Алмазная пыль Тэффи Надежда

Наталья была единственным ребёнком в семье, и её детское прозвище отец всегда произносил с изрядной долей тепла. Присев в глубокое, мягкое кресло, она задумчиво посмотрела на отца, не зная, с чего начать. Наконец, приняв решение, она тихим голосом рассказала отцу о сегодняшнем разговоре с Максом.

– Вот как? – задумчиво протянул Вячеслав Иванович, задумчиво вертя в пальцах ручку. – Не думал, что он окажется таким подонком. Но делать нечего. Приглашения уже разосланы. Приглашены все первые лица. Но если ты решишь всё отменить, я пойму, – быстро добавил он, заметив, как исказилось её лицо.

– Можно ничего не отменять, но я не хочу жить затворницей в то время, когда он будет развлекаться в своё удовольствие. И ещё, я хочу знать, как ты отнесёшься к тому, что я решу завести ребёнка не от этого урода, а от другого человека, который покажется мне более достойным.

– Если ты говоришь о возможном скандале, то можешь не беспокоиться. Я его переживу, – грустно улыбнулся Кручинин. – У меня найдётся, что ответить твоему Максу.

– Спасибо, папа, – грустно улыбнулась Наталья.

Она отлично понимала, что будет, отмени она свадьбу сейчас. Приглашения были направлены первым лицам империи ещё месяц назад, и отмена означала, что все приготовленные подарки, купленные к их свадьбе платья и украшения останутся неиспользованными, что в их среде означало подвергнуться тихой изоляции.

Подкладывать такую свинью отцу она не хотела и потому, рассказав ему всё как есть, задала именно этот, самый главный вопрос. Как отец отнесётся к её беременности от постороннего человека. И теперь, получив ответ, радостно улыбнулась.

Практически она получила от отца карт-бланш на любые действия, какие только придут ей в голову. Вот теперь она была готова поспорить с Максом по-крупному. Обойдя стол, она присела на подлокотник кресла и, обняв отца за шею, прижалась к его плечу. Как когда-то в детстве.

Кручинин всегда любил дочь, при этом относясь к собственной жене как к неизбежному злу. Мать мало интересовалась делами дочери, предпочитая шопинги и тусовки, поэтому Наталья с самого детства предпочитала обращаться со своими проблемами к отцу, заранее зная, что тот всегда её выслушает и даст хороший совет. В крайнем случае ласково утрёт слёзы и просто пожалеет.

Выйдя из кабинета отца, Наталья прошла к себе и, раздевшись, залезла в ванну. После сегодняшней встречи с Максом она ощущала просто физическую потребность помыться. Наполнив ванну и как следует взбив пену, она погрузилась в воду и, устроившись поудобнее, закрыла глаза.

Немой уверенно шёл по хрусткой осенней траве, выводя Самурая к искомой точке. Целью их путешествия был город, некогда звавшийся жемчужиной Чёрного моря. Одесса. Город, о котором пели песни, писали рассказы и снимали фильмы. Город, переживший несколько войн, выстоявший под фашистскими бомбами, выдержавший все бандитские разборки. Город, уничтоженный волной и ставший могилой для многих сотен тысяч людей.

Они шли уже неделю, старательно обходя бульки, промоины и завалы, в которых могли застрять даже танки. На подходе к городу Немой внезапно насторожился и сделал Самураю знак притихнуть. Он явно что-то услышал или почуял. Иногда Самураю казалось, что напарник использует не только слух и зрение, но и принюхивается к окружающему воздуху, как ищейка.

Именно так было и в этот раз. Высоко подняв голову, Немой медленно втягивал морозный воздух расширенными ноздрями, плавно поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы точнее определить направление. В свою очередь, Самурай внимательно следил за окружающими развалинами, поводя стволом автомата.

Именно этот симбиоз и позволял им действовать наиболее эффективно, удерживая рядом. Орлиное зрение Самурая и чуткий нюх Немого делали их отличной командой. На слух не жаловались оба. Иногда, даже в полной темноте ночи, они умудрялись обнаружить противника раньше, чем тот успевал заметить их самих.

Понимая, что напарник остановился не просто так, Самурай отступил в сторону, под прикрытие обломка осветительной опоры, и принялся всматриваться туда, откуда лёгкий ветерок принёс встревоживший Немого запах.

Медленно смещаясь поперёк движения ветра, словно идя галсами, как парусник, Немой окончательно определил направление, откуда доносился запах, и, сделав Самураю знак – опасность, двинулся в определённом направлении. Плавно сдвинув предохранитель, Самурай проверил, как выходит из кобуры «беретта», и медленно двинулся следом за ним, стараясь не хрустнуть ни единой веточкой.

Полчаса такого осторожного передвижения, и они подобрались к маленькой прогалине, расположенной на самой окраине города. Низина, закрытая с трёх сторон занесёнными землёй развалинами, выходила дальней стороной на пологий спуск, очевидно некогда бывший широким проспектом.

На самом дне низины группка странных личностей, разведя костёр, пыталась приготовить себе обед. Судя по тушкам, медленно поворачивавшимся на деревянном вертеле, охота была удачной, и четыре крысы стали их добычей.

Подобравшись к самому гребню, Немой внимательно рассмотрел сидевших у костра людей и, отодвинувшись назад, тихо прошептал, повернувшись к Самураю:

– Падальщики.

Сделав знак, что всё понял, Самурай тихо перевёл автомат на стрельбу очередями и вопросительно посмотрел на напарника. Каждый постоянный житель зоны считал своим долгом уничтожить любую попавшуюся на глаза команду этих падальщиков.

Проникая в зону через границу, группы людей, имеющих возможность жить нормальной жизнью, старательно раскапывали все попадавшиеся им на дороге развалины, собирая всё, что имело хоть какую-то ценность, не оставляя в покое даже могилы. Их начали уничтожать после того, как увидели, что падальщики старательно потрошат Рачью Заводь.

Что это такое, Самураю объяснили в первые дни его появления в зоне. Огромная волна, сметая всё на своём пути, пронеслась по всей стране, унося не только машины и деревья, но и людей. По какой-то странной причине на пути её следования образовались заводи, в которых вода по какой-то странной прихоти судьбы собрала сотни тел, не успевших спастись.

Именно эти заводи и начали, по вполне понятной причине, называть Рачьими. Хоть и твердили экологи, что раки водятся только в чистой воде, но те, что жили в заводях, больше напоминали омаров и, вопреки всем научным выкладкам, продолжали жить и плодиться.

Именно в эти заводи и принялись нырять падальщики, используя акваланги и поднимая на поверхность тела, чтобы, обобрав их, небрежно бросить догнивать на берегу. С тех пор на падальщиков объявили охоту. Как ни тяжело было жителям зоны выживать, но никому из них и в голову не приходило потревожить покой погибших. Ведь среди них могли оказаться близкие тех, кто умудрился выжить.

И теперь, увидев логово падальщиков, Немой, не задумываясь, принялся готовиться к драке. Он не спрашивал согласия Самурая, он просто делал то, что должен был делать. Заметив, как напарник достаёт из рюкзака гранаты и проверяет боезапас, Самурай скинул с плеч станкач и, быстро проверив сдвоенные рожки, достал пару трофейных РГДшек.

Подвесив гранаты к разгрузке, Самурай покосился на напарника и, тронув его за плечо, тихо сказал:

– Может, подождём, когда все соберутся?

Вместо ответа Немой поочерёдно ткнул пальцем в три точки, где засели караульщики, и, указав на костёр, сжал пальцы в кулак. Всё было ясно без слов. Трое падальщиков в карауле, остальные собрались у костра, чтобы, быстро поев, сменить их.

Ещё раз осмотрев место действия, напарники разобрали цели и, расписав партитуру, приготовились к бою. Тем временем у падальщиков поспело жаркое, и один из мародеров, сняв вертел, принялся разрезать тушки на порции. Убедившись, что ждать больше нечего, Немой выдернул из гранаты чеку и, размахнувшись, запустил её прямо в костёр падальщиков.

Одновременно с его броском Самурай нажал на курок. Ближайший к ним охранник кулем свалился с дерева, на котором сидел, задумчиво ковыряя в носу, вместо того чтобы внимательно следить за лесом. Быстро переведя ствол на второго охранника, Самурай ещё раз нажал на курок и попытался выцелить третьего, но вместо человеческой фигуры увидел только качнувшиеся ветви.

У парня оказалась отличная реакция. В этот момент в низине раздался взрыв, и команда падальщиков прекратила своё существование. Остался только последний караульщик, успевший нырнуть в кусты. Оставив Немого контролировать низину, Самурай тенью метнулся вдоль распадка, обходя оставшегося в живых караульщика с фланга.

Он отлично знал привычки мародёров. Оставшись один, мародёр никогда не уйдёт от лагеря. До тех пор, пока не получит возможность забрать награбленное. У этих подонков выработался своеобразный кодекс – никогда не переходить границу без добычи. Даже если при этом погибли все твои подельщики.

Чтобы не нарваться на пулю, Самурай залёг за проржавевшим до дыр кузовом, отдалённо напоминавшим вазовскую «девятку», и по-пластунски пополз к кустам, где сидел сторож. Обычно серьёзного оружия у падальщиков не бывало. Они использовали охотничьи ружья, чтобы, попавшись на границе, всегда можно было сослаться на то, что заблудился на охоте.

Но и охотничье ружьё с близкого расстояния могло наделать серьёзных бед, особенно если стрелять картечью. Обрез древней ижевской вертикалки всегда висел в кобуре у бедра Немого. Пользовался он им просто виртуозно.

Подобравшись к кустам, где до этого сидел охранник, Самурай быстро осмотрелся и, убедившись, что выживший сторож успел сменить место дислокации, принялся внимательно изучать траву вокруг кустов, уткнувшись в неё носом и почти вынюхивая направление, в котором исчез противник.

Ему повезло. Засевший среди кучи бетонных обломков падальщик, не выдержав напряжения, пальнул в его сторону, едва заметив шевеление среди кустов. Вот теперь можно было смело бросать рыть носом землю и сосредоточиться на дуэли. По выстрелу Самурай с ходу определил, что не ошибся в своих выкладках.

Сторож действительно стрелял из охотничьего ружья. Оставалось понять, что именно за ствол у него был. Помповуха или полуавтомат. И то и другое было одинаково погано, но если выбирать из двух зол меньшее, то Самурай предпочёл бы помповуху.

В этом случае у него была пара секунд на ответный выстрел и перемещение, пока противник передёргивает затвор. Переведя флажок предохранителя в положение одиночного огня, Самурай чуть приподнялся и, не целясь, выстрелил в направлении развалин.

В ответ раздался грохот выстрела и кусты над его головой сильно проредились провизжавшей в воздухе картечью. Судя по всему, стрелок был опытный и на патронах не экономил. Самурай сделал в ответ два выстрела и, приподняв голову, чуть было не выругался в голос.

Обошедший развалины по кругу Немой осторожно подбирался к стрелку со спины. Не заметивший его Самурай вполне мог ранить своего напарника. Теперь ему предстояло стать в три раза внимательнее. Ещё раз приподнявшись, Самурай выстрелил в сторону развалин, стараясь направить ствол в сторону от напарника. Главное, было удержать противника на месте.

В ответ раздалось два выстрела подряд, а затем, после короткой паузы, пронзительный вопль боли. Немой всё-таки добрался до стрелка. Словно в ответ на эти мысли, со стороны развалин раздался негромкий свист, и Самурай вскочил, словно подброшенный пружиной. Ему следовало подстраховать напарника. Кто знает, сколько всего было мародёров и когда они могли подобраться.

Стремительно сбежав с пригорка к развалинам, он легко перемахнул через торчащий из земли бетонный блок и, приземлившись на полусогнутые ноги, быстро повёл стволом из стороны в сторону. Но воевать уже было не с кем. Целый и здоровый Немой, сидя верхом на противнике, увлечённо спутывал ему руки за спиной обрывком какого-то провода, очевидно, подобранного где-то неподалёку.

В двух шагах от них валялось охотничье ружьё. Помповуха, как и думал Самурай. Подобрав оружие, он быстро передёрнул затвор и, поймав вылетевший патрон, проверил маркировку. Патрон оказался выпущен знаменитой фирмой «Магнум» и снаряжен картечью. На боеприпасах они действительно не экономили.

Немой закончил упаковывать стрелка и, поднявшись, рывком перевернул его на спину. Вскрикнув словно от боли, стрелок упал на связанные руки и вдруг совершенно по-женски расплакался. Напарники удивлённо переглянулись, и Самурай, движимый больше любопытством, чем жалостью, присел рядом со стрелком.

Быстрым движением отбросив с головы пленника капюшон и вязаную шапку, он с удивлением посмотрел на напарника. Пленник оказался молодой девушкой. Черноволосой, курносой, с большими серыми глазами и припухшими от плача губами.

«Вполне себе ничего», – мелькнула у Самурая мысль.

Заметив на плече девушки ремень охотничьего патронташа, он ловко избавил её от лишнего груза и, выдернув из ножен на её поясе нож, мрачно спросил:

– Ну и какого хрена тебя сюда понесло? Тем более с этими подонками?

– Руки развяжите, плечу больно, – всхлипнула в ответ девчонка.

Недолго думая, Самурай расстегнул молнию её камуфляжной куртки и, быстро ощупав кость, удивлённо покосился на Немого. Скручивая девчонку, он умудрился вывихнуть ей плечо. Понимая, что жалеть падальщика по меньшей мере глупо, он мрачно посмотрел на девчонку и повторил свой вопрос:

– Так что ты тут делала?

– Угадай с трёх раз, – огрызнулась девчонка.

– Глупо, – пожал плечами Самурай. – Всё равно ведь выбьем. Так чего упираться? Или ты мазохистка и любишь, когда больно делают?

– Нет, – судорожно замотала она головой. – Не надо, и так всё скажу. Меня отец с собой взял. Сказал, что пора к делу приучаться.

– И давно он тут шакалит? – мрачно спросил Самурай.

– Четвёртый сезон. Но в этот раз с самого начала всё не так шло. Он сам говорил. Сначала чуть на границе не попались, хотя им давно уже уплачено было. Потом, когда под воду пошли, чуть в тоннеле не завалило, думали, не выберемся, а теперь вот вы.

– И мы, это уже навсегда, – криво усмехнулся Самурай, покосившись на Немого. – Сколько вас было?

– Восемь человек. Почти вся семья, – нехотя ответила девушка.

– Семейный подряд, значит, – мрачно констатировал Самурай. – А вы не думали, что потрошите могилы, на которые приходят живые люди? Что роетесь там, куда даже мы не лезем просто потому, что там лежат наши близкие?

– Но ведь это не кладбище, – неуверенно возразила она.

– Верно, это не кладбище, – тихо ответил Самурай. – Это братская могила сотен тысяч погибших! – неожиданно заорал он с такой яростью, что заметно успокоившаяся девчонка испуганно шарахнулась в сторону, заревев с новой силой.

– Где лодка и акваланги? – успокаиваясь, спросил он.

– Там, в кустах, – мотнула она головой в сторону прогалины.

– А то, что успели нарыть?

– Было у отца в рюкзаке, – проворчала она, снова заливаясь слезами.

– Ну, пошли, посмотрим, что там у вас есть, – вздохнул Самурай, хватая девчонку за шиворот и рывком поднимая её на ноги.

Одобрительно кивнув, Немой бесшумно скрылся в кустах. Нужно было собрать всё уцелевшее оружие. Однажды, очень давно, Немой, при помощи жестов и двух-трёх слов объяснил ему, что оставлять заряженное и готовое к бою оружие без пригляда глупо. Однажды оно может выстрелить в тебя.

Поэтому после любого столкновения оружие нужно было собрать и, разрядив, либо сломать, либо донести туда, где его никогда не используют тебе во вред. Но сейчас, находясь в рейде, они не могли тащить на себе кучу стволов. Значит, им предстояло сделать так, чтобы его больше никто не нашёл.

Выведя девчонку в распадок, Самурай быстро осмотрелся и, мрачно качнув головой, принялся обыскивать тела. Точнее то, что от них осталось. Немой умудрился закинуть гранату прямо в костёр, вокруг которого собралось всё семейство. После взрыва от родственничков мало что осталось.

Вскоре к ним присоединился и Немой. На плече у разведчика висело два ружья и старый, но ухоженный автомат. Обыскав трупы, Самурай стал обладателем двух пистолетов, ПМа и переделанного из травматического оружия одного одноствольного обреза и кучи разнокалиберных патронов. Ещё у каждого родственничка обнаружилось по охотничьему ножу, но внимания оказались достойны только два.

Рюкзак главаря выдал не только патроны, аптечку первой помощи и консервы, но ещё и увесистый свёрток, развернув который, Самурай обнаружил впечатляющую коллекцию золотых украшений. Кольца, цепи, броши, браслеты – всё это лежало перепутанной грудой маслянисто блестевшего металла.

Очевидно, всё найденное главарь старательно вычищал перед тем, как хозяйственно уложить в рюкзак. Немой, не теряя времени даром, собрал все валявшиеся в куче рюкзаки и, недолго думая, принялся переворачивать их, вытряхивая содержимое на землю. В итоге, после такого глобального шмона, перед разведчиками выросла солидная куча боеприпасов, консервов и всяких нужных в отрыве от цивилизации мелочей, включая туалетную бумагу.

Неопределённо хмыкнув, Немой задумчиво постоял над этой кучей и, присев на корточки, принялся собирать в рюкзак главаря то, что считал нужным. Набив рюкзак почти доверху, он тщательно застегнул клапан и, выпрямившись, мрачно посмотрел на Самурая.

Моментально сообразив, о чём он хочет спросить, Самурай чуть пожал плечами и, словно заметив что-то на гребне распадка, насторожился. Удивлённо следившая за ним девчонка обернулась, и в ту же секунду он навёл дробовик ей в затылок и нажал на курок.

Резко дёрнувшись, ружьё выплюнуло заряд картечи, снёсший ей голову. Удар был так силён, что девчонку отшвырнуло в сторону, как тряпичную куклу. Мрачно поморщившись, Немой растерянно качнул головой и, разведя руками, всем своим видом изобразил удивление.

– Чего? – не понял Самурай.

– Зачем? – хрипло спросил напарник.

– А ты что хотел предложить? Отпустить её?

Немой задумчиво кивнул.

– Зачем? Чтобы она привела других? Нет, старина. Я, конечно, не святой, но есть вещи, которых прощать нельзя. Она, хоть и девчонка, но падальщик, – решительно ответил Самурай.

Неопределённо пожав плечами, Немой махнул рукой, мол, всё равно ничего не исправишь, и, развернувшись, исчез в кустах. Удивлённо посмотрев ему вслед, Самурай закинул на плечо трофейный рюкзак и решительно зашагал в ту же сторону.

К тому моменту, как он с трудом проломился сквозь сплошные заросли ежевики, чудом выжившей после Потопа, напарник уже успел раскидать срубленные топориком ветки. Подойдя поближе, он увидел старательно замаскированный грузовой квадроцикл, в кузове которого лежала резиновая лодка с подвесным пятидесятисильным мотором и куча оборудования для подводного плавания.

Бросив в кузов квадроцикла рюкзак, Самурай задумчиво посмотрел на напарника и, поправив ремень автомата, спросил:

– Может, если он заправлен, нам стоит доехать до города на нём?

Постучав по бензобаку, Немой поднял вверх большой палец, показывая, что машина полностью готова к работе.

– Ну и отлично, – улыбнулся Самурай. – До места с ветерком прокатимся.

Но Немой, отрицательно качнув головой, приложил ладонь к уху, делая вид, что прислушивается. Таким образом он хотел сказать, что шум мотора будет слышен далеко. Чуть подумав, Самурай покачал головой.

– Не думаю. Падальщикам лишний шум тоже не нужен. Давай заведём и попробуем погонять его на больших оборотах. Всё равно уже нашумели тут дальше некуда.

Пожав плечами, Немой повернул ключ, который мародёры даже не удосужились выдернуть из замка зажигания, и нажал кнопку стартера. Чуть скрежетнув, отлично отрегулированный мотор завёлся и едва слышно залопотал, выбрасывая в морозный воздух струю горячего пара.

Присев перед моторным отсеком, Самурай внимательно осмотрел глушитель и, усмехнувшись, одобрительно кивнул. Выпрямившись, он с улыбкой посмотрел на напарника и, бросив в лодку дробовик, сказал:

– Садись, старина. Эта штука шумит чуть сильнее новой машины. Они глушитель переделали. Можно ехать. Надеюсь, бензин у них припасён?

Вместо ответа Немой показал ему пять пальцев.

– Пять канистр? – утвердительно спросил Самурай.

В ответ напарник кивнул и, ткнув пальцем на водительское сиденье, ловко запрыгнул в лодку. Управлять любой техникой он предоставлял напарнику. Усевшись в седло, Самурай выжал сцепление и, включив передачу, плавно тронул квадроцикл с места.

Чуть слышно заурчав, мощная машина легко вынесла их на дорогу и, подминая широкими шинами кусты, покатила к видневшимся вдали развалинам.

Проснулся Пашка от странного, давно забытого ощущения. Открыв глаза, он обвёл комнату быстрым взглядом и, убедившись, что в палате никого нет, медленно поднял голову, одновременно пытаясь понять, что его разбудило. Ощущение было смутно знакомым и почему-то сильно его беспокоило.

Так и не разобравшись, чем именно, Пашка медленно поднялся и, прошлёпав босыми ногами по ламинированному паркету к окну, осторожно выглянул за жалюзи. На улице стояла глубокая ночь. Двор госпиталя скрывался в тени высоких платанов, а одинокий фонарь, горевший где-то над забором, казался маяком, зажжённым на далёком берегу.

Усмехнувшись про себя подобным аллегориям, Пашка вернулся к кровати и, задумчиво посмотрев на двери, обвёл палату медленным взглядом. Ему нужно было что-то, чем можно защищаться. И нужно ему это было как можно скорее. Что-то, явно внутреннее, не просто говорило, а буквально вопило об этом.

Решив послушаться своего внутреннего сторожа, Пашка подхватил из угла стул и, подперев его спинкой дверную ручку, принялся быстро обыскивать палату в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие. Как назло, в палате, кроме кучи оборудования и нескольких пластиковых бутылок в холодильнике не было ничего.

Ещё раз осмотревшись, Пашка выдернул из неработающего прибора провод подлиннее и, привязав к одному концу пластиковую бутылочку с водой, получил слабое подобие кистеня. Хоть какое-то, но оружие. Подкатив кресло, в котором обычно сидела рыжая медсестра, к стене рядом с дверью, Пашка уселся и принялся ждать.

Тусклая синяя лампа дежурного света едва освещала палату, и Пашка умудрился сесть так, что увидеть его из окна или быстро войдя в палату сразу было невозможно. Неожиданно ночную тишину госпиталя нарушили тихие, едва слышные шаги.

Кто-то остановился рядом с дверью и, потоптавшись, осторожно нажал на ручку. Хлипкий стул старательно воспротивился этому действию, и пришедший тихо выдохнул какое-то ругательство. Пашка покрепче сжал свой кистень и, поднявшись, встал за кресло, тихо пробурчав себе под нос:

– Предчувствия его не обманули.

Стоявший за дверью, в очередной раз выругавшись, принялся возиться явно с чем-то железным. Что-то тихо клацнуло, и на дверь неожиданно обрушился шквал бесшумного огня. За дверью раздавались только тихие хлопки, напоминавшие кашель, лязг затвора и звон падающих гильз. Втянув воздух сквозь сжатые зубы, Пашка поспешно прикрыл лицо локтем, стараясь защитить глаза от летящих во все стороны щепок.

На интерьере в этом госпитале явно не экономили. Дверь была сделана из чистого массива дерева, и теперь щепки, выбитые автоматной очередью, летели во все стороны не хуже шрапнели. Стоявший за дверью явно не испытывал нужды в боеприпасах, поливая дверь и палату через неё длинными очередями.

Дождавшись, когда в коридоре раздастся лязг пустого затвора, Пашка быстро вытянул ногу и, толкнув стул, отскочил на место, отведя руку с импровизированным кистенём в сторону, для удара. Убийца, быстро сменив рожок, передёрнул затвор и, услышав стук упавшего стула, снова взялся за ручку двери.

Дверь отворилась, и фигура, одетая в странный чёрный балахон, бесшумно проскользнула в палату, старательно удерживая ствол с глушителем, направленным на койку, где уже должен был остывать Пашка. Будучи категорически несогласным с такой постановкой вопроса, Пашка, не давая противнику времени на то, чтобы понять, что койка пуста, с силой врезал ему кистенём по лицу.

К чести имперских производителей, пластиковая бутылочка выдержала столь необычное испытание. Не ожидавший нападения убийца громко охнул и, схватившись за лицо, согнулся пополам. Не давая ему опомниться, Пашка принялся колотить его кистенём, норовя попасть по голове.

Очередной, особо удачный удар сбил убийцу с ног, бросив его на колени. Решив использовать удачный момент по полной, Пашка выпустил из руки провод и, подхватив кресло, со всего размаха опустил его на голову убийцы. Не останавливаясь, Пашка треснул его ещё пару раз и, сорвав с плеча убийцы ремень автомата, добавил ещё раз глушителем, для профилактики.

Убедившись, что убийца больше не помышляет о сопротивлении, Пашка быстро завернул ему руки за спину и, пользуясь всё тем же проводом, крепко скрутил запястья. Схватив правую ногу лежащего, он согнул её в колене и, развязав шнурок на ботинке, привязал её к запястьям, окончательно лишив убийцу возможности бежать.

Подумав, он перевернул пришельца на спину и, включив свет, сдёрнул с его головы вязаный колпак вместе с внушительным клоком волос. Несмотря на разбитое лицо и кровь, лившуюся из носа, Пашка моментально узнал его. Это был безликий агент имперской безопасности, которого всесильный старик, посетивший Пашку в прошлое его бодрствование, с треском выгнал из палаты.