Сверх отпущенного срока Островская Екатерина

Ла-ла-ла-ла-ла…

Охотничий домик олигарха в Карелии находился вдали от автомобильных трасс. Постоянно в доме проживали отставной прапорщик Махортов и его жена Люба. Обоим было за пятьдесят. Люба содержала дом, а муж ей помогал, в основном бросая уголь в топку котла. Когда прилетал Потапов, что происходило не так уж и часто – раз или два в год, Махортов сопровождал хозяина на охоту. Не один, разумеется, а с целым взводом охраны, которым командовал Герман Владимирович.

Вот и теперь олигарха доставили на вертолете, и отставной прапорщик не заметил подмены, что весьма порадовало главного телохранителя.

– Уже второй близкий человек не может вас отличить, – сообщил Герман Владимирович актеру. – Даже я иной раз забываю, что передо мной не Максим Михайлович, а ты.

Потапов познакомился с Махортовым после окончания института на офицерских сборах в Карелии летом 1991 года. Прапорщик был старшиной роты, а будущий успешный бизнесмен о военной службе вообще ничего не знал. Однако сразу после окончания сборов Степан Григорьевич Махортов почему-то пригласил малознакомого ему молодого человека с собой на охоту, и они весь сентябрь просидели в лесу возле какого-то озера, стреляя пролетающих уток. Данное обстоятельство заинтересовало Дальского. А потом он еще вспомнил, что по возвращении домой Потапов почти сразу женился на своей однокласснице Светлане Степановой, и в апреле следующего года у них родился сын Денис. Это тоже показалось необычным. Если Максима Михайловича в родном городе ждала любимая девушка, к тому же находящаяся в положении, то зачем ему целый месяц мотаться по болотам с каким-то прапорщиком? И вообще, если Денис родился в апреле, а офицерские сборы длились с конца июня, то…

Алексей загибал пальцы и не понимал. Хотя, может, Потапов вырвался со сборов на несколько дней домой? Или хотя бы на одну ночь? Впрочем, Дальского не должны касаться такие подробности из жизни олигарха: он получал свой гонорар не за размышления о всяких нестыковках в ней, а совсем за другое. В том числе, может, даже за то, чтобы не совал свой нос в чужие дела.

Когда актер вышел из вертолета и поздоровался с Махортовым, тот удивился:

– Ты разве не на охоту прилетел, Максим? Что-то уж больно мало с тобой людей.

– Сходим, разумеется, – ответил Алексей, – хотя особого желания нет. Не то настроение.

– Хозяин – барин, – хмыкнул бывший прапорщик.

На охоту Дальский все-таки пошел. Вернее, его повезли на лодке с тентом. Борта лодки оказались низкими, вода плескалась совсем рядом. Алексей сидел, набросив на голову капюшон куртки, и смотрел на предрассветный мир сквозь бесполезные очки, которые к тому же запотели. На веслах сидел один из охранников, на корме поскуливали в ожидании работы два спаниеля. Стрелять и убивать какое-либо зверье Дальскому не хотелось вовсе. Он закрыл глаза, и почти сразу к нему пришел сон. Вернее, вернулся тот самый, что был утром прерван звонком писклявого будильника.

Алексей увидел себя нынешнего, отнюдь не молодого, но в неуклюжей форме новобранца, сидящим перед большим зеркалом и готовящимся к тому, что сейчас машинкой под ноль уберут его роскошную шевелюру. Увидел и удивился. Испытал недоумение и страх. Как так, все это было давно, он ведь отслужил свое! Неужели его призвали снова, и опять случится то, повторения чего ему не хотелось более всего на свете? Нет, не просто не хотелось – чего он боялся, как проклятия…

И вот Алексей сидит, парализованный страхом, перед зеркалом, а в отражении к нему подходит молоденькая девушка в синем платьице с белым передничком.

Девушка улыбается и шепчет: «Не бойся ничего, любимый».

А он смотрит на нее и не узнает.

Незнакомка начинает гладить его по голове, и Алексей, успокоенный, закрывает глаза, хотя слышит, как заработала состригающая волосы машинка…

Усилием воли распахнув глаза, он вглядывается в зеркало и внезапно видит себя молодым. Причем с длинными мягкими волосами, каких у него отродясь не было. А девушка стоит за его спиной и вся светится, сияет так, что лица не видно. Что-то шуршит совсем рядом…

Дальский вздрогнул и проснулся. Равнодушно посмотрел, как лодка въехала в заросли озерного тростника.

– Сейчас полетят, – предупредил Махортов.

Алексей не хотел никого убивать. Самым сильным его желанием сейчас было снова уснуть и опять увидеть такое доброе лицо незнакомки и запомнить навсегда.

Небольшая стайка уток пронеслась над осокой. Махортов вскинул ружье и выстрелил дуплетом. Две утки шлепнулись в воду.

– Ну! – крикнул бывший прапорщик.

Алексей вскочил на ноги и тоже вскинул ружье. Даже не пытаясь прицелиться, выпустил вслед испуганным птицам оба заряда. Одна из уток упала на воду и забила крылом. Спаниели бросились в озеро.

– Ты как-то по-другому стрелять начал, – произнес прапорщик, перезаряжая свое ружье. – Всегда правый локоть на весу держал, а теперь к груди прижимаешь.

Подплыл спаниель, таща перед собой бьющуюся в агонии добычу.

– Молодец, Филя! – похвалил собаку Махортов. Наклонился, принял добычу и тут же свернул утке шею.

– Все, – прохрипел Алексей, чувствуя, что его сейчас вырвет, – домой поплыли!

Прапорщик взглянул на него удивленно. И тогда Дальский закричал неизвестно чьим голосом:

– Домой, я сказал!

Вечером Дальский сидел в гостиной вдвоем с Германом Владимировичем. Обиженный Махортов ушел на охоту на какое-то Гусиное озеро, где располагалась охотничья избушка, сказав, что вернется через неделю. Телохранители парились в бане. Трещали дрова в камине, в просторной комнате было жарко, но актера время от времени сотрясал озноб. Герман Владимирович подливал ему виски и о чем-то рассказывал. Алексей его слышал, но вникать в слова даже не пытался.

– Зря человека обидел, – наконец донеслось до его сознания. – Степан – мужик неплохой. С ним только о Чечне говорить нельзя, у него сразу башню сносит.

– А зачем мне с ним о Чечне говорить?

– Ну, мало ли, – пожал плечами собеседник, – ты ведь тоже там был. Нам же известно, откуда у тебя орден Мужества и за что. А у прапорщика там сын погиб, вернее, без вести пропал. Степан рапорт подал тогда, чтобы попасть на войну и сына отыскать. Не нашел. Но воевал так, что списали его со службы. Почти год в дурке провалялся. Потом Максим Михайлович этот дом построил и переселил бедолагу сюда. Вроде мужик оклемался немного.

– А за что Потапов так его ценит?

Герман Владимирович молчал. Потом выпил залпом рюмку виски, которую наполнил для Дальского, вытер губы ладонью, поставил пустую рюмку на стол, посмотрел на огонь в камине, покашлял и только тогда ответил:

– Прапорщик Максиму Михайловичу жизнь спас.

На следующий день Люба сходила к мужу и вернулась от него с двумя гусями. Положила мешок с дичью на стол перед Дальским и сказала, явно чем-то недовольная, вероятно, тем, что миллиардер обидел ее мужа:

– Отправьте в Москву жене и Дениске.

– Какая женщина! – восхитился Герман Владимирович. – По лесу пехом пятнадцать верст туда и обратно столько же!

Вечером он возвращался в Москву. До посадочной площадки было не больше сотни шагов, и Алексей проводил его до вертолета, надеясь напоследок узнать самое важное для себя, прояснить то, что не давало покоя. Но все не решался заговорить. Герман Владимирович тоже не проронил ни слова.

Лишь когда завели двигатели и винт начал вращаться, актер не выдержал:

– Герман, скажи честно, на Потапова уже было покушение, да? Поэтому я и понадобился?

– Нет, не поэтому, – покачал головой главный телохранитель олигарха. – Хотя вообще-то обстреляли бронированный «Бентли» из «калаша» на трассе, из-за кустов. Мы шли под сто шестьдесят, и если бы не броня, неизвестно, что было бы. Мои ребята развернулись, тут же подскочили к тому месту, но стрелок на мотоцикле по лесу на другую трассу проскочил. Это под Москвой случилось…

Двигатели вертолета гудели, потому обоим приходилось кричать.

– И чего теперь?

– А ты хочешь отказаться от работы? – крикнул Герман.

– Нет.

– Ну и все! Дурак какой-то пальнул и смылся. Профессионалы так не работают.

Герман Владимирович закинул в вертолет мешок с убитыми гусями и протянул Алексею руку.

– Пока. Посиди здесь еще недельку. Здесь-то тебе точно ничего не угрожает.

Утром Дальского разбудило не пиликанье будильника, а чье-то прикосновение. Еще не проснувшись окончательно, Алексей подумал, что его пытается разбудить Нина, и отмахнулся:

– Отстань…

В комнате было темно, сквозь предутреннюю хмарь на фоне едва различимых обоев колыхался массивный силуэт. Актер приподнялся, еще не понимая, кто перед ним.

– Слышь, Михалыч, – прозвучал хриплый голос человека, пытающегося говорить шепотом и не умеющего это делать, – ты, это… не обижайся на меня…

Это был Махортов.

Алексей сел в постели, посмотрел на светящиеся цифры будильника: 06.50.

– Включи люстру!

Степан Григорьевич метнулся к стене. Вспыхнул свет, и Дальский зажмурился, поморщился.

– В такую рань разбудил…

– Так все равно тебе скоро вставать, а я заснуть которую ночь не могу – переживаю за свою глупость.

Тут же в дверь постучали, и в комнату вошла Люба с подносом, на котором стоял кофейник и позвякивало о блюдце донышко чашки.