Лига правосудия Леонов Николай

– Так как же ты поднялся-то? – напомнил Крячко.

– А как при Горбачеве кооперативы и все прочее появились, купил я списанную ассенизаторскую машину и стал на себя работать. Объявления от руки писал и на столбах да остановках расклеивал. Только днем я на ней ездил, а ночью – она на мне.

– Рухлядь! – понятливо покивал Стас.

– А кто бы мне новую машину продал? – усмехнулся Сидоркин. – Да и денег на нее у меня тогда не было. Приедешь вечером, поешь, покемаришь с часок и лезешь ее чинить. А Мишка рядом. Помогает. Он в инструментах научился разбираться раньше, чем читать. Поднакопил я деньжат и вторую машину купил, ничем не лучше первой, а что делать? Человека на нее нанял – одного из тех, с кем раньше работал. Страна-то враздрызг пошла, контора наша уже и концы с концами не сводила.

– Не думаю, чтобы он сильно тебя любил, – заметил Крячко. – Раньше-то вы на равных были, а тут ты вдруг хозяином заделался.

– Так ведь люди – чего с них возьмешь? Мишка после школы меня по дороге перехватит, в кабине рядом устроится и сидит счастливый, что с папкой едет. Ну, русские бабы сердобольные: кто ему яблоко, кто помидор, кто пирожок, кто огурец даст, вот он и хрумкает по дороге.

– Рэкетиры не беспокоили?

– Куда же без них? Приходили: делись, мол. Ну, я шланг-то в руки взял и сказал, что сейчас выброс включу и поделюсь с ними от души. Сбежали – кому же хочется душ из дерьма принять? Со следующими разговор был уже посерьезнее. Нож-то у меня всегда в сапоге был, а то мало ли что на дороге случиться может? Достал я его тогда, предъявил и спросил: знают ли они, что я сидел и за что. А они в ответ ржать начали – когда, мол, это было! И объяснил я им тогда внятно, что навыков старых не растерял, а девять лет тех лагерей сейчас на двадцать пять потянут. И школу я за то время там прошел такую, что им и не снилось! Так что попишу я их от души, они и моргнуть не успеют!

– Отстали? – поинтересовался Стас.

– Угу! Со временем, – ответил Сидоркин и, вытащив рубашку из брюк, показал свой живот.

– Ого! Два пулевых, одно ножевое! – присвистнул Крячко, увидев старые шрамы.

– И на спине еще имеются, – добавил старик. – Но это уже потом было. А тогда у меня вскорости тесть помер, я дом его продал и выкупил все, что в нашей конторе еще оставалось, а помещение в аренду взял. Стали мы машины там во дворе держать, а не по своим домам, ну, и дежурили по очереди, чтобы не сожгли их. И Мишка с нами.

– А что, пытались?

– И не раз! – кивнул Сидоркин. – А дракам я вообще счет потерял. Вот в одной из них Мишка и пострадал. Кинулся меня защищать, а его, как кутенка, мои же в сторону отшвырнули, чтобы под раздачу не попал. Да вот только упал он неудачно – руку сломал, а срослось что-то не так, вот она у него с тех пор в локте до конца и не разгибается.

– Ну, знаешь, Егорыч, для мужика это не самая большая беда, – успокоил его Стас. – Зато внуков-то он тебе сколько наплодил! Рано женился, наверное?

– Как только восемнадцать исполнилось – они с Надюшей в одном классе учились. Я, как услышал, на ком он жениться собрался, так и обомлел. Деньги у нас тогда уже водились, так что мог бы себе и получше девушку выбрать.

– Чем же тебе дочка мэра не понравилась? – удивился Крячко.

– Да мэром своего тестя уже Мишка сделал, а до этого он был обычный рядовой попихач! – отмахнулся Сидоркин. – Бумажки перекладывал с одного угла стола на другой.

– Тогда это, наверное, из-за ее ноги? – предположил Стас. – Ты извини, но я заметил, что у нее с ней что-то не так.

– Да, хроменькая она – в детстве с качелей упала, – объяснил старик. – А Мишка мне на все это так сказал: «Мне с женой по жизни не вальс танцевать! Мне верная жена нужна, которая не предаст, не продаст и налево не пойдет! Такая, как наша мама! Мне крепкий тыл нужен, чтобы не думать, где твоя жена хвостом крутит, а делом спокойно заниматься!» И возразить мне на это было нечего! Мы с Натальей тоже не по большой любви женились, а жизнь душа в душу прожили. Надюшка-то его без памяти любит, а он ее очень уважает. А уж как балует! За каждого ребенка что-нибудь с бриллиантом обязательно подарит. Каждый год, да не по разу, на море отправляет, и к нам, и за границу.

– Как же она там одна с такой оравой управляется?

– Так не одна же ездит, а с помощниками. Одно плохо – видит Мишка детей по большей части, когда они уже спят или еще спят. На нем же одном сейчас все хозяйство держится, а оно все больше и больше становится. Но зато когда уж они до него дорвутся, то облепят, как обезьяны пальму, и никакими силами не оторвешь – скучают! Он над ними – как наседка над цыплятами, но держит в строгости, у него не забалуешь!

– Слушай, Егорыч, времена сейчас вроде бы спокойные, а у тебя в доме такая охрана. Зачем?

– Ну, ты спросил, полковник! – хмыкнул старик. – Если бизнес, как часы, налажен и хороший стабильный доход приносит, то всегда найдутся люди, которые захотят прибрать его к рукам.

– Значит, вас до сих пор в покое не оставили, – покрутил головой Крячко. – Ну а с таджиками ты придумал или сын?

– Мишка! Старая моя гвардия, с которой мы дело начинали, теперь вроде меня по домам отсиживается да возле печек кости греет – это те, кто живы, а многих уже и нет. А кто ей на смену придет? Все же хотят, ничего не делая, деньги получать и в белых рубашечках за столами сидеть. А таджики – народ непьющий, потому что вера не позволяет, приезжают сюда без семей, то есть никто им нервы мотать не будет, а, главное, они зарабатывать приехали, чтобы своих родных там содержать! И пашут не хуже, чем я когда-то! За любую работу берутся, нос не воротят!

Тут на веранде появилась пожилая и очень полная женщина в халате. Постанывая и держась за обмотанную пуховым платком поясницу, она осторожно присела к столу и, кивнув на бутылку водки, укоризненно покачала головой:

– А ты не слишком увлекся, Илюша?

– Так мы же на двоих, – быстро сказал Крячко, хотя лично он выпил всего две рюмки.

– Тогда ладно. Ну, уложили мы всех! Насилу угомонили!

– Ты чего это, мать, за хребтину держишься? – укоризненно спросил Сидоркин. – Опять детей на руках тягала? Тебе же ясно сказали, чтобы тяжести не поднимала!

– Да натерла меня уже Надюша! К утру здоровая буду! – отмахнулась она.

– И опять пойдешь в огород вверх задницей торчать, – проворчал старик. – Что, в доме твоими кабачками больше заняться некому? Сидела бы и руководила!

– Брось, Илюша! Сам знаешь, я никогда в жизни без дела не сидела, так чего же теперь начинать? – Женщина осторожно поднялась и со словами: – Ну, не буду вам мешать, – ушла с веранды.

– Золотая у тебя жена, Егорыч! – искренне сказал, глядя ей вслед, Стас. – Теперь таких больше не делают!

– Сам знаю, – довольным голосом ответил Сидоркин.

– Ну, засиделся я у тебя, пора и честь знать! – начал прощаться Крячко. – Но уж больно беседа у нас с тобой душевная получилась!

– Тогда на посошок, – предложил хозяин.

Они выпили, закусили, Крячко уже поднимался, как вдруг помотал головой и вздохнул:

– Старею я, Егорыч! Совсем забыл тебя спросить…

– Садись обратно, спрашивай, – предложил Сидоркин.

– Ты тот дом… Точнее, сортир, где трупы нашли, помнишь?

– Тьфу на тебя! – обозлился Сидоркин. – Не напоминал бы ты мне о нем!

– А что с ним не так? – удивился Крячко.

– Понимаешь, после двухтысячного, когда в стране все устаканилось и определенность появилась, Мишка предложил землей заняться. Средства же всякие для сортиров появились, люди машины все реже вызывать стали, хотя некоторые все же химии боятся и рисковать не хотят. Я подумал и согласился. А что? Деньги свободные были, вот и решили попробовать. Тут ведь какое дело: людям теперь шесть соток уже мало, им простор подавай, чтобы и бассейн, и газон, и все остальное. А деньги на это нужны серьезные. Ну, я не про совсем крутых говорю, которые деньги не считают, а про тех, кто хочет все это иметь, но обойтись…

– Малой кровью, – подсказал Стас.

– Вот именно! – согласился Сидоркин. – Тут главное – с местом не прогадать. Если это садовое товарищество, то участки должны быть обязательно с краю, а если деревня, нужно предварительно выяснить, что соседи думают, собираются ли продавать или уезжать, а то можно вложиться и застрять, как мы с этим домом.

– Ну, первый блин всегда комом, – утешил его Крячко.

– Какой первый? – возмутился старик. – Да мы до этого уже несколько таких больших участков продали! Я же всех председателей, что в садовых товариществах, что по деревням, лично знаю, а они редко меняются. Они же ведь как заявки соберут, так машину и вызывают, чтобы она пришла и за один раз несколько ям очистила. Так что не с бухты-барахты мы участки покупали, а только когда были в успехе уверены, потому что самую точную информацию имели – деньги нам, знаешь ли, не с неба падают!

– Так как же вы с этим домом вляпались?

– Сейчас объясню. Вот смотри, – старик начал водить пальцем по столу, – это слева – тот самый дом, справа от него – Тамарка, а ближе к лесу – Алла! И все! Дальше уже пустошь, а потом лес.

– То есть получаются восемнадцать соток с самого края? А если, предположим, договориться с районной администрацией и прихватить часть пустоши, то и намного больше? – уточнил Стас.

– Вот именно! А вот отсюда до трассы всего пять километров, – продолжал чертить пальцем по столу старик.

– И проложить свою персональную дорогу, как нечего делать, – догадался Крячко.

– О чем и говорю! Трофимыча я лично знал – крепкий был хозяин, настоящий мужик, все на себе пер, вот и надорвался, а жена – так, цветочки разводила. Как только Трофимыч помер, мне председатель тут же позвонил, я со вдовой связался, стал интересоваться, не планирует ли она дачу продавать. Всю зиму она мне голову морочила, а сама, как я потом узнал, других покупателей туда возила хозяйство показывать. Только, видно, никто ей настоящую цену не предложил, вот она весной мне и продала!

– А ее соседки? – напомнил Стас.

– Из-за них-то все и встало! – зло произнес Сидоркин. – Обеим тогда уже под семьдесят было, одинокие, бездетные. Дружили они. По осени, как урожай соберут, начинают скулить, что сил у них больше нет, и все такое. Я им говорю: так продавайте! Они в один голос: мы подумаем! А по весне опять обе на участках торчат. Подъезжал я к ним и так, и эдак! Все без толку! Председатель их уговаривал!

– Не бескорыстно, я думаю, – заметил Стас.

– Так бесплатно только воробьи чирикают. Грех, правда, такое говорить, но как Тамарка инфаркт схватила, тут же поняла, что накрылась ее дачная жизнь медным тазом – а ну как ее там с сердцем прихватит? Кто чухнется? Даже если сама «Скорую» вызовет, когда она еще приедет? Раньше помрешь двадцать раз! Тут уж она мне сама позвонила и без звука участок свой продала, а Алке там одной тоже делать нечего стало. Вот так они наконец ко мне и попали! Ну а покупателя на эти три участка уже Мишка нашел, так что по всем остальным вопросам – это к нему.

– В деньгах-то хоть не прогадал?

– Так земля за это время только подорожала, – отмахнулся Сидоркин. – Но когда Алла с Тамаркой начали мне нервы мотать и время тянуть, я Мишке твердо сказал, что больше и сам на такую авантюру не пойду, и пусть он этот урок на будущее накрепко усвоит: нет у тебя стопроцентной уверенности в успехе – не суйся!

– Ну, слава богу, что все, в конце концов, обошлось. А ключи-то от дома и всего остального тебе вдова отдала?

– Естественно! Все на одной связке: от калитки, дома, сарая, сортира, дверцы и люка. Они так вместе с договором в сейфе и лежали все эти годы. Это уж когда рабочие там все разбирать начали, им их и отдали.

– Комплект ключей был один?

– А зачем мне больше? – удивился Егорыч. – Мне и этот-то был нужен только для того, чтобы потом двери не ломать, а нормально открыть. А что?

– Да понимаешь, замки на дверце в заборе и люке был сломаны, – объяснил Стас.

– Ну, тут я тебе ничем не помогу, – развел руками Сидоркин. – Лично я там последний раз был еще при жизни Трофимыча, причем в прошлом веке, когда у него деревянная будка стояла. Основательный-то он позже поставил, как мне мужики рассказали – я же потом только наряды подписывал. Мишка туда вообще только с покупателем ездил – я ему еще объяснял, как добраться. А что, если у вдовы тоже были комплекты ключей, и она, зная, что дом пустует, кому-то их на время давала, чтобы люди там пожили?.. – задумался старик и тут же решительно заявил: – Да нет! Председатель мне бы тут же позвонил! А зимой там сторож с собаками посторонних заметил бы! Да и дача летняя, печки нет, так что там только околеть можно от холода. В общем, так, полковник, что знал, я тебе все рассказал, а дальше уже твои полицейские дела, в которых я ни черта не понимаю!

Тепло попрощавшись со стариком и выпив последнюю рюмку на дорожку, Крячко поехал обратно в райуправление. Сидоркин произвел на него впечатление мощнейшее – просто мамонт какой-то, а не человек. За то, что хитрил с этим человеком, Стасу стыдно не было – работа такая, зато он теперь точно знал, как обстоят дела. Конечно, нужно будет еще поговорить с председателем садового товарищества, со сторожем, со вдовой Трофимыча, с Аллой и Тамарой, но интуиция подсказывала Крячко, что разногласия, может, и будут в отдельных деталях, но в целом рассказы совпадут.

А вот у Гурова дела обстояли не так хорошо. Михаила Ильича Сидоркина он принял в выделенном им со Стасом для работы кабинете, и ему сразу же не понравились два момента: во-первых, Михаил пришел в сапогах, спецовке, утепленной куртке и шапке, на которых (кроме сапог, конечно) была надпись «ООО «Чистота», а во-вторых, явился не один, а в сопровождении адвоката. Ну, за свой внешний вид он сразу же извинился, объяснив, что его вызвали прямо с работы, переодеться не успел, потому что заезжал в контору за документами, так что к этому придраться было нельзя. Но вот то, что он пришел с адвокатом, Гуров оставить без последствий не мог и заметил:

– Странно, Михаил Ильич, что вы пришли с такой мощной поддержкой. Или чувствуете себя в чем-то виноватым?

Но Сидоркин на этот демарш отреагировал совершенно спокойно:

– Господин полковник! Как я понял, вы меня сюда пригласили для того, чтобы я мог дать пояснения по поводу того, что было найдено на одном из садовых участков моими рабочими. Я привез договоры купли-продажи трех садовых участков с находящимися на них строениями моему отцу, а также договор на продажу объединенного участка третьему лицу. Юридическим сопровождением всех сделок занимается наш семейный адвокат, который сможет более квалифицированно, чем я, ответить на возникшие у вас вопросы. Или я ошибся, и вы пригласили меня сюда по другому поводу?

Гуров вынужден был проглотить эту произнесенную безукоризненно вежливым тоном отповедь, что любви ему к Сидоркину-младшему не прибавило.

– Нет, вы не ошиблись, меня действительно интересуют найденные тела, но никак не подробности юридического оформления документов. Так что господин адвокат может быть свободен.

– С вашего позволения, он останется, – тем же тоном произнес Михаил. – Мало ли какие вопросы могут возникнуть в процессе нашей беседы? Так что же вы хотели от меня узнать?

Лев не мог не отметить, что его противник, а рассматривал он сейчас Михаила именно в этом качестве, перехватил инициативу, но осаживать его не стал, а решил посмотреть, как он поведет себя дальше.

– Я прошу вас рассказать мне все о том случае, а также о доме, который был приобретен вашим отцом. Бывали ли вы там раньше, и если да, то с какой целью.

Сидоркин согласно кивнул и стал рассказывать. Ничего нового Гуров от него не услышал, а вот по поводу того, что Михаил там никогда раньше не был, он усомнился.

– Михаил Ильич, я вам не верю. Ну не может быть такого, чтобы за десять лет, что этот участок с дачей принадлежит вашему отцу, вы ни разу там не побывали.

– И тем не менее это так. Просто не возникало необходимости, а тратить время на бесцельные разъезды по району при моей занятости я не могу себе позволить. Кроме того, в собственности моего отца находится довольно много земельных участков и объектов недвижимости. Если бы стал их все объезжать, то времени на основную работу осталось бы очень мало, что негативно сказалось бы на бизнесе.

Сидоркин говорил все это спокойным, ровным голосом, а его очень светлые серо-голубые глаза на бесстрастном лице напоминали две льдинки. А вот Гуров едва сдерживался – этот бесстрастный человек-робот бесил его своей невозмутимостью и непробиваемой вежливостью.

– Почему же бесцельные? – вскинул брови Лев. – Может быть, у вас как раз была определенная цель для поездки на ту дачу?

– Господин полковник, – тут подключился адвокат. – Вы хотите предъявить Михаилу Ильичу какое-то конкретное обвинение или эти рассуждения вслух имеют целью оказание психологического давления на господина Сидоркина?

Гуров внимательно посмотрел на него – ничего особенного! Средних лет, одет прилично, но не дорого, особой ухоженностью не отличается. Так, обычная канцелярская крыса, а вот поставил же его на место одной фразой. Настроение у Гурова испортилось окончательно.

– Мы будем прорабатывать все версии, – не предвещавшим ничего хорошего тоном заявил он. – И со всеми побеседуем, в том числе и с рабочими, которые нашли останки. А переводчик для этого приедет завтра из Москвы, так что в услугах господина Сидоркина необходимости не будет.

– Я могу спросить, где вы собираетесь беседовать с рабочими? – поинтересовался Михаил.

– А почему это вас волнует? – насторожился Гуров.

– Если вы повезете их сюда, то у них пропадет рабочий день, что скажется на их заработке. Кроме того, я бы в этом случае направил туда для продолжения работы другую бригаду, а то вы ведь их и задержать можете – российская полиция такая непредсказуемая, – все тем же непробиваемо-спокойным тоном объяснил Михаил.

– Их привезут сюда, и я с ними побеседую. Если они ни в чем не виноваты, то никто их задерживать не собирается, – отрезал Гуров, чувствуя, что он, кажется, заигрался. Как показало будущее, он даже приблизительно не представлял себе насколько.

– Тогда не могли бы сказать, на чем их привезут? – продолжал любопытствовать Сидоркин.

– Полагаю, что в местной полиции для этого найдется машина. – Лев поднялся, давая понять, что разговор закончен.

Но вот Михаил и адвокат остались сидеть, показывая, что тема еще не исчерпана, и Гуров вынужден был снова сесть. Конечно, он мог бы жестко сказать: «Можете быть свободны!», но решил послушать, что эта парочка приготовила для него еще.

– Господин полковник! В местном управлении полиции всего три машины, – спокойно заговорил Михаил. – Это «Волга» господина Косарева и два «уазика» для перевозки задержанных с зарешеченными стеклами. Даже если бы господин Косарев был так любезен и предоставил для поездки свою машину, то она по той дороге сейчас просто не прошла бы. И он об этом знает. Значит, это будет один из «уазиков». Скажите, пожалуйста, вы считаете возможным перевозить трех ни в чем не виновных людей, к тому же не знающих русского языка, таким способом? За ними приезжает полиция, их запихивают в машину и везут в неизвестном направлении, потому что они просто не поймут ни слова из того, что будет им сказано. Это же станет для них страшным потрясением. Причем совершенно незаслуженным!

– Пусть русский учат, – буркнул Лев, хотя и понял, что Сидоркин абсолютно прав, а вот он этот момент недодумал, но злился он за это, естественно, не на себя, а на Михаила.

– Они выучат, – заверил его Сидоркин. – Они все его выучивают. Но речь идет о том, как поступить сейчас.

– Я смотрю, вы очень трепетно относитесь к своим рабочим, – съехидничал Лев, и ему самому стало от этого стыдно.

– Я пригласил их сюда на работу, и они честно работают, а я взамен защищаю их и их интересы, и ничего противозаконного в своих действиях не вижу, – ровным голосом сказал Михаил.

– Хорошо, что вы предлагаете? – вынужден был спросить Гуров.

– Мы дожидаемся приезда из Москвы переводчика, после чего вместе с ним едем на моей машине на участок за рабочими. Я разговариваю с ними только по-русски, а он переводит – это на тот случай, если вы подозреваете меня в каких-то нехороших намерениях. Если возникнет необходимость, мы все вместе возвращаемся в Фомичевск, где вы с ними беседуете, но в присутствии моего адвоката. А это уже я страхуюсь на тот случай, если вы запугаете их настолько, что заставите возвести на меня поклеп. Как я понял, это входит в ваши планы.

– Что вы себе позволяете? – металлическим голосом произнес Гуров.

– Я просто вас очень внимательно слушал, – парировал Сидоркин. – У меня нет ни времени, ни возможности выяснять, как продвигается расследование, но сам факт того, что вы, едва приехав, уже начинаете выдвигать против меня обвинения, говорит сам за себя. – Он встал, а вслед за ним и адвокат. – Я не знаю, во сколько приедет переводчик из Москвы, но не думаю, что он доберется сюда раньше девяти часов утра. Так вот, в это время я уже буду здесь. Если же вы опасаетесь того, что я ночью отправлюсь к рабочим, чтобы дать им какие-то инструкции, можете поставить возле моего дома полицейский пост. Всего доброго.

Они вышли, а Гуров остался сидеть – его просто трясло от бешенства. Налив себе полный стакан воды из графина, он залпом его выпил и пошел к Косареву, где сидели также прокурор со «следаком».

– Нет, ну каков наглец! – сказал он, входя в кабинет. – Ведет себя так, словно он принц крови! Невозмутим, как айсберг! Аж холодом от него тянет! И адвокат ему под стать!

– Я так понял, Лев Иванович, что вы с ним поцапались? – осторожно спросил Андрей Федорович.

– Да скорее с бетонной плитой можно поцапаться, чем с ним! – буркнул Лев. – Интересно, он всегда такой спокойный или какие-то человеческие эмоции ему все же присущи?

– Если бы при той жизни, что он прожил, Михаил Ильич еще свои эмоции направо и налево расплескивал, то уже давно был бы в психушке. А он, как вы видите, солидным бизнесом руководит! – заметил прокурор и поднялся: – Пошли, Леша!

Он и «следак» вышли, а Лев повернулся к Косареву и удивленно проговорил:

– Андрей Федорович! А ведь они испугались!

– Просто они здесь живут всю жизнь и знают истинный расклад сил в районе, а вы здесь первый день и сразу же пошли в атаку с пластмассовой саблей на танки, – объяснил майор.

– Неаполитанская каморра курирует мусорный бизнес у себя, а у вас здесь на роль местного крестного отца Сидоркин-старший определен? – язвительно спросил Лев.

– Не стоит иронизировать, Лев Иванович. Илья Егорович очень уважаемый в нашем и не только нашем районе человек. Был у нас здесь директор детского дома из бывших военных, орденоносец и все прочее, так вот он позволил себе очень неуважительно высказаться в адрес Ильи Егоровича, и только! А чем это для него закончилось? Нет, его никто не избивал, не угрожал его семье, но, в конце концов, он был вынужден отсюда уехать, – сказал Косарев и тут же сменил тему: – Мы для вас и Крячко номер в гостинице заказали. Предупреждаю сразу, что она так себе! Что вы хотите? Старый купеческий особняк: удобства в коридоре, душ на первом этаже, но буфет имеется. Вы уж там переночуйте, а я пока подумаю, к кому вас на постой определить.

– Знаете, если вы хотели меня запугать, то у вас это не получилось – я за свою жизнь всякого насмотрелся, – неприязненно заявил Гуров. – Судя по всему, мы с Крячко у вас тут надолго завязнем, так нам вещи кое-какие нужно из дома забрать. Когда ваш сотрудник черепа в Москву повезет?

– Завтра рано утром, а что?

– Пусть заедет на Петровку – сумки будут на проходной у дежурного стоять, – попросил Лев.

– Хорошо, я ему скажу, – кивнул Косарев. – Вас проводить до гостиницы или вы сами найдете?

– Сам найду, только объясните, где она, – неприязненно ответил Лев – в его глазах авторитет этого майора, испугавшегося какого-то помоечного короля, упал значительно ниже уровня канализации.

Гостиница оказалась рядом, двухместный номер выглядел таким обшарпанным, что Гуров, подумав, что им со Стасом предоставили самый лучший, ужаснулся – каковы же тогда остальные? Прошедший день приятных воспоминаний о себе не оставил, а необходимость ходить завтра в несвежей рубашке тоже не радовала. Узнав, что буфет работает до одиннадцати, Лев решил подождать Стаса, чтобы вместе поужинать, а заодно и новостями обменяться – уж Крячко-то его поймет! Он – не здешние пугливые мыши, которые даже имени кота боятся! А пока Лев позвонил жене и, объяснив, что застрял в области на неопределенное время, попросил собрать сумку и утром отвезти ее на Петровку к дежурному. Появившийся Стас с порога всплеснул руками и воскликнул:

– Лева! Тебя, как ребенка, даже на пять минут нельзя одного оставлять! Что ты здесь уже успел натворить? На Андрее аж лица нет!

– Просто пообщался с Сидоркиным-младшим, – буркнул Гуров.

– В свойственной тебе манере, – удрученно вздохнул Крячко. – Лева! Для тебя нажить врага проще, чем другому человеку плюнуть! Что вы с ним не поделили?

– Явился с адвокатом, весь из себя до того вежливый и корректный, что от него, как из морозильника, холодом тянет. А уж гонору! – раздраженно рассказывал Гуров. – Над таджиками своими трясется, словно они ему родные – не дай бог, кто-нибудь обидит! И при всем при этом вел себя так, словно он хозяин положения, а я – погулять просто вышел! Интересно, папаша у него такой же?

Лев повернулся к Крячко и увидел, что тот смотрит на него грустными глазами и, самое странное, ничего при этом не изображая. Наконец Стас ответил, используя любимые выражения самого Гурова:

– Что выросло, то выросло! Будем терпеть! А Егорыч – классный мужик! Глыба! С самого низа наверх поднялся, и пережить ему при этом пришлось столько, что другому на три жизни хватило бы. И сын у него из того же теста замешан – тоже хлебнул горячего до слез. Я тебе свое мнение не навязываю – сам мальчик большенький, но ты не прав.

Не ожидавший такого, Гуров даже несколько растерялся, хотя виду и не подал, а предложил:

– Пошли поужинаем, пока буфет не закрылся. И жене позвони, чтобы сумку собрала и завтра утром на проходную отвезла – здешний сотрудник на обратном пути заберет.

– Уже – меня Андрей предупредил, – раздеваясь, сказал Стас. – А ужинать я не буду – у Сидоркиных поел.

Это был уже откровенный афронт. Выходя из номера, Лев повернулся к лежавшему лицом к стене Крячко и язвительно произнес:

– Между прочим, эта твоя глыба выжила из города директора детского дома, бывшего военного и орденоносца! Тот, видите ли, что-то нелестное в ее адрес сказал!

– Сходим, поговорим, разберемся, – пообещал, не поворачиваясь, Стас. – Когда вернешься, не шуми, пожалуйста.

Окончательно разозленный Лев вышел, а Крячко лежал и думал, что Лева становится совершенно невыносимым и чем дальше, тем больше неуправляемым. Но откуда в нем вдруг появилась эта злость? На них с Петром он пока не срывается, но, судя по всему, это дело времени. Нет, ангелом он и раньше не был, но хоть мог держать себя в руках, а сейчас начал на людей бросаться. Он, конечно, сыщик от бога, но кто сказал, что даже таким все позволено? И, горестно вздохнув, Крячко уснул.

Вернувшийся из буфета Гуров сразу понял, что Стас действительно спит, а не притворяется. Он тихонько разделся и лег – кровать тут же предательски взвизгнула всеми своими старыми пружинами, и он замер, но Крячко продолжал спокойно сопеть, и Лев расслабился. Еда в буфете оказалась такой дрянной, что автоматически обеспечивала ему изжогу, так что нужно было срочно что-то придумать с готовкой, хоть те же обеды быстрого приготовления купить, потому что, судя по сегодняшнему разговору с Косаревым, на постой его в этом городе никто не возьмет.

Пробуждение было безрадостным. Погода испортилась, и накрапывал противный мелкий дождичек, туалет на этаже был до того обшарпанным, что заходить противно, а из лейки душа вода текла еле теплая и такой тонкой струйкой, что приходилось постоянно подлаживаться под нее то одним боком, то другим. К тому же завтрак в буфете ничем не отличался от ужина. Все это, естественно, ни бодрости духа придать, ни рабочего настроения создать Гурову не могло. А вот Крячко отнесся ко всему этому как к само собой разумеющемуся, и хотя, как обычно, не балагурил, но и недовольства не выказывал.

Направляясь к райуправлению полиции, они еще издалека увидели, что рядом с ним стояли машины: кунг, «Ниссан» с московскими номерами, на котором, скорее всего, приехал переводчик, потрепанный четырехдверный джип с кузовом – явно рабочая лошадка Сидоркина-младшего, четырехдверная «Нива», а вот пятая… Пятая была с дипномерами.

– Кажется, именно это в народе называется трындец, – тихо произнес Крячко и, остановившись, повернулся к Гурову: – Лева, ты большой мастер рубить дрова. Причем так, что во все стороны летят не только щепки, но и поленья. И тебе уже давно глубоко плевать на то, что одно из них может кого-то очень чувствительно по маковке приложить. Я не знаю, что ты вчера натворил, но вот за это, – он глазами показал на машину с дипномерами, – отымеют в самой извращенной форме всех по нисходящей, а крайним будет Орлов. Ты бы его лучше просто пристрелил, чтобы не мучился. Гуманнее было бы!

Крячко пошел к машинам, а Гуров задержался, пытаясь сообразить, как поступить. То, что Косарев прогнется под Сидоркина, у него сомнений не вызывало, но присутствие представителя консульства или посольства на допросе иностранца согласовывается через МИД, а это значит, что у Михаила и там все схвачено. Да, кажется, он подставил не только себя, но и Петра по полной программе. Но отступать было поздно, и он решительно направился к машинам. А там Крячко, включив на полную мощь свое обаяние, уже пытался хоть как-то спасти ситуацию.

– Михаил Ильич, а ведь я вчера у вас дома был. С батюшкой вашим познакомился. Впечатление неизгладимое – мощнейший старик! Да его и стариком-то не назовешь! Любому молодому сто очков форы даст и обгонит! Матушка ваша, хоть я с ней и не разговаривал, но сразу ясно, что душевнейший человек! Ну а дети – просто восторг!

– Спасибо на добром слове, – спокойно отреагировал на этот всплеск эмоций Сидоркин. – Вы папе тоже понравились.

– А вот теперь я вам спасибо скажу, – очень серьезно заявил Стас. – Похвала такого человека, как он, дорогого стоит!

Гуров же, решив, что семь бед – один ответ, так благожелательно настроен не был и, подойдя, предложил:

– Ну, что? Выдвигаемся?

– Да! – сказал Михаил. – Надеюсь, вы не будете против, если при проведении вами следственных действий будет присутствовать представитель посольства Республики Таджикистан? – и сделал легкий поклон в сторону стоявшего рядом с ним хорошо одетого смуглого темноглазого мужчины. – С МИДом все согласовано.

– Я знаю законы и правила их применения, – сухо ответил Лев. – Но я не понимаю, почему такой, казалось бы, рядовой случай вызвал столь пристальный интерес посольства.

И услышал произнесенный на чистейшем русском языке ответ:

– К сожалению, не все люди в нашей стране могут найти достойную работу, чтобы содержать свои семьи. Они вынуждены уезжать на заработки за границу, в том числе и в Россию. Но большинство из них делает это нелегально, из-за чего их жизнь здесь складывается непросто. Тем больше мы ценим людей, которые официально приглашают на работу моих соотечественников, обеспечивая их не только жильем и работой, но и защитой. Мы давно сотрудничаем с господином Сидоркиным, убедились в его безукоризненной честности, и до вчерашнего дня ни у кого никогда не было ни малейшего повода усомниться в законопослушности как господина Сидоркина, так и работающих на его предприятии моих соотечественников. Вы стали первым. Мы очень дорожим сотрудничеством с господином Сидоркиным, которое планируем развивать и в дальнейшем, и нам стало очень интересно узнать, что же могло послужить причиной столь пристального интереса, – с нажимом произнес он, – правоохранительных органов к ООО «Чистота» и его сотрудникам как российского, так и иностранного гражданства. Мой ответ вас удовлетворил?

– Вполне, – кивнул Гуров, поняв, что урожай шишек будет богатейшим, как бы с головой не завалило.

– Тогда я предлагаю следующее, – начал Михаил. – В моем джипе поеду я, представитель посольства, переводчик и мой адвокат. Вы, господин Гуров, – на «Ниве», а поскольку дороги вы не знаете, то машину поведет мой охранник. Ну а кунг предназначен для рабочих. Возражений нет?

– А я тоже с вами поеду, – предложил Крячко. – Со сторожем-то никто толком не говорил! Пока вы будете своими делами заниматься, я с ним и побеседую, чего время терять?

Все согласились, расселись по машинам и поехали. Неизвестно, о чем шла речь в джипе, а вот в «Ниве» царило гробовое молчание. Крячко судорожно искал выход из положения, чтобы как-то выгородить Орлова. Гуров же, понимая, что не просто заигрался, а по-крупному зарвался, занимался самобичеванием, и спасти его могло только одно – очень быстро найти преступников, а в том, что их будет несколько, он не сомневался – одному человеку совершить такое было бы не под силу.

Увидев такую кавалькаду, сторож даже несколько растерялся, но шлагбаум поднял. Воспользовавшись остановкой, Стас вышел из машины, а остальные поехали дальше. Подойдя к сторожу, Крячко предъявил удостоверение и предложил:

– Поговорить бы нам, отец!

– Ну, пойдем в мой вагончик, сынок! Не лето еще! – рассмеялся сторож. – Только я ведь, пожалуй, ненамного тебя старше.

– Брось! – удивился Стас. – Борода-то совсем седая!

– Так она зимой очень хорошо греет, вот и отпускаю, а по весне сбрею, – объяснил тот.

Они вошли в вагончик, и, пока сторож, как он выразился, взбадривал чай, Крячко огляделся. В этом, казалось бы, небольшом помещении было все необходимое: диван, над которым на старомодном плюшевом ковре висела двустволка, холодильник, с телевизором на нем, печка-буржуйка, столик, а над ним полка с посудой, шкаф, служивший, вероятно, для всего сразу, а в углу валялся старый матрац.

– Для собак, – мельком глянув на Крячко, объяснил сторож. – Так-то у них будка снаружи стоит, а уж если совсем мороз, я их внутрь запускаю.

– Чего ж ты себе другую работу не нашел? – удивился Стас.

– Была работа, – вздохнул тот. – Только жену мою она раньше срока на тот свет забрала, а меня инвалидом сделала.

– Вредное производство, – догадался Крячко.

– Оно самое. Мы с ней оба с деревни, думали, там и денег побольше платят, и на пенсию пораньше выйдем. Вернемся с ней в деревню, домик купим и заживем на славу. А получилось так, что до пенсии она не дожила, а я вот до инвалидной докатился. Квартиру двухкомнатную, что мы от завода получили, я дочке оставил – она мужа привела, двое детишек у них, а тут я со своими болячками. В деревню ехать? Ну какой из меня сейчас работник? Вот и дал я объявление, что ищу работу сторожа при дачном кооперативе. Так здесь и оказался!

– Знаешь, а на инвалида ты не похож, – возразил Стас.

– Да как врачи на меня рукой махнули, понял я, что самому спасаться надо. Накупил книжек умных про травы, стал их собирать – лес-то тут недалеко, заваривал, пил, вот и дотелепал до своих лет.

– И давно ты здесь? – поинтересовался Стас.

– Да уж скоро пятнадцать лет будет.

– Летом тут, конечно, раздолье, а зимой? – Крячко прихлебнул душистый чай и спросил: – На травах небось?

– Без них не живу, – подтвердил сторож. – А что зимой? Снег-то сейчас поздно ложится, так я на своей развалюшке до станции доехать могу – магазинчик там есть, сберкасса, чтобы пенсию снять, аптека опять же. Запасусь всем, чем надо, и живу припеваючи, сам себе хозяин – тут же с конца октября до апреля ни живой души. Телевизор есть, радио – тоже. Телефон, чтобы с дочкой поговорить, под рукой.

– А если вдруг потребуется чего?

– А лыжи на что? – удивился сторож. – Встал да пошел.

– Да-а-а, завидую я тебе, – вздохнул Стас. – Сам бы с удовольствием перебрался в деревню – домик у меня там, и жил бы на свежем воздухе, да служба не позволяет. А теперь давай по делу, меня на обратном пути забрать должны, не хотелось бы их задерживать. О том, что здесь в выгребной яме у Трофимыча нашли, знаешь?

– А то! – воскликнул сторож. – Тут и Ильич приезжал, и полиции потом полно было. Так я им рассказал, что как осенью Трофимыч яму почистил, так больше туалетом никто и не пользовался. Вдова его всю зиму, правда, сюда с покупателями шастала, но не думаю, чтобы кто-то из них захотел себе задницу морозить. А по весне председатель мне сказал, что продала она таки дачу Егорычу, как он и хотел!

– А он сюда приезжал?

– А то! Он же столько лет сюда на своей машине ездил!

– Нет, после того, как купил, – пояснил Стас.

– А чего он тут не видал? – удивился сторож. – Он тут и так все и всех наперечет знает. Да и не мальчик он уже был, чтобы в такую даль трястись! В городе все оформили.

– Так, может, сын его приезжал?

– А Ильичу-то что тут делать? Он ведь жить здесь не собирался. Председатель мне сказал, что они это… – сторож пощелкал пальцами. – Во! Вложение денег! Он тут с покупателем появился, чтобы не соврать, с месяц назад – я же им шлагбаум поднимал.

– А другой дороги сюда нет?

– Теперь нет. Уже лет пять как. Вру! – поправился сторож. – Побольше даже. Как новые русские себе коттеджный поселок вон там, – показал он рукой куда-то налево, – строить начали, так ту дорогу и перекрыли! Да, откровенно говоря, ею и не пользовался почти никто, так что шуму не было. Сам посуди, чтобы по той дороге сюда попасть, надо крюк километров в десять делать. Да и сама она слова доброго не стоила: колдобина на колдобине, на легковушке – хрен проедешь! А уж петляла, как пьяная!

– Погоди! – остановил его Крячко. – Получается, она упиралась как раз в те три дачи, что Егорыч купил? – Сторож согласно кивнул. – А он мне говорил, что новый хозяин собирается новую дорогу прямо до трассы проложить.

– Ну, если средства позволяют, чего ж не проложить. Только старая-то напрямки была, а эта новая, если от Тамаркиного участка вести, аккурат налево пойдет. Да там недалеко, километров пять или шесть. Повырубать деревья, конечно, придется, но в том месте редколесье, сам-то лес дальше начинается.

– А когда Трофимыч кирпичный туалет поставил?

– Дай подумать. – Сторож помолчал, а потом сказал: – По весне 2001-го! Я помню, скандал еще большой был, когда сюда все эти железобетонные штуки привезли. Яму-то он сам копал и дно сам бетонировал – прижимистый был мужик, из себя жилы рвал, нет, чтобы кого-нибудь нанять. А вот как кольца с плитой привезли, да еще и кран пригнали, чтобы все это опустить, тут-то крик и поднялся – дорогу-то поуродовали, да и кран, как разворачивался, ветки с деревьев посшибал. А Трофимычу все как с гуся вода.

– Так, более-менее я все понял, а теперь давай обобщим. Я буду говорить, а ты перебивай меня только в том случае, если я ошибусь, – предложил Стас, и сторож кивнул. – Значит, с конца октября по апрель здесь никто не бывает. Вагончик твой стоит с этой стороны, а с той, где бывшая дорога в поселок вела, никого и ничего нет, потому что той дорогой практически не пользовались. Перекрыли эту дорогу шесть лет назад. А теперь скажи мне, если бы в безлюдный период, когда здесь только ты один, по той старой дороге, когда она еще существовала, в поселок машина въехала, ты бы услышал?

Сторож тяжко задумался, а потом помотал головой:

– Мог не услышать, особенно если телевизор работал. Тут ведь вот какое дело. Не ездит же в это время никто. Трофимыча вдова, когда покупателей сюда возила, меня всегда по сотовому предупреждала, что приедет, чтобы я на месте был, а то ведь мог и на охоту уйти – тут зайцев много, и лисы попадаются. Да и в конце или начале сезона, когда сюда мало кто ездит, меня всегда по телефону предупреждают.

– А ты поселок часто обходишь?

– Это ты к тому, что я мог следы машины заметить? Честно тебе скажу: практически не обхожу. Вот посуди сам. К нам кроме как по этой дороге не добраться. От станции электрички сюда в сезон, то есть с начала мая и где-то до середины октября, ходят и автобус два раза в день, утром и вечером, а в остальное время – только пехом, а это четыре километра. Через лес? Поверь мне на слово, потому что я его уже весь вдоль и поперек исходил, на машине там не проехать, да и не занимался им уже давно никто толком, так что бурелома навалом, пройти сложно. Деревень поблизости нет, то есть местные по домам не шарят. По первости случались бомжи, так я зарядил двустволку солью и так их шуганул, что больше про них и не слышал никто. Спрашивается, чего ноги бить?

– Значит, у нас остается только та старая дорога, по которой все-таки хоть и с трудом, но можно было проехать, – подытожил Стас. – Ты сказал, ее шесть лет назад перекрыли?

– Ну, раз у нас пошел такой разговор, то я тебе сейчас точно скажу. – Сторож уставился в стену, стал что-то прикидывать в уме, загибая пальцы, а потом уверенно заявил: – Это было весной 2006-го! Только-только снег сошел. Они туда стройматериалы завезли, все это огородили, чтобы не растащили, вот тогда-то дорогу и перекрыли.

Крячко, который уже начал волноваться, потому что, по его прикидкам, машины должны были уже давно вернуться, поднялся.

– Ну, спасибо, брат! Выручил ты меня! Теперь подскажи, где эти чертовы участки находятся – пойду посмотрю, как там дела обстоят.

Сторож вышел вместе с ним из вагончика и показал, куда надо идти, но Стас и шагу сделать не успел, как на дороге показались машины: первым шел джип, за ним – «Нива», а замыкал колонну кунг. Сев в притормозившую «Ниву», Крячко, едва взглянув в лицо Гурова, сразу же понял, что в целях собственной безопасности ему лучше молчать, пока Лева не придет в себя – лицо Гурова было белой каменной маской, даже желваки не играли, он даже не моргал, уставившись куда-то вперед. Стас сидел тихонько, как мышка, и смотрел в окно, а в голове у Льва тем временем вставали картины только что пережитого им позора.

Когда машины только-только подъехали к этим чертовым участкам, трое таджиков тут же подбежали и преданно уставились на Сидоркина в ожидании указаний. Когда тот заговорил по-русски, они в первый момент растерялись, но тут подключился переводчик, и дело пошло как по маслу.

– Доброе утро, – начал Михаил. – Я буду говорить по-русски, чтобы меня понимали не только вы, но и остальные. Вы все знаете, что здесь нашли. Вот этот господин из полиции, – показал он на Гурова, – будет задавать вам об этом вопросы, а вы должны будете на них правдиво отвечать. Ваши ответы будет переводить на русский язык вот этот человек, – повернулся он к переводчику. – Чтобы вас никто не обидел, на допросе будет присутствовать представитель вашего посольства в России. – Тут Сидоркин чуть поклонился в сторону дипломата, а вот таджики сначала обалдели от его слов, но, быстро оправившись, начали кланяться тому, как заведенные. – А вот этот господин – мой адвокат. Он также будет присутствовать на допросе и проследит за тем, чтобы господин из полиции не заставил вас наговорить обо мне много плохого. Вы меня поняли?

Работяги кивнули ему, а потом, как один, повернулись к Гурову, и их глаза горели такой лютой, испепеляющей, неистовой ненавистью, что даже много чего повидавшему на свете Льву стало не по себе.

– Сейчас вы трое сядете в машину, – показал на кунг Сидоркин, – и мы поедем в Фомичевск. Там в районном управлении полиции вас допросят. Потом вы должны будете подписать протокол, составленный на таджикском языке. Ясно?

Работяги согласно закивали головами, но вид при этом у них был настолько испуганный, что Гурову стало стыдно, у него даже уши заполыхали. Он вспомнил, как мужики из Новоленска бросились спасать своих китайцев, как губернатор крыл их последними словами за то, что они не смогли обеспечить безопасность людей, вручивших им свои судьбы, вспомнил и самих китайцев, несчастных, измученных и насмерть перепуганных, когда он и остальные освободили их из рабства. «Господи! – мысленно взвыл он. – Да в какую же сволочь я превратился! Когда? Как? Чем я лучше тех бандитов, которые держали китайцев в рабстве?» И, прекрасно отдавая себе отчет о всех возможных последствиях, заявил:

– Не надо никуда ехать! Я вполне могу побеседовать с вашими рабочими на месте. А протокол будет составлен только в том случае, если в этом возникнет необходимость, то есть будут выявлены ранее неизвестные факты.

Никто из присутствующих ему на это ничего не сказал, а ведь могли бы! Кто-то мог фыркнуть: зачем же мы вообще в такую даль перлись? Дипломат мог сказать, что считает подобное поведение Льва настоящим издевательством над ним. Да и переводчик не смолчал бы, а уж адвокат не преминул бы высказаться по полной программе. Но все молчали, только вот легче Гурову от этого не стало. Он взял себя в руки и стал задавать ясные, четкие вопросы по существу. Ответы же ничем не отличались от того, что он уже знал.

Да, этих троих привезли сюда, чтобы они разобрали все строения на трех участках, спилили и выкорчевали деревья. Они пошли от леса, где стояла их бытовка, то есть начали с самой легкой работы и уже закончили ее, остались только этот кирпичный дом и туалет. Да, у них была связка ключей, вот она, но в дом они даже еще не заходили, да и остальными ключами не пользовались, а отперли только туалет. Да, увидев останки, один из них позвонил хозяину, и тот приказал ничего не трогать до его приезда, а когда приехал и увидел, что все правда, вызвал полицию. А потом полицейские предложили им за деньги спуститься в яму, чтобы достать оттуда останки. И они все сделали. Полицейские уехали, а они стали работать дальше, вот, туалет уже разобрали, а плиту не трогали, потому что тяжелая очень, но хозяин обещал прислать специальную машину, которая все это уберет, а пока они начали дом разбирать и уже крышу сняли.

– У меня все, – сказал Лев. – Никакого протокола составлять не будем.