Измена в рамках приличий Веденская Татьяна

Часть первая

Лекарство от скуки

Глава 1

О моих мечтах

Все люди живут ради каких-нибудь целей. Мало найдется на свете тех, кто живет просто так, не думая о том, чего он хочет достичь. Может, какие-нибудь святые или бездомные бродяги, греющиеся на вокзалах. Кстати, очень может быть, что те и эти – близкие родственники. И те и эти следуют своему пути. Мужчины, заткните уши. Насколько я знаю, у вас сводит от скуки лицо, стоит вам только услышать слова «карма», «внутреннее «я» или «путь к себе». А зря. Последнее, кстати, – очень неплохой магазинчик, в котором можно найти сувениры на все случаи жизни. Но возвращаюсь к целям. Нельзя же считать, что святые живут бесцельно. Просто их цель лежит за гранью нашего грешного понимания, вот и все. Мы же живем гораздо более приземленно и мечтаем: а) накопить на машину, б) прогулять работу (чтобы ничего за это не было) или с) как-то умудриться купить себе ботинки в «Саламандре», чтобы муж об этом ничего не узнал. В принципе даже сообразить на троих, тоже своего рода цель, не правда ли? У меня в жизни есть несколько глобальных целей и много-много второстепенных. Главной целью для меня, как для любой умной, современной и политически грамотной женщины, является познание себя и мира. Но эта глобальная цель пока что исполняется только путем аналитических выпивонов с подругами и прохождения всяких психологических тестов из умных журналов и сайтов Интернета. Так что можно сказать, что на пути познания себя и мира я пока продвинулась не очень. Второй глобальной целью для меня было обретение счастья в любви, что естественно, как мне кажется, для любой женщины. С этой целью у меня был полный порядок, так как я была замужем вот уже четыре года. И все четыре – успешно и счастливо. До такой степени счастливо и успешно, что местами мне становилось даже немного скучно.

– Дура ты, Полинка. Счастья своего не понимаешь, – говорила мне моя самая близкая подруга Динка, у которой тоже имелись сходные с моими глобальные и не глобальные цели. Именно у нее дома в основном я познавала себя и мир.

– Все я понимаю, – отмахивалась я.

Я и правда все понимала. Но, как собака, не могла выразить словами, до какой степени мужчины в целом и мой конкретный определенный муж, в частности, не отвечают всей глубине моих духовных потребностей. Правда, четыре года назад Костя (это мой муж) показался мне ответом на все мои молитвы сразу и на каждую в отдельности. Серьезный, немногословный, ответственный, с хорошей работой и с красивыми тонкими чертами умного лица. Он обстоятельно ухаживал за мной, одаривая соответствующим количеством цветов и билетов в театр, и вовремя произносил нужные слова типа «а не пожениться ли нам, дорогая». Остальное я благополучно придумала сама. Я смогла вообразить, что у нас с Костей невероятно близкие и душевные отношения. Ну как же, ведь мы с ним как-то раз обсуждали морфологию и фонетику русской матерной речи! Почти целую ночь, между прочим.

– Этого мало, – предупреждала меня Динка Дудикова, страшная пессимистка во всем, что не касается лично ее.

– Нет, он чуткий! Внимательный! Щедрый! – убеждала я подругу (а заодно и себя).

Мне это удалось, однако жизнь все расставила по своим местам. Оказалось, что букеты, конфеты и билеты в театр Костя держал только в качестве арсенала для завоевания женщины его мечты (меня).

– Дорогая, зачем идти в театр? Сегодня по Первому каналу Познер! – огорошил он меня практически сразу после прекрасного медового месяца на берегу Красного моря. Это путешествие, если можно так выразиться, триумфально завершило все то прекрасное, что было в наших отношениях. Дальше начались суровые будни. Оказалось, что премьера в «Современнике» интересует моего мужа куда меньше, чем Кубок кубков, и что Константин Яковлевич достаточно замкнут и не склонен к долгим задушевным разговорам по ночам. Более того, он даже плохо переносит долгие разговоры по ночам не с ним. Телефонные разговоры его бесили не меньше.

– Дорогая, мне рано вставать. Не могла бы ты завтра обсудить с Диной этого мерзавца – ее начальника.

– Ты не понимаешь! – возмущалась я. – Динкин начальник просто негодяй.

– Ага. Это же так подло хотеть, чтобы твои сотрудники работали, – смеялся муж.

В такие моменты я понимала, почему многие мои замужние подруги в день свадьбы смотрели на меня одновременно с сочувствием и злорадством.

– Если бы у тебя был ПМС, ты бы так не говорил, – использовала я последний аргумент.

Но мой муж не считал женские проблемы заслуживающими внимания. И прошло довольно много времени, прежде чем я это поняла. И приняла.

– Ты – шовинист! – кричала я, горя желанием грохнуть об пол тарелку.

– Может, дать тебе пластиковых? – спокойно интересовался он. – А то потом сама плакать будешь.

– Ну и пусть, – обиженно отвечала я.

– Вот в этом ты вся. Сначала наворотишь дел, не думая о последствиях, а потом рыдаешь, перебирая осколки! – довольно восклицал Костя и отбывал к телевизору смотреть свои бесконечные новости. Тут уже я принималась зевать и тихонько отползать с трубкой радиотелефона в туалет.

Кесарю – кесарево, а мне – мое. Динка меня поддерживала как могла. Она говорила, что семейное счастье крепнет с годами. Что надо принимать человека таким, какой он есть, и что это вовсе не преступление – не делиться с женой самым сокровенным, даже если она (жена) готова выслушивать его хоть каждый день.

– Ну необщительный он у тебя, ну и что?

– Ладно, – кивала я.

В конце концов, раз ночью я испытываю странный необъяснимый трепет, когда смотрю на спящего Костю, значит, во всем этом есть какой-то смысл. И, кроме того, он умный, надежный, неплохо зарабатывает и по большому счету хочет того же, о чем мечтаю я. А мечта моя носила совершенно определенный характер. Я мечтала о квартире в Москве! Цель понятная для всех, кто приехал в свое время покорять столицу в поисках лучшей жизни. Со мной это случилось десять лет назад. Я покинула родную квартирку в легендарном городке Петушки, что во Владимирской области, и прибыла на Курский вокзал.

– И что, получилась у тебя твоя лучшая жизнь? – интересовалась мама в короткие визиты нашего семейства на мою историческую родину. До нашей свадьбы с Костей я бывала дома чаще, но мой супруг, будучи эстетом, циником и пессимистом в одном флаконе, еще в электричке делал такое лицо, что выдержать родной колорит в его присутствии дольше двух дней у меня ни разу не хватало сил.

– Ну, конечно, мам. Я очень счастлива. Нам бы вот только квартирку, – вздыхала я.

Между прочим, я не кривила душой. И всякий, кто пытался укрепиться в Москве, в чуждом состраданиям городе, поймет, о чем я говорю. Квартира – это стабильность, надежность, уверенность в завтрашнем дне. А у меня внутри в качестве балласта жили воспоминания о десятке переездов, каждый из которых давался мне все тяжелее и тяжелее, о безликих некрасивых квартирах под найм, которые видели столько всего, что хранили отпечатки каждого, кто переступал их порог. Итак, моей главной и самой сложной целью (я уверена, что это даже сложнее, чем познать себя) была покупка квартиры. Однако у мамы на этот счет имелось иное мнение.

– Вам бы деток. Сыночка, – мечтала она. – А остальное приложится.

– Что ты! Куда нам сейчас, – пугалась я.

Мне хоть и должно было стукнуть в этом году тридцать лет, но биологические часы легко умолкали под грузом всех трудовых, переездных и личностных проблем.

– Ну, как знаешь, – вздыхала мама.

После этого мы традиционно шли всей толпой на кладбище почтить память покойной прабабушки, которая всю жизнь прожила неподалеку от мамы в деревне Леоново. Бабушка хоть и любила жаловаться на здоровье, дожила до девяноста трех лет и скончалась от угара. Забыла по старости и склерозу открыть заслонку, да и уснула навсегда.

– Покойся с миром, – пускала слезу мама.

У меня с Леоновом были связаны самые противоречивые воспоминания. Бабуля в интересах моего блага нещадно стегала меня прутьями и заставляла полоть огород. До сих пор меня воротит от одного вида перепаханной земли. Однако она же читала мне на ночь самые невероятные, самые сказочные сказки и поила самым вкусным молоком «с-под коровки». Была в этом своя, незабываемая прелесть. А вот Косте наша ностальгия была глубоко чужда. Из чистого воспитания он с лицом мученика сопровождал нас, но в каждом его взгляде читалось, что я потом, дома, отвечу за все его страдания.

– Там пахнет навозом!

– Ну и что?!

– Там грязь! Я заляпал свой костюм!

– Надо было быть осторожнее!

– Я предельно осторожен. Да на стройке чище, чем в твоих Петушках, – стенал Константин, спеша донести драгоценный костюм до химчистки.

Забыла, я говорила, что он брюзга? Нет? Так вот, ко всему прочему мой муж оказался еще и брюзгой. Вот так-то. Семейная жизнь улыбалась мне во всю ширь белозубой улыбки. Но поскольку супруг не пил (в отличие от меня, кстати), не курил, был аккуратен до педантичности (что было бы просто ужасно, не будь я сама повернутой на всю голову чистюлей) и тратил на семью достаточно своих мужских денег, мой брак мог считаться и считался всеми окружающими весьма и весьма удачным. Потрясающе! Мы с мужем могли провести дома весь вечер, не перебросившись ни единым словом («передай мне солонку» не считается), но у нас был удачный брак!

– Чего ты хочешь?! – устало спрашивала Дудикова, с которой, если можно так выразиться, я жила настоящей духовной жизнью. – Налить?

– Налить, – согласилась я. – Много ли я хочу? Просто мне не хватает его внимания. Мы с ним как чужие люди.

– Невозможно прожить вместе четыре года и остаться чужими людьми. Ты сама-то прикинь, – призывала меня к порядку подруга.

– Я и прикидываю, – кивнула я. – Это означает, что мой муж – уникальный тип. Мы с ним просто неизлечимо отдалены друг от друга. Смертельно!

– Разведись! – осторожно предложила Динка.

– Что?! Я же не сумасшедшая, – испугалась я. – И потом, когда-то мы искренне любили друг друга.

– Н-да? И куда же все делось? – резонно удивилась Динка.

Это, кстати, был хороший вопрос. Когда-то, еще в детстве, я пообещала, что буду честной хотя бы по отношению к самой себе. Обещание это неоднократно приносило мне проблемы, потому что я отнюдь не всегда вела себя, что называется, как подобает. Много раз мне приходилось честно признаваться, что вот тут-то я вела себя как стерва, а вот тот-то совершенно ко мне равнодушен, а я сама себе все просто напридумывала. Однажды мне даже пришлось признаться самой себе, что я таки действительно не заслуживаю того повышения зарплаты, которого прошу и даже требую, но в котором мне категорически отказывают. Так что теперь мне пришлось честно признать, что я так и не поняла до конца тех аргументов, исходя из которых мой Костя вдруг снизошел до моей, в общем-то, скромной персоны и женился. До этого он много лет был разборчивым до неприличия и даже целовался со своими бывшими через презерватив. Сначала я думала, что этому причиной была неземная любовь, но вскоре засомневалась. Почему тогда Костя по вечерам на меня даже не смотрит? Зато живо интересуется тем, что я приготовила на ужин. И почему его не так уж сильно волнует, о чем я думаю и чем живу, но волнует, убралась ли я в квартире, выгуляла ли нашу с ним собаку и не поздно ли пришла домой.

– Приличия! Он хочет, чтобы я соблюдала приличия! Его устраивает, что я аккуратна, исполнительна, хорошо готовлю и гуляю с собакой. Которую, между прочем, завел он!

– И что? Что в этом плохого? – удивлялся Костя, когда мне все-таки удавалось вызвать его на некое подобие откровенного разговора. – Ты, что же, предпочитаешь жить скандально?

– Ты меня не понимаешь! – сокрушалась я.

– Да что там понимать, – удивлялся он.

Вот так мы и жили. Только не надо думать, что наш «успешный» брак складывался из череды скандалов. На самом деле они были крайне редки. В остальное время мы жили душа в душу. Костя – на работе, я у Динки дома по пятницам и в любое другое время, когда мне удавалось изобрести повод, чтобы поехать к ней через весь город. Когда-то я просила Костю снять квартиру поближе к Динкиному Марьино, но Костя (видимо, специально, чтобы поиздеваться) заявил, что Марьино – это жутко плохой с экологической точки зрения район, и снял квартиру на Молодежной. Я рвала и метала, но это никому не было интересно, так что теперь, чтобы повидать Динку дома, мне приходилось преодолевать всю протяженность подземного города машин (прямо как в «Матрице») или искать компромисс.

– В Кофе-Хауз?

– Ага, – кивала я, потому что это и был наш тайный компромисс, о котором Костя даже не подозревал.

Уж что-что, а наши совместные с Динкой обеды я ему не отдам. Знаю я его. Как только он пронюхает, что мы по целому часу в день проводим вместе, да еще прямо посреди рабочих будней, тут же примется обедать со мной. А я предпочитала болтливые обеды с Диной. Надо же было с кем-то обсуждать текущие проблемы. Сегодня у меня была очень острая, «наболевшая» тема.

– Что за жизнь! – досадовала я, потому что приближалось лето – сезон отпусков и удовольствий, а Костя в очередной раз сообщил радостную новость, что этим летом он, скорее всего, не сможет выбраться из страны.

– Может, поедем без него? – аккуратно предложила Дудикова.

– Так он меня и пустил, – вздохнула я. – «Мы копим на квартиру», – скажет он и поправит пальцем очки. Ты знаешь, как он это умеет.

– Ага. – Динку аж передернуло.

– «Это неразумные траты». «Ты можешь поехать к своей маме в Петушки!»

– Вот гад, – вздохнула Динка. – А ты знаешь, что это вот ваше «копим на квартиру» уже давно не более чем слова?!

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я. Ибо что бы я там ни говорила, а аргумент по поводу квартиры всегда действовал на меня благоприятно и отрезвляюще. В чем-чем, а в этом мы с Костей были едины.

– А то. Я сегодня по радио слышала, что квартиры в Москве дорожают.

– Намного? – расстроилась я. Признаться честно, мечта о квартире, которая с самого начала была несколько отдаленной и нереальной, вдруг в один прекрасный момент приблизилась настолько, что я и сама почти в нее поверила. После какого-то изуверского кризиса, в результате которого как серпом скосило весь средний и более чем средний класс, квартиры за пару лет упали в цене так, что на маленькую однушку смогла бы накопить даже я.

Помню, Динка прибежала ко мне с газеткой «Из рук в руки», и мы азартно тыкали во всякие там объявления типа «продам недорого в хорошие руки однокомнатную квартиру в Кузьминках всего за 17 000 у.е.».

– Улет! – ахала Динка.

– Эх, если бы у меня эти деньги были прямо сейчас, – кусала я губы.

Путем простых подсчетов мы поняли, что в настоящий момент мы не можем приобрести эту квартиру, даже одну на двоих.

– Как же жаль, – расстраивалась Динка.

Мы, конечно, поклялись, что будем экономить на всем и копить, копить, копить, но… жизнь так коротка, а юбка по последней моде стоит так дорого. Кризис миновал, а мы не скопили и половины необходимого. Потом я вышла замуж, и вопрос о совместном с Динкой имуществе отпал, не успев подняться. Костя научился вежливо улыбаться в ее присутствии, но со временем все же смог дать нам исчерпывающе понять, что если он и не против этой странной, на его взгляд, дружбы, то уж точно не за. И мы принялись копить каждая на свой отдельный однокомнатный рай на земле. И за те пять лет, что минули со времени расстрела младенцев формирующегося среднего класса, мне удалось скопить уже десять тысяч, если не считать тех, на которые я планировала раскрутить со временем Костика. Вместе с ним мы бы могли располагать суммой в тридцать штук. Но весь ужас ситуации был в том, что к этому времени приличная однушка уже стала стоить около сорока.

– Может, занять? – лихорадило меня, потому что с пугающе стабильным интервалом Дудикова сообщала нам, что квартиры опять подорожали.

– У кого? – разводила руками она.

Это действительно был тупик. Только Костик еще мог бы что-то с этим сделать, но Костик и слышать не хотел ни о каких займах.

– Ты, что же, хочешь, чтобы мы платили бешеные проценты? Мы и так концы с концами едва сводим. Вот начнут давать ипотеку под нормальные проценты, мы с тобой сразу все и купим, – подводил он черту под моей мечтой. Он, конечно же, был в чем-то прав, потому что ипотеку давали только по блату и только тем, кто хорошо себя ведет. Это было не про нас. Я была рядовым менеджером туристического агентства с приятной, но левой зарплатой, а Костя хоть и работал на иностранную транспортную компанию, тоже не мог считаться олигархом, перед которыми открыты все двери.

– Будем копить дальше, – вздохнули мы, и жизнь пошла дальше по своему кругу. То есть молчаливые вечера с мужем и говорливые обеды с Динкой. Иногда мне казалось, что я попала в ловушку, но одна простая мысль, что Костик – все еще лучшее предложение на рынке прекрасных принцев, останавливала меня на полпути к идее о разводе. Если бы он знал, какие демоны разъедают мою душу, то, наверное, окатил бы меня ледяной водой, потом побил бы (интересно было бы посмотреть) и приковал бы наручником к батарее. Или все бы бросил и побежал воплощать в жизнь мою мечту о квартире. Но Костя жил, словно у нас и в самом деле все прекрасно, и не замечал ровным счетом ничего. А зря. Потому что, хоть жизнь и текла привычной рутиной вокруг меня, мой непоседливый характер, с которым у меня всю жизнь одни проблемы, начал давать о себе знать. Я подумала, а почему, собственно, я решила, что мир сошелся клином на этом брюзге и ворчуне Косте Прудникове, с которым меня связывает только съемная квартира и общая фамилия? Разве я не могу ходить в театры сама? Разве запрещено мне участвовать во всяких корпоративных мероприятиях? В конце концов, я действительно могу купить путевку и поехать в какой-нибудь там Египет с Динкой. Почему нет? Раз я не могу купить квартиру, почему я должна проводить все вечера дома?

– Дорогая, тебе не кажется, что ты перебираешь? – иронично поднял бровь Костя, услышав от меня тираду о моей самостоятельности.

– А тебе не кажется, что ты создал для меня невыносимую жизнь? – испуганно упиралась я.

– Мне кажется, что у тебя какой-то кризис. Может, тебе сходить к психологу? – предложил супруг.

– Ты считаешь, что я сошла с ума? – перешла я на ультразвуковые частоты.

– Я не считаю, что ты когда-то в нем была, – поддел меня довольный своим остроумием супруг.

Собственно, именно с этого места все и началось, что называется, поподробнее. Я сходила в театр, гордо прослушала целую оперу в Большом, совершенно не в состоянии отогнать от себя мысли, что Костя сидит дома один, а я тут гуляю. Но передо мной стояло его сведенное усмешкой лицо, и вся моя сущность требовала возмездия.

– Хороший был спектакль? – сонно спросил супруг, когда я вернулась домой.

– Прекрасный, – разозлилась я и швырнула в него программкой.

Нет, разве это хоть на что-то похоже, до такой степени не интересоваться мной, чтобы даже ни секундочки не поревновать! Вызов был брошен, и я его приняла. Светская жизнь, о которой я успела несколько подзабыть за последние четыре года, обрушилась на меня шквалом нагрузок, бессонницей и головной болью. Муж стоически все это терпел. Вернее, он напоминал человека, которому на все это наплевать. А какая женщина выдержит такого мужа?

– Вот негодяй, – поддерживала меня изо всех сил Дина.

Мы решили, что надо использовать максимум средств для реанимации моего брака, и пошли на крайние меры – стали поговаривать о том, чтобы вместе поехать в отпуск. Было решено, что если Константину будет наплевать и на это, то дело однозначно плохо. Любовь прошла, завяли помидоры, и надо покупать новые сандалии. То есть нового мужа.

– О чем ты говоришь! – орал к моему вящему удовольствию Костя. – Какой такой Египет?! Какая такая Динка?! Чтоб я больше даже имени ее не слышал! Совсем распустилась. Что мне теперь, тебя дома привязывать?

– Как ты смеешь, – для проформы возмутилась я. – Я совершенно самостоятельная, взрослая, разумная женщина…

– Ага, рассказывай это своей Дине!

– И расскажу! – отвернулась я.

Однако обида растаяла как дым, ибо то, что я от Кости ожидала, он исполнил. Я была уже готова снова начать молчать с ним по вечерам («передай солонку» не считается), но оставалась последняя вечеринка, на которую я была приглашена и которую мы решили не отменять в чисто воспитательных целях. Пусть, мол, знает. Это была вечеринка по случаю Дня Победы на Динкиной работе в медицинском центре, где она работала главным бухгалтером.

– Только не возвращайся поздно, – вежливо попросил меня Костик и нежно поцеловал (не забыл, видимо, что я чуть не улетела отдыхать с подругой).

Мне немедленно захотелось все бросить и остаться дома, с ним. Я вдруг почувствовала какое-то неприятное томление внизу живота, а также в области солнечного сплетения. У нас, у продвинутых духовных особ это называется «интуиция». В народе говорят проще и прямее: «попой чувствовала». Что-то было неправильное в этой Динкиной вечеринке, но отступать было поздно, да и муж, изобразив понимание и заботу, накинул на меня плащик и так резво побежал к телевизору, что я поняла, он не то чтобы не против, а даже за. Вот так иногда мы и двигаемся навстречу своей судьбе. Нам кажется, что мы просто идем на вечеринку. А на самом деле уже стоим одной ногой в… нет, не в могиле, а… но, впрочем, обо всем по порядку. Мы, женщины, когда начинаем рассказывать о проблемах, свалившихся вдруг нам на голову, делаем это максимально подробно и по порядку, с отступлениями и ремарками, достойными гениального романиста. Итак, я отправилась на вечеринку.

Глава 2

О сказках, рассказанных самой себе

Замечали ли вы когда-нибудь, что все врачи смотрят на нас, простых смертных, немного свысока? Это не так явно видно в городских поликлиниках, где весь персонал измотан огромными очередями, микрозарплатами и потребностью что-то в жизни поменять. И то, если попытаешься у них спросить: «А я точно выздоровею?», – они посмотрят на вас таким взглядом инопланетянина – носителя высшей истины, что вам останется только робко пятиться к выходу, вежливо извиняясь. В платных клиниках, напротив, доктора будут, что называется, «сама душевность» и обязательно расскажут вам, что, конечно же, вы выздоровеете, конечно же, у вас все будет хорошо, но… только если вы будете слушаться вашего личного оракула (его то бишь) и выполнять все его назначения. Беспрекословно. Платный доктор, словно волшебник, уверен, что владеет древней магией, способной излечивать все болезни. В его арсенале сказочные таблетки, бронебойные микстуры, превентивные массажи и масса других недоступных человеческому пониманию спецсредств. Докторам чужда алчность, они не думают о деньгах (потому что о них уже подумали в регистратуре). Они просто исполняют свой долг. Однако магия рушится, если паче чаяния болезнь не проходит. Вот тут-то докторский арсенал и нужен особенно сильно. Ведь надо максимально подробно, исчерпывающе объяснить, почему ничего не получилось.

– Вы таблеточки пили?

– Пила.

– Ага…. А микстурку не забывали?

– Не забывала!

– Угу…. А физиотерапию? Вы всю физиотерапию прошли? – радостно вопрошает доктор, найдя брешь в обороне противника.

Моя голова виновато опускается, потому что я действительно не в состоянии два раза в день две недели ездить на физиотерапию в центр города. Доктор сияет. Причина найдена. Ура.

Интересно, что такой же подход к своей трудовой деятельности наблюдается у всяких там колдунов – магов и прочей коммерческой нечисти, помогающей приворотить-отворотить, снять (надеть) венец безбрачия и много еще чего. Сначала они (маги) потрясут вас всякими фейерверками, потрескивающими свечами и светящимися лунными камнями на столе. А потом, как и их коллеги, врачеватели тела, назначат вам в темную безлунную полночь накопать на сельском кладбище жабьих костей, перетереть их вручную до состояния пыли, смешать с пеплом от сожженной фотографии любимого и принимать четыре раза в день строго через десять минут после еды. Как вы понимаете, им тоже довольно просто потом объяснить, почему ничего не получилось. Может быть, колдуны – это врачи, которые не смогли поступить в мед из-за того, что грохаются в обморок от одного вида крови? Однако это все цветочки. Самые страшные враги докторов – это пациенты, утратившие веру в медицину. Все те странные люди, которые всерьез считают, что от простуды лучше всего поможет полноценный отдых и паровая ингаляция над картошкой. Эти изверги, которые не на словах, а на деле бегают по утрам в парке, при мигрени стараются расслабиться и массируют себе виски, вместо того чтобы сразу малодушно слопать анальгин. Моржи, гомеопаты, сторонники здорового образа жизни, последователи духовных оздоровительных практик, голодающие на соковой диете, проводящие много времени на свежем воздухе и всеми правдами и неправдами сбрасывающие стресс, который почитают за источник всех недомоганий, – как же они портят жизнь кудесникам-врачам! А что скажешь, если большинство этих негодяев действительно выглядят на удивление здоровыми и довольными собой? А как же препараты? Достижения науки? Если так пойдет, можно докатиться до того, что врачи будут нужны только в случаях острых воспалительных процессов. Разве не оскорбительно, что людям, которые десять лет учились в разных вузах, оканчивали ординатуру и прочие заумные кафедры, не доверяют до такой степени, что начинают лечиться травами? Ну-ка, ешь таблетку! А то, того и гляди, разорится фармацевтическая промышленность.

– Ты знаешь, мне иногда кажется, что современный мир требует, чтобы общество, живущее в нем, было больным, – частенько говорила мне Динка. Уж кто-кто, а она точно знала, чем занимается медицина. Она ежедневно составляла отчеты о движении средств в этой коммерческой цитадели здоровья. Собственно, поработав в медицинском центре несколько лет, Динка стала маниакальной сторонницей здорового образа жизни и на все мои просьбы посоветовать таблетки от давления, нервов или бессонницы визжала, что я – самая главная цель и жертва фармацевтического заговора.

– Я же просто хочу немного прийти в себя, – возражала я поначалу, потому что не понимала, что в этом такого страшного, слопать снотворную таблетку.

– А что, ты из себя немного ушла? – ехидничала она. – А знаешь, как выглядит мечта современного врача?

– Как? – заинтересовалась я.

– Ожиревший аллергик, принимающий ежедневно средства от аллергии, против лишнего веса, от давления, от одышки, для сердца, для почек, для потенции, а также ежедневно три раза в день во время еды лопающий ферменты для пищеварения. Слышала рекламу?

– Что-то там… м-м-м… для желудка неотразим?

– Ага. Лопаешь фермент, а организм перестает вырабатывать свой. Но ведь это никому и не надо. Фармацевтика на сегодняшний день самый прибыльный бизнес. Они готовы сначала посадить тебя на препарат, а потом кормить тебя им за твои деньги хоть всю жизнь.

– Слушай, тебе надо в политику, – поражалась я Динкиному красноречию.

Все-таки, что бы ни говорил Костя, а Дудикова уникальна. Работать в медицинском центре и быть убежденным противником докторов – ну кто еще так умеет. Впрочем, активно она свою политическую позицию не афишировала. Скорее так, по мелочи, делилась со мной периодически. В основном когда что-то у нее на работе случалось. Тогда она пылала благородным гневом. В остальное время она старательно помогала своему центру обогащаться за счет всех этих стабильно и неизлечимо больных всякими мелочами людей. Самыми доходными были косметологические клиенты. Я поразилась, сколько же денег выбрасывается на ветер в надежде приблизить свою нормальную фигуру к тщедушной субтильной мечте, навязанной модельерами нетрадиционной сексуальной ориентации.

– Да на одни обертывания против этой долбаной апельсиновой корки уходит столько денег, что мы бы с тобой могли в месяц по квартире покупать, – злилась Динка.

– Ничего-ничего. Будет и на нашей улице праздник, – сжимала я кулаки. Впрочем, иногда Динка забывала о всей этой социальной несправедливости и принималась любить своих работодателей всей своей гомеопатической душой. Обычно это случалось либо в связи с повышением зарплаты или выдачей внеочередной премии, либо на вечеринках, после хорошего душевного возлияния с руководством. Как главный бухгалтер (а это такой пост, которого она добивалась несколько лет всеми правдами и неправдами, не брезгуя ничем), она заботилась исключительно о благе своего родного работодателя. И если медицину в целом Дудикова недолюбливала, то к конкретно своему медицинскому центру относилась в высшей степени нежно. Вот такой казус. И ее трудовое рвение не осталось незамеченным. На работе Динку ценили, хвалили и любили, особенно хозяева. Соответственно на всех вечеринках ей, а соответственно и мне, полагалось какое-нибудь козырное место за столом, куча комплиментов и знаков внимания. Динка была прирожденным Главным Бухгалтером, а я тихо грелась в лучах ее славы. Так было и на этот раз. Душевно и без скаредности.

– О! Полиночка! Рад вас видеть, как жизнь? Как делишки, как детишки, – жестом отработанной годами радужности привлек меня в свои объятия главный врач клиники Петр Исмаилович.

Я старательно улыбалась.

– Петр Исмаилович! Ба, сколько лет, сколько зим! – выдала стандартную программу я.

Мы виделись с ним не так уж и давно, на Международный женский день. Помню, тогда кто-то из аспирантов принес караоке, и я весь вечер пыталась выдавить из людей слезу, распевая самые слезливые баллады Тани Булановой. У меня есть музыкальный слух, хотя в жизни это мне ничем и не помогло. Однако если надо чем-то потрясти окружающую подвыпившую публику, достаточно грянуть «Опустела без тебя земля». Хотя эта песня не Тани Булановой. Но кто там будет считаться после второго часа застолья? В общем, погуляли мы тогда неплохо, но теперь традиционно радовались друг другу так, словно расстались еще до естественной смерти СССР от старости и склероза.

– Прошу к нашему столу. Нет, позвольте, я за вами поухаживаю, – суетился главврач, пододвигая к нам нарезанные еще в магазине колбаски.

– Ну что вы, что вы. Мы и сами себе все нальем, – издевалась Динка.

Петр Исмаилович смеялся и грозил Динке пальцем. Дальше до определенного момента все шло по программе. Сначала Петр Исмаилович торжественно объявил минуту молчания в честь памяти павших. Мы все искренне помолчали. Кое-кто совместил молчание с намазыванием бутерброда. А чего время-то терять? Потом Динка в качестве главбуха подняла тост за дальнейшее процветание их благословенного центра, который выполняет важную и благородную миссию – несет людям здоровье.

– За наличный расчет, – раздалась сдавленная реплика с галерки. Из области медсестер.

– Что за нездоровый цинизм! – шутливо воскликнул хирург-косметолог Семен Демидович. Кто как не он лучше всех знал о том, сколько стоят медицинские радости. Однако в простой земной жизни Семен Демидович был шутником и балагуром, что делало его поистине бесценным для пьющей и веселящейся компании. Мы с ним традиционно каждый раз пили на брудершафт, прилюдно целовались и переходили на ты. Так он поступал практически со всеми, и, хотя уже не осталось никого, с кем бы Семен соблюдал официальную форму обращения, пить на брудершафт мы продолжали. На этом, если можно так выразиться, заканчивалась трезвая официальная часть и начиналась собственно корпоративная гульба.

– Девчонки! Что вам налить? – гостеприимно махал бутылками Паша – охранник, который хоть и не имел никакого отношения к медицине, но вечеринки без него никто и не представлял. Уж больно хороший и заботливый из него получался тамада.

К концу первой бутылки мартини, когда дамы еще не готовы пить коньяк, но внутренне уже понимают, что без этого никак не обойтись, я поняла вдруг, что на самом деле, несмотря на весь Динкин сарказм, очень люблю врачей за их открытость и простоту, а также за то, что им (особенно их мужской половине) очень идут белые халаты. Я раскраснелась и почувствовала себя очень хорошо, даже, может быть, слишком хорошо, что не могло объясняться одной только вечеринкой.

– Поль, ты чего? – забеспокоилась Дудикова, потому что, если быть до конца честной, я вдруг почувствовала, что моя любовь к людям в белых халатах базируется не просто и не только на спиртном, но и на том, что привычную разношерстность нашей компании разнообразил вдруг кто-то незнакомый.

– Я? Я ничего. А это кто? – слабо кивнула я в сторону неожиданно появившегося в наших рядах восьмого чуда света. Тоже в белом халате и на вид настолько напоминающий прекрасного принца высшей категории (т. е. голубые глаза, улыбка Александра Абдулова, грусть Олега Меньшикова и обаяние Федора Бондарчука. Плюс его же рост), что у меня, как говорится, в зобу дыханье сперло.

– А тебе чего?! Ты только вчера мне клялась, что у тебя с Костиком все в полном ажуре, – забеспокоилась Динка.

И ее можно понять. Нет, мы обе не были с ней моралистками, но поскольку я выходила замуж по любви и планировала жить с Костиком вечно в полной гармонии, считалось, что я никак не должна реагировать на голубоглазых красавцев. Что я вот уже четыре года и делала. Я стойко игнорировала любые поползновения на свою женскую неприкосновенность со стороны кого бы то ни было. А тут, прямо скажем, я даже сама не поняла, что это со мной такое странное произошло. И вроде бы я ничего такого не делала, а тихо цедила мартини и любовалась под звон бокалов мужчиной редкой красоты, улыбчивости и притягательности. Мне казалось, что я веду себя прилично. Да, собственно, так оно и было. Вот только… знаете, я где-то читала, что когда мужчина или женщина испытывают к кому-то симпатию, то они буквально всей кожей начинают вырабатывать какой-то гормон, способный привлечь объект. Подманить поближе. Вот и я сидела себе в своем уголке около главного врача, молчала в тряпочку, потягивала через трубочку раскрепощающее зелье, но мое тело уже автоматически изогнулось в соответствующей моим стремлениям позе. Мои губы сами собой стали мягче, краснее, влажнее, и уж не знаю что еще. И, конечно, гормон. Я вырабатывала его за все четыре года простоя. И ни одна мысль о том, что, может быть, я не права и не очень порядочно поступаю по отношению к Косте, не омрачила мою голову.

– Это наш новый окулист, – недовольным тоном сообщила Дина. – Подумаешь! Ну, просто красивый мужик.

– Боюсь, что не просто, – выдохнула я. Мне казалось, что от его коротких заинтересованных взглядов я разучилась дышать.

А он, конечно, уже заметил, почувствовал мой интерес. Хотя я его и старательно маскировала под вежливые улыбки, не обращенные ни к кому конкретно, и под рассеянный взгляд «я смотрю на всех, а вовсе не на вас».

– Алле? А Костя? Костя? – скандировала Динка.

Я растерянно оглянулась. Даже просто оторвать от него взгляд было для меня проблемой. Странно, что я не переспросила, кто такой Костя.

– Но я же не делаю ничего предосудительного, – совершенно искренне возмущалась я.

И в самом деле, чего они все ко мне пристали? Я сама не понимала, что со мной происходит, но, во всяком случае, никакого чувства вины не ощущала. Это уж точно. Что такого, если я в кои-то веки приметила мужчину, на которого мне хочется произвести впечатление? Мне уже сто лет не хотелось ни на кого производить это самое впечатление, включая и Костю, про которого я уже давно все знала и все понимала. То есть когда-то, четыре года назад, я так же трепетала от Костиных взглядов. И так же мучилась от неуверенности, пытаясь угадать, что он сделает и скажет. И когда. Но потом он сказал мне все те самые заветные слова, которые я так от него ждала.

– Дорогая, а не пожениться ли нам? – деловито предложил он.

Я, конечно, захлопала в ладоши и немного поломалась для приличия. Минут пять. А чего вы хотели, если я мечтала о Косте, не спала из-за него по ночам? А вдруг, если бы я принялась думать над его предложением, он бы снял его с повестки дня? Так что мы поженились, и я на самом деле была абсолютно счастлива, но потом… Потом все как-то обмельчало. И мне почему-то не кажется, что такие процессы происходили со мной одной. Видимо, любовь, как и все на свете, имеет некоторый срок годности. А после него она портится и протухает. Вроде бы вот она – твоя любовь, сидит на диване, читает газетку. И она тебе до сих пор дико дорога, как и все, за что ты дорого заплатила, но муж после окончания срока годности становится больше родственником, чем мужем. Как в какой-то момент вино становится уксусом. Кто сказал, что уксус плох. Тоже нужная вещь. Но это уже не вино.

– Полинка, может, нам смыться? – сделала последнее поползновение на мою свободу Динка.

– Не получится. Я отсюда не уйду. Ты хоть представляешь, как давно на меня никто не смотрел таким взглядом! – пояснила я ей свои намерения.

– Ну, смотри. Я тебя предупреждала, – разозлилась Динка и бросила меня одну на поле боя.

В том, что мы имеем самое настоящее поле боя, я уже даже не сомневалась. Судя по неопределенности, которая исходила от этого красавца, между нами завязалась самая настоящая интрига. Мы оба разыгрывали спектакль «ни за что не подойду первым». На повестке дня стоял вопрос ответственности. Смешно, но в самые тонкие моменты нам кажется, что если первый шаг сделали не мы, а «он» – значит, он и будет во всем виноват.

– Ты что, всерьез предполагаешь, что в том, как ты поедаешь глазами нашего окулиста, нет ничего предосудительного? – шипела на меня Дудикова.

Но разве можно остановить телегу, летящую под откос? Красавец стрелял по мне глазами изо всех орудий, я одно за одним сдавала все оборонительные укрепления, и наконец, когда дамы в белых халатах отплясали под «все будет хорошо» Верки Сердючки и, вздохнув, перешли к коньячку с лимончиком, над моим ухом раздалось сакраментальное.

– А вы танцуете?

– Не сегодня, – томно ответила я, пытаясь сразу дать в голос по максимуму загадки.

Все-таки мне уже было практически тридцать лет и уж что-что, а то, как подстегнуть мужское воображение, я знала. Нет, я не была роскошной красавицей, от которой любого вышибет в осадок. Даже напротив, большую часть жизни я провела, чувствуя себя гадким утенком. У меня были достаточно широкие бедра, но при этом почти полностью отсутствовало такое явление, как грудь. К тому же у меня были достаточно резкие черты лица. Три эти фактора просто убивали меня… лет до двадцати трех, после чего я поняла, что, если все равно изменить ничего нельзя, надо попытаться извлечь максимум из того, что есть. Тогда я провела ревизию и обнаружила:

а) у меня длинные ноги,

б) у меня красивые губы,

в) на маленькой груди прекрасно сидит любая одежда,

г) у меня не такие уж полные бедра.

В моем варианте это скорее плюс, чем минус. А раньше я просто была дурочкой и сама не понимала своего счастья. После этой ревизии мне стало гораздо легче общаться с людьми. Я отрастила длинные волосы и тратила массу времени на уход за ними. Путем совместных усилий природы и достижений химической науки мои волосы приобрели красивый пепельный оттенок. Вкупе с умело подчеркнутыми губами все это производило такое впечатление, что любой мужчина совершенно искренне решал, что я – просто белокурый ангел. Правильно подобранная одежда, высокий рост и уверенность в себе сделали остальное. Вот уже лет семь, как я являла собой наглядное подтверждение французской народной мудрости, которая гласит: если женщина до тридцати лет не стала красавицей, значит, она полная дура. Я – стала. И теперь только оставалось узнать, насколько результаты моих усилий смогут поразить этого голубоглазого красавца окулиста, который был явно раздосадован моим отказом слиться с ним в танце.

– А почему? – раздраженно переспросил он.

– Нет желания, – повела я плечами. Похоже, что он все-таки клюнул. Приятно, черт возьми.

– Тогда, может, я проверю вам зрение? – оглядел меня профессиональным взглядом он.

Я развеселилась.

– Боюсь, что сейчас это будет необъективно. У меня явно все глаза в кучку, – отказалась я, хотя идея остаться с ним один на один в кабинете, где он заботливо надо мной склонится, – была неплоха. Но это было бы до такой степени очевидно и неприлично, что я ни за что не могла на это решиться. Нет, об этом не могло быть и речи. Я огорченно замолчала.

– Я – Денис, – немного подумав, широко улыбнулся принц. – Неужели же я действительно должен мучительно изобретать повод, чтобы познакомиться с приятной женщиной?

– Нет, конечно. Хотя надо еще понять, что вы имеете в виду, говоря «познакомиться», – лукаво отреагировала я.

– Ну, мне почему-то кажется, что между нам много общего.

– Между нами ровно ничего нет, – подколола его я. – Полина.

– Очень, очень приятно, – ответил он многозначительно целуя мне руку.

А дальше началось то, ради чего все это, собственно, и затевалось. Мы обменивались многозначительными взглядами, но бросались ничего не значащими фразами. Он делал мне витиеватые комплименты с двойным дном, я показывала, что я далеко не то, что можно подумать обо мне с первого взгляда.

– Вы замужем? – вопрос прозвучал ближе к ночи, когда спасители человечества в белых халатах столь мало сами напоминали людей, что лечиться у них было бы неразумно.

– Да, – не стала таиться я. Ведь я продолжала рассказывать себе сказки, что вовсе ничего плохого в виду не имею, а просто хочу получить немного позитивных эмоций. Ненаказуемо. Я никого не обманываю. Вот.

– А я женат, – не стал таиться он, из чего я заключила, что он не так уж и плох с моральной точки зрения и, возможно, тоже не планирует ничего предосудительного по отношению ко мне. Иначе зачем бы он признавался в узах, связывающих его? Если бы после этого Денис рассказал мне историю про то, как супруга его не понимает и как их отношения давно сошли на нет (мы спим в разных спальнях), а потом попробовал бы предложить мне что-то типа: «А не разнообразить ли нам с вами нашу скучную семейную жизнь?» – все бы закончилось, не успев начаться. Я бы тут же расхохоталась ему в лицо и отправилась бы к своему родному мужу, чтобы вместе с ним обсудить вопрос о том, какие же все-таки мужики кобели. Денис с пониманием отнесся к тому, что я ношу обручальное кольцо.

Разве мы не можем просто немного пообщаться? Выпить кофе, поговорить о жизни, успокаивали мы бдительность друг друга.

Очень скоро вся эта шутка стала уже не такой смешной. Весь остаток вечера мы разговаривали по душам, как это бывает со случайным попутчиком в самолете. Он слушал меня, много рассказывал сам, мы понимали друг друга. На самом деле понимали! Словно были давно знакомы. Наши проблемы были не понаслышке знакомы друг другу. И это было самым ужасным. Потому что устоять перед притяжением физического толка – это не вопрос для взрослой опытной женщины, привыкшей смотреть на все под несколько скептическим углом. А вот попробуйте устоять перед возможностью излить душу человеку, который выслушает вас, поймет, а в ответ изольет свою. Тем более если у него такие синие глаза, такой внимательный взгляд, такие теплые руки.

– Я тебя провожу? – спросил он, когда стало ясно, что еще чуть-чуть, и домой будет ехать просто неприлично.

– Конечно, – радостно кивнула я, потому что мне до смерти не хотелось оборвать ту невероятно красивую, тонкую нить, которая неожиданно объединила меня с ним в простой дружеский союз. Как я предпочитала думать. Потому что, если бы я была чуть трезвее (или чуть честнее), я бы сказала, что между мной и Денисом категорически исключены любые дружеские контакты. Какая дружба, если я поминутно облизывала губы? Так или иначе, под удобным покрывалом дружеской безопасности Денис доставил меня до дома на такси, в котором мы всю дорогу взахлеб делились мыслями о карме, духовности, предназначении человека и психологии, как пути в рай. А также об ограниченных возможностях медицины, границах сознания, внутренней силе самого человека. Да я с Динкой не получала такого удовольствия, какое вдруг неожиданно испытала от разговора с ним. Оказалось, что он, в отличие от Константина, прекрасно понимает все, о чем я ему рассказываю. И не только понимает, но во многом даже разделяет мои убеждения.

– Невероятно, – смотрела я на Дениса, стоя у подъезда.

Сейчас, когда мы должны были расстаться навсегда, он казался уникальным, посланным судьбой, самым прекрасным, что случалось со мной за последние годы. А Костик, который наверняка в это время мирно спал несколькими этажами выше, вдруг поблек и стал каким-то неинтересным, как будто его кто-то вдруг высушил и повесил под чехлом в старый шкаф.

– Тебе не кажется, что мы не должны вот так взять и потеряться? Не для этого нас свела судьба, – улыбнулся Денис.

Нотка беспокойства, конечно, шевельнулась у меня где-то глубоко внутри, но как молния, всего на секунду. А дальше я безропотно дала Денису свой телефон (мобильный, конечно, что лишний раз подтвердило всю двусмысленность нашего знакомства). Если мы были просто приятелями, то почему я не решилась дать ему домашний телефон, где трубку мог бы взять Константин? И позволила поцеловать себя в щеку под какую-то банальность типа «приятно было познакомиться», и отбыла домой с легким чувством вины, от которого я отмахивалась как от дежавю. Кроме того, меня охватил неизбежный смутный интерес. Позвонит – не позвонит?

– Ты считаешь, это нормально? – встретил меня у дверей Константин.

Оказывается, я ошиблась. Он вовсе даже и не спал. Я моментально покрылась пятнами от мысли, что Костя мог видеть нашу с Денисом сцену прощания.

– Что с-случилось, – переспросила я заплетающимся языком.

– Уже первый час ночи! Ты считаешь, что это нормально, приходить домой пьяной посреди ночи? Почему ты отключила телефон?

– Я не отключала! – замотала я головой. Однако тут же вспомнила, что действительно Костя звонил, а я нажала на кнопку, потому что Денис в этот момент говорил что-то очень-очень важное. Я не сочла возможным его прервать.

– И почему же ты приперлась так рано? – продолжал орать супруг.

Меня охватило чувство, что я опять школьница, которую мама ругает за опоздание. Нет, у нас с мужем определенно сложились родственные отношения.

– Я просто выпила и забыла о времени. Больше не буду, – с облегчением выдохнула я. Мне вспомнилось, что наши окна выходят на другую сторону. Поэтому, что бы там Константин ни орал, видеть он ничего не мог. Собственно, ничего и не было, запоздало напомнила я себе. Но на сей раз даже я сама в это не поверила.

Глава 3

Об искусстве быть невидимкой

Утро добрым не бывает – истина, которая не подлежит сомнению. Не знаю, как у вас, а у меня, истинной «совы», необходимость вставать по утрам вызывает глухое неудовольствие, а местами негодование. Ну почему законодатели не установили трудовые нормы, при которых рабочий день начинался бы с обеда и длился бы часов до десяти? Вот вы часто ли встречаете ископаемых граждан, именующих себя «жаворонками»? Так-то! Значит, абсолютное большинство трудоспособного населения идет против природы, выдирая себя из-под одеяла в семь утра. Впрочем, мне, наверное, повезло вдвойне, потому что этот самый ископаемый «жаворонок» вот уже четыре года спит со мной под одним одеялом. Поэтому большую часть времени мы с ним смотрим, как любимый (любимая) еще или уже спит. Косте удается отключиться уже в половине десятого, да и то мне кажется, что он держится только для того, чтобы успеть употребить в себя последние новости по Первому каналу. К половине десятого все основные новости заканчиваются, поэтому Константин Яковлевич немедленно покидает наш мир, чтобы вернуться в него в шесть утра. Так что в момент, когда я подхожу к кровати, он уже мирно сопит. А когда я с трудом разлепляю веки под вой будильника, он уже помылся, побрился и смотрит на кухне новости в ожидании завтрака.

– Это несправедливо, что я на бегу должна делать тебе завтрак, тогда как ты смотришь телик, – много раз возмущалась я.

– Жизнь вообще несправедливая штука, – философски реагировал он. – Вставай раньше, и тебе не придется бегать.

– Это тупик, – вздыхала я и запихивала хлеб в тостер.

Да, жена должна готовить еду. С этим не поспоришь. А поскольку я привыкла все в жизни делать всерьез и со старанием, то завтраки, которые я подавала супругу, привязывали его ко мне гораздо сильнее, чем чувство долга. Еще бы. Где еще ты сможешь откушать перед рабочим днем сэндвичи «Бенедикт» с обжаренным до хрустящей корочки беконом, круассаны с теплым сливочным маслом, ароматный кофе с шапочкой из взбитых сливок с корицей. Варианты разнились, но результат был один: Костя за обе щеки лопал мои завтраки (впрочем, как и обеды, полдники, ужины и вообще все, что я подавала ему на стол), целовал в щеку и отбывал по своим делам. А я отбывала по своим.

Мои дела располагались на Ленинских горах, в здании МГУ, но только не надо думать, что я имею какое-то отношение к фундаментальной науке или к взращиванию нового поколения ученых, которые будут изобретать очередную бомбу или строить гипотезы о происхождении человека. К науке я глубоко равнодушна, но МГУ, будучи прогрессивным учреждением, шагающим в ногу со временем, сдавало в аренду российскому бизнесу те помещения, без которых наука вполне могла бы обойтись. И мое турагентство располагалось в красивейшем и подавляющем размерами (у проектировщика, наверное, были нехилые комплексы) главном здании. Каждый божий день я взлетала и падала по шахтам стареньких лифтов, окруженная гвалтом и сутолокой студенческой массы. Я проходила длинными коридорами с высоченными потолками и каждый раз чувствовала себя причастной к чему-то нетленному, вечному. Но потом я пересекала черту, разделявшую цитадель науки и источник туристической радости и приступала к исполнению своих обязанностей. Обязанностей у меня было тьма.

– Ты записала тургруппу на перелет?

– Какую тургруппу?

– Я посылал тебе SMS, – рычал вечно опаздывающий во всем, как кролик из Страны чудес, Василий Рокотов, мой НН (непосредственный начальник).

Если есть на свете такая порода людей, которая предпочитает жить в вечном аврале, так это мой НН. Все, что он делал, надо было закончить еще вчера. Все, с кем он работал, через некоторое время начинали сходить с ума. И именно потому, что я приносила хоть каплю размеренности в его хаос, меня так ценили и в нашем агентстве.

– Я SMS не получала, – радостно заявила я. – Так что давайте заново и по полной программе. Какая тургруппа?

– Тургруппа студентов, которые хотят полететь в Сочи на горнолыжный курорт.

– Откуда они взялись? В Сочи сейчас все на фиг растает?! – попыталась призвать я его к разуму. Но НН и рассудок – взаимоисключающие понятия. НН имеет вместо мозга калькулятор, подсчитывающий прибыль. Остальное его не интересует. Если студенты хотят кататься по горам без снега – почему нет?

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Сталинград – это не просто город на Волге , символ нашей Победы. Это еще и главный военно-политическ...
Роман «Фаворит» – многоплановое произведение, в котором поднят огромный пласт исторической действите...
Ну как же пампушечке Тане Сергеевой похудеть, если вокруг столько соблазнов! Куда ни глядь – на прил...
Она склонилась над столом и – сразу ахнула… Даже на таких, крошечных черно-белых заплатках, даже дви...
«У Ильи был дом, где все друг друга очень любили, но никто никого не уважал....