Вечный двигатель Брусницин Виктор

– Будем вызывать органы, я не вижу выхода.

Следуя недавнему отступлению о разностороннем, окунемся теперь в новое помещение. Просторная, щедро и вместе умеренно обставленная комната, ухоженная и притом сугубо мужская: оставленные в разных местах книги, на кресле наскоро брошенный свитер, ежикастая пепельница. На бюро три-четыре порядочно тронутые бутыли дорогого спиртного, преимущественно хорошоградусного. По стенам лазал наш заяц. Присутствовали Обаяка и пикантная дама подле тридцати: брючный костюм а ля «самое-что-ни-на-есть», фурнитура отменного вкуса, безупречный макияж. Она стояла на фоне окна – в Блоковском ракурсе – разумеется, одна рука была небрежно уведена в карман, естественно, нога перекрещивала другую, безусловно, прядь волос удерживалась на плече, завидуя вольному падению остальных. Вне всякого сомнения, плутал легкий дым сигареты, обосновывая прильнувшую к окну живопись дня.

Обаяка уютно развалился в углу дивана. Разглядывал игру резьбы добротного стакана, затеянную отсветами интимной бурой жидкости. В посудинку и витийствовал:

– Плесень, Инночка. Жизнь должна бродить, и продукты гниения неизбежны. Кто-то очищает от плесени, а иные, претендующие на вкус, таковую используют… А что такое вкус?.. (Глоток, смакование.) Вот виски. Поднеси землячку ее инкогнито, и подавляющий угадает сивуху… Поведаю казус. Мне этак двадцать с коротким, иду туристом на пароходе по Волге. Употребляли в те времена исключительно жигулевское… Гуляем это мы с приятелем по городу и натыкаемся на заведение, где дают чешский «Праздрой» – дефицит отчаянный. Берем, стало быть, несколько бутылок и возвращаемся… Остальная наша компания с экскурсией отлучилась и приговорили мы прелесть единолично. А к вечеру соорудили штуку: слили в чудесные бутыли – там и этикетка, и формы – обыкновенный жигулевич, и тащим сия на вечерние посиделки… Угощаем, значит. Причастил народ продукт, нахваливает – нет, дескать, далеко нашим… Тут же и родимое жигулевское за общим столом. Вот и подпускаю – что-то не могу различить… Брось ты, пеняют мне – нашел сравнение. Приятель, заметь, намеренно остальным поддакивает. Короче устроили мы дегустацию и оставили меня единодушно в презрении. Мало этого, мы уж секрет разоблачили. Шиш, так и не сдвинули народ… – Мужчина аккуратно покашлял и произнес с прононсом: – Какой-нибудь маршан де вэн, либо турнедо кордон руж!.. – Резко опал. – Слюна ползет. А в исподнем – шмат мяса.

– Я поняла отсюда, что жульничать ты рано приспособился, – подала голос женщина.

Были глоток в ответ и комментарий:

– Славно однако… – Рацея продлилась: – При всем этом вкусовые букеты вещь не слабая. Немудрено, еда – первое, что человеку досталось. А если вдуматься, какой порой мерзостный атрибут мы жрем. «Когда б вы знали, из какого сора…» Взгляни, имеются семь цветов спектра, семь нот – большинство сенсорных ощущений поддаются ритму. И только вкусовые не удается пленить. Отсюда я делаю заключение – хаванина суть высшая гармония… Итак, человек претенциозен и примитивен, напыщен и жалок. Лжа – квинтэссенция гомункулуса, а жизнь – пробирка, где осуществляется данный тест. Деять кривду и подвергаться оной – тождество и достоинство человека.

Обаяка встал. Вроде бы флегматичные движения по комнате, но просматривался нерв: стакан ставил, брал обратно.

– Собственно, Инночка, я вот к чему – ты здесь около часа и произнесла только пару фраз. Как говорят, не молчи на меня так.

– Если ты о достоинствах потенциальной супруги, то не рассчитывай.

– На достоинства или супружество? (Дама взглянула через плечо – с укоризной и одновременно просьбой.) Усек, не будем опошлять отношения… Итак, все прошло замечательно. Однако риск слишком велик. Гипноз – штука деликатная и здесь необходима полная сосредоточенность. Служащую в любую минуту могут позвать, еще как-то отвлечь. И потом, каждый раз иметь новый паспорт – хлопотно. Наконец, нельзя перебарщивать с суммами. Надо придумать что-либо менее уязвимое. В общем, эти мизеры – как-то недостойны выделки.

Инна развернулась, осела на подоконник. Открылся фас – не сказать красавица, но очень прилично:

– Есть одно дельце. Твои психотерапевтические навыки смогут поработать.

– Выкладывай.

Инна монотонно, по-деловому осведомила:

– Имеется заинтересованный гражданин, его очень занимает одна вещь. Готов заплатить солидные деньги. Вещь находится в некой семье, и заполучить ее непросто – собственно, я знаю эту семью, имела к ней далекое отношение. Однако непосредственно действовать не могу, здесь как раз нужен ты. – Инна погасила сигарету, в тон закралась живинка: – Сережа, я, возможно, уеду, когда это закончим.

А нынче пусть день будет тусклым… Рядил дождь, лоснились асфальт и окна, перемещались под парусами зонтов озабоченные люди, дистрофичная собака в свалявшейся шерсти подле фонаря растерянно оглядывала мир, не понимая как жить дальше, – минор. Все это за окнами чревоугодного заведения. Внутри существовали малочисленные посетители, пианист выводил в углу непритязательные мелодии (как пригож инструмент в такую погоду). Присутствовали наши Инна с Сергеем и некий иностранец (облик уже указывал) – пухленький гражданин сходного с гипнотизером возраста, вполне свободно, пусть с легким акцентом и редкими ошибками, общавшийся на русском. Он улыбчиво глядел на Сергея.

– Мэ с Эной родственники. М-м… свояченыца? – спрашивал взглядом у Инны, снова крутился к Сергею. – Я женат на ее сестре.

– Как мало я о тебе знаю, – кинул Сергей Инне.

– Это и лучше.

– Для кого? – скользнуло недовольство Сергея.

Инна обратилась к иностранцу, в этом содержалось сдержанное раздражение на соотечественника:

– Кстати, позже напомни – ей хотела кое-что послать мама, нужно будет связаться. – Голос умеренно взмыл: – Дитер! Все-таки отчего Таня так редко бывает на родине? Сдавайся, твои происки!

– Отнют, она… м-м… как это… шибко работает… Впротчем, видэтесь ви часто. Кстати, что там с твоей визой, проволочки сняты? Ми поедэм вместе?

Сергей кисло напомнил о присутствии:

– Куда, если не секрет?

Дитер охотно пояснил:

– Разве Эна не говорила? Ми живом в Австрии. Я понимаю так, что информация обо мне Эна вас не посватила. Мой отэц – русский. Вэрнее помесь с молдованин. Моя фамилия производный – Деордиц… В конце сороковьих годы отэц убещал – там бэли сложни обстоятэльства. Его жизнь стала проиграна… – Помолчал. – Я его редко вижусь.

Сергей вскинул глаза:

– Ваш батюшка игрок?

Дитер неохотно довел до сведения:

– Отнют. Он бэл охранник – ему угрожали зэки… Я не могу сказать определенно – отец не любит это вспоминать. Кстати, тут Екатеринбург жил мой дадья – тэперь он умер. Словом, я родился уже в Вэнэ. Здесь, однако, нахожусь часто – по бэзнес.

Сергей проворчал:

– Бэзнес это вещь, – впрочем, набрал улыбку. – И какого рода? – Стрельнул к Инне: – Думается, такое любопытство в порядке вещей?

– Женского рода, – пытался шутить, обозначив это хихиканьем, Дитер. – Мануфактура, так говорили прежде. Я очень лэблю это слово.

– То-то и есть, что женского, – буркнул Сергей, сколько возможно укрывая желчь.

– Я очень много езжу. – Взгляд Дитера постоянно ходил от Сергея к Инне. Улыбка шла постоянная, иностранная – неживая. – Это нужно. И я лэблю Россию – кров голосует. Здесь много дэль.

А фортепьяно забирало. Какие звуки извлекали его опрятные клавиши: до-соль-фа-диез-соль ми-бемоль-до-ля – боже, что за чудная мелодия. Вот пошел ядреный пассаж, и как славно подпекали басы – исключительно в душу. Глаза Инны убраны поволокой, она – негде. Можно представить, сколь высокое эхо звучит в ее душе – значительные мгновения!.. Чу, однако, взгляд ее прикоснулся к земному – никак бедолагу собачку тронул. Точно! Подле той дистрофичной шавки некая старушенция суетилась – соболезновала. Впрочем, на пристальный глаз вовсе и не старуха. Здесь обнаруживалось нечто среднее между вокзальной синявкой и претенциозной дамой пятидесятых… Особа, безусловно, пьяна. И широка душой. Что демонстрирует, суя животному какой-то продукт. Собачка же воротит нос, при этом искоса с сильным недоверием разглядывает особь. Мадам презент уже и впихивает (широта души обязывает), на что собачка абсолютно аристократично делает разворот и вальяжно удаляется.

Инна ознакомила сопричастных с обстоятельством:

– Взгляните, до чего забавная тетка… – Улыбка умиротворения висела на лице. – Полюбуйтесь, да она пьяна.

– Славный, должно быть, человек, – заметил Сергей.

– Я убедился, – поделился Дитер, – даже бедный русский – щедр.

– Очень тонкое наблюдение для бизнеса, – пробубнил Сергей…

Значит, возвращаемся в уют. Пока мы окунались в душу Инны и затем историю с синявкой, здесь многое произошло: вот уж Сергей доверительно подался телом к негоцианту, тот откинулся на сиденье – нога закинута на другую, ладонь покоилась на столе – от сигары вилял дым, другая ладонь лежала на колене и локоть периодически и забавно вздергивался вверх. Забытая и смиренная Инна тянула кофе.

– Вэдите ли, – продолжил Дитер рассказ, прерванный приглашением Инны, – вещь нельзя украсть, купить, отнят. Она должна быть дана добровольно. Поэтому вы нущны.

– Я – нужен, – вторил Сергей – судя по тону и выражению лица, здесь присутствовала философия. Несомненно, ибо последовал решительный вопрос: – И почем нужда?

– Я не обижусь, – предельно философски ответил Дитер.

В обширном гаражном массиве зиял распахнутый бокс. В чреве мерцали аккуратные жигули шестой модели, перед гаражом уютно сидел на стульчике и терзал некий механизм Вадим. «Обмани, но останься…» – напевал он. Во всем облике, в рачительных и свободных движениях рук были написаны умиротворение и соразмерность (а разве песня не о том же?) … Вот некая тень вмешалась в идиллию. Вадим поднял голову и разглядел мужчину в широкой улыбке. Это был Сергей.

– Я все понимаю, – изложил последний, – карбюратор, что может быть ответственней. При всем том просто не нахожу выхода, вынужден обратиться.

– Да ничего, ничего, – виновато поощрил Вадим. Показал на механизм: – Сосед попросил взглянуть – моя-то лайба на мази. Собственно, я уже закончил.

– Вадим – я верно нашел? Вас порекомендовали как классного специалиста. Понимаете, редуктор заднего моста накрылся. – Развел ладони, как бы слагая с себя ответственность. – Говорят, вы занимаетесь… в общем, и я не без рук, но нужен стенд – у вас, якобы, есть. (Сердечно улыбнулся.) Позвольте представиться – Сергей…

Закрыли глаза. Открыли и взглянули на настенный календарь – чу, потощал маненько. При этом те же, там же… Стояли. Вадим указал на обернутую тряпкой конструкцию:

– Готов ваш редуктор. Все заменил, как обговаривали. Проверил – не гудит… если что-то будет не так, вот телефон.

Сергей полез в карман за деньгой:

– Послушайте, цену вы назначили смешную. Уж не обессудьте, но я добавлю.

Вадим не согласился:

– Ни в коем случае! Не сочтите за рисунок, но тут, знаете, все по тарифу. Нет-нет.

– Добро, мы поступим иначе…

Там же, те же, но этак сидя, так это все за импровизированным столиком – душевно, короче. Кроме того, тронутые уже сосуды. Еще закусь.

– Вадим, слушай сюда. Берешь олив… ну, так с полгорсти – и следи за моей рукой… – Пошел жест полный гастрономического сладострастия. Дальше горячо: – Ни в коем случае не всякие там маслины, а то иногда попускают. Про-фа-нация, уверяю!.. Теперь следующее действие – будь внимателен. Все что мы приготовили, урезониваешь (снова жест) … имбирчиком… – Пауза. Взгляд стал строг, проговаривалось отчетливо и настоятельно. – И не перемешивать! Просто заклинаю… И последовательность – соблюдать непременно.

Пошла милая, хрум огурчик.

– А я, Серега, чебуреки признаю. Я тебя как-нибудь попотчую. Взгляни – тесто да фарш, куда проще. Но когда с душой – мощное изделие. Собственно, это мой жизненный принцип – простота и тщательность.

– Не возражать! – царила пьяненькая солидарность. С шипением вобрал воздух. – Вадик, дружище, такие как ты державу и несут. Я знаю, я – психолог… Нравственность и ответственность! Верю, именно они обратно станут составлять достоинство. Нажрались свободы, обдемократились – хватит, пора за ум!

– Серега, ты прав.

– А я тебе так скажу, время бабское. Возьми – в чести хапок, голова идет исключительно как приспособление для завитушек, гримасы и прочего имиджа. Все на примитиве. Бабы, в общем, торжествуют. – Он вперился в бутыль. – Что остается?

– Ты глу-бо-ко прав. – Вадим достал сильный вздох. – А мы выпьем, и я тебе скажу вещь. Другому бы не решился, а ты – психолог… – Взмыли сосуды. Хрум. – Не стану кривляться и – без обиняков… – Произошел выдох – преодолевалось внутреннее сопротивление. – В общем, жена, похоже, изменяет… С другом… Не могу, конечно, утверждать, но чувствую. Такая вот ситуёвина… Нет, ты прав, время больное – впереди тот кто с мошной, а что я?!. (Вздох скорби.) Нет, она меня вроде любит… либо привыкла… но… Неприятно, скажу тебе.

Совершилось значительное молчание – минута неловкости. Сергей, наклонив голову, взял правой рукой мочку левого уха. Сильно глядел в пол. Голос получился проникновенный, нутряной:

– Тогда слушай. Я ведь свою прямо застал. В самый непосредственный момент… А ты говоришь психолог. Тут поневоле станешь.

– Хэк! – радостно качнул головой Вадим.

Было прилично за полдень, но и сумерки еще спали. Дело шло к осени. Два гражданина категорически разного пола передвигались по тропинке, бегущей по берегу озерца, заросшего березой, ивой и осокой. Остановились. Покойно мерцало зеркало воды, изумительно ущербленное ржавчиной опавшей листвы, вкрадчивый, хрупкий шорох путался в умытых ветвях, одинокий лист березы осанисто вертелся над их головами, некая пернатая тварина горланила неподалеку. Ба, да это же Костя и Ирина.

Костя сокровенно вещал:

– Думаешь там всё умные? Брось – сплошь умники.

– Ну-ка – и кто мы?

Костя сделал пристальный взгляд, но безадресный:

– Рукав, который не пришьешь.

Ирина кивнула, беспечно улыбаясь:

– А что – должность.

Костя:

– Я бы хотел управлять собой, и… нету. Кажется вот-вот, смотришь на жену, хочешь ее пожалеть, думаешь, как мало надо – подойти, сказать… и не могу!

– Все ты брешешь, претензии твои – физиология, кризис среднего возраста… – Шутливо добавила: – Или ума?

– Ну… не сбрехнуть, что без соли кушать. Да и на кой копать, где до песка вытоптано. А про ум-то – в лузу ровнехонько.

Они шли, Ирина оскользнулась, хозяйски ухватилась за Костю – тот ретиво удерживал. Ирина, пожаловалась, выправившись:

– Хотя!.. Вчера фильм был о Венеции – такая печаль наехала. А зачем? – какие-то дурацкие гондолы, сырость. Сколько показывают, я не видела, чтоб в Венеции купались… Натура человеческая – все ватное, аморфное (Костя сделал вопросительный взгляд) … Я подумала, за границей всего три раза была.

– А давай смотаемся в Бразилию, сельву! – зажегся Костя. – Нет, я серьезно.

Ирина удивилась искренне:

– Слушай, ты что, действительно меня… действительно чувства имеешь?

– Не знаю, вряд ли. Просто все надоело, – буднично произнес Константин. – Нет, правда, я хочу увлечься – давно, знаешь, не доводилось! Думается, теперь в форме, а кроме тебя под рукой – отсутствие. Потому как дела зажрали – так что…

– Речисты вы больно! – без обидного сказала Ирина. Взор стал строг. – Я вот какое думаю, милый… а не с перпетой ли словеса связаны?

– Помилуй – фокус, я сразу просек.

– Пожалуй. Знаешь, я подозреваю, что для нас изделие приготовлено. Похоже, Вадим подозревает.

– Вадим и интрига? Бред!.. Впрочем…

– Послушай, тебе Вадим пояснял устройство – это реально?

– Бог с тобой, я ж кривой был в зигзаг… Да и… ты думаешь, я что-либо из науки помню?

Сумерки осели, вода налилась тяжелым мрамором, крякнула взбалмошная лягушка, отличное небо распласталось над миром. Костя, придирчиво оглядев Ирину, поинтересовался:

– Ирец, что за дерьмо ты носишь – ты же в профессии!

Ирина метнула запальчиво:

– Это – дерьмо?

– Ну посмотри – какие-то оборки, кудельки – маразм.

– Дурак ты!

Костя, довольный собой, смеялся:

– А ты зато – шлюшка.

Ирина вдумалась, остепенилась:

– Ну и шлюшка, тебе-то что!

– Обожаю шлюшек.

Костя, совершенно счастливый, обнял Ирину, притянул. Ирина далеко не прилежно попыталась отстраниться:

– Отвали, я тебя не люблю!

– Зато я… ну это… – Полез носом к ней в ухо. – А ведь я тебе, Ирка, зачем-то нужен. Что там кривить, в трахтибидох я отнюдь не зверь, но ты же тянешься, я вижу… Из-за денег? Нет! Тем более что и давал я не под тебя, а ради Вадима!

– Для мишуры, – незлобиво сказала Ирина.

– Для мишуры я очень уважаю, – порадовался Костя. – Собственно, это мое хобби – сбоку присутствовать. В душу получаешь, конечно, меньше, но и в лоб. А лоб – мягче.

Вадим покашлял, потупившийся взор говорил о неблагополучии: гноился психологический нарыв. Вот взгляд возобновился, глаза заблистали, глядели напряженно на Сергея, веки часто мигали.

– Знаешь, Серега, ты мне провидением послан. Необычное со мной… Я вот переживаю… а горя нет. Какие-то странные манипуляции организма… Понимаешь, чуть ли не азарт – вот ведь пакость. Словом, ты давай меня разоблачай, не то как бы по фазе не… того, – Вадим замысловатым жестом обозначил «того».

– Естественная штука, – пожал плечами Сергей, – организм перерабатывает нестандартную ситуацию. – Заговорил скучно: – Основной мотив ревности, безусловно, собственность, тут реакция на посягательство… – Шпарил казенными психологическими фразами, доказывал размашисто, но вдруг замолчал, голова странно дернулась, заморгал несколько конфузливо. – Давай-ка треснем. Все это ерунда – ревность… Тьфу, гадость!

Вадим вслед выпил. Лицо его посветлело, глаза ерзали, не попадая на Сергея – смахивало на появление чувства неловкости, – где-то оптимистично выдавил:

– Нда, похоже, дело мое безнадежное.

– Сама жизнь безнадежна, потому что от нее никуда не деться, – флегматично урезонил Сергей, но тотчас добавил колюченько: – Я ему про Фому, он мне про Фиму!

Вадим досадливо, с кряхтением выдохнул. Помолчал, заговорил, наверное, решившись еще на откровение:

– Понимаешь какое дело – недавно в Америке мне довелось побывать. Я там нагородил и, по-моему, оттуда все пошло. Ни один из обозначенных тобой моментов для меня не годиться, что-то со мной… ненормальное. Сам я никаких зримых связей различить не могу, но после тех событий другой стал – это точно. В общем вот что – я написал о моих приключениях в штатах. Ну, что-то вроде рассказа. Дам тебе почитать эту штукенцию, если не возражаешь – может ты что-то вытащишь.

Вадим встал, полез в машину, вернулся с тонким переплетом, лицо мялось, он волновался, конечно. Подал.

– Ты – первый читатель. На творческую сторону, разумеется, претензий нет – сугубо как лекарю.

Сергей взял рукопись. Взмыл стаканчик, Сергей сопроводил полет:

– Читать я умею.

Улица, фонарь… человеки – сколько судеб. Навязчивые шумы города интонировали мгновения. Эвон машины тюкнулись. Зеваки, доброхоты неотъемлемо – ай хорошо жить. Это Ирина стояла подле окна, созерцая явления. Скрещены у груди оказались руки, взгляд ее, поза были полны – поди угадай, что за ними. Кошка вот, выгибая спину, прося видимо, ступает по подоконнику. Получи, киса – пошла ладонь по спине, взгляд вяло опустился. Эх, кошка!

– Ма, я двойку испгавил!! – прибежал голос только что пришедшего Артема. – С тебя бутылка!

– Молодец… – не оживая, выговорила Ирина, голова повернулась, а взгляд – в пространствах. – Все разогрето, но сперва творог!

Шум в дверях, вошли Вадим и Костя. Костя приветствовал с порога:

– Ира, здоровеньки! Все цветешь и веешь.

Вадим претендовал, походя, Косте:

– Хотя бы чаю… (Зычно) Ириш! – не хочет пройти!

Ирина откликнулась без азарта:

– Не дури, чего ты как неродной!

– Нет-нет, Ир, – категорически отказал Костя. – Я на секунду.

Вадим бросил, уходя в комнату:

– Ну, смотри.

Ирина подошла к прихожей, косо, плечом – руки так и в кресте – уперлась в проем.

– Чего забежал?

– Да бумагу взять. Привет от Галины.

– Взаимно, – постно сказала Ирина, отслонилась и ушла.

Появился Вадим, подал бумагу. «Ну все, я почапал», – Костя ушел.

Спальная, горел ночник. Ирина сидела на постели (Вадим с чтивом уже состоял в горизонте), разоблачалась. Озабоченно протянула:

– Слушай, я гляжу, Артемка серьезно на физику нацелился. Как-то тут с перспективами сомнительно.

Вадим откинул книгу, живо откликнулся:

– Ириш, ты же видишь – все возвращается! Экономистов, юристов – как грязи. В конце концов, здесь явные способности, а известно, что за явные способности за границей платят. Между прочим, по социологическим опросам в Америке физики во все времена имели самый высокий престиж.

– Ты злодей, тебе видней… И все равно при поступлении подстраховаться нужно будет.

– У Костяя, по-моему, там мохнатость есть.

– Господи, сейчас лапы везде – только клади!

– Не будешь же совать каждому – человек посоветует что к чему.

– Знаешь, а меня бесит – носишься со своим Костей! – Ирина легла, устраивалась.

– Ты о движке?

– Да вообще. Кстати, что там происходит? Вы что-то меня совсем в дела не посвящаете.

– Пока все катит. Оформляем заявку – нашли грамотного человека.

– Уж ты ли не грамотный? Сколько заявок сделал!

– Именно. И прекрасно знаю, какая это сволочная процедура. Чтоб отсечь лишнее и лишних, нужны определенные люди. Костя как раз на такого вышел.

Ирина выразилась раздраженно:

– Прямо этот Костя. Без него просто – конец света!

Вадим возразил решительно:

– Ты его не трогай, у меня друзей мало! – Вадим умолк на мгновение и затем тоном спокойным, веским высказался: – Я никому не говорил… Понимаешь, Костяра и сам, похоже, не помнит, а ведь на идею этой штуки – он натолкнул. Еще в студенческие годы. По существу-то она его!

Ирина посмотрела на Вадима, тот уткнулся в книгу. Ирина отвернула голову, в потолок устремился задумчивый взгляд.

Вадим шел домой с работы. Перед подъездом поздоровался с соседом, дядей Лешей:

– Ну что там Моссад – не дремлет? Еще какие происки были?

Дядя Леша хитро улыбался, тряс указательным пальцем.

– Купил ты меня – жучила! – Смеялись.

Ключом открыл дверь. «Вадик, ты?» – прибежал из комнат голос Ирины. «Ыгы», – доложил Вадим и сразу прошел на кухню. Порылся в холодильнике с целью обнаружения сока, извлек. Появилась Ирина.

– Ну, рассказывай!

Вадим обернулся:

– Что рассказывать?

– Я так понимаю, дело в решительной стадии.

– Ты о чем? – искренно удивился Вадим.

Ирина огорчилась:

– Если ты унес двигатель, значит, мы на финише!

Вадим распрямился. Молча вышел из комнаты и напористо прошел в кабинет.

Он стоял на пороге, не мигая, немо и угрюмо смотрел в место, где располагался Вечный. Тот – отсутствовал.

Глава вторая. Дым

Брежневские квартиры, вожделенные тридцать восемь метров, каждый дюйм которых собственнической рукой выверен и облагорожен. Кухоньки! – рубки гордых (исключительно по принятию) капитанов жизни, сокровенные нужники, будирующие отчаянные позывы либерализма… Но не будем о не сущем, будем о насущном.

Сизый осенний день, пашня облаков заволокла небо (на рубеже девяностых так случалось) – для душевного разговора самое то. Чем и воспользовались трое молодых людей, сидя в квартире на непритязательной кухоньке при аналогичной закуске и нормальном количестве родимой… Прежде всего что за люди. А не кто иные как Вадим и Костя яростного возраста. С третьим знакомимся – Борис.

Костя держал фразы:

– Я, мужики, эти отработки на овощебазах сильно уважаю. Понятно, что после них посидеть куда как славно. Но самая основнуха – непременно какие-нибудь истории случаются.

– У тебя где они не случаются, – вставлял дружески Вадим.

– В прошлый раз – помните на капусту посылали? Попал с бабёшками из отдела оформления. Эля, вся из себя которая. – Константин улыбался, маслил взгляд. – Я глаз-то давно положил, а тут покатило: кто-либо слово, я восемь – бабы хохочут… Сели обедать. Достаем с Генкой Митрошиным флакон – от нашего отдела мы вдвоем были – девки не гнушаются. Шире-дале – муж у нее в командировке… – Костя поднял рюмку: – За жизнь!

– Ну? – страстно любопытствовал Вадим.

– Домой на другой день пришел.

– Сволочь, – порадовался за друга Вадим, ахнул пайку.

– Иди ты! – восторженно вякнул Борис. – Она же такая… фифа. К ней, я знаю, Губанов из отдела твердых сплавов подкатывал – ноль. А уж он – завзятый.

– Ну… отломилось малость, – скромненько уронил Костя. – О деталях не будем. И вообще (сделал строгий взгляд), вы ж понимаете – это приватно.

– А я, мужики, тут статейку одну немецкую переводил, – наклонился к столу Борис после некоторой паузы, уместившей, вероятно, воображение процесса. – Балакали насчет перпетумса – помните? Так вот, в статье описана технология получения рыхлой структуры. Как раз, по-моему, годится для третьей компоненты.

– Опять вы за свое! Боря, побойся бога, – скептически откинулся на сиденье Константин.

– Вот только не надо – бог первый внушил мысль о Вечном! Кстати, твоя идея относительно рефлективной вибрации магнитного поля – вполне дельная.

Борис азартно пустился чертить на листе бумаги что-то совершенно на наш обывательский рассудок непотребное – пошел творческий спор.

В кухоньке обосновались сумерки. Пара полых бутылей скучали в сторонке, изрядно початая находилась в деле. Достигли приятели порядочно: Борис, к примеру, состоял в дозоре – посапывал, уместив голову на столе. Вадим с Костей пока держались. Шло сокровенное:

– Не знаю, Вадька, не прет у меня наука – ты сам видишь. Да и неинтересно. И потом, чуешь, какое время – можно ухватить. Мое амплуа – риск. Пошуровать в извилинах бытия… Уйду, похоже.

– Насчет рискнуть – верно, а насчет науки – зря. Я помню, как ты в институте идеями пылил. И приличными – уж кто талантлив как не ты.

Избранник усмехнулся:

– Ошибочная репутация. Талант, если помнишь, что сперматозоид – норовят многие, а продирается один. А я один не способен… Ерунда, не мое это. Правда, что именно мое, не знаю – вот проблема. Я тебе здесь завидую, есть Ирка, и ты всю жизнь от нее не отслонишься. Диссертация… хотя, сейчас это не модно. Тем не более.

– Кстати, что у тебя с Галкой?

– А что тут может быть? Она баба, я мужик, – выговорил Костя скучно, но с добрым бликом в глазах. – А может жениться? Для хохмы.

– Конечно жениться – водки попьем. Детки родятся – закусим. Романтика!

– Да, детки, – вяло уронил Костя и задумался.

Шло странное молчание, оборвал его Вадим:

– О чем мечтаешь – как бы помереть, да чтоб побольней?

– Так, вспомнил одну историю… – Костя встал, налил из под крана воду, жадно выпил. Возвратился – сел. Посмотрел на Вадима пристально. Убрал взгляд, опустил голову, пальцы выстукивали о стол нечто – минута отрешенности. Голова обратно поднялась, глаза наполнились внятным, глубоким. – Расскажу-ка… (Слабо откашлялся.) Ты помнишь, после института, чтоб от армии уйти, на военный подряд я уезжал? Там дело было…

Последуем за рассказом. Кыштым, страшное захолустье, затерявшееся в выеденных отрогах Уральских гор. Десятка два-три панельных трехэтажек, густой и жалковатый массив частного строения, пара мелких заводиков непонятного назначения, военная часть. В городе, впрочем, как и по области случались ранние утра – особенно в части.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Третья новелла по материалам бывшего сотрудника МВД Дмитрия Шадрина. Рекомендуется читать после перв...
Герои сказочной повести «Учитель вранья», пятилетняя Таська и её брат, второклассник Тим, увидели од...
Новое издание книги Владимира Тарасова (автора бестселлеров «Технология жизни: книга для героев» и «...