Дантисты тоже плачут Донцова Дарья

– Смотри, какая прелесть, – восторгалась Сонька, поворачивая голову в разные стороны.

– Симпатичная, – без всякого энтузиазма сказала я, – кролик – чудесная парочка для кошки.

– Кролик? – возмутилась подруга. – Да глаза открой, это же розовая шиншилла.

– Кто? – изумилась я от души. – Розовая шиншилла? Всегда считала, что у этой несправедливо дорогой крысы серо-голубой мех.

– Действительно, – согласилась Сонька, – розовая шиншилла встречается крайне редко. Дело в том, что она обитает только в Австралии на почвах, богатых марганцевой рудой. Ест там всякие корешки, растения, и мех приобретает вот такой редкий отлив.

Из моей груди вырвался смешок. Несколько десятилетий тому назад, году этак в 1960-м, бедные студенты-биологи освоили нехитрый фокус. Белых лабораторных мышей, стоивших пять копеек пара, поили несколько дней слабым раствором марганцовки. Шкурки грызунов приобретали приятный оттенок, и нищие студенты торговали ими на Птичьем рынке уже по рублю за штуку. Назывались диковинные животные: «Розовый австралийский мышь».

Не знаю, пил ли несчастный кролик перед смертью марганцовку или тушку покрасили после кончины, но было ясно: Сонька опять наступила на грабли, поверив уличному торговцу. Хотя сама по себе шапочка выглядела не так уж и жутко.

– Остается только купить перчатки из мексиканского тушкана, – невольно вырвалось у меня.

– Мексиканский тушкан, – оживилась Соня, – никогда не слышала, что, очень дорого?

Без няньки очень трудно управляться с близнецами. Ольга похудела и осунулась. Ирка ложилась грудью на амбразуру, но ночью Кешка и Зайка оставались с детьми наедине. Спать они просто перестали и днем походили на лунатиков. Наташка проявляла редкую непреклонность:

– Давайте их на ночь ко мне, согласна качать крикунов, но в агентство больше не пойду, хватит. Сами вырастим, без подозрительных нянек.

Однако, повозившись ночку с Ванькой и Анькой, подруга стала посговорчивей:

– Хорошо, поищем няню по знакомым, но чтобы только с папкой рекомендаций. А пока поделим дежурства по-честному. В понедельник их трясу я, во вторник – Маруся, в среду – Дашка. Арцеуловым тоже нечего прохлаждаться, пусть забирают к себе в четверг, ну а пятница с субботой достанется родителям.

– А воскресенье? – спросила Маня.

Наташка призадумалась.

– Хорошо, пусть воскресенье тоже мое.

В разделении обязанностей была своя сермяжная правда, и план мне очень понравился, но только до шести утра среды. Именно в это время в спальню ворвалась невыспавшаяся Манька с племянниками.

– Вот, – радостно проговорила она, сваливая кульки на кровать, – уже утро среды – твоя очередь.

Ванька и Анька мирно посапывали, пуская пузыри.

«Что же, все-таки устают, – подумала я, – милые дети прекрасно спят. Просто ангелы».

Анька открыла глаза, посмотрела, улыбнулась, потом сморщилась и завопила. Следом немедленно заорал братец. Я лихорадочно кинулась к бутылочкам, но, поев, изверги не утешились. Крик усилился.

Я размотала Ванькины штанишки и обнаружила изумительно закаканную попку, такой же пейзаж наблюдался и в Анькиных ползунках. Сбросив испачканные памперсы в пакет, я потащила притихшего Ваньку в ванную, Анька продолжала заходиться на кровати. Пока я мыла братца, сестричка притихла и принялась издавать какие-то странные, похожие на громкое чавканье звуки.

Когда мы с чистым и довольным Ванюшкой вернулись в комнату, Анюта лежала на одеяле, суча ножками. Попка ее была удивительно чистой, даже блестела.

Я так и села. Слышала, конечно, о таинственной связи между близнецами, но чтобы такое… Анька довольно гулила. Из-под кровати высунулась морда ротвейлера. При первом взгляде на пасть пса стало понятно, кто помыл девочку.

– Снап, – завопила я, ухватив ротвейлера за гладкий загривок, – это не щенки, а дети!

Пришлось тащить упирающегося кобеля в ванну и мыть ему рот, щеки и нос мылом, чистить зубы, чтобы избавиться от запаха. Снап чихал и плевался, к концу процедуры мы оба вымокли до нитки.

Вернувшись в комнату, обнаружила, что Анька пописала на одеяло, а Ванюшка освежил подушки.

Короче говоря, дня я не заметила. Дети ели, писались и орали, спать не хотели ни под каким видом. Поэтому, когда в шесть вечера оба вдруг затихли и дружно засопели, я даже боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить мучителей. Но тут в спальню постучали, приехала Ева. Она умилилась при виде детей.

– Какие лапочки!

– Только когда молчат. Очень тяжело с двумя, да еще с такими неспокойными.

– Надо нанять няню.

– Трудно отыскать хорошую, один раз уже ошиблись.

– Хотите, попрошу Серафиму Ивановну, – предложила Ева, – она, конечно, старенькая, но бойкая и дело знает, еще папу нянчила. Серафима Ивановна всем понравится: она добрая и детей любит.

– А Юра?

– Люда справится.

И, горящая желанием помочь, Ева кинулась домой уговаривать няньку.

Старушка прибыла в четверг, в самый драматический момент: Левка и Сонька купали детей. Из ванной неслись душераздирающие вопли.

– Корова безмозглая, – вопил муж, – проверь температуру воды поскорей. Аккуратней, аккуратней, ручку ему сломаешь.

У Арцеуловых никогда не было детей, и вид крошечных младенцев поверг сначала Левку в шок. Потом он робко взял Ваньку на руки.

– Ну и глупость, заматывать ребенка в памперсы, коже следует дышать, просто матерям лень пеленки стирать, – завелся Левка, нежно прижимая визжащего Ваньку к необъятному животу, – поэтому и кричит мой крольчоночек, усики-лапусики, сладенький, пойдем, дядя Лева объяснит маме и папе, что они идиоты.

И он вытащил братца из памперсов. Ванька замолчал и заулыбался розовым беззубым ротиком. Левчик умилился:

– Рыбонька любимая. – Потом повернулся к Соньке и рявкнул: – Ну, чего встала, как собака недоеная, сними с девчонки компресс из пис и неси ребенка в спальню. Да сбегайте за «Нестле».

– Мы их кормим «Семилаком», – робко сказала Наташка.

Левка поднял одну бровь и посмотрел на подругу, как на диковинное насекомое.

– Вы – «Семилаком», а я буду – «Нестле». Еще моя прабабушка кормила бабушку кашей этой фирмы. И не спорьте, только «Нестле».

То ли продукция зайца Квики пришлась близнецам больше по вкусу, то ли отсутствие памперсов подняло настроение, но весь четверг братец с сестрицей весело гулили, приводя Левку в полный восторг, чего нельзя было сказать о его жене. Бедная Сонька валилась с ног: сначала стирала пеленки, потом по приказу мужа гладила их с двух сторон, затем тщательно кипятила бутылочки и соски. Левка любил обстоятельность во всем. И сейчас оба сражались в ванной, проверяя температуру воды.

Серафима Ивановна оказалась сухонькой, бойкой, непохожей на старушку женщиной. Волосы ее, уложенные аккуратными колечками, переливались красивым рыжим оттенком, щеки рдели легким косметическим румянцем, губы покрывала помада элегантного коричневого тона.

Серафима Ивановна ловко вытеснила Арцеуловых из ванной, и в доме воцарилась восхитительная тишина, прерываемая только плеском воды.

Через некоторое время я заглянула на кухню и обнаружила там за длинным столом няню, Ирку и кухарку, лакомившихся кофе со сливками. Рядом словно изваяния застыли псы.

– Милые детки, – улыбнулась Серафима Ивановна, – двое сразу, так приятно для родителей. Подрастут немного, станут друг с другом играть. Давайте сразу обговорим условия. Вы меня будете кормить и платить жалованье, в среду – выходной. После семи часов вечера – ухожу домой.

– Поживите хоть несколько недель, – взмолилась я.

– К сожалению, не могу. Старая стала. Да и не согласилась бы вообще работать, но Кики очень просил вам помочь.

С трудом сообразив, что Кики – детское прозвище Владимира, я стала соблазнять няньку большим жалованьем. Серафима Ивановна дрогнула, но возразила:

– В принципе можно и пожить, вот только проблема – у меня собачка, маленькая такая, йоркширский терьер, куда ее деть?

– Как куда? – изумилась Ирка. – Берите с собой, чем нам терьер помешает?

И на следующий день няня с Жюли перебрались к нам.

Через неделю, в субботу, приехал усталый Александр Михайлович, домашние накинулись на полковника, требуя новостей. Милиционер замахал руками:

– Погодите, погодите, дайте хоть поесть сначала.

Мы подождали, пока он утолит голод, и ринулись на него с новой силой. Александр Михайлович со вкусом закурил сигару, поднесенную услужливой Маней, и сказал:

– Нашел Криворучко Оксану. Ее привез из Киева вместе с другими украинскими девушками Николай Семенов, владелец «пип-шоу».

Я вздрогнула. «Пип-шоу». Сомнительное развлечение для сексуально озабоченных особ, представляет собой зашторенные кабинки. Покупаете жетон, опускаете его в прорезь, занавески распахиваются, и перед взором на вертящемся кругу появляется девушка, исполняющая стриптиз. Кабинки индивидуальные, наслаждаетесь зрелищем в одиночестве, но одновременно из соседних кабинок танец наблюдают другие интересанты. Девушка работает без перерывов. Может повезти, и попадете на кульминационный момент – удаление парчовых трусиков. А можете включиться на стадии снятия шляпки. В любом случае через три минуты шторка закроется. Желаете продолжение – опустите новый жетон.

Конечно, это лучше, чем стоять в шубе на голое тело на Тверской. Клиенты «пип-шоу» не общаются напрямую с девушками, многие хозяева запрещают своим работницам давать мужчинам домашние адреса и телефоны. На деле же стриптизерки вовсю подрабатывают проституцией. Хорошую няньку нашли для детей!

– Привез он ее три года тому назад, – продолжал Александр Михайлович. – Полтора года девушка исправно трудилась, а потом исчезла. Просто не пришла на работу, и все. Оказывается, Ленка-Оксана довольно хорошо говорила на английском и русским владела в полном объеме – окончила в Киеве специальную школу.

– Она не из деревни? – разом поинтересовались Ольга с Аркадием.

– Нет, запросили Киев и узнали биографию, – сообщил полковник. – Родилась в столице, там же училась, танцевала в ансамбле «Современные ритмы». Потом, очевидно, соблазнилась заработком и нанялась к Семенову. Его «пип-шоу» называется «Современное варьете», находится на Монетной улице, и прикрыть его нам до сих пор не удается. Заведение имеет статус театра. Так же, как театр Кирилла Ганина. Откровенная порнография, а сделать ничего не можем. Здесь явная недоработка в законах. Более того, большинство стриптизерок из Украины – рабы. Им не отдают паспорта, обманывают при расчете. Однако Криворучко оказалась хитрой, она понравилась самому Семенову, и хозяин отдал ей паспорт. Куда украинка сбежала, где жила эти полтора года, он не знает. Не узнали и мы.

Александр Михайлович замолк. Аркадий вздохнул:

– Надо отправить двадцать тысяч долларов в Киев, найти родственников и передать им деньги.

В дверь постучали, и появилась Серафима Ивановна, ей понадобилась Оля. Когда женщины вышли, Александр Михайлович поинтересовался:

– Новая няня? Тоже на улице нашли?

Мы с Наташкой принялись в два голоса кричать о порядочности старушки.

– К тому же она скоро превратится в вашу родственницу, – таинственно пробормотала Маня.

– Как это? – изумился Александр Михайлович.

Маня захихикала. Выяснилось, что апатичный Хуч страшно оживился при виде йоркширского терьера. Жюли явно покорила ожиревшее сердце мопсика. Первые два дня Федор Иванович вздыхал платонически, потом изменил тактику. Жюли, пококетничав для фасона, сдалась, и собачки предались разврату.

Представив себе плод связи мопса с йоркширским терьером, я захохотала как безумная.

Глава 9

Мне не давал покоя шрам на животе Нелли Резниченко. У Катьки видела точно такой же. Неужели операции по удалению желчного пузыря и дамских органов оставляют одинаковые следы? Всегда казалось, что данные принадлежности находятся в разных местах организма.

Пришлось поехать в библиотеку и изучить учебник «Хирургия». Выяснилось, что след от вмешательства на желчном пузыре остается под ребрами.

Рубец на животе над волосистой частью – свидетель гинекологической операции. Вот только какой? В учебнике их перечислялось больше десятка. Описание сопровождалось подробными кошмарными иллюстрациями, вызывающими тошноту.

Я захлопнула книгу ужасов и призадумалась. Какая разница, что отрезали у Нелли. Ясно одно, после любой из таких операций уже не забеременеть, как ни старайся. К тому же точно помню, шрам на ее холеном животе был, как и у Катьки, белым. А в учебнике четко сказано: послеоперационный рубец сначала полгода красный, потом розовеет, белым делается спустя полтора года после оперативного вмешательства.

Как она ухитрилась родить Юру? А если не она, то кто мать мальчика?

Няня оказалась настоящим сокровищем. Понравилась всем. Наташке и Ирке – аккуратностью, Ольге и Кешке – любовью к детям, мне – говорливостью. Вечером, часиков в девять, когда Серафима Ивановна пила чай, ничего не стоило вытряхнуть из старушки необходимые сведения. И я приступила к действиям.

– Сколько же лет вы работаете у Резниченко, Серафима Ивановна?

Женщина махнула рукой:

– Даже вспомнить страшно. Нанялась много лет тому назад к старым хозяевам, родителям Владимира. Времена тогда были строгие – нас учили правильно докладывать о гостях, аккуратно принимать у них пальто, шляпы, зонты. Элеонора Сергеевна отличалась строгостью, а Петр Павлович мог изничтожить за пылинку на рояле.

Старушка замолчала, погружаясь в воспоминания, как все старые люди, она с удовольствием припоминала прошлое.

– А потом родился Кики, Владимир то есть, и я превратилась в няньку. Какой он был замечательный маленьким. Любил меня больше матери. Да ей до него и дела не было. В особенности после всех несчастий…

Я навострила уши.

– Что за несчастья?

Серафима Ивановна вздохнула.

– Петр Павлович и Элеонора Сергеевна – кузен и кузина. Когда решили пожениться, родственники высказались против: дескать, в браке родятся больные дети, и некому передать нажитое.

– А было что передавать?

– Конечно. Знаете, кто отец Володи? Известнейший библиофил и собиратель редкостей Петр Павлович Резниченко. У них с Элеонорой Сергеевной была большая квартира на Бронной. Так вот, одна комната представляла собой точную копию кабинета Александра Сергеевича Пушкина. Причем знающие люди говорили, что в Петербурге на Мойке – дубликаты, а подлинные вещи у Резниченко. Лампа, чернильница, пресс-папье, даже кресло и письменный стол! В библиотеке хранились настоящие раритеты: первые издания «Евгения Онегина» и «Путешествия из Петербурга в Москву», прижизненные тома Лермонтова, рукописи Чехова. Московские коллекционеры шутили, что Гоголь не сжег все-таки вторую часть «Мертвых душ», и искать ее следует у Резниченко. А кроме книг – коллекция яиц Фаберже, картины известных мастеров, всего и не упомнить.

Петр Павлович настоял, и они с Элеонорой Сергеевной пошли под венец. Когда родился абсолютно здоровый Кики, хозяин просто торжествовал. Но недолго. Следом за первенцем появились уроды. Сначала девочка, прожившая всего три дня. Затем Леня. У того случилась саркома, и он скончался десяти лет от роду. Последней родилась Полина. Промучилась, бедный даун, три года и умерла. Больше не рисковали. Наверное, поэтому Петр Павлович и сделал такое странное условие в завещании.

– Какое условие?

– Он хотел, чтобы у Владимира родилось много детей. Как только на свет появится первый ребенок, Кики получит часть коллекции, если первым ребенком будет девочка, а вторым окажется мальчик – Владимир завладеет всем богатством. Родится вторая девочка – только половиной. Не будет детей, все собрание передается государству. Кабинет Пушкина отойдет Ленинской библиотеке, коллекция яиц – Третьяковке, картины попадут в Музей изобразительных искусств. Завещание было оформлено по всем правилам и хранилось у нотариуса. После смерти старика нотариус огласил бумагу в присутствии директоров всех названных музеев.

– А если первым появится сын?

– Все равно детей должно быть как минимум двое. Так он хотел, глупо, конечно, если бы не Нелли…

Серафима Ивановна поджала губы.

– Нелли родила-таки двоих детей.

Няня саркастически ухмыльнулась.

– Родила. Еву через сколько лет после свадьбы? Потом еще через шестнадцать лет Юру. Все не хотела фигуру портить. Но это она пусть подружкам говорит. Я знаю, что жена Владимира несколько лет лечилась у доктора Коня, прежде чем забеременела. Кики ходил просто чернее тучи, пока анализ не увидел. Разве такая жена ему нужна? Кругом полно молодых и здоровых, так нет, попалась никчемная Нелли. И жена никудышная, и мать…

Приятную беседу нарушили крики, раздававшиеся со второго этажа. Пришлось прерваться и отправиться наверх. В спальне Арцеуловых слышался шум, я постучала, открыла дверь и увидела Левчика, возбужденно тыкающего пальцем в покрывало на кровати.

– Дашка, смотри, какой кошмар.

На пледе преспокойно восседала маленькая ящерица.

Я рассмеялась:

– Да это Гектор. Живет у Маруси в аквариуме и иногда удирает, ловим потом по всему дому. Не бойся, он ласковый, не кусается, совершенно ручной.

Левка хватал ртом воздух. Сонька улыбнулась.

– И чего так испугался? Я же сразу сказала, что гекконы не ядовиты. Такой большой, а ящерицы боится.

Левчик вперился в жену ненавидящим взглядом:

– Ты у меня Дарвин, а я кретин убогий. Сама при виде лягушки визг поднимаешь. С Дашкой разговариваю, а ты пасть заткни, пока не прихлопнул. А лучше всего убирайся отсюда куда подальше, коза надоедливая.

Всегда покорная Сонька неожиданно топнула ногой и двинулась к двери. Помедлила на пороге, потом сказала:

– Значит, советуешь идти куда подальше, да?

Возбужденный Левка заорал не своим голосом:

– Да, да, к черту, дьяволу, в задницу!

– Могу обидеться и больше не вернуться, Лев, – медленно проговорила жена.

– Ну и слава богу, катись быстрей.

– Хорошо, но только помни, что ты меня выгнал, – с этими словами Сонька тихо закрыла створку двери. Левка рухнул в кресло, утирая пот:

– Адское терпение требуется для семейной жизни, никаких нервов не хватает.

– Зря ты так ее обидел, – попробовала я вразумить грубияна, – вдруг и правда уйдет.

– Куда? – засмеялся Левка. – На Тверскую? Там подпорченный товар не нужен. Погуляет по улицам и назад пришлепает, тоже мне, сокровище бесценное.

Глава 10

Утром старший Арцеулов спустился первым к завтраку. Когда мы с Наташкой вошли в столовую, он уже пил кофе с тостами.

– Ну и сони! – возмутился Левка. – Разбудите быстрей Соньку, хотели сегодня в Коломенское съездить.

– Что же сам жену не растолкал? – удивилась Наташка.

– А она не ночевала в спальне, где вы мое сокровище спать положили?

Мы с Наташкой переглянулись. Никто из нас не устраивал Соню на ночь, может, Оля? Но ни Зайка, ни Аркадий, ни Ирка – никто из домашних не видел Соню после вчерашнего ужина. Получалось, что она на самом деле ушла.

Не поверивший нам Левка лично обследовал все комнаты, заглянул в подвал и на чердак.

– Черт-те что, – растерянно проговорил он после бесплодных поисков, – неужели в гостиницу отправилась?

Но оказалось, что комнату в отеле Сонька не могла снять – все деньги лежали у Левки в кошельке. Вещи женщины, включая злосчастную шубу, мирно висели в шкафу. Не было только маленькой дамской сумочки и паспорта.

– Надо позвонить Александру Михайловичу, – предложила Наташка, – вдруг несчастье случилось, под автобус попала или в больницу.

Левка посерел:

– Вернется, идиотка, убью.

– Утонешь, домой не приходи, – вздохнула Наталья и пошла связываться с Александром Михайловичем.

Но полковника не оказалось на месте. И нам оставалось только ждать.

Сонька позвонила около двенадцати.

– Не надо волноваться, жива, здорова и прекрасно себя чувствую.

– Где ты? – заорал Левка.

– Пусть вас это не волнует, – отрезала жена, – вы, Лев, приказали мне убираться подальше, что я и сделала. А звоню только для того, чтобы Дашка с Натальей не волновались. Уезжайте спокойно в Ялту, я остаюсь здесь, бумаги на развод перешлет адвокат.

Трубка противно запищала, Лева остался у аппарата с открытым ртом.

Ближе к вечеру вернулись радостные Генка с Катюшкой. Весть о побеге Соньки, казалось, их не удивила.

– Давно недоумевала, как она с ним живет, – сплетничала Катюшка. – Все время орет, ругается, всем постоянно недоволен. Тяжелый характер. Куда, интересно, она пошла без денег?

– Наверное, к любовнику, – ляпнул Генка.

Все засмеялись. Стокилограммовая Соня не отличалась ни умом, ни красотой. Об особой сексуальности почти в пятьдесят лет говорить не приходилось. Скорей всего женщина встретила старую подругу или… Больше в голову ничего не лезло.

Ночью я крутилась под одеялом, тщетно пытаясь заснуть. Странный шрам на животе жены Володи не давал покоя. Серафима Ивановна обронила, что фамилия доктора, который лечил Нелли, – Конь. Надо найти его и попытаться узнать подробности о болячках женщины.

С утра я принялась за работу детектива. Сначала поискала на справочной дискете адрес Коня, но не нашла. И поехала в профсоюз медицинских работников. Приятный молодой человек вежливо сообщил, что домашние адреса врачей без их разрешения не выдаются.

– Сделайте милость, – занудила я просящим голосом. – Доктор Конь когда-то лечил мою тетю. Она недавно скончалась и просила передать ему довольно крупную сумму.

Клерк продолжал сопротивляться.

– У нотариуса явно есть адрес, если речь идет о завещании.

Я продолжала нажимать:

– Тетя отдала устное распоряжение только мне. Ее с доктором Конем связывали романтические отношения. Перед смертью, буквально за несколько минут, она взяла меня за руку и проговорила: «Детка, отдай дорогому другу, доктору Коню, двадцать пять тысяч долларов». По щекам потекли слезы, и она умерла. Адрес сказать не успела, бедняжка. Ну помогите, пожалуйста, такая редкая фамилия, он в картотеке один будет.

Клерк вздернул брови и вздохнул. Видно было, как в его душе борются желание помочь и служебный долг. Наконец человеколюбие победило, и парень полез в картотеку.

Доктор Максим Конь проживал в небольшой квартире на улице Космонавтов. Преодолев три этажа без лифта, я позвонила.

– Входите, – донеслось из глубины квартиры.

Дверь распахнулась, открывая вид на маленькую захламленную прихожую. Узенький коридорчик вел мимо похожей на мыльницу кухни прямо в спальню. У окна стояла полная женщина в шерстяном платье.

– Не припомню вас, милочка, – проговорила она.

– Мы незнакомы, хотелось поговорить с доктором Конем.

Толстушка, не мигая, смотрела в сторону.

– Доктор не принимает.

– Очень нужно, поверьте.

– Говорю, доктор больше не принимает, уходите. Ищите другого гинеколога.

– Но просто ужасно надо с ним поговорить, не сомневайтесь, заплачу за визит.

И я распахнула сумочку. В глазах бабы мелькнула жадность, и она с сожалением проговорила:

– Даже за все сокровища Али-Бабы он не примет.

– Почему?

Толстуха помолчала, потом открыла дверь в смежную комнату. Посередине помещения в инвалидном кресле сидел глубокий старик с глазами идиота. Изо рта вытекала блестящая струйка слюны. Увидев нас, он замычал.

– Вот, – проговорила женщина, – любуйтесь, это доктор Конь. Два года назад мужа разбил инсульт. В результате – почти парализован и потерял речь. Не скрою, деньжата нам очень нужны, но практиковать, сами понимаете, он не может. Вот жду, когда умрет и развяжет руки.

С этими словами бабища захлопнула дверь.

– Если надо сделать аборт на большом сроке, могу посоветовать другого специалиста, за плату, конечно.

И она алчно посмотрела на сумочку. Я расстегнула замочек и вытащила несколько бумажек.

– Возьмите, купите больному фруктов.

– Спасибо, что вам надо?

– Уже ничего. У доктора когда-то лечилась Нелли Резниченко, хотела кое-что узнать.

Баба заинтересовалась:

– А что узнать?

– Кое-какие сведения по медицинской части.

– Сейчас сварю кофе, – неожиданно предложила женщина, – садитесь.

Минут через десять, разлив по щербатым чашкам тепловатую бурду светло-коричневого цвета, она сказала:

– Чем вас так заинтересовала Нелли Резниченко и кто вы такая?

– Считайте просто любопытствующей. Могла она примерно восемь-девять месяцев назад родить ребенка?

Толстуха пожевала губу, шмыгнула носом и проговорила:

– Пятьсот долларов.

– За что?

– Расскажу все про Нелли, не сомневайтесь, хорошо помню эту женщину, хотя много лет прошло. Она нам тогда такие деньги заплатила! Сведения точные, работала у мужа секретарем, сама истории болезней заполняла.

Пришлось поверить и вытащить кошелек. Госпожа Конь жадно схватила бумажки и спрятала их на необъятной груди. Потом расслабилась, подошла к большому шкафу, порылась там, вытащила карточки и завела рассказ.

Доктор Максим Конь работал гинекологом в обычной городской клинике. Всю жизнь врач мечтал создать новое средство контрацепции, и жалованье уходило на эксперименты. Но зря. Открытия не получалось, и гинеколог постоянно нуждался.

Однажды на прием пришла необычная посетительница. Дорогая шубка, хорошая косметика, тонкое белье – все кричало о богатстве. Маргарита Онофриенко, так назвалась больная, попросила обследовать ее частным образом. Жаловалась она на то, что, будучи несколько лет замужем, никак не может забеременеть.

Максим осмотрел Маргариту и сообщил неутешительный результат. У молодой женщины оказалась большая миома и поликистоз яичников.

– Надо же так запустить болезнь, – сокрушался доктор, – теперь придется удалять все женские органы. Вам никогда не стать матерью.

Маргарита пришла на прием еще раз, уже с мужем. Молодой человек с пристрастием допросил доктора и крайне расстроился.

– Не надо так убиваться, – попробовал утешить мужчину Максим, – если мечтаете о ребенке, возьмите малыша на воспитание. В моем кабинете часто плачут несчастные, не знающие, куда деть новорожденного. Подберем здоровую мать.

Супруги Онофриенко пришли в третий раз и открыли доктору Коню правду. Их подлинная фамилия Резниченко. По условиям завещания, они могут получить капитал, только если станут родителями. Но болезнь жены сводит шансы на богатство к нулю. Поэтому готовы усыновить мальчика, но только так, чтобы не узнала ни одна живая душа. Доктор Конь согласился помочь.

Сначала Нелли под именем Маргариты Онофриенко легла в больницу, где ей сделали необходимую операцию. Затем Максим нашел среди своих пациенток восемнадцатилетнюю Розу. Здоровье у той било через край. Все анализы годились для пособия «Образцовая роженица». Девушка считала неожиданную беременность помехой и явилась в клинику делать аборт.

Максим, запугав дурочку рассказами об ужасных последствиях вмешательства, предложил родить малыша и отдать его Маргарите Онофриенко. Соблазнившись солидным денежным вознаграждением, Роза согласилась на ультразвук. Врач усмотрел на экране мальчика, и все остались довольны.

Роза вынашивала младенца, и, когда ее беременность достигла семимесячного срока, гинеколог положил Нелли Резниченко в клинику.

Месяцы лжебеременности стали очень тяжелыми для Нелли. Приходилось подвязывать под юбку подушку, постоянно изображать недомогание, токсикоз, потерю аппетита.

Шестьдесят три дня провела лжебеременная в клинике, поджидая родов Розы. И наконец счастливый день настал – 15 октября девушка родила абсолютно здорового, крепкого ребенка. Радость портило одно обстоятельство – на свет появилась отличная девочка.

Супруги проявили недовольство, они рассчитывали на мальчика, но пришлось брать то, что есть. О беременности Нелли знали родственники, приятели, и вернуться из родильного дома с пустыми руками не представлялось возможным.

Уже утром 16 октября под окнами родильного дома толпились многочисленные посетители, желавшие поздравить молодую мать.

Роза получила крупную сумму и исчезла с горизонта. Через несколько дней Нелли отправилась домой и больше никогда не посещала доктора Коня.

Рассказ толстухи не слишком поразил меня. Интуитивно я предполагала что-нибудь подобное. Значит, обманув один раз, решили повторить тот же фокус. Теперь понятно, почему мать не любит дочь и колотит ее почем зря, ясно, почему Ева раздражает Нелли. Неясно только одно: кто бедная девочка, найденная на свалке? Неужели ее так и похоронят без имени?

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

«– Приблизимся, – сказала Мета, нажимая на клавиши пульта управления....
«Трубопровод пневмопочты тихо выдохнул в приемную чашку-патрон размером с карандаш. Сигнальный звоно...
Вы хотели бы попасть в Российскую Империю? Это так несложно: найдите дверь, ведущую туда, и откройте...
«Москва – Петушки» – самое известное и значительное произведение Венедикта Ерофеева. В нем ярко обоз...
Тане Гроттер не повезло. На то время, пока Сарданапал, Медузия Горгонова и другие преподаватели внов...
Черная волшебница Чума-дель-Торт, имя которой страшатся даже произносить вслух, стремясь к власти, у...