Гвардейская кавалерия Бондаренко Андрей

От Автора

Эрнесто Че Гевара – «последний романтик Революции».

И именно с его личность (да и с его Судьбой), связано суперсекретное задание, поставленное перед бойцами группы «Азимут».

Что это за задание? Мол, неусыпно охранять и оберегать Че?

И это, конечно, тоже. Но не только…

Автор

Миттельшпиль, середина Игры

Ник проснулся в восемь тридцать утра.

«Вау-у-у! Качка, похоже, уменьшилась», – заметил сонный внутренний голос. – «А ночью мотало – не приведи Бог. И не выспаться толком: с койки, того и гляди, свалишься…. Следовательно, шторм откочевал куда-то? Нормальный вариант. Вставай-ка, братец. Полюбопытствуем – что да как. Лишним, ей-ей, не будет…».

Он оперативно оделся, покинул каюту и, предварительно посетив туалетную комнату («гальюн» – по-морскому), поднялся на палубу. А после этого, понятное дело, на капитанский мостик.

Ветер заметно стих, дождик прекратился, но небо по-прежнему оставалось серо-чёрным, без малейшего намёка на присутствие ласкового утреннего солнышка. А седовласый капитан яхты и его юная помощница, напрочь позабыв о своих прямых судовых обязанностях, увлечённо целовались, оставив штурвал без присмотра.

– Кха-кха! – известил о своём появлении Ник. – Ну, волки-волчицы морские, вы и даёте. Обо всём на Свете, голубки влюблённые, позабыли…. А мы, часом, с курса не сбились?

– Очень надо, – неохотно выпуская из объятий невесту, скорчил обиженную гримасу Куликов. – За кого, Никитон, ты меня принимаешь? За жёлторотого и легкомысленного салабона? Напрасно, право слово. Руль намертво «заклинен». Идём, как и было задумано, строго на восток…. Хи-хи-хи, – неожиданно захихикал, а отсмеявшись, пояснил: – Губы у тебя, алмазная донна, знатно распухли. Ну, вылитая негритянка с ближайших карибских островов, если, конечно, только по ним судить…

– Если, Серж, хочешь увидеть классического «губастика», то спустись в кают-компанию и посмотрись в зеркало, – отпарировала Мартина. – Прежде, чем подкалывать…. Всё нормально, командир, с курсом. Видишь, дымок с правой стороны? Это «Гранма» идёт по волнам. Вернее, тащится – словно черепаха беременная.

– С правым дымком, как раз, всё понятно…. А кто это у нас слева по курсу дымит?

– Что ещё такое? – пристально всматриваясь в северную часть горизонта, насторожился Куликов. – Действительно, дымит, так его и растак…. Марта, достань-ка из рундука бинокль.

– Держи.

– Спасибо…. Вот, они и начали сбываться. Паскудные смутные предчувствия, я имею в виду. Нас, дамы и господа, догоняет неизвестный сторожевик без опознавательных знаков. Вернее, идёт, сволочь, наперерез…. Тревога! Дон Андрес, спустись, пожалуйста, в трюм и разбуди моих будущих тестя и тёщу. Пусть будут наготове, согласно штатному расписанию….

Сообщив Айне и Сизому о неприятной новости, Ник заглянул в свою каюту, спрятал в тайнике, размещённом в боковой стенке, пару неоднозначных документов, поместил за пазуху верный браунинг, распихал по карманам запасные пистолетные обоймы, а после этого вернулся на капитанский мостик.

За время его недолгого отсутствия серо-зеленоватые волны, такое впечатление, явственно заматерели и обзавелись белыми пенными «барашками». Ветер – тревожно и нудно – завывал над головой. Словно бы пел песню – о безысходности всего сущего…

Светло-серый сторожевик – длинный и красивый какой-то хищной красотой, неотвратимо надвигался с норд-веста, планомерно сокращая расстояние, отделявшее его от якобы беззащитной яхты. Никаких флагов и вымпелов, по которым можно было бы судить о его национальной принадлежности, не наблюдалось.

– Подняли международный сигнал: – «Немедленно лечь в дрейф!», – тревожно передёрнув узкими плечами, сообщила Марта. – Что будем делать, кэп?

Скупо и трескуче протарахтела пулемётная очередь. С раздробленной верхушки мачты вниз полетели мелкие щепки.

– Объясняют, что имеют самые серьёзные намерения, – лениво, с чувством собственного достоинства зевнул Куликов. – Суки рваные и позорные…. Ладно, я пошёл в секретную боевую рубку. Имею на такой «пиковый» расклад непреложные и чёткие инструкции…. Поднять на клотике белый флаг! Потом, Марта, разворачивай «Кошку» так, чтобы встать правым бортом к этим грозным чудикам, и плавно гаси скорость – вплоть до нуля.

– Белый флаг? – искренне изумилась девушка. – У нас, Серж, нет на борту белого флага. Да и быть не может. Любые другие: полосатые, пятнистые, в крапинку – сколько угодно. Но, пардон, белый? «Кошка» трусостью, по твоим же собственным словам, никогда не отличалась. Опять же, непреложные законы морской чести…

– Отставить – пустые разговоры, – капитан ещё раз вяло зевнул и небрежно поправил очки с затенёнными стёклами, которые задорно качнулись на кончике его длинного носа. – Нет белого флага? Закавыка. Воспользуйся, любимая, наволочкой. А ещё лучше – простынёй…. Выполнять! Моржову мать…. Удачи нам всем, соратники. И не надо – преждевременно – писать в жиденький компот.

– А дымок «Гранмы», тем временем, практически растаял, – повернув голову направо, известил Ник. – Следовательно, уходит. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…

Дизель «Кошки» сбавил обороты, потом громко зачихал, яхта начала постепенно разворачиваться и вскоре остановилась, размеренно покачиваясь на частых и бокастых волнах.

Невесть откуда появилась-выползла лёгкая туманная дымка. До борта неизвестного преследователя оставалось порядка ста тридцати-сорока метров.

На палубе сторожевика началась какая-то бестолковая суматоха, послышался тихий скрип работающей лебёдки, с высокого борта начали спускать вёсельный баркас.

– Стоять спокойно, уроды недоделанные! – надменно оповестил на английском языке мегафон. – Стреляем без предупреждения!

Раздался лёгкий ненавязчивый шорох. Это из тайных подводных люков «Кошки» стартовали две боевые торпеды, устремляясь по направлению к борту сторожевика. Серо-зеленоватые волны – с белыми «барашками» на своих гребнях-вершинах – надёжно скрыли следы торпедной атаки. Даже Ник, чётко зная, что торпеды уже ушли, сколько не вглядывался в волны, так и не заметил характерных светлых полос.

Заметили или нет эти следы с борта сторожевика – уже не имело никакого значения. Вскоре – с секундным интервалом – прогремели два громких взрыва, заставив на короткое время умолкнуть все остальные звуки. Сторожевик – почти сразу – разломился на три составные части, превратившись за какие-то полминуты в бесполезные и беззащитные кучи металла.

«Страшное это зрелище – тонущий корабль», – кратко прокомментировал хладнокровный внутренний голос. – «Впрочем, они сами нарвались. То бишь, поделом…».

– Бывает, – зачарованно пробормотала Мартина. – В море – всякое бывает…

Через полторы минуты на капитанском мостике появился Куликов и, непринуждённо чихнув, велел:

– Запускай, Марта, двигатель и поворачивай на восток. И по скорости добавь полтора узла. Не стоит терять «Гранму» из вида. Чисто на всякий пожарный случай…

Глава первая

Стишок с «двойным дном»

Во второй декаде декабря 1951-го года его экстренно вызвали в Москву.

– Бумага подписана самим Лаврентием Павловичем, – внимательно пробежав глазами по светло-жёлтому листу, озабоченно нахмурился маршал Жуков. – Что, согласись, говорит о многом…. Вылетай, Никита Андреевич, прямо сейчас. А о дочурке не беспокойся, лично присмотрю. В том плане, что отдам соответствующие распоряжения…. Давай, попрощаемся, что ли. Чисто на всякий случай. И спасибо тебе за всё…

Они тепло попрощались.

Ник доехал на служебном автомобиле до военного аэродрома, забрался по узкому трапу в пустой салон самолёта, устроился в продавленном кресле возле кабины пилотов и, отдав команду на взлёт, заснул тяжёлым и тревожным сном.

Потрёпанный и виды видавший АНТ-4 коротко разбежался по взлётной полосе, уверенно взмыл в ярко-голубое безоблачное небо и, развёрнувшись по широкой дуге, взял курс на запад…

На подмосковном аэродроме Ника встретили два молчаливых и неприметных капитана на светло-серой «эмке». Встретили, отвезли, сопроводили до нужного кремлёвского кабинета, вежливо откозыряли и, синхронно развернувшись через левое плечо, удалились.

Он, предварительно постучавшись костяшками пальцев в светло-бежевую дверную филёнку, прошёл внутрь.

Просторная прямоугольная комната, белый сводчатый потолок, стандартная люстра на три рожка, длинный письменный стол, плотно заваленный различными документами, высоченные стеллажи с книгами и толстыми картонными папками, портрет Сталина «с трубкой» на стене, старенький чёрный рояль в дальнем углу.

«За прошедшие почти одиннадцать с половиной лет здесь практически ничего не изменилось», – мысленно усмехнувшись, отметил Ник. – «Включая, в том числе, и приметную внешность хозяина кабинета. Всё такой же крупный, чуть сутулый мужчина с красивым породистым лицом вальяжного и сытого барина. Глаза, впрочем, явно выбиваются из этого образа: живые, выпуклые, блестящие, с лукавой «искоркой». Седины в шикарной шевелюре прибавилось? Ну, если только чуть-чуть…».

– Здравия желаю, Вольф Григорьевич, – поздоровался Ник.

– И вам не болеть, товарищ Иванов, – приветливо откликнулся из кожаного антикварного кресла, располагавшегося в дальнем торце письменного стола, Мессинг. – О, уже полковник. Поздравляю…. Вам, кстати, очень идёт офицерская форма. Стройнит, так сказать.

– Спасибо.

– Да вы, Никита Андреевич, садитесь. В ногах, как известно, правды нет. Поближе ко мне. Ещё ближе…

– Спасибо, – осторожно присаживаясь на колченогий стул и снимая с головы фуражку, вежливо поблагодарил Ник.

– Не за что, – мимолётно улыбнулся хозяин кабинета. – Чай? Кофе? – нажал длинным бледным пальцем на светло-розовую кнопку, встроенную в угол столешницы и, коротко кивнув головой вошедшему моложавому капитану, велел: – Стакан крепкого сладкого чая для полковника, пожалуйста…. Ну, рассказывайте, рассказывайте, Никита Андреевич. Где и как служили? Что с личной жизнью?

– С февраля 1941-го был прикомандирован в распоряжение Георгия Константиновича Жукова. Прошёл с ним всю войну – в качестве адъютанта и помощника. Потом, с ним же, был переведён – через Одессу – в Уральский военный округ.

– Значит, в Свердловске квартируете?

– Так точно. Что же касается личной жизни…. Жена умерла во время тяжёлых родов, два с половиной года назад.

– Сочувствую…. А что с ребёнком?

– Жив, – облегчённо выдохнул Ник. – Вопреки пророчеству чукотского шамана Афони, родилась здоровая девочка. Три килограмма шестьсот пятьдесят грамм. Назвал – Татьяной. Нанял пожилую няню – из отставников службы НКВД. Такая история.

– Понятно…

В комнате вновь появился молодцеватый капитан и, сгрузив с прямоугольного подноса на столешницу стакан с чаем в серебряном подстаканнике и фарфоровое блюдечко с сушками, покрытыми чёрными зёрнышками мака, удалился.

– Угощайтесь, полковник, – предложил Мессинг.

– Спасибо, – Ник глотнул чая, задумчиво похрустел сушкой, а после этого предположил: – Значит, пришло время начинать операцию «Гвардейская кавалерия», о которой мы с вами говорили в этом кабинете более одиннадцати лет тому назад?

– Безусловно, пришло.

– Извините, но откуда взялось такое…м-м-м, экзотическое название? Мол, «Гвардейская кавалерия»?

– Просто стихотворение такое есть, – слегка засмущался Вольф Григорьевич. – Нет, не моё. Случайно залетевшее, так сказать, из других Времён.

– Я понимаю…. Может, ознакомите?

– Хорошо, зачту два последних куплета. Итак…

  • Друг мой, просыпайся, уже стража колотит в двери.
  • Да, пришло время казни, просыпайся и не ворчи.
  • Помощь – не за горами, и я в нашу победу верю.
  • Гвардейская кавалерия – копытами – где-то стучит…
  • Только в эту сентенцию глупую верю я.
  • Громкий стук разрывает картинку из призрачных слов…
  • Это просто спешит к нам на помощь – Гвардейская кавалерия,
  • Из-за синих – покрытых местами цветами – холмов…

– Хорошее стихотворение, – одобрил Ник. – Со смыслом. Вернее, в нашем конкретном случае, даже с двумя. То бишь, с чётким «двойным дном».

– Поясните, пожалуйста, полковник.

– Допустим, что коварные и подлые американцы – через несколько лет – краешком узнают о проводимой нами операции. Да и об этом двустишии. Но им ни за что не догадаться о том, к кому «Гвардейская кавалерия» – на самом-то деле – спешит на помощь. Ни за что и никогда…

– Это точно, – покивав массивной головой, согласился Мессинг. – Не догадаться…. Кстати, Никита Андреевич. А как в вашем 2007-ом году относились к господину Эрнесто Геваре?

– Почему – к господину?

– Потому. Пока Эрнесто для нас – «господин». Происходит из буржуазной (пусть и не богатой), семьи. Оканчивает престижный Университет Буэнос-Айреса. А полноценным «товарищем» он станет только через несколько лет. Может быть…. Так как – относились?

– Молодёжь, в своём большинстве, положительно. И не только в нашей России. Не считая, конечно, зажравшихся отпрысков бизнес-политической элиты. Да и то далеко не всех…. Понимаете, для многих молодых (и не только), людей стало окончательно понятно, что так называемая «демократия» двадцать первого века таковой, по сути, не является. Любая успешная предвыборная кампания, проводимая в условиях жёсткой конкуренции, требует очень-очень много денег. Где их, спрашивается, взять? Естественно, только у олигархических структур и крупных промышленно-финансовых корпораций. А там, как известно, сидят очень дальновидные, хитрые и прагматичные парни. Они каждый выделенный рубль и доллар заставят потом отработать. Жёстко заставят, под угрозой ухода (вместе со всеми деньгами), к политикам-конкурентам. Вот и получается, что Миром двадцать первого века – по факту – управляют не народы (через псевдодемократические выборы), а жадные «денежные мешки» и всякая мафиозная нечисть…. Следовательно, что надо сделать? Конечно же, максимально отдалить олигархов и крупных капиталистов от Власти. А как это сделать? Ведь, все вышеназванные персоналии добровольно «отдаляться» не желают. Наоборот, упираются и будут упираться изо всех сил. Да и Правительства большинства стран к ним откровенно благоволят, будучи на финансовом содержании (в глобальном понимании), у олигархов…. Получается, что эффективно действовать можно только методами Че Гевары. То есть, революционно-вооружёнными. Больше, к сожалению, никак…. Вы, Вольф Григорьевич, побаловали меня стихотворением. Большое спасибо. А я вас в ответ – могу песенкой. Не возражаете?

– Да, пожалуйста, полковник. Музицируйте, сколько Душе угодно…

Ник, поднявшись на ноги, прошёл в дальний угол комнаты, где одиноко скучал низенький рояль, сел на хлипкий крутящийся стульчик и, небрежно прикасаясь подушечками пальцев к чёрно-белым клавишам, негромко запел:

  • Его звали – Че.
  • Много лет назад.
  • Не такой, как все.
  • Просто – солдат.
  • Отставь бокал пустой.
  • Ответь на мой вопрос.
  • Не торопись, постой.
  • Я говорю всерьёз.
  • Когда же он – вернётся?
  • Из тех небесных странствий?
  • И снова – улыбнётся,
  • Надежду нам даря?
  • И мы пойдём в атаку,
  • И сгинут – самозванцы,
  • И алыми тюльпанами
  • Покроется – Земля…
  • За окошком – свет.
  • На пороге – день.
  • Грусти больше – нет.
  • На душе – капель.
  • Поутру лишь – снег.
  • На небе – заря.
  • Серебристый – смех.
  • Было всё – не зря.
  • Когда же он – вернётся?
  • Из тех небесных странствий?
  • И снова – улыбнётся,
  • Надежду нам даря?
  • И мы пойдём в атаку,
  • И сгинут – самозванцы,
  • И алыми тюльпанами
  • Покроется – Земля…
  • В отблеске – свечей.
  • Пусть приходит – ночь.
  • Не надо нам – речей.
  • Все сомненья – прочь.
  • Они – не пройдут.
  • Будь спокоен, Че.
  • Они – не пройдут.
  • Никогда и нигде.
  • Когда же ты – вернёшься?
  • Из тех небесных странствий?
  • И снова – улыбнёшься,
  • Надежду нам даря?
  • И мы пойдём в атаку,
  • И сгинут – самозванцы,
  • И алыми тюльпанами
  • Покроется – Земля…
  • Его звали – Че.
  • Много лет назад.
  • Не такой, как все.
  • Лучший – солдат…

– Неплохо, – одобрительно похлопал в ладоши Мессинг. – Теперь мне многое стало окончательно-понятным и прозрачным. Очень многое…. Вот, Никита Андреевич, ознакомьтесь, пожалуйста, с данной директивой, – взял со столешницы и протянул лист тонкой светло-жёлтой бумаги. – Подписанной, между прочим, лично Иосифом Виссарионовичем.

– Приказ о переводе группы специального назначения «Азимут» – в полном списочном составе – в ваше полное и единоличное подчинение, – ознакомившись с содержанием документа, прокомментировал Ник. – М-да. Странный поворот…

– Что же вас так удивило, милейший Никита Андреевич? Упомянутая выше группа никем и никогда не расформировывалась. Да, её деятельность была временно «заморожена». Но не более того.

– Я понимаю…. Но как это – «в полном списочном составе»? На сегодняшний день в СССР лишь я один представляю «Азимут». Моя жена Зина умерла. Геша Банкин героически погиб в 1940-ом, при проведении достославной операции «Зверёныш». Мэри Хадсон в 1942-ом году была отправлена на нелегальную работу в Австрию. С тех пор о её Судьбе (по крайней мере, мне), ничего не известно. Да и капитан Куликов, вместе со своей «Кошкой», затерялся где-то в бескрайних просторах Мирового океана…. Алексей и Айна Сизых? Они уже давно и прочно обосновались в Уругвае…

– Во-первых, в Гватемале, – невозмутимо уточнил собеседник. – Их туда ещё в самом начале 1941-го года перебросил – на яхте «Стрела» – легендарный шкипер Галкин. Естественно, вместе с детишками.

– В Гватемале? – непонимающе передёрнул плечами Ник. – Что они позабыли в этой тропической глухомани? Ах, да. Кажется, понимаю…. Да, Вольф Григорьевич, вы большой дока – в сфере стратегического планирования. Ничего не скажешь…. А что у нас «во-вторых»?

– Во-вторых, группа «Азимут» будет – по мере необходимости – усиливаться дополнительными…э-э-э, дополнительными бойцами. Как старыми и проверенными, так и новыми. Одного из них представлю вам прямо сейчас, – Мессинг вновь «побеспокоил» длинным указательным пальцем кнопку на столешнице.

– Да, Вольф Григорьевич? – в дверном проёме в очередной раз показалась аккуратно-причёсанная физиономия предупредительного капитана.

– Приведите сюда офицера Банкина.

– Слушаюсь!

Дверное полотно совершенно бесшумно вернулось на прежнее место.

– Банкин? – насторожился Ник. – Но он же…. Как же так? Ах, да. У Гешки же был младший брат…. Миша, кажется?

– Да, Михаил. У вас, товарищ полковник, замечательная память. Профессиональная, так сказать…

Дверь вновь приоткрылась. В кабинет вошёл молоденький младший лейтенант и, сделав три положенных шага, остановился, вытянулся в струнку и браво доложил:

– Младший лейтенант Банкин по вашему приказанию прибыл!

– Вольно, младший лейтенант, – вальяжно усмехнулся Мессинг. – Присаживайтесь на этот стульчик. Только сперва дверку прикройте. Ещё плотней, пожалуйста.… Вот, Михаил, а это – ваш непосредственный начальник, полковник Иванов, командир группы специального назначения «Азимут»…

– Здравия желаю, товарищ полковник! – тут же вскочил на ноги молодой человек. – Кха-кха…. Я столько про вас слышал. И очень рад служить под вашим руководством…

– Садись, Михаил, садись, – начальственно махнул рукой Ник. – Я тоже рад. Надеюсь, что ты достойно заменишь погибшего брата.

– Сделаю всё, что смогу! Не сомневайтесь, товарищ полковник!

– Отставить, – строгим и непреклонным голосом велел Мессинг. – Во-первых, незамедлительно убирайте из своих лексиконов армейские нотки и характерные восклицательные знаки. Готовьтесь, что называется, к штатской жизни.… Во-вторых, товарищи офицеры, срочно и прочно забывайте и про «товарищей», и про «офицеров». А также про «полковников» и «младших лейтенантов»…. Надеюсь, всё понятно?

– Так точно. Кха-кха, – болезненно кашлянув, неуверенным голосом подтвердил Банкин. – Теперь буду обращаться к товарищу полковнику только по имени-отчеству – «Никита Андреевич». Вот…. Извините за кашель. Сезонное обострение…

– Молодец, Мишенька, догадливый…. А ещё можешь обращаться к своему непосредственному начальнику просто и непритязательно – «командир». Так, понимаешь, принято в «Азимуте». Но это только когда вокруг свои. А при чужих изволь величать его (когда, естественно, окажетесь за пределами нашей Родины), не иначе, как – «дон Андрес». А он тебя, в свою очередь, будет именовать – «сеньором Микаэлем». Или же – «мистером Вагнером». Впрочем, это уже частности…. Ну, сеньор Микаэль, что сейчас поделываешь?

– Как вы и велели, Вольф Григорьевич, – зачастил молодой человек. – Посещаю студию пантомимы и цирковой акробатики. Старательно совершенствую свой испанский разговорный. Изучаю историю стран Латинской Америки. И обычную историю. И, так сказать, историю культуры. Кха-кха.… Читаю испано-язычную поэзию и прозу рекомендованных вами авторов: Сиро Алегрии, Хорхе Икасы, Хосе Эустасио. А также знакомлюсь с философскими трудами господина Сартра. Кроме того…

– Стоп-стоп, Микаэль. Какие работы уважаемого Сартра вы уже успели прочесть?

Мессинг и Банкин-младший, зачем-то перейдя на испанский язык, принялись горячо и увлечённо обсуждать запутанные философские проблемы. А Ник, невольно выпавший из беседы, попробовал мысленно подвести некоторые промежуточные итоги: – «Итак, очень похоже, что всё по-настоящему. То бишь, операция «Гвардейская кавалерия», всё же, стартует. Однако.… А я-то, дурачок наивный и недоверчивый, ещё и сомневался, мол, откровенная авантюра. Типа – чистейшей воды. Авантюры же, как известно, зачастую и отменяют. А в данном конкретном случае речь, вообще, шла об одиннадцати с половиной годах – именно столько времени прошло с того самого первого разговора о «Гвардейской кавалерии». Сто раз можно было передумать. И даже двести пятьдесят…. Нет, не отменили. Знать, всё всерьёз. Ладно, принимается – как данность…. Теперь – о младшем лейтенанте Банкине. Сразу видно, что дисциплинирован, сообразителен, отважен и интеллектуально развит. Умеет, всё же, Вольф Григорьевич набирать эффективные и многообещающие кадры. Ничего не скажешь…. Ещё Михаил немного – ростом, чертами лица и статью – похож на брата покойного, только ростом чуть пониже, да в плечах поуже. Бывает…. А ещё на кого он похож? Ну, да. На Эрнесто Че Гевару. По крайней мере, в первом приближении. То бишь, на фотографии и портреты молодого Че, которые мне довелось видеть в двадцать первом веке. Тот же разрез и цвет глаз. Цвет и густота волос. Высокий лоб. Характерный волевой подбородок. Особенности фигуры. Рост. Возраст…. Только грушевидный персидский нос, доставшийся Михаилу в наследство от бабушки (или от прабабушки?), здорово портит общую картину. Хотя…. Хотя, может, оно и к лучшему. Из нетленной серии: – «Каждому овощу – своё время. А пластическая хирургия, как всем хорошо известно, не стоит на месте…». Этические побочные последствия предстоящей операции? Не-не, не стоит сейчас забивать голову всякой ерундой. В том плане, что до финального аккорда – ещё очень и очень далеко. Лет так пятнадцать, плюс-минус годик. Внесём ещё, Вольф Григорьевич, коррективы. Причём, существенные. И, попрошу заметить, в обязательном и непреложном порядке. Непременно и однозначно внесём…».

– Дон Андрес, вы, часом, не заснули? – прозвучал где-то рядом звучный баритон. – Ай-яй-яй. Не ожидал от вас, право слово…

– А? Что случилось?

– Ровным счётом – ничего, – благостно фыркнув, заверил Мессинг. – В глобальном понимании, я имею в виду…. Но негоже, милостивый государь, (специально приучаю вас к прилично-вычурному слогу, так модному в нынешней Аргентине), так расслабляться, теряя контроль над ситуацией. Непростительно, я бы сказал, для такого опытного диверсанта.

– Виноват. Больше такого не повторится. Слово офицера.

– Верю. Охотно верю, Никита Андреевич.… У вас имеются вопросы к…, к уважаемому сеньору Микаэлю?

– Да, всего один…. Геннадий Банкин, мой подчинённый, умел говорить голосами разных известных людей, бесподобно хрюкал, выл по-волчьи и лихо выдавал красивейшие соловьиные трели. А, вот…

– Вы, что же, полковник Иванов, сомневаетесь? – голосом товарища Сталина выдал Михаил. – В состоятельности советских спецслужб? Напрасно, честное слово. Ох, напрасно, кха-кха…, – выждав пару секунд, перешёл на голос товарища Ленина: – Правильной дорогой идёте, товарищи! Надо помочь нашим южноамериканским единомышленникам. Обязательно – надо. Всенепременнейше, я бы, кха-кха, сказал…

– Молодец, Миша, – скупо похвалил Мессинг. – Кстати, что там с твоей астмой?

– Как и было приказано. Кха-кха…. Лечение приостановлено.

– Ладно. Всё, свободен. Иди, занимайся. Дальнейшие инструкции получишь на днях.

– Слушаюсь! – козырнув на прощанье, Банкин чётко развернулся через левое плечо на сто восемьдесят градусов и покинул кабинет.

Чуть слышно стукнула плотно-прикрываемая дверь.

– Решено не придумывать новой модели велосипеда, – устало зевнув, сообщил Мессинг. – Вы, полковник, отправитесь в Буэнос-Айрес под уже привычным для вас именем – Андреса Буэнвентуры, жителя испанской Барселоны. Да, частный бизнесмен, но не только. Ещё и доверенное лицо уважаемого генералиссимуса Франко, коему поручено (то бишь, вам), наладить прочные, полноценные и взаимовыгодные торговые отношения между Испанией и Аргентиной. Вот, кстати, папка с досье на упомянутого генералиссимуса, прочтите. А некоторые вещи советую выучить наизусть, например, полное имя сеньора и основные вехи на его интересном жизненном пути, вдруг, кто поинтересуется…. И вообще, ведите себя в Буэнос-Айресе спокойно и естественно, все верительные бумаги от господина Франко будут самые, что ни наесть, настоящие. Лично получите в Мадриде…. Есть какие-то сомнения?

– Да как-то немного неожиданно, – пожал плечами Ник. – Все же знают, что генерал Франко – тиран и «душитель свободы», откровенно симпатизирующий фашизму…. С чего бы ему – нам помогать?

– Всё очень просто, Никита Андреевич. Если человек – тиран, то это ещё не означает, что он является законченным дураком. И вообще, сугубо между нами, тиран тирану – рознь. Взять, к примеру, того же Муссолини[1]: между ним и Франко запросто можно найти очень много похожего. Только, вот, Бенито Муссолини закончил свою жизнь очень-очень плохо. А господин Франко, наоборот, доживёт (в чём я на сто процентов уверен), до глубокой старости, в почёте и неге. И всё потому, что один из них умён и нос держит по ветру, а другой был обыкновенной коричневато-серой посредственностью: недалёкой, пафосной и самовлюблённой…. Ладно, заканчиваем с глобальной философией. И, соответственно, переходим к деталям предстоящей операции. Подчёркиваю, к средним и мелким деталям первого этапа нашей многослойной и многоуровневой операции…. Вот, например, татуировки на ваших плечах. Одну из них мы, естественно, «сведём». А, вот, вторую не будем. Причём, ни в коем случае…

Глава вторая

Финская засада

Маршрут (вернее, только его первая часть), был всё тот же, что и в 1940-ом году: перелёт на военно-транспортном самолёте, прыжок с парашютом в районе одинокого финского хутора Халкипудос и переход на вёсельном баркасе до шведских берегов – благо осень и начало зимы выдались на удивление тёплыми, и льды ещё не сковали Ботнический залив.

В салоне самолёта было безумно холодно, даже не смотря на лохматые шапки-ушанки, тёплые свитера верблюжьей шерсти, длинные овчинные полушубки, ватные штаны, толстые вязаные перчатки и унты на собачьем меху.

– Х-холодно-то к-как, – отчаянно клацая зубами, бормотал Михаил. – Бр-р-р-р. Ужас-с-с с-с-самый н-натуральный. Кха-кха. Особенно с моей астмой. И с-спиртного, к-как на з-зло, с с-собой н-не д-дали. Ж-ж-жадины…

Наконец, почти через три часа после взлёта с «вырицкого» аэродрома, усатый пилот с меховым шлемофоном на голове, высунувшись из своей кабины, объявил:

– Светает. Подлетаем к намеченному пункту. Посмотрите-ка, рыцари плаща и кинжала, в правый иллюминатор…. Видите – два светло-оранжевых пятнышка? Это они и есть, костры сигнальные. Как пойду на второй круг, так и сигайте, благословясь. В том смысле, что мысленно распевая Интернационал…

Ник, оттолкнувшись от деревянного настила самолётного салона, без раздумий прыгнул вперёд – в непроглядную и таинственную тьму.

Было ни то, чтобы страшновато, но откровенно неуютно: после произошедшего в далёком 2007-ом году он ко всем прыжкам с парашютом относился с ярко-выраженным недоверием, словно бы ожидая – на подсознательном уровне – некоего подвоха…. Коварного и неприятного подвоха? Или же, наоборот, светлого и радостного? А Бог его знает, если по-честному…

Но ничего неожиданного и незапланированного не произошло. Абсолютно.

Хладнокровно досчитав до семи, Ник резко дёрнул за маленькое деревянное кольцо.

Лёгкий хлопок, вполне терпимый удар в плечевой пояс, свободное падение прекратилось, он начал медленно и плавно опускаться на финскую землю.

Два жёлто-оранжевых огонька постепенно приближались. Ник, навскидку определив направление и силу дувшего ветра, сильно и настойчиво потянул за левые стропы, внося – тем самым – последние коррективы в маршрут спуска.

Приземлился он в сорока-пятидесяти метрах от сигнальных костров: умело погасил купол, выбрался из лямок, скатал парашютную ткань в большой комок и ловко перевязал его заранее приготовленной верёвкой. А после этого задрал голову вверх и довольно улыбнулся – к земле уверенно приближался ещё один светло-бежевый парашютный купол.

– Молодец, младший лейтенант Банкин, – негромко похвалил Ник. – Так держать, молодчик. А меня, тем временем, охватывает приставучее чувство «дежавю»…

Вскоре Михаил успешно приземлился. Ник помог ему разобраться с парашютом. Потом они, никуда не торопясь, перекурили и от души погрелись возле одного из жарких костров.

А дальше началось «повторение» 1940-го года. То бишь, событий, произошедших в этом самом месте почти двенадцать лет тому назад. Бывает…

Из-за молоденьких ёлочек-сосёнок вышла женщина, облачённая в неуклюжий мешковатый малахай и лохматую шапку-ушанку, и объявила приятным низким голосом – на русском языке, с мягким ненавязчивым акцентом:

– Здравствуйте, товарищи. Не будем, пожалуй, тратить время на изысканные взаимные приветствия. Финские метеорологи предупреждают о надвигающейся непогоде. Надо спешить. Следуйте за мной. А парашюты здесь оставьте. Я их потом приберу, когда вернусь…

Женщина, прервав монолог, резко развернулась и упруго зашагала на северо-восток.

Они размеренно шли через ровное поле, на котором лежал двухсантиметровый слой светло-сиреневого снега, изредка обходя кучи и кучки больших и маленьких округлых камней.

Через двадцать с небольшим минут, когда из-за далёкого изломанного горизонта выбралось скупое ярко-розовое зимнее солнышко, впереди замаячили тёмные строения маленького финского хутора: длинный одноэтажный жилой дом с маленькими окошками, просторный хлев, конюшня, несколько амбаров и сараев, маленькая аккуратная банька, треугольник погреба, сруб колодца. Лениво забрехала собака. Почуяв людей, коротко всхрапнула лошадь. Тревожно замычали коровы. В одном из сараев возмущённо загоготали гуси.

«Всё, как и тогда, в 1940-ом», – вспомнил Ник. – «Да и погода похожая – на уровне ноля градусов по Цельсию. А сейчас хозяйка двумя-тремя фразами успокоит разволновавшуюся живность. Ну, и начнёт демонстрировать здешнее знаменитое гостеприимство…».

Так и произошло: женщина что-то гортанно прокричала по-фински, а потом, когда животные угомонились, пригласила гостей, перейдя на русский язык, пожаловать в дом.

Через тесные сени, стены которых были плотно завешаны самыми различными вещами, корзинками, пучками засушенных трав и берёзовыми банными вениками, они прошли в горницу.

Там всё было по-прежнему: большая просторная комната, скупо заставленная нехитрой и скромной мебелью, по торцам – цветастые ситцевые пологи, отгораживавшие спальные места, в углу – круглая (в сечении), ребристая печь-голландка, от которой во все стороны ощутимо расходилось живительное тепло.

Хозяйка оперативно зажгла допотопную керосиновую лампу, стоявшую на кухонном столе, а после этого, сбросив на пол малахай и ушанку, обернулась.

«Ничего не понимаю», – удивился Ник. – «Это же не Мария Виртанен. А какая-то молоденькая девчушка лет девятнадцати-двадцати от роду: невысокая, стройная, курносая, рыжеволосая, с живыми и быстрыми светло-голубыми глазами. И…, и…, и очень симпатичная. А узкая светло-бежевая юбка и белый облегающий свитер с тёмно-бордовыми ромбическими узорами очень даже выгодно подчёркивают все особенности и достоинства её фигуры. М-да. Есть на что посмотреть, короче говоря…».

Неуверенно откашлявшись, он спросил:

– Извините, но кто вы?

– Ха-ха-ха! – неожиданно развеселилась девушка. – Не узнали меня, дядюшка Андрес? Значит, долго жить буду…

– Анна-Мария? – прозрел Ник. – Неужели?

– Она самая. Называйте меня, пожалуйста, Анной. Так оно проще. И путаницы, что характерно, гораздо меньше.

– Договорились, не вопрос…. А выросла-то как. Похорошела…. Матом, надеюсь, больше не ругаешься?

– Скажете тоже, – засмущалась девчушка, отчего её светло-голубые глаза заметно потемнели. – Я же тогда совсем маленькой была и толком не понимала, что говорю…

– Ладно-ладно, верю. Проехали…. А где уважаемые Юха и Мария?

– Папа и мама в отъезде. На полтора месяца, в соответствии с полученным приказом, отбыли по делам заграничным. Я за них. Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Справлюсь.

– Не сомневаюсь, Аннушка.

– А я – Михаил, Миша, – встрял в разговор Банкин. – Ой…. Вернее, Микаэль…

– Ха-ха-ха! Уморил…. Начинающий рыцарь плаща и кинжала, как я понимаю?

– Начинающий, – улыбнувшись, подтвердил Ник. – Вот и путается слегка, бедолага. Бывает…

– Бывает, – согласилась Анна и, став бесконечно-серьёзной, предложила: – Всё, господа шпионы и диверсанты, заканчиваем с шуточками. Сейчас перекусим. А быстро соберу на стол. На раз-два…. И не надо, пожалуйста, спорить. Папа говорит, что перед дальней и трудной дорогой надо – в обязательном порядке – хорошенько «заморить червячка». Мол, лишним никогда не будет. А переплыть на вёслах через широкую морскую губу (тем более, в холодную зимнюю погоду), дело непростое, требующее значительных физических усилий…

Предложенная трапеза была скромной, непритязательной, но сытной и калорийной: варёная картошка в мятом чугунке, толстые ломти варёного и копчёного мяса, форель и голец холодного копчения, ржаные «плетёнки», плоские овсяные лепёшки, жёлтое деревенское масло, а также горячий ароматный чай с малиновым и черносмородиновым вареньем.

Через десять-двенадцать минут Анна объявила:

– Всё, товарищи коммунисты, завершаемся с приёмом пищи. Хорошего – понемногу. Труба зовёт. Поднимаемся и одеваемся…. Стоп-стоп. Ваши унты надо поменять на сапоги из тюленьей шкуры. Море, оно так и норовит – перелиться через борт…. Не бойтесь, не замёрзнете. Сапоги, они очень больших размеров. Я вам ещё по две пары толстых шерстяных носков выдам…. У вас – вязаные перчатки? Ха-ха-ха, насмешили. Ерунда полная и несерьёзная. Сейчас брезентовые рукавицы на собачьем меху презентую. Незаменимая и многократно-проверенная вещь…

Тщательно застегнув пуговицы и старательно затянув шнурки-завязки, они покинули гостеприимный дом семейства Виртанен.

Анна заперла входную дверь на солидный навесной замок.

– А как же ваша живность? – спросил Ник.

– Что с ними станется? – пожала плечами девушка. – С утра все накормлены и напоены. До вечера потерпят. Здесь же недалеко. Три часа туда. Пять – обратно.

– Почему такая разница? – заинтересовался Банкин, явно «запавший» на симпатичную рыженькую барышню. – Кха-кха…

– Это же, Микаэль, так просто. Когда пойдём к шведскому берегу, то на вёслах двое будут сидеть. А в обратную сторону мне одной предстоит грести…. Почему вы подкашливаете? Астма? Надо было раньше сказать, я бы вас мочёной морошкой накормила. Она страсть, как целебна и полезна при всяких лёгочных заболеваниях…. Ах, как приятно и мелодично снежок хрустит под подошвами наших сапог. Заслушаться можно…

Пройдя метров триста пятьдесят по хвойному мелколесью, они поднялись на локальный водораздел, с которого открывался шикарный вид на морское побережье: ленивые серо-свинцовые зимние волны, грязно-жёлтый песок узкой косы, местами покрытый овальными снежными пятнами, чёрно-красные валуны, разбросанные и здесь, и там, несколько неказистых баркасов у старенького заснеженного причала, длинный ветхий сарай под красно-коричневой черепичной крышей.

– Величественная такая картинка, – одобрительно хмыкнул Михаил. – И, одновременно, очень мрачная, суровая и многообещающая. Кха-кха…. Из нетленной серии: – «Суровая и безжалостная зима на подходе. Скоро она вам, ребятки, устроит. Ужо. Три шкуры спустит. Только держись…».

– Стоп, – тревожно вскинув вверх правую руку, велел Ник. – Останавливаемся, соратники.

– Что такое, командир?

– Пока ничего. Пока…. Просто у меня – обострённое чутьё на опасность. Я её, суку злую и грязную, за версту чую. Извините, Аннушка, за грубое выражение…

– Ничего…. Может, дядюшка Андрес, уже перейдём на «ты»? А то смешно как-то получается. Словно мы находимся на официальном приёме у здешнего полицмейстера.

– Перейдём, не вопрос…. Кстати, по поводу «полицмейстера». Полиция Безопасности[2] Финляндии – организация достаточно серьёзная и жёсткая, с которой шутить не стоит…. Не кажется ли тебе, коллега по благородному ремеслу, что возле этого длинного сарая слишком много свежих следов? И возле причала? И на местами заснеженной косе? И, главное, кто же их натоптал?

– Не знаю, – неуверенно шмыгнув курносым носом, призналась девушка. – Я к баркасам подходила только позавчера, ещё до снегопада…. Думаете, что…

– Думаешь.

– Ах, да. Извини…. Думаешь, что здесь активно шастают агенты финской Полиции Безопасности?

Со стороны хутора раздался злобный собачий лай, ещё через пару секунд тревожно заржала лошадь.

– Нет, пожалуй, уже не шастают, – нахмурился Ник. – Нас, в гости по утрам не ходи, постепенно и целенаправленно обкладывают. Как лесных волков – красными флажками. Резидентура, похоже, провалена. А у причала, наверняка, обустроена засада. В том смысле, что в сарае расположились вооружённые оперативники, которые должны – по замыслу их руководства – нас арестовать.

– Я им арестую. Кишка тонка. Кха-кха…. Кровью, гады, умоются, – достав из внутреннего кармана полушубка браунинг бельгийской сборки, пообещал Банкин.

– Отставить, младший лейтенант. Убрать пистолет обратно и забыть о его существовании. Нам сейчас нельзя шуметь, на звуки выстрелов может сбежаться целая куча финского служивого люда. Причём, решительного и вооружённого до самых коренных зубов.

– Ик, – растерянно икнула Анна. – И что мы теперь будем делать? А? Ик-к-к…

– Надо срочно уходить. Из страны, я имею в виду. И нам, и тебе.

– Как – мне уходить?

– Вместе с нами. Морем, естественно.

– Я не об этом…. А как быть с хутором? С собакой и котом? С коровами? С лошадкой? С курицами и гусями?

– Прости, но это издержки нашей многотрудной профессии, – извиняюще передёрнул плечами Ник. – Будь она неладна…. Разведчики и диверсанты постоянно вынуждены чем-то и кем-то жертвовать. Постоянно и безвозвратно. Диалектика в действии…. Значится так, мои юные друзья. Разыграем, пожалуй, следующую рабочую схему. Ты, Анна-Мария Виртанен, задержанная советская шпионка. А мы с Микаэлем – доблестные агенты британской МИ-6[3]…. Расклад, надеюсь, ясен?

– Причём здесь – СИС? Ничего не понимаю, – удивился Банкин. – А, командир?

– Всё очень просто, любопытный сеньор Вагнер. Именно британская Secret Intelligence Service и «ставила» в двадцатых годах прошлого века работу финской Полиции Безопасности. «Ставила», направляла и, понятное дело, старательно курировала. Поэтому все местные службисты уважают и откровенно побаиваются – до дрожи в коленях – своих авторитетных британских коллег…. Ещё одно, Мишаня. Твой клиент…э-э-э, пусть будет крайний справа. Причём, сколько бы их там не было. Только на нём сосредоточься. Понял?

– Так точно.

– Вот и молодец. Вырубишь его. Или же зарежешь. На твоё усмотрение…. Нож-то есть при себе?

– И-имеется. Кха-кха…. К-командир, а ты уверен? Ну, в правильности такого…э-э-э, кардинального решения?

– Я всегда уверен, – подбадривающе подмигнул Ник. – В том плане, что когда нахожусь на тропе войны. То бишь, на боевом и ответственном задании…. Шагаем, коллеги. Я – солирую. Вы – старательно подыгрываете и импровизируете. Но, пожалуйста, сугубо в меру и без пошлого перебора…. Кстати, а что хранится в данном строении?

– Вёсла от баркасов, запасные мачты, паруса, якоря, всякие и разные верёвки-канаты, – пояснила Анна. – А ещё различные рыбацкие снасти и причиндалы: мерёжи, сети, удочки, бочки для засолки рыбы, сама соль в холщовых мешках. Ну, и всякий никому ненужный бытовой хлам, накопленный за долгие-долгие годы.

– Понятное дело. За мной. В том плане, что за будущей громкой славой и разлапистыми орденами…

Они остановились возле правого торца сарая, в четырёх-пяти метрах от входной двери, и Ник тут же принялся беззастенчиво лицедействовать, заявив на чистейшем и классическом английском языке:

– Ваша дальнейшая Судьба, милейшая мисс Виртанен, зависит сугубо от вашего благоразумия. А также и от искренности, конечно…. Понимаете меня?

– Стараюсь, сэр, – прошелестела испуганным голосом Анна. – Вы, надеюсь, не обманываете бедную провинциальную девушку? Меня же не расстреляют?

– Не сомневайтесь, задержанная. Но, естественно, только в случае вашей полной правдивости. Мы же с напарником, со своей стороны, будем обязательно ходатайствовать перед высоким руководством о разумном снисхождении…. Не так ли, мистер Ватсон?

– О, да, многоуважаемый сэр Томас, – подтвердил – голосом Уинстона Черчилля – Банкин. – Всенепременно будем. Грехи, как утверждает Библия, можно смыть не только кровью. Но, так сказать, и слезами искреннего раскаяния. Да и понятия – «королевское помилование» никто не отменял. Я же, естественно, буду непременно настаивать на толике милосердия…. Чу, какой-то шорох? Показалось, наверное….

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Наша жизнь – это альбом с фотографиями, в котором, как правило, остаются лишь самые главные воспомин...
Не ради наживы. Не ради тщеславия. Герои отправляются в прошлое ради установления научной истины. Ра...
В сборник вошли повести, которые были рассказаны в разное время непосредственными участниками тех со...
Доверие – это основа любых отношений как в личной жизни, так и в бизнесе. Если вы кому-то не доверяе...
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-ли...
Сборник состоит из двух повестей: «Нина» и «Воспоминания олигофрена».«Содержанием жизни для человека...