Императорская Россия Анисимов Евгений

«Нарвская конфузия»

Нарва оказалась крепким орешком. Ее осада затянулась до поздней осени. Обложив крепость со всех сторон, русские войска долго ждали, когда подвезут осадные орудия. Без них взять мощные укрепления Нарвы было невозможно. Размытые же дороги мешали быстро доставить тяжеленные пушки на берега Наровы. Лишь 20 октября 1700 года Петру удалось впервые выстрелить из мортиры по укреплениям крепости. Но артиллерийская подготовка была только началом всякой осады – сложного военного дела.

Между тем ситуация для русских войск с каждым днем становилась все более тревожной. Многие осадные орудия и порох оказались скверными, трижды штурм довольно слабых укреплений Иван-города проваливался, в лагере начались заразные болезни. Еще хуже обстояли дела у союзников. Под Нарвой стало известно, что 14 июля 1700 года шведская эскадра бомбардировала Копенгаген, а затем Карл XII высадился с десантом на берег и окружил датскую столицу. Это было так неожиданно, что датчане, не ожидавшие такой прыти от молодого короля шведов, сразу же запросили мира. Он был подписан в германском замке Травендаль. Датский король Фредерик IV выполнил все желания Карла: Дания вышла из войны и разорвала Северный союз. Тревожные известия поступали и из лагеря Августа II под Ригой. Опасаясь приближения Карла, он уехал в Польшу. Россия осталась один на один со своим противником. В начале октября русское командование узнало, что отборные шведские войска во главе с королем высадились в Пернау (Пярну) и направились к Ревелю (Таллинн). Шестнадцатого ноября Карл XII атаковал конное войско Б. П. Шереметева и заставил его отступить с дороги на Нарву. Стало ясно, что Карл движется к осажденной крепости, чтобы выручить ее гарнизон. Против засевшей в осадном лагере русской армии, которая по числу солдат в 2,5 раза превосходила шведскую, у Карла было одно оружие – быстрота и натиск.

Девятнадцатого ноября 1700 года шведы стремительно атаковали русский лагерь. Им удалось прорвать укрепления и внести в ряды противника панику. Русские солдаты бросились на мост через Нарову, началась давка, плавучий мост рухнул, тысячи людей оказались в ледяной воде. Панике поддалась и конница Б. П. Шереметева. Она бросилась в Нарову и, потеряв тысячу человек, переправилась на безопасный правый берег. Лишь гвардейские полки – Преображенский и Семеновский – да Лефортов полк достойно встретили неприятеля и сумели удержать свои позиции. Ночью русское командование решило капитулировать. Отдав победителям знамена и артил лерию, русские войска начали переходить Нарову по наскоро восстановленному мосту. Шведы не сдержали слово и стали отбирать у русских солдат оружие, грабить обозы. Ими же были задержаны многие генералы и офицеры русской армии. Их увезли в Швецию, где они провели в тюрьме долгие годы.

Взятие Нарвы в 1704 г.

К этому времени самого Петра уже не было среди дравшихся под Нарвой. Буквально за день до нарвской драмы он, взяв с собой главнокомандующего войсками Ф. А. Головина и своего фаворита А. Д. Меншикова, поспешно покинул лагерь и уехал в Великий Новгород. Нет оснований обвинять Петра в трусости – под стенами Азова он показал себя с самой лучшей стороны. Возможно, не зная воинских талантов Карла, он думал, что тот не решится сразу же атаковать превосходящие силы русских, а будет маневрировать, искать возможности соединиться с осажденным гарнизоном. Возможно, Петр, покидая лагерь под Нарвой, решил не рисковать, ибо с капитуляцией или гибелью царя война была бы безвозвратно проиграна. Несмотря на всю свою смелость, Петр всегда избегал ненужного риска.

Известие о страшном поражении застигло Петра в Новгороде. Но царь не впал в отчаяние, не проявил слабости. Наоборот, как часто с ним бывало в тяжелые минуты, он собрался и начал действовать. О решительности и целеустремленности Петра говорят его письма и распоряжения приближенным.

Засев в Новгороде, Петр I стремился прикрыть дорогу на Москву оставшимися в строю войсками и одновременно поручил Шереметеву беспокоить неприятеля на его территории. Впрочем, все зависело от дальнейшего поведения нарвского победителя. Карл же, деблокировав Нарву и опрокинув русские войска, не стал развивать успех и остановился на зимовку под Дерптом (Тарту). Отсюда перед ним было две дороги: одна в Россию, на Псков, Новгород и Москву, другая в Лифляндию, на Ригу. Разбитый Петр I не казался королю опасным. Поэтому он решил расправиться в первую очередь с Августом – ведь саксонские войска стояли в Лифляндии и представляли серьезную опасность для шведских владений в Прибалтике. Кроме того, Карл испытывал какое-то мстительное чувство к вальяжному, склонному к роскоши польскому королю, которого он хотел непременно унизить, «проучить». Поэтому к Риге, а не к Пскову повернул он весной 1701 года свои войска. Петр мог благодарить Бога – он получил отсрочку. У него появилась возможность восстановить разгромленную армию и возобновить военные действия.

Несмотря на неудачи, царь стремился сохранить Северный союз, давший трещину после поражения союзников. В феврале 1701 года Петр встретился с Августом II в литовском городе Биржай и добился сохранения союзного договора. Для этого Россия пошла на жертвы: обещала помочь Августу деньгами и солдатами (вспомним Паткуля). Но летом 1701 года царь получил новое огорчительное известие – Карл разбил саксонцев под Ригой, а русский вспомогательный корпус генерала А. И. Репнина, не оказав союзнику помощи, отошел по псковской дороге. И опять Карл, увидев поспешное отступление русских, не стал их преследовать. Его целью стало острое желание победить Августа II, которого он считал бесчестным и недостойным уважения государем.

1701 и 1702 годы прошли для Петра в напряженной работе. Русские войска, которыми командовал ставший фельдмаршалом Б. П. Шереметев, выполняли тот план, который наметил царь в письме к нему, а именно непрерывно разоряли владения неприятеля. Шереметев воспользовался отсутствием крупных сил шведов в Лифляндии и Эстляндии и стал последовательно и осторожно совершать вылазки и рейды в шведские владения. Его многочисленные войска разоряли богатейшие провинции: сжигали города, деревни и хутора, уничтожали посевы, угоняли в плен местных жителей. Целью этих жестоких акций было запугать население, а также лишить шведскую армию запасов и удобных баз. За 1701—1702 годы русская армия взяла 8 малых крепостей и городов и сожгла более 600 деревень и мыз.

Заглянем в источник

В те памятные тяжелые дни ноября-декабря 1700 года Петр приступил к восстановлению сил армии. Он серьезно опасался подхода шведов ко Пскову и Новгороду. Эти крепости поспешно укреплялись – на земляные работы вышли все, в том числе престарелый Новгородский митрополит Иов. Со всех сторон по воле царя съезжались дворяне, входившие в Новгородский полк. Пятого декабря 1700 года Петр написал Б. П. Шереметеву, который вывел из-под Нарвы свою поредевшую конницу. По-видимому, Шереметев предполагал, что наступил обычный на время зимы перерыв в военных действиях и рассчитывал на отдых. Но не тут-то было. Петр предупреждал Шереметева и нацеливал его на продолжение войны даже зимой:

«Не след есть при несчастии всего лишатися, того ради вам повелеваем при взятом и начатом деле быть, то есть над конницею… ближних мест беречь (для последующего времени) и иттить вдаль, для лутчаго вреда неприятелю. Да и отговариваться нечем, понеже людей довольно, так же реки и болота замерзли…»

Эта целеустремленность и решительность стали главными чертами Петра и на все последующие годы.

Фельдмаршал Борис Петрович Шереметев.

Летом 1701 года Шереметевым была одержана первая заметная победа над шведами в Южной Эстляндии, у селения Ряпина. В январе 1702 года он одержал новую победу – у деревни Эрестфер, а потом – у деревни Рыуге в Эстляндии. Эти скромные победы, достигнутые преимущественно не умением, а числом, благоприятствовали моральному подъему русской армии, еще не пришедшей в себя после поражения под Нарвой. Кроме того, вновь набранные солдаты получали в сражениях и стычках бесценный боевой опыт.

Заглянем в источник

После того как войска Шереметева закончили поход и начали вставать на зимние квартиры, голландец де Бруин писал из Москвы: «14-го сентября привели в Москву около 800 шведских пленных, мужчин, женщин и детей. Сначала продавали многих из них по 3 и по 4 гульдена за голову, но спустя несколько дней цена на них возвысилась до 20-ти и даже до 30 гульденов. При такой дешевизне иностранцы охотно покупали пленных, к великому удовольствию сих последних, ибо иностранцы покупали их для услуг своих только на время войны, после которой возвращали им свободу. Русские также купили многих из этих пленных, но несчастнейшие из них были те, которые попадали в руки татар, которые уводили их к себе в рабы в неволю – положение самое плачевное».

Вообще, положение пленных – как военных, так и гражданских лиц – в те времена было ужасным. До Семилетней войны в русских войсках господствовал древний обычай, согласно которому плененные воины и жители завоеванных стран являлись трофеями победителей наряду с их имуществом, скотом и прочим. По этому закону все пленные становились «полоняниками», проще – рабами, независимо от прежнего статуса человека, живой собственностью захватившего их солдата или офицера. Убийство пленного преступлением не считалось, а разлучение и продажа захваченных в плен семей, насилие над женщинами и детьми было в те времена обычным явлением.

Летом 1701 года удалось отбить и нападение шведской эскадры на Архангельск. План шведов разорить главный порт России, через который поступали с Запада необходимые ей товары, провалился благодаря подвигу лоцмана Ивана Рябова, который посадил на мель два шведских судна прямо под пушками Новодвинской крепости и тем самым не позволил шведскому флоту пройти к городу-порту.

Действующие лица

Фельдмаршал Борис Шереметев

Почти всю Северную войну он был главнокомандующим русской армии, ее старейшим фельдмаршалом, уважаемым, родовитым аристократом. Шереметев с младых ногтей верой и правдой служил государю, был потомственным профессиональным военным и дипломатом. Крупный, даже толстый, с бледным лицом и голубыми глазами, Шереметев выделялся среди прочих вельмож степенностью, своими благородными, спокойными манерами, любезностью и воспитанностью. Петр, государь деспотичный, склонный к непристойным розыгрышам, никогда не позволял себе проделывать их со старым воином, хотя порой шутил с ним весьма жестоко. Шереметев бывал за границей, хорошо знал западные обычаи и еще до реформ Петра был одет в модную европейскую одежду и брил лицо.

Однако при всех своих заслугах Шереметев не был выдающимся человеком, оставался личностью вполне заурядной, неяркой, без воображения и духовных исканий. «Не испытлив дух имею», – признавался он в письме своему приятелю Ф. М. Апраксину. Но зато в нем была та солидная надежность, которая внушает подчиненным уверенность и придает мужество даже в самом жарком бою. Возможно, поэтому Петр и вверил ему свою армию, хотя был всегда недоволен медлительностью Шереметева. Но при этом Петр не спешил расставаться с Шереметевым, не отправлял его в отставку, ибо он знал наверняка, что старый конь борозды не испортит и что российский Кунктатор зря не станет рисковать, не бросится в авантюры. А Шереметеву было ведомо, что сам Петр не любит риск и бережет армию – единственного союзника России. Кроме того, в военной среде всегда есть некий «счет», и по нему Шереметев был, бесспорно, первым: по происхождению, знатности, стажу службы, старшинству. Он вел «негероическую», но рациональную войну, насколько она возможна в России: медленно, с огромным перевесом сил продвигаться вперед, закрепляться и ждать новых распоряжений государя.

А вообще-то жизнь фельдмаршала была тяжелой, изнурительной. Грозный для врагов, он был придавлен страшной ответственностью: все время боялся не только за врученную ему армию, но и за себя. Петр, используя способности и опыт Бориса Петровича, не доверял ему как представителю старого боярства, чуждался его и не пускал в свой ближний круг, посылая соглядатаев в штаб фельдмаршала. В этом неустойчивом, ненадежном положении Шереметев вечно страшился чем-нибудь прогневить царя, лишиться его милости, пожалований и похвалы. Он умер в Москве 17 февраля 1719 года. До самого конца у Шереметева не было ни воли, ни душевного и физического покоя. Царская служба пожирала все его время, всю его жизнь. Богатейший помещик России, он редко бывал в своих владениях. Он не раз порывался в отставку. «Боже мой, – писал он своему приятелю Апраксину, – избави нас от напасти и дай хоть мало покойно пожити на сем свете, хотя и немного пожить». Он пытался уйти в Киево-Печерский монастырь. Но Петр поднял боярина на смех и вместо пострижения приказал ему жениться на молодой женщине. Тяжело заболев в 1718 году, Шереметев просил в завещании похоронить его в Киево-Печерском монастыре – не удалось пожить там, так буду хотя бы лежать в святом месте! Но государь решил иначе. Шереметева похоронили в Александро-Невском монастыре. Так, даже смерть старого фельдмаршала, как и прожитая им в вечном страхе и неволе жизнь, послужила высшим государственным целям – основанию знаменитого некрополя.

Как «разгрызли» Орешек

К лету 1702 года стало ясно, что не разорение Эстляндии и Лифляндии было главной целью Петра в этой войне. У него созрел план самостоятельных и неожиданных для всех участников конфликта действий. С началом 1702 года Петр решил завоевать для России шведскую Ингрию. Он тщательно готовился к походу и отвлекал внимание Карла XII, ушедшего в Польшу, рейдами армии Шереметева, не опасными для Риги и других крупных крепостей Лифляндии и Эстляндии. А в это время в тылу кипела напряженная работа: готовились и скрытно перебрасывались войска, в Ладоге и других пограничных городах делали запасы боеприпасов и снаряжения для осады и взятия крепостей. Летом 1702 года Петр уехал в Архангельск и 19 августа из приморской деревни Нюхчи писал Августу II с неясным намеком: «Мы обретаемся близ границы неприятельские и намерены, конечно с Божиею помощию, некоторое начинание учинить». Что это было за «начинание», стало известно в конце августа.

Оказывается, Петр определил, что побережье Белого моря находится всего в 170 верстах от Онежского озера, соединенного рекою Свирью с Ладожским озером и – соответственно – с Невой. Он приказал проложить через лес дорогу и, используя традиции русских волоков, перетащить силами местных крестьян и солдат тринадцать морских судов, в том числе две яхты, которые уже 26 августа 1702 года были спущены в воды Онежского озера, а потом по Свири перешли в Ладогу. Одновременно Шереметеву и Репнину был дан приказ двигаться к шведской крепости Нотебург.

Петр действовал наверняка. Армия Карла была в Польше, а в Ингрии, Карелии и Финляндии оставались весьма слабые группировки и гарнизоны шведско-финских войск. Перевес русской армии, превосходившей противника в разы, был подавляющим. Занятый войной в Польше, Карл не мог помочь своим войскам и гарнизонам в Прибалтике. Серьезным недостатком русских войск было отсутствие у них военных кораблей, без которых контролировать большие водные пространства Ладоги, Невы и взморья было сложно. Но и здесь Петр многого сумел добиться. В самом начале 1702 года на только что основанной Сясьской верфи голландский мастер Воутер Воутерсон приступил к строительству первых кораблей. Одновременно были основаны две другие верфи – Новоладожская и Лодейнопольская. Так начали создавать будущий Балтийский флот. Сюда, на Ладогу и Онегу, приехали нанятые в Европе моряки и кораблестроители, среди которых было особенно много голландцев, а также греков и иллирийцев – лучших строителей и шкиперов гребных судов на Средиземном море.

Взятие Нотебурга.

Заглянем в источник

Исторические источники дают порой редкую возможность взглянуть на совершившееся в прошлом событие с разных сторон. Сохранилась запись в «Журнале, или Поденной записке Петра Великого», внесенная туда сразу же после штурма Нотебурга. Вот описание самого острого момента штурма:

«Учинился великий пожар в крепости, и потом наши охотники (добровольцы. – Е. А.)… указ получили к нападению и… начало приступа со всех сторон к крепости учинили, который тем охотникам не гораздо удался. Того ради, посланы подполковник Семеновского полка князь Голицын, а потом Преображенского полка майор Карпов… с командированными. И так сей приступ продолжен был в непрестанном огне 13 часов… однакож на брешь, ради крутости и сильного супротивления неприятельскаго, за краткостью наших приступных лестниц… взойти и овладеть не могли; а неприятели… непрестанно дробом по нашим из пушек стреляли, також бомбы, непрестанно зажигая, со стены катали, от чего великий и несносный вред нашим учинился, чего для уже указ послан был для отступления, но оной посланный ради тесноты пройти до командира не мог, а командующий подполковник князь Голицын суда велел порозжия отпускать, понеже стали люди некоторые от той неприятельской жестокой стрельбы бежать, и когда сие замешкалось, тогда от бомбардир поручик Меншиков суда сбирать начал и еще… людей к берегу явно привел для переезда на помочь нашим. Тогда неприятель, видя такое десператное (отчаянное. – Е. А.) действо наших, также в 13 часов толь утомлен, ударил шамад (сдачу. – Е. А.)».

А вот дошедший до нас шведский документ – «Донесения о главнейшем, что произошло во время осады Нотебурга русскими». Он относится к 1702 году и рисует нам картину, видную со шведской стороны в тот же самый, описываемый «Журналом» Петра Великого момент, когда русские…

«…вметнули в крепость огненный шар (раскаленное ядро. – Е. А.), посредством которого куча разрушенных домов была охвачена пожаром, который с величайшим трудом смогли погасить… вскоре враги начали штурмовать все 3 бреши… Первая атака была с 1 часа до 6 часов утра и враги на этот раз были мужественно отбиты непрерывным киданием гранат, но тем не менее тотчас после этого продолжили со свежими и более многочисленными силами другую атаку… которая тогда же и таким же образом, как первая была отражена. Третья атака совершена врагами с другими свежими и еще более многочисленными силами, с наибольшим натиском до 3 часов после полудня, и была тогда также, но с наибольшим трудом отбита, так как под рукой больше не было гранат и вместо них пришлось пользоваться камнями; и поскольку враги не позволяли себе этим удовлетвориться, но осаждали крепость со всей наличной силой, которая перевозилась на лодьях, и теперь уже (у гарнизона. – Е. А.) не было под рукой многих гранат, также кремней, ружья также из-за продолжительной стрельбы разрывались, все пули были израсходованы… и гарнизон был совсем ослаблен… Тогда все офицеры сделали представление коменданту о невозможности далее обороняться от столь крупной силы, которая снова была готова напасть».

После такой достойной обороны шведы сдали крепость.

И еще один документ – знаменитое письмо Петра I думному дьяку А. Виниусу с упоминанием о «разгрызении ореха»:

«Объявляю вашей милости, что помощию победыдавца Бога, крепость сия, по жестокому и чрезвычайно трудном приступе (которой начался в 4 часа по полуночи, а кончился по четырех часов по полудни), здалась на акорт (договор о сдаче. – Е. А.), по которому камендант Шлиппенбах со своим гарнизоном выпущен… Правда, что зело жесток сей орех был, аднако, слава Богу, счастливо разгрызен. Алтиллерия наша зело чюдесно дело свое исправила».

Двадцать седьмого августа 1702 года отряд казаков под командой полковника Ивана Тырнова на тридцати лодках совершил удачное нападение на Ладожскую флотилию шведского вице-адмирала Нуммерса, стоявшую у Кексгольма. Потеряв пять судов из шести и 300 человек, шведы уже не могли прикрывать Ингрию со стороны водных пространств Ладоги. Словом, русское наступление в районе Невы было тщательно подготовлено. Как писал военный историк конца XIX века П. О. Бобровский, «ни один шаг Петра I на сухом пути не был рискованным, был обдуман заранее».

Двадцать седьмого сентября 1702 года сосредоточенная заранее в начале сентября в районе Старой Ладоги русская армия (35 тыс. человек) появилась под стенами Нотебурга, и вскоре осадная артиллерия начала обстрел крепости. Группировка шведского генерала Крониорта, находившаяся на правом берегу Невы и прикрывавшая Выборг, пыталась воспрепятствовать движению русских, но была ими легко отброшена.

Фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын.

Действующие лица

Фельдмаршал Михаил Голицин

Потомок древнего рода Гедиминовичей, сын боярина, он начал службу барабанщиком. Современники в один голос говорили о нем: «Муж великой доблести и отваги беззаветной – мужество свое он доказал многими подвигами против шведов». Особенно запомнился всем поступок Голицына 12 октября 1702 года, отчасти уже описанный выше. Тогда во главе штурмового отряда он высадился под стенами Нотебурга. Когда первые атаки стены захлебнулась кровью, царь Петр приказал Голицыну отступить. Но от него, согласно легенде, пришел дерзкий ответ: «Я не принадлежу тебе, государь, теперь я принадлежу одному Богу». Потом на глазах царя и всей армии военачальник приказал оттолкнуть от берега пустые лодки, на которых приплыл его отряд. Подвиг красивый, поистине античный, в духе спартанцев или римлян!

Да и потом Голицын блистал мужеством, никогда не отсиживаясь за спинами своих солдат. Он имел обыкновение, как пишет современник, «идя навстречу неприятелю, держать во рту трубку, не обращая внимания на летящие пули и направленное на него холодное оружие». Михаил Михайлович отличился в сражении под Полтавой, а в 1714 году стал героем завоевания Финляндии, добился там нескольких важных побед над шведами. Голицын принадлежал к особому типу генералов русской армии, которых все любили: и солдаты, и офицеры, и начальство. Невысокий, коренастый, с темным от загара лицом, ясными голубыми глазами и породистым носом, он был у всех на виду. Его любили не только за отвагу, но и за «природный добрый ум, приветливое обращение с подчиненными», приятные, скромные манеры, что, как известно, среди генералов – достоинство редкое. Да и сам Петр I высоко ценил Голицына. Какой же государь не любит полководца, из ставки которого никогда не улетает богиня Победы! Он называл Голицына так: «Прямой сын Отечества».

Как и многие выдающиеся полководцы, князь Михайло Голицын был наивен и неопытен в политических делах и во всем слушался старшего брата – хитроумного Дмитрия Михайловича. Говорят, что израненный в боях фельдмаршал не смел даже сидеть в присутствии старшего брата – так он его почитал… Близость к Дмитрию и сгубила Михаила. После прихода к власти императрицы Анны Иоанновны в начале 1730 года и роспуска Верховного тайного совета, который возглавлял Дмитрий, фельдмаршал был изгнан из армии и в конце 1730 года умер; я думаю, от тоски – ведь старый орел в клетке долго не живет.

Нотебург – Орешек, крепость на Ореховом острове, у самого истока Невы из Ладожского озера, была построена в 1323 году московским князем Юрием Даниловичем. По Столбовскому миру 1617 года она отошла к шведам и стала называться Нотебургом. Значение ее в обороне всего Приневского района было огромно. Взять же эту островную, хорошо укрепленную крепость с высокими стенами было нелегко. С самого начала русское командование прибегло к мощному и длительному обстрелу островных укреплений крупнокалиберными осадными орудиями – всего по крепости было выпущено около 3000 бомб и ядер. Это вызвало многочисленные пожары и разрушения в крепости, в ее стенах образовались проломы. Одиннадцатого октября после интенсивного обстрела царь послал на лодках штурмовые группы, однако шведский гарнизон, насчитывавший всего 500 человек, мужественно встретил противника и не позволил русским с ходу преодолеть стены. Шведы стойко сопротивлялись 13 часов.

Противники оказались достойными друг друга. Среди штурмующих особо отличился своим мужеством подполковник Семеновского полка князь М. М. Голицын. Но и повторный приступ стен крепости оказался неудачным. Позже прапорщик Кудрявцев и 22 солдата были повешены за то, что «с приступа побежали». Вскоре подоспела помощь во главе с бомбардир-поручиком, будущим светлейшим князем А. Д. Меншиковым. Войска пошли на новый, третий по счету приступ, однако их вновь ждала неудача… Но в конце концов шведы выбросили белый флаг.

Всегда высоко ценивший воинскую доблесть, Петр I разрешил шведскому гарнизону выйти из крепости, как сказано в «Журнале» Петра Великого, «с распущенными знаменами, барабанным боем и пулями во рту (столько военных припасов по обычаям того времени разрешалось выносить сдавшимся по договору. – Е. А.), с четырьмя железными пушками». Шведы, сев на суда, ушли вниз по Неве, в Ниеншанц. Царь же приказал тотчас начать восстановительные работы в завоеванной крепости, ввел на остров двухтысячный гарнизон, а также переименовал крепость в Шлиссельбург (в переводе с немецкого – «Ключ-город»). Как человек XVIII столетия Петр I, склонный к аллегориям, выбрал такое название не случайно. Взятая крепость была действительно ключевым пунктом в обороне Ингрии.

Основание Петербурга

Петр I, отпраздновав взятие Нотебурга, не решился идти вниз по Неве и отложил поход до весны 1703 года. В ту зиму отряды Меншикова, как сообщала первая русская газета «Ведомости», нападали на мызы и деревни в окрестностях Кексгольма и там захватили «простых шведов мужеска полу и женска 2000» человек. Уже с середины марта 1703 года Петр I был в Шлиссельбурге и спешно готовился к будущему походу. Он боялся упустить время, не хотел, чтобы шведы перехватили у него инициативу. Шестого апреля он писал Шереметеву, что ждет его с полками и что «здесь, за помощию Божиею, все готово и больше не могу писать, только что время, время, время, и чтоб не дать предварить неприятелю нас, о чем тужить будем после».

Армия Б. П. Шереметева от Шлиссельбурга двинулась 23 апреля вниз по Неве, по ее правому берегу, и вскоре подошла к Ниеншанцу (по-русски – Канцы/Шанцы). Комендант крепости Йохан (Иоганн) Аполлов прекрасно понимал, что силы сторон не равны и заранее запросил из Выборга помощи. В октябре 1702 года он со своим гарнизоном в 800 человек изготовился к обороне: подготовил все 49 пушек цитадели. А 20 октября приказал очистить предполье – велел поджечь городские постройки за стенами крепости, а также казенные склады на берегу Охты. Но русские той осенью не пришли…

Заглянем в источник

Девятого апреля 1703 года полковник Аполлов, предвидя новое наступление русских, писал королю:

«Как только лед сойдет с Невы, противник, вероятно, придет сюда со своими лодками, которых у него имеется огромное количество, обойдет крепость Шанцы и встанет на острие Койвусаари (Березовый остров), откуда у него будет возможность препятствовать всему движению по Неве».

Но помощь из Швеции так и не пришла. Двадцать шестого апреля Аполлов уже доносил о действиях подошедшего к крепости противника:

«Около трех часов он штурмовал бастионы Пая и Сауна. После двухчасового сражения атаку русских отбили… В моем распоряжении 700 здоровых мужчин. Командира полка нет, я сам настолько устал, что меня должны сажать в седло, чтобы я мог проверять построения обороны. Я вижу сейчас, что они идут вдоль берега с развевающимися белыми флагами».

Читая это сообщение, нужно воздать должное мужеству коменданта, не опустившего руки перед численным преимуществом противника.

Чтение указа об основании Санкт-Петербурга.

Крепость с ходу взять не удалось, и солдаты Шереметева начали готовиться к осаде – стали рыть апроши и устанавливать батареи. Двадцать восьмого апреля Петр I во главе флотилии лодок с гвардейцами проследовал вниз по Неве мимо Ниеншанца, с бастионов которого тщетно пытались помешать этому выстрелами. Итак, в самом конце апреля 1703 года Петр в первый раз оказался в тех местах, с которыми впоследствии навсегда связал свою жизнь. Плавание вниз по Неве имело отчетливо разведывательный, рекогносцировочный характер. Русское командование опасалось, как бы флотилия адмирала Нуммерса, базировавшаяся в Выборге, не подошла на помощь осажденному гарнизону Ниеншанца. Поэтому Петр хотел знать о силах и расположении шведских кораблей. Тридцатого апреля русскими была предпринята попытка нового штурма, но гарнизон вновь отбил атаку. Нужно согласиться с теми историками, которые считают, что взятие Ниеншанца было достаточно кровопролитным с обеих сторон.

Но было ясно, что крепость все равно обречена. Поэтому исполнивший свой долг комендант Аполлов, уступая превосходящим силам противника (особенно после продолжительного 14-часового обстрела и взрыва порохового погреба в крепости), согласился на почетную сдачу. Это произошло 1 мая 1703 года. Согласно условиям капитуляции, Аполлов на следующий день, 2 мая, поднес на серебряном блюде городские ключи фельдмаршалу Шереметеву и под барабанный бой вместе с гарнизоном, семьями солдат и офицеров, а также сидевшими в осаде горожанами навсегда покинул крепость.

Войска Петра вступили в Ниеншанц, там был устроен праздничный молебен. Город был тотчас переименован в Шлотбург. Есть основания считать, что между новым именем стоявшего у истоков Невы Шлиссельбурга (Ключ-город) и названием переименованного после взятия из Ниеншанца в Шлотбург (по-голландски – «Замок-город») существует устойчивая аллегорическая связь (ключ – замок). Впрочем, скорее всего слово «замок» читалось с ударением на первом слоге. Как бы то ни было, русское господство над Невой разбивало целостность шведской обороны всей Восточной Прибалтики. Шведские войска в Карелии оказывались отрезанными от шведских войск в Эстляндии. Словом, как потом сказал поэт, «Россия твердой ногой встала у моря», и сразу же Петр решил строить здесь город.

Санкт-Петербург – один из немногих городов, который имеет точную дату основания – 16 мая 1703 года. Мы же знаем не только эту памятную дату, но и «ночь зачатия» – той же ночью 2 мая 1703 года состоялся знаменитый военный совет, решивший судьбу Петербурга.

Петербург был основан в результате продуманного замысла Петра I и многих окружавших его людей. В конце апреля 1703 года царь, отыскивая место для будущей крепости, тщательнейшим образом осматривал побережье Невы. Он исследовал территорию не один, а в сопровождении различных специалистов. Основание крепостей в то время требовало рекогносцировки на местности, анализа чертежей, промеров глубин, обсуждения многих технических вопросов с фортификаторами, артиллеристами и моряками. Феофан Прокопович писал в своей «Истории императора Петра Великого», что царь, «сед на суда водныя, от фортеции Канцов по реке Невы береги и острова ея даже до морского устья прилежно разсуждати (исследовать. – Е. А.) начал, не без совета и прочих в деле том искусных (людей)». Нам известно, что в свите Петра в то время были два специалиста-фортификатора: французский генерал-инженер Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн и немецкий инженер В. А. Киршеншейн. Первый делал чертежи восстанавливаемой после штурма 1702 года крепости Нотебург-Шлиссельбург, рукой же второго сделаны два первых плана крепости на приневском островке. До самой своей смерти в 1705 году Киршеншейн руководил строительством Петропавловской крепости. Велика роль и Ламбера – продолжателя школы великого французского инженера Вобана. Неслучайно, что осенью 1703 года Ламбер получил в награду орден Андрея Первозванного. Петр I никогда не был щедр на награждение высшим и единственным орденом России той эпохи. Возможно, так он особо отметил заслуги генерал-инженера при основании крепости на острове. Кроме того, после Азовских походов 1695—1696 годов царь и сам приобрел большой опыт в фортификации. Ведь тогда ему пришлось долго выбирать место для основания Таганрога, а также крепости Святой Петр в устье Дона. Неслучайно один из рабочих чертежей крепости на Заячьем острове сделан, как предполагают историки, рукою царя.

В ночь с 6 на 7 мая произошло еще одно памятное событие. Тридцать лодок с гвардейцами под командой Петра I и Меншикова напали на стоявшие в устье Невы шведские суда – шняву и бот – и взяли их на абордаж. В быстротечной рукопашной схватке участвовал не только Меншиков, но и сам русский самодержец. За этот подвиг государь был награжден орденом Святого Андрея Первозванного.

Заглянем в источник

Важнейший момент истории великого города отражен в выписке из «Журнала, или Поденной записки Петра Великого», куда вносились самые важные исторические события времен Северной войны:

«По взятии Канец отправлен военный совет, тот ли шанец крепить или иное место удобнее искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры (т. е. неудобно для обороны по природным данным. – Е. А.), в котором положено искать нового места, и по нескольких днях найдено к тому удобное место – остров, который назывался Люст-Елант (т. е. Веселый остров. – Е. А.), где в 16 день майя (в неделю Пятидесятницы. – Е. А.) крепость заложена и именована Санктпетерсбург, где оставлена часть войска…».

Орден Святого Апостола Андрея Первозванного

Это был первый из российских орденов. Его учредил Петр Великий 10 марта 1699 года. Святой Андрей почитался покровителем России. Считалось, что он освятил те места, на которых потом возникли Киев и Великий Новгород. По преданию, его казнили римляне, распяв на косом кресте. Именно такой, косой (Андреевский) крест с фигуркой распятого святого и стал основой ордена. Кроме креста, знаками ордена считалась серебряная звезда и голубая лента через правое плечо. Первым кавалером его стал генерал-адмирал Ф. А. Головин. Всего при Петре I награду получили 38 человек. Сам царь стал шестым его кавалером в мае 1703 года. Орден был отменен после падения самодержавия в 1917 году, но с гибелью СССР и возрождением России он вновь стал высшей правительственной наградой. И первым орденоносцем восстановленного ордена стал академик Д. С. Лихачев.

Возведение островной крепости

Остров Люст-Эланд, на котором была построена крепость, или, как тогда говорили, «город», имел и финское название: Енисаари, то есть Заячий остров. Финские названия речек, деревень, мест и урочищ были вообще характерными для устья Невы – с давних пор здесь селились финны и ингерманландцы. Позже здесь появились русские, ижорские и водские крестьяне. Строительство началось сразу в нескольких местах болотистой и лесистой долины Невы. На Заячьем острове поспешно возводилась сначала земляная, а с 1710 года – каменная крепость, строился Петропавловский собор. На соседнем обширном Березовом острове (Койвисаари), получившем позже название Городской, или Петербургский, остров, началось строительство собственно города. Для Петра был построен маленький деревянный дом, который сохранился до сих пор.

За пределами крепости была возведена Троицкая церковь, возле нее создана одноименная площадь – место официальных торжеств, построены канцелярии, торговые ряды, пристань, порт. На оконечности (стрелке) Васильевского острова была сооружена батарея, на материковой части, то есть на левом берегу Невы, развернулось строительство Адмиралтейства, задуманного одновременно и как верфь, и как крепость.

Легенды и слухи

Игры предков с датами и названиями

Всякое большое событие бывает окружено немалым числом легенд. Так, до выхода в свет в 1885 году фундаментальной книги П. Н. Петрова «История Санкт-Петербурга…» ни у кого не было сомнений в том, что 16 мая 1703 года на Заячьем острове был основан город, который тогда же и получил свое имя – Санкт-Петербург. Вывод этот вытекал из сообщений многих источников, в том числе и упомянутого выше «Журнала, или Поденной записки Петра Великого», где сказано: «…крепость заложена и именована Санктпетерсбург». Примерно так же пишет в «Истории Петра Великого» Феофан Прокопович: «Когда же заключен был совет быть фортеции на помянутом островку и нарицати ея оной именем Петра Апостола Санктпетебург». В анонимном сочинении «О зачатии и здании… Санкт-Петербурга» подробно описана легендарная история о том, как Петр 16 мая 1703 года установил на месте основания города золотой ковчег с мощами Андрея Первозванного, на крышке которого якобы было вырезано: «…основан царственный град Санктпетербург». В конце этой церемонии Петр будто бы сказал: «Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, аминь. Основан град Санктпетербург».

Историк П. Н. Петров усомнился в том, что город при основании был назван Санкт-Петербургом. Он вообще заявил, что город основан не 16 мая, а 29 июня , и именно с этого дня нужно вести отсчет его истории. Ученый сделал столь неожиданный для многих вывод потому, что в исторических документах до 29 июня 1703 года, до Петрова дня (т. е. дня Cвятых апостолов Петра и Павла, который был также днем тезоименитства (именин) государя Петра I) название «Санкт-Петербург» не упоминается вовсе. И только с Петрова дня, когда митрополит Новгородский Иов освятил деревянную церковь на Заячьем острове во имя Святых апостолов Петра и Павла, в документах появляется название – «Санкт-Петербург».

Мнение Петрова было сразу же оспорено коллегами, заявившими, что следует разделять два события – день закладки крепости на Заячьем острове (16 мая) и день наименования крепости (29 июня) – точно так же, как разделяют день рождения ребенка и его крестины. Однако при этом все попытки опровергнуть утверждение Петрова о том, что полтора месяца крепость оставалась безымянной, ни к чему не привели. Обнаружилось, что еще 28 июня 1703 года

Петр I пометил одно из своих писем словами «В новозастроенной крепости» без упоминания ее названия. И только 30 июня на письме, полученном царем от Т. Н. Стрешнева, проставлена помета «Принята с почты в Санкт-Петербурхе». Первого июля 1703 года уже сам царь писал «Из Санкт-Питербурха», а в его письме от 7 июля мы читаем: «Из новой крепости Питербурга». Словом, точно известно, что название города появились через полтора месяца после основания крепости. Историк Н. В. Голицын, пытаясь найти аргументы против точки зрения Петрова, подтвердил его вывод, ибо наткнулся на письмо ближнего стольника, будущего канцлера Г. И. Головкина, датированное 16 июля 1703 года, в котором он сообщал своему адресату: «Сей город новостроющийся назван в самый Петров день Петрополь и уже онаго едва не с половину состроили». На письме помета: «Из Петрополя». Нельзя не заметить, что в приведенных документах город называется по-разному. Это характерно для начального периода его истории. Привычное нам имя – санкт-Петербург – привилось не сразу. В документах петровской поры он называется и Петрополем, и Питерполом, и S. Петрополисом. И вообще, как только не называли город, получивший впоследствии свое классическое название санкт-Петербург. По письмам Петра I видно, что сам царь чаще всего называл город санкт-Питербурх , останавливаясь на голландском написании и произношении имени Петр как Питер (кстати, отсюда и бытующее до сего дня это сокращенное название города). В петровские времена особенно не задумывались о написании топонимов. Только что появившийся Шлотбург писался и как Шлотбурх, и как Шлотбурк. Но более всего коверкали название Шлиссельбурга. Ну никак русский язык не справлялся с этим словом: Шлюсенбург, Шлютельбурх, Шлютенбурх, Слюселбурх, Слишелбурх, что в конце концов привело к упрощенному и не очень приличному Шлюшину. Непреодолимым для языка русского человека оказалось и название Ораниенбаума – его можно узнать в Рамбове, Рамбоме, Ранибоме, Ранимбоме, Аранимбоме. Сам Петр, как известно, и вовсе не ломал голову над подобными вопросами и часто писал так, как слышал: «Ингермоландия» и т. д. То же самое можно сказать и о названии Петербурга. При этом не совсем ясно, когда на смену голландскому написанию названия Санкт-Питербурх (а также Питергоф) пришло немецкое написание Санкт-Петербург (а также Петергоф).

Крепости на Заячьем острове было недостаточно для обороны устья Невы. Шведские корабли маячили все лето 1703 года на взморье и не давали малочисленным русским кораблям и лодкам даже выйти в море. Как только корабли шведов ушли на зимовку в Выборг, Петр, сев на яхту, осмотрел остров Риту саари (Котлин), промерил в проходящем рядом фарватере глубины и «положил там, в море, делать крепость». За зиму 1703—1704 годов по модели, построенной самим Петром, архитектор Доменико Трезини построил необычайное сооружение. На льду пролива, отделявшего Котлин от материка, в том самом месте, где находилась мель, из бревен были сбиты гигантские ящики, которые заполнили валунами. Под их тяжестью ящики опустились на мель. На этом фундаменте построили трехэтажную деревянную башню с 14 орудиями.

В это время напротив форта на берегу Котлина возвели батареи. Они позволяли вести перекрестный огонь по каждому кораблю, пытавшемуся войти в фарватер в направлении к устью Невы. Строили очень быстро, пока не успел растаять лед и вновь не пришла шведская эскадра. Затея Петра удалась. Уже 7 мая 1704 года Новгородский митрополит Иов освятил форт и, как отмечено в «Журнале» Петра: «Тогда наречена оная крепость Кроншлот, сиречь коронный замок и торжество в ней было трехдневное». С 1720 года крепость стала называться Кронштадт.

Так навсегда был закрыт проход к Петербургу вражеским кораблям, на устье Невы был «повешен» крепкий замок. Все попытки шведов в последующие годы «сбить» его, изгнать русских с берегов Невы заканчивались неудачей. Под надежной защитой Кроншлота город начал быстро расти. Сам же Кронштадт стал и главной базой военно-морского флота России. Здесь были построены необходимые для флота склады, шлюзы, заводы, поселения моряков.

Заметки на полях

Петру было всего 30 лет, когда весной 1703 года он впервые приехал на берега Невы. По тем временам он был не так уж молод, но главное – успел очень многое повидать. За его спиной была война с турками, долгие скитания по Европе и России, плавание в штормовом море, пыточные подвалы Преображенского приказа, годы напряженного труда и почти беспрерывных кутежей. Словом, казалось, что его нельзя уже ничем удивить или поразить. Но, сойдя в тот памятный майский день с лодки на топкий берег будущей Петроградской стороны, он пришел в восхищение и тотчас приказал рубить на поляне сосновый дом, который вырос за три дня. Так, нежданно-негаданно для себя, окружающих и всей России, царь Петр вдруг обрел здесь милую родину, навсегда привязался к этому месту, заложил здесь город, столицу империи. Иным трудно понять, почему царь с такой необыкновенной нежностью относился к этому поначалу неказистому поселению на широкой пустынной реке, почему, вопреки реальности, он называл в своих письмах этот городок на французский манер «парадизом» и был готов отдать упрямому шведскому королю Карлу XII Псков, чуть ли не пол-России за бесплодный клочок земли в устье Невы?

Конечно, все знают, что России тогда нужен был выход к морю, гавань на Балтике. Нужно было наконец восстановить справедливость и вернуть Ижорские земли (как тогда говорили, «старинную потерьку наши отчины и дедины»). Все так! Но здравый смысл все-таки должен был подсказать Петру, что цена этому клочку слишком велика. И потом: зачем же столицу – cердце страны – переносить на опасный пограничный рубеж, да еще на берег Невы – этого до поры спящего водяного Везувия? Но что значит здравый смысл, когда поступки человека диктует любовь!

Именно любовь сыграла огромную роль в рождении нашего города. Поразительно быстро Петр обосновался здесь и прикипел к своему «Петербургу-городку». Это понятно – раньше у него не было своего дома, той малой родины, без которой ветер жизни носит человека как перекати-поле. За этой странной неприкаянностью повелителя-самодержца стояла печальная история его детства и юности – годы страха и ненависти к «старине», страха за свое политическое будущее и за свою жизнь. Он не любил запутанных московских улочек и проулков. Не раз царю доносили, что уже точат на него острые ножи, а ведь он ездил по вечерам и без охраны. В Москве ему нельзя было развернуться, там все дышало ненавистной стариной, все начинания тонули в московской грязи, безалаберщине и лени, все решения переносили на завтра, после праздников, «на потом». Да и личная жизнь царя не задалась: не было счастья с Евдокией, неудачен оказался роман с Анной Монс. – А между тем грозный царь Петр нуждался, как и все люди, в семейном тепле и покое. Нет, Москва не была родиной его души, уютным, родным домом! Он рвался из нее прочь при первой возможности.

Здесь же, на берегах Невы, на новом месте, не омраченном памятью прошлого, все пошло у Петра как нельзя лучше. Были одержаны первые победы над шведами, наладилась и семейная жизнь. Разве он мог подумать, что не пройдет и семи лет после основания города, а он будет плыть по морю на шняве «Лизетка», названной в честь дочери, и слать приветы своему большому семейству, жене Катеринушке, «другу сердешному»! В дальних походах он будет мечтать о том часе, когда вернется в свой парадиз и обнимет любимых детей. Да и город он строил как хотел, как мечтал, по-своему, без оглядки на «бородачей». Словом, здесь ему был простор и воля, хотя… только ему одному…

При строительстве Петербурга Петр ставил перед собой сразу несколько задач. Петербург должен был стать не только мощной крепостью на отвоеванной у шведов земле, но и городом-портом, куда будут приходить корабли со всего мира.

Весьма символично, что осенью 1703 года первый торговый корабль, плывший в шведский Ниеншанц, а попавший в русский Петербург, оказался, к радости Петра, голландским. Однако голландский корабль прошел в Неву случайно. Шведский флот полностью господствовал на Балтике и практически до конца войны в 1721 году шведские каперы представляли угрозу для коммерческого мореплавания в русские порты. Поэтому России нужно было срочно строить военно-морской флот для защиты морских путей в Петербург. Без кораблей тяжело было проводить и сухопутные операции армии. Пример Англии показывал, что морское могущество очень многое решает в мировой политике.

Петр, уже имевший опыт строительства кораблей, сразу же развернул работу по созданию флота на Балтике. Корабль той поры был сложным сооружением. Чтобы его построить, обслуживать и использовать, нужно было много различных специалистов, начиная со знатоков корабельного леса и кончая лоцманом, который мог вывести судно из гавани. Для флота нужны были верфи и цейхгаузы, склады и казармы, пристани и каналы, фабрики и мастерские, школы и академии для подготовки моряков. Времени же было крайне мало. Но Петр был хорошим организатором, он умел подобрать к каждому делу толковых людей, которые работали день и ночь. Самым же неутомимым и самоотверженным работником был царь. Его можно было видеть в Петербурге повсюду: на верфи, стройках, на плацу, в цейхгаузе.

Как уже было сказано выше, первая верфь была основана на реке Сясь в 1702 году, на следующий год была построена Олонецкая верфь, в 1705 году заработала самая большая – Адмиралтейская верфь в самом Петербурге. За двадцать первых лет ее работы со стапелей спустили 268 судов, в том числе 33 линейных корабля. Петр так спешил, что корабли спускали даже зимой: для этого в невском льду, прямо перед Адмиралтейством, вырубали огромную полынью, куда и сходили «детки» – произведение мастера (или по-голландски «баса») Питера. И хотя «детки» строились из сырого, непросушенного леса и поэтому быстро гнили, цель была достигнута – за первые 10—15 лет был создан флот, который постепенно вытеснил с Балтики шведов. Балтийские народы скоро привыкли к бело-голубому Андреевскому флагу.

Стремясь ускорить создание собственного флота, Петр распорядился принимать на службу иностранных моряков и платить им за это большие деньги. Кроме того, он приказывал покупать на английских и голландских верфях строившиеся или уже готовые корабли и приводить их в Россию. Петр учел, что военные действия в шхерах Финляндии будут трудны из-за обилия мелей, скал, узких протоков и островов. И поэтому он, параллельно с корабельным флотом, начал строительство галер, для чего пригласил из городов Адриатики галерных мастеров. В Петербурге была основана обширная Галерная верфь, и вскоре у русского царя появился огромный флот гребных судов, позволявший воевать в неудобных для крупных кораблей местах финского побережья и перебрасывать на дальние расстояния войска, грузы и лошадей.

Перестройка сухопутной армии

Поражение под Нарвой 1700 года было воспринято Петром I как жестокий урок. Он не обвинял в разгроме генералов и солдат, себя или окружающих. Из поражения Петр сделал главный вывод – армии необходима реформа. А строить армию нужно на новых принципах регулярности. После Нарвы Петр изменил принципы стратегии и тактики армии, основы ее формирования и службы. Главной целью военных действий при Петре становится не взятие крепостей, а поражение противника в полевом сражении. При этом Петр требовал внимания и осторожности, умения опередить неприятеля, добиться превосходства в силах на решающем направлении и в нужное время. Он учил действовать согласованно пехоту и кавалерию, причем в русской армии была введена кавалерия драгунского типа, то есть всадники были обучены пешему строю и могли воевать в строю как пехотинцы.

Любимым родом войск Петра I оставалась артиллерия. После Нарвы, где русские потеряли всю артиллерию, пришлось заново отливать пушки, для чего даже сняли с церквей часть колоколов. Хотя сама акция не имела губительных последствий для колокольного звона на Руси, впечатление от нее в обществе было сильным. Новая петровская артиллерия стала одной из самых мощных и передовых в Европе. Петр не жалел ни денег, ни пороху для ее улучшения. Она была разделена на три основных вида: полковую, полевую и осадную артиллерию, хорошо укомплектована и на учебных стрельбах и в боях оттачивала свое мастерство. Особенно сильна была полевая артиллерия, насчитывавшая более ста орудий с опытной прислугой, сильными лошадьми. Не раз и не два в ходе Северной войны действия русской артиллерии влияли на победоносный для русских войск исход сражений.

Стратегия и тактика, взятые Петром на вооружение армии, требовали иной подготовки войск к боевым действиям. На смену прежним смотрам раз-два в год и редким учениям пришла постоянная подготовка, которая не кончалась с превращением молодого новобранца в «правильного» солдата. Действия каждого солдата доводились до автоматизма с помощью каждодневных учений, стрельб и строевых занятий. Так было принято в европейских армиях. Это обеспечивало мобильность ротам и полкам, облегчало управление огромными массами войск на поле боя, среди огня и смерти. Петр хотел, чтобы солдаты и офицеры его армии были дисциплинированными и, одновременно, самостоятельными и инициативными. Следуя идеям шведского полководца и короля Густава II Адольфа, он стремился отойти от примитивной жестокости в обращении с солдатами, не хотел превращать солдата в шагающую машину, ставил цель воспитать в нем послушного подданного, честного и порядочного человека.

Заглянем в источник

В Предисловии к «Уставу воинскому» – главному документу русской армии, написанному в 1716 году, Петр выразил главную идею, которую последовательно проводил в жизнь: порядок, предсказуемость, «регулярство» – основа основ жизни армии, да и общества вообще. А итог следования этому – победа – очевиден:

«Когда войско распорядили, то какие великие прогрессы, с помощию Вышняго, учинили над каким славным и регулярным народом (шведами. – Е. А.). И тако, всяк может рассудить, что не от чего иного то последовало, токмо от доброго порядку, ибо всебеспорядочный варварский обычай смеху есть достойный и никакого добра из онаго ожидать (не)возможно. Того ради, будучи в сем деле самовидцы обоим (т. е. «регулярству» и «всебеспорядочному обычаю». – Е. А.), за благо изобрели сию книгу Воинский устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность и обязан был своим знанием, и неведением не отговаривался».

Пришлось изменить и систему комплектования и обеспечения армии. Если раньше в армии служилые люди «по отечеству» и «по прибору» служили с земли, то есть получали за службу землю с крестьянами, то теперь с этим было покончено. Вводилось единое денежное жалованье, солдат набирали из рекрутов, а в офицеры производили дворян и разночинцев, обученных в гвардейских полках. Рекрутская система возникла в 1705 году. До и после Нарвы 1700 года Петр восполнял недостаток людей в регулярных полках так называемой «вольницей», то есть добровольцами из разных слоев общества, причем холопам, пришедшим в армию, предоставлялась свобода от власти помещика. Однако к 1705 году, когда началось создание большой армии, такого источника стало недостаточно. Тогда-то и обратились к набору рекрутов – новобранцев прямо из крестьян. Было решено, что один рекрут берется со ста дворов. Но эта пропорция менялась – могли брать и с 200, и с 75, и даже с 20 дворов и т. д.

Рекрутчина – так называли в народе эту повинность – была тяжела для крестьян. Она отрывала от дома и поля сильных работников. Крестьянские матери оплакивали уходивших в рекруты сыновей, как покойников. Ведь они уже никогда не возвращались домой, так как служба в армии в то время была не только пожизненной, но и очень суровой. Чтобы не давать рекрутам возможности разбежаться, их заковывали в колодки, как преступников, держали месяцами на «станциях», больше похожих на тюрьмы. Все крестьяне каждой местности несли общую ответственность за выставленного ими рекрута, и если он бежал со службы, они были обязаны поставить другого новобранца.

В армии была введена суровая дисциплина – малейшее ее нарушение строго наказывалось. Устав воинский предполагал применять к провинившимся и преступникам жестокие наказания, в том числе такие, как четвертование, посажение на кол и другие. Чтобы предупредить побеги рекрутов, указом 1712 года предписывалось «значить – на левой руке накалывать иглою кресты и натирать порохом». Эти знаки – наколки на руке – наводили ужас и назывались в народе «печатью антихриста».

Несмотря на серьезные недостатки рекрутской системы, она более 150 лет обеспечивала русскую армию этнически и социально однородным личным составом, что, в сочетании с принципами регулярности и дисциплины, обеспечивало ее боеспособность. В этом смысле русская армия копировала русское общество той поры – офицерами были дворяне, в основном помещики, а солдатами – крестьяне, в основном крепостные.

Реформа местного управления. Создание Сената

Нарвское поражение показало Петру, что изменить нужно не только армию, но и весь государственный аппарат, ведь армия – это лишь часть государства. Поначалу в системе управления не происходило важных перемен. Центральные государственные учреждения – приказы и канцелярии – собирали налоги, обеспечивали армию всем необходимым: оружием, одеждой, припасами, людьми. Но уже в первые годы Северной войны стало ясно, что все эти учреждения с большим трудом справляются с теми проблемами, которые были порождены неудачным началом войны, созданием регулярной армии. Из полков в центр непрерывным потоком шли жалобы на нехватку денег, оружия, рекрутов, провианта. Причину видели в невозможности получать все необходимое армии из подчиненных приказам уездов. Уезд как единственная административная единица допетровской России, во главе которой стоял воевода, устарел. По своим размерам уезды были огромны – даже больше современных областей. Управляло же ими очень малое число чиновников, которые не справлялись со сбором и пересылкой в армию людей, материалов, денег, провианта.

И тогда в 1707—1710 годах была проведена Первая губернская реформа. Суть ее заключена в новом территориальном делении страны на более крупные единицы – губернии, которые охватывали территории сразу нескольких старых уездов. Во главе губерний были поставлены губернаторы, наделенные большой властью. В 1712—1715 годах произошло усложнение губернской системы: губернии были разделены на провинции во главе с обер-комендантами.

Так, на смену прежней «двухчленке» управления (приказ – уезд), пришла «четырехчленка» (приказ, то есть канцелярия – губерния – провинция – уезд). Соответственно увеличению числа учреждений выросло и количество чиновников. Теперь важнейшими помощниками губернатора становились обер-комендант (военные дела), обер-комиссар (сборы налогов с населения) и ландрихт (судья). Обер-коменданту в провинции подчинялись коменданты. Эта реформа привела к резкому усилению власти на местах за счет полномочий центральных учреждений, то есть произошла децентрализация управления. Делалось это Петром сознательно, с желанием улучшить обеспечение армии, навести порядок со сбором на местах налогов. Было решено, сколько должна каждая из губерний (в зависимости от числа дворов) посылать денег для армии, флота, артиллерии и дипломатии – главных статей государственных расходов. Чтобы избежать неминуемой потери денег при пересылке и волокиты, между губерниями и армией была установлена непосредственная связь. Армейские полки стали называть по губерниям, откуда они получали довольствие и рекрутов: Нижегородский драгунский, Смоленский пехотный и т. д. При каждом полку находился кригс-комиссар от «своей» губернии. Он следил за исправностью и комплектом обмундирования, припасов, принимал рекрутов из губернии, выдавал офицерам и солдатам жалованье из присланных с мест денег. За деятельностью губернских кригс-комиссаров наблюдал начальник специальной Кригс-комиссариатской конторы, которая действовала при Сенате.

Заглянем в источник

Впервые в России государственное учреждение получило инструкцию – указ о круге его дел и компетенций. Сенат был обязан: «1. Суд иметь нелицемерный и неправедных судей наказывать отнятием чести и всего имения, тож и ябедником да последует. 2. Смотреть во всем государстве расходов и ненужные, а особливо напрасные, отставить. 3. Денег, как возможно, збирать, понеже деньги суть артериею войны…».

Новую систему ведения делопроизводства Петр вводил задолго до 1711 года. Первым из русских царей он стал собственноручно подписывать указы, причем часто латинскими буквами в голландском варианте: «Piter». Один из его указов за 1707 год до сих пор широко известен благодаря своей оригинальности. При этом, как только его не перевирают в публицистике, порой наделяя его прямо противоположным смыслом! А он прост и выразителен. Петр требовал, чтобы участники Консилии министров все свои решения

«…своею рукою подписывали, что зело нужно, надобно, и без того отнюдь никакого дела не определяли, ибо сим (т. е. подписью. – Е. А.) всякого дурость явлена будет». Иначе говоря, подписывая указ, внимательно смотри, что подписываешь, за что берешь ответственность.

Иначе опростоволосишься и будешь выглядеть в глазах других дураком.

Реформа местного управления и создание системы кригс-комиссариатов были тесно связаны с реформой высших органов власти – организацией Правительствующего Сената и подведомственных ему учреждений. Это произошло в марте 1711 года. Ранее высшим совещательным органом была существовавшая с древних времен Боярская дума. Петр I не доверял боярам, многие из которых были раньше сторонниками Софьи. Заседания Боярской думы при нем стали проводиться все реже и реже, пока в 1704 году они не прекратились совсем. С тех пор о заседаниях Думы в источниках нет никаких упоминаний.

На смену Думе пришло временное учреждение – «Консилия министров» – совет руководителей важнейших приказов и канцелярий, который заседал в помещении Ближней канцелярии – финансово-контрольного учреждения. А в 1711 году Консилию министров сменил Правительствующий Сенат. Формальным поводом для создания Сената стал предстоящий отъезд Петра на войну с Турцией. Однако уже из первых указов о Сенате видно, что это учреждение создавалось не на какое-то короткое время, а надолго, и люди, назначенные членами Сената – сенаторами, находились не на временной, а на постоянной работе. Указом 5 марта 1711 года в русское управление вводилось новшество – коллегиальность, то есть сенаторы решали дела с помощью голосования, причем каждый из членов Сената имел при голосовании только один голос. Тогда же приказные, назначенные в Канцелярию Сената, получили указ о новом ведении бумаг и оформлении канцелярских дел. Каждый сенатор должен был подписывать протоколы Сената с решениями по делам. Эту процедуру Петр считал очень важной: подпись повышала ответственность чиновника за принятое решение.

В государственном учреждении, как в воинской части, вводилась присяга служащих, которые обещали «честно, чисто и неленостно» трудиться, соблюдать интересы государства. Созданный Петром Сенат просуществовал до 1917 года и всегда был одним из важнейших элементов системы управления Российской империей.

Где взять деньги на войну?

Как видно из указа об образовании Сената, ему поручалось наблюдение прежде всего за правосудием и финансами. В указе Сенату Петр дает образное сравнение финансов с системой кровообращения, которая питает организм необходимыми веществами. Кто имеет больше денег, тот и победит в войне – такова главная мысль царя. Но откуда же брать деньги? Петр требовал, чтобы их экономили, устранили ненужные расходы. Кроме того, царь считал, что нужно развивать торговлю с другими странами, в особенности с Китаем и Персией. Перепродажа восточных товаров на Запад была одной из самых выгодных статей дохода и давала в казну много денег.

Крупным источником денег для казны были различные откупа, монополии. Допустим, люди нуждаются в каком-нибудь продукте, например, в соли. Государство заключает соглашение с неким купцом или компанией, которая берется поставлять этот продукт и продавать его покупателям. За право такой поставки и продажи эти купцы сразу платили государству большие деньги, то есть выкупали, откупали все соляное дело на какое-то время. В свою очередь, государство уже не позволяло добывать и продавать соль другим купцам и компаниям кроме тех, с которыми было заключено соглашение. Это и было монополия, откуп. Такая операция приносила государству, или как тогда говорили – казне, сразу много денег. А поскольку важных для людей товаров было немало, то и откупов вводили много. Большие прибыли казна получала и от перечеканки серебряной и медной монеты – основного вида денег, ходивших в России. Это действие называлось переделом. Старые монеты расплавляли и из этого металла чеканили новые монеты того же достоинства, но при этом количество серебра в каждой из них уменьшали. Иначе говоря, из одного фунта (400 г) серебра раньше чеканили серебряных монет на 10 рублей, а теперь – на 14 рублей, то есть государство получало с монетного передела дополнительные деньги (4 рубля с каждых 10 рублей) и пускало их на свои нужды. Однако это было порчей монеты.