Лотерея для неудачников Градова Ирина

Часто или изредка, своевременно или некстати – все мы задаемся вопросом: кто же такие неудачники? Люди, слепленные из плохо поднявшегося теста? Прокаженные, которых граждане «средней удачливости» обходят стороной, чтобы, не дай бог, не заразиться этой многовековой болезнью? А может быть, они – обыкновенные разгильдяи и лоботрясы и им просто-напросто лень ковать свое счастье, покуда оно горячо? Или же тот, кто разыгрывает лотерею под названием «жизнь», не оставляет этим несчастным никакого шанса выиграть?

Почему то, что одному дается с небрежной легкостью заправского кутилы, другой получает лишь после долгих мытарств и тяжких лишений? Почему его величество случай идеально раскладывается перед одними в пасьянс, а перед другими образует колючую проволоку из мелких и крупных препон? Почему кто-то без труда получает золотую рыбку, а кто-то, сколько ни расставляет сети, не может поймать даже обычного пескарика?

Мой уважаемый читатель наверняка обвинит меня в наивности и подумает, что ответ на эти вопросы легко найти в какой-нибудь умной книге под названием «Психология неудачника, или Как стать победителем», предназначенной для менеджеров среднего звена. Но, да простит меня мой дорогой друг, я не воспользуюсь его советом, поскольку книга сия написана для других, менее прагматичных умов и целей.

И все же, если мой читатель извинит мне обычную многословность и, быть может, неуместное философствование, я расскажу ему историю, случившуюся в одном городе, где жители боятся слова «неудачник» гораздо сильнее, чем дети – страшного Бабая, поскольку взрослые люди бегут от неудачника как от чумы, а то и попросту его не замечают. В конечном итоге неудачник в этом большом и красивом городе обречен на одиночество, хотя что же это я? – на «одиночество вдвоем» – в компании со своей неудачей…

Кто знает, вероятно, эта история поможет ответить на вопрос, кто такие неудачники и так ли страшно считаться одним из этих странных, вызывающих столько вопросов людей? А если и не поможет – что с того? Надеюсь, что и в том и в другом случае мой добрый друг испытает удовольствие, читая о совершенно необыкновенных событиях, происходящих с обыкновенно-необыкновенными людьми, имя которым – неудачники…

Глава 1

Валя, Валентина, Валечка

– Валя… Меня зовут Валя… Это же так просто: Валя, – бормотала полусонная Валечка, разглядывая свое отражение в зеркале.

Зеркало отражало мало утешительного. После вчерашней корпоративной пьянки – мешки с пеликаний зоб под глазами. В самих глазах – красная паутинка от стандартного недосыпа: после корпоратива полночи ушло на разговоры о Ленкином новом парне. Волосы, естественно, свисают, как сосульки с карниза, и, чеши не чеши, приличнее не становятся.

– Черт… – пробормотала Валечка, пытаясь попасть карандашом в веко, то и дело подмигивающее нервным тиком. – А ты говоришь, Валя… Какая же ты Валя, когда ты – даже не Валечка…

Рука дрогнула, карандаш съехал, нарисовав что-то вроде пущенной в землю стрелы. В ванную постучали. Валечке показалось, что стучат ей в голову, прямо в висок, откуда доносится тупая пульсирующая боль.

– Лена?

– А кто ж еще-то? Ты что, в гости к Собчак намылилась? Фиг ли так долго?

У Ленки, ярой фанатки «Дома-2», фамилия Собчак давно уже стала нарицательной. Она использовала ее и к месту и не к месту, и по поводу и без повода, чем иной раз доводила Валечку до бешенства, правда умело скрываемого. Краткий список «собчако-толкового» словаря включал в себя следующее:

«намылиться к Собчак» – долго краситься и прихорашиваться;

«побывать у Собчак» – вернуться домой в хорошем настроении;

«звонить Собчак» – часами трепаться по телефону;

«собчачье чутье», «собчачий нюх» – умение выбрать модную шмотку;

«собчачья жизнь» – здесь, кажется, можно обойтись без толкования…

– Ща-ас, Лен, погоди еще чучуточку. Я уже заканчиваю…

– Давай бегом. Я на работу опаздываю. Начальник – как волк, сожрет и не подавится.

Ленка – мерчандайзер фирмы «Хеппи бейби», занимающейся товарами для младенцев, то есть памперсами, присыпками, сосками, бутылочками и прочее и прочее, – терпеть не могла свою работу, поэтому всячески старалась на нее опоздать, при этом, чтобы не чувствовать себя виноватой, регулярно обвиняла в своих опозданиях Валечку. Валечка хорошо это понимала и не жаловалась. Она бы тоже не хотела раскладывать по полкам памперсы, чувствуя спиной жгучие взгляды продавцов и контролеров. Правда, ее работа не шибко интеллектуальней Ленкиной, но все ж таки в офисе. И хотя Валечка – всего-навсего «завскрепкой», все ее любят. А потому ей хочется идти на работу…

– Хочется ведь? – спросила Валечка у отражения.

– Нет, – ответило отражение в своем обычном духе, глядя на Валечку немигающим похмельным взглядом.

– А, чего от тебя ждать, – махнула рукой Валечка и, запихнув в косметичку карандаш, вышла из ванной.

– Ты б лучше не красилась, дитя неразумное… – вздохнула Ленка, увидев подругу, но Валечка уже ничего не слышала. Пролетев по квартире как бешеная, она собрала все самое-самое и уже одной рукой застегивала «молнию» на ботинке, пытаясь при этом придержать второй здоровую черную сумку, предмет постоянных Ленкиных насмешек.

На улице с утра облачно и ветрено – погода обещала быть мерзко-дождливой и подпортить Валечке вечернее свидание. Конечно, можно пойти в кафе, но Славик не очень любит сорить деньгами, а Валечка и так в этом месяце задолжала за комнату в квартире, которую они с Ленкой снимают на двоих.

Ладно, можно и без кафе, тоскливо подумала Валечка, представляя себе, как они со Славиком будут бродить, гонимые дождем и ветром, по аллеям выставочного центра. А потом у Славика испортится настроение, а потом оно испортится и у Валечки, а потом они разъедутся по домам несолоно хлебавши, он – в свою однушку на «Ботаническом саду», она – в съемную двушку на двоих с Ленкой. Романтичненькая перспектива!

Валечка даже подумала отменить свидание, но так и не решилась, потому что никогда не решалась на подобные выкрутасы. Славик наверняка обидится – его мужское эго не простит Валечке такого пренебрежения… Вот если бы он сам отменил встречу, тогда совсем другое дело…

Валечка влетела в офис в половине девятого. Протянув сонному охраннику паспорт, она поднялась на второй этаж, не раздеваясь, уселась в кресло и несколько минут слушала тишину, предваряющую начало рабочего дня. Это всегда помогало ей собраться с силами, а сил у нее сегодня катастрофически мало…

Раздевшись, Валечка окинула взглядом последствия вчерашнего «пати» и поняла, что действовать нужно немедленно и в темпе. Минут через сорок один за другим начнут сползаться коллеги, и тогда уборка станет попросту невозможной.

Вцепившись в мусорное ведро, как в спасательный круг, Валечка сбросила в него пластиковую посуду с остатками еды и скомканные салфетки, обагренные губной помадой. Убрав в шкаф девственно ненадкушенный хлеб, она в раздумье остановилась перед нарезанными апельсинами – вчера ей долго пришлось уговаривать Анну Васильевну оставить хотя бы часть фруктов в нетронутом виде. «Все равно же все не съедят», – объясняла Валечка, но Анна Васильевна слишком упряма, чтобы кого бы то ни было слушать…

Придется выбрасывать, вздохнула Валечка, и апельсины с окаменевшей за ночь цедрой полетели вслед за салфетками и пластиковой посудой. Стряхнув со стола крошки, Валечка приволокла бутылку с чистой водой и, скрючившись, как вопросительный знак, от тяжести, вставила ее в паз для бутыли. Можно было, конечно, дождаться кого-нибудь из мужчин, но те слишком часто забывали о Валечкиных просьбах, а Анну Васильевну просто трясло от вида пустых бутылок, стоящих на кулере.

Разобравшись с водой и остатками вина, Валечка вспомнила о грязных чашках, которые Анна Васильевна имела обыкновение оставлять у себя на столе. Заскочив в кабинет начальницы, Валечка забрала чашку и пластиковый стакан, но вымыть их не успела, потому что в сумке настойчиво затренькал мобильный телефон.

Звонил Саша Плюйский, менеджер по Таиланду. В конторе у него была репутация веселого раздолбая, он запросто мог опоздать или вовсе не выйти на работу, но многое ему прощалось из-за веселого нрава, постоянных клиентов, год за годом оставлявших в агентстве немалые суммы, и просто хорошего отношения Анны Васильевны, которая, по ее собственным словам, любила «счастливчиков».

Валечка к «счастливчикам», «везунчикам» и «любимчикам» не относилась. И потому Саша Плюйский звонил ей, а не наоборот.

– Валечка? – надломленным голосом поинтересовался Саша, как будто трубку Валечкиного телефона мог снять кто-то другой.

– Привет, Саш, – поздоровалась Валечка, стараясь подхватить одной рукой и чашку, и стакан. – Что-то случилось?

– Да ты – провидица, – простонал в трубку Саша. – Заболел я. Совсем мне что-то фигово. Видать, вчера просквозило. Таксист, собака, некурящий оказался, весь мозг мне вынес, чтоб я форточку открыл… Кхе-кхе… – для пущей убедительности кашлянул Саша. – Так что сегодня я не выйду. Ты уж Анне Васильевне скажи как-нибудь…

– Конечно, – ответила Валечка, представляя себе гневный взгляд Анны Васильевны, которой еще вчера Саша клятвенно обещал не прогуливать без особой надобности. – А ты поправляйся, – сочувственно добавила она. – Травок попей. Чабрец от горла помогает…

– Обязательно. Прямо сейчас и заварю, – бодро ответил Саша. Необходимость звонить начальству отпала, и это подействовало на него лучше всякого лекарства. – Спасибо, Валечка…

– Не за что…

Оставив мобильный на столе, Валечка понеслась споласкивать чашку. Оказалось, что возле мойки красуется целая батарея клонированных кружек с надписью «Трэвел пипл». Как будто у всех вчера отшибло память, и все как один забыли вымыть за собой посуду. К грязной посуде Анна Васильевна относилась немногим лучше, чем к опустевшей бутылке в кулере. Поэтому Валечка, проклиная головную боль, перебегающую от одного виска к другому, вооружилась губкой и остатками средства для мытья.

– Привет, Золушка! – нарисовалась в дверном проеме Людка Овсеева, которая обычно приходила раньше всех остальных сотрудников, не считая Валечки. – Как самочувствие?

– Фигово, – призналась Валечка. – Но жить можно… Помнишь вчерашние клятвы Плюйского?

– Угу, – кивнула Людка, разглядывая свое лицо в карманном зеркальце.

– Так вот, он только что звонил… Сказал, что простудился… – печально изрекла Валечка, выплескивая кофейную гущу в жерло сливного отверстия.

– Простудился он! – хмыкнула Людка, не отрывая глаз от собственного отражения. – Слушай больше! У него такая же простуда, как у нас с тобой. Но мы-то на работу вышли…

– Может, и так, – пожала плечами Валечка, – только отчитываться перед Анной Васильевной мне придется…

– Сашка на это и рассчитывал. Сорвется-то наша Аня на тебе, а Сашка придет – с него как с гуся вода. Сказала бы ему, пусть сам звонит… Слушай, Валечка… – Людка оторвалась от зеркала и пристально посмотрела на коллегу. – У меня тут запара… Не выручишь? Делов в принципе немного, – торопливо принялась объяснять Людка. – Надо страниц пять-шесть напечатать. У меня работа в институте горит, а ты сама знаешь, я текст набираю с черепашьей скоростью… Выручишь? – с надеждой посмотрела на нее Людка.

– Когда?

– Сегодня.

– Не могу я, Людочка… – Валечка виновато покосилась на девушку. – Свидание у меня вечером. Совершенно никак не могу.

– А завтра?

– Завтра смогу, – обрадованно согласилась Валечка.

– Надеюсь, препод подождет, – мрачно кивнула Людка. – Совру, что собака до сумки добралась. Бред, конечно, а чё делать-то…

– Ты уж извини, сегодня никак не выходит… – продолжала оправдываться Валечка, параллельно домывая оставшиеся чашки. – А завтречка обязательно все сделаю. В лучшем виде…

– Договорились, – повеселела Людка. – С меня – шоколадка.

Валечка не любила сладкое, но вся контора «расплачивалась» с ней шоколадками, печеньем и пирожными. Поначалу Валечка отказывалась, а потом смирилась. Ленка любила сладкое, поэтому все презенты доставались ей. А коллеги твердили свое извечное «нам же это ничего не стоит». И действительно, что стоит шоколадка в сравнении с часом-тремя потраченного времени? При зарплате в пять раз больше Валечкиной?

День прошел как обычно, с той лишь разницей, что головная боль к середине дня усилилась, и Валечке пришлось обежать весь офис в поисках таблетки. Людка Овсеева дала ей шипучий аспирин, что не ускользнуло от всевидящего ока Анны Васильевны, которая, как назло, в этот момент выплыла из своего кабинета.

– Таблеточками балуемся? – ехидно поинтересовалась она у краснеющей Валечки. – Головушка болит? Ручки трясутся? Хорошо, значит, вчера посидели… То-то Плюйский на работу не вышел… У него небось заразилась?

Валечка промычала что-то насчет больного зуба и ретировалась за стаканом воды. Начальство всегда вызывало у нее благоговейный трепет. Особенно Анна Васильевна – властная сорокалетняя женщина, не лезущая в карман за острым словцом. Даже если Валечка ни в чем не была виновата, то Анна Васильевна доказывала обратное, и Валечка чувствовала себя преступницей. Вот и сейчас, хотя весь офис страдал похмельем, а Саша Плюйский и вовсе остался «болеть» дома, Валечка считала себя «асоциальным элементом» и старалась пить воду как можно тише, чтобы никто не слышал ее предательских глотков.

Ближе к концу дня Валечка получила эсэмэску от Славки, который подтверждал свою готовность встретиться на «ВДНХ», правда, сообщил, что вместо обещанных четырех будет на месте в пять. Валечку это опоздание даже обрадовало: теперь Людке не придется врать преподу, что с работой расправилась ее собака. Анна Васильевна, как обычно по четвергам, уехала из офиса около трех, так что Валечка надеялась успеть и Людке помочь, и со Славиком встретиться.

Валечка печатала быстро, но пять-шесть страниц почему-то превратились в одиннадцать, а еще Людка постоянно тащила ее в курилку, где по пять минут рассказывала о действительно живущем в ее квартире щенке, который и вправду постоянно обо что-то чесал свои свежевылупившиеся зубки. То о тапки мужа, то о Людкины новые сапоги, которые та купила по дешевке в «Терволине», то о свекровину кожаную сумку, из-за которой эта «старая коза чуть собаку с балкона не сбросила»… В общем, когда все было закончено, Валечка с ужасом обнаружила, что, даже если она вылетит из офиса сию же секунду, все равно опоздает на встречу.

Кинув панически-извиняющееся СМС на Славкин номер, Валечка натянула куртку, заперла офис и побежала к метро, по дороге лихорадочно соображая, ехать ли ей через битком забитое кольцо с двумя пересадками, руководствуясь мифом «по кольцу – быстрее», или через относительно спокойную радиальную – с одной. Сделав выбор в пользу злополучного кольца, Валечка, проклиная «Таганскую», «Краснопресненскую», Людкину работу и саму себя, протискивалась через плотные ряды пассажиров, получая от последних тычки и нелицеприятные замечания в свой адрес. На ступеньках Валечку шатнуло, и она наступила на ногу идущей позади женщины.

– Ох, простите, – краснея, обернулась Валечка. – Я не нарочно…

Немолодая надушенная блондинка посмотрела на Валечку уничижающим взглядом, в котором читалось гипертрофированное презрение и такая ненависть, что Валечка съежилась, превратившись в усохший кленовый листок.

– Мать твою, – фыркнула женщина, очевидно не подобрав других слов для выражения своих эмоций.

– Ну я же не нарочно… – прошелестела Валечка и отвернулась, не дожидаясь очередного упоминания своей матери.

Толпа выплюнула ее на «ВДНХ», и Валечка вздохнула почти с облегчением: от Славика пришла очередная эсэмэска, смысл которой заключался в том, что он, как и Валечка, не успевает к назначенному времени. Слизывая с губ мелкие дождевые капли, Валечка побрела к арке, на ходу размышляя, что ей делать в ожидании Славика.

Возле арки Валечка столкнулась с «велорикшей», местной достопримечательностью. На своем нехитром устройстве – смеси велосипеда и телеги – он развозил пассажиров по бескрайним просторам центра. Правда, брал за это недешево – по полтиннику, но удовольствие того стоило: было и смешно и страшно одновременно, в общем, как на настоящем аттракционе.

От услуг «велорикши» Валечка отказалась: во-первых, цена на «аттракцион» была недешевой, а во-вторых, девушка все равно не знала, где убить время, ожидая опаздывающего Славика. Обычно они со Славиком встречались возле арки, но погода к ожиданию не располагала, поэтому Валечка наполнилась решимостью отыскать недорогое кафе, где можно выпить чашку горячего кофе и посидеть в относительно спокойной обстановке.

Минут через десять окончательно замерзшая Валечка поняла, что искать недорогое кафе на выставочном центре – все равно что искать пальму на Красной площади. Славик отбил очередное СМС, из которого Валечка узнала, что торчать под дождем и ветром ей придется как минимум еще минут десять.

«За эти десять минут я точно тут околею», – ужаснулась про себя Валечка. Планы летели под откос с катастрофической скоростью…

Валечка поплелась обратно, к арке, на ходу оглядывая уютные кафе, из которых доносился оглушительный аромат шашлыка. И почему так всегда? Ни разу у нее обстоятельства не складывались как пазл, и она не проводила время по своему усмотрению…

Валечка попыталась припомнить хотя бы одно свидание, которое можно было назвать безупречным. Ни одного… Все время встречу что-то портило: то опоздания Славика, то его скверное настроение, то плохая погода, то чьи-то несвоевременные звонки с просьбами «Валечка, пожалуйста, мне срочно», то еще какая-нибудь ерунда.

В последнюю их встречу Славику не хватило денег, чтобы расплатиться за их более чем скромный ужин: два стакана пива, которое, между прочим, Валечка пила только из экономии, две порции креветок и блюдце с фисташками, которые, как орех Кракатук, ни в какую не хотели очищаться. Поглядев на счет, Славик развел руками и с невиннейшей из улыбок повернулся к Валечке:

– Зайчонок, у тебя есть деньги? Я что-то не рассчитал…

Слава богу, Валечка всегда носила в паспорте резервно-неприкосновенные деньги на случай «а если вдруг». И «если вдруг» случилось… Тогда она даже обиделась на Славика, но виду не показала. Обиделась не столько из-за денег, бог бы с ними, сколько из-за Славикова пофигизма: он выводил ее «в свет» не так часто, мог бы и озаботиться такой мелочью, как пиво и фисташки… Больше всего ее задело, что Славик даже не покраснел.

Как будто с ним произошла рядовая ситуация, которая случается каждый день с каждой влюбленной парой…

Впрочем, Валечка очень быстро перестала злиться на Славика, в обычной своей манере оправдав его тем, что он «совершенно не со зла», «вовсе не хотел», «просто так получилось». Как, стоит заметить правды ради, получалось у всех и всегда, когда эти «все» имели дело с Валечкой Степановой.

Вот и сейчас, вспомнив об этой неприглядной, не красящей ни ее, ни Славика ситуации, Валечка поспешила отвернуться от нее, как человек со средним достатком отворачивается от бомжа, стоящего в полуночном переходе метро с протянутой рукой. Было – и было. В конце концов, все мы не идеальны…

Погруженная в мысли о своих неудавшихся планах Валечка не заметила, как свернула с аллеи, ведущей к выходу, и забрела в какое-то безлюдное место, отгороженное от центра высокими железными воротами.

За распахнутыми настежь воротами красовалось обшарпанное болезненно-желтого цвета здание, под козырьком которого горела вывеска – тоже желтая, но куда более веселая: «Голодный Колобок». Надпись заставила бы улыбнуться даже царевну Несмеяну: среди бесконечных шашлычных «У Рубена», пончиков «У Армена» и блинчиков «От Джамиля» «Голодный Колобок» казался верхом оригинальности. Именно это и сделала Валечка, прежде чем нырнуть в нутро желтого домика.

Внутренности «Голодного Колобка» оказались очень даже симпатичными. Маленькие столики, абстракционистские картинки, развешанные по стенам, миленькие скатерочки и совсем уж поднимающее настроение меню, рассчитанное как на едока с кошельком, так и на вечно голодного студента со смятой двадцаткой на дне потертого кармана.

Памятуя Ленкино наставление «Полнота – лучший друг одиночества», Валечка остановилась на крабовом салате без риса и чашке кофе, о которой мечтала всю дорогу. Она, как, впрочем, и Ленка, была далеко не толстушкой, но, подобно большинству современных девушек, имела предрасположенность к анорексии.

Критиковать свою внешность Валечка начала лет с шестнадцати, когда один особенно остроумный одноклассник «отчитал» ее за новенькую короткую юбку: «С твоими ногами я бы из брюк не вылазил…» Что не так с ее ногами, одноклассник не объяснил, а Валечка, естественно, уточнять не стала. Весь день она чувствовала на себе взгляды, магнитом притягивающиеся к ее ногам и проклятой юбке. Совету одноклассника Валечка неукоснительно следовала в течение девяти лет, а когда ей очень уж хотелось надеть юбку, она неизменно выбирала годе по щиколотку, что, к сожалению, выглядело нелепо из-за ее невысокого роста.

Из кафе Валечка вышла голодной, утешая себя обычным Ленкиным «девочка должна выходить из-за стола с чувством легкого голода» и надеясь на то, что сможет обойтись без ужина, вернувшись домой. Вестей от Славика не было, но Валечка решила не испытывать судьбу и вернуться к арке. Шагая по асфальту, испещренному мелкими каплями накрапывающего дождя, она, ежась, думала о том, что встречу все-таки стоило перенести.

Домой, домой, в теплую постель, пусть даже одинокую, размышляла Валечка. Ленки не будет, но это даже к лучшему – не придется полночи слушать про ее нового хахаля на новеньком джипе… Стакан молока, книга, что еще нужно для счастья? Наверное, Славик… Но Славик вряд ли захочет поехать, сошлется на завтрашнюю работу…

Странная штука: Валечка шла и терялась в догадках, куда именно гонит ее промозглый ветер. Выставочный центр она не считала таким уж загадочным местом. Они частенько встречались здесь со Славиком – так ему удобнее было возвращаться домой. Оглядев куцые кусты и фонарные столбы, Валечка поняла, что все-таки заблудилась.

Кого бы окликнуть? Она покрутила головой, но людей, как назло, не было. Пока она сидела в «Голодном Колобке», окончательно стемнело, и только желтые глазницы фонарей издевательски таращились на Валечку: «Ага, заплутала!»

Валечке стало жутко. Она ускорила шаг и пошла вперед, полная решимости найти выход из этого во всех отношениях странного места.

– Эй, дочка! – раздался позади скрипучий голос.

Валечка вздрогнула, почувствовав себя героиней известной всем со школьной скамьи «Василисы Прекрасной». Дурацкий детский страх тут же нарисовал в воображении Бабу-ягу с черепом-светильником в скрюченных пальцах.

«Ну что за глупость! – осеклась Валечка. – Кто-то заблудился, как и я…»

Обернувшись, она с удивлением увидела перед собой старичка, хотя жутковатый голос, казалось, должен был принадлежать бабульке. Старичок тащил за собой тележку. На ней красовалась здоровая стеклянная банка, похожая на ту, в которой продают жевательные резинки и чупа-чупсы. Ничего страшного в незнакомце не было, разве что странное: чудной фиолетовый плащ, перехваченный поясом с серебристой пряжкой, и неимоверно яркая оранжевая шапка никак не вязались с его преклонными годами. Старичок, покряхтывая от тяжести, направлялся к Валечке.

– Может, вам помочь? – поинтересовалась она, предположив, что тот окликнул ее именно для этого.

– Спасибо, дочь, я пока сам справляюсь, – хихикнул старик и, остановившись прямо перед Валечкой, выкатил из-за спины свою ношу.

В стеклянной банке лежали вперемешку разноцветные бумажки. Валечка вопросительно покосилась на старика и тут же заметила, что, несмотря на преклонный возраст, у него удивительно молодые и яркие глаза: синие и ясные, как небо в июньский день. Да еще и насмешливые, как будто старичок втихомолку подхихикивал над смущенной и недоумевающей Валечкой.

– Я, дочка, вот чего… Не хочешь сыграть?

– Сыграть? – опешила Валечка. – Во что?

– Купить билетик. Лотерейный, – невозмутимо ответствовал хитрый старикан.

Таймшер, пронеслось в голове у Валечки, лохотрон, игровые автоматы… Пожилой ведь человек, а такими вещами занимается…

– Да брось ты, дочка, – не сводя с нее глаз, произнес старикан. – Ничего такого. Никакого обмана. Все честно. Покупаешь билетик и получаешь все, что в нем указано. Если хочешь, можно даже договор составить. Как это у вас говорят?.. Я за базар отвечаю…

– У кого это – у вас? – не удержавшись, прыснула Валечка. – Я так никогда не говорю.

– Вот и чудненько, – бог знает чему обрадовался старик. – Тогда ты мне и на слово поверишь.

Договоры, билетики, базар – все это смешалось в Валечкиной голове. Ситуация выглядела странной во всех отношениях.

– Будет тебе думать, дочка, – не унимался старик. – Билетики-то совсем дешевенькие. Неужто пяти рублей жалко?

Пяти рублей? Конечно, Валечке не жалко пяти рублей. Но червячок сомнения все-таки глодал душу. А вдруг за первыми пятью последуют вторые пять? А потом – десять, двадцать, сто? В изобретательности нынешние кидалы переплюнут самого черта…

– Обижаешь, дочка, – покачал головой старичок. – Думаешь, я, старый человек, хочу тебя объегорить? Как это у вас… кинуть? Пять рублей – один билетик. Больше я тебе все равно не продам. Каждому по билетику. Как говорится, всем сестрам – по серьгам… Что ж это вы за Фомы такие неверующие? Совсем разучились доверять людям… Вот беда… А я-то думал, ты, дочка, получше, чем все эти…

Валечка не поняла, кого старичок имеет в виду под «всеми этими», но ей стало стыдно. Вообще-то он не прав – Валечка привыкла верить людям. Во всяком случае, знакомым ей людям. Но незнакомцу… А уж тем более такому чудному…

– Хорошо, – согласилась Валечка и полезла в сумку за кошельком. – Я куплю. Только один.

– Я ж тебе, дочка, говорю – больше не продам… Тяни, – предложил он, когда Валечкина рука вынырнула из сумки. – Давай смелее, не бойся. Банка не кусается.

В этот момент Валечка испытала давно знакомое, но хорошо забытое чувство: кровь прилила к лицу, все мышцы точно напряглись, а внутри вспорхнуло множество мотыльков. Такая мелочь – всего лишь лотерейный билетик. И почему она так разволновалась?

Валечка вытащила оранжевую бумажку, основательно сложенную, как будто нарочно для того, чтобы с ней дольше возились. Она была похожа на бумагу для детских аппликаций, но уж никак не на лотерейный билет. Валечка чуяла подвох, но сердце все равно выстукивало барабанную дробь, словно в этой бумажке могло оказаться что-то очень ценное.

Развернув наконец бумажку, Валечка прочитала от руки написанное четверостишие:

Несколько секунд Валечка стояла, оглушенная гробовой тишиной, которая вдруг обрушилась на ее мозги, вечно озадаченные чужими проблемами. Она вглядывалась в мельтешащие перед глазами строчки, вчитывалась в каждое слово, но ничегошеньки не могла понять. Придя в себя, она решила, что старичок попросту над ней подшутил. Ей захотелось сказать что-нибудь резкое его насмешливым глазам, но Валечка почему-то знала заранее, что ничего такого не сделает, и даже не потому, что привыкла молча сносить тычки и прятать все проблемы в глубокий ящик под названием «плохие воспоминания», а потому, что… старичка и след простыл.

Глава 2

Фантазии в манере Славика

– Зайчоныш, извини, что опоздал! – Славик торопливо чмокнул ее в щеку, ткнулся носом в воротник ее куртки – ему всегда нравилось, когда Валечка пахла духами, – и с неудовольствием отпрянул, потому что именно сегодня она забыла сбрызнуть себя туалетной водой. – Замерзла?

– Угу, – квело кивнула Валечка. – Вообще-то, Славичек, мог бы перенести нашу встречу, раз такие коврижки.

– Только давай без «Славичка», – поморщился Славик. – Знаешь же, что мне не нравится… А перенести не мог. Ну не знал я, зай, что задержусь… – Напустив на себя по-деловому обеспокоенный вид, Славик сделал паузу, которой позавидовала бы гениальная Джулия из моэмовского «Театра».

– Что-то случилось? – клюнула Валечка, мысленно отчитывая себя за упреки, которые, в сущности, и упреками-то сложно было назвать.

– А ты думаешь, я стал бы по пустякам тебя морозить? – насупился Славик.

– Конечно нет, – ретировалась Валечка и внимательно посмотрела на своего парня. – Может, расскажешь?

Изобразив колебание на своем красивом лице – могу ли я посвятить в столь тонкие материи женщину? – Славик выдавил:

– Ну… Если хочешь…

– Конечно, – с готовностью согласилась Валечка, целиком проглотив наживку.

От большинства людей Славика отличало то, что врал он всегда увлеченно. Можно даже сказать, вдохновенно. Талантливо врал. Если многие врут по необходимости, для выгоды, для достижения какой-либо цели, или (как это временами случалось с Валечкой) «во благо», то Славик относился к той породе людей, что врут ради самого процесса.

Нет, конечно же Славик, наш далеко не бескорыстный герой, пользовался своим «даром» и в тех ситуациях, когда просто требовалось соврать, и пользовался весьма успешно. Но в первую очередь он врал… для красоты. Его жизнь была бы катастрофически скучной и пресной, если бы в ней отсутствовала ложь. Та ложь, которая подчас раскрашивает картину мира всеми цветами радуги, но лишь для того, чтобы вскоре вновь вернуть это полотно в его первозданный серый цвет.

На этот раз Славик выдумал пьесу под названием «Трудолюбивый менеджер».

Действующие лица:

Олег, менеджер по общению с клиентами.

Женя, системный администратор.

Федор Николаевич Акименко, генеральный директор фирмы «Фото-бомб».

Петр Евгеньевич Лизунков, важный клиент.

Место действия: фирма «Фото-бомб».

Итак, в прологе Славик, по своему обыкновению, задался вопросом, почему «Фото-бомб», фирма, в которой он вот уже три года занимает скромное место менеджера по продажам, так нуждается в его услугах. Разумеется (эти аргументы Славик не уставал приводить Валечке в качестве неоспоримого признания своих достоинств), потому, что он: ответственный, обязательный, исполнительный и, естественно (только ленивый в наше время не назовет себя этим магическим словом), креативный (или творческий, как хотите) человек. И если главная беда «Фото-бомба» заключается в его совершенно ничего не смыслящем, недальновидном, закосневшем в своих представлениях о работе руководстве, то Славик изо всех сил стремится переломить данную ситуацию, однако частенько сталкивается с неодобрением не только со стороны начальства, но и со стороны менеджеров, безалаберных и ленивых, в отличие от него, Славика, сотрудников.

Вот и сегодня, как обычно, Славику пришлось бороться с несправедливостью и наводить порядок в фирме.

Действие первое

Сцена первая

Олег, ленивый коллега Славика, в очередной раз ушел на полдня раньше, чтобы лечить свой якобы больной зуб, совершенно позабыв о намечавшейся встрече с Петром Евгеньевичем Лизунковым, одним из старейших клиентов «Фото-бомба». Петр Евгеньевич и его журнал «Геолэнд» приносят «Фото-бомбу» едва ли не половину дохода, поскольку регулярно заказывают подарки для своих сотрудников, календарики, ручки, записные книжки, ну и прочие столь же необходимые для жизни журнала вещи.

Сцена вторая

В оправдание Олега можно сказать лишь то, что сисадмин Женя, с челом, отмеченным раздолбайством, лишил всю контору Интернета, а соответственно и электронной почты, из-за которой Олег не сумел прочесть письма, отправленного ему Лизунковым. Вспомнив о намечавшейся встрече, Олег позвонил Славику и попросил коллегу заглянуть в его, Олега, почту. Что Славик и сделал, к ужасу своему, обнаружив письмо, которое сообщало о неминуемом приезде Петра Евгеньевича Лизункова.

«Сходи к Феде…» – только и смог простонать Олег, тем самым переложив всю ответственность на ни в чем не повинного Славика.

Действие второе

Сцена первая

Из-за нерадивого Олега, прохлаждавшегося в стоматологическом кресле, Славику пришлось предстать пред светлые очи Федора Николаевича Акименко, который, как назло, оказался не в духе. «Что это вы тут мне устраиваете!» – возопил свирепый начальник, сверля несчастного Славика своим ужасным взглядом. – «Какого хрена я должен решать вопросы с клиентами?! За что я зарплату плачу, вашу мать?! Уволю всех на хер!» И Славик, изрядно мотивированный заявлением Федора Николаевича и преисполненный корпоративного духа, вернулся на рабочее место с целью позвонить Олегу и донести до него начальственную волю и мотивацию.

Сцена вторая

Услышав про мотивацию, Олег, по всей видимости, решил и вовсе не выбираться из уютных покоев стоматологической клиники. Пробормотав в трубку что-то вроде «Мать твою, Славик, я ща сдохну, сам разберись», он погрузился в нирвану и повесил трубку. Славику – надежде и опоре «Фото-бомба» – ничего не оставалось, как набраться решимости и подготовиться к встрече с Петром Евгеньевичем Лизунковым.

Действие третье

(заключительное)

Возможно, наш трагический герой и не опоздал бы на свидание, но судьба в лице Петра Евгеньевича распорядилась иначе. Машина Лизункова, мчащаяся на полной скорости в сторону «Фото-бомба», столкнулась с другим автомобилем, и – увы… потерпела некоторые видоизменения, из-за которых сам Петр Евгеньевич не смог удостоить «Фото-бомб» своим визитом…

Эпилог

Славик, терпеливо ждавший Петра Евгеньевича на боевом посту, был крайне ошарашен, когда узнал о происшедшем. С глубокой горечью в душе он ринулся на ВДНХ, где под дождем и ветром прогуливалась Валечка…

(Занавес)

– Какой ужас! – зажмурилась впечатлительная Валечка. – Он что – погиб?!

– Кто? – недоуменно уставился на нее Славик.

– Петр Евгеньевич?!

– Нет, зая, – утешил ее Славик. – С ним все в порядке. Относительно, конечно… Сотрясение мозга бедняга все-таки получил…

– Славичек… То есть Славик. – Расчувствовавшаяся Валечка готова была обвинить себя во всех смертных грехах, начиная с претензий к Славику, заканчивая разбитой машиной Лизункова. – Прости, что я тут на тебя… Мне и в голову не могло прийти…

– Ну что ты, – великодушно улыбнулся Славик, который уже и сам почти поверил в эту фантастическую историю. – Ты же не знала…

Звук – что-то среднее между кряканьем утки и хрустом ореховой скорлупы – прервал эту идиллическую сцену. Валечка вздрогнула.

– Это еще что?

– Вроде часы, – побледнел Славик и выпростал руку из-под рукава модной оливково-зеленой куртки. Стекло на часах треснуло, обнажив пульсирующие серебристые стрелки. – Вот, блин, подсуропило…

– Они же новенькие? – удивилась Валечка.

Славик купил их совсем недавно. Он любил дорогие вещи, и часы были не из дешевых. Чтобы позволить себе такую роскошь, ему пришлось откладывать деньги несколько месяцев. После покупки Славик несколько дней любовался часами и всячески выставлял их напоказ, как хорошенькая невеста, которая вертит перед подругами обручальным колечком.

– Сам знаю, – огрызнулся Славик, разглядывая часы с таким неподдельным ужасом, словно в их треснувшем стекле, как в Кощеевом яйце, заключалась его жизнь.

– А гарантия есть?

– Есть. А что толку? Если б они сломались… А так скажут: сам виноват, разбил…

– А ты скажи как есть – стеклышко само треснуло…

Славик окинул Валечку взглядом, каким обыкновенно мужчины смотрят на блондинок, когда те пытаются рассуждать логически: сочувствующим и недоумевающим одновременно.

– Зай, скажи, ты правда думаешь, что мне поверят?

– Да… – стушевалась под его взглядом Валечка. – Наверное…

– Наверное! – передразнил ее Славик, все еще не смирившийся с несчастьем новеньких часов. – Хрена лысого мне там поверят! Ладно, проехали…

Валечка поскребла пальцем ободок обруча на голове и решила, что ее утешения вряд ли пойдут Славику впрок. Скорее, вся его злость на мир часов и часовых мастеров обрушится на ее ни в чем не повинную головушку. Оставалось только молчать и думать о том, что очередное свидание вылетело в трубу и, как серое облачко дыма, растворилось в холодном осеннем воздухе.

Валечка поежилась. О кафе нечего было и думать. К тому же, пока она ждала Славика, все кафе на выставочном центре успели закрыться. О прогулке тоже: после долгих скитаний под дождем и ветром у нее озябли ноги, руки и уши. Славику об этом не скажешь: «Шапку надо было надеть» – вот что он бы ответил, а Валечке хотелось услышать сейчас совершенно другое.

– Может, поедем ко мне? – робко предложила она Славику, который до сих пор сокрушенно пялил глаза на раздетый циферблат. – Возьмем пиццу…

Зная Славика, Валечка не сомневалась, что он откажется, и предложила это просто для того, чтобы хоть что-нибудь предложить. Поэтому удивлению ее не было границ, когда Славик – сама непредсказуемость – оторвал глаза от пульсирующих стрелок и кивнул:

– Поехали.

Вопреки Валечкиным ожиданиям, Ленки дома не было. На кухонном столе лежала записка, написанная с ошибками, зато почти каллиграфическим почерком: «Ночевать сто пудово небуду. Не еш пиццу – расстолстеешь. Чмоки-чмоки, Ленка».

Улыбнувшись, Валечка спрятала записку в карман и сунула пиццу в микроволновку.

– А Ленка где? – нарисовался за ее спиной Славик.

– Она не приедет. Наверное, пытается охмурить очередного банкира…

– Понятно, – буркнул Славик.

Валечке на секунду показалось, что он расстроился, но она не подала виду. Славик не терпел ревности и говорил, что это – пошло.

– А я пиццу грею… – попыталась она развеселить Славика. – Сейчас есть будем.

– Лучше б ты готовить научилась, – мрачно отозвался Славик, разглядывая их «роскошно» обставленную кухню: два растерзанных ящика на стене с вечно открывающимися дверцами, старенький холодильник с облупившейся краской и раковину, окрашенную в рыжий цвет ржавчины.

– Для кого? – вырвалось у Валечки. – Я хотела сказать, для себя – неинтересно, ты приезжаешь редко. А Ленка – на вечных диетах. Какой смысл?

– Смысл, смысл, – скривившись, передразнил ее Славик. – Вечно ты ищешь смысл. А в жизни вообще нет смысла. Никакого. Хотя, вру, есть. Бабла заработать побольше да свалить отсюда к едрене фене. Вот тебе и смысл.

Валечка считала по-другому, но спорить не стала. Какой смысл спорить с человеком, у которого совершенно иное мировоззрение? Который вряд ли ее поймет… И снова – смысл…

«А вдруг он прав, – подумала Валечка. – Я действительно ищу во всем смысл. Если бы не задавалась вопросом «зачем спорить?», вероятно, и поспорила бы…»

«И если жизнь твоя – шарада, задайся мыслью – почему?» – вспомнилось Валечке сегодняшнее приключение. Чудной старикашка, лотерея… Надо рассказать об этом Славику, может, хоть это его развеселит?

– Знаешь, со мной сегодня… – начала было Валечка, но Славик, словно не расслышав, снова запел старую песню про узколобое начальство и безалаберных коллег.

«Наверное, так оно и лучше, – подумала Валечка. – Пусть говорит о том, что ему интересно. А я послушаю, с меня не убудет…»

Пиццу Славик лопал в одиночестве. Ленкина записка сделала свое дело: Валечка захлебывалась слюной, но не съела ни кусочка. Лишние калории, жир, килограммы, полнота, одиночество… Внутренний голос подсказывал ей, что, если она потолстеет, Славик наверняка ее бросит. Во всяком случае, так считала Ленка. А Ленка со своим богатым опытом в области сильной половины человечества редко ошибалась.

– А ты чего не ешь? – поинтересовался Славик, когда на тарелке остался последний кусок.

– Я не ем после семи, – вымучила улыбку Валечка. – Доедай…

– Вам лишь бы на диетах сидеть. Ну ладно еще ты, – скользнул по ней взглядом Славик. – Но Ленка? У нее фигурка точеная, как у подростка. Она-то чего парится?

Валечка аж похолодела. Ладно она… Значит, пара съеденных на прошлой неделе чебуреков и шаурма все-таки не ускользнули от Славикова взгляда… Ну все – с этого дня ничего жирного, мучного и мясного… Только легкий салат, зеленый чай и кефир. «Господи, как я ненавижу зеленый чай и кефир!» И все-таки придется постараться… Чтобы больше не услышать это леденящее душу «ладно еще ты»…