Птица Чабос. В погоне за мечтой Ходяков Руслан

Глава четвертая

В которой рассказывается замечательная история

о маленьком добродушном хомячке,

и почти сказочном принце дальнего плаванья.

Мама называла Веронику Хомка. Папа – Хомочкой. Учителя в школе, естественно за глаза – Хомячком. А одноклассники – Хомяк. Хомяк и все тут. Никакого обидного смысла в это слово не вкладывалось. Хомяк и Хомяк.

– Хомяк, дай списать матру! (В смысле математику.)

– Хомяк, ты сегодня дежуришь!

– Хомяк, займи очередь в буфете!

– Хомяк, линяем с физры!

– Хомяк, приходи сегодня ко мне на день варенья!

– Хомяк, дай стерку!

– Хомяк, давай дружить!

– Хомяк, айда в кино!

– Хомяк! Эй, Хомяк!

Где-то в пятом классе она получила свою первую записку с признанием в любви от невзрачного, волоокого, тихого мальчика по имени Сережа, сидевшего за первой партой у окна. В записке неровными, почему-то печатными буквами было написано:

«Хомяк, я тебя люблю!»

Хомяк и Хомяк. Ничего обидного, потому, что в детстве Вероника натурально выглядела этаким плюшевым симпатичным хомячком. Неподдающаяся никаким гребешкам копна огненно-рыжих волос, полненькое крохотное нескладное, несколько бесформенное, совсем не девчачье тельце. Пухлые щечки. Маленький курносый носик и огромные серые глаза, полные удивления и неподдельной детской искренности. Плюс не снимаемая стоматологическая скобочка из нержавейки, медленно, но верно выпрямляющая верхние резцы выпирающие из-под розовых губок бантиком.

При всей своей кажущейся нескладности и, может быть, даже где-то уродливости Хомочка выглядела весьма обаятельно.

– Ах, какой симпатичный хомячок! – хлопали в ладоши друзья и знакомые родителей. – Какая замечательная девчушка!

– Это наша маленькая Хомочка! – любовно восклицали родители Хомки и улыбались.

Хомка тоже улыбалась, сверкая блестящей скобкой на зубах.

Родители Хомочки, беспредельно влюбленные друг в друга и в свою дочь, считали себя самыми счастливыми людьми на земле. У них был Хомочка – первый и, так сложилось, единственный ребенок.

Появление на свет Хомки им казалось чудом. Считалось, что мать Вероники вообще не может иметь детей и, тем не менее, она забеременела.

Но это еще не все. У нее был настолько узкий таз, что нормальные роды в девяносто девяти случаях из ста должны были закончиться неудачей. Врачи уговаривали ее сделать аборт, но она отказалась в надежде на кесарево.

Но и это еще не все. Хомочка родилась мертвой. Сердечко ее не билось. Оно остановилось сразу, как только началась операция. Врачам пришлось делать прямой массаж ее крохотного сердца.

Хомочка ожила.

Папа назвал ее Вероникой, в честь безграничной веры супруги в победу материнского счастья. А мама перекрестила в Хомочку, Хомку. Потому, что когда ей впервые показали дочь, она вместо прекрасного, неземного дитя, которого тысячу раз представлял себе во сне и наяву, увидела маленького, чудного, сморщенного голубого «хомячка».

«Как вы яхту назовете, так она и поплывет…»

Хомочка росла, полностью соответствуя каждому из имен. Оставаясь похожей на хомячка, девчушка имела бойкий, заводной нрав. Она была везде и во всем первой. В играх, в учебе, в детских проказах и шалостях. Сверстники ее очень уважали за покладистость и незаносчивость. Хомочка ухитрялась быть первой и в тоже время оставаться наравне со всеми.

По поводу своей внешности все детство Хомка нисколько не комплексовала. Лет до четырнадцати. Проблемы начались к пятнадцати годам, когда ее школьные подруги одна за другой стали превращаться в лощеных, симпатичных барышень, а она так и осталась Хомяком: толстушкой без талии с пухлыми щечками и чертовой скобкой на передних зубах.

Она по-прежнему была душой любой компании, заводилой и выдумщицей, но с танцулек подружки возвращались каждая под ручку со своим кавалером, некоторых даже увозили на авто, а она топала домой одна.

Одна спускалась в метро, украдкой, с завистью поглядывая на проплывающие по противоположному эскалатору целующиеся парочки, раскачивая языком во рту ненавистную скобку. А потом горько плакала, уткнувшись лбом в надпись «не прислонятся» на двери вагона, сквозь пелену слез, наблюдая, как мечутся и танцуют по стене туннеля черные «удавы» электропроводов.

И тут появился он. Владик.

Владик был старше Хомки в два раза. Она только что закончила школу и собиралась поступать в институт. Он только, что вернулся из рейса и получил должность старшего судового помощника капитана.

И было лето. И был месяц август. Большой город насквозь пропах пылью и бензином. Вероника сидела на скамейке и грустно так ела мороженое. Домой идти не хотелось. По тихой улице возле Хомкиного дома изредка, не спеша катились машины. Солнце, пробивающееся сквозь листву, играло тенями на блестящих, лакированных капотах проезжающих автомобилей. Мимо Вероники медленно, гораздо медленнее других прокатился двухведерный джип. Водитель, вывернув шею, разглядывал Хомку.

– Дурак, – сказала Вероника и, лизнув мороженое, отвернулась.

Джип доехал до следующего перекрестка и, там развернувшись, снова продефилировал мимо девушки. Водитель смотрел на Хомку во все глаза.

– Подумаешь, – фыркнула девушка и отвернулась в другую сторону.

Джип проехал мимо нее еще раз, затем еще раз и еще. Мороженое подтаяло с одного боку и потекло. Вероника подставила руку под тонкую белую струйку. Джип остановился напротив скамейки. Из машины вышел до крайности смущенный невысокий мужчина, в стоптанных, но дорогих кроссовках, в потертых голубых джинсах и полинявшей футболке, с непослушным ежиком подернутых ранней сединой волос, с золотым колечком-серьгой в каждом ухе, и осторожно присел на скамейку в метре от девушки.

Хомка невозмутимо слизала с ладошки растаявшее мороженое.

– Любишь мороженое? – спросил водитель джипа.

– Люблю, – ответила Вероника.

– Я тоже, – вздохнул новоявленный собеседник.

– Ну, так на! – Вероника протянула ему слизанное наполовину мороженое.

– Спасибо, – грустно сказал водитель, принял из ее рук оставшуюся половинку вафельного стаканчика и суетливо лизнул его с подтаявшего края.

Вероника скривила уголок рта в усмешке.

– Вкууусно, – с детской интонацией в голосе проговорил водитель джипа.

– На здоровье, – усмехнулась Вероника.

– Правда, я больше эскимо люблю, – как бы извиняясь, ответил мужчина.

– Ну, извините, – развела руками девушка. – Знала бы, что вы появитесь, эскимо бы купила… Хотя эскимо не было, – поправилась она. – Я тоже больше эскимо люблю, – призналась Хомка.

– Ничего, – сказал мужчина. – И так хорошо, – он еще раз лизнул мороженое.

Вероника искоса с интересом наблюдала за этим немного странным человеком.

– Почему вы на меня так смотрите, – смущенно произнес он, заметив взгляд девушки.

– Да так, – пожала она плечами. – Вы… Вы какой-то… Смешной что ли… Странный…

– Правда?

– Правда.

– А вы, девушка, очень красивая. Я это сразу заметил, – мужчина смутился. – Вы извините меня, что я тут так мимо вас галсы менял. Не подумайте чего плохого. Просто вы мне очень понравились.

Настала Хомкина очередь смущаться. Она привыкла, что люди к ней относятся очень хорошо. Называют и умницей, и кудесницей, и просто душкой… Но красивой очень редко. Почти никогда.

– Что вы, – всплеснула Вероника руками. – Я совсем некрасивая! – и она, покраснев, и смутившись еще больше, прикрыла рот ладошкой, чтобы не сверкать своей злосчастной скобкой.

– Вы красивая, – утвердительно покачал головой мужчина, поджав губы и глядя куда-то перед собой. – Просто не все это видят. Просто ваше время еще не пришло. А оно придет обязательно, вот увидите, и вы будете одной из самых красивых женщин в этом чертовом городе. Я точно говорю! – собеседник Вероники откусил край вафельного стаканчика.

– Я вам не верю, – нахмурившись сурово и немного обижено проговорила девушка.

Веронике показалось на секунду, что этот мужчина над ней просто издевается.

«Нашел дурочку!» – зло подумала она про себя.

– И напрасно! – мужчина, широко улыбнувшись, посмотрел на Хомку, отправил остатки вафельного стаканчика в рот и без всяких сантиментов вытер липкие, сладкие руки о джинсы. – У меня отменная интуиция. Я не хвастаюсь, но скажу, что могу предугадать начало шторма за полчаса до того как на горизонте появится первое облачко.

– Враки, – хмыкнула Хомка.

– Не-а, – невозмутимо отметил мужчина, посмотрел на ясное, теплое небо, а потом на часы. – Например, через двадцать минут начнется гроза.

– Так уж и через двадцать? – ехидно переспросила девушка. – А почему не через час?

– Через двадцать, – мужчина еще раз взглянул на небеса. – Ну, может быть через двадцать пять максимум!

– Вы, наверное, прогноз по радио слышали, – догадалась Хомка.

– Ничего я не слышал, – пожал плечами мужчина.

– А чем докажете? – Хомка была само ехидство.

– Чем? – ее собеседник оглянулся по сторонам и пробормотал. – Чем-чем… – Его взгляд упал на дальний конец улицы заканчивающейся круглой площадью, посреди которой рос высокий старый тополь. – Пожалуйста! Первая же молния ударит во-о-он в то дерево на площади!

– Вы рискуете проиграть, – с усмешкой заметила Хомка. – Тоже мне Нострадамус!

– Рискую, – согласился мужчина. – И даже иногда проигрываю. Но на этот раз все будет именно так. Хотя бы потому, что вам, девушка, сейчас очень необходимо доказательство моим словам.

Вероника так и не поняла, о чем он говорит. О том, что через двадцать минут разразится гроза или о том, что она, Хомка, станет вскорости одной из самых красивых девушек Москвы.

Мужчина снова посмотрел на часы.

– Извините, девушка. Спасибо вам за мороженое. Было очень вкусно. Но, к сожалению, мне срочно нужно в порт.

– Снова интуиция? – съязвила Вероника.

– Не-а, – улыбнулся мужчина. – Обычное расписание… Меня зовут Владислав. А вас?

– Хомка.

– То есть? – не понял он.

– Ну, Хомка, Хомочка, Хомячок…

– Это еще почему? – удивился Владислав.

– Потому, что я похожа на хомяка, – нахмурившись, проговорила Вероника и надула губки.

Владислав внимательно присмотрелся к девушке.

– А ведь и правда! – рассмеялся он. – Чем-то похожа. Но это дело не меняет. Можно я вам позвоню?

– Нельзя, – буркнула Вероника. – У нас на атээс профилактика и телефон выключили на неделю.

– Ну, это не беда, – улыбнулся Владислав, доставая из поясной сумки сотовый телефон. – Вот вам чудо враждебной техники. И ждите звонка. Я позвоню обязательно!

– Вы отдаете мне свой сотовый телефон? – оторопело спросила девушка. – Но он же дорого стоит!

– Но вы же отдали мне свое мороженое?

– Так ведь мороженое стоит копейки!

– Не-а, – покачал головой Владислав. – Для меня оно стоит гораздо дороже этой безделушки, – он указал на трубку. – Берите. И ждите моего звонка! – Он положил телефон на скамейку рядом с Вероникой. – Пока… – улыбнулся Владислав. – Хомка! – и, не давая девушке опомнится, сел в свой джип и укатил, сорвав машину с места так, что из-под колес повалил синий дым и остро запахло резиновой гарью.

Не понимая, что произошло Хомка сидела на скамейке, почему-то боясь пошевелится. Рядом лежала трубка сотового телефона, который был в те времена еще большей редкостью, чем новехонький джип Владислава. Спустя несколько минут поднялся ветер. Небо, как-то совершенно неожиданно и быстро стало затягивать непонятно откуда взявшимися грозовыми облаками. И когда первая молния с треском влупила по дереву на дальнем конце улицы, а следом раздался просто оглушительны раскат грома, Хомка вскрикнула и зажала уши руками.

– Так, не бывает, – шептали ее губы. – Господи, так не бывает!

Оказалось, что бывает. Пришло время, и сотовый телефон Владислава зазвонил. Вероника и он стали встречаться. Хомка поступила в институт иностранных языков. А следующим летом, она объявила родителям, что выходит замуж и отправляется со своим женихом в летнее трехмесячное свадебное путешествие на теплоходе, где Владислав был старпомом. Когда она вернулась, ее было уже просто не узнать. За три месяца плавания Хомка из гадкого утенка превратилась в роскошного лебедя, а точнее в рыжую, очаровательную грациозную, невероятно стройную бестию. Она очень сильно похудела, загорела и невероятно похорошела. В Копенгагене датские врачи сняли с ее зубов скобку и успешно провели челюстную коррекцию. Хомка действительно сделалась настоящей Веро-Никой – самой красивой девушкой города Москва, хотя в душе так и осталась Хомкой, Хомочкой – милой и обаятельной.

С Владиславом также произошли перемены. Хомка выдернула его из потертых джинсов и стоптанных кроссовок, стянула с него полинявшую майку, после чего, не без боя, уговорами и даже шутливыми угрозами просто таки принудила упаковаться в приличный, элегантный костюмчик и вынуть серьгу хотя бы из одного уха.

И кто знает, может быть, именно эти перемены в муже Хомки послужили причиной того, что ему дали капитанский мостик на новеньком сухогрузе только что сошедшем со стапелей Северодвинской верфи.

Хотя, до Хомки изредка доходили слухи, что Владислав в море продолжал разыгрывать из себя морского волка, носить любимые топтаные перетоптанные кроссовки и видавшие виды майки. Но это уже было его лично дело.

Сама Вероника без работы сидеть не могла, несмотря на то, что Владислав много и прилично зарабатывал. Закончив институт, она, с подачи мужа, и при участии его капитала, организовала туристическое агентство «Атлантис», ставшее вскоре одним из самых престижных в Москве.

Вот тут-то, нежданно-негаданно и свела ее судьба с Родионом Оболенским…

Глава пятая

В которой самолет идет на взлет согласно циничным законам физики, Родион и Хомка находят общий язык,

и в которой выясняется, что бывают карманные тигры.

Родион пристроил кейс на полке для ручной клади, уселся в кресло и поднял шторку иллюминатора. Трап уже отогнали от самолета и он, похожий на движущегося задом наперед жирафа, на всех парах мчался к техническому ангару аэропорта. Навстречу ему двигался тягач. Поравнявшись, трап и тягач остановились. Водитель тягача, высунувшись в окно, что-то сказал человеку управлявшему трапом.

Родион, наблюдавший эту сцену в иллюминатор, попытался представить себе диалог двух рабочих портовой техслужбы.

– Ну, че, Петрович, зайдешь после смены на стакан?

– Зайду, а чего не зайти! А чего празднуем-то?

– Ты че? Петрович? У меня сын родился! Сын! Наследник! Проставляюсь!

– Сын!? Сын это хорошо! А на кого похож-то? На тебя или на твою благоверную?

– А хрен его знает… Уши вроде мои. Нос вроде мой. А глаза… О! Глаза как у тебя, Петрович!

– Чего? Ты на что это намекаешь?

– Ну, точно твои глаза, Петрович! Говорю тебе!

– Такие же голубые?

– Такие же наглые! Гы-гы!

– Шутник, ты, однако!

– А то? Ну, бывай, Петрович! Бывай! После смены жду…

И трап с тягачом разошлись как в море корабли. Тягач подрулил к самолету и скрылся под брюхом. Спустя несколько минут летное поле за иллюминатором дрогнуло и поплыло. Самолет тянули на взлетную полосу.

– Привет! – услышал Родион голос Вероники и отвернулся от окна.

– Привет! – сказал он девушке опустившейся в соседнее кресло.

– Дядя Родик, не возражаете, если составлю вам компанию в полете?

– Все смеетесь, Вероника? – спросил Родион. – Между прочим, дети это цветы жизни, на залитом солнцем поле любви!

– Любите детей?

– Люблю. Но процесс мне нравится больше…

– Вы циник, дядя Родик!

– Увы, – Родион Оболенский развел руками.

– Цинизм – это маска бездушных, – как бы напомнила Хомка.

– Как говорил мой друг Костя Остенбакин, – сказал Родион. – «Романтики придумали Любовь. Циники – способ размножения». Так кому мы должны быть больше благодарны?.. Для меня цинизм всего лишь практичный и ироничный взгляд на вещи.

– Дааа, – протянула Хомка. – Дела обстоят гораздо хуже. Если бы существовал орден циников – вы бы его получили первым!

– В общем, – констатировал Родион с улыбкой. – Вероника, вы правильно сделали, что сели в кресло рядом со мной.

– Это еще почему?

– Нам будет о чем поговорить. Путь до Рио неблизкий!

– Ха! – картинно рассмеялась девушка.

Тем временем самолет вытащили на взлетную полосу. Турбины аэробуса запели сиплым басом. Над входом в салон вспыхнуло табло «Не курить. Пристегнуть ремни». Послышался довольно милый, немного казенный, голос стюардессы:

– Уважаемые дамы и господа! Авиакомпания «Багратиони-Аэролайн» приветствует вас на борту аэробуса ИЛ-62! В полете вам будут предложены вкусный завтрак, обед и ужин, а также прохладительные и алкогольные напитки. Меню нашего бара вы можете попросить у стюардессы. Полет самолета будет происходить на высоте десять тысяч метров. Просьба не курить и пристегнуть привязные ремни. Командир экипажа и экипаж желают вам приятного полета. Этеншен плиз, ледис энд джентельменс… – она повторила тоже самое по-английски.

– И давно вы работаете турменеджером? – спросил Родион, щелкая пряжкой привязного ремня.

– С первого дня образования «Атлантиса», – ответила Хомка, делая то же самое, но с более озабоченным видом.

– Правда?

– «Атлантис» принадлежит мне и моему мужу.

– Да? – удивился Родион.

– Вас удивляет, что я замужем? – хитро спросила девушка.

– Нет, – ответил Родик. – Это меня как раз не удивляет. Меня удивляет, что вы работаете менеджером и маетесь с клиентами, вместо того, что бы сидеть в офисе, красить ногти и считать денежки.

– А может мне так больше нравится, – язвительно заметила Хомка. – Новые люди, Новые интересные знакомства… Иногда попадаются весьма забавные экземпляры, вроде вас, Родион.

– Я кажусь вам забавным? – поинтересовался Родик, чувствуя немного панибратский тон Вероники, и понимая, что до перехода на «ты» осталось всего несколько шагов.

– Что-то в вас такое есть, – Хомка прищурилась, глядя на Родика. – Пока не знаю, что. Но… Вы человек, безусловно, интересный!

– Вас ко мне тянет? – усмехнувшись, спросил Родик.

– Что!? – Хомка сверкнула зелеными глазками. – Немного самонадеянно с вашей стороны сходу так заявлять!

– Во-первых, это не заявление, а вопрос, – уточнил Родион. – А во-вторых, вас действительно ко мне тянет! А, вот это как раз уже заявление. Я бы сказал, констатация факта.

– С чего вы взяли?

– Ну как… – улыбнулся Родик. – Вы уже сидите рядом со мной. Вы настроены достаточно оптимистично, что бы позволить вести себя чуточку панибратски. То есть вы рассчитываете на взаимопонимание. За этим обычно следует переход на «ты» и более тесные, если угодно, дружеские отношения. Я прав?

– Родион, – с некоторой издевкой проговорила Хомка. – Ваши психологические выкладки просто таки поражают своей глубиной!

– К черту психологию! – сказал Родик. – Дело даже не в психологии. Тут сплошная биохимия.

– Это еще, что за новость? Какая еще биохимия?