Шильонский узник Байрон Джордж

Рис.0 Шильонский узник

Шильонский узник

Поэма

Перевод В. Жуковского

Рис.1 Шильонский узник

I

  • Взгляните на меня: я сед,
  • Но не от хилости и лет;
  • Не страх незапный в ночь одну
  • До срока дал мне седину.
  • Я сгорблен, лоб наморщен мой,
  • Но не труды, не хлад, не зной —
  • Тюрьма разрушила меня.
  • Лишенный сладостного дня,
  • Душа без воздуха, в цепях,
  • Я медленно дряхлел и чах,
  • И жизнь казалась без конца.
  • Удел несчастного отца —
  • За веру смерть и стыд цепей —
  • Уделом стал и сыновей.
  • Нас было шесть – пяти уж нет.
  • Отец, страдалец с юных лет,
  • Погибший старцем на костре,
  • Два брата, падшие во пре,
  • Отдав на жертву честь и кровь,
  • Спасли души своей любовь.
  • Три заживо схоронены
  • На дне тюремной глубины —
  • И двух сожрала глубина;
  • Лишь я, развалина одна,
  • Себе на горе уцелел,
  • Чтоб их оплакивать удел.

II

  • На лоне вод стоит Шильон;
  • Там, в подземелье, семь колонн
  • Покрыты влажным мохом лет.
  • На них печальный брезжит свет —
  • Луч, ненароком с вышины
  • Упавший в трещину стены
  • И заронившийся во мглу.
  • И на сыром тюрьмы полу
  • Он светит тускло, одинок,
  • Как над болотом огонек,
  • Во мраке веющий ночном.
  • Колонна каждая с кольцом;
  • И цепи в кольцах тех висят;
  • И тех цепей железо – яд;
  • Мне в члены вгрызлося оно;
  • Не будет ввек истреблено
  • Клеймо, надавленное им.
  • И день тяжел глазам моим,
  • Отвыкнувшим столь давних лет
  • Глядеть на радующий свет;
  • И к воле я душой остыл
  • С тех пор, как брат последний был
  • Убит неволей предо мной
  • И, рядом с мертвым, я, живой,
  • Терзался на полу тюрьмы.

III

  • Цепями теми были мы
  • К колоннам тем пригвождены,
  • Хоть вместе, но разлучены;
  • Мы шагу не могли ступить,
  • В глаза друг друга различить
  • Нам бледный мрак тюрьмы мешал.
  • Он нам лицо чужое дал —
  • И брат стал брату незнаком.
  • Была услада нам в одном:
  • Друг другу голос подавать,
  • Друг другу сердце пробуждать
  • Иль былью славной старины,
  • Иль звучной песнею войны —
  • Но скоро то же и одно
  • Во мгле тюрьмы истощено;
  • Наш голос страшно одичал,
  • Он хриплым отголоском стал
  • Глухой тюремныя стены;
  • Он не был звуком старины
  • В те дни, подобно нам самим,
  • Могучим, вольным и живым!
  • Мечта ль?.. но голос их и мой
  • Всегда звучал мне как чужой.
Рис.2 Шильонский узник

IV

  • Из нас троих я старший был;
  • Я жребий собственный забыл,
  • Дыша заботою одной,
  • Чтоб им не дать упасть душой.
  • Наш младший брат – любовь отца…
  • Увы! черты его лица
  • И глаз умильная краса,
  • Лазоревых, как небеса,
  • Напоминали нашу мать.
  • Он был мне все – и увядать
  • При мне был должен милый цвет,
  • Прекрасный, как тот дневный свет,
  • Который с неба мне светил,
  • В котором я на воле жил.
  • Как утро, был он чист и жив:
  • Умом младенчески-игрив,
  • Беспечно весел сам с собой…
  • Но перед горестью чужой
  • Из голубых его очей
  • Бежали слезы, как ручей.

V

  • Другой был столь же чист душой,
  • Но дух имел он боевой:
  • Могуч и крепок, в цвете лет,
  • Рад вызвать к битве целый свет
  • И в первый ряд на смерть готов…
  • Но без терпенья для оков.
  • И он от звука их завял!
  • Я чувствовал, как погибал,
  • Как медленно в печали гас
  • Наш брат, незримый нам, близ нас;
  • Он был стрелок, жилец холмов,
  • Гонитель вепрей и волков —
  • И гроб тюрьма ему была;
  • Неволи сила не снесла.

VI

  • Шильон Леманом окружен,
  • И вод его со всех сторон
  • Неизмерима глубина;
  • В двойную волны и стена
  • Тюрьму совокупились там;
  • Печальный свод, который нам
  • Могилой заживо служил,
  • Изрыт в скале подводной был;
  • И день и ночь была слышна
  • В него биющая волна
  • И шум над нашей головой
  • Струй, отшибаемых стеной.
  • Случалось – бурей до окна
  • Бывала взброшена волна,
  • И брызгов дождь нас окроплял;
  • Случалось – вихорь бушевал,
  • И содрогалася скала;
  • И с жадностью душа ждала,
  • Что рухнет и задавит нас:
  • Свободой был бы смертный час!

VII

  • Середний брат наш – я сказал —
  • Душой скорбел и увядал.
  • Уныл, угрюм, ожесточен,
  • От пищи отказался он:
  • Еда тюремная жестка;
  • Но для могучего стрелка
  • Нужду переносить легко.
  • Нам коз альпийских молоко
  • Сменила смрадная вода;
  • А хлеб наш был, какой всегда —
  • С тех пор как цепи созданы —
  • Слезами смачивать должны
  • Невольники в своих цепях.
  • Не от нужды скорбел и чах
  • Мой брат: равно завял бы он,
  • Когда б и негой окружен
  • Без воли был… Зачем молчать?
  • Он умер… я ж ему подать
  • Руки не мог в последний час,
  • Не мог закрыть потухших глаз;
  • Вотще я цепи грыз и рвал —
  • Со мною рядом умирал
  • И умер брат мой, одинок;
  • Я близко был – и был далек.
  • Я слышать мог, как он дышал,
  • Как он дышать переставал,
  • Как вздрагивал в цепях своих
  • И как ужасно вдруг затих
  • Во глубине тюремной мглы…
  • Они, сняв с трупа кандалы,
  • Его без гроба погребли
  • В холодном лоне той земли,
  • На коей он невольник был.
  • Вотще я их в слезах молил,
  • Чтоб брату там могилу дать,
  • Где мог бы дневный луч сиять;
  • То мысль безумная была,
  • Но душу мне она зажгла:
  • Чтоб волен был хоть в гробе он.
  • «В темнице, мнил я, мертвых сон
  • Не тих…» Но был ответ слезам
  • Холодный смех; и брат мой там
  • В сырой земле тюрьмы зарыт,
  • И в головах его висит
  • Пук им оставленных цепей:
  • Убийц достойный мавзолей.

VIII

  • Но он – наш милый, лучший цвет,
  • Наш ангел с колыбельных лет,
  • Сокровище семьи родной,
  • Он – образ матери душой
  • И чистой прелестью лица,
  • Мечта любимая отца,
  • Он – для кого я жизнь щадил,
  • Чтоб он бодрей в неволе был,
  • Чтоб после мог и волен быть…
  • Увы! он долго мог сносить
  • С младенческою тишиной,
  • С терпеньем ясным жребий свой;
  • Не я ему – он для меня
  • Подпорой был… Вдруг день от дня
  • Стал упадать, ослабевал,
  • Грустил, молчал и молча вял.
  • О боже! боже! страшно зреть,
  • Как силится преодолеть
  • Смерть человека… я видал,
  • Как ратник в битве погибал;
  • Я видел, как пловец тонул
  • С доской, к которой он прильнул
  • С надеждой гибнущей своей;
  • Я зрел, как издыхал злодей
  • С свирепой дикостью в чертах,
  • С богохуленьем на устах,
  • Пока их смерть не заперла;
  • Но там был страх – здесь скорбь была,
  • Болезнь глубокая души.
  • Смиренным ангелом, в тиши,
  • Он гас, столь кротко-молчалив,
  • Столь безнадежно-терпелив,
  • Столь грустно-томен, нежно-тих.
  • Без слез, лишь помня о своих
  • И обо мне… Увы! он гас,
  • Как радуга, пленяя нас,
  • Прекрасно гаснет в небесах;
  • Ни вздоха скорби на устах;
  • Ни ропота на жребий свой;
  • Лишь слово изредка со мной
  • О наших прошлых временах,
  • О лучших будущего днях,
  • Об упованье… но, объят
  • Сей тратой, горшею из трат,
  • Я был в свирепом забытьи.
  • Вотще, кончаясь, он свои
  • Терзанья смертные скрывал…
  • Вдруг реже, трепетнее стал
  • Дышать, и вдруг умолкнул он…
  • Молчаньем страшным пробужден,
  • Я вслушиваюсь… тишина!
  • Кричу как бешеный… стена
  • Откликнулась… и умер гул…
  • Я цепь отчаянно рванул
  • И вырвал… К брату – брата нет!
  • Он на столбе – как вешний цвет,
  • Убитый хладом, – предо мной
  • Висел с поникшей головой.
  • Я руку тихую поднял;
  • Я чувствовал, как исчезал
  • В ней след последней теплоты;
  • И мнилось, были отняты
  • Все силы у души моей;
  • Все страшно вдруг сперлося в ней;
  • Я дико по тюрьме бродил —
  • Но в ней покой ужасный был,
  • Лишь веял от стены сырой
  • Какой-то холод гробовой;
  • И, взор на мертвого вперив,
  • Я знал лишь смутно, что я жив.
  • О! сколько муки в знанье том,
  • Когда мы тут же узнаем,
  • Что милому уже не быть!
  • И миг тот мог я пережить!
  • Не знаю – вера ль то была,
  • Иль хладность к жизни жизнь спасла?

IX

  • Но что потом сбылось со мной —
  • Не помню… Свет казался тьмой,
  • Тьма – светом; воздух исчезал;
  • В оцепенении стоял,
  • Без памяти, без бытия,
  • Меж камней хладным камнем я;
  • И виделось, как в тяжком сне,
  • Все бледным, темным, тусклым мне;
  • Все в мутную слилося тень;
  • То не было ни ночь, ни день,
  • Ни тяжкий свет тюрьмы моей,
  • Столь ненавистный для очей:
  • То было – тьма без темноты;
  • То было – бездна пустоты
  • Без протяженья и границ;
  • То были образы без лиц;
  • То страшный мир какой-то был,
  • Без неба, света и светил,
  • Без времени, без дней и лет,
  • Без Промысла, без благ и бед,
  • Ни жизнь, ни смерть – как сон гробов,
  • Как океан без берегов,
  • Задавленный тяжелой мглой,
  • Недвижный, темный и немой.

X

  • Вдруг луч внезапный посетил
  • Мой ум… то голос птички был.
  • Он умолкал; он снова пел;
  • И мнилось, с неба он летел;
  • И был утешно-сладок он.
  • Им очарован, оживлен,
  • Заслушавшись, забылся я,
  • Но ненадолго… мысль моя
  • Стезей привычною пошла,
  • И я очнулся… и была
  • Опять передо мной тюрьма,
  • Молчанье то же, та же тьма;
  • Как прежде, бледною струей
  • Прокрадывался луч дневной
  • В стенную скважину ко мне…
  • Но там же, в свете, на стене
  • И мой певец воздушный был:
  • Он трепетал, он шевелил
  • Своим лазоревым крылом;
  • Он озарен был ясным днем;
  • Он пел приветно надо мной…
  • Как много было в песне той!
  • И все то было – про меня!
  • Ни разу до того я дня
  • Ему подобного не зрел!
  • Как я, казалось, он скорбел
  • О брате, и покинут был;
  • И он с любовью навестил
  • Меня тогда, как ни одним
  • Уж сердцем не был я любим;
  • И в сладость песнь его была:
  • Душа невольно ожила.
  • Но кто ж он сам был, мой певец?
  • Свободный ли небес жилец?
  • Или, недавно от цепей,
  • По случаю к тюрьме моей,
  • Играя в небе, залетел
  • И о свободе мне пропел?
  • Скажу ль?.. Мне думалось порой,
  • Что у меня был не земной,
  • А райский гость; что братний дух
  • Порадовать мой взор и слух
  • Примчался птичкою с небес…
  • Но утешитель вдруг исчез;
  • Он улетел в сиянье дня…
  • Нет, нет, то не был брат… меня
  • Покинуть так не мог бы он,
  • Чтоб я, с ним дважды разлучен,
  • Остался вдвое одинок,
  • Как труп меж гробовых досок.
Рис.3 Шильонский узник

XI

  • Вдруг новое в судьбе моей:
  • К душе тюремных сторожей
  • Как будто жалость путь нашла;
  • Дотоле их душа была
  • Бесчувственней желез моих;
  • И что разжалобило их?
  • Что милость вымолило мне,
  • Не знаю… но опять к стене
  • Уже прикован не был я;
  • Оборванная цепь моя
  • На шее билася моей;
  • И по тюрьме я вместе с ней
  • Вдоль стен, кругом столбов бродил,
  • Не смея братних лишь могил
  • Дотронуться моей ногой,
  • Чтобы последния земной
  • Святыни там не оскорбить.

XII

  • И мне оковами прорыть
  • Ступени удалось в стене;
  • Но воля не входила мне
  • И в мысли… я был сирота,
  • Мир стал чужой мне, жизнь пуста,
  • С тюрьмой я жизнь сдружил мою:
  • В тюрьме я всю свою семью,
  • Все, что знавал, все, что любил,
  • Невозвратимо схоронил,
  • И в области веселой дня
  • Никто уж не жил для меня;
  • Без места на пиру земном,
  • Я был бы лишний гость на нем,
  • Как облако при ясном дне,
  • Потерянное в вышине
  • И в радостных его лучах
  • Ненужное на небесах…
  • Но мне хотелось бросить взор
  • На красоту знакомых гор,
  • На их утесы, их леса,
  • На близкие к ним небеса.

XIII

  • Я их увидел – и оне
  • Все были те ж: на вышине
  • Веков создание – снега,
  • Под ними Альпы и луга,
  • И бездна озера у ног,
  • И Роны блещущий поток
  • Между зеленых берегов;
  • И слышен был мне шум ручьев,
  • Бегущих, бьющих по скалам;
  • И по лазоревым водам
  • Сверкали ясны облака;
  • И быстрый парус челнока
  • Между небес и вод летел;
  • И хижины веселых сел,
  • И кровы светлых городов
  • Сквозь пар мелькали вдоль брегов…
  • И я приметил островок:
  • Прекрасен, свеж, но одинок
  • В пространстве был он голубом;
  • Цвели три дерева на нем,
  • И горный воздух веял там
  • По мураве и по цветам,
  • И воды были там живей,
  • И обвивалися нежней
  • Кругом родных брегов оне.
  • И видел я: к моей стене
  • Челнок с пловцами приставал,
  • Гостил у брега, отплывал
  • И, при свободном ветерке
  • Летя, скрывался вдалеке;
  • И в облаках орел играл,
  • И никогда я не видал
  • Его столь быстрым – то к окну
  • Спускался он – то в вышину
  • Взлетал – за ним душа рвалась;
  • И слезы новые из глаз
  • Пошли, и новая печаль
  • Мне сжала грудь… мне стало жаль
  • Моих покинутых цепей.
  • Когда ж на дно тюрьмы моей
  • Опять сойти я должен был —
  • Меня, казалось, обхватил
  • Холодный гроб; казалось, вновь
  • Моя последняя любовь,
  • Мой милый брат передо мной
  • Был взят несытою землей;
  • Но как ни тяжко ныла грудь —
  • Чтоб от страданья отдохнуть,
  • Мне мрак тюрьмы отрадой был.

XIV

  • День приходил, день уходил,
  • Шли годы – я их не считал:
  • Я, мнилось, память потерял
  • О переменах на земли.
  • И люди наконец пришли
  • Мне волю бедную отдать.
  • За что и как? О том узнать
  • И не помыслил я – давно
  • Считать привык я за одно:
  • Без цепи ль я, в цепи ль я был,
  • Я безнадежность полюбил;
  • И им я холодно внимал,
  • И равнодушно цепь скидал,
  • И подземелье стало вдруг
  • Мне милой кровлей… там все друг,
  • Все однодомец было мной:
  • Паук темничный надо мной
  • Там мирно ткал в моем окне;
  • За резвой мышью при луне
  • Я там подсматривать любил;
  • Я к цепи руку приучил;
  • И… столь себе неверны мы! —
  • Когда за дверь своей тюрьмы
  • На волю я перешагнул —
  • Я о тюрьме своей вздохнул.

1816

Абидосская невеста

Достоуважаемому лорду Холланду

Эту повесть посвящает

С чувством истинного уважения

Его искренно благодарный друг

Байрон

Турецкая повесть

Перевод И. Козлова

Рис.4 Шильонский узник

Песнь первая

I

  • Кто знает край далекий и прекрасный,
  • Где кипарис и томный мирт цветут
  • И где они как призраки растут
  • Суровых дел и неги сладострастной,
  • Где нежность чувств с их буйностью близка,
  • Вдруг ястреб тих, а горлица дика?
  • Кто знает край, где небо голубое
  • Безоблачно, как счастье молодое,
  • Где кедр шумит и вьется виноград,
  • Где ветерок, носящий аромат,
  • Под ношею в эфире утопает,
  • Во всей красе где роза расцветает,
  • Где сладостна олива и лимон,
  • И луг всегда цветами испещрен,
  • И соловей в лесах не умолкает,
  • Где дивно все, вид рощей и полян,
  • Лазурный свод и радужный туман,
  • И пурпуром блестящий океан,
  • И девы там свежее роз душистых,
  • Разбросанных в их локонах волнистых?
  • Тот край – Восток, то солнца сторона!
  • В ней дышит все божественной красою,
  • Но люди там с безжалостной душою;
  • Земля как рай. Увы! Зачем она —
  • Прекрасная – злодеям предана!
  • В их сердце месть; их повести печальны,
  • Как стон любви, как поцелуй прощальный.

II

  • Собрав диван, Яфар седой
  • Сидел угрюмо. Вкруг стояли
  • Рабы готовою толпой
  • И стражей быть и мчаться в бой.
  • Но думы мрачные летали
  • Над престарелою главой.
  • И по обычаям Востока,
  • Хотя поклонники пророка
  • Скрывают хитро от очей
  • Порывы бурные страстей —
  • Все, кроме спеси их надменной;
  • Но взоры пасмурны, смущенны
  • Являли всем, что втайне он
  • Каким-то горем угнетен.

III

  • «Оставьте нас!» – Идут толпою. —
  • «Гаруна верного ко мне!»
  • И вот, Яфар наедине
  • Остался с сыном. – Пред пашою
  • Араб стоит: – «Гарун! Скорей
  • Иди за дочерью моей
  • И приведи ко мне с собою;
  • Но пережди, чтоб внешний двор
  • Толпа военных миновала:
  • Беда тому, чей узрит взор
  • Ее лицо без покрывала!
  • Судьба Зулейки решена;
  • Но ты ни слова; пусть она
  • Свой жребий от меня узнает».
  • «Что мне паша повелевает,
  • Исполню я». Других нет слов
  • Меж властелина и рабов.
  • И вот уж к башне отдаленной
  • Начальник евнухов бежит.
  • Тогда с покорностью смиренной
  • Взяв ласковый и нежный вид,
  • Умильно сын к отцу подходит
  • И, поклонясь, младой Селим
  • С пашою грозным речь заводит,
  • С почтеньем стоя перед ним.
  • «Ты гневен, но чужой виною,
  • Отец! Сестры не упрекай,
  • Рабыни черной не карай…
  • Виновен я перед тобою.
  • Сегодня раннею зарей
  • Так солнце весело играло,
  • Такою светлою красой
  • Поля и волны озаряло,
  • Мой сон невольно от очей
  • Бежал; но грусть меня смущала,
  • Что тайных чувств души моей
  • Ничья душа не разделяла;
  • Я перервал Зулейки сон, —
  • И как замки сторожевые
  • Доступны мне в часы ночные,
  • То мимо усыпленных жен
  • Тихонько в сад мы убежали, —
  • И рощи, волны, небеса
  • Как бы для нас цвели, сияли,
  • И мнилось: наша их краса.
  • Мы день бы целый были рады
  • Вдаваться сладостным мечтам,
  • Межнуна сказки, песни Сади
  • Еще милей казались нам, —
  • Как вещий грохот барабана
  • Мне вдруг напомнил час дивана, —
  • И во дворец являюсь я:
  • К тебе мой долг меня приводит.
  • Но и теперь сестра моя —
  • Задумчива – по рощам бродит.
  • О, не гневись! Толпа рабов
  • Гарем всечасно охраняет,
  • И в тихий мрак твоих садов
  • Лукавый взор не проникает».

IV

  • «О сын рабы!» – паша вскричал:
  • «Напрасно я надеждой льстился,
  • Чтоб ты с годами возмужал.
  • От нечестивой ты родился!
  • Иной бы в цвете юных дней
  • То борзых объезжал коней,
  • То стрелы раннею зарею
  • Бросал бы меткою рукою,
  • Но грек не верой, грек душой,
  • Ты любишь негу и покой,
  • Сидишь над светлыми водами
  • Или пленяешься цветами;
  • Ах! признаюсь, желал бы я,
  • Чтоб, взор ленивый веселя,
  • Хотя б небесное светило
  • Твой слабый дух воспламенило!
  • Но нет! Позор земли родной!
  • О! если бурною рекой
  • Полки московитян нахлынут,
  • Стамбула башни в прах низринут
  • И разорят мечом, огнем
  • Отцов заветную обитель!
  • Ты, грозной сечи вялый зритель,
  • Ты лен пряди, – и стук мечей
  • Лишь страх родит в душе твоей;
  • Но сам ты мчишься за бедою;
  • Смотри же, чтоб опять с тобою
  • Зулейка тайно не ушла!..
  • Не то – вот лук и вот стрела!»

V

  • Уста Селимовы молчали;
  • Но взор отцов, отцова речь
  • Убийственней, чем русский меч,
  • Младое сердце уязвляли.
  • «Я сын рабы? Я слаб душой!
  • Кто ж мой отец?.. Давно б иной
  • Пал мертвый за упрек такой».
  • Так думы черные рождались,
  • И очи гневом разгорались,
  • И гнева скрыть он не хотел.
  • Яфар на сына посмотрел —
  • И содрогнулся… Уж являлась
  • Кичливость юноши пред ним;
  • Он зрит, как раздражен Селим
  • И как душа в нем взбунтовалась.
  • «Что ж ты ни слова мне в ответ?
  • Я вижу все: – отваги нет,
  • Но ты упрям, а будь ты смелый
  • И сильный, и годами зрелый,
  • То пусть бы ты свое копье
  • Переломил – хоть о мое».
  • И взгляд презренья довершает
  • Паши насмешливый укор;
  • Но дерзкий вид, обидный взор
  • Селим бесстрашно возвращает, —
  • Сам гордо на него глядит,
  • Гроза в очах его горит,
  • И старец взоры опускает,
  • И с тайной злобою молчит.
  • «Он мне рожден для оскорбленья,
  • Он мне постыл со дня рожденья,
  • Но что ж? – Его без силы длань
  • Лишь серну дикую и лань
  • Разит на ловле безопасной;
  • Его страшиться мне напрасно.
  • Ему ли с робкою душой
  • За честь лететь на страшный бой?
  • Меня кичливость в нем смущает,
  • В нем кровь… чья кровь?.. Ужель он знает?..
  • В моих очах он, как араб,
  • Как в битвах низкий, подлый раб;
  • Я усмирю в нем дух мятежный! —
  • Но чей я слышу голос нежный?..
  • Не так пленителен напев
  • Эдемских светлооких дев.
  • О, дочь! Тобою жизнь яснее.
  • Ты матери своей милее, —
  • С тобою мне, под сумрак лет,
  • Одне надежды, горя нет;
  • Как путника в степи безводной
  • Живит на солнце ключ холодный,
  • Так веселит взор жадный мой
  • Явленье пери молодой.
  • Какой поклонник в поднебесной
  • Перед гробницею чудесной
  • Пророка пламенней молил!
  • Кто так за жизнь благодарил,
  • Как я за дочь, мою отраду,
  • Его прекрасную награду?
  • Дитя мое… О, сладко мне
  • Благословенье дать тебе!»
Рис.5 Шильонский узник

VI

  • Пленительна, светла, как та мечта живая,
  • Которая с собой несет виденья рая
  • Страдальцам горестным, призраков
  • полным снам,
  • И радует тоску, что встреча есть сердцам,
  • Что в небе отдана отрада нам земная,
  • Мила, как память той, чей свят
  • бесценный прах,
  • Чиста, как у детей молитва на устах —
  • Была Яфара дочь. – Заплакал вождь
  • угрюмый,
  • Когда она вошла, и не от мрачной думы.
  • Кто сам не испытал, что слов на свете нет —
  • Могучей красоты изобразить сиянье?
  • Предстанет ли пред кем? В душе очарованье
  • Бледнеет, и в очах затмится божий свет,
  • И, сладостно томясь, веселый и унылый,
  • Он сердцем признает всю власть
  • чудесной силы.
  • Зулейка так блестит той прелестью младой,
  • Которой имя нет, безвестной ей одной,
  • Невинностью цветет, любовью пламенеет,
  • И музыка у ней с лица как будто веет,
  • И сердце нежное льет жизнь ее красам.
  • А взор? – О, этот взор – он был душою сам!
  • Она вошла – главу склонила
  • И руки белые крестом
  • На перси чистые сложила, —
  • И перед сумрачным отцом
  • С улыбкою смиренной стала,
  • И на плечо к нему припала,
  • И белоснежною рукой
  • Приветно старца обнимала.
  • Лаская дочь, Яфар немой,
  • Унылый, – дело начатое
  • Уже готов был отменить;
  • Яфар боялся погубить
  • Ее веселье молодое;
  • Он чувством был прикован к ней:
  • Но гордость в нем всех чувств сильней.

VII

  • «Зулейка – сердца утешенье!
  • Тебе сей день докажет вновь
  • Мою отцовскую любовь;
  • С тобой мне тяжко разлученье;
  • Но я, забыв печаль мою,
  • Тебя в замужство отдаю;
  • Жених твой славен, – меж военных
  • Он всех храбрей; Осман рожден
  • От древних, доблестных племен,
  • От Тимарьетов неизменных,
  • Никем, нигде непобежденных;
  • И словом, я тебе скажу,
  • Он родственник Пасван-оглу.
  • До лет его какое дело!
  • Не юноши искал я сам;
  • Тебе ж приданое я дам,
  • Которым ты гордися смело.
  • Когда ж все будет свершено, —
  • И наши силы заодно,
  • То посмеемся мы с Османом
  • Над жизнь отъемлющим фирманом:
  • Лишь головы не сбережет,
  • Кто в дар снурок к нам привезет.
  • Теперь моей внимая воле,
  • Послушна мне, ему верна,
  • Уже ты с ним искать должна
  • Любви и счастья в новой доле».

VIII

  • И дева юною главой
  • Безмолвна робкая поникла.
  • И весть разящею стрелой,
  • Казалось, грудь ее проникла.
  • В смятенье тяжком и немом
  • И чувствам воли дать не смея,
  • Она стояла пред отцом
  • Бледна, как ранняя лилея;
  • И вздох прокрался, – на щеках
  • Зарделись девственные розы
  • И на потупленных очах
  • Невольно навернулись слезы.
  • Что может, что с твоей красой,
  • Румянец девственный, равняться!
  • И жалость нежная тобой
  • Всегда готова любоваться!
  • И что, что может так пленять,
  • Как слезы красоты стыдливой!
  • Их жаль самой любви счастливой
  • Лобзаньем страстным осушать!
  • Но уж о том, как с ней одною
  • Селим в саду гулял зарею,
  • Иль не хотел, иль позабыл,
  • Яфар совсем не говорил. —
  • Он трижды хлопает руками,
  • Чубук в алмазах с янтарями
  • Рабам вошедшим отдает;
  • Уж конь его арабский ждет,
  • Он бодро на него садится,
  • И в поле чистое летит —
  • Смотреть воинственный джирид;
  • Пред ним, за ним несется, мчится
  • Дельгисов, мамелюков рой
  • И черных мавров легкий строй;
  • Готовы дротики тупые,
  • Кинжалы, сабли уж блестят;
  • Туда все скачут, все летят,
  • Лишь у ворот неподкупные
  • Татары на часах стоят.

IX

  • И подгорюнясь, думы полный,
  • На синие морские волны
  • Угрюмый юноша взирал:
  • Меж Дарданелл они сверкали,
  • Струились тихо и плескали
  • В излучинах прибрежных скал;
  • Но он, унылый, не видал
  • Ни моря с синими волнами,
  • Ни поля с дальними холмами,
  • Ни чалмоносцев удалых,
  • Стремящихся перед пашою
  • Шум грозный сечей роковых
  • Представить бранною игрою;
  • Не видит он, как к облакам
  • Их кони вихрем прах взвевают,
  • Как сабли острые мелькают
  • И как с размаха пополам
  • Чалмы двойные рассекают;
  • Не слышит он, как громкий крик
  • За свистом дротиков несется,
  • И как в долине раздается:
  • Алах! Алах! Их дикий клик;
  • Душа полна мечтой одною —
  • Яфара дочерью младою.

X

  • Задумчиво сидел Селим,
  • Печален, бледен, недвижим, —
  • И сквозь решетки он безмолвно
  • Взор мрачный в поле устремлял…
  • Вздохнула дева, вздох невольно
  • Ее все думы рассказал.
  • Такой внезапною грозою
  • Душа Зулейки смущена;
  • Ах, разной с ним, но и она
  • Уже волнуется тоской
  • В любви младенческой, живой:
  • У ней так нежно сердце билось;
  • Но вдруг теперь в груди младой
  • Невнятно что-то пробудилось,
  • Какой-то стыд, какой-то страх,
  • И речь немеет на устах;
  • И можно ль долго ей таиться?
  • И как начать? И в чем открыться?
  • «Что может так его томить?
  • Зачем ему меня чуждаться?
  • Не так мы с ним привыкли жить,
  • Не так нам должно расставаться!»
  • И вот нарочно вкруг него
  • Прекрасная в раздумье ходит:
  • А он и взора своего
  • Уже на деву не возводит.
  • Но что ж – кувшин в углу блестит
  • С персидской, розовой водою;
  • Она к ней весело летит,
  • И плещет легкою рукою
  • На стены мраморны с резьбою,
  • На златотканые ковры,
  • Восточной роскоши дары;
  • Потом на милого взглянула;
  • К нему бросается стрелой, —
  • И вдруг душистою водой,
  • Резвясь, на юношу плеснула;
  • Но он не слышит, не глядит,
  • И под одеждой парчевою
  • Вода душистая бежит
  • Студеною по нем струею,
  • А он не чувствует. – Селим
  • Сидит, как мрамор, недвижим.
  • «Он все молчит, тоской томимый;
  • Но разгоню его мечты…
  • Бывало, он любил цветы,
  • И я ему цветок любимый
  • Сама сорву, сама подам».
  • И дева кинулась к цветам,
  • Весельем детским оживилась.
  • И роза мигом сорвана —
  • И вот бежит, и вот она
  • У ног Селима очутилась.

«…»

  • «Любовник розы – соловей
  • Прислал тебе цветок свой милый;
  • Он станет песнею своей
  • Всю ночь пленять твой дух унылый.

«…»

  • Он любит петь во тьме ночей, —
  • И песнь его дышит тоскою;
  • Но с обнадеженной мечтою,
  • Споет он песню веселей.

«…»

  • И с думой тайною моей
  • Тебя коснется пенья сладость,
  • И напоет на сердце радость
  • Любовник розы – соловей».

XI

  • «Но ты цветка не принимаешь,
  • И гнев на горестном челе, —
  • Уж ты со мною не играешь!
  • Скажи, кому ж ты мил, как мне?
  • О, мой Селим! О, сердцу милый!
  • Меня страшит твой взор унылый,
  • Ужель меня ты разлюбил?
  • Ах! Если выдумкой напрасной
  • Твоей тоски не усладил
  • И соловей мой сладкогласный, —
  • На грудь ко мне склонись, склонись.
  • Вот поцелуй – развеселись!
  • Родитель грозный мой с тобою,
  • Я знаю, и суров и строг;
  • Но ты к нему привыкнуть мог,
  • И как за то любим ты мною!
  • Увы! Не то ль крушит тебя,
  • Что замуж выдают меня?
  • Осман, жених мой нареченный,
  • Он, может быть, он недруг твой!
  • Клянусь же Меккою святой,
  • Клянусь любовью неизменной,
  • Когда не ты велишь мне сам,
  • Султану я руки не дам!
  • Ужель, Селим, тебя лишиться
  • И сердцем мне с другим делиться?
  • О! Если б что, какой судьбой,
  • Меня с тобою разлучило, —
  • Кто будет друг – хранитель мой.
  • И быть кому твоею милой?
  • Не бил и не пробьет для нас
  • Ужасный расставанья час!
  • Сам Азраил, явясь пред нами,
  • С колчаном смерти за плечами,
  • Стрелой одною нас сразит
  • И в прах один соединит!»

XII

  • Он ожил, дышит, зрит, внимает;
  • Он деву тихо поднимает,
  • Печали нет, исчез укор.
  • И вся душа в очах сверкает, —
  • И думы тайной полон взор.
  • Как спертый дубами
  • Поток, разъярясь,
  • Бушует волнами,
  • В долину стремясь;
  • Как ночью зарницы
  • Из тучи блестят, —
  • Сквозь темны ресницы
  • Так очи горят.
  • Ни конь, оживленный
  • Военной трубой,
  • Ни лев, уязвленный
  • Внезапной стрелой,
  • Ни варвар, смятенный
  • Полночной порой,
  • Страшней не трепещет,
  • Когда вдруг заблещет
  • Кинжал роковой.
  • Как он, в пылу любви мятежной,
  • Дрожал при клятве девы нежной,
  • И все, что думал, что таил,
  • В порыве пламенном открыл:
  • «Моя, и будешь ты моею!
  • Моя и здесь, моя и там!
  • Мы клятвой связаны твоею,
  • Она свята обоим нам;
  • Ту клятву, верь, – ее внушила
  • Тебе таинственно любовь.
  • Не знаешь ты, какую кровь
  • Она одна остановила!
  • Но не бледней – тобой, в тебе
  • Все мило, все священно мне.
  • Я всех сокровищ драгоценных,
  • У Истакара сокровенных
  • В пещерах глубоко в земле,
  • За кудри не возьму младые,
  • Небрежно в кольца завитые
  • На девственном твоем челе.
  • Как страшно тучи надо мною
  • Сегодня грянули грозою…
  • Мне смел сказать родитель твой,
  • Что вял и робок я душой,
  • Что будто я рожден рабой…
  • Теперь узнает он, надменный,
  • Кто сын рабы его презренной!..
  • Увидит он, таков ли я,
  • Чтоб мог он устрашить меня!
  • И по тебе, быть может, снова
  • Я назову его отцом.
  • Но о сердечном, о святом
  • Обете нашем ты ни слова.
  • Известен мне коварный бей…
  • Он смел искать руки твоей!
  • Его чины, его именья, —
  • Плоды неправды, ухищренья.
  • Он с Негропонтских берегов,
  • Не лучше родом он жидов.
  • Но знай, судьба не так сурова,
  • Лишь тайной клятвы не открой,
  • А спор ему иметь со мной!
  • Уж месть на черный день готова —
  • Есть и кинжалы, и друзья…
  • И ты не ведаешь, кто я».

XIII

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга отличается от великого множества изданий на тему посещения храмов своей исключительной пра...
Эта книга стихов – одна из самых очаровательных в русской поэзии. Она позволит совершить фантастичес...
В этой книге читатель найдет интересную информацию об истории всех современных Олимпийских игр, вклю...
Монгольская империя. Она охватила практически всю Евразию, и лишь на территории Венгрии монголов ост...
Каждый огородник желает знать:• какие дни благоприятны для посева и посадок;• когда лучше всего боро...
Александр Авдеевич Степанов – мастер дыхательной гимнастики, лектор городского Клуба эндогенного дых...