Роковая строфа Щеглова Ирина

5

Борис Петрович Шахматов – так звали шефа, оказался представительным, хорошо сложенным мужчиной, лет тридцати пяти, темноволосым, почти одного с Андреем роста. При знакомстве он крепко пожал Андрею руку и выразил надежду, что Андрей оправдает оказанное ему доверие. При этом он умным, цепким взглядом окинул своего нового шофера, оценил быстро и беспристрастно.

– Принимайте дела, Андрей Владимирович.

– Благодарю за доверие, Борис Петрович. Когда прикажете приступать к исполнению своих обязанностей?

– Ого! – засмеялся шеф, – в каком полку служили?

– Вам доложить номер части? – не моргнув глазом, парировал Андрей.

– Боже упаси! Расслабьтесь, Андрей. Можно мне Вас называть Андреем?

– Какие наши годы. Конечно, можно.

– Ну, мы, видимо, сработаемся, – заключил Борис Петрович.

В тот же день Андрей принял служебную машину – новый BMW, цвета темный металлик. И первое что он сделал, после того, как расписался во всех бумагах: поехал в институт, забирать документы. Машину он припарковал так, чтобы всякий из его знакомых, входящих или выходящих из институтского двора, мог видеть ее. Но, увы, ухищрения были напрасны. Экзамены давно закончились, будущие студенты разошлись и разъехались до наступления учебного года. И только несколько работников института с озабоченными лицами попались на глаза Андрею. Но они мало интересовали его, как и он их. Документы Андрей забрал. Сонная некрасивая девушка в очках безропотно выдала ему папку. И Андрей навсегда покинул стены МГИМО.

На следующий день Андрей уже довольно сносно катал по городу Бориса Петровича. Он счастливо избежал пробку в центре, вовремя доставил шефа на переговоры. И, пока Борис Петрович решал свои вопросы, Андрей успел зайти в книжный, где купил Опыты Монтеня и сочинения Макиавелли. Пакет с книгами он бросил на заднее сиденье. Он тогда не знал еще, что его шеф на все обращает внимание.

В выходные Андрей, наконец, вырвался к родителям. Борис Петрович улетел в командировку и оставил машину в полном распоряжении своего водителя. Андрей с шиком подкатил к подъезду родного дома. Вездесущие старушки-соседки замерли на своей скамейке. Чинно хором ответили на приветствие Андрея, гордо позвякивающего ключами.

Мама, как всегда, обрадовалась. Отец, видевший в окно помпезное прибытие сына, лишь поинтересовался, чья у него машина.

– А, вдруг, моя, – усмехнулся Андрей.

– Во-первых, не верю, – ответил отец, – во-вторых… опять-таки, не верю.

– Хватит, Володя, – попросила мать. – Садитесь за стол, мальчики мои. Андрей, ты ведь нам все расскажешь?

Андрей все рассказал. Точнее, почти все, опустив историю с Ритой.

– Что же ты теперь намерен предпринять? Надеюсь, быть шофером – это не предел твоих мечтаний? – спросил отец, когда они уже закончили обедать и сидели за кофе.

– Я намерен стать богатым и знаменитым, – сказал Андрей.

– Вот как! – удивился отец. – И в какой же области, позволь спросить?

– В области бизнеса.

– Расплывчатое определение, – хмыкнул отец.

– Ладно, па! – Андрею не хотелось ссориться, но и распространяться о своих делах ему тоже не хотелось. Поэтому он предложил покатать родителей.

Они поехали на Оку. Гуляли по берегу. И, не смотря на то, что стоял уже конец августа, купались в остывающей осенней воде, благо дневное солнце было еще жарким.

Вечером Андрей рано уснул. Он не слышал, как отец сказал матери:

– Кто-то крепко задурил ему голову.

На что мудрая женщина ответила, улыбнувшись:

– Нет, дорогой, просто у него появилась девушка. Наш сын влюблен.

6

Во вторник утром, отдохнувший Андрей встречал Бориса Петровича в Шереметьево 1. Шеф был в прекрасном настроении. Видимо, командировка удалась. Перед тем, как сесть в машину, Борис Петрович достал из кофра пакет и протянул Андрею:

– Сувенир из солнечной Испании, – он хитро улыбнулся.

– Спасибо, – удивленно протянул Андрей и хотел было убрать пакет.

– Не хочешь взглянуть? – поинтересовался шеф.

– Я думал, Вы торопитесь.

– Торопливость важна только при ловле блох, – засмеялся Борис Петрович.

Андрей достал из пакета великолепно иллюстрированный альбом с видами Барселоны. Андрей открыл альбом и стал бегло читать по-английски вступительную статью. Осекся под внимательным взглядом шефа и замолчал.

– Вижу, что не ошибся, – многозначительно сказал Борис Петрович.

– Не ошиблись в чем? – спросил Андрей.

– В выборе сувенира.

Андрей аккуратно уложил подарок обратно в пакет и открыл дверцу автомобиля. Борис Петрович устроился, как всегда, на переднем сиденье, терпеть не мог ездить сзади. Андрей знал, что шеф прекрасно водит сам, и шофер ему нужен только для представительности.

– Домой, – велел Борис Петрович.

Он жил в самом центре, у площади Маяковского. В одной из этих сталинских квартир с высоченными потолками. Квартира была, что называется, холостяцкая, сравнительно небольшая – всего четыре комнаты, причем, одну из них занимал какой-то дальний родственник Бориса Петровича, исполняющий обязанности камердинера при одиноком хозяине. Но за городом, где-то в Завидово, у Бориса Петровича был еще дом, куда шеф ездил, когда у него появлялась возможность отдохнуть. Домом заведовала его младшая сестра. Андрей еще не был с ней знаком.

– Вот что, Андрей, – сказал Борис Петрович, когда они подъехали к его дому. – Я сейчас приведу себя в порядок, потом ты забросишь меня в контору, немного подождешь и отвезешь за город. Можно немного расслабиться после удачно завершенной операции, – и он подмигнул. – Поднимись-ка со мной, выпьешь чаю, или кофе. Ты завтракал?

– Да, спасибо.

– Ну, все равно. Пойдем.

Консьержка подобострастно поклонилась Борису и милостиво кивнула Андрею. Кабина лифта была отделана натуральным деревом и зеркалами. Площадка освещена лампой под старину: бронзовые завитушки в форме канделябра. Дверь, судя по всему, бронированная, но скрытая мягкой кожей. Камера слежения, мрамор, ковровые дорожки.

Дверь распахнулась, и их приветствовал старик в мягком коричневом костюме.

– Вот, Алексей Борисович – это Андрей, прошу любить и жаловать, – представил Борис молодого человека.

– Очень приятно, – откликнулся старик. – Позвольте:

Он взял у Андрея багаж Бориса Петровича и величественно удалился.

– Это брат моего отца, а, следовательно, – мой дядька. Суровый старик. В прошлом – полковник. Совсем один остался… Ну, ты проходи, не стесняйся. У нас тут все по-простому, по-холостяцки. Алексей Борисович, – крикнул он, – сообразите-ка молодому человеку чайку.

Андрей остался на попечении бывшего полковника, был препровожден на кухню, где Алексей Борисович быстро накрыл к чаю.

Андрей, чувствуя себя неловко под взглядом родственника своего шефа, старался, тем не менее, не ударить в грязь лицом. Он вспомнил все мамины уроки хорошего тона и, судя по всему, выдержал экзамен с чаепитием. Суровые складки на челе полковника несколько разгладились, он даже вознамерился вручить молодому человеку баночку собственноручно приготовленного варенья.

– Вот и я! – сказал Борис, входя в кухню. – Он только что принял ванну и был свеж и бодр. Одет он был неофициально – джинсы и тонкий пуловер, на ногах спортивные туфли. – Вы, я вижу, совсем подружились. Отлично! Алексей Борисович, как Вы на счет поездки за город? Маша соскучилась, наверное.

– Да, да, да, – засуетился бывший полковник. – Борис, ты совсем забыл бедную девочку!

– Никогда! Я привез ей замечательный подарок. Кстати, и Вам кое-что есть.

– Спасибо, спасибо… Так, значит, мне собираться?

– Собирайтесь. Мы за вами заедем… – Борис посмотрел на часы, – часа через два.

Андрей, слегка опешивший от приема, машину старался вести аккуратно. Борис Петрович по-прежнему благодушествовал, рассказывал об Испании, шутил, сыпал анекдотами, потом, как-то неожиданно спросил:

– Разрешение на ношение оружия получил?

Андрей, уже начавший привыкать к неожиданным поворотам в разговорах своего шефа, ответил:

– На днях должно быть.

– Хорошо. Кстати, могу порекомендовать отличный спортивный клуб. Надо всегда быть в форме, друг мой. Да, и вот еще что: купи себе нормальный мобильник с прямым номером, – он достал бумажник.

– Я сам. – Сказал Андрей, напрягшись оттого, что сейчас ему будут совать деньги, как бедному родственнику.

– Чудак человек! Это служебный телефон. Поэтому – фирма платит. Ты же не собираешься покупать на свои деньги бензин?

– Нет, – растерялся Андрей.

– Ну, так сейчас завезешь меня и, чтоб не терять времени, сбегай и купи. Чек сдашь в бухгалтерию.

Таким образом, во второй половине дня Андрей уже был оснащен современной чудо техникой с наушником и всякими наворотами, в которых ему еще предстояло разобраться. Шеф был доволен выбором своего сотрудника. Начальник охраны показал Андрею его новенький револьвер. И в четыре часа пополудни Андрей уже подъезжал к Завидово, куда Борис Петрович и его дядя так стремились попасть, и где ждала их неизвестная пока Маша.

На территорию охраняемого поселка, где проживали сильные мира сего, Андрей попал впервые. Он старался не выказывать интереса и весь сосредоточился на дороге. Пост охраны миновали без задержки. Бориса Петровича здесь знали и знали хорошо. Дом, к которому они подъехали находился в стороне от центральной улицы. Здесь тоже была камера и будка охраны. Как только открылись автоматические ворота, к машине тут же подбежали две молодые овчарки. Но, вместо того, чтобы залаять, принялись приветливо махать хвостами и нетерпеливо повизгивать.

– Ах вы, бездельники, – ласково заговорил с ними Борис, как только вышел из машины. Он принялся трепать загривки своих любимцев, радости которых не было предела.

– Борис, – строго заметил дядя, – перестань баловать собак. – Так они у тебя всем подряд начнут руки лизать.

– Не начнут, – весело ответил Борис, – Не начнете? – Обратился он к собакам, которые уселись на хвосты и преданно взирали на хозяина.

Из будки вылез огромный детина в камуфляже, с портупеей и дубинкой.

– Зрасссьте, Борис Петрович, – медленно выговорил он. – Здрассьте Алексей Борисович. – У вас новый шофер?

– Да, Сергей. Знакомься, это Андрей. Андрей, – обернулся он к машине, – это Сергей.

Детинушка слегка кивнул Андрею, но в лицо посмотрел пристально, сфотографировал.

Дом был новым. Здесь все было новым: забор, дорожки, хозяйственные постройки, недавно посаженные деревья, разбитые цветники… По дорожке на встречу приехавшим бежала темноволосая девушка.

– Борька! – крикнула она и прыгнула, повиснув у брата на шее. И Борис закружился на месте, обняв сестру. Потом она подбежала к Алексею Петровичу и, чмокнув его в щеку, пропела:

– Здравствуй дядечка, здравствуй дорогой!

Алексей Борисович был смущен и растроган приемом. Андрей постарался отвести глаза, чтобы не мешать людям проявлять родственные чувства. Вспомнилась Рита. Стало грустно и неуютно среди чужого счастья. Маша совсем не была похожа на Риту. Среднего роста, довольно плотная, хорошо сложенная девушка, смуглокожая, яркая, лет двадцати пяти – такой она впервые предстала перед Андреем. Одетая очень просто – джинсы и футболка, на ногах кроссовки.

– Ой, Борька, у меня руки в земле, я же тебя испачкала, – смеялась белозубая Маша.

– Ничего, отмоемся. Вот, познакомься, мой новый водитель и телохранитель – Андрей. Андрей, это моя любимая сестренка – Маша.

– Привет, – сказала улыбчивая Маша, глядя из под ладони козырьком, на Андрея.

– Привет, – немного смущаясь, ответил он.

– Так, – сказал Борис, – теперь все знакомы. – Маша, веди нас обедать.

7

Рита вернулась в Москву к первому сентября. Она многое рассказала о себе Андрею; но не все. Ее отец Александр Соболев – человек действительно известный и, несомненно, богатый, давно не жил с матерью. И не на Майорку летала Рита, а ездила в одну из Швейцарских клиник, специализирующихся на неврологии. Мама Риты, бывшая актриса, практически безвыездно находилась в этой клинике, уже более пяти лет. Об этом мало кому было известно. И, в первую очередь, потому, что надежды на выздоровление не осталось.

Дочь считала себя виновной в болезни матери. Дело в том, что на заре так называемой перестройки, то есть в самый разгар российского бардака, когда Рите было лет пять, ее действительно похитили; на глазах у матери здоровенные дядьки сунули ребенка в машину и скрылись. Бог знает, что пришлось пережить матери, за те три дня, пока ее муж разыскивал девочку. Точнее, пока Александр Соболев улаживал со своими партнерами возникшие финансовые недоразумения.

Вскоре ребенка вернули в целости и сохранности. Маленькая Рита так и не поняла того, что с ней произошло; она не понимала, почему мама так плачет и почему у папы такое серьезное лицо, когда они расспрашивали о том, где она была. Сначала ее немного покатали на машине, там была такая добрая тетя, потом они приехали к красивому дому, и тетя играла с Ритой. Вообще, они очень подружились.

В отличие от дочери, мать испытала настоящее потрясение. Ее положение осложнялось беременностью, от нервного шока случился выкидыш. Молодая женщина, эмоциональная от природы, не выдержала нервного напряжения. Поначалу она замкнулась в себе, потом начала бесконтрольно принимать всевозможные транквилизаторы. Когда муж заметил и уговорил ее обратиться к специалистам, она начала подозревать его в измене и желании избавиться от нее. Периоды молчаливого сидения на одном месте, сменялись истериками. Несколько раз она совершала попытки к самоубийству; она забывала себя, не узнавала близких, уходила из дома, босиком, полуодетая.

Соболев был вынужден вывезти семью в Европу, где ему порекомендовали закрытую клинику. Первое время Ритина мать находилась там лишь в периоды обострений болезни. Но болезнь не отступала и, если сначала обострения приходились на весну и осень, то впоследствии они стали учащаться. По словам врачей: женщина или не хотела, или не могла найти в себе сил бороться.

Рита, даже в разговоре с отцом никогда не произносила слова «сумасшествие». Болезнь матери стала их тайной, их тяжким крестом и невысказанной болью.

Именно поэтому, Рита училась в Англии, чтобы быть поближе к матери и подальше от любопытных глаз.

Решение вернуться в Россию и поступить в МГИМО принадлежало скорее отцу, чем дочери. Когда Рита думала об этом, вспоминая Андрея, свое с ним знакомство и эту внезапно вспыхнувшую любовь, она невольно связывала все происшедшее с отцом. Ведь он, сам того не подозревая, стал отправной точкой, тем самым началом цепочки случайностей, столкнувшей Риту с Андреем.

У нее было время, чтобы подумать. Покой, уединение, долгие прогулки. Иногда, когда матери становилось лучше, они часами бродили по парку, правда, их почти всегда сопровождала медицинская сестра. Но Рите не надо было скрываться. Если они и говорили с матерью, то говорили по-русски. Мать в периоды просветлений больше молчала. Или тихо плакала, взяв дочь за руку.

В остальное время, Рита была предоставлена самой себе. Она снова и снова переживала их с Андреем первую и последнюю ночь. То ругала себя, то пела от счастья, то хваталась за телефон, то обижалась на него и хотела немедленно отправить роковую открытку. Прекрасная наездница, Рита пользовалась доверием конных инструкторов, в ее распоряжении была целая конюшня ухоженных благородных животных. Верхом она осваивала самые сложные конные маршруты, часто рисковала, но об этом никто не знал, а лошади молчаливы от природы.

К моменту отъезда, Рита не только не успокоилась, она достигла того пика эмоционального возбуждения, когда человек собой владеет с трудом.

Встретивший ее в аэропорту отец, сразу же почувствовал Ритину тревожность. Но он решил, что дочь остро переживает болезнь матери.

– Наверное, не надо было тебе ездить туда сейчас, – сказал он.

Рита же только пожала плечами. Потому что больше всего на свете ее занимали мысли об Андрее, и она просто не поняла к чему относится отцовское сожаление.

Она все-таки позвонила. Собралась с духом. Много раз репетировала свою речь, оправдывала себя, находила неопровержимые доводы необходимости своего звонка. Когда номер был набран и Рита ждала с замиранием сердца – вот, сейчас он ответит, я снова услышу его голос… Но ответом ей были длинные гудки. Андрей оставил старый телефон дома, забыв его отключить. Через несколько дней равнодушная трубка сообщила ей о том, что аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети и посоветовала позвонить позднее. Рита звонила, она звонила снова и снова, с одинаковым результатом. Тогда, в один из дней конца сентября, Рита, выйдя из здания института, велела водителю отвезти ее в Свиблово. Каким-то чудом она нашла дом, где жил Андрей, его подъезд, его квартиру. Но и здесь ее постигло разочарование – на звонок никто не открыл. Рита хотела, было написать записку, изорвала несколько тетрадных листов, но так ничего и не написала; поплакала немного, передумала, вернулась в машину.

Отцу, естественно, доложили.

Вечером он спросил, зачем это его дочь ездила в такой весьма не престижный район.

– Однокурсница заболела, – не моргнув глазом, соврала Рита. Мгновенно вспомнила Андрея и покраснела.

– И что же, ее не оказалось дома?

– Наверное, ушла в поликлинику. – Пролепетала Рита.

– А позвонить ты не догадалась?

– Это что – допрос?! – взвилась дочь.

– Я просто спросил… Кстати, мой партнер открывает новый клуб, было бы неплохо, если бы ты смогла поприсутствовать.

– А если я откажусь?

– Это твое право. Но ты мне очень помогла бы. Если я пойду один – это будет выглядеть не совсем… а если с посторонней женщиной, то просто неприлично. Могут пойти всякие сплетни, пресса не дремлет. Мне сейчас это ни к чему. Сделай одолжение, давай сходим.

Рита не смогла отказать отцу в таком пустяке.

8

– Как быстро растут детки! – съязвил Борис Петрович, бросая на заднее сиденье несколько газетных листов. Он явно был не в духе. Андрей, уже привыкший к резким перепадам настроения шефа, промолчал. Он знал, что если Борис захочет, то объяснит свое раздражение; а нет, так нет. Хозяин, как говориться – барин.

Шеф, как обычно, уселся рядом с Андреем.

– В контору, – скомандовал.

– Доброе утро, – спокойно поздоровался Андрей.

– Доброе, доброе…

Некоторое время Борис молчал, думая о чем-то своем, но потом, кивнув на газеты, сказал:

– Видал? Золотая молодежь резвиться.

Андрей только пожал плечами.

– Да знаю я, что тебе на это наплевать. Просто, одна из этих девочек – дочь моего старого друга. Ребенок, в сущности. Я ее можно сказать, с младенчества знаю. Нет, ты подумай! Не успеют сопли высохнуть, они уже по клубам. Не впрок папашины деньги, ох, не впрок!

– Вы ведь тоже на дискотеки бегали, – заметил Андрей, – какая разница…

Борис неожиданно расхохотался.

– И, правда! Скажешь, старый брюзга! Нет, это я так…

Когда Борис Петрович скрылся в дверях офиса, Андрей, от нечего делать, открыл газету. Огромная фотография со смеющейся Ритой и двумя облапившими ее хлыщами бросилась ему в глаза. Подпись гласила: «Детки олигархов резвятся на открытии нового клуба». Андрей медленно сложил газету и осторожно положил ее на место. Потом он закрыл глаза и несколько секунд сидел так, откинувшись на сиденье.

– Рита, Рита, маленькая глупая девочка, – шептали его губы, – что с тобой теперь стало…

Весь оставшийся день Борис был доброжелателен, вспоминал их совместный обед в Завидово, хвалил Андрея за то, что он смог понравиться его близким:

– Машку ты просто потряс своими познаниями в древнерусской истории. Я-то в этом ничего не понимаю, но она, поверь мне, если кто ее заинтересует… В общем, все эти рассуждения о Гиперборее, былинных богатырях. Знаешь, я даже поспорил тут кое с кем о могиле Ильи Муромца. И, ты оказался прав! Действительно, говорят, что она в Киеве. Считай, что прошел испытание!

– Спасибо, – немного смутился Андрей.

– Да за что спасибо? За твои знания? Нет, брат. Это я все к тому тебе сказал, что Маша просила тебе передать: ты можешь пользоваться ее библиотекой. Видал собрание, а?

– Вот, за библиотеку, действительно, огромное спасибо, – серьезно сказал Андрей, – потрясающая библиотека.

Борис Петрович улыбнулся:

– Маша правильная девушка. Она без матери рано осталась. Мы с ней – сироты. Так-то, Андрей. Ее тетка воспитывала, жена Алексея Борисовича. Своих детей у них не было. Так что, пока мы с дядькой деньги зарабатывали, Машу я почти не видел. Натерпелись они, конечно. – Борис вздохнул. – Зато теперь я ни в чем ей не отказываю. У нее хоть и домашнее образование, но она сто очков вперед даст любому дипломированному специалисту. Тетку жалко, рано она ушла. Не успела жизни порадоваться. Да и Алексею Борисовичу без нее скучно, сдавать стал старик. Да… – Ну, не будем грустить! – встрепенулся Борис. – Значит, в следующий выходной поедем к нам?

Андрей, хотя заранее обещал родителям приехать, неожиданно для себя согласился.

9

Выходные выдались дождливыми. Похолодало. На клумбах у дома доцветали осенние последние астры. Собаки выскочили под противную мелкую морось, кинулись к хозяину, между делом обнюхали Андрея, ткнулись холодными носами в ладони. Маша стояла под большим черным зонтом и улыбалась. Андрей улыбнулся ей навстречу.

В доме было тепло, сухо и уютно, той вечерней, деревенской уютностью романов 19 века. Сама Маша казалась тургеневской девушкой, по ошибке надевшей джинсы, но от этого еще более милой.

После ужина они уединились в библиотеке, где Маша рассказывала о своих новых книжных приобретениях и о старинных своих любимцах.

Андрей, ни на минуту не забывая о том, что рассказал ему Борис, спросил Машу, словно невзначай, хорошо ли она знает Соболева.

– Соболева? – переспросила Маша, – это, какого? Телемагната?

Андрей принужденно рассмеялся:

– Владельца заводов, газет, пароходов… Он, если не ошибаюсь, дружен с Борисом Петровичем.

– Дружен? Вовсе нет. У них были какие-то дела, несколько лет назад, вот и все.

– То есть Вы с ним не знакомы? – уточнил Андрей.

– Называй меня, пожалуйста, на ты, – просто попросила Маша. – Нет, я с ним почти не знакома. Если не считать нескольких случайных встреч.

– Странно, – произнес Андрей, – почему же твой брат переживал за дочь этого Соболева…

– Он за всех переживает, – рассмеялась Маша. – Характер у него такой – переживательный.

За окнами потемнело. Дождь усилился. Он шумно бил по стеклам, точнее стеклопакетам; шум его заглушался изоляцией, система климатического контроля поддерживала необходимую для человеческого комфорта температуру и влажность, золотистые тона натурального дуба, обивки, гардин, паркета создавали непередаваемую атмосферу утонченного аристократизма. Здесь везде царила Маша: ее руки, ее ум, ее фантазии и ее настроение.

Борис тихонько приоткрыл дверь библиотеки, увидел две склоненные над каким-то древним фолиантом головы, и так же тихо прикрыл ее. Постоял немного в полумраке коридора, подумал и удалился бесшумно, словно его здесь не было.

10

Нет, Борис Петрович Шахматов не был человеком с «переживательным характером». Здесь его сестра, конечно, преувеличивала. Он был, скорее, типичным представителем своего времени. А время было жестким, даже жестоким. Время заставляло стать расчетливым, уметь защищаться и выживать. Борис считал, выживал и защищался. Благодаря всем этим качествам, да еще отсутствию жалости к себе и присутствию житейского практицизма, Борис Петрович стал тем, кем стал.

Когда в глупейшей автокатастрофе погибли родители, Маше едва исполнилось восемь, а Борис служил в Монголии, в части, командиром которой был Алексей Борисович – дядя полковник.

Он уговорил племянника остаться на сверхсрочную, и когда в стране начался бардак и дележка государственного имущества, дядя с племянником успели кое-что украсть с армейских складов. Это кое-что и стало начальным капиталом для двух новоиспеченных бизнесменов.

Потом были и взлеты и падения. Пока дядюшка прожигал жизнь, племянник занимался контрабандой цветных металлов. Потом он открыл банк и так повел дело, что в кризис, когда многие потеряли все, Борис приобрел. Теперь, развернувшись и отмывшись, он работал с крупными иностранными инвесторами, что-то строил, ввозил, вкладывал, одним словом – процветал. Он умел быть благодарным, поэтому содержал разорившегося дядьку. И у него была единственная слабость, – он любил сестру.

При том образе жизни, который он вел, Борис не мог завести семью. Он довольствовался случайными женщинами или продажными женщинами. Со временем все представительницы прекрасного пола стали для него чем-то вроде вещей, которыми пользуешься в случае необходимости. Он их не различал. Точнее, он мог, конечно, с уважением разговаривать с женщиной, связанной с ним деловыми отношениями, он общался на светских раутах с женами партнеров. Но, не более того.

Итак, Маша была для него семьей, работа – жизнью, жизнь – игрой. Поэтому, Борис не понял, как и почему хрупкая утонченная блондиночка – дочь Владимира Соболева, оказалась в его сердце и не хотела оттуда уходить. На самом деле, он никак не мог запомнить маленькую девочку, которую видел когда-то, здесь он соврал Андрею. Он увидел и запомнил Риту на том самом открытии нового клуба, где молоденькая красавица имела ошеломляющий успех; а он, Борис, впервые почувствовал себя старым.

11

– Тебе не надоело твое Свиблово? – спросил Борис Андрея как-то утром в начале зимы.

– Дешево и сердито, – равнодушно отозвался тот. Хотя, вставать рано утром, трястись в автобусе, потом давиться в метро, чтобы доехать до подземной автостоянки, где хранился хозяйский BMW не доставляло Андрею большого удовольствия. Но он был неприхотлив.

– Вот что, – сказал шеф, – есть хорошая квартира, неподалеку от гаража. Переселяйся.

– Сколько? – спросил Андрей.

– Служебная, – усмехнулся Борис.

– Понятно.

– Раз понятно, вот ключи и пиши адрес. Консьержке скажешь – от меня.

– Хорошо, – согласился Андрей.

– И вот еще что, – добавил Борис, – ты пить умеешь?

– Смотря с кем, зачем и сколько.

– Молодец. У меня тут намечается одна встреча в неформальной обстановке. Надо чтобы ты меня сопровождал.

– Надо, значит – надо.

Борис внимательно посмотрел на непроницаемый профиль Андрея.

– Скажем, ты – сын моего старого товарища из провинции. Ты что-нибудь имеешь против Нижнего?

– Ничего.

– Хорошо. Я взял тебя к себе на работу и знакомлю с делами.

Теперь Андрей невозмутимо кивнул.

– Да, и еще, – продолжил Борис, – тебе надо срочно сменить гардероб. Поэтому сегодня мы поедем по магазинам.

– Когда?

– Сейчас. Ты отвезешь меня в контору. Потом захватишь Машу, я с ней договорился, она тебе поможет.

Маша действительно ждала их в офисе. Андрей заметил ее припаркованую серебристую Audi.

Она выбежала Андрею навстречу: короткая шубка нараспашку, черная кофточка и брюки, сапожки без каблуков. Темные пряди густых волос свернулись тугими кольцами на плечах, глаза смеются.

– Привет! – крикнула она радостно. И этой радостью согрела Андрея, заставила улыбнуться.