Опасная игрушка для крутых парней Тамоников Александр

– Конечно, дорогая.

– О! – воскликнула проститутка. – Ты назвал меня дорогой! Это хороший признак. Надеюсь, ты не отдашь меня дикарям? Ведь старший афганец подарил меня тебе?

– Ляг на спину и шире раздвинь ноги, дорогая, разговор продолжим позже!

Бретон впился в плоть Клодель, и она закричала.

Ночь пролетела быстро. На рассвете Элиза уснула безмятежным сном ребенка. Бретон, прикурив сигарету, смотрел на нее. В принципе она не дала ему чего-то такого, что он раньше не испытывал. Но ему было хорошо с этой развратной, пропустившей через себя сотни мужчин, шлюхой. А вот почему она понравилась ему, Бретон ответить не мог. Странно, но ему казалось, что он давно живет с Элизой, хотя провел с ней первую ночь. Он погладил ее спину, она поежилась и повернулась на бок. Бретон погладил ее ягодицы. Девочка хорошая. Да и не нужна ему другая. Жениться он не собирался, раз не женился в сорок лет, заводить детей тем более. Бретон терпеть не мог детей. Особенно маленьких, доставали своим криком. Ну, а как секс-машина Элиза более чем подходила ему. Он принял решение оставить Клодель при себе, тем самым по сути сохранив ей жизнь.

В 7 часов Бретон поднялся, прошел в душевую, побрился, принял душ. Проснулась и Клодель:

– Ты уходишь, дорогой?

– Да, у меня дела.

– А что будет со мной?

В ее глазах читался страх. Сейчас она больше походила на нагадившую девочку, ожидавшую наказания родителей, нежели на прожженную проститутку.

– Боишься, что я откажусь от тебя?

– Да. Ведь тогда хозяин продаст меня какому-нибудь дикарю или, еще хуже, Али. А это… это, Эл, смерть. Мучительная смерть.

– Но ты же сама говорила, что любишь, когда тебе доставляют боль?

– Боль, но не мучения. Долгие и нестерпимые.

Бретон подошел, присел на край постели, положив руку на ногу женщины:

– Ты понравилась мне. Но где гарантия, что за спасение ты когда-нибудь не ответишь черной неблагодарностью? Предательством?

Элиза схватила руку Бретона:

– Эл! Клянусь всем святым, я буду верна тебе до гроба. Я буду делать все, что ты прикажешь, и не только в постели. Я стану твоей рабой и никогда не предам тебя.

– Это только слова, Лиза.

– Но мне нечем больше поклясться. Поверь мне, и ты не пожалеешь. В конце концов, ты всегда сможешь убить меня или вернуть дикарям.

– Хорошо! Я поверю тебе. Но учти, дорогая, если у меня появится хоть малейшее сомнение в твоей преданности, то я убью тебя. И так, что истязания дикарей покажутся тебе детской шалостью. Ты согласна на такие условия?

– Да, Эл, я на все согласна.

– О’кей! Сиди здесь и жди меня. Все, что надо, тебе принесут. Из этой комнаты ни ногой. Понятно?

– Да, Эл!

– Ну а позже мы обговорим наши дальнейшие отношения. Но уже сейчас я обозначу их основной принцип. У тебя нет никаких прав, только обязанности.

– О’кей, Эл!

– Жди! И не скучай! Плетку же выкинь, не провоцируй меня.

– Да, Эл!

Запахнув халат, Бретон вышел из гостевой комнаты. В коридоре встретил помощника Мусаллаха, Бахтияра.

Тот поклонился:

– Ассолом аллейкум, мсье Бретон.

– Привет. Ты меня ждешь? Или всю ночь простоял под дверью, слушая, как я забавлялся с проституткой?

– Я только что подошел.

– Зачем? Ведь с твоим хозяином было договорено, что я выйду, когда хорошенько отдохну. Откуда ты узнал, что я встал и собирался покинуть комнату?

– Душ, мсье! Он только в этой комнате мужской половины дома. Я услышал шум воды. Подумал, если гость принимает душ, то не для того, чтобы вновь лечь спать.

– Вывернулся?

– Я сказал правду. Я всегда говорю правду.

– Боишься потерять теплое место?

– Не хочу, чтобы мне отрезали язык, как Алиму, что до меня служил хозяину.

Бретон покачал головой:

– Дикая страна, дикие нравы.

Бахтияр взглянул на Бретона, и Ален увидел в глазах помощника ненависть.

– Тебе что-то не понравилось в моих словах? – нагнулся к афганцу Бретон.

– Нет, мсье, – процедил помощник полевого командира.

– Что нет? Ты согласен с тем, что я сказал?

– Извините, я лучше промолчу.

– Но тогда и не смотри на меня зверем. Знай свое место. Где я могу надеть нормальную одежду?

– В большой комнате, она ждет вас.

– А Хайрулла проснулся?

– Саиб встает рано. Он сейчас в кабинете.

– Так это же рядом.

– Да, дверь направо.

– И Хайрулла там?

– Да! Хозяин приказал дождаться, когда вы проснетесь, проводить вас в комнату, чтобы вы переоделись, позавтракали, и сопроводить к нему в кабинет.

– А без тебя я дороги не найду?

– Извините, мсье, я исполняю приказ.

– Ладно. Идем переодеваться! Кстати, что у нас на завтрак?

– Для вас приготовили жаркое, по рецепту французской кухни. Из напитков чай, кофе, морс, на выбор.

– Кофе хороший?

– У нас все натуральное, качественное. Кофе бразильский.

– Тогда будем пить кофе.

– Слушаюсь!

В 8.20 Бретон вошел в кабинет Мусаллаха.

– Эл? Салам. Как провел ночь? Хотя можешь не отвечать, сам вижу, она удалась.

– Да, Элиза профи в своем деле. Я хотел бы, чтобы она стала моей.

– Лиза и так твоя. Или забыл? Я же подарил ее тебе. Только прими совет, Эл, будь с ней жестким. До трех-четырех месяцев щенок овчарки послушный, как ребенок, впрочем, он и есть ребенок, только быстрорастущий. А потом начинает проявлять самовольство, команды хозяина исполняет плохо, суют свой нос куда не надо. Чтобы из щенка получился хороший пес, надо в это время вывести его во двор и избить до полусмерти. После чего приласкать, пожалеть. И тогда он навсегда запомнит, кто его хозяин, и будет служить преданно. Так и женщины. Дай им немного воли, на шею норовят сесть, капризы выставлять. Нельзя давать им расслабиться, Эл. Если что, бить следует нещадно.

– Я запомню твой совет.

– Да ты присаживайся, как говорят русские, в ногах правды нет.

Бретон сел в кресло напротив Мусаллаха.

– Итак, – проговорил хозяин кабинета, – настало время поговорить о главном. Мы создали совершенно новый по качеству и силе воздействия наркотик, которому дали название «Эфа». Оно дано не от названия песчаной змеи, а от растения, которое произрастает на огромных территориях и до сего времени использовалось исключительно в медицинских целях. «Эфа» оригинальный и страшный наркотик. Достаточно одной таблетки, чтобы человек испытал такое наслаждение, по сравнению с которым оргазм мелочь. Главное достоинство этого наркотика в том, что в течение первого месяца регулярного его употребления у наркомана не возникает непреодолимой зависимости от него. Он пьет таблетки, получает сильный кайф, и наутро его не ломает. Нет ломки, нет тяги, но остается желание вновь испытать удовольствие. И употребление «Эфы» кажется ему безвредным. Кстати, применение «Эфы» практически снимает зависимость от других, даже тяжелых препаратов таких, как героин. Ну, или по крайней мере, сильно ослабевает ее.

Бретон усмехнулся:

– Тебя послушать, Хайрулла, твои химики создали не наркотик, а лекарство от него. Лекарство, доставляющее удовольствие.

– А так оно и есть, но… только первый месяц, дорогой. С шестой недели постоянного употребления «Эфы» организм наркомана начинает стремительно погибать. Отказывают печень, почки, поражается желудок, кровеносная система, разрушается мозг. По результатам практических исследований, никто из «кроликов», людей, которым мы давали «Эфу», дольше трех месяцев не проживал. Три месяца, по-моему, выдержала лишь одна женщина. Остальные погибали через полтора-два месяца.

Бретон поинтересовался:

– И сколько «кроликов» ты посадил на «Эфу»?

– Семьдесят человек, разного пола, возраста, наркоманов и никогда не пробовавших дряни, даже слабой анаши.

– Женщина, что продержалась дольше остальных, относилась к какой категории?

– Странно, но она была конченой наркоманкой, и я еще сомневался, стоит ли тратить на нее препарат? А видишь, оказалась самой стойкой. Но это неважно. В конце концов главное не в том, сдохнет ли наркоман от «Эфы» через полтора или через три месяца. Главное, что первый месяц он будет жрать таблетки днем и ночью и находиться в полной уверенности, что нашел безвредный кайф, мечту любого наркомана.

– Но гибельность «Эфы» через те же три месяца будет выявлена, и наркоманы узнают, что на самом деле представляет собой эта «панацея».

Мусаллах усмехнулся:

– А разве тот, кто колит героин, глотает и нюхает всякую дрянь, не знает о том, что он обречен? Знает и… продолжает колоться. Но героин надо еще приготовить. Он стоит дорого. «Эфа» же – обычная таблетка, которую легко замаскировать под любое лекарство, тот же аспирин, скажем. Препарат даже немного похож на аспирин. Он имеет кисловатый привкус.

– Ты пробовал наркотик?

– Да, один раз. И мне очень хотелось продлить удовольствие.

Бретон кивнул:

– С препаратом мне все понятно, непонятно другое, почему ты не направишь его в Россию? Через Туркмению это сделать не так сложно.

– Да нет, Ален, с юга продвигать наркоту в Россию с каждым годом все труднее. Потери таковы, что они практически сводят прибыль к нулю. Южное направление русские прикрыли. Реализовывать же «Эфу» в среднеазиатских республиках бывшего Союза не выгодно. Во-первых, местные наркоманы сидят традиционно на анаше, что выращивают на своих полях или берут дешево в Чуйской или Ферганской долинах. А во-вторых, у жителей этих республик просто нет столько денег, чтобы тратить их на новые наркотики. Поэтому мы решили организовать поставку «Эфы» в Европу.

Бретон рассмеялся:

– Интересно, о чем думали главы европейских стран, поддерживавших революционное повстанческое движение в странах Северной Африки и Ближнего Востока? Ну уж точно они не думали о том, что их вмешательство обернется наркотической экспансией против них самих.

– Европейцы пошли на поводу у США. И стали заложниками политики Вашингтона. Но шайтан с ними. Мы сейчас должны как можно быстрее перебросить крупные партии «Эфы» в Грецию, нестабильная ситуация в которой сыграет нам на руку. Но сначала направить службы борьбы с наркоторговлей Евросоюза по ложному следу, который открыл для них ты, Ален. Мы должны убедиться, что сброшенная в Лэнгли дезинформация сработала.

Бретон откинулся на спинку кресла:

– ЦРУ проглотит «дезу», Хайрулла. Мне интересно, Низар Аль-Галади догадается, что его банально подставляют?

– Я недавно разговаривал с ним. Он уверен, что мы ведем честную игру. Уже сегодня вечером в Ливию чартерным рейсом будет отправлена крупная партия продукции, имитирующей «Эфу», которую Аль-Галади должен на время попридержать на складах у Эль-Азизии. А дальше посмотрим, какие меры предпримет противник, в частности Управление по борьбе с наркотиками США и соответствующие службы Старого Света.

– Ну, если ЦРУ передает материалы по «Эфе» Управлению по борьбе с наркотиками США, то последние, уверен, не станет делиться информацией с европейцами. И предпринимать ничего кардинального не будет. А станет также наблюдать за ситуацией, дабы оценить обстановку, просчитать степень угрозы, понять, против кого конкретно направлены действия наркоторговцев. И даже, возможно, пропустят товар в Европу. По большому счету, США интересует только собственная безопасность. Сильная, сплоченная Европа, да еще поддерживающая хорошие отношения с Россией, Вашингтону не нужна. Белый дом привык диктовать свои условия, а не выслушивать чьи-то, даже своих союзников.

– Но тогда тем более все должно сложиться превосходно. Пока Штаты будут устанавливать контроль над базой у Эль-Азизии, мы спокойно наладим основной маршрут из Сурта в Грецию, на Кипр и Крит. И даже на Балканы, постепенно захватывая рынки таких государств, как Испания, Италия, Франция, стран Бенилюкса.

Бретон прикурил сигарету:

– На словах все выглядит очень уж просто и легко.

– А ты знаешь, Эл, когда мы только планировали организацию наркотранзитов в Россию через Таджикистан, то эта затея многим показалась бредовой. И у скептиков были более весомые основания для сомнений, нежели в случае с Африкой. Граница между Таджикистаном и Афганистаном охранялась российскими пограничниками, их поддерживали войска мотострелковой дивизии, приданные ей авиация и артиллерия, путь лежал через неприступные перевалы и коварный Пяндж. Казалось, только сунься к реке – и тут же попадешь под огонь русских. Но маршруты все же открыли? А когда русские ушли, так вообще никаких проблем с переправкой опиума-сырца у нас не возникало. А в Ливии сейчас полная анархия. Границы открыты, бывшую Джамахирию заполонили представители всевозможных организаций и движений. Мы контролируем сейчас в Ливии более трети всех формирований так называемого Переходного национального Совета. Под нашим контролем такие стратегически важные города, как Бенгази, Мисураба, Сурт, Зувара. Наши позиции сильны в целом и в богатом нефтью регионе Ливии, Киренаике. А это и аэродромы, и порты. Мы не прекращаем деятельность в Тунисе, Египте, Сирии.

Бретон отложил сигарету, выпустив к потолку струю дыма:

– Так, уважаемый Хайрулла, у Талибана скоро для войны в самом Афганистане сил не останется.

– Останется. Нам хватит сил и для борьбы с армией западной коалиции. Тем более что так называемые силы по поддержанию мира обделались в Афганистане да и в Ираке по полной. И теперь только в высоких штабах думают, как вывести отсюда войска, сохранив лицо. Чтобы не получилось второго Вьетнама.

– Ну, Хайрулла, это уже слишком. При всем моем уважении к движению Талибан все же далеко не вьетнамская армия, поддерживаемая вооруженными силами Советского Союза. Да, Вашингтон намерен вывести свои войска из Афганистана, но они не побегут. А если что, то развернутся, получат поддержку и так ввалят вам, что Талибану придется отводить свои отряды обратно в Пакистан.

– Хоп, Эл, пусть уходят как победители. Лишь бы ушли, а мы тут потом разберемся, кто истинный хозяин в стране.

– В этом я не сомневаюсь. Но давай вернемся к теме. Меня совершенно не интересует, то, что связано с противостоянием Талибана и сил по поддержанию мира в Афганистане.

– А что конкретно тебя интересует, Эл?

– А ты не догадываешься?

– Нет!

– Хитришь, Хайрулла. Ты говорил, что мне в любом случае придется менять внешность, имя, фамилию, поэтому все мои средства переведены на счет лица, которым и должен я стать.

– Все верно, – улыбнулся полевой командир.

– Смена личины стоит дорого, ты готов оплатить и пластику, и подготовку документов. Ты даришь мне шлюху, в конце концов. И все это в благодарность за то, что уже сделано?

Мусаллах продолжал улыбаться.

– А разве твоя работа не стоит подобной благодарности?

– Возможно, она стоит гораздо больше, вот только не в ваших привычках, Хайрулла, платить людям за то, за что можно и не платить. Если я отыграл свою роль и больше не нужен Талибану, то почему не убрать меня? Тем более тогда, когда я нахожусь в полной твоей власти? Ты не убираешь. Это значит, что я еще нужен тебе. В каком качестве, Хайрулла? Давай говорить начистоту, каким образом ты планируешь в дальнейшем использовать меня?

– Я всегда был высокого мнения о тебе, Эл. Ты настоящий профи.

– Обойдемся без комплиментов.

– Хорошо.

Мусаллах поднялся, прошелся по кабинету, перебирая четки:

– После того как ты станешь другим человеком, я по согласованию с Пешаваром намерен использовать тебя по нескольким направлениям. Во-первых, никто, кроме тебя, лучше не справится с решением задачи по организации работы основного маршрута поставки «Эфы» в Европу. Во-вторых, у тебя налажены отношения с Абдалкадиром и его людьми, а также ты имеешь собственную агентурную сеть и в Ливии, и в Тунисе, и в Египте…

Бретон прервал полевого командира:

– А еще в Алжире, Нигерии и Чаде.

– Вот именно. Посему ты станешь нашим представителем в Северной Африке.

Но и это еще не все. Мы намерены наращивать производство нового наркотика. И если в Европу, а через нее и в Россию, мы могли бы внедрить его, в принципе и без твоего участия, то вот без тебя переброску «Эфы» непосредственно в США вряд ли.

Бретон удивленно посмотрел на Мусаллаха:

– Ты хочешь забросить «Эфу» и в Штаты?

– Конечно! Не справедливо лишать американскую молодежь удовольствия, доступного европейцам и даже русским.

– Молодежи Штатов хватает дерьма, что прет из Южной Америки.

– Вот именно, друг мой, дерьма, и дорогого дерьма. Мы же дадим ей качественный и дешевый наркотик. Доступный для всех слоев общества. И ты будешь контролировать поставки «Эфы» в США, вернувшись на родину. Представляешь, каким средствами станешь ворочать?

– Я представляю, какую охоту устроят за мной спецслужбы Штатов.

– Наша программа по внедрению «Эфы» в страны мира ограничена по времени. Мы понимаем, что распространение этого наркотика приведет к катастрофе, сопоставимой с последствиями ядерной войны в плане уничтожения живой силы противника. Поэтому непосредственно производить и реализовывать «Эфу» будем один, максимум два года. После чего просто бросим это дело, зачистив все следы, которые могли бы вывести спецслужбы ведущих держав на нас.

– Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Кто-то обязательно и тут же подберет столь прибыльный бизнес.

Мусаллах улыбнулся:

– Верно. Вот на них и обрушатся спецслужбы мира. Мы же останемся в стороне. Главное в бизнесе, да и в жизни что? Знать меру и вовремя уйти из-под удара, подставив под него другого.

Бретон проговорил:

– Что-то подсказывает мне, козлом отпущения ты видишь своего арабского коллегу Абдалкадира.

– Я этого не говорил.

– А еще, Хайрулла, видится мне, что и я стану через год лишним и опасным свидетелем.

– О себе не беспокойся. С закрытием программы «Эфа» наша деятельность не прекращается. Устранение таких профи, как ты, непозволительная роскошь для движения. И очевидная глупость. Чего не могу сказать о наших ливийских друзьях.

Бретон кивнул:

– Ты прав. Убивать меня не только глупо, но и небезопасно. За годы службы сначала в бывшем уже Управлении специальных планов, национальном агентстве геопространственной разведки и, наконец, в ЦРУ я научился надежно страховаться. Прав ты и в том, что у меня много собственных агентов и не только в стане противника, являющихся профессионалами высокого уровня подготовки. Так что мое устранение невыгодно.

– Поэтому, повторюсь, за себя ты можешь не волноваться.

– У нас на сегодня все?

– Спешишь залезть под юбку?

– Хочу проехаться с ней за город. Не все же сидеть в твоем доме?

– Хорошо. Но… Эл, до того, как поехать с любовницей на природу, нам необходимо заключить контракт на дальнейшее сотрудничество, под который будут выделены деньги для подготовленных мероприятий, в частности проведения пластической операции.

– Так какие проблемы? Давай бланк контракта, я подпишу его.

Мусаллах вздохнул:

– Не все так просто. Бумаги подписывать не надо, это лишнее, да и зачем оставлять компромат против себя.

– Тогда о каком контракте ты говоришь?

– Ты должен кое-что сделать, а мой помощник запечатлеть это на камеру.

– Ваши методы не меняются. Я должен расстрелять заложников?

– Приятно иметь дело с тобой, Эл.

– Значит, бумага не компромат, а видеосъемка расстрела – материал, полностью компрометирующий меня. Не находишь, что это полная чушь?

– Формальность, Эл. И позировать перед камерой будет Ален Бретон, ты же в скором времени станешь Робертом Флоренсом.

– Об отпечатках пальцев и сетчатке глаз ты не подумал? Изменить физиономию, убрать шрамы, разные пятна, скорректировать фигуру – это легко, но пальчики-то и глаза останутся прежними? А они зафиксированы в ЦРУ. И твоя пленка может сыграть роковую роль в моей жизни. Так что давай лучше обойдемся без расстрельной формальности и подпишем обычный контракт.

– Нет, Эл, к сожалению, выставляемые условия не моя прихоть. Я исполню приказ. А насчет пальчиков и глаз тоже можешь не беспокоиться. С тобой будут работать лучшие врачи. Они сделают так, что ты превратишься в другого человека. Совершенно другого человека.

– Разве такое возможно?

– Сейчас возможно то, что было невозможно еще вчера. Прогресс!

– Что будет с врачами после операции?

– На твое усмотрение.

Бретон быстро принял решение:

– Они должны исчезнуть. Весь медперсонал, который будет причастен к операции. В живых не должен остаться никто, кто увидит меня до операции и тем более после.

– Хоп, Эл!

– Может, начнешь называть меня Роб? Чтобы привыкнуть быстрее? Кстати, когда намечена операция?

– Предварительно, на 19-е число, в частной клинике пригорода Исламабада.

– Операция должна пройти ночью, медперсонал подлежит ликвидации на месте, при необходимости госпитализации подбери для отлежки другое место. Решение по персоналу обслуживания после операции то же, что и по обычным медикам, – ликвидация!

– Да, Эл! Все так и будет. А сейчас нам необходимо заключить контракт.

– Ладно! Кто жертвы?

– Американцы. Их взяли в плен у Кабула месяц назад. У себя они числятся без вести пропавшими. Их уже не ищут.

– Сколько солдат?

– Трое!

– Чтобы быстрее закончить формальности, – на слове «формальности» Бретон сделал ударение, – мне нужен русский автомат «АК».

– Тебе дадут «АК-74».

– Тогда идем, закончим с этим быстрее, да поеду я с Лизой куда-нибудь подальше от города.

– Я подскажу тебе одно прекрасное место. И выделю охрану.

– Без нее обойдусь!

– Нет, Эл. Пока приказы здесь отдаю я! Охрана будет сопровождать тебя повсюду.

– Ну-ну!

Мусаллах и Бретон прошли из дома во двор, зашли в здание сбоку от гаражного навеса, спустились по бетонной лестнице в прохладный подвал, коридор которого заканчивался помещением, закрытым массивной решеткой. Охранник включил свет, и Бретон увидел троих избитых, обросших, грязных полуголых молодых мужчин, лет двадцати пяти.

Мусаллах подал знак охраннику, тот открыл калитку решетки. Полевой командир и бывший сотрудник ЦРУ вошли в камеру. Молодые люди прижались друг к другу. Мусаллах взглянул на Бретона:

– Вот твой контракт, Ален.

– Зачем тебе убивать их, Хайрулла? Почему не затребовать за них выкуп? Думаю, американцы пошли бы на сделку.

– Янки, может быть, и пошли бы, только я не имею с ними никаких дел.

– Принцип?

– Если хочешь, то да.

– Интересно, Хайрулла, в восьмидесятых годах к тебе в плен попадали русские?

– То было другое время. Один русский был в плену у моего отца. Раненым взяли, одного из взвода, что проводил разведку в Панджшере.

– Его вы тоже казнили?

– Не успели. Сбежал. А потом лагерь разгромила русская авиация. Не сравнивай русских с американцами. Те умели воевать и умирать достойно, как воины, эти нет.

В камеру вошел помощник полевого командира с автоматом и видеокамерой. «АК-74» передал Бретону:

– Как и просили, магазин полон.

Один из американцев приподнялся:

– Я не знаю, кто вы, но вижу, что европеец или даже соотечественник. Неужели вы убьете нас? Мы же сдались в плен, когда нам была обещана жизнь.

Бретон посмотрел на Мусаллаха:

– Это так, Хайрулла?

Ни один мускул не дрогнул на физиономии талиба:

– Да!

– Но раз вы обещали им жизнь, то должны…

Мусаллах прервал Бретона:

– Я никому ничего не должен. Да, мы обещали им жизнь при условии добровольной сдачи в плен. И выполнили обещание. Пленные жили, пусть и как скоты. Но сколько жизни отведено каждому из них, знает только всевышний. Сегодня суждено погибнуть американцам, а завтра, возможно, и всем нам. Не тяни время, Ален, у тебя же еще прогулка с очаровательной мадемуазель Клодель?!

Бретон передернул затворную раму, загоняя патрон в патронник.

Американец, что обращался к нему, закричал: