Развод и девичья фамилия Устинова Татьяна

Вчера, когда он приехал, она была почти в обмороке, сидела на ступеньках и обмахивалась газетой, а ее дрожащий от застарелого алкоголизма и возбуждения супруг держал перед ней кружку с кипятком. В том, что там именно кипяток, Сергей был совершенно уверен – от кружки шел пар.

– Так и не уезжал, Марья Семеновна, – признался он почти весело – ее тигриная наблюдательность давала надежду на то, что она сможет ему помочь: – Это ведь вы нашли… его, да?

Марья Семеновна вынырнула из платка и взялась за сердце.

– Я, – призналась она и повела мясистым, в прожилках, носом, – я, Сергей Константинович! Господи, да что ж это делается, когда среди бела дня…

– Почему среди дня, – быстро, пока ее причитания не зашли слишком далеко, спросил Сергей, – ведь был уже вечер!

– Да ведь такая жизнь, Сергей Константинович, что никогда покоя нет, ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером! Из дому страшно выйти! Да и выходить не надо, вот в подъезде-то и прикончили! Совсем ведь молодой и такой видный мужчина! Знакомый Кирочкин, да, Сергей Константинович? Я ж его несколько раз видала, он приезжал, еще когда вы жили! Да, Сергей Константинович?

Марья Семеновна явно была не промах, и сердце, которое «раскалывалось надвое», нисколько не мешало ей продолжать наблюдение.

– Это ее начальник, – объяснил Сергей доверительно. – Так во сколько вы его нашли?

– Да ведь милиция спрашивала у меня, а я говорю, что точно-то не могу сказать, потому что как я глянула на него, как зашлось у меня все внутри, так и не помню, что со мной дальше было! Помню только, что Кира меня усадила прямо на площадке, в кресло усадила, недавно поставили кресла-то, когда у этого бандюгана жена забеременела, чтоб, значит, ей легче ходить, а в домоуправлении мне сказали, что кресла все он на свои деньги купил и поставил, а они-то живут на третьем этаже, а кресла по всем площадкам, а я думаю – зачем они по всем площадкам, если жена его выше третьего этажа никогда не всходит?!

Сергей вытаращил глаза. К креслам, площадкам и беременной жене бандюгана он готов не был.

– Какой… бандюган? – спросил он осторожно. – У нас в подъезде вроде бы…

– Да точно я вам говорю, что бандюган он, – затараторила Марья Семеновна, – здоровенный такой бугаище, и машина у него бандитская, и эти… – тут она энергично потыкала двумя пальцами себе в глаза, – …стекла темные! Прячется он от людей, боится им в глаза смотреть! А к жене заботливый, кресла, вишь, купил!

– Какой бандюган? – повторил Сергей растерянно.

– Да этот, этот, – зашептала Марья Семеновна, – вот этот самый, глядите! И на улице его то и дело поджидают! Сядют и покатют!

По лестнице неторопливо и вальяжно спускался широченный, наголо бритый атлет с черном костюме и очень темных, почти слепых, очках. В одной руке он нес черную сумку, а второй легко касался полированных перил. Сергею показалось даже, что он насвистывает себе под нос.

– Лифт не работает, – негромко сказал он, чуть-чуть не дойдя до Сергея с Марьей Семеновной. – Бригаду вызвали?

– Вызвали, вызвали, – заспешила Марья Семеновна, чуть не кланяясь в пояс, – в течение часа, говорят, все исправим, приедем и все исправим.

– Я вам позвоню, – то ли пригрозил, то ли пообещал бритоголовый. – Здорово, Серега. Ты че? Не узнаешь?

И тут он весело сдернул свои очки.

– Ну, ты мастер перевоплощения, – так же негромко восхитился Сергей и с удовольствием пожал здоровенную ручищу, – не узнал даже. А ты чего здесь? Ты же был в Канаде?

– Я в Канаде и остался, – отозвался бритоголовый. – Ленка говорит: «Давай съездим, хочу к маме, а то потом, перед родами ты ж не повезешь!» Беременная она у меня, Ленка-то!

Тут он расплылся в такой улыбке, что на резиновых щеках прорисовались очаровательные мальчишеские ямочки, шевельнулись уши, лоб собрался складками, а лысина засверкала, отражая свет.

– Мальчик у нас будет, Серега! Маль-чик! Приезжай, когда родим. Бери свою Киру с пацаном и приезжай! Ты че, обратно к ним вернулся?

Сергей промолчал, и бритоголовый проявил невиданные чуткость и такт, да и Марья Семеновна ловила каждое слово, так что даже забыла про кипятильник, и вода давно и бурно плескала из литровой банки на подстеленную газетку.

– Ну, извини, – сказал бритоголовый со слоновьим сочувствием. – Слушай, ты в курсе, какой у нас ночью шухер был? Менты приезжали, «Скорая», все дела! Да это на вашем этаже где-то! Ленка всю ночь не спала, я уж хотел идти скандалить, блин!

– На нашем, – согласился Сергей, – а ты, часом, ничего не видел подозрительного, Данила-мастер?

– Знаешь, как меня зовут эти козлы из НХЛ? – доверительно спросил тот и наклонился к Сергею, как будто собирался сообщить некий большой секрет. – Дэн! А?! Ты слыхал?! Данила Пухов – Дэн!

Тут он зашелся тяжелым смехом и стал утирать глаза, так весело ему было, что «козлы из НХЛ» зовут его Дэн.

Сергей переждал приступ его веселья.

– Ну так как? Не видел?

– Чего?

– Ничего подозрительного не видел?

– Да ты че, больной, Серега? Я приехал в одиннадцать, прямо с базы, вижу – цветомузыка, менты, люди какие-то! Ну, думаю, все, приехали, сейчас Ленку мне до смерти перепугают! Зачем, блин, думаю, мы сюда приперлись? Лучше бы мамашу в Канаду вызвали! Ленке, конечно, хотелось, а она у меня беременная, как ей откажешь-то… – Лысина опять засверкала, ямочки опять обозначились отчетливо, взгляд стал маслено-умильным.

«Вот черт возьми, – подумал Сергей с тоской. – Ничего он мне не расскажет. Он вообще ничего не соображает, кроме того, что у него «Ленка беременная».

– Лифт не работал ни хрена, я пешком. Дошел до вашей площадки, просто так, чтобы мне знать, хоть что случилось, потом увидел кровь и белый контур тела на полу, ну, думаю, все как в кино – трупы и кровь заказывали? Щас будет! Ну, и домой пошел. Ленка все равно все знала. Насилу я ее успокоил и спать уложил. Она меня даже отпускать не хотела, – с неимоверной гордостью добавил Данила. – Говорит, не ходи никуда, говорит, боюсь за тебя!

– А она вчера целый день дома была?

– Вроде да. А что?

– Я хотел спросить, может быть, она видела, кто из подъезда выходил? Или входил? Чужой, не наш.

– А че, – негромко спросил Данила, – менты на Киру, что ль, валят?

– Я не знаю.

– А ты че? Не отмажешь, что ли?

– Я постараюсь, – пообещал Сергей, – только неплохо бы выяснить, кто у нас в подъезде людей убивает.

– Да это не из наших, – сказал Данила убежденно, – у нас тут отморозков нет, все люди приличные, сам знаешь.

– Знаю, – согласился Сергей.

– Я бы тебе помог, – извиняющимся тоном добавил Данила, – да времени у меня нет. Мы через две недели обратно отваливаем, а пока я, как кенгуру в пампасах, скачу.

– Ясно.

– А с Ленкой поговори, конечно. У Ленки моей глаз-алмаз, под землю видит. Так вызвала ты ремонтеров, мать? Или нет?

– Вызвала, вызвала, – запричитала Марья Семеновна, – уже должны быть! Как не вызвать, вызвала, конечно! Починют, починют они лифт, будьте покойны!

– Ну, бывай, Серега! – попрощался Данила и с размаху стиснул Сергею руку. – Про Канаду – я всерьез приглашаю. Я всегда все всерьез делаю.

– Спасибо.

– Кире привет передавай. Вернись к ним, и пусть она тебе еще девочку родит! – Очень довольный своим чувством юмора, Данила Пухов жизнерадостно захихикал и пошел к двери, помахивая черной сумкой.

– А машина у него – страсть божья, – просвистела из-за спины Марья Семеновна, – ужасть одна, танк, а не машина, и сам он как пить дать бандюган! И чой-то он с вами вежливый такой, Сергей Константинович?

– Да никакой он не бандюган! – весело запротестовал Сергей. – Он хоккеист. Знаменитый. Звезда мирового спорта. Вы разве его по телевизору никогда не видели? У вас муж хоккей не смотрит? Он уехал лет семь назад и с тех пор приезжает сюда на несколько дней каждый год. Мы в этот дом вместе въезжали, еще когда никакого элитного жилья в природе не было!

– Да врет он все, – с истовой убежденностью проговорила Марья Семеновна, – подделывается он! Бандюган он! Он вчера небось и убил дружка жены вашей, Сергей Константинович!

– Начальника, – поправил Сергей. Следовало непременно убедить Марью Семеновну, что Костик именно начальник, а не дружок.

– Он сказал, что в одиннадцать приехал, а ведь наврал, наврал, Сергей Константинович! Как же в одиннадцать, когда я сама его видала в восемь, вот те крест!

– В восемь? – переспросил Сергей. – Данилу?

– Вот те крест святой, видала! Как входил, не видала, врать не стану, а вот как выходил – видала. Сел на свой танк и покатил, покатил!.. Зачем он наврал, если дружка не он прикончил, а?

– Начальника.

– Ну да, ну да, хоть бы и начальника!

– А кто еще входил, Марья Семеновна? Или выходил?

– Чужой никто не входил, вот те крест святой! Только ведь я не стражник, я к дверям-то не приставлена, может, и пропустила кого! А выходить… Да почти никто и не выходил! Время такое, все только со службы воротились и по домам сидели. Валентина ваша выскочила. «До свиданья, – говорит, – Марья Семеновна, до завтра!» Вежливая она у вас больно. Вот бандюганище этот. А еще… нет, не знаю. Мальчонка из восьмой с нянькой прошел, эти вроде на детскую площадку. Ночь на улице, а нянька его на улицу тащит! Конечно, когда мать с утра до ночи груши околачивает, так мальчонка и по ночам… Бабулька Евсеева спустилась, это уж после восьми, куда после!..

– А труп вы во сколько нашли, Марья Семеновна? – нежно спросил Сергей.

Вахтерша задумчиво бросила в банку щепотку чаю, и от банки сразу пошел дух, как от пропаренного веника. Чай, очевидно, был самый что ни на есть натуральный.

– Вот не скажу точно, Сергей Константинович, – призналась она с сожалением, – у меня внутри как все взнялось, как от огня, Кира, значит, усаживает меня, а жилец из одиннадцатой квартиры, Михаил-то Петрович, говорит: «Ну, я за милицией пошел», а во сколько… Нет, точно не скажу.

– А Михаил Петрович откуда взялся?

– Так я закричала, со страху-то, – тут Марья Семеновна от души перекрестилась, – выскочила Кира, и Михал Петрович за ней. Чуть мне все нутро не отшибло, как увидала, как он лежит, и кровь вокруг черная! Сколько живу, такой страсти не видала! Вот в пятьдесят восьмом мне было двадцать лет, и пошли мы с подругой на пруд купаться. Молодые были, и все нам хотелось ночью искупаться-то. А тогда жизнь другая была, по ночам все спокойно, мы и пошли. А дорога мимо кладбища. Вот так все в горку, в горку, а потом…

– Спасибо, – сказал Сергей. Слушать про молодость Марьи Семеновны он никак не мог, даже из соображений политеса.

– А вам зачем знать, кто приходил, кто не приходил, – жарко спросила Марья Семеновна, – вы, видать, милиции-то не верите, а, Сергей Константинович? И я не верю, от нисколечко не верю! Я как увидала Юрку, участкового, ну, думаю, бог мне судья, а только этот самый Юрка еще хуже бандюган, чем хоккеист ваш. Его, Юркина, мамаша, Зоя Петровна, самогон еще тогда гнала, когда постановление ЦК вышло и по всем квартирам ходили и аппараты искали, а они, хитрые, в эвакуации, в Мордовии их научили…

– И больше никто не приходил и не уходил, – подытожил Сергей, – Данила в восемь часов. Потом Валентина, потом няня с ребенком, потом старушка Евсеева. Правильно?

– Ну, и этот еще, – небрежно сказала Марья Семеновна, – который к Кире-то ходит. Интерес ее. Видный такой мужчина, серьезный, с порфелем всегда, вежливый. Да вы его знаете или нет?