Здравствуй – Прощай Афонский Игорь

глава 6. Полоса препятствий

Он висел на руках! И его пальцы с каждой минутой всё больше и больше затекали от тяжести его тела и общего напряжения. Это была ещё одна слабая попытка. Тело, как в конвульсиях, передёргивалось. Слышались огорчённые крики кругом, не за него лично, за всех! Он отпустил руки, сдался! Можно было подпрыгнуть ещё раз, попытаться всё повторить, но он чувствовал, что проиграл. Эстафета двух взводов одной батареи продолжалась, а полоса препятствия уже остановила одного бойца, одного участника!

Он с самого начала всё делал не так! Вещевой мешок, автомат за плечами, сапёрная лопата на боку, каска на голове – попробуй в таком обмундировании всё сделать правильно! Стенка – препятствие очень серьёзное! Её следует сначала научиться проходить. Научиться правильно, раз и навсегда!

Сержант объясняет.

– Бежать без остановки, сгруппироваться, восстановить правильное дыхание, баланс всех частей тела, чтобы ни ремень, ни мешок не болтались, не мешали. Не останавливайся! Я повторяю, без остановки! Бег не прекращать! Визуально ищите точку на стене на уровне своих яиц, отмечайте это место! Представьте, что там выступ, небольшая ступенька, черт возьми! С разбега упирайся туда своей ногой! Какой ногой? Какая нога у вас толчковая? Той и упирайтесь! Потом поднимайте всё своё тело вверх, но не висните на руках сверху. А потом нужно перегруппироваться, и запрыгнуть, закинуть тело наверх на вытянутые руки. Как с места на козла запрыгиваешь. Потом перекинуть ногу через барьер, кому неудобно, следует переворачиваться всем телом, и вниз или боком, чтобы каска не билась. Какая каска? Железная! Повторить!

Он сделал всё неправильно! Когда стал бежать, то понял, что мешает всё! Каска на голове болталась, не то что у Карася, он свою панаму загнул, уплотнил, ничего не сказал, что так будет удобней! Мешал автомат за спиной, нужно было подогнать ремень. А подсумок, фляга, сапёрная лопатка – всё это оттягивает старый ремень, так что вот-вот будет сыпаться, как яблоки от ветра. Мешал вещевой мешок, так это была особая статья – полная выкладка.

Они проигрывают, и всё благодаря ему! Он бы лучше умер на месте, чем от стыда потом. Вдруг на полосу препятствий выскочил боец Салаев. Низкий азербайджанец, хорошо сложенный мужичок, лет двадцати двух. Он подставил руки в сплетении, опёрся.

«Ну! Давай!»

И Олег рванул, из последних сил перевалился через стену, плюхнулся, больно ударился. Встал и побежал к следующему бойцу. Эстафета не прервалась. Они не выиграли, но и не проиграли. Пришли вторые!

«Как получается, что стена чуть больше человеческого роста становится непреодолимой?»

Сержант объясняет просто.

– Стена – это препятствие. Когда куда-то стремишься, то должен представить себя не перед стеной, а за ней! С уверенностью, что её можно преодолеть, боец берёт высоту! Препятствие следует взять!

– Следующее упражнение – это полоса препятствий! Лабиринт проходить следует обдуманно! Не нужно метаться до самой стороны. Следите: ставим ногу на повороте, выбрасываем тело в сторону, потом шаг, следующая нога на повороте, вот здесь! Запомните, где именно! Поворот всем телом, корпус как бы перегибается, ноги на месте! Опять, и так далее. Показываю!

Сержант наглядно продемонстрировал это упражнение. Все довольно захлопали!

– Теперь каждый повторил, сначала медленно. Потом быстро. А потом так быстро, чтобы я даже ничего не успел увидеть! Первый пошёл! Хорошо!

Свободное время. Спортивный городок. Голый торс, брюки, сапоги– полуботинки.

«Итак, без остановки!»

Наметил место для толчка ногой! Толчок, шлепок!

– Но это невозможно! – уже лежа на спине, подытожил Олег.

«Если бы я был в связке, и кто-то сзади толкал бы меня на шесте, я бы поднялся, преодолел! Как пожарники на стену поднимаются!»

Ещё одна попытка.

«Вот! Тут ступенька!»

Это носок ноги упёрся в совершенно гладкую стену, оттолкнулся, тело получило заряд, уносящий его вверх. Руки только ждали этого, выпрямились, и можно перекидываться на другую сторону.

«Попробуем ещё!»

Бег. Упор. Толчок. Рывок. Подтяг. Переворот. Падение. Опять бег. Ещё: бег, упор, толчок, рывок, подскок, переворот, падение, опять бег.

«Ещё? Нет. Хватит! Что, в самом деле, это даст? Потом повторим!»

Олег уходит, приятели, которые посмеиваются над ним в тени, теперь с уважением отметили его успехи!

– Теперь каску, автомат и вещмешок! Попробуй!

– Ага! Сейчас! Только чаю попью с булочками! Ха-ха! Кто в «чепок» со мной?

– Угощаешь?

Приятели пошли в чайную. Может быть, им повезёт, и они не будут торчать в очереди, или дежурный офицер не выгонит, или к чаю мучные изделия не закончатся! В следующий раз, преодолевая препятствие, боец собранно и решительно перелетает через пресловутый забор; бьёт каска острым краем в нос, рвёт кожу в кровь. Но боец этого не замечает, он взял высоту, чтобы дальше следовать по этой полосе препятствий!

Глава 7. Аудитория

Владеть вниманием аудитории очень трудно, тем более что если эта аудитория состоит из простых солдат. Класс. Это даже не помещение, просто беседка с земляным полом, сверху накинута камуфляжная сетка, столбы по периметру, невысокая стойка стены, условные двери (при желании подними полог сетки и вот, можно выйти на все четыре стороны!) и всё! Пол следует подметать всё время, он хорошо утрамбован солдатскими сапогами, но такое количество «бычков» от сигарет и конфетных фантиков портит весь вид. Пепельница – пустая гильза от артиллерийского снаряда с пропилом для руки. Сержант отдаёт команду:

– Ё-моё! Убрать этот бардак, и немедленно!

И отворачивается, сам вытирает черную, почти школьную доску от остатков мела. Вот уже с веником топчется «крайний». Им может оказаться кто угодно, любой из этого взвода курсантов артиллерийского «20-го» полка. Оказался…

Сержант Шмыглюк – подтянутый, выглаженный, побритый, уже хорошо загорелый, внутренне подобранный, спокойный, как манекен. Если знать, что форма у него ушита до последнего сантиметра, стрелки наведены изнутри свечой и прошиты кем-то из родного взвода, то это могло бы объяснить его опрятный внешний вид. Физические данные были его личным достижением – он путём изнурительных тренировок на перекладине и брусьях по вечерам и ночью довёл себя до такого идеального состояния. Казалось, что ничего не мешает ему набрать и держать нужный вес, солнце не плавило его бесконечными пытками, как других. Утренний кросс, когда Шмыглюк вёл колонну, был неповторимым испытанием, но проходило время, и открывалось второе дыхание. Шесть километров, это два раза вокруг части и автовокзала, мимо здания городской военной гауптвахты, и несколько человек с сержантом приходят первые, догоняя даже тех, кто не сделал и первый круг! Итак, он начинает лекцию об артиллерийских снарядах. Всё это уже много раз курсанты слышали от других лекторов – офицеров и младших командиров своей батареи, но следует слушать, так как потом будет элементарный опрос. Вниманием следует владеть, иначе солдаты заснут, сидя на деревянных скамейках, врытых в пол. Тут прохладно, солнце не так печёт, движение воздуха не обжигает полуденным зноем. Ещё нет приказа отдыхать днём, прячась от сумасшедшего солнца. Ещё не подают в обморок на построениях солдаты, всё это ещё будет впереди учебной службы. Первое послабление – голый торс при передвижении по открытым участкам и при посещении столовой. Да, именно так, «солдат посещает столовую», даже не ходит, хоть и строем, а посещает. Иногда произносится команда: «бегом – марш!» – это чтобы лучше усваивалось что ли? А пока лекция. Там солдату ничего не хочется, даже пить. Нет, хочется спать, чертовски хочется облокотиться о плечо товарища и закрыть глаза, унестись в даль призрачного сновидения. Шмыглюк всё знает об этом, он умело делает паузу, потом о чём-то спрашивает зазевавшегося курсанта. Он может неожиданно стукнуть указкой о край стола, получится страшного звука щелчок! Потом продолжает. Младший сержант этого же взвода спокойно спит на последней скамейке, он мог бы спать в расположении батареи, но обязан быть с рядовым составом, поэтому он с ним, но никто его не будит. Он отдыхает. Длинноногий метис, спортивный, с красивыми чертами лица. Он безмятежно спит, но него с завистью можно смотреть, а можно не обращать никакого внимания. Его, после легкого ранения в ногу, оставили в учебном полку, а не отправили обратно в Афганистан, где он должен был проходить дальнейшую службу. Одно это делает его в глазах старшего сержанта небожителем, тот невольно перед ним благоговеет, как же, несколько месяцев в далёкой провинции, ранение под обстрелом! Как романтично! Как всё просто! Вот сидят тридцать человек, которые через месяц уже будут «за речкой», где от обстрелов и ранений никто из них не будет застрахован, и так далее. А у Шмыглюка этого никогда не будет! Очень давно, после учебного периода гепатит задержал его в этой «дыре», в учебном полку, теперь «дембель», он к нему давно готов, и значки, и альбом усиленно заполняется, а всё-таки маленький червь зависти «точит» молодую душу, он никогда не сможет рассказать, что был там, в Афганистане! Никогда!

Курсанты – это смесь многоязычного, интернационального коллектива.

На редкость тут мало русских. Вот «хохлы». Они обычно разговаривают между собой на малопонятном для других языке. «Мове»! Потом переходят на обычный, русский язык, друг друга дразнят «бандерой». Своим поведением совсем всех запутали, ну, кто тут скажет, что в этом взводе имеются «западники» и обычные украинцы? В то время об этом мало кто задумывался, многие не придавали этому особенного значения, и что самое главное, что были люди, которые даже не догадывались об этом существенном различии! Действительно, живя в стране, где вечно твердят о дружбе народов, о равенстве пятнадцати республик, вряд ли найдёшь повод усомниться в этом. Так успешно «вбивать» в головы главные идиомы правящей линии могли не везде! Вот сидит армянин, это уже немолодой человек с большим животом, со вставными золотыми зубами. По его тёмным кругам под глазами можно судить о трудной борьбе его организма в этот нелёгкий период за существование всего его. Попасть в армию под самый «занавес», после опыта двадцати четырёх лет жизни, это было почти недоступно для понимания многих! Вот два узбека. Один из них совсем не говорит по-русски, поэтому другой ему всё подробно переводит. Они всё время общаются друг с другом! Как это всё выглядит? Примерно так. Урзаев переводит с русского на узбекский, поэтому и его тихая речь звучит всегда: в строю, в курилке, при лекции, перед сном. Создаётся впечатление, что они готовы друг с другом разговаривать даже ночью! Переводить сны, скажем! Не удивительно, если это так и происходит, но никто не проверит, всем остальным хочется спать. Урзаев – крепкий, большеголовый! Вероятно, что в далёком детстве его голову укладывали на твёрдую поверхность, поэтому голова имеет такую необычную форму. А вот его спутник маленький и сухой! Но они, как сиамские близнецы, всегда вместе, это почти патологично!

глава 8. День дневального по батарее

Из рассказа сержанта артиллерийской батареи.

«Дневальный в казарме есть лицо неприкосновенное. Если он стоит на «тумбочке» с повязкой «Дневальный» и штык-ножом в ножнах на поясе. Если он хорошо знает Устав ВС, если статьи отскакивают от него на проверяющего его лицо с силой хорошо выпущенного бильярдного шара. Если он вовремя подает голосом команды: утром – «Батарея, Подъем!», вечером – «Батарея, Отбой!» и, конечно, команду – «Батарея,

Смирно!», когда появляется дежурный офицер по полку, командир батареи или старший офицер по званию, не говоря уже о командире полка или генерале армии.

– Дневальный не может быть привлечен к другим работам, не связанным с выполнением его дежурных обязанностей по батарее, то есть, скажем, убирать территорию, если это не территория расположения батареи, или не должен находиться на другом объекте, так как стоит в подчинении у дежурного сержанта, то есть под рукой. Между тем, дел у дневального всегда достаточно. Следует поддерживать порядок в расположении, следить за готовыми столами в столовой перед обедом, завтраком и ужином.

– Если кто не знает, то в Армии все должно быть одинаковым или по ранжиру! Вот солдатские одеяла имеют три полосы с одной стороны, поэтому их стараются стелить на одном уровне, это просто проверяется шнурком, постели взбивают специальными дощечками, так что углы стоят. Подушки и табуреты – всё в один ряд. Шинели одним боком – смотрят эмблемами вперед. Полотенца… (где полотенце, бегом за новым полотенцем, а то, что обнаружили под матрацем, им кто-то свои сапоги вытер) с одной стороны коек, заправлены все одинаково. Паркет полов начищен мастикой (кому-то повезет, если паркета нет), или просто вымытый пол до блеска. Вот вроде бы всё!

– Особая статья – это Ленинская комната, святая святых, хранилище регалий и стягов! Это гордость и слава каждого подразделения полка. Тут стандартный набор плакатов, свежий номер боевого листка, знамя или переходящий вымпел, собрание подшивок центральных газет и доска с указкой и мелом. Конечно, кто-то может сказать, что все Ленинские комнаты одинаковые, что везде портреты Ильича, министра Обороны СССР и членов ЦК Коммунистической партии, а стены обиты опаленной рейкой или затемнены марганцовкой, везде одинаковые столы и даже стулья. Да, это так! Вероятно, их где-то клонируют в одном месте, а потом раздают по частям, или оформители все из одной художественной академии, а может быть, что это проверяющий успел всех проверить и теперь, согласно его замечаниям и требованиям статей Устава ВС, они все одинаковые и не имеют ничего лишнего. Только зачем тогда проводят соревнования и конкурсы на лучшую Ленинскую комнату? Присуждалось бы такое звание пожизненно или понедельно. Лучшая комната этой недели! Комната первой недели июля! Звучит как– то необычно! Успех обеспечен».

У Олега тоже ничего лишнего в Ленинской комнате не было. В данный момент он занимался внимательным изучением материалов очередного съезда по газетным, доступным широкой общественности источникам, что успели буквально прилипнуть к его щеке. Вот если бы его увидел старший сержант, он бы выразился поточней как-нибудь!

«Да, ты, брат, шайбу тут ловишь! Или всё-таки массу давишь?» Вошел второй дневальный, невысокий, крепко сбитый чеченец по имени Осман. Он имел удивительное свойство – всегда напевал про себя какую-то мелодию. Мелодий у него было несколько, выбор зависел от настроения, слов никто не мог разобрать, да и звуки выходили неестественно глухими и загадочными. Это было не примитивное мычание или популярная песенка из кинофильма «Мимино»:

«Чита – брита, чита – марта – рита!

– Птичка! Птичка! Птичка – невеличка!»

О, нет, это было что-то сложное, глубоко трагическое и безысходное. Он сел рядом с Олегом, оперся о другие материалы, и теперь уже два дневальных пытались осилить «нерукотворные работы нашей партии и достижения нашего правительства», так выразительно отображенные в четких газетных страницах.

Теперь уже два дневальных были этим заняты. Очень скоро третий дневальный громко объявил:

– Батарея, отбой!

И три взвода, что занимали эту часть казармы, расползлись, закончив свои дела, и готовились «принять горизонтальное положение» на двух ярусных койках со скрипящими панцирными пружинами.

Послышались быстрые шаги, кто-то стремительно приближался к Ленинской комнате, но материалы съездов не давали никаких шансов повернуть головы. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но ворвавшийся младший сержант Орлов, обнаружив на одном месте такое недопустимое количество дневальных по батарее, стал просто раздавать легкие и обидные щелчки по носу. А когда остатки материалов партии были стряхнуты с уставших от них лиц подчиненных, Орлов напомнил, что следует сделать.

– Наступило то время, когда необходимо приводить в порядок расположение батареи, чтобы всё остальное время этот порядок поддерживать!

И всё было бы ничего, но Осман отказался мыть полы, мотивируя это тем, что он мужчина!

«Да, у нас в доме такую работу выполняют только женщины!»

Тут бы Орлову проявить смекалку, обратить всё в шутку или пойти навстречу этому достойному джигиту, но дело происходило в армии, где таких компромиссов не принимают и шутить не любят. Сам младший сержант только имел русскую фамилию, но смесь ярко выраженных азиатских кровей и, несомненно, древних корней его предков не мог смириться с неповиновением подчиненного. Он всегда считал себя очень крутым. Осман подвергся легкому прессингу, который, несмотря на свой малый рост, смело отразил. Он даже схватился за рукоятку своего штык– ножа. Дело принимало серьёзный оборот! Две стороны просто уперлись друг в друга лбами. Орлов, высокий, спортивно сложенный атлет с навыками самбо за спиной, и низкорослый горец с уже седыми висками и впалыми щёками, такой жизнь уже знает, можно сказать, что свои зубы на этом съел! Если один смотрел таким орлом вниз, то другой снизу вверх соколом пятился.

Что касается третей стороны, то два других дневальных были крайне озадачены, искренне ничего не понимая!

«А что, собственно, произошло?»

Предчувствие скандала, возможно, драки, просто потасовки, как яркое зрелище, пьянящее кровь чувство мятежа!

«Сейчас! Сейчас!»

Противники схлестнутся, победителю достанется всё! Ведро и Швабра! Хвала герою! Стоит наломать лавра, сплести венок для того, кто выиграет в этом поединке! Давид и Голиаф! А побеждённому бойцу в таком поединке придётся хлебнуть горя, и нет ничего горше, чем та участь, что обретаешь в поражении! Конечно, если победит рядовой, то это ЧП, если сержантский состав, то – уже неуставные взаимоотношения.

Разнимать их совсем не торопились, мол, покажите из какого вы, ребята, теста слеплены! Повод, правда, выбрали несерьёзный! Олег даже не понял, что в этом особенного, подумаешь, пол помыть! В его семье пятница считалась днем генеральной уборки, когда все работы по дому выполнял он сам, быстро и скоро. А тут, такая заковырка! Он решил принять сторону Османа!

«Я за тебя! Брат!»

Это в знак солидарности, но, если задуматься, то растягивать уборку вечером – это верный способ не быть приобщённым к отдыху, который и так ненормированный, даже тем же Уставом ВС. Где-то в сознании мелькнули толстовские образы из повестей «Казаки» и «Хаджи-Мурат». Вдруг он понял, какие они тут все разные, какой различный у них был уклад жизни и, вероятно, смысл во всё они вкладывают иначе. Это, как скопление планет, где друг о друге только догадываются, где не измеряют своими аршинами и не ломают каждого под себя. Но взвод был многонационален и зачесан армией под «ноль», всех старались видеть одинаково, так что планеты все собраны в одну лузу. Появился хмурый лейтенант другой батареи, который являлся в этот вечер дежурным офицером, сходу «перевел стрелки» на старшего офицера, которого тут же потребовал вызвать, так как не хотел брать на себя никакой ответственности.

Дежурным по штабу оказался офицер в звании капитана. Этот, недолго думая и посовещавшись со всеми, отошел с Османом в сторону, чтобы поговорить наедине. Он напомнил ему о присяге, о чувстве долга перед Родиной, о патриотизме и о чём-то ещё.

– Вспомни, ты же присягу давал! А твоё чувство долга перед Родиной, где оно? Будь патриотом!

Короче, напустил идеологического тумана, довел всех присутствующих до слез своей проповедью. Но, надо заметить, это были скупые мужские слёзы! А пока Осман остался при своём требовании, правда, штык-нож у него забрали, на всякий случай. Поставили опять на «тумбочку», дали двух бойцов в помощь дневальным. Совещание перешло в другое крыло.

Орлов уже не жалел, что не подключил к делу двух сержантов, чтобы обломать новичка. Так бы он развеял то либеральное настроение во взводе, которое сложилось в последние дни. Внутри взвода не было никаких осложнений на национально почве, все всегда выполняли своё дело. Так, узбеки, которые плохо знали русский язык, со слов товарищей учили статьи из Устава. Азербайджанцы, нередко вспыльчивые, не задевали во взводе никого. Все привыкли видеть в Орлове такого барина, постоянного рассказчика, такого ведущего, который уводил за собой в гражданскую жизнь! Часто повествуя о славном городе на Неве, где есть замечательное «рок-кафе», о «Сайгоне» – месте богемных встреч и неформальных «тусовок», о чем-то не от мира сего, далеком и загадочном. Итак, принцип: «не хочешь – заставим, не можешь – обязательно научим» дал сбой. А может быть, наоборот, что-то выросло человеческое, необъяснимое, выше примитивных рефлексов.

Вероятно, что Осман был чем-то симпатичен Орлову. Этот невысокий чеченец невольно внушал уважение: суровый, надежный, всегда справедливый. Поэтому у сержанта просто не поднялась рука, а крики и вопли – всё это наносное. Олег же с Османом всегда ладили, был случай, когда вечером у Олега раскалывалась голова от боли, и узнавший об этом Осман избавил от неё методом мануальной терапии, сказав, что это их народное средство. Средство выглядело как очень сильнодействующий массаж шейных позвонков и затылка. Воздействие на точки сняло напряжение и боль. Орлов к Олегу относился снисходительно, было у них много общего. Порой Олегу казалось, что все эти рассказы и байки были обращены к нему, он мог критически оценить услышанное, так как сам немало исколесил Союз до армии.

История этим не закончилась. Осман мужественно отстоял ночь. Утром батарею посетил «Папа», командир полка, говорят, что ураганом пронёсся по расположению, вскользь глянул на стоящего Османа, где-то обнаружил бардак и удалился. Олег в тот момент принимал столы на завтрак; когда вернулся, сменил Османа, тот завтракать не пошел, сразу лег спать. Орлова вызывал к себе полковой «особист», который держал руку на «пульсе» происходящего в полку. Взял на карандаш событие.

Было потом много дней и ночей, много дежурств. А когда учебный период закончился, то Осману предложили звание младшего сержанта и место в полку, чуть ли не на выбор – врут, наверное! Но он отказался и был распределён в какую-то боевую артиллерийскую часть, где всё было иначе, чем в учебном полку, совсем как в настоящей жизни.

«Дневальный – лицо неприкосновенное!»

У него то ли лицо особенное, то ли звание обязывает к соблюдению этого статуса. Взгляните, как стоит дневальный: у человека крылья за спиной выросли, и плечи шире, и голос прорезался, значит, есть, наверное. Звучит команда:

«Батарея, Отбой! Отбой, Батарея!» Спи, спокойно, Батарея, пока Дневальный твой стоит на своем посту, спи, спокойно!».

глава 9. Под мостом, где то место

Это был обыкновенный мост для очень хорошей дороги. Куда вела эта дорога? Этого Олег точно не знал. Все другие, основные линии автострады проходили рядом. Мост, построенный для военных целей, для обеспечения военного полигона и связи с другими частями. Дорога была самая лучшая в этом забытом всеми крае. Именно эту автостраду нужно было пересечь утром рано, чтобы попасть в это самое место. Во время зарядки его взвод направлялся к арыку, принимал там настоящие ванны. Воды не больше чем по колено, но можно опуститься, окунуться. Летом вода не успевала остыть за ночь. Оросительный арык – это полноводный тёмного цвета поток, который во многих местах искусственно перекрывали. Знаете, а купаться там никто не запрещал! Наверное, местным жителям это в голову не приходило, а для всех остальных никто табличек не вешал! Любой опытный медик рассказал бы о высоком проценте удобрений, которые могут вымываться такой водой, если их даже специально не добавлять. Нитраты – это селитра, гербициды! Такие ужасные слова! Но в то время они ничего не говорили этим юным, тупым головам и безмозглым сержантам, которые сами так же, не раздеваясь, залезали в арык. Охладиться! Потом, когда все вышли, обулись, то бегом направились в расположение палаточного городка. Так же поступали и другие солдаты из взводов соседних батарей. И это для всех считалось нормальным явлением! Какие они были наивные! Какими они оставались безграмотными!

Но тем местом считается именно «под мостом». От арыка следовало пройти немного дальше, пробежаться трусцой, пересечь дорогу, спуститься по крутому склону, и вот она – чистая холодная Сурхан– Дарья! Даже не сама она, а какой-то неведомый её приток, её маленький сай. Ледяная, живая вода, с настоящей форелью. Там взвод так же раздевался, в одних исподних штанах заходил в воду по колено и умывался. Холодная вода в этом жарком климате – это предел солдатских мечтаний! Река сходит с горных ледников, быстро преодолевает любые расстояния. От этого места гряды гор и не видать, но не ключевая же она на самом-то деле? Тогда же они все вместе и выстроили тут запруду. Днём солнце немного нагреет поверхность, и тогда можно будет искупаться. Но для подневольного солдата попасть сюда самому практически невозможно. Это происходит только в строю, только с сержантом!

На этот раз Олег привёл сюда свою мать. Она приехала к нему в часть, им дали время для этого свидания. Олег и раньше получал увольнительные или уходил в «самоволки», чем нарушал Воинский Устав. Как говорил Олег:

«Главное было не попадаться!»

А теперь их подразделение выехало на полигон. Туда и приехала на сельском автобусе его мать. Тогда Олега отпустили ещё раз. Теперь, лёжа в нагретом слое воды, на спине, он испытывал настоящее наслаждение. Как в далёком детстве. Он однажды провёл одно лето под Ангреном. Там тоже был большой сай – такой быстрый поток, остро пахнущий хлоркой. Их запруда работала! Гребок рукой, тело уходит в холодную тень. Мост – вершина, произведение архитектурного творчества, конструкторской мысли, служил единственной цели – тень от него было всё, что нужно в такой знойный день! Мать сидела на камне, перебирала его форму: куртку с соляными разводами подмышками и следами от кожаной портупеи. Она курила. Это было скорей всего нервное. Она никак не могла бросить, даже когда он привозил из Прибалтики антиникотиновую жевательную резинку или лечебный антиникотиновый пластырь. Она курила. Начала курить давно, у неё всегда была пачка в сумочке. Они ни о чём не говорили, хотя всегда понимали друг друга с полуслова. Её юбочный костюм цвета «хаки» ей очень шёл. Новая причёска!

– У тебя новая причёска?

– Нравится?

– Конечно!

Хорошо уложенные волосы, маникюр на руках человека, который всю сознательную жизнь проработал на одном месте, в одном и том же цеху! Удобная летняя обувь. Фотоаппарат «Виллия-Авто» лежал рядом. Это был его фотоаппарат. Они истратили несколько кадров, получатся простые любительские снимки. Чёрно-белые, много, это будет целый раздел в семейном альбоме. Олег подумал, что они с матерью сейчас похожи на шпионов иностранной разведки, которые в пограничном районе специально фотографируют этот стратегически важный объект.

– Мы – шпионы!

Она не понимает!

– И теперь любой патруль просто обязан взять нас с поличным, чтобы конфисковать эту плёнку! Понимаешь? Забрать плёнку и их самих отправить на доследование!

Ему стало смешно:

«Так и попадаются все новички!»

Он вышел из воды, было теперь холодно! Но в тёплом воздушном потоке было бы слишком жарко, а так он уже через секунду высох. Если бы он курил, то именно это он сейчас и сделал бы – взял докурить или попросил бы новую сигарету! Это должно было шокировать его мать, так как Олег с детства не мог терпеть табачный дым, даже не дым, а запах от дыма на домашних предметах. Это, когда полотенце для лица пропитывается сигаретным кислым дымом, одежда воняет за версту. От одного этого его уже воротило, но он никуда не мог деться – курили многие. Зато любил нюхать сам табак, мять в руках сигарету, ловить нежный запах Виржинии далёкой. Интересно, а сейчас удивил бы мать его поступок? Наверное, нет. Она сейчас занята другим, мысль о том, что сын вот-вот уедет, не давала ей покоя! Конечно, она сама должно скоро отправиться домой, но в итоге и сын, как и все в этой учебке, уедет! Гнетущая тишина. Они собрались, следовало идти на остановку. В городе они бродили по восточному рынку. Там простые узбеки в своих халатах на ватных кушаках ждали своих покупателей. Товар – арбузы. Есть дыни, сухофрукты, свежие яблоки, ягоды, другие многочисленные фрукты.

– Что будем есть?

В чайхане подают плов, лагман. Они пообедали.

– Что хочешь?

А ему захотелось увидеть! Побольше! Увидеть, запомнить, сопережить! Слово-то какое! Вроде и «жизнь», а это «пере» проходит через жизнь своей широкой полосой! Нет! Ему хотелось именно прожить! Ему просто следовало прожить свою жизнь. Как бы это ни было трудно, прожить и вернуться, не сюда, конечно, на этот восточный базар! Зачем ему этот рынок? Перекрёсток! Опять «пере», а «крест» зачёркивает всё. Ему следует вернуться домой, в свою жизнь. Яркую и необычную, как калейдоскоп! Это ему повезло, что рядом с ним родной человек, до самого вечера можно гулять. Пройдёт месяц, их койки займут другие бойцы, другое поколение. Им же самим будет нужно занять койки других. Хорошо, если те, другие, уехали на «дембель». Порой другие бывают менее счастливыми, их отправляют в запаянных цинковых ящиках, чтобы потом похоронить под отмашку и залп из карабинов. Те, другие, уже сейчас лежат по госпиталям и санаториям. Во сне ищут свои ампутированные конечности, давятся в слезах, вспоминают прошлое и совсем не видят своего будущего! Те, другие, это Олег и его друзья через какое-то время узнают, неважно, кому и в чём повезёт. Они уже все на этой тропе. Им уже не свернуть!

Так они гуляли, ели мороженое, смотрели фильм, или до этого смотрели фильм, а потом ели мороженое, неважно! Вот, наступила пора прощаться! Олег:

– Не волнуйся. Всё будет хорошо! Я вернусь! Ты так и знай!

Она потихоньку крестит его, опять «крест»! Потом целует, обнимает!

Она уже не такая высокая. Или он вырос. Прощаются. Олег помнит «то место», там можно нырнуть, очень глубоко нырнуть!

«Но нужно возвращаться! Им всем нужно возвращаться!»

Глава 10. Пошёл ты, в баню!

Как-то земляк Олега позвал его в баню, помыться. Надо отметить, что в рабочие дни это немыслимое удовольствие. Для солдат было одно расписание, для офицерского состава, следовательно, другое, а для них, курсантов артиллерийского полка, «учебки» – третье.

– Да брось, пошли. Там тоже земляки, звали, понимаешь?

«Повёлся», короче. Пришли в баню, там точно «зёмы»! Все из одной области! Из Карагандинской Области. Все казахи. На «постоянке» служат, уже «дембель» на носу, убирать им самим по сроку службы не полагается, они себе молодого «земляка» нашли.

– Задача такая: палубу замыть, всё досуха затереть, шайки сполоснуть чистой водой, стены вытереть, а потом – свободны!

Так и сказали эти «зёмы», и удалились в бытовку чаи гонять. «Зёма»– курсант изображает щенячий восторг от такой полноты действия! Олег сразу смекнул, что тот один не справится, вот и позвал его с собой на это дело! Сначала хотел отговорить, мол, пустое всё!

– Лишь зря столько времени на это угрохаем, а это нам надо?

– Да напросились сами уже!

Это не идёт сослуживец на уступки. Тогда Олег уходит в крайность:

– Сам и напросился! Сам и расхлёбывай! Из-за одной шайки с горячей водой в хоккей тут швабрами играть!

Тут ребята на всё иначе посмотрели, с другого угла зрения! Разделись и замочили свои солдатские «хэбэшки» в шайках с водой. Полчаса, молча, гоняли мыло по коридорам, потом напором из водяных шлангов голы обмылком забивали! А потом… а потом их увидели, накостыляли по шее, причём обоим и сразу! Обоих и выгнали за дверь бани. Гимнастёрки выкинули на землю, сказали, чтобы тут не появлялись лишний раз! «Зёмы!» Одежда, конечно, не высохла, её только замочить успели.

Одели так, мокрую. Встали на солнцепёке, вот и «сушилка»! А потом поплелись в расположение казармы. Вот так в баню сходили, вне плана!

Глава 11. Стрельбы

Автоматическое оружие, которое так тщательно чистит владелец, которое выносит из оружейной комнаты по тревогам с собой и каждый раз таскает за плечом в «марш-бросках», захлёбывается в одиночных выстрелах, лает, изрыгает огонь.

Оно ищет прицелом свою цель. Взвод отстрелялся, но остался лежать, ждал команду. Уже собрали использованные гильзы, чтобы сдать их для отчетности. Уже сержант от нечего делать использовал ещё один автоматный рожок. Уже автоматы остыли от выстрелов, чтобы снова нагреться под полуденным туркестанским солнцем, но команды не поступало. Стрельбы проходили в давно разработанном, старом песчаном карьере, где имелось устаревшее сигнальное оборудование, а также несколько хлипких транспортеров для мишеней, которые уже давно не могли безотказно работать. Взвод, который только что отстрелялся, принадлежал учебной батарее артиллерийского полка, выполняющего свои плановые учения в условиях полевого выхода. В этом взводе находился герой нашего рассказа по имени Олег – простой рядовой срочной службы, наводчик самоходной артиллерийской установки, в простонародье «саушки».

Сейчас он перевернулся на спину, растянулся на щебне окопа, смотрел на ласковое пока солнце и вспоминал, как долго они ползали по колено в мягкой пыли дороги, искали магазин с патронами, который имел неосторожность выронить солдат его взвода из своего подсумка. Ползал весь взвод! Все искали руками на ощупь и ничего не нашли, тогда к поискам приступили ещё два взвода. Шутки по этому поводу прекратились, так как смеяться стало уже некому, вдоль дороги стояли только сержанты этих взводов.

«Смеется тот, кто смеется вовремя!»

В данной ситуации, повезло только двум другим взводам, которые вырвались на марше вперед и ничего не знали о потере. Все прекрасно понимали, что Шмыглюк, сержант взвода, мог списать этот магазин или просто воспроизвести его из воздуха, благодаря своим связям. Но, так или иначе, потеря отразилась бы в отчётности, это означало лишь одно – «ЧП» при полевом выходе, что легло бы тёмным пятном на результаты батарей в целом на этих учениях.

В учебной части сержант имеет большой вес, так как ему доверены люди и материальные ценности. Офицеров всегда не хватало: то дежурство, то лекции и занятия, то политзанятия, тут нет никакой личной жизни. Но офицерская смекалка и взаимовыручка приводили к тому, что обязательно кто-то дежурил, кто-то брал чужой взвод к своему, а кто– то уезжал на попутной машине в город. Интересно получалось, когда после развода личного состава офицеры расползались в различных направлениях, отдавали последние распоряжения своим заместителям и встречались по ту сторону барханов, там дружно ловили машину и уезжали до следующего развода. Так постепенно, кроме сержантов и младших командиров, с личным составом никто не занимался. Таким образом, прекратились далекие утренние пробежки, теперь все бежали почти строем в направлении оросительного арыка, где и принимали мутные ванны. Только взвод, который не ленился и добирался до реки, мог наслаждаться чистой, слегка нагретой ночным воздухом в запруде водой. Так, если купаться в гимнастёрке, то одежда высыхает на теле по дороге в лагерь, только следует потом перешить новый подворотничок.

Вот только никто не задумывался над тем огромным количеством удобрений и ядовитых химикалий, которое сбрасывалось в те же оросительные системы, чтобы доставить до хлопковых полей. Все, конечно, любовались одинаковыми чахлыми кустами с аккуратными ватными коробочками, удивлялись отсутствию сорняков; о какой-либо угрозе для своего здоровья никто не подозревал. Тем более никто не задумывался о жизни тех, кто обрабатывал эти поля с утра до позднего вечера, о жителях этого района. Все существовали отдельно: армия со своими проблемами – сама по себе, колхозы и совхозы этого благодатного южного края – сами по себе. Изредка сбегут солдаты в «самоволку», только до крайних строений близлежащего кишлака, накупят там помидоров, горячих лепешек, яблок или кислого молока. Иногда специально приедет какой-то дехканин, привезёт в грузовой машине арбузов и дынь. Он принесёт в подарок несколько штук «господам офицерам», а потом продает всё возле солдатских палаток. Солдаты наедаются арбузами досыта, до умопомрачения, до болей в почках и колик в желудках. Конечно, приезжает в лагерь «военторговская» машина, но ненадолго, ассортименту них небогатый. Тут везет только дежурным по лагерю и по столовой, все остальные просто заняты. Повезёт, и вы станете обладателем бутылки тёплого лимонада, коржика, булочки или тюбика зубной пасты, если ваша паста уже закончилась. Тут не торгуются, успел просунуть рубль, получил на два и в сторону, пока не разобрались в давке, что сдачи не дали.