Мой бедный богатый мужчина Воронова Мария

Глава 1

Мила поставила чашку на стол, так и не отпив чаю.

– Стас, я очень беспокоюсь. От него уже два дня никаких известий.

Ее жених потянулся, зевнул и положил себе еще кусок черничного пирога. Поднялся налить чаю, попутно смахнув со стола пачку салфеток: его крупное тело с трудом помещалось в крошечной кухне.

– Да загулял твой папаша, – усмехнулся он. – Завис у бабы, только и всего. Или, ты считаешь, он должен отпрашиваться у падчерицы?

– Он вовсе не должен у меня отпрашиваться, – мягко сказала Мила. – Но зачем отключать мобильный? И что же это за баба такая, что от нее не оторваться даже ради работы? Я сегодня звонила в клинику, он не вышел после выходных, хотя обычно торчит там и по субботам, и по воскресеньям.

– Это меняет дело… – Стас Чесноков почесал в затылке. – И все же, я думаю, волноваться не стоит. Поехал с друзьями на природу, зарядник забыл, и там у них какой-нибудь форс-мажор случился. Колесо спустило, например. Завтра вернется твой папаша Розенберг целый и невредимый.

Мила ожесточенно помешала ложкой остывший чай.

– Надеюсь, что ты прав. Знаешь, он обалдел немножко от свободы. Я выросла, замуж вот выхожу, – она нежно улыбнулась Стасу, – младших девочек он отправил учиться в Англию…

– Что?! – С Чеснокова моментально слетела его обычная невозмутимость. – Куда он их отправил?

– В Англию.

– На какие шиши?

– О господи… – Мила смущенно опустила глаза, а потом, тяжело вздохнув, решилась: – Все равно пришлось бы рано или поздно тебе сказать: папа очень небедный человек. Он – владелец клиники эстетической медицины «Клеопатра».

– Не может быть! – Стас в изумлении уставился на нее.

– Может.

– Но почему ты тогда живешь в такой квартире? – Чесноков повел рукой, и ручища немедленно уперлась в стенной шкафчик, где что-то задребезжало. – Твой папаша воспитывает тебя по западным принципам? Или просто не считает нужным обеспечивать приемную дочь?

– Ни то ни другое. Розенберг полностью обеспечивает меня. У меня есть счет в банке и большая квартира на Крестовском острове, в которую мы с тобой можем хоть сейчас переехать. Просто, понимаешь… – Она замялась.

– Не понимаю!

– Ну, мы до поры до времени не хотели тебе говорить… И эту квартирку Розенберг специально снял.

Ярко-розовые щеки Чеснокова, из-за которых коллеги прозвали его Помидором, побледнели.

– Специально, говоришь? – Он присвистнул и внимательно посмотрел на Милу. – Я правильно понял, что вы боялись, как бы я не женился на тебе ради денег?

– Нет, но…

– А если нет, к чему эта конспирация?

– Стас, так получилось…

– Ах вот как! – Он ударил ладонью по столу и поднялся со стула. – Значит, так получилось! Мы каждый день встречались, уже месяц вместе живем, и за все это время ты поняла про меня только одно: что я позарюсь на твои деньги, узнав, что ты богата! Я прав? – грозно спросил он.

Мила тоже вскочила.

– Стас, прости… – начала она и попыталась обнять его, но он отвел ее руки.

– Я-то прощу, только что это изменит? Как я буду жить с тобой дальше, зная, что ты считала меня альфонсом?

– Стас, наоборот, мы боялись, что наши деньги тебя отпугнут!

– И вы не ошиблись, – устало сказал он. – Что же мне теперь, входить в семью этаким бедным родственником? Твой папаша Розенберг после свадьбы возьмется содержать и меня, а заодно будет указывать, как мне жить. И ты тоже при каждом удобном случае станешь тыкать мне в нос, что я живу на чужие деньги. На фиг надо!

– Но, Стас, не имеет значения, откуда в семье деньги!

Чесноков посмотрел на нее тяжелым взглядом:

– Если бы это действительно не имело значения, вы не стали бы скрывать от меня свое богатство.

Немного постояв на кухонном пятачке, он отстранил Милу и решительно направился к двери.

Медсестра Диана, натуральная блондинка двадцати пяти лет от роду, заглянула в ординаторскую:

– Лада Николаевна, из операционной везут больного, идите принимать.

Реаниматолог, высокая сдобная девушка средних лет, кивнула, поправила сложную старомодную прическу и плавной походкой отправилась на пост.

Если бы Ладу Николаевну увидели Рубенс с Кустодиевым, то немедленно потянулись бы к холсту и краскам, ибо данная женщина относилась к типу немодных нынче полных румяных красавиц. Слушая ее неторопливую, обстоятельную речь, глядя на округлые, неспешные движения, невозможно было представить, что она способна интубировать трахею и проводить реанимационные мероприятия при клинической смерти. Однако даже в критических ситуациях Лада Николаевна чувствовала себя как рыба в воде. Без крика, без суеты, когда другие доктора только соображали, что же надо делать, она уже переводила больного на искусственную вентиляцию легких и диктовала назначения.

Коллеги любили работать с такой умницей и красавицей. Правда, личная жизнь умницы и красавицы пока не складывалась…

– Интересно, какой подарок нам приготовил Ян Александрович? – Лада Николаевна улыбнулась Диане.

– Ну, даже если больной тяжелый, за хирургическую часть мы можем не беспокоиться.

– Это верно, – кивнула Лада, устраиваясь за письменным столом.

Ян Александрович, он же профессор Колдунов, справедливо считался одним из лучших хирургов города.

Раздался грохот древней каталки, толкаемой по кафельному полу коридора. Стукнула двустворчатая дверь, с силой распахнутая недовольным анестезиологом, и реанимационный пост заполнился людьми.

Лада вытащила из-под подушки пациента историю болезни и принялась листать ее, а Диана занялась перекладыванием больного с каталки на кровать. Помогавшие ей сестры приемного отделения и дежурный анестезиолог не скрывали брезгливости: по окончании процедуры они сразу кинулись мыть руки и после этого быстро убежали.

Только Колдунов, красивый синеглазый брюнет, продолжал устало сидеть, облокотившись на письменный стол Лады.

– Что, опять бомжика нам подогнали? – участливо спросила она. – Чем хворает человечек?

– Как обычно. В канаве подобрали, привезли к нам в приемное. Диспетчеры собирались его в тигрятник засунуть, пока не протрезвеет, но обратили внимание, что у него одна щека существенно больше другой. Меня позвали, говорят: посмотрите, Ян Александрович, флегмона там или, может, свинка? Ну, а какая ж свинка с одной стороны? Полусвинка, что ли? Прихожу смотреть, мужик, бедняга, лыка не вяжет, а лицо разнесло… Будто у него вторая голова выросла. Только мозгов в ней, к сожалению, столько же, сколько в первой. – Колдунов вздохнул, скорбя о глупости бомжа. – Думаю, человек набрался по самые брови, повздорил с коллегами и получил по физиономии. Ну а дальше понятно – иммунитет, подорванный пьянством и неправедным образом жизни, переохлаждение, вот гематома и нагноилась. Я обработал, теперь его можно было бы в отделение везти, но я решил лучше к вам. Не будете ругаться?

Лада Николаевна кокетливо повела плечиком. Впрочем, кокетливость эта была напускной, игрушечной – Колдунов, как многодетный отец, не состоял в реестре потенциальных любовников и интересных мужчин больницы. Счастливый в браке, одаренный многочисленным потомством, Ян Александрович никогда не заглядывался на женщин, будучи для сотрудниц добрым приятелем, но отнюдь не воздыхателем или ухажером.

– В отделении его быстро закопают, – продолжал он. – Раз документов нет плюс еще пьяный, антибиотики нормальные колоть не будут, да и где их взять-то, нормальные? А у него, кажется, пневмония начинается, надо полечить хотя бы денька три.

– Сделаем, Ян Александрович. Изыщем внутренние резервы. Витаминчики, глюкозка, то-се… Мужик-то, кажется, молодой, жалко, если помрет.

Колдунов с хрустом потянулся.

– Как приятно, Ладушка Николаевна, иметь с вами дело. А то большинство наших докторов исповедует принцип: убил бомжа – очистил город.

– Один вы, Ян Александрович, с ними целуетесь.

– А что делать? Терпимость к своим недостаткам – порок, а терпимость к чужим порокам – добродетель. Я просто пытаюсь уравновесить плюсы и минусы собственной личности.

Лада задумчиво кивнула, вытащила из кармана ручку и, не отрываясь от беседы с Колдуновым, принялась строчить в истории болезни стандартный приемный эпикриз: «Больной доставлен из операционной в состоянии медикаментозного сна…»

– Телефонограмму дали? Что говорить, если вдруг из милиции позвонят? Как обычно – избит неизвестными лицами?

– Угу. Лицами, пожелавшими остаться неизвестными… – Колдунов опять потянулся и несколько раз подряд энергично зевнул, прогоняя сон. – Но сдается мне, били они его все-таки не лицами, а другими частями тела, предположительно ногами.

Вполуха слушая колдуновские разглагольствования, Диана обихаживала больного: написала на прикрепленной в ногах кровати табличке: «Неизвестный», установила капельницу в штатив, проверила надежность повязки и привязала руки и ноги специальными ремнями.

Фиксация больного в реанимационном отделении не жестокость, а вынужденная мера – в бессознательном состоянии пациент может нанести себе вред, если оставить его руки свободными.

«Как-то не похож он на бомжа, – лениво думала Диана, разглядывая свежую, без расчесов и гнойников кожу, под которой прослеживались крепкие мускулы. – И на алкаша тоже не похож, лицо не одутловатое. Наверное, опустился совсем недавно… Это добиваться положения в обществе приходится годами, а упасть на дно можно в один миг. Жаль, тело красивое. Сколько ему лет, интересно?.. Никак не больше сорока, жить бы да жить. Впрочем, мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он валялся на улице пьяный и избитый. Кто сказал, что напиваются только бомжи? А тело, ей-богу, ухоженное».

Она пригляделась к рукам: грязные, но грязь на них свежая, а не копившаяся годами. Ногти ухоженные, аккуратно подстриженные, а не обломанные. У бомжей не бывает таких рук. И ног таких, с аккуратными пятками, у них тоже не бывает.

Ох, напрасно доктора записали его в бомжи, на самом деле это приличный человек, оказавшийся в канаве из-за рокового стечения обстоятельств!

Сделав вид, что поправляет мнимому бомжу повязку, Диана осмотрела зубы и волосы. Стрижка очень короткая, почти под ноль, можно предположить, что мужика обрили в каком-нибудь санпропускнике. Однако Диана почувствовала, что над его головой поработал дорогой парикмахер. Ну а зубы… Бомж, даже просто малообеспеченный человек, не может содержать зубы в таком состоянии. «Нужно доложить докторам о своих выводах», – подумала Диана.

Но вдруг словно кто-то шепнул ей на ушко: «Это твой шанс. Не упусти его».

Глава 2

Диана Кутепова всегда спускалась в школьный гардероб по левой лестнице. Пусть для этого приходилось делать круг по всей школе, пусть пахло столовскими щами и на площадке вечно толкалась малышня, зато путь пролегал мимо стенда «Наши чемпионы».

Хватало мимолетного взгляда на фотографию Володи Стасова, чтобы сердце Дианы сладко и томительно сжималось, а в живот ей словно ударяла мощная морская волна.

Господи, как она его любила!

Наверное, с сотворения мира никто так не мучился и не страдал от любви, как девятиклассница Диана, навеки отдавшая свое сердце лучшему футболисту школы.

Ученик выпускного класса вряд ли подозревал, что на него обрушился столь мощный поток чувств, скорее всего он даже не знал о Дианином существовании. Но видеть его, наблюдать, как он тренируется в зале или играет в футбол на поле за школой, было для Дианы величайшим счастьем на свете. А уж если удавалось поймать его взгляд… Таких случаев было всего три, но каждый из них отпечатался в Дианиной памяти в мельчайших подробностях.

К несчастью, расписания уроков у девятого и одиннадцатого классов не совпадали, и видеть своего кумира Диане удавалось не каждый день. Что же ей оставалось? Долгие одинокие посиделки на скамейке в Володином дворе в надежде увидеть, как любимый идет домой, да школьные дискотеки раз в месяц, когда Диана безнадежно простаивала весь вечер в углу, ревниво отмечая, с кем Володя танцует медленные танцы.

Но самое страшное ждало впереди – еще одна четверть, и Стасов окончит школу, тогда ей вовсе не удастся видеть его…

Как же она будет жить?

Она вышла на трамвайную остановку. Начиналась мокрая питерская весна, грязный снег оседал на глазах, становясь похожим на куски пемзы, из-под него проступал серый асфальт, и небо тоже было мокрым и тяжелым, как асфальт. Но в лужах стучала капель, настойчиво пела какая-то птичка, от этого веселело на душе, и казалось, что все еще может случиться. Володя разглядит ее среди толпы обожающих его школьниц, поймет, какая она хорошая и как сильно любит его…

Диана промочила ноги, но упорно стояла на остановке, пропуская трамваи один за другим, – ждала, когда Володя выйдет из школы. Ей казалось очень важным, чтобы он увидел ее именно на остановке, а не в школьном коридоре.

Она посмотрелась в стекло киоска «Союзпечати» – толстощекая девица молочно-восковой спелости с крупной, но довольно стройной фигурой. Жакет, перешитый мамой из бабушкиного пальто, не мог, конечно, сравниться с импортными куртками одноклассниц, но сидел идеально, подчеркивая тонюсенькую талию, плавную линию бедер и длинные ноги.

Почти все девчонки в их элитной школе хорошо одеты. У Стасова, наверное, в глазах уже рябит от фирменных шмоток, и Дианина бедность выделит ее из толпы девчонок, заставит обратить на себя внимание.

«Он увидит, какая я аккуратная. Пусть все вещи у меня старые, но чистые и отглаженные. Он поймет, что я прекрасная хозяйка, и женится на мне, – мечтала Диана, разглядывая собственные ноги, облаченные в многократно заштопанные колготки и сапоги, от старости утратившие форму. – Ничего, скоро у меня будут новые сапоги, мама обещала. – Диана счастливо вздохнула, представив вожделенную обувь: черные невысокие сапожки на среднем каблуке с узким голенищем и острым носком. Они будут обалденно смотреться с жакетом. К ним нужна широкая юбка до середины колена, малахитовая или цвета бордо, а может, шотландка, но, сколько я ни хожу по магазинам, нигде не видела настоящей шотландки. Юбка-брюки тоже будет прекрасно смотреться, но жакет к ней лучше бы покороче. А вот джинсовая юбка – ни при каких обстоятельствах!»

Диана обожала одеваться. Сколько всего она бы купила, будь у нее вдоволь денег!.. Обладая отличным вкусом, она ухитрялась неплохо выглядеть и в том, что у нее было, все отмечали ее умение одеться и чувство стиля. Но вещей престижных фирм, которые могли бы поднять ее рейтинг в классе, у Дианы не было…

Володя должен бы уже выйти из школы, шестой урок давно закончился. Где же он? Пошел другой дорогой на тренировку? Неужели она сегодня не увидит его?

Ждать дальше было бессмысленно, но Диана продолжала упорно стоять в промокших сапогах, пропуская редкие трамваи, с грохотом подкатывавшие к остановке. Малодушно уйти домой не позволяла мысль: а вдруг именно сегодня? Именно сегодня так выглянет из-за туч и блеснет солнце, что Володя посмотрит на нее и поймет, что не может больше без нее жить!.. Да и просто Диане хотелось снова испытать тот душевный и телесный восторг, который всякий раз охватывал ее при виде Стасова. Она словно наркоманка нуждалась в этих удивительных ощущениях… Нет, нельзя упускать ни малейшей возможности увидеть любимого, ведь где она будет его искать потом? Просиживать часами в его дворе? А если он поступит в военное училище и переедет в казарму?

Наконец он появился, едва различимый в туманном питерском воздухе.

У Дианы привычно подкосились ноги, лицо обдало жаром, а в животе словно кто-то отлепил гигантскую присоску.

Красивый, темноволосый, большеглазый, с тяжелым подбородком и крупным прямым носом, Володя Стасов выглядел в свои семнадцать лет взрослым мужчиной. Невысокий, крепко сбитый, он обладал идеальным для футболиста телосложением и двигался удивительно легко.

Когда первая волна восторга отхлынула, Диана невольно залюбовалась им, а Володя, скользнув по ней равнодушным взглядом, запрыгнул в некстати подошедший трамвай…

Чертов трамвай, вечно он подкатывает когда не надо! Если бы его не было, Володя в ожидании мог бы заинтересоваться девушкой на остановке. И как знать…

Тут Диана снова увидела свое отражение в киоске «Союзпечати» и поняла, что такой девушкой Володя не заинтересуется, даже если трамвая не будет несколько лет. Долгое ожидание окрасило ее нос в красный цвет, глаза заслезились, а волосы растрепались и обвисли от сырости. В таком виде не стоило маячить перед глазами кумира.

Расстроившись, она побрела домой.

Сняв верхнюю одежду, осторожно заглянула в комнату: мама еще спала. Лучше было, конечно, погулять хотя бы часок, чтобы дать маме выспаться после суточного дежурства, но Диана так продрогла, что почти не чувствовала под собой ног.

Она сняла колготки и сразу постирала, чтобы успели высохнуть до вечера, если она вдруг соберется погулять с подругой.

А что делать, если у тебя одна пара на все случаи жизни? В семье вообще было мало вещей, и когда мама устраивала большую стирку, порой вдруг оказывалось, что, увлекшись, она постирала всю одежду и выйти из дому членам семьи решительно не в чем. Приходилось срочно сушить вещички феном для волос и лихорадочно гладить или изобретать костюмы из подручных средств.

Кухня встретила Диану блеском алюминиевых кастрюлек и сверкающей белизной кухонного шкафчика. Как обычно, мама тщательно прибралась, приготовила обед и лишь затем бухнулась в койку.

Диана заглянула в кастрюли – рассольник, рыба по-польски, картошка и салат из редьки. Наверняка все очень вкусное, но одной есть скучно. Она, хоть и голодная, дождется отца.

Заварив себе чайку, она устроилась на табуретке с книжкой: роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» Диана перечитывала в тысячный раз и грезила наяву, представляя себя в роли Джейн, а Володю соответственно в роли мистера Рочестера.

Если книжный Рочестер смог разглядеть в невзрачной и плохо одетой дурнушке прекрасную любящую душу, значит, на это способен и Володя. Правда, Джейн воспитывала ребенка Рочестера, помогала ему, когда он повредил ногу, а Диана всего лишь смотрит на Стасова влюбленными глазами. Что бы такое сделать для него? Но Володя жив, здоров и совершенно не нуждается в ее поддержке. Если бы была война… Он – командир, она – бесстрашный санинструктор, выносит его с поля боя и осторожно, нежно обрабатывает рану…

Диана усмехнулась, обуздывая свои романтические мечты.

– Ты что сидишь на кухне как бедная родственница? – Окунувшись в призрачный мир любовных переживаний, Диана и не заметила, как мама вошла в кухню. – Я сто раз говорила, что меня невозможно разбудить, когда я сплю после дежурства. Даже если ты приведешь подружек и устроишь дискотеку, я не проснусь!

– Я чаю хотела попить.

– Давай.

Мама достала из шкафчика печенье.

– Нет, печенье не буду.

– Фигуру блюдешь? Но с нашими доходами ты не растолстеешь, даже если захочешь.

Мама поцеловала ее в макушку и налила себе чаю.

– А то, может, пообедаешь? Папа когда еще придет.

Диана решительно помотала головой.

Вздохнув, мама заново закрутила волосы на затылке, скрепив их длинными, как у японской гейши, шпильками. Диана залюбовалась: какая у нее длинная тонкая шея, маленький, но твердый подбородок…

Удивительно, в свои тридцать четыре мама смотрелась молоденькой девушкой. На родительских собраниях, которые она изредка посещала, среди расплывшихся, обабившихся мамаш она выглядела провинившейся старшеклассницей, и Диана очень этим гордилась.

Причем впечатление юности создавалось не гладким лицом и не легкой фигурой – после родов мама приобрела внушительный бюст и вообще располнела. Просто она была быстрой и веселой женщиной, а выражение лица у нее все время было такое, словно она вот-вот расхохочется. Хотя, на беспристрастный взгляд, веселиться было не с чего. Муж – учитель русского языка и литературы, сама – фельдшер на «Скорой помощи». Жили с почти взрослой дочерью в коммуналке, в одной комнате, и понятно, что отдельная квартира семейству Кутеповых не светила.

Покупали только «продукты первого звена», как выражался папа, любивший систематизировать, то есть муку, яйца, крупы, овощи, масло, молоко, рыбу и мясо. Никаких колбас и прочих деликатесов.

Но скудным набором продуктов мама ухитрялась кормить семью вкусно и сытно. Вегетарианский борщ получался у нее так, что никто не сомневался в присутствии в нем сахарной косточки с добрым куском мяса.

А суп из голов лососевых рыб!.. Всего-то и надо пару картошек, морковок, луковку и ложку подсолнечного масла. Ну и рыбью голову, только не забыть вынуть из нее жабры.

Или взять гречневую кашу – казалось бы, скучное блюдо, но мама добавляла туда жареный лук, крутое яйцо и щепотку сушеных грибов, и обычная каша превращалась в амброзию.

Воистину супруги Кутеповы принадлежали к злосчастной категории людей, которых деньги упорно обходят стороной. На службе им выписывали самые маленькие премии, бригадир грузчиков постоянно обманывал папу и недоплачивал за смену, а маму ставили дежурить только с теми врачами, которые или не брали с пациентов деньги, или не считали нужным делиться со средним медперсоналом. Если семье все же удавалось что-нибудь отложить, моментально возникали непредвиденные расходы, сжирающие невеликие сбережения: в старом доме то прорывало трубы, то замыкало проводку. Старушки соседки в ликвидации аварий не участвовали, а мама безошибочно находила ремонтников, выполняющих работу из рук вон плохо, причем за самую высокую плату.

Часто в семьях таких бессребреников вырастают прагматики, больше всего на свете ценящие деньги и то, что можно на них купить. Дети вообще тяжело переносят нищету, она не позволяет им добиться популярности в среде более обеспеченных одноклассников, чутко реагирующих на социальные различия. В результате они конфликтуют с родителями, требуют денег, начинают ненавидеть и презирать «предков» за то, что те не умеют зарабатывать. Но Диана переносила бедность с таким же достоинством, как ее родители.

Конечно, иногда она думала, что, будь у нее побольше красивых вещей, ее шансы на Володину любовь резко возросли бы… Но в целом Диана принимала жизнь такой, как она есть, а уж обвинять родителей в отсутствии денег ей и в голову не приходило.

Может быть, потому что они никогда не возводили свою бедность в принцип и достоинство? Или потому, что папа два-три раза в неделю разгружал по ночам вагоны на Московском вокзале, а мама каждую свободную минуту вязала шапки на допотопной вязальной машине? Родители никогда не кичились бедностью и не утверждали, что если они не умеют заработать, то обладают особенной духовностью, недоступной более обеспеченным людям.

«Ты не носишь модных тряпок только потому, что мы не в состоянии их купить, – вздыхала мама, – а вообще в стремлении красиво одеваться нет ничего плохого».

В дверь позвонили – отец не любил открывать ключом, ему нравилось, когда жена встречает и целует его на пороге.

– Посеял разумное, доброе, вечное? Когда урожай будешь собирать?

– Вот и ты туда же! – донесся до Дианы возбужденный голос. – В этом и заключается главная ошибка наших педагогов. Они ждут немедленного результата и злятся на детей за то, что его нет. По их мнению, после уроков дети должны стройными рядами нестись в библиотеку за книгами Пушкина и Толстого, а потом, не заходя домой, сразу в Эрмитаж и консерваторию. А на самом деле такого быть не может! Как говорится, порой звук имеет очень низкую скорость. То, что детям говорят в четырнадцать лет, иногда доходит до них лишь к сорока. А уж тем более, если это такие неблагополучные и запущенные дети, как у нас в путяге. Пусть шатаются в подворотнях, курят, выпивают, слушают свой тяжелый рок и болеют за «Зенит», благослови их бог. На данном этапе я не могу их убедить, что Пушкин лучше Кинчева. Если потом, в зрелости, когда жизнь больно стукнет их по голове, они вспомнят, что я им говорил, и, может быть, найдут в этом утешение или способ выйти из кризиса, я буду считать, что прожил жизнь не напрасно.

– Я вообще-то только хотела узнать, когда тебе дадут зарплату, – миролюбиво заметила мама, позволив ему высказаться о наболевшем.

В строительном ПТУ отцу не с кем было обсудить свои взгляды на педагогику, поэтому он разряжался в кругу семьи.

– А вот этого нам знать не дано. Но не волнуйся, я сегодня пойду на вокзал, и там обязательно хорошо заплатят. Дементьев звонил, он сломал ногу, мне придется работать за двоих.

– Тебя опять напарят, так что это ты можешь не волноваться. Ладно, пойдем обедать, мы с Дианкой уже с голоду пухнем.

За едой азартно обсуждали предстоящую покупку сапог. Папа горячился, утверждал, что короткие сапожки зрительно укорачивают ногу и полнят икру, поэтому, если и брать такие, то только с вызывающей шнуровкой.

– А может, разоримся на ботфорты? В нашей путяге сейчас все девчонки их носят!

В ПТУ, в отличие от школы, формы не было, и отец считал себя знатоком молодежной моды, докладывая Диане, в чем щеголяют его ученицы.

Диана хмыкала: мода на сапоги выше колена давно уже отцветала на рабочих окраинах, прогрессивные люди интересовались совсем другими вещами. Сама-то она была уверена, что лучше всего ей пошли бы длинные сапоги, плотно облегающие икру. Но такая модель подразумевала молнию, а молнии имеют обыкновение ломаться. И где, скажите на милость, брать деньги на замену?

Наконец решено было побродить по торговым точкам и действовать по обстановке.

– А как же ты пойдешь сегодня грузить вагоны? – спросила мама, разливая чай. – Ведь у тебя завтра методсовет.

– Черт, я и забыл! Ничего, сяду в уголке и отосплюсь под бубнеж о необходимости возрождения классического образования. Я все эти речи наизусть знаю: развивать у детей память, способности к языкам, для этого преподавать латынь, древнегреческий… А вот у меня ученики свободно разговаривают на матерном, причем овладели им самостоятельно, без моей помощи!

Диана засмеялась.

– Мне и самому хочется заговорить на этом языке, когда я слушаю бредни о реформах современной педагогики, – пожаловался отец.

Мама встала, положила руки ему на плечи и из этой безопасной позиции подмигнула Диане. Обеим приходилось слушать речи о педагогических реформах больше, чем хотелось бы.

– Нет, вы только подумайте! – снова забушевал отец, не забыв прижаться щекой к руке жены. – Преподавателей латыни и греческого на всех не хватит, так что эти подходцы насчет возрождения классического образования всего лишь очередной шаг к ранней сегрегации населения. А я твердо убежден, что абсолютно все без исключения дети должны получать одинаковое образование!

– Вот поэтому ты и работаешь учителем литературы в ПТУ. – Мать поцеловала его в макушку.

– Поэтому я и работаю учителем литературы в ПТУ!

– Ну и молодец.

Раньше он трудился в университете, считаясь перспективным пушкинистом. Отец даже защитил диссертацию, а потом вдруг решил, что занимается неправедными вещами.

«Какая странная судьба, – говорил он, – Пушкин жизнь отдал за то, чтобы прекратить пересуды насчет своей жены и Дантеса, однако эта тема мусолится высоколобыми сплетниками уже больше ста пятидесяти лет. Но я, как мужчина, больше не хочу участвовать в этом безобразии».

Он мог бы устроиться в самую престижную школу, но, решив, что там и без него хватает интеллигентов, пошел в ПТУ, находящееся в соседнем дворе, где принялся наставлять молодое поколение с таким же пылом, с каким раньше изучал биографию Пушкина.

– А вся эта болтовня насчет индивидуального подхода, интереса к личности ребенка! Вот в лоб бы дал за такие идеи!.. Можно мне еще чаю?

– Я сделаю, – вызвалась Диана, вскочила и зажгла газ под чайником. Отец пил только кипяток.

– Что плохого в индивидуальном подходе? – удивилась мама и получила от Дианы укоризненный взгляд: отец пространно излагал свою точку зрения и без дополнительных вопросов.

А тут он просто подпрыгнул на стуле от возмущения, что предвещало лекцию минут на сорок.

– Я скажу тебе, что! Личность им, видишь ли, интересна! Но ты пойми, мы же все как дети, а каким образом дети поступают с предметами, которые их интересуют? Правильно, они их ломают. Личность человека на то и личность, что является его сугубо частным делом, его, если хочешь, тайной. Есть нормы поведения в обществе, они просты и достаточно четко регламентированы. Есть правила поведения, или манеры. И есть определенный багаж знаний, накопленный человечеством, о котором индивидууму желательно иметь представление. Все! Если человек знает, что нельзя убивать, красть, иметь беспорядочные половые связи, доносить, лгать и предавать, и следует этим заповедям, какая разница, что он при этом думает и чувствует? С другой стороны, если он умеет быть любезным и приятным собеседником, его внутренний мир вряд ли кого-то сильно заинтересует. Я покурю? – Отец распахнул окно и уселся на подоконник, мечтательно выпуская дым в узкий двор-колодец. – Девочки мои, – продолжал он, – вы никогда не думали, почему раньше состоятельные люди обязательно нанимали детям гувернанток? Когда у матерей было полно свободного времени? И замечу, чаще всего эти матери были хорошо образованными женщинами. А все дело в том, мои дорогие, что для хорошего воспитания нужны методичность и беспристрастность. Не выучил урок – получил линейкой по пальцам, солгал – остался без сладкого, не убрал свои вещи – провел вечер в углу. Отработанная система обязательных поощрений и неотвратимых наказаний наилучшим образом готовит ребенка к жизни. Это модель взрослого мира, в котором человеку приходится так или иначе пожинать плоды своих поступков. – Он выкинул окурок и, поскольку рука освободилась, многозначительно поднял указательный палец. – А сейчас как? Ребенка воспитывает мать, и в лучшем случае процесс сводится к крикам и скандалам, причем непонятно, то ли мамаша хочет таким способом облагородить свое дитя, то ли просто сбрасывает негативную энергию. Главное, она поорет и перестанет, а человек на всю жизнь запомнит, что он врун, неряха, жестокий тип и так далее. Понимаете, ребенок испытывает жгучий интерес не только к внешнему, огромному и таинственному миру, но и к самому себе. Кто я? Какой я? – едва ли не важнейшие для него вопросы. Да что говорить, мы сами моментально хватаемся за ручку, увидев в журнале психологический тест.

Мама украдкой зевнула, а Диана прислушалась. Вдруг у них с Володей будут дети? Надо знать, как их воспитывать.

– И тут мать, до определенного момента самый главный, самый любимый человек на свете, чье мнение, опять-таки до определенного момента, является непреложной истиной, вдруг говорит ребенку, что он неряха. Он в это верит! И действительно начинает считать себя неряхой. И делает вывод: зачем же я буду убирать свои игрушки, раз я все равно неряха? На самом деле воспитывать надо так: неряха ты или аккуратист, а содержать себя в порядке должен. Знаете, существует старый принцип – не переходить на личности. Его надо соблюдать и с детьми. Предметом обсуждения должен быть не сам человек, а его поступки. А постоянное унижение, бесконечные проповеди и негативный анализ личности ребенка потом становятся основой конфликта между родителями и детьми. Именно защищая свою самооценку, дети начинают считать родителей идиотами. А что им еще остается?

– Слушай, – не выдержала мама, – может, ты поспишь до начала смены?

– Что-то не хочется. Если сейчас лягу, вечером ты меня не добудишься. Лучше проверю сочинения.

Оставив родителей мирно проводить вечер за проверкой тетрадей и вязанием шапок, Диана отправилась гулять с подружкой.

Женя была энергичной веселой девицей, злоупотреблявшей косметикой и пристрастной к курению. Ее мать, тетя Света, активно челночила, и наряды дочери могли служить рекламой бизнеса. Женька вечно напяливала на себя максимально возможное количество аляповатых турецких шмоток, так что рядом с ней Диана выглядела особенно стильно. Глаза постороннего наблюдателя, ослепленные рыночным великолепием, уже не могли заметить порыжевших швов Дианиного жакета и многочисленных аккуратно зашитых стрелок на колготках.

Озираясь, чтобы не попасться на глаза знакомым, подружки перелезли через забор детского сада и примостились на скамейке под грибком. Еще раз тщательно обозрели окрестности, и Женя достала из куртки пачку сигарет.

Уже спустилась бледно-сиреневая петербургская весенняя темнота, и никто из знакомых, проходя мимо, не разглядел бы их лиц, но девчонкам нравилось играть в конспирацию.

Прикурили. Женя ловко прятала горящую спичку от ветра в крышке коробка, Диана так не умела. Обе красиво зажали сигареты между указательным и средним пальцами, затянулись и медленно, картинно выдохнули дым, держа руки на отлете. Ежевечерняя сигарета – это был ритуал, репетиция взрослой жизни. Диане не очень нравилось курить, но девчонки говорили, что она «красиво затягивается», поэтому она мечтала, чтобы Володя Стасов узрел ее в таком интересном виде.

– Слышала, Стасов собирается в мединститут? – спросила Женя.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Глупый вопрос! Женя обладала нескончаемыми знаниями обо всех заметных людях школы, начиная с красивой математички и заканчивая третьеклассником Кулаковым, сыном малоизвестного рок-музыканта.

Диана всеми силами попыталась сохранить лениво-скучающий вид. Свою прекрасную тайну она хранила ото всех, тем более от Женьки, которая была не столько кладезем, сколько фонтаном полезных сведений. Но Володя был признанным кумиром школы, интересоваться его жизнью считалось даже престижным, и она еще раз повторила:

– Откуда ты знаешь?

– Танька Сологубова сказала. Она у мамаши пуховик сегодня брала.

Сологубова, одноклассница Стасова, считалась самой красивой выпускницей школы, и Диана отчаянно ревновала его к ней. Но Женя говорила, что девушка знает себе цену и ориентируется как минимум на олигарха, а не на безмозглого футболиста. Диана была категорически не согласна с этим определением, но аргументированно опровергнуть его не могла: отсутствие общения лишало ее возможности лично оценить умственные способности любимого. Впрочем, Сологубова была девушка не вредная и, приходя к тете Свете за нарядами, охотно снабжала Женю сплетнями о школьной аристократии.

– А куда ему еще рулить, если мама профессорша по печенкам, а папа – главврач? – резонно спросила Женя. – Не в корабелку же.

От волнения Диана слишком глубоко затянулась и закашлялась. Потом попросила у Жени новую сигарету и нарочито небрежным тоном поинтересовалась, в какой именно медицинский наточил лыжи Стасов.

– В первый, ясен перец! В академию идти – потом геморрой из армии свинчивать, а в педиатричку вообще маразм. Я бы скорее повесилась, чем детей лечить согласилась.

– Ну да. Мама говорит, что основное различие между педиатрами и педофилами в том, что детей любят только педофилы, – как бы рассеянно произнесла Диана, хотя все ее чувства были обострены.

Следовало абсолютно точно выяснить, куда поступает Стасов. А вдруг в санитарно-гигиенический?

– Соображаешь? Туда же три дня на оленях! Что он, совсем идиот, при таких предках переться в отстойное заведение да еще на другом конце города? В первый он поступит, точно тебе говорю.

Вот и отлично! А Диана подаст документы в училище при первом медицинском. Тогда она сможет по-прежнему видеть Володю каждый день, дышать с ним одним воздухом и, как знать, может быть, даже вместе проходить практику.

Она прислонилась к ножке деревянного грибка и глубоко вздохнула. Почему-то этим вечером стало неожиданно тепло, снег сошел, исчез, пока они обедали, под ним обнаружилась зеленая трава, и теперь казалось, будто зимы не было вовсе.

Да, точно так же, как снег, растает и ее несчастье! Володя разглядит ее и полюбит, нужно только быть с ним рядом.

Настроение резко подскочило, просто до эйфории, и Диана принялась вместе с Женькой хохотать над глупыми анекдотами.

Повеселившись, девчонки отправились по домам, проследив, чтобы от точки расставания до их домов было строго одинаковое расстояние.

Диана долго не могла уснуть, разгулявшееся воображение рисовало все более и более радужные картины. Хотелось вскочить с постели и немедленно бежать куда-то, что-то делать прямо сейчас, сию секунду, бороться за свое счастье…

Отец собирался на работу, родители хихикали за шкафом, и это тоже было предвестием счастья.

«А ты не думаешь, что я вместо разгрузки вагонов хожу к любовнице?» – спрашивал папа, а мама отвечала: «Мне было бы приятнее знать, что ты лежишь под теплым женским бочком, а не таскаешь на себе тяжеленные мешки».

«И у меня будет так же, – думала Диана. – Мы обязательно поженимся и будем жить душа в душу, как мои родители. Я стану идеальной женой. Как говорит мама: чистый дом, вкусная еда и ласковая улыбка – что еще надо для счастья?»

Она ни секунды не колебалась.

Какая разница, что медицина никогда не привлекала ее, а учителя в один голос твердили, что у нее светлая голова и она обязательно должна получить высшее образование? И пусть ей самой хотелось быть историком, изучать Средние века. Почему-то этот мрачный период жизни человечества особенно притягивал Диану, она ощущала почти мистическую связь с временами Столетней войны, могла часами разглядывать гравюры, изображающие смешных людей с большими головами и неестественно вывернутыми ногами в огромных остроносых ботинках. Она научилась писать готическим шрифтом, как строгим, так и парадным, с завитушками, и даже вышила таким стилем свои инициалы на одной из блузок. А как ей нравились костелы, рыжие, кирпичные, похожие на языки костра… Наверное, от этого сходства произошло название «пламенеющая готика», – догадалась Диана. До вчерашнего дня она не сомневалась, что окончит одиннадцать классов и будет поступать на истфак, но положительно все Средневековье не стоило одного взгляда Володи Стасова.

Да и разве может она сидеть на шее у родителей еще семь лет? А после училища она найдет себе работу и поступит на вечернее отделение туда, куда захочет. Если, конечно, к тому времени не родит Володе ребенка.

Домашние расстроились, особенно мама, не желающая дочери карьеры медика. В самом деле, разве любящие родители захотят, чтобы чадо набивало себе шишки на тех же ухабах, что они сами?

Но Диана была непоколебима. Чем раньше она получит профессию и начнет зарабатывать себе на хлеб, тем лучше.

Отец неуверенно возражал, что живут они не так уж и бедно и вполне могут дать ребенку высшее образование.

– Не пропадем! – беспечно заявляла мама. – Что-нибудь придумаем.

Диана их не слушала. Убедившись, что Володя принят в институт, она забрала документы из школы и поступила в училище.

Весь первый курс она вела активную шпионскую деятельность. Как бы невзначай заходила в деканат, выясняла расписание Володиной группы и каждый день находила предлог оказаться поблизости от нужной аудитории. Иногда она набиралась смелости и поднималась в анатомичку – большой зал, где студенты изучали устройство человеческого тела на наглядных пособиях и муляжах. На нее не обращали внимания, принимали за студентку. Если Диана заставала в анатомичке Володю, она садилась за несколько столов от него и, делая вид, что изучает строение мышц голени, жадно смотрела на любимое лицо. Попутно она ревниво разглядывала окружающих его девушек, и все они казались ей ослепительно красивыми. Как на подбор – стройные, длинноногие, с яркими глазами и пухлыми эротическими губами. Особенно раздражала одна, похожая на Анджелину Джоли, в ней Диана видела реальную угрозу своему счастью.

Однако Стасов ходил в компании парней, ни разу Диана не засекла его наедине с девушкой, и это вселяло надежду.

Ах, как она старалась следить за собой! Каждый день стирала и крахмалила сшитый матерью по выкройке из «Бурды» халат, по сорок минут тратила на прическу и лицо, отпаривала юбку и до зеркального блеска начищала обувь. Маникюр делать было запрещено, но Диана аккуратно подпиливала короткие ногти (слава богу, они были красивой формы) и покрывала их бесцветным лаком. Если бы она попалась Володе на глаза растрепанная или в несвежей одежде, тут же умерла бы от горя.

«Он увидит, какая я аккуратная и чистоплотная, и поймет: как я ухаживаю за собой, так же буду вести дом, – размышляла Диана. – Пусть я не крашусь, как Женька, зато он видит мой здоровый цвет лица, хорошие зубы и блестящие волосы. Это показатель здоровья, значит, я буду выносливой женой и хорошей матерью для его ребенка».

В свободное от слежки за Стасовым время она занималась хозяйством, пылко помогая матери готовить салаты из морковки, икру из свеклы и прочие дешевые, но вкусные и полезные блюда. Яростно натирая овощи на мелкой терке или пропуская через мясорубку жилистое мясо, она представляла себя женой Володи, как будто она ждет его из института… Вот сейчас откроется дверь, он, невзирая на ее крики: «Куда ты в куртке на кухню!» – подойдет, обнимет, прижмется щекой к ее щеке и скажет: «Ты мое счастье!» А потом… Голова кружилась, когда она представляла, что будет потом, свекла выскальзывала из рук, падала, оставляя рубиновые следы на истертом зеленом линолеуме…

Учеба как таковая совершенно не интересовала ее, несмотря на ясное понимание, что только красный диплом позволит поступить в институт. Может быть, Володя не захочет, чтобы его женой была простая медсестра? Но природная сообразительность и хорошая память позволяли Диане удерживаться в отличницах, несмотря на то что с момента поступления она не сделала самостоятельно ни одного домашнего задания. Все работы безмятежно сдувались на переменках, а рефераты или скачивались из Интернета, или передавались по наследству от старшекурсниц.

Летом отец сделал ей царский подарок – отправил в Крым к троюродному брату. Целый месяц Диана наслаждалась солнцем, купаниями и горными прогулками. Она помогала тетке по хозяйству, готовила, прибиралась, но все равно оставалась целая куча времени, чтобы бродить по дикому пляжу и мечтать о Володе.

В Крыму она почти не смотрелась в зеркало, поэтому, вернувшись в город, не узнала себя. Сошла детская пухлощекость, и проявилось точеное личико с прихотливо изогнутыми губами в форме, как говорили раньше, «лука амура». Волосы, выгорев на солнце, стали ослепительно золотистыми и вились на висках, создавая вокруг головы невесомый ореол. Примерив городскую одежду, Диана поняла, что на море она сантиметров на шесть похудела. Теперь из зеркала на нее смотрела стройная, длинноногая девушка с красивым свежим лицом.

Диана попыталась еще добавить себе красоты Женькиной косметикой, но девчонки быстро пришли к выводу, что краска только уродует ее от природы яркую внешность.

Зато Женька отдала ей свои мини-юбку и обтягивающий топ цвета морской волны, сказав, что в таком прикиде Диана легко затмит собою даже Таньку Сологубову.

Чтобы довести красоту подруги до совершенства, Женька предложила ей постричься, но Диана благоразумно отказалась, помня мамины наставления, что мужчинам нравятся длинные волосы.

Сама Женька тоже принарядилась. Чтобы не ударить в грязь лицом рядом с ослепительной подругой, она надела босоножки на очень высоком каблуке, джинсы с вышивкой во всю попу и майку с огромными вырезами спереди и сзади.

Экипировавшись, подруги отправились по залитым солнцем летним улицам. Разглядывать витрины магазинов, шататься по торговому центру и смеяться над всякой ерундой.

К вечеру, устав бродить по магазинам и хихикать, они зашли в кафе, взяли по стакану сока. Для Дианы это была серьезная трата, но она решила, что в честь возвращения из Крыма может позволить себе такую роскошь.

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Три древних клана вступили в кровавую схватку за власть над миром. Противники коварны и хитры. Шпион...
Молодоженам на свадьбе всегда желают жить в мире и согласии, но только никогда не говорят, как этого...
Если вы хотите стать преуспевающим бизнесменом и не хотите довольствоваться вторыми ролями, то вам н...
Полный справочник содержит подробную информацию, касающуюся вопросов правильного питания здорового и...
Два могучих ордена – ассасины и тамплиеры – непримиримые враги, которые столетиями ведут войну. Они ...
Песни на стихи Ларисы Рубальской с удовольствием поют и звезды эстрады, и самодеятельные исполнители...