Последняя битва Тестов Александр
– Кто? – коротко спросил Сигурд.
Мужик сжал кулаки и уткнулся лицом в снег.
– Кто это был? – повторил юноша.
– Меря… – выдавил чудин вместе с кровью.
– Меря? – Сигурд моментально припомнил это название одного из финно-угорских племен. – Ты-то из какого рода?
Но раненый уже не ответил. Он умер, а его остекленевшие глаза смотрели в небо.
– Ну вот, – грустно подвел итог Сигурд, – карачун[19].
И тут пришла боль. Острая и занудная. Юноша еще раз окинул взором поле битвы и, окончательно удостоверившись, что неожиданных сюрпризов в спину больше не будет, принялся стягивать с себя одежду. Рана оказалась глубокой, и ее следовало бы зашить. Но сначала…
– Фляга, – Сигурд заметил на поясе одного из убитых кожаную емкость.
Зубами он открыл пробку – левая рука начала неметь. Принюхался. Пахло травами и медом. Он отпил несколько глотков, окончательно убедившись в качестве содержимого. Затем обильно полил рану, промыв ее.
Достав из походной калиты чистую рубаху из некрашеного льна (опять же спасибо куйвокшанам), он, как сумел, потуже перевязал рану.
– Во попал, – вслух изрек юноша, размышляя, а нет ли поблизости еще этих меховых… этих меря.
Он с трудом поднялся и, пошатываясь, двинулся в сторону леса, подальше от проезжей тропы.
Продолжать движение стало совсем невмоготу. Рука вконец онемела. Рана в плече не унималась, постоянно кровоточила. Повязка промокла насквозь. Сигурд чертыхнулся уже в который раз и остановился. От разорванной запасной рубахи оставался еще приличный кусок – самое время сделать перевязку. Только он подыскал глазами уютное деревце, что завалилось поперек движения, как услышал призывное ржание. Любопытство заставило быстро закончить перевязку и направиться на звуки. Тем более что они повторялись неоднократно. «Странно, – подумалось скитальцу, – откуда тут кони?» И это было действительно странно. С той злополучной тропы, где ему пришлось схлестнуться с меря, он сошел уже довольно давно и теперь пробирался на запад все леском, леском… Да и следов никаких он не приметил. Однако его любопытство вскоре удовлетворилось.
Это была самая настоящая лошадь, причем с санями. Сигурд признал и коня, и сани. Сомнений быть не могло – они самые!
– Эк тебя угораздило, – вздохнул юноша, оглядывая место происшествия.
Коняга, по всей видимости, так испуганно-ретиво неслась по редколесью, что в азарте оторвала одну оглоблю. И это импровизированное копье прочно застряло промеж сдвоенной сосны. Впридачу сами сани причудливо выгнулись, лишив животное ходу. Лошадь дергалась, пытаясь вырваться на свободу, но тщетно…
Увидев человека, кобыла весело заржала в радостной надежде на избавление.
– Тпру! Угомонись… – Сигурд положил руку на холку, – спокойно. Я уже здесь.
Несколько успокоив животное, странник внимательно осмотрел застрявшую оглоблю. Первой гуманной мыслью было освободить лошадь от ненужного груза в виде саней, но затем… возобладал холодный расчет.
Оглоблю несложно пристроить на место и продолжить дальнейшее путешествие с ветерком. Вот если бы не плечо… Сигурд ощутил легкое головокружение, его качнуло, он уперся рукой о сани. Как хорошо пахло сено на дне… в висках застучало, а потом в глазах все перевернулось, и он уткнулся в мягкое сено.
– Тпр… тр-р…
Сколько длилась эта вынужденная отключка, Сигурд мог только догадываться. Он очнулся, резко открыл глаза. Начинало темнеть. Лошадь стояла на месте, она успела даже обглодать низко свисающую ветку сосны…
– Тпр-ру, родная… я сейчас…
Сигурд с трудом оторвался от саней, но острая боль, завладев телом, не давала двинуться дальше. Навалилась слабость, видимо сказывалась большая потеря крови.
– Я сейчас… сейчас, – уговаривал он и себя, и кобылу.
Лошадь повернула голову и понимающе глянула на человека.
– Ага… уже…
Усталость… слабость… Черт возьми, ну не помирать же в этом лесу! Юноша дернул головой, пытаясь привести себя в чувство. Тело показалось каким-то чужим. Уды[20] не слушались, не повиновались командам мозга. «Так. Волю в кулак», – Сигурд силился подняться, но тщетно. Язва[21] саднила и жгла огнем.
– О боги…
Туман наполз на глаза, мешая и раздражая.
– О воин, ты нашел что искал? – тихий голос пропел совсем рядом… женский голос.
– Что? – скиталец попытался повернуться, но не смог, руки безжизненно повисли вдоль тела. – Кто ты?
Сквозь молочную пелену он видел лишь нечеткий силуэт.
– Ты нашел себе славу? – повторил сладкий голос.
– Чего надо? Кто ты? Я тебя не знаю!
– Ой ли… – удивился голос.
Рядом с Сигурдом зашуршали одежды, он почувствовал легкий аромат.
– Смотри, как ты носом заводил, – послышался легкий смешок, – не иначе воню[22] мою признал?
– Болото… – выдавил из себя Сигурд, он действительно признал этот запах, как ни признать, ведь…
– Ха-ха, – она звонко рассмеялась. – Так, Сигурд, так… вдыхай. Меня нельзя забывать.
Силуэт приблизился, последние сомнения улетучились.
– Ты!
– Я, воин, я… – и она опять рассмеялась.
– Я тебя почти не вижу…
Ответом ему был поцелуй – быстрый, но от этого не менее жаркий. Боль тут же забылась, и он широко открыл глаза.
– Теперь видишь?
– О да… – протянул юноша, ощущая во рту привкус морской капусты.
Молодая красивая женщина с пухлыми губками, в светло-зеленом наряде, стояла рядом и манила к себе ароматами цветущего луга.
– Хороша как прежде? – игриво спросила она.
– Хороша, – спокойно ответствовал Сигурд, – но я видел тебя и другой…
– Пустое… – кикимора отмахнулась. – Ты разве не помнишь?
– Что?
– Изменчивость – это сущность людей, – философски изрекла девушка. – В этом залог успеха.
«Да-да, слышал, кажется», – мысленно припомнил Сигурд.
– И я вижу, ты изменился, – продолжила философствовать кикимора. – Теперь ты воин… настоящий воин!
– Хм-м, – Сигурд грустно ухмыльнулся.
Девушка сделала полшага вперед. Их тела соприкоснулись.
– Твоя слава еще впереди, воин, – жар ее дыхания обдал юношу страстью. – Она ждет тебя.
Он хотел было что-то возразить, но она опередила его. Их губы слились в долгом поцелуе. Сигурд и подумал бы оторваться, да не смог или не хотел… Не хотел! Было легко и свободно в этом поцелуе, и радостно оттого, что тело вновь начало повиноваться. Ушла тяжесть, забылась боль…
Наконец она отстранилась от него и посмотрела прямо в глаза. Сигурд застыл как вкопанный, не в силах пошевелиться, а она все смотрела, и ему казалось, что блеск ее болотного цвета глаз пронзает его насквозь.
– Я…
Красавица опять прервала его жестом. Она кокетливо улыбнулась и, протянув изящную ручку к его лицу, игриво ухватила за мочку уха.
– Ты не забудь, – прошептала она, – поцелуй Кикиморы нельзя забывать.
– Ага…
Он стоял, как и тогда, в первый раз… в первую с ней встречу… эх. Стоял, находясь под впечатлением долгого поцелуя, а она вдруг запрокинула голову и рассмеялась.
– Твоя слава… – сквозь слезы смеха пропела девушка, – кровавая, мой воин… и кровь эта не только твоих врагов, но и друзей… аха-ха-ха….
Ух, как весело и звонко смеялась она. Смеялась над ним. А он не мог ничего поделать с этим. Его мозг был занят последней ее фразой. «Кровь… твоих врагов, но и друзей», – как пчелы жужжали слова и кружили, кружили…
А она смеялась. До тех пор пока ее смех не перешел в пронзительный и болезненный для человеческих перепонок писк.
– Хватит!!! – Сигурд выстрелил как из пушки, и громкоголосое эхо порвало лесную тишину, а испуганная кобыла поднялась на дыбы.
– Хватит!
Кикимора оборвала свое веселье, всплеснула руками, закрывая широкими рукавами лицо. Миг – и Сигурд вновь увидел ее старческие морщины, пахнуло сыростью и болотом.
– Прощай, мой воин! – сказала она. – Мне будет жаль, если ты умрешь. Постарайся продержаться подольше…
– Ах ты, старая… – Сигурд потянулся за мечом, но болотно-зеленый силуэт так быстро замелькал среди деревьев, что помышлять о погоне было уже бессмысленно.
– Нет, ну ты погляди, – устало изрек юноша, посмотрев на кобылу, – какова подлюка! Тьфу ты, болотная тина!
Как не негодовал Сигурд на эту вторую встречу, но он должен был признать, что поцелуй кикиморы вернул ему силы. Смешно сказать – вернул силы…
Сил хватило, чтобы высвободить оглоблю и должным образом закрепить оную. Он вывел кобылу на ровное место и уверенно забрался в сани.
– Но, милая – пошла!
Милая пошла робко, не спеша. Да и, собственно, разогнаться было негде. Лес хоть и редок, но все же не дорога. Плутая зигзагами и тщательно выбирая маршрут, дабы не застрять, Сигурд управлял кобылкой в глубокой задумчивости. Скоро уже совсем стемнеет, а он неизвестно где. Послевкусие от поцелуя кикиморы полностью прошло, и боль стала возвращаться. Сначала робко, а затем все настойчивее…
Махнув рукой, молодой скиталец отпустил вожжи, предоставив кобыле самой выбирать дорогу. И она, почуяв слабину возницы, радостно рванула вперед, как будто только этого и ждала.
Вскоре, в самых последних отголосках дня, кобыла вывезла Сигурда на поле. По опыту он прекрасно представлял себе, что если есть поле, то его кто-то да обрабатывает. Люди! Юноша испытал восхитительное чувство радости – люди! Силы были на исходе, вновь кружилась голова… навалилась слабость – люди! «Уж не то ли это поле, – мелькнула в голове робкая догадка, – где меня словили».
Кобыла огласила поле голодным ржанием с отголоском душевной боли. И рванула что было сил…
Сигурда пару раз хорошенько мотнуло, и он спиной назад повалился на дно саней – люди…
Глава седьмая
Альдегьюборг
Хоть и тяжко страдать —
Не дерзай восставать
Против Урд[23] суровой решенья.
(Старшая Эдда)
– Ох, а… ап… Апч-хи!
«Не, ну бред же…»
…Назойливо-корявые мысли лезли в голову и устраивали настоящий переполох в сознании.
Все шло кувырком. Полный кавардак мыслей осложнялся еще и тем, что правую ноздрю наглухо заложило. Основательно и прочно. Дышать было неловко, да что там неловко, просто затруднительно. Все попытки пробить нос не давали должного результата, сиречь не приводили к облегчению, а напротив, гулко и болезненно отдавались в мозгу. Что и говорить, это было крайне неприятно. Просто отвратительно. Отвратительно чувствовать себя заболевшим.
«Насморк, что ли… Будь оно трижды неладно!»
– Апчхи!!!
«Будь здоров! Ну бред же…»
Хотя нет. Внезапная вспышка молнией обожгла сознание и ярко ослепила… Нечеткие вначале очертания вдруг резко проступили в памяти, и он увидел высокую башню. До боли знакомую башню. Память мгновенно нашла сходство, и картинка обрисовалась полностью – выборгская башня Святого Олафа! Она?! Нет, ну точно она! Мощная и неприступная… Мрачно и сыро – ливень, по-летнему теплый, интенсивный… вспышка – и миг безвозвратного падения вниз, в пропасть. Туда, откуда нет пути назад – из бездны прошлого…
Выборгская башня?! Андрей-Сигурд дернулся. Неприятное ощущение в животе в то мгновение полета нахлынуло вновь, и он до боли сжал кулаки. Выборгская башня – с тебя все и началось!
Он попытался подняться, но что-то тяжелое давило сверху, мешая пошевелиться. И запах, странный и почти знакомый запах… запах крови, запах смерти…
Нестерпимо болело плечо. Тысячи невидимых иголок пронзали тело, причиняя зуд и прочие неудобства. Глаза будто склеились и, как он не старался, не могли открыться. Он чувствовал боль, постоянно…
Вот иголки измельчали, их укусы стали слабее, а затем резко прекратились. Наступила полная тишина. Ни звуков, ни ощущений… ни боли. Тишина. До чего же хорошо и спокойно. Лишь бы это длилось подольше…
Сигурд очнулся. Открыл глаза. Медленно, очень медленно приоткрывались веки, словно пудовые гири держали их. Он увидел свет!
– Ну что? Очухался? – хрипловато пробасили рядом по-варяжски.
Люди?! Кто?
– Где я? – пытаясь навести четкость во взоре, спросил Сигурд.
– Во! Каков? – ответил все тот же хриплый бас.
– Ты в борге, Сигурд – все хорошо, – подал голос другой человек.
– В каком борге?
– Во…
– Да обожди ты, Гунар.
Басистый крякнул и отошел.
– Ты меня видишь? – спросил воин.
– Теперь – да.
– Хорошо. Я – Олаф. Узнаешь меня?
– Ты Олаф, – моргнул юноша, – ты из десятка Гисли…
– Точно! Молодец…
– Так я в…
– Мы нашли тебя в санях, – продолжил Олаф, – лошадь притащила тебя чуть ли не под самые ворота.
– Угу… И давно?
– Так уже седмицу[24] тому…
– Во…
– Гунар!
– Олаф – дай сказать! – пробасил дружинник и навис над ложем. – Ты, Сигурд, поправляйся… рану твою мы зашили…
– Хм…
– Хорошо зашили. Что, совсем не помнишь?
– Гунар, ты чего привязался? – Олаф хлопнул басистого по бедру. – Сказал, а теперь проваливай!
– Во…
– Иди уже!
Гунар пожал плечами и вышел.
– Не обращай внимания, – махнул рукой Олаф в сторону уходящего, – он немного того… туговат на голову. Ему при штурме борга крепко по голове заехали, – и Олаф широко улыбнулся в густую рыжую бороду.
Сигурд чуть приподнял голову, потянулся к левому плечу, ощупал тугую повязку.
– Заштопали жилами – не переживай! – викинг подмигнул раненому. – Здорово тебя помяли, однако…
Нервы дернули левую щеку, и рука сама потянулась проверить.
– Шрамы украшают воинов.
«Вот оно откуда повелось», – про себя ухмыльнулся молодой варяг, а вслух добавил:
– А шрам и впрямь знатный.
Шрам, аккурат посередине щеки, отчетливой бороздой тянулся почти до самого уха. И, слава богам, наложенные чудинским нойдой швы выдержали испытание и не разошлись во время боя.
– Мы тебе сняли швы с лица. Кто это тебя заштопал?
– В пути к чудинам заходил – постарались…
Олаф понимающе качнул головой.
– Ярл после вас еще два отряда снарядил по местным.
– И как?
– С одним и я ходил, – викинг гордо расправил плечи. – А куда им деваться, этим чудинам? Все приняли Атли. Теперь ждем выход[25].
– Ну и у нас тоже были кое-какие успехи…
– Есть хочешь? – спросил Олаф.
Желудок ответил сам, затянув унылую и протяжную песню. Олаф понимающе кивнул и отошел к столу. Раненый, полностью овладев зрением, осмотрелся. Небольшая изба… стоп – тут же его и скальд врачевал после побега.
– Что, знакомые стены? – заметив его взгляд, изрек викинг. – Лежи, сейчас мяса отрежу… На!
Свободной рукой Сигурд взял поданный кусок.
– А хлеба нет, – с досадой заметил Олаф, – муки нет, сухарей нет. Атли обещал с чудинов зерна стрясти… так что посмотрим – должен стрясти!
– А хёвдинг вернулся? – с набитым ртом спросил Сигурд.
Олаф сел подле ложа на скамью, отер бороду.
– Нет.
– А кто-нибудь возвращался?
– Ты чего глаза-то пялишь? Говорю – ни Асбьёрн, ни кто другой в борг не возвращались. Вот только ты.
– Жаль… – протянул Сигурд и тут же вспомнил слова Мстибога про овраг беличий…
«Неужели не солгал колдун хренов?! И впрямь, что ли, всех угробил…» – юноша прикрыл глаза в думах.
– Значит, только я…
– Это ты ярлу рассказывай. А то он уже два раза про тебя спрашивал. Так что тебе и ответ держать! – Олаф сделался вдруг серьезным. – Мы тут уже все передумали, перегадали…
– Расскажу ярлу – не поверит…
Олаф поднялся.
– Ну, мне пора. Сказать ярлу, что ты можешь говорить?
– Скажи.
– А мне можешь сказать…
– Что?
– Что с парнями нашими… с Асбьёрном и остальными…
Сигурд не ответил.
– Живы?
Сигурд закрыл глаза.
Олаф, не дожидаясь ответа, хлопнув дверью, вышел из избы.
Сигурда, на его удивление, не вызывали к ярлу ни в этот день, ни в следующий, ни в следующий за ним…
Однако он не особо огорчался – было время выспаться и отдохнуть. Рана понемногу успокаивалась. Менять повязку несколько раз приходила какая-то старуха. Сигурд не смог вытянуть из нее ни слова. Бабка мычала и тыкала пальцем себе в рот – немая. Вот ведь…
Но дело свое она знала. Повязки меняла ловко, наносила мази, поила медом – в общем все как положено.
Кормили хорошо… да, славно кормили. Почти через день мясо. Каша с луком, горох с чесноком. Был один раз даже наваристый бульон из жирного кура[26]. Все было, кроме хлеба. Бабка на этот вопрос безнадежно развела руками, мол, нету хлебушка и когда ждать не известно.
Черт возьми, как же хотелось пирогов с рыбой и луком… да нет, просто хлебушка, не овсяного, не гречишного, а ржаного, черного. С хрустящей корочкой… горячую корочку с маслом или просто с молоком… Сигурд закрыл глаза, и память унесла его далеко-далеко, туда, где пахло горячим хлебом…
– Вставай, – раненый ощутил крепкое потрясывание. – Сигурд, вставай! Ярл ждет!
Юноша резко открыл глаза. Перед ним возвышался уже знакомый ему Олаф и, продолжая теребить за руку, настаивал:
– Давай-давай. Велел срочно!
– Уже…
Вставать он уже пробовал, еще вчера. Ноги держали крепко.
– Умыться-то дай…
– Давай-давай.
Студеная вода спросонья быстро привела в чувство. Сигурд утерся и принялся одеваться.
– Что там? – он кивнул на дверь. – Снег?
– Снег, – рассеянно подтвердил Олаф, – поторапливайся.
– Снег – это хорошо. Люблю снег…
Не было ни приветствий, ни осведомлений насчет язвы, ни пожеланий доброго здоровья. Лишь короткий кивок головой – и сразу к делу.
– Где Асбьёрн и остальные? – серьезно спросил ярл Атли.
– Убиты, – коротко ответил Сигурд, продолжая стоять. Сесть ему не предложили.
– Кто?
– Колдун.
Атли, прозванный в народе Косым, нахмурился, а его единственный глаз нервно дернулся.
– Какой еще колдун?!
– Самый обыкновенный, – пожал плечами юноша, словно он этих колдунов в своей жизни видал-перевидал.
– Да он хворый, – раздался из-за спины твердый голос.
Сигурд обернулся и увидел статного дружинника с короткой рудой[27] бородой. Юноша напряг память, но тщетно – раньше он в дружине ярла его не видел.
– Язва его точит и голову дурит, – подойдя ближе, продолжил вошедший. – Какие колдуны?
– Сядь, Асмунд, – приказал ярл. – И ты садись, Сигурд, рассказывай.
Оба сели на короткую лавку.
– Ну? – поторопил Атли.
Сигурд по-деловому кратко поведал ярлу историю о вихре, что разметал дружину, о том, как он встретил колдуна на заимке, а потом преследовал его и, наконец, убил, неприминув посетовать, что дело сие вышло не из легких. Рассказал и о том, как его преследовали охотники, и что ему пришлось принять бой. О хольмганге в чудинском поселении и о своей ссоре с хёвдингом Асбьёрном юноша умолчал, ровно как и о том, что был практически изгнан из отряда.
Читать бесплатно другие книги:
