Драконьеры Дюже Дарий

Трофей лежал, как мёртвый, и даже не скулил – на теле, там, где его не защищали броневые пластины, были жуткого вида ожоги. Я и сам чувствовал, как начинают гореть места, где кожи коснулись щупальца. Но меня-то они только коснулись, а псину обнимали не знаю уж сколько времени. Трофей был неподъёмным – не могло было быть и речи о том, чтобы перенести его к нашей стоянке. Если бы не страшные ожоги, можно было переложить его на плащ и оттащить, но с такими ранами это невозможно. Все что я мог сделать – перенести стоянку сюда, благо она недалеко.

Сняв с шеи один из кулонов, я осторожно накинул цепочку на шею Трофея.

– Я сейчас вернусь, – я пообещал это глазам твари, которые только и остались жить, наполненные страданием.

Трофей все так же лежал, когда я вернулся, вокруг было тихо. Выпотрошив мешок, нашёл на самом дне набор лекарских трав, пузырьки с мазями и с настоями. Бездна давала достаточно света, не нужно было разжигать костёр. Пять капель отвара, изготовленного по рецепту Стихвы на язык должно хватить, чтобы облегчить страдания Трофея. Я почувствовал, как его большое тело расслабилось, когда отвар начал действовать. Потом – мазь от ожогов. Обработав один бок, я расстелил свой плащ, и осторожно перевернул его: другая сторона была так же сильно обожжена.

Когда закончил обрабатывать последний ожог, Трофей уже спал, видимо, ему снился недавний бой. Было тепло, но он слабо дрожал – пережитые боль и ужас даже у твари-из-бездны отняли слишком много сил.

Теперь можно заняться собой. Кожаная куртка, как ни странно, устояла перед слизью этого существа, а вот штаны и рубашка оказались прожжёнными в нескольких местах. И ожоги пекли все сильнее. Две капли отвара и немного мази сняли все неприятные ощущения, но не усталость. Остаток ночи я провёл, расхаживая по обрыву, боясь сесть, чтобы не заснуть. Нашёл и подобрал кинжал: в этой битве он оказался бесполезным, но, возможно, пригодится в следующей. А то, что она будет, можно не сомневаться.

И с первыми лучами Осколка я понял, что это было первое предчувствие, которое сбудется. И я знал, что оно – не последнее. Что-то во мне сломалось после этих событий, но то, что что-то окрепло и проросло новой силой, я понял только теперь. Передо мной лежал путь. Я не знал, куда он ведёт и к какой цели, не ведал, какую цену придётся заплатить за него, но за это ощущение путеводного луча стоило отдать многое.

Прошёл день, и вроде Трофею стало немного лучше. События прошлой ночи казались нереальными, бредовым сном. Никто и никогда не говорил, что встречал подобных тварей, которые неразрывно связанный с Бездной. Да, порождений Бездны – огромное количество разных видов. Но, выйдя из огненного марева на твердь островов, они не могут в него вернуться. Падение в бездну для них равнозначно смерти, как для людей и обычных животных. Что же это за новая напасть?

Прошло ещё две полубессонные ночи, когда Трофей, наконец, встал на лапы, но пришлось потерять ещё почти два дня, чтобы он окончательно окреп. На пятый день после встречи с тварью-из-бездны мы вновь отправились в путь.

Наверно, мы слишком углубились в лес, в своём стремлении отдалится от бездны – третий день блуждали в чаще, а Болотищ всё не было видно. Положение сложилось достаточно скверное: мы сбились с пути, практически закончились припасы, а Трофей был ещё недостаточно здоров, чтобы охотиться. Правда, пару раз мне удавалось подстрелить мелкое лесное зверьё, но этого на двоих было мало, а на настоящую охоту пёс не позволял мне отправиться. Просто становился поперёк дороги и угрожающе скалил зубы.

На четвёртый день нам не встретилось ни одного родника или речки. Мы шли до самой темноты, надеясь найти воду, а когда непроглядная темь и усталость все же вынудили остановиться на ночлег, всё время чудился тихий переплеск речных вод.

Плеск воды чудился недаром – до реки мы не дошли совсем чуть-чуть. И, напившись, отправились искать переправу – речка была достаточно глубока, а сильное течение не вызывало желания переправляться вплавь. Можно было бы остановиться на денёк порыбачить, но не хотелось затягивать путешествие, которое и так получилось длиннее, чем предполагали мы с охотником.

Переправа нашлась нескоро – уже были видны проблески марева бездны между деревьев, когда мы наткнулись на старое поваленное дерево, упавшее кроной на другую сторону реки. Дерево было подрублено, а не вырвано с корнями – это была старая переправа охотников или просто путников, идущих в Янавр. Ну, сойдёт и такая переправа, несмотря на то, что ствол лежал в воде, недотягивая где-то восьми локтей до берега, неизвестно, сколько времени пришлось бы искать что-либо другое, более удобное.

Старая древесина влажно скрипела, но держала, местами мягко проседая под ногами. Я боялся, что старое порченое дерево не сможет выдержать мой вес, и каждую секунду ожидал погружения в холодную воду. Учитывая то, что река впадала в бездну, ничего хорошего это купание не сулило. Но все обошлось благополучно: мы вылезли на берег насквозь промокшие – глубина возле берега была мне по горло, зато без приключений и происшествий.

К полудню стало заметно, что тропинка идёт под уклон – местность начала понижаться, но это стало очевидно, только когда мы набрели на родник, ручеёк из которого тёк вниз по склону, а не в сторону бездны, как это происходило на равнинах. Он весело журчал по камешкам, между неглубоких бережков, поросших сочной зелёной травкой. Было здорово идти вдоль него, а ещё лучше – снять сапоги и пойти босым, по щиколотку в воде…

Трофей вдруг напрягся, остановился, насторожив уши и принюхиваясь: где-то впереди был или враг, или добыча. Оглянувшись на меня, он вдруг сорвался с места, и в несколько гигантских прыжков исчез за кустами, скрывающими изгиб речушки.

Длинные тонкие ноги не спасли оленька – грациозное животное, с которым в скорости могли потягаться только твари-из-бездны. Он лежал в траве неподвижно, превратившись из живого триумфа природы в определённое количество мяса. Трофей сидел над добычей и поджидал меня. Он был явно доволен, и почти напрашивался на похвалу, но в такие моменты я особо ясно понимал Стихву – её нежелание есть мясо. В доме всегда была мясная пища – дичью нас снабжал Кемаль, но я ни разу не видел, чтобы мама ела хлеб с мясом или похлёбку. Она питалась только растительной пищей. На все расспросы, почему же она не ест мяса, Стихва только смеялась, и говорила, что когда подрасту – пойму. Я понял, но отказаться от такой пищи все – равно не мог.

Однажды мне пришлось наблюдать, как двое охотников, вынув из капкана детёныша оленька, закололи его, и никогда не забуду того крика – наполненного болью, похожего на человеческий. Больше месяца тогда не мог даже смотреть на мясо – в памяти тотчас всплывала эта сцена. Но питаясь как Стихва, я чувствовал постоянный голод – корни, плоды и зёрна не давали мне необходимой силы. Человек – хищник, такая же тварь-из-бездны, как и Трофей, как любое другое отродье, выкарабкавшееся на обрыв из огненной круговерти, только ещё… страшнее. За счёт разума и алчности.

Большие индиговые глаза оленька подёрнулись мутной паволокой смерти, я старался не смотреть в них, разделывая тушу. Вырезав несколько кусков, отошёл к ручью – помыть руки, оставив тушу Трофею.

Вечер застал нас на краю Болотищ. Осколок ещё не зашёл, но я решил, что начать переход лучше в начале дня, а не в конце. Всё-таки я никогда не ходил по болотам и топям, а по рассказу Кемаля было ясно, что это очень коварные места. Несколько часов ничего не решат.

Странная встреча

Рассвет разгорелся под бульканье болота, мерное, как постукивание палки странствующего слепого. Трофей мирно дрых, растянувшись возле прогоревшего костра.

Зыбкая трясина, простёршаяся на сколько хватало глаз, была покрыта веселой зелёненькой травкой и невысокими странными деревьями с белой бледной корой и грустно опущенными ветвями.

Нам повезло: спустя час после восхода, наткнулись на вешки – зарубки на странных деревьях, чёрные отметины на белой коре. Кто-то из жителей Янавра проложил тут тропинку. Сначала пришлось прыгать с кочки на кочку, но спустя какое-то время можно было идти по зыби, как по обычной тропе – главное, не останавливаться. Стоило несколько секунд простоять, высматривая очередную зарубку, как сапоги начинали погружаться в мягкую холодную почву.

Мы двигались от зарубки к зарубке, и я старался не думать, что буду делать, если ночь настигнет нас на поверхности зыби. Оставалось надеяться на то, что местные охотники также предпочитали ночевать на твёрдой поверхности, а не в топи.

К полудню оптимизма и надежды поубавилось – конца и края белокорой рощи видно не было, а значит, и конца болоту. Немного поразмыслив, я решил всё-таки не останавливаться, чтобы пообедать, несмотря на изрядную усталость от прыжков с кочки на кочку. Да и что это был бы за отдых, когда не чуешь под собой твёрдой опоры – земли? Пришлось перекусить на ходу куском холодного жареного мяса, Трофей же опять куда-то исчез.

Но, пообедать спокойно, даже на ходу, мне не дали. И наполовину не успев расправиться со своим куском, когда услышал крики где-то впереди и в стороне. Как принято говорить у нас в деревне, кто-то «орал дурниной». Когда я приблизился, не особо выбирая кочки, крики перешли в громкие стенания:

– Помоги мне, клянусь: не врать, не красть, не связываться с драконьерами… что ещё? Я буду делать только добро… ну кто-нибудь, спасите меня, я ведь хороший!

Когда я вышел из-за деревьев, он на миг замолчал, а потом заорал так, что просто уши заложило:

– Помогите!

Паренёк (то, что он молодой, стало понятно только после того, как он умылся…) провалился в трясину уже по грудь, удерживаясь на поверхности за счёт какой-то коряги, то и дело норовящей потонуть под весом бедолаги.

Как он оказался в Болотищах без снаряжения, и даже без длинного шеста – непременного помощника при переходе топи, я в тот момент не понял, да и не было времени задумываться над этой нелепостью.

Увидев меня, он не только заорал, но ещё и попытался размахивать руками – что было в таком положении непростительной ошибкой. Коряга выскочила из-под рук, отлетев довольно далеко, и он немедленно стал погружаться в трясину. И вместо того, чтобы спокойно обвязаться верёвкой и подстраховаться от падения, я был вынужден протянуть ему шест так, положившись на своё чувство равновесия. Которое не преминуло меня подвести, малознакомого с коварством болотных кочек. Всё кончилось тем, что кочка выскользнула из-под ног, и я со всего маху плюхнулся в топь. Зато, мы оба держались за шест и медленно погружались.

Не знаю, чем бы кончилась эта история, может, мы бы выбрались, но Трофей выбрал именно этот момент, чтобы вернуться. Бедный Хмысь с перепуга выпустил конец шеста и попытался уплыть. Только мои крики, да то, что он начал тонуть, помогли юноше опомниться, и он опять схватился за шест, испуганно глядя на тварь.

Трофей, недолго думая, ухватил меня за ногу и начал вытягивать из топи. Потом мы вытянули парнишку. Выглядел он весьма грязным и напуганным, только теперь не только появлением твари-из-бездны, а тем, что мы действуем сообща. Несмотря на опасность вновь оказаться в трясине, он попытался отползти подальше от нас, хотя Трофей сидел смирно и не делал попыток пообедать новым знакомым.

Итак, звали юношу Хмысем. Так он представился, едва прошёл первый испуг. Наверное, мы сейчас оба были похожи на каких-то болотных чудовищ, с головы до ног покрытые болотной грязью и ряской. И по словам Хмыся, искупаться можно будет только через несколько часов – если он правильно выведет нас из топи. Оставаться долго на одном месте было нельзя, пришлось отложить сладкую мысль об отдыхе и тащить ноющие кости и мышцы к краю болотищ.

Трофей, видимо, чтобы не пугать парня, снова исчез среди деревьев, предоставив мне одному общаться с ним. Ничего другого и не оставалось, да я и был рад хоть такому проводнику – подспудно всё же тревожила мысль о возможной ночёвке среди топи. Впрочем, собеседник спасённому не очень-то был нужен, скорее – слушатель. И эта роль меня вполне устраивала, так как давала возможность ничего о себе не рассказывать.

Из его бесхитростного рассказа, выяснилось не очень много, он говорил скорее о своих чувствах и переживаниях, а не о событиях. А в болота он полез без снаряжения, погнавшись за шипохвостом, который сбежал от него по пути из порта. Насколько я понял, там лежало нечто, весьма ценное и недавно приобретённое им у драконьеров. Поток красноречия, жалоб на злодейку-судьбу и угроз в адрес бестолкового шипохвоста, иссяк только когда мы ступили на надёжную твердь. Свет Осколка медленно угасал, и остаток дня мы потратили на то, чтобы оттереть присохшую болотную грязь в ручейке, впадающем в Болотища, собрав дрова для костра уже при свете дрожащего марева Бездны.

Угостив незадачливого ловца шипохвоста скромным ужином, я подождал, пока он заснёт (а ждать пришлось недолго: перекусив, он моментально осоловел), и тихонько посвистел. И вздрогнул, когда серая тень скользнула в освещённый костром круг. Весь вечер Трофей не показывался на глаза, хоть и был где-то рядом. Теперь же он уселся у огня, рассматривая спящего, временами облизываясь. Если б я не видел, его набитого брюха, то подумал бы, что он предвкушает обильную трапезу.

– Только не делай так, когда он проснется, – улыбнулся я и получил в ответ лукавый взгляд.

Засыпая, я видел Трофея, все так же сидевшего у огня и рассматривающего Хмыся умными глазами. Интересно о чём он думал? Почему-то я сомневался, что о еде…

– А-а-а… А-а-а… – этот звук преследовал меня с настойчивостью голодного хищника, преследующего раненую жертву, мешал сомкнуть глаза и вновь погрузиться в сон. С трудом оторвав голову от скатанного валиком плаща, я осмотрелся: невнятные, но настойчивые звуки издавал Хмысь, причём в свете костра были видны только его ноги, на которых царственно возлежал Трофей, невозмутимо всматривающийся в темноту.

– Хмысь… – спросонья голос звучал хрипло и тихо, пришлось напрячься, чтобы перекрыть его завывания. – Хмысь, ты чего? Трофей, слезь с него…

Наглая псина лениво повернула ко мне голову и медленно встала – завывания немедленно прекратились, а ноги исчезли из круга света. Правда, появился Хмысь – бледный и перепуганный, тихо сел у огня.

– И чего вам не спится… – проворчал я, вновь умащиваясь на своём месте, надеясь поймать остатки сна. Но не тут-то было.

– Лунь, ты кто? – кажется, пережитый только что ужас прочистил ему мозги, раз он решил задать вопрос, который должен был задать сразу.

Пришлось ответить:

– Я тот, кого только что бесцеремонно разбудили, и очень хочу спать… Все вопросы утром.

Несколько мгновений стояла тишина, и я даже успел обрадоваться, что сейчас я все же усну… наивный. Тихо прошуршали шаги по траве – Хмысь подошёл, сел рядом.

– Лунь, правда, кто ты? Откуда эта тварь? И почему она тебя до сих пор не съела?

– Я когда-то спас Трофея от смерти. Это всё, можно спать?

– А зачем ты идёшь в Янавр?

Оправданием мне могла послужить только одурманенность сном и усталостью:

– Мне надо узнать, что такое голубые кристаллы… драконьеры должны это знать.

– Я пойду с тобой, ладно? Если я вернусь домой без шипохвоста, отец меня убьёт.

– Хорошо, – пробормотал я, – пойдёшь. Только если дашь мне, наконец, заснуть…

Хмысь умолк, а я погрузился в сон, как в тёмный омут.

События в Янавре

Янавр расположился в широкой ложбине, между двух некрутых гор. Это большое поселение уже и деревней было называть как-то неловко – больно уж оно разрослось, даже с высоты было видно, какое оживление царит на улицах. Особенно в порту, где я насчитал четыре драгала. Очевидно, в Янавре полно драконьеров. Им тут, мёдом намазано, что ли? Или это… – мне стало зябко, – по мою душу? Да нет, тогда бы они прямо к нам отправились. А не торчали бы здесь.

Мы одолели половину спуска, когда свет Осколка выхватил из марева бездны парус – к причалу мчался ещё один драгал, пятый по счёту. А в нашу деревню месяцами ни один не заглядывал.

По крышам скользили последние лучи светила, когда мы спустились с горы и спрятались за разросшимся кустом тёрна – я собирался идти в Янавр в темноте. Теперь главной проблемой стал Трофей: я не мог взять его с собой в поселение. Первый же человек, увидевший тварь-из-бездны, поднимет переполох на весь мир… А мне это совсем ни к чему. Но и оставлять его, и идти туда, где меня ждёт неизвестность, одному не хотелось. Как быть?

Можно, конечно, понадеяться на мою «сказочную везучесть», да на то, что странное появление твари в обществе людей спишут на причуды драконьеров. Вон их сколько собралось. Рискованно, но другого выхода, похоже, нет.

Я шагнул было к деревне, и был остановлен Хмысем, до этого терпеливо ожидавшего окончания моих раздумий.

– Я не совсем понял, что тебе нужно от драконьеров, и о каких голубых-голубых кристаллах ты толковал сегодня ночью… Не знаю, что известно драконьерам о тебе… Но у тебя очень приметная внешность, я, например, впервые вижу у человека белые волосы.

Сказано это всё было с абсолютно невинным, бесхитростным видом, но упоминание о кулонах заставило меня вздрогнуть, и обругать себя последними словами.

– С чего ты решил, что я могу заинтересовать их?

– Ну… они уже с неделю ведут себя весьма странно: без видимой причины появляются в Янавре, рыскают по улицам, подолгу засиживаются в наших харчевнях… В общем, ведут себя так, будто что-то потеряли и не знают, где искать пропажу. Вот я и подумал, что если ты интересуешься ими, то они, вполне вероятно, могут интересоваться тобой.

– Понятно. Но думаю, ты ошибаешься. Я ничем не мог пока заинтересовать драконьеров, но всё-таки лучше не попадаться им под горячую руку.

Накинув на голову капюшон, значительно уменьшивший поле зрения, я двинулся к посёлку. А что ещё можно было сделать? Хмысь такой же мальчишка, как и я, может, даже младше. Вполне возможно, что от него действительно удрал шипохвост (некоторые из этих тварей отличаются редким злонравием), и он угодил в болото как раз там, где мне судилось переходить топи. Не убивать же его за то, что «раз испуганный тени страшится» – так иногда говаривала мама.

Но, не дойдя немного до деревни, я резко остановился, изменив решение. Попросив Хмыся подождать, я вернулся немного назад, позвав псину. Убедившись, что мой новый знакомый отошёл достаточно далеко, я перекинул через голову цепочки, снимая кулоны. Повесил их на шею Трофея:

– Ты не можешь идти со мной. И кулоны я не хочу брать с собой. Если уж попадусь драконьерам, то пусть хотя бы кулоны им не достанутся, раз уж они им так нужны. Оставайся где-нибудь поблизости, если всё будет нормально, я вернусь завтра туда, где мы спустились с горы. Ты понял?

Он понял всё правильно, я был в этом уверен. Когда я зашагал к маявшемуся неподалёку Хмысю, Трофей остался сидеть на месте.

Деревня нас встретила тишиной и темнотой. Лишь в некоторых окнах трепетали язычки огня от лучин или лампад. Деревня затаилась, сдерживая дыхание – и чего-то ждала. Недоброго.

– Где здесь можно переночевать?

– Лучше всего в харчевне Старого Хабрида, – после некоторых раздумий ответил мой спутник. – Харчевня называется «У Старика». Цены у него умеренные, а еда и питье – выше всяких похвал, да и мы знакомы с ним…

Мы шли узкими тёмными улицами, лишь изредка встречая торопливых прохожих.

– Обычно у нас не так тихо, – громко и беспечно заявил Хмысь, – это все из-за драконьеров. Люди боятся, и стараются лишний раз не выходить из домов. А, вообще-то, у нас здорово: драконьеры привозят много диковин, может, я завтра отведу тебя посмотреть их товары. Тут недалеко есть несколько лавок. Правда, торгаши цены ломят – не подступишься, но хоть посмотреть – и то интересно.

Вряд ли я пойду смотреть на эти диковины, слишком уж большой переполох драконьеры устроили. Что же это за кристаллы?

Несмотря ни на что, большие окна харчевни были ярко освещены – хозяин не жалел масла для лампад.

– Наш Старик никого не боится и ни о чём не жалеет, – так прокомментировал это Хмысь.

Массивная деревянная дверь лихо заскрипела, когда Хмысь потянул за ручку. Очевидно, этот скрип был сигналом хозяину, что в харчевне появился гость.

В просторном зале, заставленном массивными столами и скамьями почти не было посетителей. Только сидела за столиком в глубине небольшая группа драконьеров, да за крайним столиком примостилось ещё несколько путников, явно чувствующих себя не в своей тарелке. Никто из них, несмотря на жару в помещение и яркое освещение (а, может, и по причине его?) не откинули капюшоны, предпочитая терпеть неудобства, но остаться неизвестными. Но драконьерам, казалось, не было никакого дела до остальных присутствующих, они сосредоточенно пили что-то и тихо разговаривали.

Всё это я окинул одним взглядом, чувствуя, как по коже пробежал мороз, известный только тем, кто бежал от огня, да попал в полымя. Отступать было нельзя – драконьеры сразу бы скинули наигранное безразличие, учуяв добычу. Оставалось сделать вид, что ничего другого мы и не ожидали увидеть. Мы здесь старожилы. Мы свои, в курсе происходящих событий, и ничто нас не интересует, кроме кружечки честно заработанного холодного пивка… Никакие, странно ведущие себя, драконьеры…

Кажется, Хмысь тоже это сообразил: протопав к стойке, на которой красовалось несколько глиняных кружек и бочонок с пивом, он громко хлопнул по гладкой тёмной поверхности, и зычно позвал хозяина по имени. И по-моему, очень сильно переигрывал – от страха. Нас стали рассматривать ещё более пристально, чем когда мы вошли в харчевню. Находиться под перекрестьем человеческих и нечеловеческих глаз было тяжело, напряжение, незримо сгустившееся в помещение давило, и должно было вот-вот взорваться. Но тут появился хозяин харчевни. Возник за стойкой, словно был там давно и никуда не отлучался.

– О-о, Хмыся, давненько я тебя не видал, как папаша, ещё жив, старый ругатель? Чего не появлялся-то?

Я спиной почувствовал, как спадает напряжённое внимание к нам, и люди и драконьеры вернулись к своим разговорам и мыслям. Похоже на то, что не только драконьеры заинтересованы найти кулоны, ох, неслучайно засела тут эта компания.

Вполуха слушая беседу Хмыся со Старым Хабридом, искоса изучая группку людей, сидевших очень тесно, несмотря на достаток свободных столов и лавок. Судя по всему, из пятерых путников (и я почему-то был уверен, что они прибыли издалека), двое были девушками. Их выдавали изящные тонкие пальцы и запястья, манера держать кружку… Это было тем, что трудно замаскировать плащом, и сразу бросающимся в глаза, если обращать внимание на такие детали.

Хмысь закончил общаться с харчевником, получил две кружки пива в обмен на звонко звякнувшие монеты, и заверения, что ужин для дорогих гостей скоро будет готов.

Пока мы неторопливо пили пиво и поджидали обещанный ужин, в харчевню просочилось ещё несколько человек, явно местных. Они не примкнули ни к одной из групп, взяв пиво, занялись своими разговорами, не обращая ни на кого особого внимания.

Все неприятности в мире происходят оттого, что кто-то не вовремя расслабится, потеряет бдительность.

Мне казалось, что сегодня уже ничего не случиться: мы спокойно поужинаем и отправимся спать… На деле же получилось совсем не так. Сначала я увидел окаменевшее лицо Хмыся и его расширившиеся глаза, в которых застыл страх. Потом мне на плечо опустилась сухая костистая ладонь. Тяжело опустилась.

– Парень, пойди прогуляйся. Твой дружок кое-что приобрёл у меня вчера, но полностью не рассчитался… Кажется, нам есть что обсудить.

Драконьер говорил спокойным голосом, глуховатым и низким, но даже так в интонациях проскальзывала нотка угрозы. Хмысь ещё сильнее побледнел и, похоже, мечтал раствориться в воздухе. Что ж ты натворил, мой нечаянный попутчик, отчего теперь так трясёшься?

Проще всего было «пойти прогуляться», и наверно, правильней всего. Кто он мне? Сват, брат, друг? Какое отношение я имел к его проблемам? Но… как всегда – это проклятое «но»! Но я спасал его в топях, пусть и с помощью Трофея, и через это обстоятельство так просто не перешагнуть.

– Вы обознались, – скучным голосом ответил я, нашарив рукоять кинжала под плащом, – мой друг не мог ничего у вас «приобретать». Сегодня первый день, как он встал с постели после болезни.

В следующий миг я взлетел в воздух, изворачиваясь и чувствуя, как кинжал входит во что-то упругое. Упал я на стол, молодец стол, крепкий – выдержал, пребольно приложившись лопатками и затылком. Мимолётно удивился силе, с которой меня швырнул драконьер, и задался вопросом: эти существа все так сильны или он исключение?

Страницы: «« 12