Песчаный дьявол Роллинс Джеймс

В кабинете, стены которого были обшиты темным красным деревом, ощущался тонкий аромат трубочного табака. В центре комнаты стоял стол. Сидевший за ним Тони Ректор, по прозвищу Тигр, встал и пожал Пейнтеру руку. Это был крупный мужчина, не имевший ни капли жира, но сейчас, после шестидесятилетнего рубежа, его накачанные мышцы несколько обмякли. Правда, плоть в этом человеке была единственным, о чем можно было сказать «мягкое». Глаза горели голубыми бриллиантами, гладко зализанные волосы серебрились сединой. Его рукопожатие оказалось стальным. Поздоровавшись с Пейнтером, адмирал кивком указал на одно из двух кожаных кресел для гостей.

– Присаживайтесь. Я пригласил доктора Макнайта. Он сейчас присоединится к нам.

Доктор Шон Макнайт, основатель и командир отряда «Сигма», непосредственный начальник Пейнтера, как и он сам, в прошлом служил в «морских котиках», а затем защитил докторские диссертации по физике и информационным технологиям. Раз приглашен доктор Макнайт, значит, в игре участвуют все большие шишки. То есть случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Сэр, могу я спросить, с чем все это связано?

Адмирал Ректор удобно устроился в кресле.

– Я уже слышал о досадной неприятности, случившейся в Коннектикуте, – сказал он, уходя от ответа на вопрос Пейнтера. – Ребята из отдела новейших технологий с нетерпением ждут, когда им доставят компьютер этого китайского шпиона. Будем надеяться, им удастся вытянуть из него информацию о плазменном оружии.

– К сожалению, нам… мне не удалось получить пароль.

Директор УППОНИР пожал плечами.

– По крайней мере, информация не попала в руки китайцев. И принимая в расчет то, с чем вам пришлось столкнуться, вы поработали на славу.

Кроу удержался от вопроса о судьбе своей бывшей напарницы. Скорее всего, Кассандру доставят в какое-нибудь укромное место, где досконально допросят. Ну а дальше, кто может сказать? База Гуантанамо, Форт-Ливенворт или какая-то другая военная тюрьма? Это уже будет забота не Пейнтера. И тем не менее у него внутри не утихала ноющая боль. Он надеялся, что виной этому лишь несварение желудка. Определенно, у него не было никаких оснований переживать по поводу судьбы Кассандры.

– А теперь что касается вашего вопроса, – продолжал адмирал, возвращая Пейнтера в настоящее. – Отдел военных разработок привлек наше внимание к одному событию. Прошлой ночью в Британском музее произошел взрыв.

Кроу кивнул. По дороге из аэропорта он слышал выпуск новостей по радио.

– Удар молнии.

– Так было сообщено прессе.

Услышав это, Пейнтер выпрямился. Однако прежде чем он успел начать расспросы, дверь открылась. В кабинет ворвался, как ураган, доктор Шон Макнайт. Лицо его раскраснелось, лоб был усеян каплями пота, словно командир отряда «Сигма» всю дорогу бежал.

– Получено подтверждение, – запыхавшись, сообщил он адмиралу.

Ректор кивнул.

– В таком случае садитесь. Времени у нас в обрез.

Пейнтер украдкой оглядел своего начальника, усевшегося во второе кресло. Макнайт проработал в УППОНИР двадцать два года, в том числе в должности директора отдела специальных проектов. Одним из его первых «специальных проектов» явилось создание отряда «Сигма». Именно у Макнайта родилась мысль собрать команду оперативников, обладающих техническими знаниями и прошедших военную подготовку. «Мозги и мускулы, – как любил говорить он, – которые будут действовать с хирургической точностью, защищая и оберегая секретные технологии».

Кроу одним из первых лично пригласил сам Макнайт, когда Пейнтер лечился в госпитале после перелома ноги, полученного во время операции в Ираке. Пока он поправлялся, Макнайт обучил его искусству оттачивать не только тело, но и разум. Кроу прошел учебу в лагере начальной академической подготовки, оказавшуюся сложнее обучения в учебном центре «морских котиков». На всем белом свете не было другого человека, к кому Пейнтер относился бы с таким уважением и почтением.

И вот сейчас он видит Шона Макнайта в таком потрясении. Усевшись на край кресла, Макнайт выпрямил спину. Казалось, он спал в темно-сером костюме, который был на нем. В этот момент Макнайт выглядел на все свои пятьдесят пять лет: вокруг глаз тревожные морщинки, губы плотно сжаты, пепельно-седые волосы взъерошены.

Судя по всему, произошло что-то очень серьезное.

Адмирал Ректор повернул стоявший у него на столе плазменный монитор так, чтобы было видно Пейнтеру.

– Коммандер Кроу, первым делом вам следует просмотреть эту видеозапись.

Пейнтер с готовностью подался вперед; на экране компьютера появилось черно-белое изображение.

– Это запись службы безопасности Британского музея.

Пейнтер молча смотрел немое изображение. Вот на экране появился охранник, вошедший в галерею музея. Сюжет длился недолго. Когда запись закончилась взрывом, озарившим весь экран, Пейнтер откинулся назад. Двое начальников внимательно наблюдали за ним.

– Эта светящаяся сфера, – наконец произнес Пейнтер. – Если не ошибаюсь, это была шаровая молния.

– Совершенно верно, – подтвердил адмирал Ректор. – Это предположение привлекло внимание двух исследователей из отдела военных разработок, которые в то время как раз находились в Лондоне. До сих пор шаровую молнию еще ни разу не удавалось заснять на пленку.

– И до сих пор не было зафиксировано ни одного случая таких разрушительных последствий, – добавил доктор Макнайт.

Пейнтер вспомнил лекции по электричеству, которые прослушал в ходе подготовки к работе в отряде «Сигма». Первые упоминания о шаровых молниях восходят еще к древним грекам. Их появление наблюдалось в самых разных местах, в том числе и большими группами людей. Шаровые молнии встречаются крайне редко, поэтому природа их возникновения до сих пор остается загадкой. Гипотез было множество: от свободно парящего сгустка плазмы, вызванного ионизацией воздуха во время грозы, до испарения двуокиси кремния из почвы в месте попадания молнии.

– Что же на самом деле произошло в Британском музее? – спросил Пейнтер.

Адмирал Ректор достал из ящика письменного стола почерневший предмет, похожий на каменный обломок размером с теннисный мяч, и положил его на промокашку.

– Сегодня утром это было доставлено самолетом военно-транспортной авиации.

– Что это такое?

Адмирал кивком предложил Пейнтеру взять необычную породу. Пейнтер удивился неожиданной тяжести осколка. Это не камень. Обломок обладал удельной плотностью свинца.

– Метеоритное железо, – объяснил доктор Макнайт. – Кусок того экспоната, который несколько минут назад взорвался на экране монитора.

Пейнтер вернул осколок на стол.

– Я ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что взрыв вызвал метеорит? А не шаровая молния?

– И да и нет, – загадочно ответил Макнайт.

– Что вам известно о Тунгусском метеорите в России? – спросил Ректор.

Неожиданная смена предмета разговора застигла Пейнтера врасплох. Нахмурившись, он стал копаться в памяти.

– Немногое. В тысяча девятьсот восьмом году где-то в Сибири упал метеорит, что вызвало мощный взрыв.

Ректор откинулся назад.

– «Мощный» – это мягко сказано. Ударная волна повалила лес в радиусе сорока миль от эпицентра, на площади, равной приблизительно половине территории штата Род-Айленд. Мощность взрыва была эквивалентна примерно двум тысячам атомных бомб. На удалении четырехсот миль от места взрыва лошадей валило с ног. Определение «мощный» не позволяет получить полное представление об этом взрыве.

– Были и другие последствия, – подхватил Макнайт. – Магнитная буря образовала круговорот диаметром шестьсот миль. На протяжении многих дней после взрыва ночное небо озарялось сиянием огромного количества пыли, поднятой в воздух, настолько ярким, что можно было читать газету. Электромагнитный импульс обежал половину земного шара.

– Господи, – пробормотал Пейнтер.

– Очевидцы, наблюдавшие взрыв на удалении сотен миль, говорили о мелькнувшей в небе ослепительной точке, яркостью сравнимой с солнцем, за которой следовал радужный переливающийся хвост.

– Метеорит, – сказал Пейнтер.

Адмирал Ректор покачал головой.

– Это одна из версий. Астероид с каменным ядром или комета. Однако эта версия не дает ответа на несколько вопросов. Во-первых, так и не было обнаружено ни одного осколка метеорита. Отсутствовала даже неизбежная в таких случаях иридиевая пыль.

– Углеродистые метеориты обычно оставляют иридиевые следы, – объяснил Макнайт. – Однако в случае с Тунгусским метеоритом таких следов не нашли.

– И не было кратера, – добавил адмирал.

Макнайт кивнул.

– Сила взрыва составляла около сорока мегатонн. До этого последний метеорит сопоставимых размеров упал в Аризоне приблизительно пятьдесят тысяч лет назад. Тогда сила взрыва составляла всего три мегатонны, лишь малую часть от Тунгусского, но остался огромный кратер диаметром в милю и глубиной в пятьсот футов. Почему такой кратер не образовался в бассейне Подкаменной Тунгуски? Тем более что точно известно, где именно произошел взрыв, – это было определено по деревьям, поваленным от эпицентра.

У Пейнтера не было ответа на эти вопросы. Как и еще на один, более насущный, возникший у него в голове: «Какое это имеет отношение к тому, что произошло в Британском музее?»

Макнайт продолжал:

– Кроме того, с момента взрыва в регионе наблюдались любопытные биологические последствия: ускоренный рост некоторых видов папоротников, увеличение количества мутаций, в том числе генетических аномалий семян и хвои деревьев, изменение популяций. Не избежали влияния Тунгусского метеорита и люди. У местных племен эвенков наблюдаются аномалии резус-фактора крови. Все это отчетливо указывает на последствия радиации, скорее всего, гамма-лучей.

Пейнтер попытался охватить разумом взрыв, не оставивший кратера, необычные атмосферные явления и сильный радиационный фон.

– Так что же все-таки явилось причиной всего этого?

Ответил адмирал Ректор:

– Кое-что довольно небольшое. Весом всего около семи фунтов.

– Это невозможно, – пробормотал Пейнтер.

Адмирал пожал плечами.

– Да, если иметь дело с обычной материей…

Недосказанная загадка повисла в воздухе. В конце концов заговорил доктор Макнайт:

– Самые последние исследования, произведенные в тысяча девятьсот девяносто пятом году, позволяют предположить, что над сибирской тайгой действительно взорвался метеорит, но только сложенный из антивещества.

Пейнтер широко раскрыл глаза.

– Из антивещества?

Теперь он наконец понял, почему его пригласили на совещание. В то время как большинство людей считало антиматерию уделом научной фантастики, в прошедшее десятилетие она стала реальностью с получением первых античастиц в лабораториях. Передовые позиции занимала лаборатория Европейского центра физики высоких энергий в швейцарской Женеве. В подземном антипротоновом кольце малой энергии уже на протяжении почти двадцати лет вырабатывалась антиматерия. Однако к настоящему времени энергии всех антипротонов, полученных в лаборатории центра за целый год, хватало только на то, чтобы на несколько мгновений зажечь электрическую лампочку.

И тем не менее антивещество открывало захватывающие перспективы. Всего один грамм антиматерии может выделить энергию, эквивалентную взрыву атомной бомбы. Разумеется, сначала необходимо найти дешевый, доступный способ получения антивещества. А это было невозможно.

Пейнтер поймал себя на том, что он не может оторвать взгляд от куска метеоритного железа, лежащего на столе перед адмиралом Ректором. Ему было известно, что верхние слои земной атмосферы постоянно бомбардируются античастицами космических лучей, которые тотчас же аннигилируют, сталкиваясь с веществом атмосферы. Выдвигались постулаты, что в космическом вакууме могут существовать астероиды и кометы, состоящие из антивещества, которое осталось после Большого взрыва.

Пейнтер постепенно начинал складывать отдельные фрагменты в единое целое.

– Так значит, этот взрыв в Британском музее…

– Мы исследовали некоторую часть обломков, собранных в зале, где произошел взрыв, – сказал Макнайт. – Металл и дерево.

Пейнтер вспомнил фразу, которую выпалил его непосредственный начальник, ворвавшись в кабинет. «Получено подтверждение». У него в желудке образовался холодный комок.

Макнайт продолжал:

– Обломки обладают слабой радиационной сигнатурой, которая совпадает с сигнатурой Тунгусского метеорита.

– Вы хотите сказать, что взрыв в Британском музее был вызван аннигиляцией антивещества? Что тот метеорит действительно состоял из антиматерии?

Адмирал Ректор покатал опаленный осколок по столу.

– Разумеется, нет. Это обычное метеоритное железо. И ничего больше.

– Тогда я ничего не понимаю.

Снова заговорил Макнайт:

– От радиационной сигнатуры нельзя просто так отмахнуться. Совпадение слишком полное, чтобы быть случайным. Что-то произошло. Единственное объяснение состоит в том, что в этом метеорите было заключено антивещество, в каком-то неизвестном устойчивом состоянии. Электрический разряд шаровой молнии вывел его из этого состояния и спровоцировал цепную реакцию, которая привела к взрыву. Все антивещество было поглощено в момент взрыва.

– И осталась только эта оболочка, – добавил адмирал, указывая на обломок.

В кабинете воцарилась тишина. Сказанное имело слишком большое значение. Адмирал Ректор снова взял в руку железный самородок.

– Вы можете представить себе, какие будут последствия, если мы окажемся правы? Источник энергии практически неограниченной мощности, если существуют хотя бы намеки на то, как такое оказалось возможно, или, что еще лучше, образец. Это ни в коем случае не должно попасть в чужие руки.

Пейнтер поймал себя на том, что послушно кивает.

– Итак, каким будет наш следующий шаг?

Адмирал Ректор всмотрелся в его лицо.

– Нельзя допустить утечки этой информации, в том числе и нашим ближайшим союзникам. Слишком много ушей жадно ловят то, что говорят болтливые рты.

Он кивнул доктору Макнайту, предлагая ему продолжить. Командир отряда «Сигма» помолчал, собираясь с мыслями.

– Коммандер Кроу, мы хотим, чтобы вы возглавили небольшую команду, которая будет работать в Британском музее. Мы уже подготовили вам легенду – вы группа американских ученых, занимающихся изучением шаровых молний. Контакты будете устанавливать там и тогда, где и когда сможете. В Лондоне ваша задача будет заключаться в основном в том, чтобы держать глаза широко раскрытыми. Вы должны будете следить за любыми намеками на то, что сделаны какие-то новые открытия. Мы же здесь продолжим исследования, мобилизовав все силы. Если потребуется продолжить какие-то работы в Лондоне, ваша команда станет нашим передовым отрядом.

– Слушаюсь, сэр.

Адмирал Ректор и доктор Макнайт быстро переглянулись. Уловив в их взглядах немой вопрос, Кроу почувствовал, как у него по спине пробегают ледяные мурашки. Адмирал снова кивнул. Макнайт повернулся к Пейнтеру:

– Есть еще одно обстоятельство. Вполне вероятно, мы будем не единственными, кто работает в этом направлении.

– Что вы хотите сказать?

– Как вы помните, директор упомянул о двух сотрудниках отдела военных разработок, действовавших в Лондоне.

– Это они первыми обратили внимание на видеосъемку шаровой молнии.

– Совершенно верно.

И снова начальники Пейнтера быстро переглянулись. Затем командир отряда «Сигма» устремил на своего подчиненного пристальный взор.

– Четыре часа назад они были обнаружены мертвыми у себя в номере. Убиты выстрелом в голову. В номере все перевернуто вверх дном. Кое-что пропало. Полиция Большого Лондона считает, что это разбойное нападение с целью ограбления.

Адмирал Ректор подался вперед.

– Но я никогда не мог терпеть случайные совпадения. От них у меня начинает болеть сердце.

Макнайт кивнул.

– Неизвестно, связаны ли как-нибудь эти убийства с нашим расследованием, но мы хотим, чтобы вы и ваша команда считали, что они связаны. Будьте начеку и присматривайте друг за другом.

Пейнтер молча кивнул.

– Ну, будем надеяться, что, пока вы не переправитесь через Атлантику, новых значительных открытий сделано не будет, – заключил адмирал.

21 час 48 минут по Гринвичу

Лондон, Англия

– Ты должна извлечь сердце.

Сафия, проводившая измерения с помощью крошечного серебряного штангенциркуля, удивленно подняла голову. Вокруг уходил в полумрак Сводчатый зал музея. В библиотеке их осталось всего трое: Кара, Клей Бишоп и она сама. Директор Тайсон и инспектор полиции ушли двадцать минут назад. Судя по всему, доскональные измерения мельчайших деталей не вызвали у них никакого интереса, а первоначальный восторг по поводу надгробного изваяния с могилы отца Девы Марии прошел.

Сафия вернулась к измерениям.

– Придет время, я извлеку сердце.

– Нет, ты должна сделать это сейчас.

Сафия пристально посмотрела на подругу. Яркий свет галогенных прожекторов отчетливо вырисовывал лицо Кары. Ослепительное сияние полностью лишило его краски, но Сафия обратила также внимание на серебристый блеск кожи, на расширенные зрачки. Кара находилась в наркотическом опьянении. Опять амфетамины. Три года назад Сафия была одной из немногих, кто знал, что продолжавшаяся месяц «поездка за границу», совершенная леди Кенсингтон, в действительности явилась курсом лечения в дорогой частной наркологической клинике в Кенте. Как давно Кара опять начала принимать наркотики? Сафия растерянно посмотрела на Клея. Сейчас не лучшее время спорить с Карой.

– Почему такая спешка? – вместо этого спросила она.

Кара лихорадочно огляделась по сторонам. Ее голос перешел на шепот.

– Еще до того, как появился следователь, я кое-что обнаружила. Странно, что ты до сих пор сама ничего не заметила.

– Что именно?

Склонившись над изваянием, Кара указала на обнажившуюся часть сердца, а именно на правый желудочек.

– Посмотри на эту выпуклую линию, – сказала она, проводя по бурому металлу кончиком штангенциркуля.

– Одна из коронарных артерий или вен, – сказала Сафия, восхищенная тончайшей работой.

– Так ли? – возразила Кара. – Взгляни, верхний участок проходит практически строго горизонтально, после чего резко поворачивается вниз с обеих сторон под углом девяносто градусов.

Она провела штангенциркулем по необычному кровеносному сосуду. Ее пальцы тряслись характерной амфетаминовой дрожью.

Кара продолжала:

– В этом сердце все так, как сделано природой. Леонардо да Винчи пришлось бы очень постараться, чтобы добиться такой анатомической точности. Но природа не любит прямых углов.

Сафия склонилась ближе. Она провела кончиком пальца по металлическому сердцу, словно читая азбуку Брейля. Сомнение медленно сменилось потрясением.

– Концы… они просто обрываются. Они никуда не вливаются.

– Это буква, – решительно заявила Кара.

– Эпиграфическое южноаравийское письмо, – согласилась Сафия, называя древний алфавит, предшествовавший древнееврейской и арамейской письменностям. – Это буква «Б».

– И посмотри на то, что виднеется на верхней камере сердца.

– На правом предсердии, – подсказал сзади Клей.

Обе женщины удивленно оглянулись.

– Я какое-то время учился на медицинском, пока не понял, что вид крови оказывает такое… в общем, негативное воздействие на то, что я съел на завтрак.

Повернувшись к изваянию, Кара снова указала кончиком штангенциркуля:

– Значительная часть правого предсердия все еще скрыта песчаником, но, по-моему, там изображена еще одна буква.

Сафия склонилась ниже. Виднеющийся конец сосуда обрывался так же резко, как и в предыдущем случае.

– Мне придется работать очень осторожно.

Она подошла к столику, на котором были разложены пинцеты, зубила и маленькие молотки. Вооружившись необходимым инструментом, Сафия принялась за работу точными движениями хирурга, проводящего сложную операцию: молотком и зубилом откалывала большие куски хрупкого песчаника, затем пинцетом и кисточкой убирала обломки. Через несколько минут правое предсердие оказалось полностью открытым.

Сафия сосредоточенно уставилась на линии, на первый взгляд напоминающие коронарные сосуды. Однако на самом деле они изображали букву.

Этот рисунок был слишком сложным для простого совпадения.

– А это что за буква? – спросил Клей.

– Точного аналога в английском алфавите нет, – ответила Сафия. – Эта буква произносится приблизительно как «уа». Поэтому в транслитерации она часто изображается как «У-А». И примерно так же произносится. Хотя, сказать по правде, в эпиграфическом южноаравийском письме гласных букв нет.

Кара посмотрела ей в глаза.

– Мы должны извлечь сердце, – повторила она. – Если на нем имеются и другие буквы, они должны находиться на противоположной стороне.

Сафия кивнула. Левая половина сердца оставалась заключенной в каменную грудь. Молодой женщине не хотелось разбивать изваяние дальше, однако любопытство заставило ее без разговоров снова взять в руки инструмент. Сафия принялась за работу. Ей потребовалось добрых полчаса на то, чтобы удалить песчаник, стискивавший сердце. Наконец она приладила присоску и ухватилась за рукоятку обеими руками. Обратившись с молитвой ко всем древним богам Аравии, Сафия ровно потянула присоску вверх, напрягая мышцы.

Сначала ей показалось, что сердце не поддается, но на самом деле оно просто оказалось гораздо тяжелее, чем она предполагала. С искаженным от усилия лицом Сафия решительным движением извлекла сердце из груди. На пол посыпались кусочки песчаника и пыль. Кара торопливо приблизилась. Сафия уложила сердце на квадратный кусок мягкой замши, чтобы не поцарапать, после чего освободила присоску. Сердце перекатилось набок. Это движение сопровождалось тихим шлепком.

Сафия оглянулась. Услышали ли этот звук остальные?

– Говорил я вам, что оно полое внутри, – прошептал Клей.

Сафия рукой покачала сердце на куске замши. Центр тяжести ощутимо перемещался. Молодая женщина почему-то вспомнила детские куклы-неваляшки.

– Внутри какая-то жидкость.

Клей отшатнулся назад.

– Замечательно, но только пусть это будет не кровь. Я предпочитаю иметь дело с трупами, выпотрошенными и укутанными, как мумии.

– Оно наглухо закрыто, – заверила его Сафия, осматривая сердце. – Я даже не могу разглядеть, как оно открывается. Такое ощущение, что слой бронзы был просто отлит вокруг жидкости.

– Одни загадки внутри других, – заметила Кара, в свою очередь покатав сердце по замше. – А другие буквы есть?

К ней присоединилась Сафия. Им потребовалось какое-то время на то, чтобы сориентироваться и определить две камеры, которые до этого были скрыты в камне. Сафия провела пальцем по левому желудочку. Поверхность оказалась ровной и гладкой.

– Ничего, – произнесла Кара, удивленная и сбитая с толку. – Быть может, буква стерлась.

Сафия изучила поверхность более тщательно и протерла ее салфеткой, смоченной в изопропиловом спирте.

– Я не вижу никаких царапин и следов.

– А что насчет левого предсердия? – спросил Клей.

Кивнув, Сафия перевернула сердце и быстро заметила линию, изгибающуюся вдоль поверхности.

– Это буква «Р», – испуганно прошептала Кара. Она обессиленно рухнула на стул. – Не может быть…

Клей нахмурился.

– Я ничего не понимаю. Буквы «Б», «УА» или «У» и «Р». Что это обозначает?

– А эти три буквы эпиграфического южноаравийского письма должны быть вам знакомы, мистер Бишоп, – заметила Сафия. – Быть может, не в такой последовательности.

Взяв карандаш, она написала буквы так, как они должны были читаться.

– Южноаравийское письмо, в отличие от английского, читается справа налево, как иврит и арабское. У-Б-Р. Это одни согласные, гласных букв нет.

Молодой американец широко раскрыл глаза.

– У-Б-А-Р. Проклятый затерянный город в Аравии, Атлантида в песках.

Кара покачала головой.

– Сначала взрывается обломок метеорита, который должен охранять Убар, а теперь мы находим это название, написанное на бронзовом сердце.

– Если оно действительно бронзовое, – возразила Сафия, которая стояла, по-прежнему склонившись над столом.

Ее слова вывели Кару из оцепенения.

– Что ты хочешь сказать?

Сафия подняла сердце.

– Когда я вынимала его, оно показалось мне слишком тяжелым, особенно если учесть, что оно полое и заполнено жидкостью. Взгляните на поверхность левого желудочка, которую я протерла спиртом. Металл слишком бурый.

Кара выпрямилась; ее глаза зажглись догадкой.

– Ты полагаешь, что оно железное, как и осколок метеорита?

Сафия кивнула.

– Возможно, оно из того же самого метеоритного железа. Надо будет исследовать его подробнее, однако в любом случае это какая-то бессмыслица. В ту эпоху, когда была высечена эта скульптура, народы Аравийского полуострова еще не умели плавить и обрабатывать железо, не говоря уж о том, чтобы создавать такие произведения искусства. Здесь столько загадок, что я даже не знаю, с чего начинать.

– Если ты права, – сурово заявила Кара, – то убогий перевалочный пункт на караванном пути, обнаруженный в пустыне, является лишь предисловием к длинному повествованию. Многое осталось непознанным.

Она указала на сердце.

– Как, например, истинное сердце Убара.

– Но что нам делать сейчас? Каким будет наш следующий шаг? Мы нисколько не приблизились к разгадке тайны Убара.

Клей внимательно осмотрел сердце.

– Как-то странно, что на левом желудочке никаких букв нет.

– Название «Убар» пишется с помощью всего трех букв, – объяснила Сафия.

– В таком случае зачем использовать четырехкамерное сердце и наносить буквы в направлении тока крови?

Сафия резко обернулась.

– Будьте добры, объясните.

– Кровь входит в сердце из тела через полую вену и попадает в правое предсердие. Буква «У».

Молодой американец ткнул пальцем в обрубок большого кровеносного сосуда, подходящего к верхней правой камере сердца, и продолжил урок анатомии, сопровождая пояснения движением пальца.

– Затем кровь проходит через атриовентрикулярный клапан в правый желудочек. Буква «Б». Отсюда кровь через легочную артерию отправляется в легкие и возвращается, обогащенная кислородом, через легочную вену в левое предсердие. Буква «Р». Итого получается слово «Убар». Но почему дальше надпись обрывается?

– А действительно, почему? – нахмурившись, пробормотала Сафия.

Она задумалась над загадкой. Название города нанесено в том направлении, в котором течет кровь. Похоже, в этом содержится какое-то указание, подсказка. Смутно забрезжила догадка.

– Куда направляется кровь, покидая сердце?

Клей указал на толстый изогнутый сосуд в самом верху.

– Через аорту в головной мозг и в остальное тело.

Перекатив тяжелое сердце, Сафия отыскала конец аорты и уставилась на обрубок. Толстый кровеносный сосуд был закупорен кусочком песчаника. Торопясь очистить поверхность камер, Сафия не стала терять время на то, чтобы его убрать.