Человек из прошлого Резниченко Максим

– Бросай веревку! – прокричала она звонким голосом.

Вообще-то я сам собирался поставить лодку на прикол, но ничего не имел против помощи. Женщина ловко поймала брошенный канат и привязала ялик к пристани.

– Здравствуйте! – выбрался я на деревянный настил.

– Ну, здравствуй, Максим! – тепло ответила она, шагнула ко мне и коротко обняла.

– Как вы тут? Как устроились?

– Спасибо, – сказала она. – Все хорошо. Пойдем в сад. Чай попьем, или ты кофе будешь?

– Апельсиновый сок, если вас не затруднит, – и внимательно проследил за ее реакцией.

– Без проблем, – улыбнулась женщина.

– Тогда ведите, – я возвратил ей улыбку.

Перемены я заметил, когда мы подошли к садовой беседке. Я прекрасно помнил, что она была белой, круглой и с высокой куполообразной крышей. Сейчас же беседка была овальной и совсем не белого цвета – ее деревянные стойки, скамьи, крыша и невысокие бортики были просто покрыты лаком. Крыша стала ниже, а одна из стенок – закрытой. В горшках свисали цветы, разносившие приятные ароматы. Исчезли стулья, вместо них стояли плетенные кресла с подушками для сидений.

– Как тебе? – спросила меня женщина, окинув взглядом беседку. – Я ее немного изменила.

– Великолепно, – ответил искренне. – Мне так даже больше нравится.

– Я закрыла одну сторону, – показала она рукой, – а то ветер уж сильно продувает.

– Вижу, – кивнул. – Стало уютней.

– И я так думаю. Да ты садись. Устал?

– Нет, что вы. Рассказывайте, как у вас дела.

Мы опустились в кресла, а на столе передо мной появился стакан свежевыжатого апельсинового сока. Его аромат заставил сглотнуть слюну, и я с удовольствием снял пробу.

– Очень вкусно. Спасибо, – поблагодарил я.

– На здоровье, – перед ней появился такой же стакан, но жидкость в нем почти была прозрачна.

– Березовый сок, – пояснила женщина. – Точно такой, какой я пила, когда была маленькой. Удивительно…

Солнце окончательно скрылось за вершинами гор, невероятно четко обозначив их очертания. С озера потянуло прохладой, и женщина достала из воздуха теплый плед, накинула его на плечи. В воздухе витали ароматы цветов и непередаваемая свежесть свежескошенной травы.

– Обожаю закаты, – промолвила она, запрокинула голову, и в следующую секунду крыша беседки исчезла. Нет, это мне так показалось, на самом деле она стала прозрачной.

– Стекло? – спросил я.

– Не совсем, – чуть заметно покачала она головой. – Красиво, не правда ли?

Небо у горизонта – светло-оранжевое, а над нами – глубокого синего цвета. Сплетаясь в незнакомые созвездия, в вышине замерцали мириады звезд.

– Очень, – негромко ответил я, восхищенный умелой и продуманной красотой этого удивительного места, и немалая часть этой красоты было делом рук моей подопечной.

Мне совершенно не хотелось затевать сейчас разговор и задавать вопросы, ради которых сюда пришел. Хотелось просто сидеть, смотреть в бездонное небо, дышать полной грудью и ни о чем не думать. Хотелось отдохнуть.

– Я знаю, почему ты здесь, – я опустил глаза, чтобы встретить спокойный взгляд моей подопечной. – И мой ответ: «Нет, я не знаю».

Чувство спокойствия и умиротворенности вмиг слетели с меня, как листья с деревьев поздней осенью под порывами холодного ветра. Внешне я остался совершенно спокойным, но, прикрыв глаза на несколько секунд, успел «созерцать». Никого, кроме нас, здесь не было. А передо мной сидела та самая женщина, которой я помог избавиться от твари. Вот только она выглядела уже не как еле тлеющая искра, заключенная в призрачный человеческий силуэт. Сейчас она виделась, как самая настоящая Плетущая – столько в ней было сосредоточено энергии и силы.

– На какой же вопрос, который я еще не успел задать, вы мне даете такой ответ? – спросил я, немного успокоившись.

– Извини, что заставила тебя так волноваться, – попросила она прощения. – Я просто ляпнула, не подумав. Не обижайся, пожалуйста. На бабушку.

Я невольно хмыкнул, потому что сейчас она совсем не выглядела на свои годы.

– У меня уже внук, – сказала она, увидев мою реакцию. – Значит, я бабушка.

Улыбнулась обезоруживающе.

– Вы меня крайне заинтриговали своими словами, – признался я. – Вот только на какой вопрос вы даете свой ответ?

– Ты его еще не задал, это так, – согласилась она. – Но я вижу его.

– Видите? – переспросил я удивленно.

– Да. Ты хочешь узнать, не болеет ли Мариша, не страдает ли она от какой-либо тяжелой болезни, верно?

– Почти слово в слово, – насторожено произнес я, лихорадочно пытаясь сообразить, откуда у женщины эта информация.

– Вот на этот вопрос я тебе отвечаю: «Не знаю», – спокойно сказала она. – Хотя, если честно, за все те годы, что знаю Маришу, я ни разу не видела, чтобы она болела.

– Ясно. Теперь объясните мне, пожалуйста, откуда вы знали, о чем я собираюсь вас спросить?

– Я не знаю, – она легко пожала плечами. – Меня как будто посетило видение о том, как ты спросил меня о ее здоровье.

– Как кино или как картинки? – быстро уточнил я.

– Не помню, – женщина развела руками. – Это важно?

– Нет, вообще-то, – я с трудом верил в то, что сейчас происходило.

– Я же и лодку тебе оставила на берегу озера, – она добила меня окончательно, – потому что видела, что ты появишься и придешь именно оттуда.

Я промолчал ошарашено. На столе появились свечи, не меньше десятка. Один за другим загорелись их толстые фитили, и неровный свет развеял густеющие сумерки. А я был слишком взволнован, чтобы вспомнить хотя бы примерную дату, когда мир последний раз знал Плетущего, способного видеть будущее.

– Для тебя это очень важно – знать о здоровье Марины? – женщина по-своему поняла мое смятение, и только сейчас я заметил блеснувшее в свете свечей кольцо на ее пальце. Моя подопечная поймала мой взгляд и сказала. – Я нашла хранилище.

– Как вы его открыли? – задал я нелепый, в общем-то, вопрос.

– Просто захотела этого.

– И как вы себя чувствуете?

– Не хуже, чем обычно. Не переживай, – она меня успокаивает, что ли? – Я много думала о последних событиях, о тебе… о Грише. Я поняла, что это не он снился мне. И тем сильнее я ценю то, что ты для меня сделал… Если ты зайдешь в дом, то увидишь наши семейные фотографии.

– Вы уверены в том, что делаете? – осторожно спросил я.

– Это память, – ответила она просто. – Моя память, без которой я не могу чувствовать себя… полноценной. И кольцо – это тоже память, символ нашей любви и долгих лет совместной жизни. Я не знаю и не хочу знать, как долго проживу на этом свете… но хочу всегда помнить своего Гришу. И я абсолютно точно знаю, что мы с ним еще встретимся, – и добавила едва слышно: – Я видела это.

Небо уже не полыхало пожаром над вершинами гор. Оно потемнело и казалось невероятно далеким. Разноцветные искры звезд мерцали в потоках поднимавшегося с земли теплого воздуха. Громко хлопая крыльями, опустился Страж-орел и уселся на спинку одно из кресел. Оно скрипнуло под его весом, но осталось стоять. Не обращая на нас никакого внимания, птица принялась чистить перья, раскрывая свои большие мощные крылья.

– Максим, – обратилась ко мне женщина, – с Мариной что-нибудь случилось? Почему ты интересуешься ее здоровьем? Надеюсь, с ней все в порядке?

– Я тоже надеюсь на это, – искренне ответил я, хотя имел в виду совсем другое.

– У нас осталось еще немного времени, – загадочно произнесла она. – Расскажи мне, пожалуйста, о себе.

– Что именно вас интересует? – спросил я ее, не обратив пока внимания на странные слова о времени.

– Расскажи о том, как ты… о том, что ты делаешь во сне… – она старательно подбирала слова. – Как ты помогаешь людям.

– Я понял вас, – кивнул ей. – Ну что же… мне кажется, вы уже готовы к новым знаниям. Итак, начну с того, что я Плетущий.

– Плетущий? Что это значит?

– Плетущий – это человек, способный управлять своим и чужими сновидениями, плести их ткань.

– Кажется, понимаю.

– Да, все довольно просто.

– Ты сам научился… плести, правильно?

– Правильно, плести. Нет, не сам. На самом деле Плетущих больше, чем вы можете подумать, но если говорить обо мне… Я и еще пятеро ребят и девушек учились под руководством Марины Яковлевны.

– Марины? – изумилась она.

– Да. Она и другие преподаватели учили нас десять лет.

– Удивительно, – прошептала моя подопечная, изумленно глядя на меня.

– Впервые мы встретились, когда были еще детьми семи-восьми лет… – я вкратце рассказал, как мы начинали учиться, краткий список предметов, основные принципы нашей деятельности и самые смешные моменты, чтобы развеселить женщину. Рассказал, какие науки мы изучали, как нам было тяжело, но интересно. Рассказал, как мы учились защищаться и пользоваться оружием. Стараясь не увлекаться, лишь вкратце описал возможности того или иного оружия. К моему удивлению, моя собеседница ни капли не притворялась – ей действительно было интересно все, о чем я говорил. Я рассказал о том, как, не стесняясь в средствах, Марина Яковлевна учила нас главному, без чего настоящим Плетущим стать невозможно.

По-моему, моя подопечная даже дыхание затаила, ожидая продолжения.

– Чему же? – спросила она, не дождавшись, пока я поставлю обратно на стол стакан с соком, который допил в несколько глотков.

– Плетущий, – сказал я размеренно, – не должен поддаваться страху.

Сделал паузу, чтобы она осмыслила сказанное.

– То есть ты ничего не боишься? – она удивленно подняла брови.

– Боюсь, – ответил я спокойно. – А иногда мне бывает страшно так, что жить не хочется. У людей разные сны.

– Кажется, я поняла, что ты имеешь в виду. Мариша… Марина Яковлевна учила вас бороться со страхами, преодолевать их, да?

– Если в двух словах, то да. Вы все поняли правильно, – кивнул я.

– И вы помогаете людям, – негромко произнесла она.

– Это было целью нашего обучения.

– А почему именно вы?

– Стать Плетущим может каждый человек. Для этого нужно обладать определенным набором, скажем так, черт характера, личностных характеристик – можете это так называть. Вообще, многие люди способны в той или иной мере плести ткань сновидений. Но ничтожное количество из них утром может об этом вспомнить… – я сделал паузу, невольно вспомнив всех тех, которые могли бы стать Плетущими. Могли бы, если не так сильно боялись. Они просто не хотели не бояться, как ни странно это звучит. Их страх стал настолько неотъемлемой частью жизни, что изменить в ней что-либо было уже попросту невозможно. – Так вот, к семи или восьми годам жизни человек уже обладает определенными чертами характера, он являет собой уже достаточно самостоятельную личность. И если к этому возрасту эти самые характеристики соответствуют требованиям, то ребенок становится кандидатом, учеником. В основном, соответствие ребенка требованиям зависит от воспитания, в остальных случаях – от круга общения, атмосферы в семье и других моментов. А вообще, отсев происходит постоянно, даже во время учебы. В нашем классе, например, в день знакомства с Мариной Яковлевной было несколько десятков детей, а Плетущими стали только шестеро.

– Это логично, – задумчиво произнесла женщина. – Так и должно быть. Значит, ты полностью контролируешь сновидения и можешь делать в них все, что захочешь. Невероятно… Скажи, почему главное в твоей… работе – это борьба со страхами?

– Со страхом, – поправил я ее. – Он один и живет в каждом из нас. Он может принимать самые разные формы. Его невозможно уничтожить, да и нельзя этого делать. Страх – самая сильная эмоция, которую испытывает человек, и он приходит чаще, чем любое другое чувство. Каждый человек чего-то боится. Во сне опытный Плетущий может даже увидеть страх другого человека, он темной, полупрозрачной вуалью окутывает его фигуру. В мире снов происходят самые разные вещи, которые далеко не каждый может вспомнить, проснувшись, но от этого они не становятся менее реальными. И Страх служит приманкой для самых разных созданий, так называемых тварей.

– Тварей? – недоуменно переспросила женщина.

– Да, так мы называем определенные энергетические сущности.

– Что же делают эти твари? – моя собеседница сильнее закуталась в теплый плед. Орел, сидящий на спинке кресла, повернул ко мне голову и поглядел немигающим взглядом.

– Собственно, твари являются порождениями человеческого страха. Эти создания появляются, когда люди испытывают очень сильные, но негативные, эмоции.

– Сами появляются?

– Считайте, что сами.

– А потом?

– А потом твари стараются всячески выжить. Для этого им нужна энергия, которую они получают в виде этих самых эмоций. Грубо говоря, они паразитируют на людях.

– А что же они сами, люди в смысле? Как вообще это происходит?

– Вы сами знаете ответы на эти вопросы, – сказал я.

– Я? – искренне удивилась она.

– Да, – кивнул. – Тварь, порождение вашего собственного сознания, приходило к вам каждую ночь.

Моя подопечная открыла рот, чтобы что-то сказать, но не издала ни звука, пораженная догадкой.

– Гриша? – наконец выдавила она. – Но как…? Неужели…?

– Ваши эмоции были настолько сильными, что тварь, ими питающаяся, с каждой вашей встречей становилась все сильнее, умнее, хитрее и реальнее. Она уже могла поддерживать беседу, общаться, вести себя, как вполне обычный человек. Поверьте мне на слово, тварям такого типа редко удается принять человеческий облик, потому что для этого им не достает энергии, которую они получают, питаясь человеческими эмоциями. Но в вашем случае они были настолько сильными… Я уже говорил об этом.

– Сколько бы еще эта тварь приходила ко мне?

– Не думаю, что слишком долго.

– А, – протянула она. – А то я уже испугалась.

– Вы меня неправильно поняли, – сказал я мягко. – Тварь приходила бы к вам еще недолго, не потому что она насытилась бы и ушла.

– А почему? – не поняла женщина.

– Потому что она забрала бы у вас жизнь.

– Ты хочешь сказать, что я умерла бы? Из-за этой твари?

– Это так.

Моя подопечная замолкла, обдумывая сказанное.

– Куда же делась эта тварь? – спросила она, наконец.

– Вы ее уничтожили, – улыбнулся я.

– Уничтожила?! – ее изумлению не было предела. – Но как?!

– Вы захотели этого, как захотели, чтобы эта долина стала больше, чтобы беседка изменилась, чтобы на столе появились напитки. Вы Плетущая, неосознанная Плетущая. Знайте это, если еще не догадались.

– Я? – ее глаза округлились еще больше.

– Да, – кивнул ей в ответ. – У вас мощный потенциал, чтобы стать по-настоящему сильной Плетущей.

Моя собеседница как-то вдруг ссутулилась и поникла головой.

– Я уже слишком старая, чтобы учиться.

– Если вы в самом деле считаете себя таковой, я не буду вас разубеждать, – спокойно сказал ей. – Однако вы должны знать, что Плетущие – это не просто выпускники какой-то школы или иного другого учебного заведения. Плетущие – это те, кто в состоянии осознать необходимость своего труда, направленного в большинстве случаев на помощь людям.

– В большинстве? – переспросила она.

– Да, – ответил я ей крайне серьезно. – Мы не ангелы и не творим добро ради добра. Мы поступаем так, как должны. Так, как правильно. И случаются такие ситуации, когда, кроме нас, некому наказать того или иного человека.

– Что значит наказать?

– Именно то, что я сказал. Бывает так, что люди, заслуживающие самого жестокого наказания, успешно избегают его и продолжают радоваться жизни. Вот в таких случаях мы караем избежавших наказания.

– Как? – тихо спросила она.

– О нет, Плетущие не убивают людей, – заверил я женщину, видя, что ход ее мыслей направлен в неверную сторону. – Мы превращаем сны таких людей в сплошные, непрекращающиеся кошмары.

– Жестоко, – уронила она.

– Может быть, – не стал спорить, – но заслужено.

– Кто решает, заслуживает ли тот или иной человек наказания? Существует какая-то система, организация? Или все происходит по личной инициативе?

– У Плетущих есть своя организация, так называемый Совет, но он не принимает участия в подобных делах. Его функции ограничены лишь внутренними делами Плетущих. А решения, связанные с обычными людьми, действительно принимаются индивидуально и претворяются в жизнь без каких-либо бюрократических проволочек: подачи заявлений, рассмотрения дела, вынесения приговора. Плетущий сам себе и судья, и адвокат, и прокурор. Он сам выносит приговор, и сам его исполняет.

– А если он ошибется? Если пострадает невиновный? – заволновалась моя собеседница.

– Вы не совсем понимаете, о чем идет речь. Необходимости что-то кому-то доказывать нет по одной простой причине – сны не могут лгать. Человек физически не может обмануть свое сознание. Он может лгать наяву, может вводить в заблуждение следствие, если речь о преступнике, он может лгать родным, близким, но обмануть себя невозможно.

Моя подопечная слушала внимательно. Она перестала хмуриться и задала следующий вопрос:

– А если Плетущий захочет… наслать кошмары просто так, не преступнику, а просто первому встречному?

– Этот вопрос из серии: «А если кто-то пойдет в оружейный магазин, купит там винтовку и начнет стрелять по случайным прохожим», – ответил я. – Объясню понятней. Чтобы наслать на человека кошмары, нужно уметь это делать. Для этого нужно быть Плетущим, то есть выучиться полные десять лет. За это время моральные, этические и нравственные установки вбиваются очень прочно, я бы сказал: незыблемо. Это если не учитывать того, что Плетущим не может стать психически неуравновешенный или просто агрессивный человек. Такие отсеиваются в первый год обучения…

– Ты говоришь все правильно. Наверное, – произнесла женщина. – Но я слишком далека от всего этого.

– Вам решать, насколько сильно вы хотите стать настоящей Плетущей.

– Я хочу… Но зачем мне это?

– Вы сами должны ответить на этот вопрос. Вас никто не заставляет. Право выбора – за вами.

– Я подумаю над твоим предложением, – сказала она задумчиво.

– Когда решите, если решите, – поправился я, – дайте мне знать.

– Каким образом?

– Через птицу, – я кивнул на орла, задремавшего прямо на спинке кресла. – Позовите его, и когда он прилетит, скажите ему то, что хотели бы передать мне. Я сразу узнаю о вашем решении или просто о просьбе увидеться. Если в это время буду пребывать во сне.

– Хорошо, я… – она осеклась на полуслове, закаменела лицом.

– Что случилось? – я встал с кресла, огляделся, «созерцая» – нет, ничего не увидел и не почувствовал, не было никакой опасности, да и Страж продолжал мирно дремать.

Прошла целая минута, и глаза женщины ожили, она сделала судорожный вздох. Моя собеседница закрыла лицо руками, потом – помассировала виски, и, наконец, подняла на меня глаза. Увидев, что с ней все в порядке, я опустился обратно в кресло, но ее взгляд меня насторожил.

– Тебе нужно идти, – произнесла она напряженно, – чтобы спасти своего друга… Мишу.

– Вы сейчас… только что… – я силился подобрать нужные слова.

– Да, я сейчас видела.

– Что именно?

Она не спешила отвечать и продолжала напряженно следить за мной.

– Тебе нужно решить, что будешь делать, – моя подопечная странно смотрела на меня.

– Я слушаю.

– Сегодня ночью твой враг убьет твоего друга. Он не будет ждать семь дней.

– Вы сейчас видели, как Миша погибнет? – чужим голосом переспросил я, ни на миг не усомнившись в истинности ее слов.

– Да, – тихо ответила женщина.

– Как скоро это произойдет?

– Сегодня ночью.

– Вы уверены, что именно сегодня?

– Абсолютно.

– Как это случится?

– Твой друг умрет от пули.

– Кто это сделает? Вы видели? – кажется, я перестал дышать.

– Да, но… – она запнулась. – Я просто не могу поверить увиденному. Это слишком… неправильно.

– Вы знаете этого человека, убийцу?

Моя подопечная кивнула, опустила глаза и нахмурилась еще сильнее. Это плохо, очень плохо, потому что она могла знать только одного Плетущего. Мои подозрения, в которые я сам не хотел верить, похоже, оправдывались. Совершенно ясно, о ком она говорила, но я сделал последнюю попытку.

– Вы знаете, что Плетущие могут менять внешность?

– Нет, не знаю. Откуда? – она тотчас подняла на меня глаза, в которых прочиталась страстная надежда. – Значит, я могу ошибаться? Значит, я могла видеть совсем не Марину?

– Все может быть, – что еще я мог ей сказать? – Где произойдет убийство?

– Я не уверена, но, по-моему, в больничной палате. Твой друг лежал на кровати без сознания, рядом стояли какие-то приборы, вокруг все белое, а потом… потом появилась Марина. Она подошла к нему, какое-то время просто стояла у койки, затем достала откуда-то пистолет и выстрелила твоему другу в голову… Это просто чудовищно, – нервно теребя край пледа, моя собеседница умолкла и отвернулась в сторону.

Несколько секунд я еще сидел, а потом встал, с громким звуком отодвинув массивное кресло. Орел открыл глаза, огляделся и снова смежил веки. Медлить было нельзя. Но все же я спросил. Спросил, хотя где-то очень глубоко уже знал ответ на свой вопрос.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что мне нужно решить, что я буду делать?

Моя подопечная посмотрела мне в глаза, в которых я с огромным удивлением прочитал жалость и даже страх. Холод сковал мое сердце от этого взгляда.

– Ты должен решить, – наконец промолвила она, – будешь ли выручать своего друга. Я видела, что ты отвернешь от него смерть, если придешь на помощь.

Птица снова открыла глаза, почувствовав сильную тревогу своей хозяйки. Орел огляделся вокруг и остановил взгляд своих черных глаз на мне. Неожиданно сильно задул ветер. Он погасил почти все свечи и взъерошил перья на спине Стража. И под немигающим взглядом встревоженных глаз птицы и все сильнее разраставшийся внутри меня холод я услышал:

– Ты спасешь своего друга, но сам погибнешь, – гулким колоколом прозвучал в голове неотвратимый приговор. – Твоя смерть придет быстро, и ты ничего не успеешь сделать. Все, больше я ничего не видела. Прости меня…