Романовы. Семейные тайны русских императоров Балязин Вольдемар

Предисловие

Брачные союзы между представителями правящей российской династии Романовых и немецкими династиями из Германии и Австрии существуют почти три столетия.

Если восстановить хронологию брачных союзов между Романовыми и членами немецких династий, то перед нами предстанет интересная и пестрая картина.

Первый брак состоялся в 1710 году между племянницей Петра I – Анной Ивановной, которая была дочерью его старшего брата Ивана Алексеевича, и герцогом Курляндским Фридрихом-Вильгельмом, из династии Кеттлеров.

Через 290 лет с того времени, как Анна Ивановна стала женой герцога Курляндии Фридриха-Вильгельма Кеттлера, мужчины и женщины из российского дома Романовых, уцелевшие после большевистских расстрелов кровавого 1918 года, живут и сегодня в разных странах мира, в ряде случаев продолжая традиционные матримониальные связи дома Романовых с немецкими династиями.

Так, например, Великая княжна Кира Кирилловна в 1938 году в Потсдаме вышла замуж за принца Луи-Фердинанда Прусского, а в 1976 году, в Соединенных Штатах Америки, Великая княжна Мария Владимировна стала женой еще одного Прусского принца – Франца-Вильгельма.

Случаев, подобных этим, гораздо больше, и Вы, уважаемые читатели, узнаете о них, прочитав эту книгу.

Вторым таким браком стал недолгий и несчастливый союз между наследником русского престола царевичем Алексеем Петровичем – сыном Петра I, – и герцогиней Брауншвейг-Вольфенбюттельской Софьей-Шарлоттой.

Третий брак был заключен в 1716 году, когда другая дочь Ивана Алексеевича, Екатерина, была выдана замуж за Карла-Леопольда, герцога Мекленбург-Шверинского.

Четвертый брачный союз состоялся в 1725 году между дочерью Петра I Анной Петровной и герцогом Шлезвиг-Гольштейн-Готторпским – Карлом-Фридрихом.

В пятый раз Романовы породнились с одним из немецких владетельных домов в 1739 году, когда Анна Леопольдовна – внучка Ивана Алексеевича, дочь его дочери Екатерины, – была выдана за Антона-Ульриха, герцога Брауншвейг-Люненбургского.

Следующий, шестой, брак состоялся в 1743 году. Тогда стали мужем и женой внук Петра I – сын его дочери Анны, – Карл Петр Ульрих, герцог Гольштейн-Готторпский, и принцесса Софья Анхальт-Цербстская. Когда Петр Ульрих приехал в Россию, он принял крещение по православному обряду и стал Великим князем Петром Федоровичем, а его жена, также приняв православие, стала Великой княгиней Екатериной Алексеевной.

Потом Петр Федорович наследовал русский трон, воцарившись под именем императора Петра III, а когда на престол взошла его жена, то она стала императрицей Екатериной II, еще при жизни называемой Екатериной Великой.

Именно с этого времени российская императорская династия стала называться династией Романовых-Гольштейн-Готторпов.

Правда, для всего мира правящая Россией императорская семья оставалась домом Романовых, но дотошные и скрупулезные генеалоги и педантичные университетские профессора стали называть династию «Гольштейн-Готторпы-Романовы».

Однако это название осталось достоянием лишь небольшой группы историков-формалистов, а в общественной жизни, в политике и публицистике российская императорская династия сохранила имя Романовых.

Сын Петра III и Екатерины II взошел на трон в 1796 году. Когда было ему 19 лет и он был еще наследником престола, в 1773 году Павел стал мужем церцогини Гессен-Дармштадтской Вильгельмины. Их брак был недолгим, потому что жена Павла умерла родами, и он в 1776 году женился на другой немецкой герцогине – Софии Доротее Августе Луизе Вюртембергской, ставшей в России императрицей Марией Федоровной.

Две женитьбы Павла Петровича были седьмым и восьмым случаями в длинной матримониальной цепи бракосочетаний представителей династии Романовых с отпрысками немецких владетельных домов.

Императрица Мария Федоровна подарила своему мужу десять детей – четырех мальчиков и шестерых девочек. Лишь одна из ее дочерей – Ольга – умерла во младенчестве, остальные же девять человек дожили до брачного возраста и стали мужьями и женами, либо, оставаясь в России, либо уезжая в другие государства.

Причем следует особо отметить это обстоятельство: все дочери и сыновья императора Павла выходили замуж или женились только на особах немецких владетельных домов.

Первый такой брак (9-й в истории дома Романовых) был заключен в 1793 году между старшим сыном императора Павла, Великим князем Александром, будущим императором Александром I, и герцогиней Баден-Баденской Луизой, в России ставшей императрицей Елизаветой Алексеевной.

Второй брак (10-й в истории дома Романовых) состоялся в 1796 году, когда второй сын Павла, Великий князь Константин Павлович женился на герцогине Юлиане Саксен-Кобургской, в православном крещении получившей имя Анны Федоровны.

Третий брак (11-й в истории дома Романовых) произошел в 1799 году, когда старшая дочь Павла, Великая княгиня Александра Павловна стала женой австрийского эрцгерцога Иосифа из династии Габсбургов, сына Франца II, последнего императора Священной Римской империи.

Четвертый брак (12-й в истории дома Романовых) был заключен в том же году между Великой княжной Еленой Павловной и герцогом Мекленбург-Шверинским Фридрихом Людвигом.

Пятый брак (13-й в истории дома Романовых) состоялся в 1804 году между Великой княжной Марией Павловной и Великим герцогом Саксен-Веймарским Карлом-Фридрихом.

Шестой брак (14-й в истории дома Романовых) произошел между Великой княжной Екатериной Павловной и Георгом Петром, герцогом Ольденбургским, в 1809 году.

Георг Петр в 1812 году умер, и Екатерина Павловна после четырех лет вдовства вышла замуж вторично, став в 1816 году королевой Вюртембергской. Этот брак в истории династии Романовых был 15-м. На сей раз с Романовыми породнился король Вюртемберга Фридрих-Вильгельм.

В тот же год еще одна дочь императора Павла – Великая княжна Анна – стала королевой Нидерландов, выйдя замуж за Вильгельма II из немецкой династии Нассау. Брак Анны был, таким образом, 16-м, когда Романовы породнились с еще одной немецкой династией.

Семнадцатый раз в истории дома Романовых игралась свадьба Великого князя Николая Павловича – будущего императора Николая I, – а среди детей Павла был этот российско-немецкий брак девятым. Женой Великого князя Николая стала Прусская принцесса Фридерика-Луиза-Шарлотта. Случилось это в 1817 году.

И, наконец, самый младший из детей Павла – Великий князь Михаил венчался в 1824 году с принцессой Каролиной Вюртембергской, ставшей в России Великой княжной Еленой Павловной. Среди детей Павла свадьба эта была десятой, а в истории дома Романовых – восемнадцатой.

Жена Николая I – Фридерика-Луиза-Шарлотта, став российской Великой княжной, была наречена Александрой Федоровной. Она родила царю семерых детей – четырех мальчиков и трех девочек. И все они продолжили традиционную брачную политику Романовых – брать в Петербург и отдавать из Петербурга невест только из немецких земель и только в немецкие земли.

Первой из детей Николая II и Александры Федоровны вышла замуж их старшая дочь – Великая княжна Мария. Ее мужем стал герцог Лейхтенбергский Максимилиан. Свадьба состоялась в 1839 году.

Продолжая счет, заметим, что эта русско-немецкая свадьба была в истории дома Романовых девятнадцатой. Заметим также, что в царской семье Мария Николаевна была вторым ребенком. Старше ее был первенец – Великий князь Александр – наследник престола и будущий император Александр II. Он был на год старше Марии, но его брак состоялся двумя годами позже.

Это произошло в 1841 году, а его избранницей стала герцогиня Мария Гессен-Дармштадтская (полное имя невесты Великого князя Александра Николаевича звучало так: Максимилиана-Вильгельмина-Августа-Софи-Мари).

Переменив конфессию и став православной, она оставила одно из своих прежних имен и стала называться Марией Федоровной, обретя, по русскому обычаю, отчество «Федоровна». Имя «Мария» было общим христианским именем, равно почитаемым и в католических, и в православных, и в протестантских странах.

Супружество Александра Николаевича и Марии Федоровны в истории брачных союзов Романовых с владетельными немецкими домами было двадцатым.

Следующий брак был заключен в 1844 году между Великой княжной Александрой Николаевной и ландграфом Гессен-Кассельским Фридрихом-Вильгельмом. Это был двадцать первый брак.

Двадцать второй раз подобное всем предыдущим бракосочетание состоялось в 1846 году, когда Великая княжна Ольга Николаевна вышла замуж за короля Вюртемберга Фридриха-Карла.

В двадцать третий раз Романовы породнились с владетельным немецким домом в 1848 году. Тогда Великий князь Константин Николаевич взял себе в жены Саксен-Альтенбургскую герцогиню Александру. Александра при переходе в православие сохранила свое прежнее имя, добавив к нему отчество «Иосифовна».

Также поступила через восемь лет, в 1856 году, еще одна немецкая герцогиня – Александра Ольденбургская, сохранив при православном крещении свое прежнее имя, но добавив отчество «Петровна», когда стала она женой Великого князя Николая Николаевича. Их брак в цепи матримониальных союзов Романовых с немцами был двадцать четвертым.

И, наконец, самый младший сын императора Николая I – Великий князь Михаил Николаевич – женился на герцогине Цецилии Баден-Баденской в 1857 году. Его жена после свадьбы стала носить имя Ольги Федоровны.

Их свадьба была двадцать пятой.

У императора Александра II и его жены Марии Александровны было десять детей. Двое из них скончались в детстве, а еще один – Алексей, – хотя и дожил до 58 лет, но женат не был. Семь остальных царских отпрысков женились или вышли замуж за членов немецких династий.

То обстоятельство, что три российских императрицы, – жены Павла I, Николая I и Александра II, происходившие из Вюртемберга, Пруссии и Гессена, стали матерями двадцати семи детей, позволило острякам-недоброжелателям, отмечавшим высокие стати и незаурядную плодовитость августейших матрон, назвать Северо-Восточную Германию «племенной колонией дома Романовых».

В 1866 году наследник престола, Великий князь Александр Александрович, – будущий император Александр III, взял себе в жены датскую принцессу Дагмару, происходившую из немецкой династии Шлезвиг-Гольштейн-Сёндерборг-Глюксбургов. (В Дании династия называлась «Глюксборги», но ее представители правили в Норвегии и в Греции.) Если же быть точным, то полное имя датской принцессы было – Мари-Софи-Фредерика-Дагмар, в обиходе – Дагмар. Из всех четырех имен, наверное, выбрали самое красивое, потому что «Дагмар» означает «Утренняя звезда» и аналогично имени древнеримской богини утренней зари – Авроры.

Приняв православие, принцесса Дагмара стала носить имя Марии Федоровны. Этот брак в системе отношений «Романовы – немецкие династии» был двадцать шестым. Брат царя – Великий князь Владимир Александрович – сыграл двадцать седьмую свадьбу в 1874 году, женившись на герцогине Марии Мекленбург-Шверинской. И эта Мария охранила свое имя, добавив отчество «Павловна». Но произошло это лишь в 1908 году, когда она добровольно, по убеждению, перешла в православие.

Следующая, двадцать восьмая свадьба, состоялась в том же, 1874 году, между Великой княжной Марией Александровной и герцогом Саксен-Кобург-Готским Альфредом-Эрнестом-Альбертом, который был сыном королевы Великобритании Виктории и имел еще и титул герцога Эдинбургского, графа Кентского и Ульстерского.

Двадцать девятый раз игралась свадьба между Романовыми и одним из немецких владетельных домов – династией великих герцогов Мекленбург-Шверинских – в 1879 году, когда за сына главы этого дома – Великого герцога Фридриха-Франца – выходила замуж Анастасия Михайловна – великая княжна, племянница императора Александра II.

Тридцатая свадьба была сыграна в 1884 году, когда брат императора Александра II Великий князь Сергей Александрович женился на герцогине Елизавете Гессенской. И в этом случае новая Великая княгиня осталась Елизаветой, получив отчество «Федоровна».

В этом же, 1884 году, состоялась и тридцать первая свадьба, когда Великий князь Константин Константинович, племянник Александра II, женился на герцогине Елизавете Саксен-Альтенбургской. Она, принимая православие, тоже сохранила свое родовое имя, по отчеству став «Маврикиевной».

Через пять лет после этого, в 1889 году, самый младший сын Александра II – Великий князь Павел – привел в дом Романовых немецкую принцессу в тридцать второй раз. Это была представительница династии Глюксбургов. Однако ей не нужно было менять конфессию, ибо она была православной – дочерью короля Греции Георгиоса I. И хотя звали ее Александрой Георгиевной, по крови она была немкой, ибо, как вам, уважаемый читатель, уже известно, Грецией с 1863 года правили короли из династии Шлезвиг-Гольштейн-Сёндерборг-Глюксбургов.

Ближайшими родственниками императора Александра III оставались его собственные дети, которых было шесть – (взрослых, достигших брачного возраста – пять, двое сыновей и трое дочерей), и семь его братьев и сестер с их потомством.

Выше, уважаемый читатель, вы только что познакомились с семью супружескими парами, образованными братьями, сестрами, племянником и племянницей Александра III, а почти каждая эта пара оставила сыновей и дочерей, которые чаще всего останавливали свои взоры на немецких принцах и принцессах.

Какими же были браки этих персон?

Старший сын Александра III – наследник престола, Великий князь Николай, будущий русский император Николай II – в 1894 году женился на герцогине Гессенской Алисе – родной сестре Елизаветы Федоровны – жены великого князя Сергея Александровича. (Полное родовое имя последней русской императрицы до того, как она приняла православие, было: Виктория-Аликс-Хелена-Луиза-Беактрис, но из всех этих элементов в России избрали один из них – Аликс, да и то изменив его на «Алису».)

Алиса, приняв православие, стала носить имя Александры Федоровны. Их свадьба была тридцать третьей.

Тридцать четвертый брачный союз был заключен в 1901 году. Тогда дочь императора Александра III, Великая княжна Ольга вышла замуж за Петра – князя Ольденбургского.

Тридцать пятую свадьбу играли в 1902 году, когда Великая княжна Елена Владимировна стала женой Великого князя Греческого Николая, из все той же династии Глюксбургов.

Тридцать шестую свадьбу играли в 1905 году, когда Великий князь Кирилл Владимирович женился на дочери герцога Саксен-Кобург-Готского Альфреда – герцогине Виктории. О ее отце – Альфреде-Эрнсте-Альберте – сыне королевы Великобритании Виктории, здесь уже говорилось, когда шла речь о двадцать девятой свадьбе.

Следующий брак – тридцать седьмой – был заключен в 1908 году между Великой княжной Марией Павловной и герцогом Зюдерманландским Вильгельмом. И хотя герцог был родом из Швеции, династия все же была немецкой.

Этим тридцать седьмым браком исчерпывается число брачных союзов Российского императорского дома с немецкими владетельными домами с 1711 до 1908 года. Разумеется, и после 1908 года, и до него в доме Романовых заключались и другие браки – не с немецкими династиями, а с представителями иных знатных фамилий, но, во-первых, их было очень немного, а во-вторых, они были на обочине главной матримониальной дороги, по которой два века шел Российский императорский дом.

17 июля 1918 года последний русский император Николай II был убит большевиками вместе со своей женой и пятью детьми – четырьмя девочками и тринадцатилетним сыном.

Вместе с этим убийством закончилась история династии Романовых на земле России, хотя весь 1918 год большевики продолжали охоту за членами этой семьи и до января 1919 года расстреляли и замучили до смерти семнадцать человек: мужчин, женщин, девушек и подростков.

Однако гораздо больше Романовых осталось в живых, как тех, кто еще до революции жил за границей – в других монархических семьях, так и тех, кому посчастливилось уехать или убежать за границу.

Среди последних была и вдова Александра III – мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна, за которой был послан английский военный корабль, и она забрала с собою и множество своих родственников.

Находясь в изгнании, Романовы продолжали заключать браки с представителями других династий – в том числе и немецких, однако это уже совсем другая история, и, наверное, следует ограничиться сказанным.

* * *

Брачные союзы, заключавшиеся между представителями дома Романовых, – практически династией Романовых-Гольштейн-Готторпов – и династиями многих других владетельных немецких домов, возникали в большинстве случаев по политическим соображениям. И потому автору было необходимо уделять преимущественное внимание разным аспектам русско-немецкой истории, которые имели прямое отношение к главным сюжетам.

В ряде случаев было необходимо знакомить читателей с не знакомыми немецким читателям эпизодами российской истории, которые, как представляется автору, будут просто интересными для тех, кому эта книга предназначена.

Немецкому читателю следует иметь в виду, что все даты в этой книге приводятся по старому русскому календарю, действовавшему с 1700 до 1918 года. Особенностью этого календаря было то, что он «отставал» от европейского (юлианского) календаря в XVIII веке на 11 дней, в XIX – на 12 и в XX (до 1918 года) – на 13.

Так как эта книга охватывает как раз означенный выше эпизод и все документы российской истории помечены датами существовавшего тогда календаря, то и автор обязан был придерживаться данного принципа.

Таковы, вкратце, некоторые предварительные замечания, которые автор считает необходимым предпослать этой книге.

Происхождение рода и фамилии Романовых

История рода Романовых документально воспроизводится с середины XIV века, с боярина великого князя московского Симеона Гордого – Андрея Ивановича Кобылы, игравшего, как и многие бояре в средневековом Московском государстве, значительную роль в государственном управлении.

У Кобылы было пятеро сыновей, младший из которых, Федор Андреевич, носил прозвище «Кошка».

По мнению русских историков, «Кобыла», «Кошка» и многие другие русские фамилии, в том числе и знатные, происходили от прозвищ, возникавших стихийно, под влиянием различных случайных ассоциаций, которые трудно, а чаще всего невозможно реконструировать.

Федор Кошка, в свою очередь, служил великому князю московскому Дмитрию Донскому, который, выступая в 1380 году в знаменитый победоносный поход против татар на Куликово поле, оставил Кошку править вместо себя Москвой: «Блюсти град Москву и охранять великую княгиню и все семейство его».

Потомки Федора Кошки занимали прочное положение при Московском дворе и часто роднились с членами правившей тогда в России династии Рюриковичей.

По именам мужчин из рода Федора Кошки, фактически по отчеству, назывались нисходящие ветви семьи. Поэтому потомки носили разные фамилии, пока наконец один из них – боярин Роман Юрьевич Захарьин – не занял столь важного положения, что всех его потомков стали называть Романовыми.

А после того, как дочь Романа Юрьевича – Анастасия – стала женой царя Ивана Грозного, фамилия «Романовы» стала неизменной для всех членов этого рода, сыгравшего выдающуюся роль в истории России и многих других стран.

В 1598 году династия Рюриковичей прекратила свое существование – умер, не оставив потомков, последний из династии царь Федор Иванович. После долгих лет Смуты в 1613 году был созван Земский собор для избрания нового царя.

Им был избран Михаил Романов, ставший основателем новой династии, правившей Россией три столетия – до марта 1917 года.

От Михаила Романова в 1645 году трон перешел к его сыну – Алексею Михайловичу, который был отцом шестнадцати детей. Тринадцать из них родила его первая жена – Мария Милославская, троих – вторая жена, Наталья Нарышкина.

Так как последующее повествование не может обойтись без ряда подробностей, которые необходимы для того, чтобы стало ясно, когда и почему династия Романовых встала на путь заключения множества брачных союзов с немецкими владетельными домами, то уже царствование Алексея Михайловича будет освещено с учетом этого обстоятельства.

Ключевым моментом в истории, связанной со многими последующими событиями, является вторая женитьба Алексея Михайловича на Наталье Нарышкиной. И именно с нее мы и начнем следующую главу.

Второй брак царя Алексея и рождение Петра

От первого брака, с Марией Милославской, у Алексея Михайловича было тринадцать детей – восемь девочек и пятеро мальчиков. Трое из них – царевна Софья и царевичи Федор и Иван – сыграют определенную роль в истории России и поэтому пройдут и по страницам этой книги, остальные же будут оставлены без внимания.

Царица Мария, прожив с Алексеем Михайловичем двадцать лет, умерла 3 марта 1669 года, когда ее мужу было сорок лет. К этому времени он уже прослыл человеком весьма неординарным, во многом отличавшимся от своих предшественников. При нем в Москве появился первый театр, был построен первый военный корабль – «Орел», созданы «полки нового строя» – прообраз будущей регулярной армии, увеличилось число школ и мануфактур.

Все эти нововведения происходили не без помощи западных купцов, мастеров, мануфактуристов, инженеров, аптекарей, врачей, офицеров, живших в Москве в иноземных слободах, более всего – в Немецкой слободе на берегу Яузы.

Иноземный быт с его опрятностью, комфортом, картинами и зеркалами, часами и обоями, заморскими яствами и механическими музыкальными шкатулками, оказался привлекательным и для русских дьяков и купцов, имевших дело с иноземцами в Москве либо бывавших за границей. И они постепенно стали вводить в домашний обиход наиболее привлекательные элементы западноевропейского быта.

Алексей Михайлович, предпочитавший за столом умную беседу традиционным возлияниям, пробовавший писать стихи, интересовавшийся архитектурой и живописью, быстро почувствовал вкус к иноземным новациям и не чурался общества московских «западников» – русских людей, считавших образцом для России порядки и обычаи Запада.

Случилось так, что ближе прочих стал Алексею Михайловичу тихий скромник и неутомимый труженик Артамон Сергеевич Матвеев, стоявший тогда во главе Малороссийского приказа, управлявшего делами восточной части Украины, принадлежавшей России.

Он был женат на Евдокии Петровне Гамильтон, происходившей из знатного шотландского рода, переселившегося в Россию при Иване Грозном. (Впоследствии фамилия «Гамильтон» в России трансформировалась в «Хомутовых».)

В какой-то мере благодаря своей жене, а гораздо более из-за собственных склонностей и европейской образованности, Матвеев часто приглашал к себе иностранцев, да и его служба в Посольском приказе весьма к тому располагала. Дом Матвеева казался островком Немецкой слободы, переместившимся из-за реки Яузы, где жили немцы, в Китай-город: комнаты убраны венецианскими зеркалами и картинами западных мастеров, а сложности его часов, изысканности посуды и богатству библиотеки дивились самые бывалые из иноземцев.

Алексей Михайлович гораздо чаще, чем прежде, стал навещать Матвеева, чем приводил в недоумение многих своих знатных сородичей, заставляя их теряться в догадках по поводу столь малопонятной привязанности.

Его визиты еще более участились после кончины Марии Ильиничны.

Несколько месяцев сорокалетний вдовец, тяжело переживавший смерть любимой жены, постился, пребывая в глубоком трауре, подолгу молился за упокой души рабы Божией Марии, но как-то однажды снова заехал к Матвееву и обратил внимание на прекрасную молодую девушку, так же, как когда-то и его покойная жена, жившую «на хлебах», то есть на иждивении, из милости, у своего богатого родственника. Ее звали Натальей Кирилловной, ей было двадцать лет, и так же, как и первый тесть царя Илья Данилович Милославский, отец девушки принадлежал к бедным дворянам. Однако благодаря протекции Матвеева, ее отец Кирилл Полиевктович стал полковником стрелецкого полка в бытность Артамона Сергеевича головой московских стрельцов. Наталья Нарышкина к тому же доводилась дальней родственницей жене Матвеева и поэтому была взята в дом Артамона Сергеевича, когда ее отец был еще беден и жил в деревне под Тарусой.

Наталья Кирилловна, красивая, достаточно образованная и хорошо воспитанная, к тому же обладавшая прекрасным характером, чуть ли не с первой встречи покорила сердце сорокалетнего вдовца, и он вскоре решил взять ее в жены.

Однако, желая соблюсти приличия и обычаи старины, царь, объявив осенью 1669 года о своем намерении жениться, имени невесты не назвал, а для пущего сокрытия тайны велел начинать сбор невест для царских смотрин. На сей раз смотр продолжался семь месяцев – с конца ноября 1669 до мая 1670 года.

Пересмотрев сотни претенденток, царь остался верен первоначальному выбору, и 22 января 1671 года состоялось венчание Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны.

* * *

…Через семь месяцев после этого, в ночь с 28 на 29 августа, московский звездочет и астролог, монах Симеон Полоцкий заметил недалеко от планеты Марс новую, не виданную им дотоле звезду. Симеон был первым в России придворным стихотворцем и главным воспитателем детей Алексея Михайловича. Кроме того, был Симеон и одним из авторитетнейших богословов, чьи книги признавались иерархами православной церкви «жезлом из чистого серебра Божия Слова и от Священных Писаний сооруженных».

Симеон имел свободный доступ к царю и на следующее утро после того, как увидел он сие небесное знамение, явился к Алексею Михайловичу, чтобы не только сообщить ему об увиденном минувшей ночью, но и истолковать свой сон как некое предзнаменование.

Беря на себя изрядную смелость, звездочет объявил царю, что его молодая жена зачала в эту ночь сына-первенца, и, стало быть, мальчик родится 30 мая 1672 года, а по принятому тогда летоисчислению – в 7180 году от сотворения мира. Но Симеон не ограничился этим, а высказал и некое пророчество о царевиче: «Он будет знаменит на весь мир и заслужит такую славу, какой не имел никто из русских царей. Он будет великим воином и победит многих врагов. Он будет встречать сопротивление своих подданных и в борьбе с ними укротит много беспорядков и смут. Искореняя злодеев, он будет поощрять и любить трудолюбивых, сохранит веру и совершит много других славных дел, о чем непреложно свидетельствуют и что совершенно точно предзнаменуют и предсказывают небесные светила. Все это я видел, как в зеркале, и представляю все сие письменно».

С этой минуты осторожный и, несмотря на образованность, все же суеверный и подозрительный Алексей Михайлович приставил к дому ученого монаха караул и снял его только тогда, когда совершенно убедился, что его жена действительно забеременела.

28 мая у царицы начались предродовые схватки, и Алексей Михайлович призвал Симеона к себе. Меж тем роды были очень трудными, и молодую царицу даже причастили, полагая, что она может в одночасье и помереть. Однако Полоцкий уверил царя, что все окончится благополучно и что через двое суток у него родится сын, которого следует наречь Петром.

Все так и произошло. Некоторые современники добавляют, что это же, наблюдая за звездным небом, предрекали и европейские астрологи.

А вот что писал историк, академик М. П. Погодин о том, как происходили роды: «При начале родильных скорбей Симеон Полоцкий пришел во дворец и сказал, что царица будет мучиться трое суток. Он остался в покоях с царем Алексеем Михайловичем. Они плакали вместе и молились. Царица изнемогала так, что на третий день сочли нужным приобщить ее святых тайн; но Симеон Полоцкий ободрил всех, сказав, что она родит благополучно через пять часов. Когда наступил пятый час, он пал на колени и начал молиться о том, чтоб царица помучилась еще час. Царь с гневом рек: „Что вредно просишь?“ – „Если царевич родится в первом получасе, – отвечал Симеон, – то веку его будет 50 лет, а если во втором, то доживет до 70“.

И в ту же минуту принесли царю известие, что царица разрешилась от бремени, и Бог дал ему сына…»

Это случилось в Кремлевском дворце, 30 мая 1672 года, в день поминовения преподобного Исаакия Далматского, в четверг, «в отдачу часов ночных», то есть перед рассветом.

Ребенок был длиною в одиннадцать, а шириною в три вершка, т. е. длиной в 50 и шириной в 14 сантиметров. Младенца крестили в кремлевском Чудовом монастыре, в храме Чуда Михаила Архангела, где до него были крещены царь Федор, отец Петра – царь Алексей Михайлович, а после Петра – в 1818 году – здесь же крестили и царя-освободителя Александра II.

* * *

Мальчик рос и воспитывался так же, как в свое время росли и воспитывались его сводные братья, по матери – Милославские.

До семи лет он находился под опекой мамок и нянек, а после этого перешел в мужские руки. Его первыми воспитателями стали «дядька» – боярин Родион Матвеевич Стрешнев и стольник Тимофей Борисович Юшков. Среди воспитателей Петра был и другой Стрешнев – Тихон Никитич, которого молва называла подлинным отцом царевича Петра. Этот слух распускала старшая сестра Петра – Софья Алексеевна, дочь Алексея Михайловича от первого брака, бывшая всего на шесть лет младше своей мачехи – Натальи Нарышкиной – и очень ее не любившая.

Что же касается династических событий, произошедших в детстве Петра, то следует особо отметить неожиданную смерть Алексея Михайловича, наступившую 29 января 1676 года и повлекшую за собою опалу Нарышкиных – престол унаследовал Федор Алексеевич, сын покойной Марии Ильиничны Милославской.

Однако царствование Федора Алексеевича оказалось недолгим: он умер бездетным 27 апреля 1682 года.

Смерть Федора еще более обострила борьбу многочисленного клана Милославских с Нарышкиными, не утихавшую со дня кончины Алексея Михайловича. Но и на этот раз трон остался за Милославскими – умершему Федору наследовала его старшая сестра Софья, так как сыновья Алексея Михайловича – Иван и Петр – были еще юны. Петру было десять лет, а Иван, хотя ему и шел шестнадцатый год, по здоровью недалеко ушел от вечно болевшего при жизни Федора, а по уму сильно ему уступал. Оставались только дочери.

«В тереме царя Алексея, – писал историк И. Е. Забелин, – было шесть девиц, уже возрастных, стало быть, способных придавать своему терему разумное и почтительное значение. В год смерти их брата, царя Федора, старшей царевне Евдокии было уже 32 года, младшей Феодосии 19 лет… Третьей царевне Софье было около 25 лет… Все такие лета, которые полны юношеской жизни, юношеской жажды. Естественно было встретить в эти лета и юношескую отвагу, готовность вырваться из клетки на свободу, если не полную готовность, то неудержимую мечту о том, что жизнь на воле была бы лучше монастырской жизни в тереме». Добавим, что все шесть сестер были обречены на вечную полумонашескую жизнь, и это придавало им дополнительную энергию и смелость. Причем эта смелость проявилась уже в дни болезни царя Федора, когда Софья вышла из терема и круглые сутки проводила у постели умирающего брата, что превращало ее поступок в подвиг благочестия и милосердия. Таким поступком, который Софья к тому же усиленно демонстрировала, она сумела завоевать изрядную популярность среди придворных.

У постели умирающего брата Софья познакомилась, а затем и быстро сблизилась со знаменитым полководцем князем Василием Голицыным – первым «западником», как называли его впоследствии русские историки. Голицын говорил на латыни, на древнегреческом, немецком и польском языках и был весьма популярен среди иностранцев, живших в Москве.

Сразу после смерти Федора Алексеевича царем был избран десятилетний Петр, Софья, однако, стоявшая во главе клана Милославских, решила принять меры, чтобы к власти не пришли Нарышкины и их сторонники.

Опираясь на московских стрельцов, многочисленные клевреты Софьи подняли открытый бунт против Нарышкиных, потребовав удаления их из Кремля. Это произошло 15 мая 1682 года. В этот же день стрельцам выдан был брат Натальи Кирилловны Иван, изрубленный мятежниками на части, а его голова была вздета на копье. Вслед за тем стрельцы потребовали пострижения в монастырь отца Натальи Кирилловны и ссылки всего рода Нарышкиных. Был убит и сторонник Нарышкиных князь Михаил Юрьевич Долгоруков, и ближайшие сподвижники Алексея Михайловича Языковы и Лихачевы. Был убит и Артамон Матвеев, незадолго перед тем вернувшийся из ссылки в Москву для подавления мятежа.

Эти убийства и зверства произошли на глазах юного Петра. Он был настолько напуган и потрясен увиденным, что с ним случился первый эпилептический припадок. Впоследствии такие припадки, называемые тогда «падучей болезнью», периодически случались у Петра до конца жизни. На всю жизнь сохранил он и ненависть к бунтовщикам и в дальнейшем не однажды беспощадно карал мятежников.

Получив около трехсот тысяч рублей и имущество побитых ими бояр, стрельцы послали начальника князя Ивана Андреевича Хованского потребовать воцарения и старшего брата – Ивана Алексеевича, объявив его первым царем, а Петра – вторым.

К середине лета правительство Софии из-за своевольства стрельцов потеряло контроль над столицей, и потому 13 июля двор во главе с цесаревной покинул Москву и перебрался в хорошо укрепленный Троице-Сергиев монастырь, расположенный в 75 километрах к северо-востоку от Москвы. Правда, вскоре все они вернулись в Москву, но ненадолго, и в августе снова направились в Троицу.

В то время как Софья маневрировала подобным образом, власть над стрельцами захватил начальник Стрелецкого приказа князь Иван Андреевич Хованский, в майских событиях энергично отстаивавший интересы своих подчиненнных. Стрельцы намерены были посадить Хованского на престол, но Хованский проявил нерешительность, чем тут же воспользовалась Софья. Она собрала к Троицкому монастырю дворянское ополчение, вызвала Хованского с сыном Андреем на встречу с боярами – членами Боярской думы, в которую входил и Хованский, – и когда отец и сын приехали, велела схватить и казнить их обоих без суда, обвинив в государственной измене. Заговор был обезглавлен, и стрельцы покорились воле правительницы.

Во всех этих делах главные роли сыграли сторонники Софьи и ее фавориты – один в настоящем, князь Василий Голицын, а второй в будущем – новый начальник московских стрельцов Федор Шакловитый.

Возвратившись в Москву, Софья стала участвовать во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты с ее портретом, стала надевать царскую корону и давала официальные аудиенции иноземным послам в Золотой палате Московского Кремля.

После подавления «хованщины» Голицын стал фактическим главой русского правительства и сферой своей деятельности избрал реформу военного дела и вооруженных сил и формирование внешнеполитического курса России.

В военной сфере его усилия были направлены на то, чтобы заменить стрелецкое войско и дворянское ополчение хорошо обученной, профессиональной регулярной армией. В области внешней политики он стремился заключить союз с западными странами и обратить оружие против Крыма и Турции.

В первом начинании Голицын не добился особых успехов – он лишь начал преобразования в армии, правда, сильно их продвинув, зато во втором – одержал победу. Вершиной его дипломатической деятельности стало подписание договора о «Вечном мире» с Польшей 21 апреля 1686 года.

Отныне российские государи официально писались в международных документах «Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцы». С этого же момента и имя Софьи писали в царском титуле на всех документах.

Подписание «Вечного мира» сильно укрепило авторитет Голицына. Иностранцы, посещавшие Посольский приказ, писали, что российское дипломатическое ведомство занимает четыре огромных каменных здания с множеством просторных и высоких зал, убранных на европейский манер.

Сам Голицын поражал их необычайной роскошью своей одежды, сплошь усыпанной алмазами, сапфирами, рубинами и жемчугом. Говорили, что у Голицына не менее ста шуб и кафтанов, на которых каждая пуговица стоит от 300 до 700 рублей, а если бы канцлер продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить целый полк.

Конечно же, вся эта роскошь не обошлась без благосклонного внимания к своему любимцу Софьи Алексеевны.

Французский эмиссар Невилль писал о князе Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии, которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он любит беседовать с иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими их».

Повернув острие русского меча на юг – против Крыма и Турции, Голицын вскоре вынужден был взяться и за его рукоять. В начале 1687 года Боярская дума «приговорила: быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити», а летом Голицын встал во главе стотысячной армии и двинулся в поход. Однако засуха, жара, отравленные колодцы и конская бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и он предпочел возвратиться с половины пути.

Сделав серьезные выводы из постигшей его неудачи, Голицын сразу же по возвращении в Москву стал готовиться ко второму походу на Крым, который был объявлен 18 сентября 1688 года, но начался 17 марта следующего года, ибо подготовка к нему была основательной и серьезной. В походе участвовало 80 тысяч солдат и рейтар и 32 тысячи стрельцов – уже и по этим цифрам видно, как далеко зашла реформа Голицына, потому что солдаты и рейтары обучались военному строю по-европейски, а стрельцы больше напоминали ополченцев.

Огромная армия медленно ползла на юг, но от нее отвернулась удача, и вскоре русским пришлось пойти назад через безводные и безлюдные степи.

Отвернулась от Голицына и цесаревна Софья – место князя в ее сердце занял начальник Стрелецкого приказа Федор Шакловитый – безродный маленький чиновник, ставший, на европейский лад, одним из всесильных министров.

Софья приблизила к себе Шакловитого после того, как он решительно поддержал ее намерение венчаться на царство и единолично занять московский трон.

Голицын в это время находился во втором походе на Крым, столь же неудачном, как и первый, и Шакловитый не только стал первым сановником в государстве, обойдя всех родовитых и знатных бояр, ненавидевших его как худородного выскочку, но и сделался сердечным другом царевны Софьи, ее фаворитом.

Он оставался в фаворе и после того, как в Москву в июле 1689 года возвратился из очередного неудачного похода на Крым теперь уже отвергнутый Софьей Голицын. Хотя Софья и встретила его, как победителя, и осыпала наградами и подарками, былого сердечного расположения к «свету Васеньке» царевна не вернула – в ее сердце прочно укрепился Федор Шакловитый.

Так подходили к концу восьмидесятые годы XVII века, и никто еще не знал, какие серьезные перемены принесут идущие им на смену годы девяностые, выведя на авансцену истории множество новых людей и событий.

Жизнь Петра до вступления на царский престол

Далее героем нашего повествования будет царевич Петр Алексеевич, а затем царь и, наконец, император Всероссийский. Однако жизнь его будет освещена таким образом, что на первом плане окажутся те немцы и немки, которые стали его опорой, друзьями и соратниками, которые верой и правдой служили ему, и читателю станет ясно, почему именно с немцами Петр решил заключить брачные союзы двух своих племянниц, сына и дочери.

Уже в юности Петр проникся любовью и уважением к образу жизни, культуре, ремеслам и наукам, к которым приобщали его московские немцы, поселившиеся в своей собственной слободе за Яузой. Петр был так восхищен всем, что увидел там, так покорен костюмами и застольями, чистотой и порядком, что вскоре сам стал называть себя «немцем».

Уже в десять лет Петр был рослым, крепким мальчиком, подвижным и любознательным. Одним из его первых учителей был подьячий Посольского приказа Никита Моисеевич Зотов, выучивший Петра грамоте и началам российской истории.

В одиннадцать лет Петр показался секретарю шведского посольства Кемпферу шестнадцатилетним. «Лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нем… Удивительная красота его поражала всех предстоявших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских».

Как раз в это самое время начинает Петр свои «марсовы потехи», начиная служение богу войны – Марсу. 30 мая 1683 года, когда исполнилось ему одиннадцать лет, в подмосковном селе Воробьево артиллерийский капитан Симон Зоммер впервые учинил перед Петром «потешную огнестрельную стрельбу» из настоящих орудий. Зоммер был одним из первых иностранцев, с которыми судьба свела юного царя, и почти тотчас же Петр обратил внимание и на других иноземцев, живших, как и Зоммер, на берегах ручья Кукуй в Немецкой слободе.

Военные игры привели к тому, что Петр объявил о создании потешного полка, и на его зов 30 ноября 1683 года первым явился сорокалетний придворный конюх Сергей Бухвостов, вошедший в историю как первый солдат российской регулярной армии. Он прослужил до семидесяти лет, выйдя в отставку майором артиллерии. Петр так любил Бухвостова, что приказал скульптору Бартоломео Растрелли-старшему сделать еще при жизни Сергея Леонтьевича его статую.

Однако не на долю Бухвостова выпала наибольшая известность, а тем более наибольшая удача – в особом, как тогда говорили, «кредите у Фортуны» оказался иной человек – сын другого дворцового конюха, тоже явившийся на зов Петра в потешный полк, Александр Данилович Меншиков. Петр видел Меншикова в доме швейцарца Лефорта, где тот был «казачком» – мальчиком на посылках. Да и было ему в ту пору десять лет. Петр же был старше Меншикова всего на полтора года. А уже через три года тринадцатилетний Меншиков служил денщиком Петра, почти сразу же став его любимцем. Сметливый, расторопный, веселый, смелый, с удовольствием разделявший все утехи своего государя, Меншиков вскоре стал «вторым я» юного царя, ни на час не отлучаясь от него и ловко угождая малейшим его прихотям.

Вокруг Петра очень быстро возник кружок его сверстников, а также мужчин и женщин более зрелых, готовых, однако, потакать сначала достаточно робким, а потом все более откровенным и, наконец, необузданно-распущенным вожделениям будущего российского самодержца. И в этом Меншиков был первым его сподвижником и не по годам ловким сводником.

Да и в «марсовых потехах», которые в это время составляли главное занятие и царя, и его денщика, они были столь же неразлучны и единодушны, как и в прочих делах.

Так, между играми, забавами и непременными серьезными занятиями по обмундированию, снабжению, вооружению и обучению сотен молодых рекрутов, в селе Преображенском появился одноименный, пока еще вроде бы и потешный, но уже и нешуточный, а впоследствии первый гвардейский полк России, увенчанный всеми наградами империи.

Петр, наряду с другими, стал служить в этом полку рядовым, испытывая на себе все перипетии и тяготы солдатской службы, которая закалила его и рано сделала взрослым мужчиной. Эта же служба еще более сблизила Петра с иностранцами-офицерами, так как именно их – преимущественно немцев – молодой царь пригласил в Преображенский полк на командные должности.

В 1685 году Петр приказал построить в Преображенском, на берегу Яузы, потешный городок-крепость Прешбург, чтобы обучать солдат осаде, обороне и штурму городов. Ах, как жестоко пошутила потом судьба с этой игрушечной крепостью! Пройдет восемь лет, и именно здесь разместится страшный Преображенский приказ – место пыток и казней государевых супротивников.

А тогда, еще не помышляя о том, строили «потешную фортецию» все те же иноземцы, еще более разжигая его любопытство к европейским премудростям.

Игра перерастала уже в дело серьезное и небезопасное для всех противников молодого царя. Весной 1687 года он начал создавать второй потешный полк – Семеновский, формировавшийся в соседнем селе – Семеновском.

И здесь не обошлось без иноземцев, которые, кроме фрунта, экзерциций, парадов и военной музыки, приохотили пятнадцатилетнего бомбардира и к музыке партикулярной, к табаку, пиву, вину, а затем познакомили с юными прелестницами из Немецкой слободы.

Кукуйские девы кружили голову не хуже вина и представлялись Петру живым воплощением первозданного плотского греха – влекущего, сладкого и пока еще не изведанного.

Петр, никогда не игравший вторых ролей, всегда старавшийся не уступать никому ни в чем, в утехах застольных и амурных тоже хотел быть только первым и потому вовсю показывал свою силу, удаль и молодечество. С этого времени пирушки с иностранцами и русскими товарищами его забав и дел стали неотъемлемой чертой жизни и быта Петра, сохранившейся им вплоть до самой его смерти.

А когда исполнилось ему шестнадцать, затеял он строить на Плещеевом озере, в Переяславле-Залесском первую флотилию, положив тем самым начало российскому кораблестроению. Эта очередная потеха заставила Петра заняться арифметикой и геометрией, освоить различные астрономические и корабельные инструменты, чему обучали его тоже иноземцы Франц Тиммерман и Карстен Брант.

Месяцами стал он пропадать на озере, чем приводил матушку свою Наталью Кирилловну в великое смятение. Мать боялась, что ее Петруша утонет, и не знала, что предпринять, чтобы привязать сына к Москве. Новая затея казалась ей еще хуже и опаснее, чем потешные игры возле Преображенского и ночные кутежи в Кукуе.

И тогда Наталья Кирилловна надумала женить сына на молодой красавице и стала присматривать будущую невестку среди лучших столичных невест.

После раздумий она остановила свой выбор на двадцатилетней московской дворянке Евдокии Лопухиной, девушке красивой, но не очень умной и, главное, очень несхожей со своим мужем по характеру.

После свадьбы Петр очень быстро остыл к молодой жене и подолгу оставался на Плещеевом озере.

Наезжая в Москву, Петр все чаще интересовался государственными делами, что насторожило и испугало Софью и ее сторонников. В Кремле видели, что орленок расправляет крылья, но видели также и то, что противная ему сторона – прежде всего сама Софья и Шакловитый, а также и князь Голицын – не намерены уступать власть молодому претенденту.

Опасаясь еще большего усиления Шакловитого, а вместе с ним и Софьи, враги Федора Леонтьевича решили опереться на семнадцатилетнего царя Петра и в ночь с 7 на 8 августа 1689 года донесли, что начальник Стрелецкого приказа злоумышляет на жизнь его самого и его матери.

(Впоследствии все восемь доносчиков получили по тысяче рублей – огромные деньги, если срубить и поставить избу стоило тогда один рубль.) Петр поверил навету и тотчас же бежал из подмосковного села Преображенского в Троице-Сергиев монастырь, за мощными стенами которого семь лет назад скрывалась царевна Софья.

Петр бежал туда по совету Бориса Голицына, двоюродного брата Василия Голицына. В ту пору Борис Голицын был одним из ближайших сподвижников Петра и имел на него сильное влияние. Петр примчался в Троицу в сопровождении лишь нескольких приближенных, но уже на следующий день к нему приехали мать, любимая сестра Наталья и молодая жена – царица Евдокия.

А следом за ними к воротам монастыря подошел большой и сильный отряд, который привел швейцарец, полковник Франц Лефорт, – любимец Петра и верный его друг.

За то, что Лефорт первым из офицеров-иностранцев примчался на помощь к Петру, он был произведен в генералы.

Вслед за Лефортом в монастырь пришло еще несколько офицеров-иностранцев и оставшийся верным Петру стрелецкий Сухарев полк. Еще через три дня прибыли и телеги с порохом, ядрами, картечью, пушками и мортирами. А к концу августа в Троицу пришли со всеми урядниками еще пять стрелецких полковников.

Патриарх Иоаким, посланный в Троицу царевной Софьей для того, чтобы помирить ее с братом, не только не стал миротворцем, но ясно дал понять Петру, что стоит на его стороне и дальше будет держаться точно так же.

Почувствовав, что сила на его стороне, Петр 1 сентября потребовал выдать ему Шакловитого «головой», и после того как Софья, помешкав неделю, все же выдала своего любимца, хотя при этом и обливалась слезами, Федора Леонтьевича поставили на пытку и 12 сентября отрубили голову.

Василия Голицына отправили с женой и детьми к Северному Ледовитому океану, а царевну Софью заточили в московский Новодевичий монастырь.

Софья умерла монахиней 3 июля 1704 года, 46 лет, а Голицын умер в изгнании в 1714 году в возрасте 70 лет.

Петр-самодержец

После победы над Софьей и ее сторонниками Петр стал единовластным самодержавным государем. Возвратившись в Москву, он с головой погрузился в государственные дела, впервые ощутив тяжесть Мономаховой шапки. И хотя титул царя обязывал Петра претерпевать многие связанные с ним неудобства, тяжелее всего давались Петру сдержанность и благолепие, ибо молодость и жгучий темперамент оказывались сильнее разума и строгих канонов дворцового и церковного этикета. Особенно нетерпимыми для сторонников благочиния казались теперь наезды царя в еретическую Немецкую слободу, где по-прежнему правил бал его друг Лефорт.

Одним из немногих, кто решительно противился дружбе юного царя с иноземцами-иноверцами, видя в этом и пагубу его душе, был патриарх Иоаким. Но 17 марта 1690 года Иоаким умер, и Петр, уже никем не сдерживаемый, пустился в разгул.

Через две недели после смерти Иоакима Петр впервые переоделся в немецкое платье, заранее сшитое к этому времени по его заказу в Мастерской палате специально для него. Он облачился в камзол, штаны, чулки и башмаки, перекинул через плечо шитую золотом перевязь, прицепил к ней шпагу и надел парик. Причем кое-что из этого поставил Петру новоиспеченный генерал Франц Лефорт.

По возвращении из Троицы в Москву Петр чаще, чем к кому-либо другому, стал заезжать к Лефорту, где его всегда ждали компания, в которой можно было услышать множество любопытных и полезных историй, а также желанное свободное общение с молодыми красивыми женщинами.

Историки, изучавшие жизнь Петра, утверждают, что великий преобразователь России, не придававший значения моральным канонам того общества, в котором довелось ему увидеть свет, не видел различия между служанками и принцессами, россиянками и иностранками, руководствуясь в выборе только одним – страстью.

Его медик – француз Вильбоа, сказал как-то об этой стороне петровского характера: «В теле его величества сидит, должно быть, целый легион бесов сладострастия». Удовлетворяя свое сладострастие, Петр должен был иметь дело с легионом ведьм, и многие современники-очевидцы или косвенные свидетели царской разнузданности приводят немало историй самого скабрезного свойства. Однако сейчас нас интересуют только Немецкая слобода и женщины-иноземки, живущие в ней. И потому разговор пойдет только о них и об их окружении.

Первым проводником молодого Петра в Эдеме любовных приключений, каким представлялась ему Немецкая слобода, стал великолепный и неотразимый Лефорт.

Он-то и познакомил своего подопечного с его первой, довольно мимолетной привязанностью – дочерью ювелира Боттихера. Однако вскоре все тот же неутомимый швейцарец свел Петра со своей собственной любовницей, которая на многие годы стала любимицей царя – с первой красавицей Кукуя, дочерью ювелира и виноторговца Иоганна Монса Анной.

Семейство Монсов в «Списках замечательных лиц русских», составленных П. Ф. Карабановым, названо семьей «нидерландца, московского золотых дел мастера Мёнса», а его сына Вилима там же называют «Мём де Ла Круа».

По утверждению австрийского посла Гвариента в письме австрийскому императору Леопольду I, Анна Монс, став любовницей Петра, не оставила и своего прежнего галанта Лефорта, деля ложе то с тем, то с другим.

Петр, необузданный, непредсказуемый, порой даже безумный и крайне противоречивый в собственных симпатиях и антипатиях, мог, даже зная о любовной связи Анны Монс со своим другом-соперником, не обратить на это ни малейшего внимания – настолько сильно любил он Лефорта. Если же в том же самом грехе оказывались по отношению к нему женщина или мужчина, которых он не любил или переставал любить, месть его была ужасной. Об этом речь пойдет ниже.

Как бы то ни было, но чувства Петра к жене Евдокии уже в 1693 году угасли окончательно. А между тем Евдокия Федоровна менее чем через год после свадьбы, 18 февраля 1690 года, родила царю сына, названного в честь деда Алексеем, а затем в 1691 и в 1692 годах еще двух мальчиков – Александра и Павла, которые умерли во младенчестве, не прожив и одного года.

Однако государственные дела всегда были для Петра несравненно важнее его личных дел.

Он дважды уезжал в Архангельск, желая создать современный торговый флот, дважды ходил в походы на Крым, победоносно завершив их с помощью военного флота, созданного им в центральной России. Наконец, в марте 1697 года он отправился в Европу с «Великим посольством», чтобы воочию увидеть передовые европейские страны и затем употребить в России все полезное, что он там узнает.

К сожалению, тема нашей книги – брачные союзы дома Романовых с немецкими династиями, и проблемы внутренней и внешней политики будут освещаться здесь лишь настолько, насколько они имеют отношение к основной теме.

Итак, в начале марта 1697 года из Москвы в Европу отправилось «Великое посольство». Проехав через Курляндию, Пруссию, Бранденбург и Голландию, Петр на три месяца заехал в Лондон. Здесь-то он и принял решение, круто переменившее судьбу его жены. Перестав отвечать на письма Евдокии Федоровны еще по пути в Англию, Петр, оказавшись в Лондоне, решил насильно постричь ее и заточить в монастырь с тем, чтобы жениться на Анне Монс и возвести свою новую жену на российский трон. О второй части своего замысла Петр пока что хранил молчание, а в первую часть посвятил оставленных в Москве дядю Льва Кирилловича Нарышкина и не менее доверенного родственника – боярина Тихона Стрешнева. Петр приказал им склонить Евдокию к добровольному принятию монашества. Однако ни Нарышкин, ни Стрешнев в этом не преуспели. Вопрос этот был решен лишь после того, как Петр вернулся в Москву сам.

* * *

Это произошло 25 августа 1698 года, когда, загнав коней, Петр примчался в свою столицу из Вены, куда пришла к нему весть о том, что в Москве 6 июня произошел еще один бунт стрельцов. И хотя мятеж был подавлен менее чем через две недели после того, как начался, и 57 главных зачинщиков были немедленно казнены, а четыре тысячи рядовых участников сосланы, Петр, тем не менее, сразу же начал новое следствие, которое привело на плаху и на виселицу больше тысячи человек. Сотни стрельцов были изувечены, брошены в тюрьмы, усланы в самые глухие медвежьи углы царства.

«Царь, Лефорт и Меншиков взяли каждый по топору. Петр приказал раздать топоры своим министрам и генералам. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меншиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощечин и показал, как должно отрубать головы», – писал позже саксонский посланник. Александр Данилович, способный к любому делу, тут же, на глазах у царя, немедленно исправился и к концу дня отрубил двадцать стрелецких голов да еще и пристрелил одного из колесованных, чтобы прекратить его мучения. Последнее милосердное деяние произвел он, впрочем, не по собственной инициативе, а по приказу Петра.

Стрелецкие полки были расформированы, а на их месте появились новые полки – регулярной российской армии. Петр лично участвовал при допросах и пытках, организовывал казни, но между этими государственными делами не забывал и о своих личных заботах.

Побывав в первый же день у Анны Монс и заехав потом еще в несколько других домов, он лишь через неделю встретился с Евдокией. Причем не в ее кремлевских покоях и не у себя, а в доме одного из своих ближайших сотрудников Андрея Виниуса, главы Почтового ведомства.

Долгие разговоры ни к чему не привели – Евдокия наотрез отказалась уходить в монастырь и в тот же день попросила о заступничестве патриарха Адриана.

Патриарх заступился за царицу, но Петр накричал на семидесятилетнего князя церкви, заявив, что это не его дело и он, царь, никому не позволит вмешиваться в его решения и его собственные семейные дела.

Через три недели Евдокию Федоровну посадили в закрытую карету, и два солдата-преображенца отвезли ее в Суздаль. Есть свидетельство, что Петр даже хотел казнить Евдокию, но за нее заступился Лефорт, и дело ограничилось заточением в монастырь.

Там с ней и вовсе перестали церемониться: силой постригли, переменив ее родовое имя «Евдокия» на новое, монашеское – «Елена», и, не обращая внимания на крики и слезы, заперли в тесную келью Покровского девичьего монастыря.

Ей не дали ни копейки на содержание, и она вынуждена была просить деньги у своих опальных и обнищавших родственников: «Здесь ведь ничего нет: все гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую».

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Русский историк и переводчик Андрей Иванович Лызлов (ум. после 1696 г.) – один из первых российских ...
Легенда о происхождении скифов от связи Геракла с полуженщиной-полуехидной, приключившейся на берега...
«Одеты камнем» рассказывает о времени царствования императора Александра II....
С древних времен Рим являлся пристанищем для многих племен и народностей. Историки назвали Древний Р...
Население загробного мира Земли составляет сегодня, по подсчетам демографов, около ста миллиардов че...
«До сих пор не представляю – кому пришла в голову гениальная мысль послать меня в Африку. Кто-то, ви...