Семь дней Мейер Деон

12

Он сел в машину, кипя от негодования. Ужасно хотелось крепко выругаться и что есть силы треснуть кулаком по рулю. Да, ему лишний раз напомнили, как тяжело быть полицейским. Приходится тревожить людей утром в воскресенье, нарушать их покой, приносить с собой неприятности. Семья Клейн при виде его тут же сплотила ряды и дала ему отпор. «Мы не белые, мы небогаты, но и у нас есть свои принципы». Ему хотелось объяснить, что к цвету кожи его вопросы никакого отношения не имеют. Он приехал потому, что у смотрителя есть ключи от всех квартир в доме… ну и еще потому, что в прошлом у него судимость. Самое обидное, что Клейны все равно не поверили бы ему. Таковы уж особенности этой страны… Цвет кожи, все вращается вокруг цвета кожи – постоянно, куда ни взгляни, как ни старайся… А ведь он всего лишь выполняет свой долг!

«И у нас есть свои принципы». Жена Клейна явно намекала на беспринципность самого Гриссела, доказательством чего служил его визит. Да, здорово она его осадила… Уходя, он думал: если Анна выйдет за адвоката, будут ли они вот так сидеть на диване вместе с его детьми от первого брака? Новая счастливая семья, сплоченная ячейка праведников, сбросившая наконец бремя мятущегося полицейского-алкоголика… Наверное, Анна в похожей ситуации тоже будет объяснять: «Мой первый муж оказался с гнильцой, он пил и бил жену». Преодолеет ли он когда-нибудь последствия своей слабости?

Он остановился у заправки «Энген» рядом со своим домом и зашел за едой в продуктовый магазинчик «Вулворт». Без всякого удовольствия он оглядывал готовые сэндвичи и коробки с полуфабрикатами, снова злясь на то, что в сети закусочных «Стирз» перестали выпускать фирменные многослойные бургеры «Дагвуд». «Понимаете, сэр, на их приготовление уходит слишком много времени, клиенты не хотят так долго ждать…» Куда катится мир? Люди больше не хотят ждать, пока им приготовят вкусную еду. Все должно быть быстрым. Безвкусным, вредным, зато быстрым.

Ничего и никогда не было простым.

Бенни вспомнил сон, который видел около месяца назад. Сон был повторяющимся, он снился ему четыре ночи подряд. Он играл с «Ржавчиной», но никак не мог попасть в ноты, выдержать темп, он терзал струны не в той тональности. Остальные музыканты все косились на него, и лица у них были озабоченные, вопросительные.

Вот так он себя и чувствовал со вчерашнего дня. Как будто разучился играть в такт со всем миром. Перестал попадать в ноты.

С другой стороны, когда он за последние десять лет чувствовал себя по-другому?

На кухне он сунул в микроволновку коробку с курицей и брокколи под сырным соусом и позвонил Мбали.

– Бенни, здесь настоящий бедлам. Они вызвали своих экспертов до того, как я успела позвонить нашим, из УРОВП. Конечно, они действовали из лучших побуждений, хотели помочь подполковнику, но… Если и были какие-то улики, их давно затоптали. А пострадавшего пришлось опрашивать в карете скорой помощи! Он точно не знает, откуда в него стреляли. Может быть, со стороны теннисных кортов. Но мы опросили теннисистов, они ничего не видели и не слышали.

– Ему попали в ногу?

– В лодыжку. Со второго раза. Бенни, снайпер стрелял дважды. Первая пуля попала во входную дверь. Сейчас мы ищем пули или осколки. Может быть, тогда что-нибудь поймем.

– Значит, с первого раза он промахнулся.

– Да. Первый выстрел не попал в цель.

Сидя за высокой стойкой, Гриссел ел курицу прямо из контейнера, без всякого удовольствия. Он сидел и смотрел на свой горный велосипед, который не снимал со стены уже две недели. Теперь у него нет времени, чтобы кататься по утрам. Приходится вставать раньше, чтобы успевать в пробках добираться до штаб-квартиры УРОВП в Бельвиле. Скорее бы закончили строить проклятые эстакады на шоссе N5! Чемпионат мира по футболу закончился, и шумиха со строительством тоже улеглась.

Надо было переехать поближе к работе, подыскать квартиру в одном из северных пригородов. Но переезжать Бенни не хотелось. Ему нравилось жить под самой Столовой горой, рядом с центром города. И вдали от Анны, от прежних проблем и забот. В Бельвиле много искушений; там находятся все его прежние места «водопоя», а также прежние дружки-собутыльники…

Да и вообще, кататься на велосипеде как-то расхотелось.

Жизнь – штука непростая.

Он встал, перешел к дивану и лег на спину, положив руки на грудь. Навалилась усталость от недосыпа; может быть, ему стоит вздремнуть – полчасика, чтобы в голове прояснилось.

«…очень не хочется давить на тебя еще больше, но ты должен действовать быстро. Ведь сумасшедший ублюдок до тех пор будет стрелять по нашим сотрудникам, пока ты не найдешь убийцу!» Африка произнес поистине крылатые слова!

Гриссел велел себе сосредоточиться. Итак, речь идет о преднамеренном убийстве. Скорее всего, убийца – человек, которого она знала.

Не смотритель.

Других подозреваемых нет. Мотива тоже.

Трудность в том, что на самом деле он ничего не знал о Слут.

Он глубоко вздохнул, встал, взял дело и снова присел к стойке для завтрака. Перечел показания мистера Ханнеса Прёйса, директора «Силберстейн Ламарк», и Габрилле (или Габби) Виллетте, личной помощницы Слут. Они подробно рассказали о том утре, когда обнаружили тело. Их показания позволяли понять, каким хорошим работником была жертва, но о ней самой по сути не говорилось ничего.

Гриссел придвинул к себе блокнот и переписал в него три телефонных номера из дела.

Габрилле Виллетте жила одна за жилым комплексом «Авеню» в Си-Пойнте, в стороне от шумной Хай-Левелроуд. Она открыла ему дверь босиком; оказалась маленькой и худенькой, как ребенок, с узким личиком, обрамленным короткими светлыми волосами. Бенни решил, что ей лет двадцать восемь – двадцать девять. После скупого телефонного разговора Гриссел удивился ее теплоте. Он извинился за то, что приехал так рано и не предупредил ее заранее.

– Днем я не сплю, пожалуйста, проходите, – с улыбкой ответила Габрилле Виллетте. Гриссел заметил, что у нее большие клыки, отчего ему вспомнились вампиры. – Я прочла заметку в утреннем выпуске.

Гостиная была оформлена в веселых сине-желтых тонах. На стене большие фотографии в рамках – главным образом фрукты. Тускло поблескивающие гроздья зеленого винограда, красное яблоко, желтая груша, эмалированное ведерко, полное ярко-оранжевых абрикосов… Заметив, куда он смотрит, хозяйка сказала:

– Это мое хобби.

Больше она ничего не добавила, и Гриссел невольно стал гадать, что именно она имеет в виду – фрукты или фотографию.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Габби, а сама устроилась на голубом диване. Глаза у нее оказались такими же, как обивка, – голубовато-серые.

Гриссел сел в светло-желтое кресло, достал блокнот. Габби закинула ногу на ногу и выжидательно посмотрела на гостя.

– Я пытаюсь понять, какой была Ханнеке Слут, – объяснил Бенни.

Габби медленно и задумчиво кивнула, посмотрела на стопку книг, журналов и газет на журнальном столике.

– Я три года пыталась это выяснить, но, пожалуй, так ничего о ней и не узнала, – суховато ответила она, отчетливо произнося каждое слово. Потом она словно опомнилась и поспешила пояснить: – Поймите, я не хочу проявлять неуважения к ее памяти.

– Мне поможет все, – сказал он.

Габби снова кивнула, не только в знак согласия, но и обдумывая свои слова. Она наморщила лоб и посмотрела в пол. Гриссел догадался, что таким было ее обычное выражение.

– Ханнеке… Моим первым начальником в «Силбер стейн» стал Барри Бринк. Для него мне приходилось делать все. Просматривать почту – простую и электронную, отвечать на звонки по его мобильнику, договариваться о его поездках к парикмахеру, звонить его жене и предупреждать, если он задерживался на совещании. Я помогала его дочери-школьнице делать домашние задания по Интернету. Они приглашали меня в свой загородный дом в Йонгенсфонтейне, а по воскресеньям я ужинала у них в Блуберге. Барри был открытой книгой. Знаете, капитан, начальники бывают двух видов. Барри был экстравертом. А Ханнеке… была… совсем другой. Она словно отгораживалась от всех. Лично мне приятнее работать именно с такими, как Ханнеке, – с такими людьми гораздо легче. Они сразу очерчивают круг твоих обязанностей: следить за рабочим графиком, всегда быть на связи, искать ссылки, прецеденты и статьи закона, отвечать на звонки по служебному телефону, а по ее мобильному – только если она на совещании. Никаких личных дел! Только после ее смерти я поняла, как мало я о ней знала. Ведь проходит первое потрясение, и невольно начинаешь задумываться… Тут ничего не можешь с собой поделать.

– Сколько времени вы с ней работали?

– Почти два года.

– Ну и какой она была… как начальник?

– Она мне нравилась, – ответила Габби, на сей раз быстрее, без кивка и задумчивой паузы.

Бенни промолчал, он ждал продолжения.

Молчание затянулось. Габби скрестила руки на груди. Гриссел догадывался, почему она молчит: ей не хочется говорить плохо о мертвой. Он терпеливо ждал.

– Я восхищалась ею, – чуть тише продолжала Габби, снова опуская глаза в пол. – Она была красивая и умная. И работала так… профессионально! Так сосредоточенно… Проводила на работе почти весь день. Очень ценила точность и организованность. Никогда не опаздывала. При этом всегда была ухоженной. И… порядочной. – Габрил ле Виллетте посмотрела Грисселу в глаза. Она как будто радовалась, что вспомнила о покойной что-то по-настоящему хорошее. – Она всегда относилась ко мне по справедливости.

Поняв, что узнал ненамного больше, чем из материалов дела, Бенни спросил, как проходил типичный рабочий день Ханнеке Слут. Прежде чем ответить, Габби Виллетте снова замялась в нерешительности, задумалась, медленно кивнула. Потом заметила, что в прошлом году и в январе нынешнего Ханнеке жила в разных режимах. Наверное, и в Кейптаун она переехала потому, что поняла: в противном случае она просто сгорит на работе. Живя в Стелленбоше, она вынуждена была вставать в половине пятого утра, чтобы успевать в фитнес-клуб к без четверти шесть. Она ездила в клуб «Верджин эктив» на Джетти-стрит, где занималась в тренажерном зале до без четверти семь, и каждый будний день в четверть восьмого уже сидела на рабочем месте.

– Откуда вы знаете, что она занималась в тренажерном зале?

– Иногда она даже диктовала мне оттуда, сидя на велотренажере, или отдавала распоряжения на день. Я слышала характерный шум.

Гриссел спросил, чем занималась Слут после того, как приезжала на работу. Габби ответила: с половины девятого до девяти они со Слут просматривали ежедневник, готовились к встречам. Потом она уходила на деловые встречи, совещания. В «Силберстейн» принято часто совещаться. Позже, между часом и тремя часами дня, Слут отвечала на звонки и просматривала электронную почту, потом работала над контрактами и отчетами. Как правило, она засиживалась в кабинете до восьми вечера. Виллетте это знала, потому что никогда не уходила домой раньше своей начальницы. Иногда Слут уезжала на бизнес-ланч; иногда вечером ее приглашали на прием. Бывало, ее посылали в краткосрочные командировки, чаще всего в провинцию Гаутенг. Виллетте помнила два дня зимой, когда Ханнеке Слут звонила и разговаривала хриплым, насморочным голосом, сообщала, что страшно простудилась, свалилась с гриппом и принимает кучу лекарств. А в прошлом году она неделю отсутствовала на работе, потому что делала операцию…

Многозначительно произнесенное последнее слово заставило его спросить:

– Что за операция?

– Пластическая… По увеличению бюста, – ответила Виллетте, машинально покосившись на собственную плоскую грудь. Голос ее прозвучал слишком уж бесстрастно.

– Когда именно в прошлом году она делала операцию?

– В апреле.

Гриссел понял, что теперь может задать следующий вопрос:

– Ее все любили?

Прежде чем ответить, Виллетте снова опустила глаза на журнальный столик. Потом она медленно покачала головой и тихо ответила:

– Нет.

13

Как только Мбали вышла из ворот перед участком «Грин-Пойнт», ей пришлось продираться сквозь толпу зевак. Истцы, желавшие подать на кого-то жалобу, и просто любопытные стояли за желтой заградительной лентой, протянутой вокруг входной двери. Все с интересом наблюдали за Толстым и Тонким, двумя сотрудниками отдела криминалистической экспертизы, которые сосредоточенно рылись в осколках.

Мбали еще немного постояла в воротах, прикинула приблизительную траекторию выстрела и зашагала в нужном направлении. Время от времени она останавливалась, оборачивалась, проверяя, как, по мере удаления от объекта, сужается поле зрения.

Она прошла по серой открытой площадке за теннисными кортами к Западному бульвару. Мог ли снайпер остановиться здесь, прицелиться, выстрелить… Да еще два раза? Вряд ли.

Дождавшись временного затишья, она перебежала половину дороги, постояла на островке безопасности, оттуда перебралась на противоположную сторону. Сумка на длинном наплечном ремне на бегу больно била по бедру, пришлось придерживать ее рукой.

Отдышавшись, Мбали посмотрела на ворота участка. Отсюда, издали, они казались невозможно маленькими.

Она внимательно огляделась по сторонам. Может быть, снайпер расположился здесь? Слева открытая парковка, за ней боулинг-клуб. Справа кирпичный забор с колючей проволокой сверху, за ним – городская ратуша. Через такой забор никому не перебраться.

Мбали долго стояла на одном месте, озираясь во все стороны и напряженно думая. К кое-каким выводам она все-таки пришла.

Гриссел терпеливо ждал. Наконец Габби Виллетте нарушила молчание:

– Поймите, у нас специфическая обстановка, – заговорила она. – В «Силберстейн» все начальство мужчины. Все директора и почти все заместители. Ну а личные помощницы – женщины. Ханнеке находилась где-то посередине… – Она вскинула голову и вдруг улыбнулась, словно извиняясь и снова показав верхние клыки. – Понимаете, я не привыкла обсуждать свою работу с посторонними. В том-то и трудность. «Силберстейн» становится твоим миром, всей твоей жизнью…

Гриссел понимал, что ей не терпится все высказать.

Габби скрестила руки на груди и продолжала:

– Работа у нас такая… интенсивная! Приходится про сиживать по многу часов, выкладываться, на тебя давят со всех сторон, ведь речь идет об очень больших деньгах, на нас лежит огромная ответственность… – Она медлен но опустила руки. – Вы меня понимаете? Повторяю, у нас очень специфическая обстановка, ее трудно объяснить человеку несведущему. У нас… у личных помощниц… сложились свои отношения. Для того чтобы система нормально функционировала, мы должны быть в курсе всего. Знать, какие у кого завихрения. По-моему, Ханнеке нарочно отгораживалась от нас. Чтобы все окружающие видели, что она хоть и женщина, но не нам чета. Она – одна из них, из начальства. Вы меня понимаете? Наверное, ей важно было закрепиться, так сказать, застолбить свое положение. Такое отношение нравилось не всем. Иногда мои сослуживицы вели себя мерзко. Не из зависти, а просто «чтобы она не задирала нос». Как будто она самим фактом своего существования оскорбляла их до глубины души. В общем, о ней часто сплетничали. Ходили разные слухи…

Габби жалобно посмотрела на Гриссела, словно ища его поощрения. Он не обманул ее ожиданий, спросив:

– Какие же слухи о ней ходили?

Габби снова медленно кивнула:

– Почти все было неправдой.

Гриссел жестом показал, что все понимает.

– Поговаривали, что ради повышения она готова на все.

Габби Виллетте снова скрестила руки на груди и посмотрела в окно.

– Ведь Ханнеке в самом деле была честолюбивой. Вот почему о ней распускали всевозможные слухи. Например, если она ехала на бизнес-ланч с директором, о них говорили, будто они… Ну, вы понимаете… А после того, как она увеличила себе грудь, стали ехидничать: мол, теперь она метит выше…

– Были ли у нее романы на работе?

– Нет, – сразу выпалила Виллетте, но поняла, что выдала себя, и пожала плечами. – Не знаю. Я правда не знаю.

– А сами что думаете?

– После того как я начала с ней работать – определенно нет.

Гриссел понимал, что ей самой ужасно хочется посплетничать, но она ждет, что он будет задавать ей наводящие вопросы.

– А до?

– Возможно.

Гриссел ободряюще кивнул.

– Тогда она еще числилась стажером. Очень давно, году в 2002-м. Тогда ее зачислили в отдел корпоративных отношений. Заведующим там был Вернер Гелдерблум. Для нее он стал кем-то вроде наставника; тогда ему уже было за пятьдесят. Симпатичный мужчина. И женатый… Так вот, ходили слухи, что они… Вы понимаете…

– Ходили слухи?

– Кажется, они часто задерживались вдвоем на работе уже после того, как его личная помощница уезжала домой. Как-то раз Гелдерблум взял ее с собой на судебное заседание в Преторию, а на следующее утро, когда его личная помощница позвонила в отель, ей показалось, что она слышала на заднем плане голос Ханнеке…

Гриссел надеялся на большее. На что-то недавнее.

Виллетте продолжала:

– Сплетни…

Он кивнул, стараясь скрыть разочарование.

– Вы знали ее бывшего приятеля… – Он взглянул в свои заметки. – Эгана Роха.

– Да, я видела его дважды. Один раз, почти сразу после того, как я стала работать с Ханнеке, он приезжал к ней в офис. И еще на рождественской корпоративной вечеринке в позапрошлом году… – Словно вспомнив что-то, Габби добавила: – Они подходили друг другу.

– В каком смысле?

– Оба красивые. И относился он к ней очень… Мне кажется, он ее понимал. Он… Ему очень удобно с самим собой.

– Вы знаете, почему они расстались?

Габби покачала головой.

Из машины Гриссел позвонил Ханнесу Прёйсу, директору фирмы «Силберстейн». Звонок переключился на автоответчик. Он оставил сообщение, а потом набрал номер Эгана Роха. Тот ответил сам, но связь была плохая, он слышал шум движущегося транспорта. Гриссел объяснил положение. Рох сказал, что находится на той стороне Цитрусдаля, дома будет только после семи. Может быть, они встретятся завтра?

Бенни согласился, назначил встречу на десять часов утра. Договорились, что он приедет к Роху на работу, на винную ферму в окрестностях Стелленбоша.

После разговора с Рохом Гриссел решил заехать в полицейский участок «Грин-Пойнт», потому что ехать до него было совсем близко. Машину пришлось оставить напротив, на стоянке у небольшого супермаркета, потому что ворота были перегорожены. Он сразу отправился искать Мбали.

Эксперты Толстый и Тонкий собирали оборудование.

– Привет, Бенни! – окликнул его Арнольд, толстый коротышка.

– Ну все, теперь мы можем выдохнуть, – подхватил высокий и тощий Джимми.

– «Ястреб» приземлился, – сказал Арнольд.

– Здрасте, – поздоровался Гриссел.

– «Здрасте»? – передразнил его Арнольд. – С каких пор? Раньше ты не так к нам обращался! Раньше сразу посылал далеко и надолго. Неужели «Ястребы» не ругаются?

– Не ценят там традиции. Вот в чем беда с нашими элитными подразделениями.

Гриссел вздохнул:

– Вы Мбали видели?

– Нашего мощного «Ястреба», – хихикнул Арнольд.

– Falcus Giganticus, – ухмыльнулся Джимми.

– А Бенни у нас – поющий ястреб-тетеревятник, – вдруг обрадовался Арнольд. – Я слышал, ты обзавелся своей рок-группой…

– Да пошел ты! – против воли вырвалось у Гриссела.

– Так-то лучше, – ухмыльнулся Арнольд. – Только, ты уж извини, такое название уже есть у другой группы: «Да пошли вы, полицейские» называется. Но и «Пошли вы, «Ястребы» тоже сойдет…

– Мбали, – напомнил Гриссел, потому что злиться на двух клоунов было невозможно.

– Улетела, – ответил Джимми. – Вернулась на место преступления в Клермонт.

– Бенни, она тебе уже рассказала?

– Что?

– Что с ней случилось в Амстердаме?

– По-моему, кто-то попытался снять ее в «квартале красных фонарей», а она его прикончила, – ответил Джимми.

– Так, Бенни?

– Я ястреб, а не крыса, – бросил Гриссел, направляясь к воротам.

Снайпер отправил послание без семи четыре, но спешка и неуверенность отняли у него удовольствие. И за компьютером не сиделось. Он достал из выдвижного ящика стола ключи от «чаны», быстро вышел в кухню и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж. Немного постоял на пороге, уговаривая себя не спешить.

Именно этого он сейчас себе позволить не может. Одна ошибка. Достаточно всего одной ошибки. Он должен взять себя в руки. Придется хорошенько обдумать свой следующий шаг. Каждая минута, проведенная на дороге в «чане», представляла собой риск.

Он задумался, стараясь успокоиться. У него нет другого выхода. Придется ехать. Сдать экзамен.

Он медленно закрыл за собой дверь, сел в машину. Посмотрел назад. Все на месте. Он завел мотор. Нажал кнопку на пульте, открывая ворота гаража.

Выехал на шоссе N7, в сторону Мелкбосстранда, потом повернул на М19 к востоку, откуда начиналась старая Атлантическая дорога. Он искал подходящее место и нашел его в пяти километрах от поворота – там гравийная дорога отходила влево и пересекала железнодорожные пути. Он свернул, увидел возможную цель, метрах в ста от него. Эвкалипт шаровидный с толстым стволом, местами кора отходила клочьями.

Он остановился, заглушил мотор. Почувствовал, как свело шею от напряжения. Казалось, внутри у него все переворачивается. Почему он никак не может перестать волноваться?

Потому что он уже два раза промахнулся. Вот что злило его и лишало всякого удовольствия. Он все замечательно спланировал, но такого не предвидел.

Он приказал себе: «Успокойся! Решай задачу». Он ждал. Смотрел. Слушал. Наконец перелез через сиденье, опустил матерчатую шторку, достал винтовку и чуть сдвинул боковую панель.

Прицелился в дерево. Насколько все легче, когда цель неживая! Он выстрелил. Посмотрел в прицел. Превосходно! Насколько все легче, когда цель не движется!

Значит, проблема не в винтовке. Проблема в нем.

14

Острое желание сделать хоть что-нибудь, не болтаться без дела, убить время привело Гриссела назад к квартире Слут. Все равно сейчас он не в состоянии заниматься ничем другим. Рано или поздно ему придется тщательно и скрупулезно обыскать ее жилище. Кроме того, с самого визита к Габби Виллетте ему не давал покоя один вопрос…

Охранница, которая провожала его до квартиры, спросила в кабине лифта:

– Вы скоро закончите?

– Скоро, – ответил Гриссел.

Охранница только вздохнула.

Войдя, он закрыл за собой входную дверь, потом подергал ее изнутри. Автоматический замок не сломан. Гриссел прислонился к двери спиной.

В версии, по которой Слут знала убийцу, имелся один изъян: отсутствие запасного ключа от квартиры. На связке, которую он держал в руках, висело всего четыре ключа: один от входной двери, один от «мини-купера», два от ящиков стола в спальне. Кроме того, по словам Нкхеси, наверху хранятся запасные ключи от ящиков. Вот и все.

До того как уйти от Виллетте, он спросил, кому Слут доверила бы запасной ключ от своей квартиры. Виллетте снова кивнула, задумалась, а потом сказала:

– Не знаю… – Она обещала позвонить ему, если что-то придет ей в голову.

Гриссел развернулся, проверил цепочку. Никаких повреждений!

Может, кто-то украл запасные ключи? Кто-то, кого Слут не знала? Может, она иногда забывала закрыть дверь на цепочку и на задвижку, раз у нее имелся смотровой глазок?

Тогда зачем убивать ее, не грабя и не насилуя?

Еще один важный вопрос: у кого был мотив?

Обыск Гриссел решил начать сверху, со второй спальни. С прошлого раза он уже привык к ее странноватому виду. В необитаемой спальне возникало стойкое чувство – волнение и подозрение, будто ты за кем-то подглядываешь. При помощи взятого на кухне ножа он вскрыл все коробки, аккуратно извлек содержимое, а потом уложил на место.

Учебники, возможно сохранившиеся со студенческих лет. «Африканское обычное право», «Частное право», «Римское право», «Уголовное право», «Общественное право», «Толкование законов», «Уголовно-процессуальное право», «Конкурентное право», «Страховое право», «Закон об интеллектуальной собственности», «Интернет-право»… Сколько всяких прав! Ничего удивительного, что суды и тюрьмы переполнены. Ничего удивительного, что полиция не справляется.

Стопка подарочных изданий по виноделию, искусству, дизайну интерьера, несколько романов на африкаанс Мариты ван дер Вейвер, Этинны ван Герден и Андре П. Бринка, гораздо больше книг на английском в мягких обложках. Среди прочих – романы Джоди Пикоу, Энн Тайлер и Джона Гришема.

Девятнадцать DVD-дисков. В основном с европейскими фильмами, так называемыми артхаусными. С субтитрами. Два порнофильма с соблазнительными обложками: «Пять горячих историй для нее» и «Городская фрикция».

Полная коробка музыкальных CD-дисков. «Ванилла Айс», Мэрайя Кэри, «Нирвана», Пола Абдул, Уитни Хьюстон, «Дюран-Дюран», «Перл Джем», Аланис Мориссет, Лаурика Раух, «Бойз ту Мен», «Найн Инч Нейлз», Эл Джерро, Кос Комбёйс, Мадонна, «Ред Хот Чили Пепперз», «Рейдиохед». Шесть дисков с подборками музыкальной классики: «Лучшая классическая музыка всех времен и народов», «Отдохни с Моцартом» и тому подобное.

Сувениры. Старые программки и билеты на концерты и спектакли, почтовые открытки, поздравительные открытки с днем рождения, окончанием университета, повышением. Старые билеты на самолет, буклеты бюро путешествий с рекламой туров в Европу и США. Дешевая бижутерия, громоздкий старый мобильник. Декоративные гребни и заколки для волос, две пары поцарапанных темных очков, соединительные кабели для айпода, разрозненные групповые снимки.

Шесть фотоальбомов и маленькая коробка с письмами. Их Гриссел отложил в сторону. Остальные коробки были заполнены одеждой и обувью. У Ханнеке Слут было много обуви.

Письма и фотоальбомы он отнес вниз, в гостиную. Потом сел на диван и открыл коробку с письмами. Он не спешил, испытывая своего рода дурное предчувствие. Он понимал, что переходит некую границу. Теперь Слут станет для него женщиной из плоти и крови, чувственной, хрупкой. У нее почти не останется тайн от него. Он лишится преимущества расстояния, объективности, все станет более личным. В том-то и трудность, в том-то и корень зла. Он прекрасно понимал, что будет дальше. Вначале ему пришлось сравнительно легко. Он не был на месте убийства. Он не стоял рядом с трупом, не видел выражения ее лица в момент смерти. Не чувствовал запаха крови, духов и тления. Он не проживал с ней мысленно последние секунды жизни, не чувствовал ее острого страха перед надвигающимся мраком смерти, не слышал безмолвного крика, который издают все, когда утрачивают последнюю связь с жизнью.

Доктор Баркхёйзен снова и снова повторял:

– Бенни, не нужно этого усваивать, интернализировать!

Док понимал, что пьет Бенни именно поэтому. Но примерно месяц назад Гриссел признался:

– Док, я не знаю, как это сделать.

– Бенни, сходите к психиатру.

– Для чего, док? – спросил он тогда.