. Горбачев знал это и не предоставлял микрофон представителю нашей делегации. Тогда я предложил, чтобы после перерыва, когда все делегаты съезда сядут на свои места, наша делегация осталась стоять, – а мы занимали места в центральной части зала и были довольно заметны. Этот демарш сработал, и слово нашей делегации было предоставлено. Надо сказать, что М.С. Горбачев и многие его союзники очень активно работали с делегациями. Практически каждый вечер члены Политбюро и секретари ЦК приглашали нас на встречи и убеждали, я бы даже сказал, «промывали мозги». В конечном итоге это сработало, и М.С. Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК.
Работа на съезде, в его комиссиях дала мне возможность лично познакомиться практически со всеми руководителями нашей страны. За исключением Н.И. Рыжкова и Н.А. Назарбаева, все остальные лидеры, и прежде всего Б.Н. Ельцин, оставили о себе довольно негативное впечатление, несмотря на то, что я входил в так называемую «Демократическую платформу КПСС» и поддерживал ее. Конечно, до съезда все внимание и все надежды были связаны с Б.Н. Ельциным. Мое разочарование было страшным.
Я увидел довольно ограниченного, абсолютно не подготовленного к роли преобразователя и реформатора СССР человека. Особенно раздражал его напускной демократизм номенклатурного работника – с одной стороны, панибратские отношения с людьми, с другой, невероятное высокомерие. И эта смесь несовместимого делала его насквозь фальшивым. Когда я это осознал, меня поразила всеобщая эйфория его сторонников, ведь среди них было немало умных людей.
Вообще, уровень лицемерия на съезде зашкаливал. Съезд, высший орган руководства страной, производил очень странное впечатление. Большая часть его делегатов была абсолютно не подготовлена для выработки поистине судьбоносных решений. Это были люди достойные, компетентные в своих профессиях, отмеченные всеми возможными наградами, но они мыслили в лучшем случае масштабами своего предприятия или поселка.
Другая часть – профессиональные партийные работники, в основном смотрели на все с точки зрения того, как эта ситуация отразится или может отразиться на их карьере и положении. Так называемая «партийная интеллигенция» была призвана убедить колеблющуюся часть делегатов в необходимости поддерживать М.С. Горбачева. Странную роль на съезде играли такие ее представители, как, например, академик С.С. Шаталин, один из авторов программы «500 дней».
Все беседы с делегатами, – а средства массовой информации создали Шаталину тогда ореол «великого реформатора», – он начинал с простого вопроса: «У вас есть автомобиль?» Среди двух десятков людей всегда находились люди, которые отвечали, что у них его нет. И тогда Шаталин продолжал: «А знаете, почему в СССР трудно купить машину?» – и сам же отвечал: «Потому, что завод «АвтоВАЗ» – государственный, а государство – неэффективный собственник. Значит, надо, чтобы, как на Западе, заводом стал владеть частник, он умело организует выпуск автомобилей, и у всех будут личные машины».
Эта демагогия задела меня, и я возразил ему: «“АвтоВАЗ” выпускает в год 500 тысяч автомобилей; для того чтобы выпускать на 10–15 процентов больше, необходима реконструкция предприятия. Но 10–15 процентов никакой проблемы не решат. Нам надо выпускать автомобилей в десять раз больше, чтобы удовлетворить спрос, а для этого надо построить десять таких заводов, как “АвтоВАЗ”, иметь колоссальные инвестиции и время». Делегаты поддержали меня в этой дискуссии.
Шаталин попросил меня остаться. Мы сели с ним на диван, и то, что он сказал мне, поразило меня до глубины души. Я впервые столкнулся на таком уровне с чудовищным цинизмом. Он сказал: «Молодой человек, разве вы не видите, что говорите с “быдлом”? Им надо говорить очень примитивные вещи, чтобы они их проглатывали и поддерживали нас, иначе мы никакой перестройки не сделаем и этот идиотский строй не сломаем…». Шок – самое мягкое слово, характеризующее мое состояние после этих слов.
Несколько слов о нашумевшей в свое время программе «500 дней», под авторством С. Шаталина и Г. Явлинского. Эта программа – один из ярчайших примеров демагогии и популизма. Основная ее идея – перевести всю экономику СССР на рыночные рельсы в течение 500 дней. План был детально расписан: когда ликвидируется Госплан, когда ликвидируются колхозы, и уже через 500 дней народам СССР гарантировалось процветание. Правда, в этой программе забыли написать, в какие сроки и за счет каких ресурсов будет создаваться рыночная инфраструктура, институциональная база, будут подготовлены соответствующие специалисты.
Я сразу же написал статью под названием «Мифы академика Шаталина». Ни одна центральная газета не согласилась ее напечатать, печатались только хвалебные оды этой программе. Лишь донецкая газета полностью опубликовала мою статью, и я получил на нее множество позитивных откликов. Я удивился, как много людей разделяли тогда мою позицию. И не только разделяли, но и дополняли, уточняли. Но их мнение не интересовало тогдашнее руководство страны. Оно упрямо и тупо вело страну к катастрофе.
Прошло уже более двадцати трех лет с момента опубликования программы «500 дней». Уже сама жизнь опровергла все эти химеры, и тем не менее за все это время ни один из ее авторов и разработчиков не признал пагубность и ошибочность своей авантюры. Зато простые люди в полной мере испытали на себе всю пагубность подобных затей. У наших тогдашних лидеров не хватило китайской мудрости и терпения для того, чтобы реализовать необходимые для страны преобразования. А мудрость такова: «Ни один ветер не будет для корабля попутным, если капитан не знает курса». Это сказано словно про нашу страну.
Мои научные интересы
Геофизика, которую я изучал в университете, очень интересная наука. Она включает в себя физические методы исследования Земли как планеты и в прикладном плане использует эти методы для поиска и разведки месторождений полезных ископаемых.
Традиционными геологическими методами можно изучать (и то иногда только теоретически) глубины, в лучшем случае, до 20 км, ну, а до центра нашей планеты тысячи километров. Ясно, чтобы получить представление о строении, составе нашей планеты, необходимы физические методы. Они стали развиваться в тридцатые годы прошлого столетия и в то время, когда я учился в университете, переживали бурный расцвет. Вместе с тем мы иногда шутили, что лучше знаем, что происходит во Вселенной за триллионы километров, чем на глубине 1–2 км от поверхности Земли.
Прохождение электромагнитных, сейсмических волн через границы раздела, через сложные среды, волноводы – вот круг проблем, которые интересовали меня в то время. И поэтому не случайно я выбрал на распределении работу в одном из угольных комбинатов. Мне предстояло создать и наладить прогнозирование строения угольного пласта с помощью геофизических методов. Надо заметить, что угольная промышленность СССР в те годы была самой передовой в мире по многим показателям: по производительности труда, по себестоимости добываемого угля. В отрасли шло мощное техническое перевооружение. Внедрялись эффективные очистные комплексы, новейшие проходческие комбайны. Повышалась безопасность труда. Очень серьезно развивалась горная наука.
Та проблема, которой мне предстояло заниматься, заключалась в том, что как только угольный комплекс неожиданно встречал нарушения пласта, то не только резко снижались технико-экономические показатели работы, но и значительно возрастала опасность для работавших в забоях шахтеров. Значит, необходимо было разработать метод и создать аппаратуру, позволяющую прогнозировать такие нарушения. Идея метода заключалась в следующем: поскольку плотность угля значительно меньше плотности вмещающих пород, упругий импульс, попадая в пласт, канализируется в нем, образуя интерференционные волны. Но если в пласте есть нарушения, то эффект канализации сигнала значительно снижается. Это явление и было заложено в метод прогнозирования нарушенности угольных пластов.
За разработку этого метода я, как руководитель научной группы, и мои товарищи были удостоены премии им. Ленинского комсомола. Эта работа заняла восемь лет, и я очень гордился этой наградой, надевал знак лауреата на праздничные мероприятия. Как-то на одном из празднований Дня шахтера ко мне подошел один знакомый и, посмотрев на мой знак, небрежно сказал: «А я свой отдал сыну – пусть играет». Я ответил: «Как он тебе достался, так ты к нему и относишься. А я свою работу ценю».
При вручении премии я познакомился с другими лауреатами в области медицины, физики и др. И хочу сказать, что все они были очень достойными учеными, и многие из них сейчас стали академиками, профессорами.
Эта работа и многие другие мои исследования были положены в основу кандидатской и докторской диссертаций, которые я подготовил и защитил на одном дыхании. Написал и подумал – легко сказать, на одном дыхании, а это ведь пятнадцать лет жизни. В работе мне помогали моя жена Людмила Николаевна и даже мой маленький сын, который чертил графики.
Защита и кандидатской, и докторской проходили в Московском университете. И каждая защита – это и волнения, и тревоги, и радость. Не могу не вспомнить об эпизоде, дающем представление, как порой проходили защиты в МГУ. Когда моя работа была включена в план докторского диссертационного совета (по-моему, совет заседал один раз в два месяца), я решил побывать на защите какой-либо докторской, чтобы набраться опыта, посмотреть, как надо держаться, как отвечать, словом, узнать всякие тонкости и премудрости.
Защищался один очень известный человек, назовем его Н. Диссертация базировалась на стыке трех научных дисциплин: геологии, геофизики и математики. Естественно, в совете было три известных академика по этим направлениям, да и другие члены совета также были весьма известными учеными.
И вот после очень, на мой взгляд, удачного доклада соискателя начались прения. Выступил известнейший академик-математик. Смысл его выступления свелся к тому, что он получил громадное удовольствие, узнав для себя много нового из области геофизики и геологии, но, поскольку он в этих областях ничего не понимает, то и дать позитивную оценки сделанному не может. Что же касается математики, то здесь он немножко разбирается и, насколько может судить, ничего нового для себя не узнал.
Через несколько выступающих взял слово авторитетный академик в области геофизики и очень мягко, интеллигентно посоветовал соискателю лет эдак пять еще позаниматься систематизацией полученных данных, провести целый ряд экспериментов. Академик долго загибал пальцы и перечислял эксперименты. И завершил он свое выступление выражением твердой уверенности, что через пять лет соискатель непременно станет доктором наук, поскольку является чрезвычайно достойным человеком.
Вскоре слово взял маститый академик-геолог. Вначале он рассыпался в похвалах прекрасной и понятной графике доклада, затем стал рассказывать, насколько его поразила математическая архисложность диссертации. Не преминул заметить, что он ничего в этой части не понял. Затем академик перешел к анализу новизны геологического содержания диссертации, и мажор постепенно перешел в минор. Закончил он тем, что порекомендовал эту часть работы существенно переделать.
После этих выступлений председатель ученого совета предложил не проводить голосование, чтобы, как он выразился, дополнительно не огорчать соискателя. Было предложено считать возможным после соответствующих доработок еще раз принять диссертацию к рассмотрению.
Я был поражен таким исходом рассмотрения, ведь все классические репетиции защиты были проведены: это и защита на кафедре, и «предварительная защита». Конечно, для меня эта история послужила назидательным уроком. В оставшиеся до защиты месяцы я упорно работал над докладом, чтобы у членов совета сложилось четкое и ясное представление о проделанной работе. Странно, больше тридцати лет прошло, а я как наяву вспоминаю все перипетии, связанные с этим делом.
На фоне большой и серьезной работы мне вспоминаются и комичные эпизоды. Как водится, на докторскую диссертацию необходимо получить определенное количество солидных отзывов. Мой руководитель, созвонившись с очень известным академиком, направил меня к нему за отзывом. «Мы с ним вместе воевали – отличный мужик», – сказал он мне в напутствие.
И вот я в кабинете этого уважаемого ученого. Кроме меня в кабинете находится его помощник, человек очень угрюмого вида. Большой стол перед академиком засыпан листками рецептов, и он, перекладывая бумажки с места на место, искал какой-то нужный для себя рецепт. «Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты нужные рецепты складывал в одно место, а ты все сваливаешь в кучу», – сказал он в сердцах, обращаясь к своему помощнику. Тот ничего не ответил, видимо, предпочитая отмолчаться, а не оправдываться.
Я представился. Академик вышел из-за стола и обнял меня как родного человека. «А вы Татьяну Ивановну знаете? Как она, жива-здорова? Она ведь с моей мамой на балу у Льва Толстого танцевала», – спросил он у меня. Я ответил, что Татьяна Ивановна, сотрудница нашего института, и не жива, и не здорова, поскольку две недели назад ее похоронили. «Так отчего же она умерла?» – удивился он. «Я точно не знаю, но думаю, что от старости – все-таки 92 года». «Ну, а похоронили-то достойно?» – продолжал он расспросы. «Я не был на похоронах, но думаю, что достойно».
Академик глубоко задумался, думаю, прошло минут пять, как вдруг потом оживился, подошел к селектору и дал указание вызвать машину, чтобы немедленно ехать на похороны. Услышав это, я очень деликатно напомнил ему, что похороны уже прошли две недели тому назад и ехать сейчас не имеет никакого смысла. Тогда он усадил меня в кресло и попросил рассказать, как прошли последние дни Татьяны Ивановны. Я мало что мог ему рассказать об этом, поскольку о самом факте ее смерти узнал из объявления, висевшего в вестибюле института.
Последовала опять длительная пауза, и потом все вновь повторилось: машина к подъезду, вопросы о последних днях. Я с тоской посмотрел на помощника, абсолютно безучастно сидевшего рядом во время этого разговора, и понял – отзыва не будет, самое время откланяться. Когда я рассказал эту историю своему руководителю, его это не удивило: «Золотой мужик был, но два года назад, когда был в Италии, схватил инсульт. Случилось бы это у нас – давно бы на кладбище лежал, ну, а там – отходили. Иногда только забывается, а так, в целом, нормально себя чувствует», – прокомментировал он мой рассказ. Поскольку я никогда не видел этого уважаемого человека в нормальном самочувствии, а в состоянии полузабывчивости наблюдал, то мне нечего было сказать по этому поводу. Думаю, мы, молодежь, тогда чересчур нетерпимо относились к проявлениям старости.
Расскажу еще один случай из той же серии. В результате проведения значительных дренажных работ в очень обводненном слое песчаных пород произошло изменение условий эксплуатации ствола на одной из шахт нашего комбината. Все необходимые тампонажные работы были проведены в соответствии с действующими тогда нормативными документами. Однако горнотехническая инспекция посчитала наши мероприятия недостаточными и запретила эксплуатацию ствола. В качестве компромисса надзор согласился принять к учету заключение авторитетного эксперта. Выбор пал на известного в стране академика Т. Поскольку я в то время работал над диссертацией и часто ездил в Москву в различные институты, мне было поручено разыскать академика и договориться с ним, чтобы он приехал и оформил заключение.
Потратив несколько дней на поиски (замечу, что Википедии тогда не было, а многие телефоны могли сообщить только неутешительную информацию – «не знаем, где он»), мне все-таки удалось выйти на его помощника. Молодой человек мгновенно дал согласие, поставив только несколько условий: гонорар – 1000 рублей, машина ЗИМ или ЗИЛ, мягкий диван в зале заседаний. У меня не вызвали удивления первые два требования, а третье стало ясно по ходу заседания.
И вот в назначенный день и час мы встречаем у подъезда шахты этого корифея, чье лицо известно нам по портретам. Пальто с каракулевым воротником, высокая каракулевая папаха, ботинки с галошами. Мы провели его в зал заседаний, он несколько минут уделил развешанным плакатам, иллюстрирующим ситуацию, затем сказал: «Вы начинайте, а я прилягу, устал с дороги». Вот для чего ему понадобился диван. Минут через пять после начала выступления мы все услышали храп мягкого тембра. Можно было понять старого человека – монотонный голос докладчика, усталость с дороги. Но я все-таки спросил помощника: «Может, разбудить?». «Ни в коем случае, это у него дыхание такое, он все слышит». Часа через два, когда совещание закончилось, посвежевший и хорошо отдохнувший академик встал с дивана, подошел к столу президиума и поставил свою аккуратную подпись на протоколе совещания.
После обеда академик отбыл в столицу, а технический директор комбината, обращаясь к нам, меланхолически заметил: «Академик академиком, а случись что, сидеть нам». Но главное, в тот же день горгостехнадзор разрешил эксплуатацию ствола, и шахта стала добывать тысячу тонн угля в сутки. А все жили тогда этими тоннами.
Эти байки об академиках я привел вовсе не для того, чтобы через много лет посмеяться над забавными историями. Мне хотелось передать атмосферу той навсегда ушедшей в прошлое нашей жизни, ее особенности. Возможно, где-то было по-иному, а вот у нас было именно так, как я рассказываю…
Рассказ о себе был бы неполным, если бы я не сказал хоть несколько слов о своей семье. Со своей будущей женой Людмилой Николаевной я познакомился в буквальном смысле этого слова на пожаре. Горел дом, в котором я жил, пожарные усердно тушили его, нещадно заливая водой нехитрые пожитки его обитателей, а я стоял на противоположной стороне улицы и ожидал дальнейшего развития событий. Если пожар будет разрастаться, тогда придется выносить вещи из квартиры. Конечно, я надеялся на то, что это не понадобится. Так оно и произошло. Я обратил внимание на молодую привлекательную девушку, которая вместе с подругой тоже наблюдала за этим происшествием. Так мы и познакомились. И уже почти пятьдесят лет и радости, и горе, и невзгоды, и победы объединяют нас.
Нам пришлось не раз переезжать с места на место. Калуга, Донской, Новомосковск, Донецк, Киев и вот сейчас – изгнание. Всегда именно на жене лежало обустройство нашего быта, создание обстановки, в которой я мог бы работать. И я это всегда ценил. Надо заметить, что Людмилу Николаевну очень уважали на работе. Она всецело была поглощена ею и вполне обоснованно стала заслуженным работником образования Украины. Наверное, ей было непросто быть женой такого трудоголика, как я, отдававшего все силы своей работе. Надо добавить, что я всегда старался оградить семью от всех назойливых любителей «заглядывать в замочную скважину».
Мой сын Алексей родился летом 1971 г. Я не смог встретить его на пороге роддома, поскольку был в то время на военных сборах. Но зато потом он был со мной всегда, и я старался дать ему все то, чего был лишен в детстве – отцовское внимание и заботу.
Поступив в 1988 г. после школы в МГУ, он старался в дальнейшем жить самостоятельно, и я поддерживал его в этом, потому что искренне считал и считаю – каждый мужчина должен достигать в жизни всего сам.
К большому сожалению, все невзгоды, настигавшие меня как политика, преследовали и его. Я категорически не могу понять той жестокости и несправедливости, с которой так называемые «цивилизованные» политики вымещают свою злобу и ненависть на моей семье. Ко всем моим политическим решениям моя семья никогда не имела никакого отношения. Я никогда не обсуждал в семье ни текущие дела, ни тем более какие-то готовящиеся решения. У меня твердый принцип: политика политикой, семья семьей.
И вот на сына, который уже почти двадцать лет живет самостоятельно, не зависимой от меня жизнью, обрушиваются совершенно незаслуженные преследования только за то, что его отец принимал какие-то политические решения, к которым сын был абсолютно не причастен.
Я горд тем, что мой сын достойно выдерживает обрушившиеся на него и его семью испытания, без истерики и по-мужски твердо.
Часть 2
Годы премьерства
Что делать? Что сделано?
В моей жизни особый период наступил 11 марта 2010 г., когда после долгих и трудных переговоров с союзниками по коалиции нам удалось сформировать правительство Украины и я переступил порог кабинета премьер-министра. Я навсегда запомнил свои тогдашние ощущения. За предыдущие пятнадцать лет мне приходилось неоднократно бывать в этом кабинете – во времена премьерства В.А. Масола, Е.К. Марчука, П.И. Лазаренко, В.П. Пустовойтенко, В.А. Ющенко, А.К. Кинаха, В.Ф. Януковича, Ю.В. Тимошенко, Ю.И. Еханурова. Я никогда не испытывал какого-то особого преклонения перед чинами и должностями и приходил в этот кабинет по текущим делам.
Но 11 марта меня охватило какое-то тяжелое, гнетущее чувство, как будто меня придавила невероятная тяжесть. Я обвел глазами мое новое место работы и, нигде не найдя святого образа, вышел – настолько тягостной мне показалась аура кабинета.
Я попросил соединить меня с наместником Киево-Печерской лавры владыкой Павлом и обратился к нему с просьбой срочно приехать и освятить кабинет. Надо сказать, что уже через несколько минут владыка Павел приехал и совершил обряд освящения. Я сразу же почувствовал облегчение, словно какой-то груз свалился с моих плеч.
Задачи, стоявшие перед нашим правительством, были колоссальные по трудности. Что мы имели тогда? Жесточайший кризис, при котором страна потеряла 15 % своего валового внутреннего продукта (ВВП), высокую инфляцию, неработающие банки, практически остановленное строительство и абсолютно недееспособную управленческую систему. Вот мелкая, но очень характерная деталь. Персональный автомобиль премьер-министра был неисправен. Не дело премьера вникать в такие мелочи, но это был наглядный показатель тогдашней «разболтанности».
В течение нескольких дней мы с В.Ф. Януковичем обсуждали состав правительства. С одной стороны, необходимо было удовлетворить требования наших партнеров по коалиции, а они почему-то требовали для себя таможню, «Укрспирт» и т. д. С другой стороны, ситуация в стране сложилась настолько тяжелая, что на каждом участке должны были стоять настоящие профессионалы с высоким чувством ответственности за порученное дело. К сожалению, при формировании правительства не удалось полностью применить такой подход. Справедливости ради надо отметить, что такой принцип не выдерживался не только до нас, но и после нас. Кумовство, приятельские отношения – это далеко еще не самый худший вариант назначения на должность.
В качестве примера могу привести назначение М.Б. Ежеля на пост министра обороны. Когда В.Ф. Янукович предложил эту кандидатуру, а надо сказать, что тогда действовала Конституция 2004 г., по которой у премьера еще были определенные полномочия, я возразил ему. И основания для этого были: во-первых, М.Б. Ежель моряк (адмирал в отставке), а украинская армия преимущественно сухопутная, да к тому же тогда серьезно обсуждался вопрос перехода к профессиональной армии. Во-вторых, я помнил, что в свое время Л.Д. Кучма снял его с должности командующего Черноморским флотом за серьезные просчеты в работе.
В.Ф. Янукович не принял тогда моих доводов, а поскольку назначение министра обороны – это прерогатива президента, я не стал настаивать на своей позиции. Не прошло и трех месяцев, как Виктор Федорович предложил снять М.Б. Ежеля с должности. Мне снова пришлось возразить Президенту, причем публично – на заседании РНБО (Совета национальной безопасности и обороны). Но возражал я вовсе не потому, что не был согласен с критикой деятельности этого министра, а потому что считал, что любому министру, если уж его назначили, надо дать возможность обстоятельно вникнуть в дела, чтобы он разобрался, показал себя в работе, и только потом принимать решения о его соответствии или несоответствии должности.
Подобные скоропалительные назначения и увольнения могли только сковать инициативность министров, осложнить работу нового правительства и выстроить ее по принципу «Чего изволите?». На этот раз Президент прислушался ко мне, и «гроза» над М.Б. Ежелем прошла. Однако его отношения с президентом все-таки не сложились, и спустя год он был освобожден от занимаемой должности.
Следует заметить, что уже в августе 2010 г., в связи с решением Конституционного суда о возвращении Конституции 1996 г., относительная свобода правительства в кадровых вопросах была практически полностью ликвидирована. С этого момента правительство лишилось права назначать даже заместителей руководителей центральных исполнительных ведомств, а также руководителей даже второстепенных комитетов и агентств. Вся кадровая политика окончательно перешла в руки президента. Аппарат правительства был фактически отстранен от кадровой работы. Какое-то время этот существенный фактор управленческой функции правительства еще удерживался благодаря моему авторитету и административному опыту. Но с приходом новой команды, после отставки прежнего правительства в ноябре 2012 г., дело значительно усложнилось. Впрочем, об этом позже.
Итак, правительство было сформировано, и уже на первом заседании мы обсудили программу антикризисных действий.
Выход из кризиса планировался через реализацию следующих мероприятий:
1) Использование внутреннего рынка как основного рычага роста экономики, для чего уже с 1 мая намечалось повышение заработной платы, пенсий и всех замороженных в 2008–2009 гг. социальных выплат. Для этого за март – апрель было необходимо саккумулировать необходимые ресурсы.
2) Разработка и реализация крупномасштабной программы подготовки к проведению финальной части чемпионата Европы по футболу в 2012 г. Эта программа предполагала воплощение в жизнь крупных инфраструктурных проектов – строительство дорог, аэропортов, больниц и т. д.
3) Проведение переговоров с Россией о снижении цены на газ.
4) Начало переговоров с Международным валютным фондом о возобновлении кредитования Украины.
5) Разработка всеобъемлющей Программы экономических реформ на 2010–2014 гг.
Перед министром финансов Ф.А. Ярошенко, руководителем налоговой службы А.А. Папаикой были поставлены очень трудные, но вполне конкретные задачи по наведению порядка в финансовой сфере. И отмечу, что они с этим успешно справились, уже с 1 мая всем гражданам Украины стали выплачиваться повышенные пенсии, пособия и повышенная с 1 января 2010 г. заработная плата. Это было первое очень важное достижение нашего правительства: впервые за два с половиной года люди получили серьезную прибавку к своим доходам. А я стал следить, как на это отреагирует внутренний рынок. И наконец, в сентябре, впервые за три года, обозначился прирост внутреннего товарооборота. Вскоре этот процесс закрепился и в последующие три года стал необратимым.
В апреле 2010 г. мы возобновили работы на большинстве брошенных в 2008–2009 гг. долгостроях. В качестве примера напомню многолетнюю эпопею со строительством развязки на Московской площади в Киеве. В апреле там возобновились работы, а уже в ноябре этот крупный затор в центральной части Киева был ликвидирован и Одесское направление открыто.
Усилиями министров, областных администраций по всей стране закипела работа на полях, стройках, предприятиях. С руководителей всех уровней строго спрашивалось, делалась ставка на созидательную, инициативную работу. В первую очередь обращалось внимание на эффективное использование всех местных ресурсов. И результаты не замедлили сказаться на основном интегральном показателе развития – росте ВВП (валового внутреннего продукта).
На разных телешоу, под аплодисменты аудитории, мои оппоненты всегда ехидно и пренебрежительно отзывались об этом показателе, рассчитывая на экономическое невежество телезрителей, – «мол, его (ВВП) на хлеб не намажешь». Однако любой специалист прекрасно понимает, что это основной показатель либо развития, либо деградации страны. Даже сами методики его расчета, а их, в основном, три: а) по доходам, б) по расходам, в) по добавленной стоимости, говорят об универсальности этого показателя. Поэтому рассказ об основных показателях социально-экономического развития Украины за 2010–2013 гг. я начал с анализа ВВП.
Меры, которые были реализованы властью начиная с 2010 года, позволили не только остановить сползание страны в пропасть, но и восстановить экономический рост. Это было обеспечено благодаря реализации антикризисных мер и Программы экономических реформ на 2010–2014 гг., которая включала преобразования почти во всех сферах деятельности и отраслях производства.
Вспоминая этот период, я иногда с удивлением думаю: как это мы тогда смогли справиться с той тяжелой ситуацией? Мне запомнилась встреча с президентом Чехии, известным экономистом Вацлавом Клаусом. Он без обиняков спросил меня: «Уважаемый премьер-министр, расскажите, как вам удалось выкарабкаться из той глубокой ямы, в которую попала Украина в 2009 г., и не допустить банкротства государства? Мы уже поставили крест на Украине». Я подробно рассказал ему о принятых нами мерах и, рассказывая, чувствовал, как обыденно, буднично и просто выглядят рискованные решения, за которыми стояли многочисленные эмоциональные дискуссии и споры, колоссальная ответственность и напряжение, борьба за результат, и все это на фоне демагогии так называемых «экспертов» и политиков.
Человеку, который никогда не ставил перед собой целей и не добивался их исполнения, трудно понять, как нам удалось за три с небольшим года увеличить денежные доходы населения в номинале в 1,8 раза, а в реальном исчислении в 1,6 раза.
И еще одна небольшая ремарка. Мне часто приходилось выслушивать и читать критические высказывания о том, что премьер, мол, занимается не теми делами. Детские сады, оптовые ярмарки, транспортные развязки, школы, больницы и т. д. – это не те дела, которыми должен заниматься премьер-министр большой страны. Его дело – это общая стратегия, реформы, а все остальное должно делаться само собой, как на Западе.
Что бы я хотел ответить по этому поводу? Чем и как мне заниматься, я знал гораздо лучше и обстоятельнее, чем любой мой критик. К тому времени, когда я стал премьер-министром, мне пришлось пройти долгий и трудный путь в системе государственного управления, и поэтому у меня безусловно были выстроены приоритеты, и, конечно, все они сводились к созданию в стране условий для коренной модернизации нашего народного хозяйства. На реализацию этих задач у меня уходило примерно 80 % моего времени. В книге рассказывается об этом довольно подробно.
В то же время я прекрасно понимал и отдавал себе отчет в том, что эти преобразования займут как минимум 15–20 лет и их позитивный эффект скажется далеко не сразу. А наши люди живут сегодня, и уже сейчас надо решать конкретные проблемы и социального обеспечения, и повышения уровня жизни, и стабильности цен и тарифов, и транспорта, и медицинского обслуживания, и подачи воды не по часам, а постоянно, и многого, многого другого. Именно поэтому я лично контролировал тысячи строек, часто бывал на местах, вникал в ход работ и убеждал руководителей всех рангов действовать подобным образом.
На собеседованиях с кандидатами на должность главы администрации района, области я постоянно давал следующие напутствия: «Выдели главные проблемы развития промышленности и сельского хозяйства твоего района. Разберись, что мешает, что не дает развиваться, что в этих проблемах можешь решить ты, как глава района, что может решить область, что должен решить Киев. И немедленно начинай решать! Не жди – за тебя никто этого делать не будет! От работы экономики зависит бюджет района. От бюджета зависит – сможешь ли ты решить проблемы своих граждан или нет. Из этих проблем выдели то, что можешь решить в первую очередь и самостоятельно. И начинай решать. Определи, в чем нужна помощь области? В чем – центра? Если через год твоей работы люди не увидят положительных изменений, тебя надо гнать с должности…».
Говоря все это, я, разумеется, отдавал себе отчет, в каких невероятно трудных условиях оказывались новые руководители. Депрессивный район, ни одного работающего промышленного предприятия, еле живые мелкие фирмы по оказанию услуг. Живущие своими интересами сельские арендаторы, которые расплачиваются за землю, в лучшем случае, двумя мешками кукурузы. Абсолютно ни во что не верящее районное начальство среднего звена. Вот и начинай в этих условиях поднимать район. А иногда, как только что-то начинает «шевелиться», тут же на это «что-то» набрасываются прокуратура, милиция, налоговики и прочие. «Мертвое» предприятие они не трогают, нет смысла, но как только оно начинает оживать, тут же начинается «охота».
Вспоминается такой случай. Я был с рабочей поездкой в одном из районов Винницкой области. В райцентре меня окружила группа женщин, они просили помочь с детсадом. «Сидим дома, не работаем – некуда деть детей». Я поинтересовался у главы района, какие есть возможности, чтобы восстановить работу детского сада. Он предложил мне поехать и посмотреть на месте. Мы взяли несколько активисток из тех, кто больше всего задавал вопросов, и поехали. Увидели здание типичного советского детского сада примерно на 200 детей, заброшенное около 10 лет назад, но все еще в довольно неплохом состоянии. Конечно, надо было его детально обследовать, но, в общем, стало ясно – нужен восстановительный ремонт. Сразу договорились, сколько примерно денег выделит район, какой суммой надо помочь из центра. Условились, что к концу года детсад запустим (дело было в мае). После получения всех необходимых документов (это заняло где-то около месяца) правительство приняло решение о выделении необходимых ресурсов.
Скоро мне доложили, что работа на объекте закипела, что все коммуникации оказались в удовлетворительном состоянии и сдача в эксплуатацию может состояться даже раньше намеченного срока. Где-то в октябре я решил перепроверить информацию о ходе работ и позвонил руководителю района. То, что мне рассказали, возмутило меня до глубины души. Работы на стройке прекращены, возбуждено уголовное дело, все документы изъяты, строители, вместо того чтобы работать на стройке – ходят на допросы. Я попросил юристов Кабинета министров разобраться.
Формально правоохранители оказались правы, работы на объекте начались раньше, чем была утверждена проектно-сметная документация, и акты выполненных работ подписывались задним числом. Но ведь никто и ничего не украл. А хорошее дело, по сути, загубили. Вот и получается, что лучше ничего не делать и никуда не торопиться. Вот тогда точно неприятностей не будет. С такой логикой, очень широко распространенной у нас, далеко не уедешь. Поэтому я благодарен всем строителям, которые за эти годы вопреки всяческим помехам и трудностям строили и возводили в стране тысячи объектов. К сожалению, многие из них сейчас ходят на допросы по поводу якобы украденных денег. Но, надеюсь, что лживые обвинения рассыпятся, а все, что нам за это время удалось построить, останется людям.
Среди руководителей областей и районов встречались настоящие энтузиасты своего дела. Не могу не вспомнить руководителя Луганской области Владимира Николаевича Пристюка. Отношения у нас с ним складывались непросто, ведь проблем в этой тяжелейшей области хватало. С тем же Луганским тепловозостроительным заводом. Сначала долгая и изнурительная война за него, а затем пуск производства современных и мощных магистральных тепловозов.
А еще химические предприятия и крупный нефтеперерабатывающий комбинат в Лисичанске, умиравшие из-за высокой цены на нефть и газ, но это уже не компетенция главы области. Закрытые шахты и депрессивные территории. А ведь шахта – это не только угольное предприятие, это и машиностроительные заводы, обогатительные фабрики, транспортные предприятия. Стояла «оборонка» – не было заказов. Плюс к этому – засушливая зона, затруднявшая ведение сельского хозяйства, и многие другие проблемы. Устанешь перечислять. И конечно, по поводу этих проблем у нас было немало непростых разговоров. Что-то удавалось решить, что-то нет. Но ясно было одно – мы движемся в правильном направлении и постепенно ситуация выправляется.
Очень много внимания Владимир Николаевич уделял развитию медицины в Луганской области, и, бывая с ним на объектах здравоохранения, я поражался, как глубоко он вникал в тему. Медицинская терминология в его устах звучала вполне естественно. Чувствовалось, что он владел ею. Аграрий по образованию, он шел по больнице и профессионально обо всем рассказывал. Только за три года мы с ним сдали в Луганске перинатальный центр, областную больницу, кардиологический центр и еще наверное с десяток других объектов. И везде он оставил частицу своего сердца и души.
Таких руководителей было немало. Даже в самых трудных ситуациях безденежья, бюрократических препон, нехватки кадров они не сидели сложа руки и не «плакали» над своими бедами, а настойчиво искали возможность развивать свой регион. А сейчас те, у кого в голове нет ни одной извилины, те, которые в своей жизни ничего полезного для людей не сделали, истошно требуют люстрации. Мы уже не раз это проходили, и с каждым разом становится все сложнее преодолевать последствия такого идиотизма. Если на государственную службу все труднее и труднее подбирать толковых людей, то такое государство рано или поздно разваливается.
К сожалению, мировой экономический кризис, уязвимость в этой ситуации экономики Украины, незавершенность реформ не позволили украинской экономике сохранить необходимую для устойчивого развития динамику роста. На фоне глубокого падения экономики в кризисные годы правительством ставилась задача не только превысить докризисную динамику роста, но и создать условия для повышения технологического уровня производственного потенциала, что создаст предпосылки для нового качества экономического подъема.
Тем не менее суммарные показатели, которые продемонстрировала экономика Украины за последние 4 года, довольно высоки.
Украина в 2010–2013 гг. Факты и размышления
Валовой внутренний продуктОбъем реального ВВП по итогам 2013 года превысил показатель 2009 года на 9,7 %.
Это на треть больше, чем в странах ЕС, которые за соответствующий период (2010–2013 гг.) достигли роста лишь на 6,3 %.
После глубокого падения реального ВВП в 2009 г. на 14,8 % в течение 4 лет правительству удалось не только остановить сползание экономики в пропасть, но и обеспечить в 2010–2011 гг. ежегодный прирост в диапазоне 4–5 %. И только в последние годы под давлением мировых кризисных явлений экономическая динамика затормозилась.
И это понятно, ведь рецессия во многих странах мира, особенно в европейских странах, приводит к снижению спроса на продукцию экспортно-ориентированных отраслей промышленного комплекса Украины – металлургию и химическое производство.
Действие негативных факторов усиливали введенные со стороны наших экономических партнеров внешнеторговые ограничения для отечественных предприятий металлургического комплекса (производство труб), пищевой промышленности (производство мяса крупного рогатого скота, молочной продукции, кондитерских изделий) и машиностроения (производство легковых автомобилей и грузовых вагонов).
Наряду с этим, наращивание производства сдерживали и внутренние факторы, среди которых можно выделить низкую инвестиционную активность, недостаточное кредитование производственного сектора экономики и т. д. Как результат, сложная ситуация наблюдалась в строительной сфере, которая всегда была самой чувствительной даже к незначительным проявлениям кризисных явлений.
Поэтому главным компенсатором в этих обстоятельствах стало существенное наращивание объемов производства в сельском хозяйстве – на 13,7 % в 2013 г. по сравнению с 2012 г. Также поддерживало экономический рост дальнейшее расширение внутреннего потребительского спроса, что отразилось в положительных результатах деятельности розничной торговли, которая выросла в 2013 г. на 9,5 % по сравнению с 2012 г.
Аграрный комплексЕсли за 2009 г. объем производства сельскохозяйственной продукции сократился на 1,8 %, то за последние четыре года удалось не только компенсировать спад производства, но и нарастить объем производства сельскохозяйственной продукции на 28,2 %.
Темпы роста объемов РАСТЕНИЕВОДЧЕСКОЙ продукции за 2010–2013 гг. составили 35,7 %.
В 2013 г. был получен рекордный за годы независимости урожай зерновых и зернобобовых культур – 63,0 млн т.
Важным является то, что увеличение объемов валового производства в растениеводстве произошло в результате повышения урожайности сельскохозяйственных культур.
Полученный в 2013 г. высокий урожай пшеницы (22,3 млн т) на 6,7 % больше урожая 2009 г., урожай кукурузы в 3(!) раза превысил уровень 2009 г.
В 2013 г. собран самый высокий за все годы наблюдения урожай подсолнечника – 11,0 млн т, что в 1,7 раза больше, чем в 2009 г.
Производство рапса (2,4 млн т) по сравнению с 2009 г. увеличилось в 1,3 раза, сои (2,8 млн т) – в 2,6 раза.
По сравнению с 2009 г. производство картофеля (22,3 млн т) выросло на 13 %; овощей (9,9 млн т) – на 18 %; плодово-ягодной продукции (2,3 млн т) – на 42 %; винограда (575,4 тыс. т) – на 23 %.
Благодаря мощному экспортному потенциалу растениеводческой отрасли Украина заняла лидирующие позиции на мировых рынках, в частности:
– первое место по экспорту подсолнечного масла;
– второе место по экспорту зерновых культур;
– третье место по экспорту кукурузы;
– шестое место по экспорту пшеницы.
Те, кто сделал своей профессией обливать грязью нашу страну, об этом обычно не вспоминают.
В 2013 г. были заложены хорошие основы для будущего урожая-2014. Посеяны озимые зерновые культуры на площади 7,8 млн га, в том числе: пшеницы – 6,3 млн га, ячменя – 1,2 млн га, ржи – 0,2 млн га.
Обследование посевов озимых зерновых культур показало, что из посеянных 7,8 млн га в хорошем и удовлетворительном состоянии находились 7,2 млн га (92 %), а в слабом и сжиженном состоянии – 0,6 млн га (8 %).
ЖИВОТНОВОДЧЕСКАЯ ОТРАСЛЬ в течение 2010–2013 гг. демонстрировала стабильное наращивание объемов производства – 14 %. Для сравнения, за предыдущие четыре года (2006–2009 гг.) этот показатель составил только 4 %. Это стало следствием новых подходов к поддержке отрасли, рассчитанных на то, чтобы в короткие сроки нарастить производство животноводческой продукции. Для этого финансовые ресурсы были сконцентрированы на двух направлениях:
На поддержке производства животноводческой продукции в крестьянских хозяйствах, стимулируя население увеличивать объемы производства молока и мяса, а также выращивать молодняк крупного рогатого скота до товарного состояния.
Для справки. В 2013 г. 288 тыс. физических лиц впервые получили дотацию на содержание и сохранение ими 473 тыс. голов молодняка крупного рогатого скота, кроме того, ее получили еще 310 тыс. физических лиц, которые пользовались поддержкой в 2012 г., – для сохранения ими 430,6 тыс. голов молодняка.
На создании для инвесторов стимулов вкладывать средства в крупнотоварное производство, быстро наращивать его объемы.
С 2013 г. начато новое направление бюджетной дотации физическим лицам, физическим лицам-членам производственных кооперативов, а также фермерским хозяйствам за молодняк крупного рогатого скота и свиньи (кроме свиноматок и хряков), выращенных и проданных на забой и переработку субъектам хозяйствования, которые имеют собственные (арендованные) мощности для забоя животных.
Вследствие этого выросла заинтересованность сельскохозяйственных товаропроизводителей в разведении и выращивании поголовья скота – по состоянию на 1 января 2014 г. (по сравнению с соответствующим периодом прошлого года) численность поголовья крупного рогатого скота выросла в хозяйствах населения – на 117,6 тыс. голов. Поголовье свиней выросло на 313,7 тыс. голов.
Читать бесплатно другие книги:
