Хоббит и кольцо всевластья (Первый поход) Суслин Дмитрий
Гэндальф поднял руку со свитком, показывая его присутствующим.
– Да, мои поиски увенчались успехом, уважаемые жители Минас Тирита. Когда, уже казалось, все мои старания потеряли смысл, в руки мои попал невесть как сохранившийся дневник королевы Берутиэль.
Многие ахнули. Раздались испуганные возгласы:
– Королева Берутиэль! Черная королева! Злая колдунья!
– Да, именно так, – согласился Гэндальф. – Супруга Тараннона Фаластура, двенадцатого короля Гондора, которую изгнали за серые и мрачные чары, что она наложила на страну много много лет назад.
– Что это за история? – спросил гном Двалин у своего брата Балина.
Балин пожал плечами:
– Понятия не имею. Никогда не был силен в истории. Про нас гномов я еще кое-что помню, а вот про Гондорцев мне известно только то, что я у них в гостях.
Но не только гномы не знали историю королевы Бюрютиэль. Многие гондорцы также были в неведении. И тоже спрашивали, что за королева такая была Бюрютиэль.
– Позвать архивариуса! – сказал Эктилион.
Но архивариус и знаток геральдики королевств Средиземья господин Менетор присутствовал на пиру. Услышав, о чем идет речь, он сразу вышел в центр зала.
– Берутиэль, королева Гондора была супругой двенадцатого короля Тараннора, – начал он несколько монотонным голосом. – Так гласит «Хроника Королей». Добавлю, что это одна из самых мрачных страниц нашей славной истории. Хотя никаких особых злодейств она, к счастью, свершить не успела. Но страна была на грани… да! Став женой короля, она любовными и пуще всего колдовскими чарами добилась от короля всей полноты власти, которая не должна быть свойственна женщине. И правила она страной наравне с мужем, с каждым годом прибирая к своим рукам все больше и больше власти, пока не стала полноправной правительницей. Король же от дел был почти отстранен и только присутствовал на Советах и приемах. В свободное от этого время он занимался тем, что строил корабли и плавал на них вдоль побережья. От того его и прозвали Фаластур, что значит Властитель берегов. Многих такое положение дел не устраивало, и они роптали.
А королева Берутиэль жила, не на побережье, а в Осгилиате, потому что ненавидела звуки и запахи моря. Также она не любила все сделанное руками и не терпела ярких цветов и изысканных украшений. Носила только черное с серебром и жила не в обставленных комнатах, а в бесплодных садах, вокруг ее дома, в густой тени тисов и кипарисов, стояли мраморные изваяния людей, полные страдания и отчаяния.
У нее было десять огромных кошек, которых она привезла с собой еще не будучи королевой, а всего лишь невестой Тараннона. Девять кошек были черными, как сама ночь, одна белая, словно снег на горных вершинах – ее рабыни. Когда гондорцы стали проявлять недовольство тем, что они подчиняются женщине, встревоженная королева стала по ночам посылать черных кошек на улицы. Кошки крались в ночном мраке, заглядывали в окна домов, подслушивали и выискивали недовольных. А белая кошка следила за черными, чтобы они рьяно выполняли долг. Она била и мучила их, когда они плохо выполняли свою службу. Никто в Гондоре не смел коснуться этих кошек; все боялись их, и возносили проклятия, когда кошки проходили мимо. Таким образом, королеве стали известны все, кто был против нее, а таких было немало. И тогда она отдала приказ своим мерзким созданиям Моргота убивать наиболее опасных для нее граждан Гондора. И в Гондор пришел страх и ужас. Противников королевы стали находить растерзанных или с прокушенным горлом. И число таких жертв с каждым днем множилось. Целый год люди жили в постоянном страхе. Никто не мог быть уверенным в своей безопасности. А люди продолжали погибать. Недовольство королевой увеличивалось еще больше, пока не перешло в восстание.
Гондорцы толпой пришли к Тараннону и потребовали, чтобы он убил свою жену и ее ужасных кошек.
Но Тараннон горячо любил свою красавицу жену и не согласился убить ее. Чары королевы крепко держали его. Он лишь согласился изгнать ее. Королеву отвели на корабль, который для нее собственными руками срубил король, ее муж. На корабле не было ни капитана, ни матросов. Ее кошки тоже были с ней, и люди боялись подходить к ним. Кошки тоже взошли на корабль вместе с королевой. Король лично обрубил канат, который держал корабль на пристани, и волны понесли его в безбрежную морскую даль. Суровый северный ветер тут же надул паруса, и корабль помчался по высоким волнам. Гордо стояла королева Бюрютиэль около большого паруса и смотрела вперед. На Гондор она больше не оглядывалась. Десять ее кошек разбрелись по всему кораблю. Кто залез на мачту, кто на нос, кто ушел на корму. Они жалобно смотрели на отдаляющуюся землю и громко и мерзко орали. Холодный страх пронизывал сердца тех, кто это слышал. К вечеру корабль пропал из виду, и больше его никто и никогда не видел. С тех пор о королеве Берутиэль не было слышно ни слова. А король Тараннон нашел себе новую жену. Правда царствовал он после этого совсем немного. Вот и вся история.
Архивариус Менетор погладил седую голову, поправил съехавшую набок квадратную шапочку и сел на место. Все взоры опять обратились на Гэндальфа.
– Да, это дневник той самой королевы, про которую нам поведал многоуважаемый Менетор. И из него я узнал, что считавшася утерянной Чаша Анариона, сделанная им из Белого древа, хранилась в ее опочивальне.
В зале поднялся невообразимый шум. Все бурно обсуждали услышанное.
– Но ведь королева Берутиэль исчезла, и никто не знает, где она, – раздался громкий и спокойный голос. – Что ты скажешь на это, Гэндальф?
Все посмотрели на Денетора, потому что слова были сказаны им. Денетор же смотрел на мага.
– Я знаю, где королева Берутиэль, – спокойно сказал Гэндальф.
Все опять ахнули. Маг пригубил из кубка и продолжил:
– Лет двадцать назад я повстречался с двухглавом Макромантом – горным королем.
– Двуглавы, жившие в Голубых горах, давным-давно умерли, – пояснил Менетор. – Во время Великой чумы.
– Один умудрился остаться живым, – спокойно возразил Гэндальф. – И он сказал мне, что на западе за горами, где он жил, там, где Темные Эльфы ведут бесконечную войну с Диким народом, когда-то в древние времена прибыл корабль.
– Эта земля, – опять перебил мага архивариус, – называется Забытый Запад.
– С корабля сошла прекрасная женщина. Ее сопровождали десять кошек. Девять черных и одна белая. Женщина сказала, что она живет на Невидимых Островах
– Мы называем эти острова Зачарованными, – пробормотал Менетор, – потому что одни мореплаватели видели их, когда плавали там, другие же утверждают, что там нет никаких островов. Правда мало кто доплывал туда, и еще меньше тех, кто возвращался.
– И женщина встала на сторону Дикого народа против Темных эльфов. А дикие люди стали еще более дикими, потому что по ночам они стали превращаться в огромных котов, и в таком виде нападали на Темных эльфов. Вот почему, прошли тысячи лет, а Темные эльфы до сих пор не могут справиться с Диким народом. Вот что рассказал Макромант.
В пиршественном зале повисла тишина. Даже музыканты прекратили играть. Затем поднялся Денетор и спросил:
– Ты хочешь сказать, Гэндальф, что Чаша Белого древа находится на Забытом западе?
– Я предполагаю это, – тихо ответил Гэндальф.
– И ты хочешь, чтобы я отправился туда на ее поиски? Искать Зачарованные острова?
– Нет. Ты слишком значимый человек для Гондора, чтобы оставить его. Кто будет помогать твоему отцу? Да и пристало ли покидать молодую жену сразу после свадьбы? Не много ли причин?
– Я слушаю тебя.
– Чаша из Белого древа, это мой дар тебе и Финдуилас и всему Гондору, – громко сказал маг. – Значит, я и отправлюсь на ее поиски.
Слова эти прозвучали гордо и властно, и эхо разнесло их по всему Минас Тириту.
– Когда? – хором спросили Эктилион и Денетор и еще несколько гондорцев.
– Так скоро, как это возможно.
Тут поднялся со своего места Торонгил.
– Ты задумал великий и опасный поход, – обратился он к Гэндальфу. – Вряд ли можно осилить столь сложную задачу в одиночестве. Я буду тебе плохим другом, если отпущу тебя одного. Поэтому я отправляюсь с тобой. Так что принимай мой меч на службу. Да подарит нам небо удачу!
Торонгил подошел к Гэндальфу и положил перед ним свой меч в скромных кожанных ножнах. Тут же еще один гондорский витязь присоединился к Торонгилу.
– Я Феномир из Осгилиата тоже отправляюсь с вами! – сказал он также протягивая магу меч.
Это был словно сигнал остальным. Один за другим гондорцы самые смелые и отчаянные воины из Гвардии Короля стали подходить к Гэндальфу и называть свои имена и класть перед ним оружие.
Заиграла торжественная музыка. Не праздничная свадебная песня, а боевая баллада загремела над пиршественными столами. С ней на устах из века в век отправлялись гондорцы на поле битвы и шли в сражение.
Людей охватило волнение, и все новые добровольцы подходили к Гэндальфу, и гора оружия росла перед ним, и были в ней мечи, кинжалы, булавы и топоры. Про свадьбу все забыли. Жених и невеста одиноко сидели на своих местах. Их словно не замечали. Даже Эктилион был рядом с Гэндальфом, и хлопал по плечу и обнимал очередного добровольца, вспоминая его достоинства. Задорное боевое веселье царило вокруг.
– Скажи, Гэндальф, – шепотом обратился наместник к магу, – а сведения про Ануминас ты не принес?
– Скажу тебе, Эктилион, что палантир, о котором ты спрашиваешь, – также шепотом ответил Гэндальф, – по некоторым другим обрывочным сведениям, хранился в Чаше Анариона. Вот я и собираюсь проверить это. Но ты, молчи. Мои слова, сказанные недавно, остаются в силе.
Лицо Эктилиона осветилось радостью и восторгом. Он даже не заметил, как к нему и Гэндальфу подошел Денетор, который услыхал, что они говорили. Не заметил его и Гэндальф.
Маг тоже был весел и радостен. Глаза его сверкали решимостью. Он гордо выпрямился, рука его решительно и властно чуть не по королевски сжимала посох. Никто в данный момент не решился бы назвать его старцем.
– Эй, Гэндальф! – окликнули мага. – Внеси и нас в свой список!
Так как Гэндальф был окружен возбужденными воинами, то прямо по длинному уставленному яствами и сосудами с вином столу, громко и тяжело топая, к нему шли гномы. Здоровенная секира одного и короткий меч другого с очень широким лезвием со звоном упали на уже собранное оружие.
– Балин! – воскликнул Гэндальф. – Двалин! Решили примкнуть к нашей компании?
– Да, – ответил Балин, – захотелось тряхнуть стариной.
– Спокойная жизнь нам приелась, – добавил Двалин. – Руки чешутся от желания позвенеть сталью. Клянусь своей бородой!
Гэндальф рассмеялся:
– Вот уж не думал, что вы стали гномами шлемоломами!
– Бывает, что и гномы женятся! – хохотнул в ответ Балин.
– Что ж, гномы отличные вояки! Я рад, что вы идете с нами.
В итоге, вместе с гномами и самим магом, набралось шестьдесят девять искателей Чаши.
– Ну вот, – сказал сам себе Гэндальф. – Осталось прибавить еще одного, и будет семьдесят. Самое лучшее число для подобного предприятия.
– Хочешь, я позову кого-нибудь из моих родственников? – спросил его Двалин, который услыхал, что сказал маг.
– Кто из твоих родственников приносит удачу? – усмехнулся маг. – Потому что славных воинов у нас хоть отбавляй. Теперь нам нужен талисман на счастье и успех нашего предприятия. Есть у тебя такие на примете?
– Пожалуй, мне такой неизвестен.
– Вот то-то и оно.
– Тогда я знаю, кто тебе нужен! – воскликнул Балин, который тоже все слышал и решил присоединиться к беседе.
– Кто?
– Взломщик! Вот кто! Тот самый, что однажды уже был взят на счастье.
– Я над этим подумаю, – согласно кивнул Гэндальф…
Три корабля покинули главную гавань Белфалласа через неделю. Эктилион сделал все, чтобы экспедиция была оснащена самым наилучшим образом. Он предоставил Гэндальфу лучшие судна гондорского флота. Быстрые триеры, каждая из которых с двумя рядами весел. Но весла не понадобились. Ведь во главе путешествия стоял маг. А призвать к парусам попутный ветер, для магов задача не сложная.
Тысячи гондорцев вышли провожать героев в опасный путь. все уже знали, зачем они отправились, и от души желали смелым путешественникам удачи. Море отливало лазурью, ярко светило солнце, когда смельчаки покинули порт. Оранжевые паруса с серебряным древом наполнились ветром, и корабли устремились в море, и пока они не скрылись из глаз, толпа провожающих по морскому обычаю не покидала гавань и не расходилась даже поздно вечером. Люди обсуждали и спорили между собой, успешная ли будет эта отчаянная попытка отыскать утерянную когда-то чашу.
Тем же вечером одинокий всадник достиг южных предгорий Туманных гор и поднялся к воротам Изенгарда.
Когда-то, лет двадцать назад, здесь стоял чудный сказочный дворец из белых камней, воздушный как облако и изящный, словно килинейское кружево. Теперь мрачный замок, сложенный из темных крупных валунов острыми зубьями поднимал высоченные стены к серому унылому небу. С одной стороны он опирался в гору Изен, окружая ее с трех сторон, с четвертой была бездонная пропасть. В центре замка, на вершине горы одиноко торчала башня Ортханка, в которой теперь проживал Саруман Белый.
Всадник постучал в тяжелые ворота и сообщил двум коренастым стражникам, что он прибыл из Минас Тирита с посланием от Денетора и был тут же допущен к светлому магу.
С хмурой усмешкой Саруман принял от посланца письмо и стал читать его. И по мере того, как он читал, лицо его наполнялось удивлением, а затем чуть не яростью.
– Он все же нашел его! – воскликнул он наконец, отбрасывая письмо. – Пытливый и упрямый Митрандир. Значит, он все это время тоже продолжал искать его. И почти нашел. Хотя, Забытый запад слишком далеко, и там все еще идет война. Вернется ли оттуда наш храбрый Гэндальф?
Глава пятая
КОНЕЦ СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ,
или СНОВА В ДОРОГУ
Тот день с самого утра стал отличаться от остальных. Он начался с того, что Бильбо долго не мог найти свою любимую трубку. В длинной ночной рубашке и колпаке хоббит носился по дому, искал трубку и не мог ее найти, от чего сильно нервничал. По этому поводу у него даже разгорелся спор со своей экономкой. Мунни толстенькая добродушная хоббитша даже вышла из себя (а это у нее случалось довольно часто и весьма бурно), когда Бильбо сказал, что это она куда-то подевала его трубку.
– Вот еще, сударь! – закричала Мунни. – К чему мне ваша, с позволения сказать, трубка? Я ведь не курю! С таким же успехом вы можете требовать ее у садовника или конюха, уж они то любители подымить. Но тогда уж лучше сразу идите на главную площадь города и во всеуслышание заявите, что все ваши слуги воры и мошенники и ограбили своего господина.
Бильбо даже растерялся.
– Что это ты такая сегодня вспыльчивая? – удивился он. – Я ведь только спросил, где моя любимая трубка. И я спрашиваю у тебя это по нескольку раз в день, и ты всегда находишь мне ее. Что произошло сегодня, что ты не хочешь мне помочь?
– Тесто у меня сегодня не подошло, вот что! – проворчала в ответ Мунни. – Так что не видать вам сегодня на завтрак медового пудинга.
– Не видать медового пудинга? – расстроено произнес Бильбо. От подобного заявления ему захотелось курить еще больше. – Моего любимого блюда! Почему же так произошло?
– Понятия не имею, – пожала плечами Мунни. – Но только это плохая примета. Не подошло тесто, жди незваных гостей, как говорили в нашем уделе во времена моей молодости.
Трубка все же нашлась. Она оказалась за дверью гостиной. Стояла там прислоненная к стене. И Бильбо никак не мог вспомнить, как он ее туда положил. К обеду все утряслось, и Мунни все же приготовила медовый пудинг. Но не успел Бильбо сесть за стол и повязать на шею салфетку, как над входной дверью зазвенел колокольчик. Мунни взбивала яблочный сидр и конечно же не могла оторваться от столь важного занятия, поэтому Бильбо пришлось идти открывать самому. Он так и пошел в салфетке.
За круглой дверью его ждал Джонатан Граббинс-Бэггинс из магистрата. Этот Джонатан приходился Бильбо четвероюродным братом, был младше него на один год, и служил в главной потребительской конторе Хоббитауна, которая вводила новые налоги и пошлины. Если он приходил к кому-то в гости, то ничего хорошего от его визита хозяевам ждать не приходилось.
Увидев Бильбо, Джонатан вежливо, но немного кривовато улыбнулся и приподнял шляпу.
– Не правда ли чудный денек? – спросил он.
– Погода великолепная, – не совсем любезно согласился Бильбо.
– Я могу войти?
– Разумеется, – Бильбо посторонился, пропуская гостя в дом. – Я как раз обедаю.
– Тогда я составлю тебе славную компанию.
– Буду очень рад, – кисло сказал Бильбо, хотя меньше всего испытывал в данный момент радость.
Но долг гостеприимства – превыше всего. Он угостил Джонатана великолепным обедом, напоил добрым пенистым сидром и напоследок дал ему самую большую трубку табаку. Граббинс-Бэггинс откинулся в кресле, глубоко затянулся и довольно произнес:
– Вот теперь можно поговорить и о деле.
– О деле? – удивился Бильбо. – У тебя ко мне дело?
– Да, милейший господин Бильбо, – ответил Джонатан. – Вот ты напрасно перестал посещать заседания Хоббитаунского совета.
– Мне это наскучило.
– Тогда для тебя будет сюрпризом введение нового налога, дорогой кузен.
– Нового налога? – встревожился Бильбо. – Давненько не вводили новых налогов. С чего это вдруг?
– Хм, ничто не стоит на месте. Времена меняются, расходы на содержание города и его окрестностей растут. Перилла у Большого моста прохудились, центральная мостовая разбита, ее надо мостить заново. Опять же, стены на ратуше давно не крашены. Вот почему мы, обеспокоенные благополучием и благосостоянием наших граждан, в прошлый вторник приняли новый налог, о чем я тебе и пришел сообщить, потому что тебя это касается в первую очередь.
– Почему он касается именно меня?
– Потому что Совет решил обложить налогом, измеряющимся десятью золотыми монетами в год все здания, превышающие в высоту тридцать футов и имеющие больше двух этажей. Ты будешь платить сегодня или на следующей неделе?
– Но ведь во всей Хоббитании только мой дом превышает эти показатели! – с возмущением воскликнул Бильбо. – Вы это специально для меня подстроили? И ты, Джонатан, я уверен, был инициатором!
– Да! Именно поэтому мы и решили ввести подобный налог, чтобы другим выскочкам, которым вдруг вздумается брать с тебя пример, было неповадно возводить столь громоздкие и вызывающие здания, – с ухмылкой заметил Джонатан, вытряхивая из выгоревшей трубки золу прямо на пол. – Когда же ты будешь платить? Если заплатишь сразу, то есть сейчас, и всю сумму, то тебе не придется платить налог за продленный налог.
– Продленный налог? Это еще что за штука?
– А это второй налог, который мы утвердили. Его платят тогда, когда основной годовой налог выплачивается не за один раз, а ежемесячно.
– И большой он, этот налог за налог?
– Один процент. Так как?
– Куда катится этот мир? – воскликнул в сердцах Бильбо. – Хорошо, я сейчас принесу тебе деньги.
– Вот и славненько! У меня уже и расписочка готова.
Бильбо вынес сборщику податей требуемую сумму, получил расписку, внимательно прочитал ее и, ни слова не говоря, спрятал в карман жилета.
– Ну вот, дело сделано, – довольно потер руки Джонатан. – Теперь, я думаю, мне пора и честь знать. Надо заглянуть еще и к старику Булкинсу. Для него у меня тоже есть новостишка.
И весьма довольный собой, бормоча что-то о выскочках и обнаглевших богатеях, Джонатан Граббинс-Бэггинс удалился.
Хотя сумма в десять золотых за год для Бильбо не была накладной, настроение его от посещения Джонатана было сильно подпорченным и не поднималось до самого вечера. Даже работа над книгой в этот день не вдохновила его. Он посидел над чистым листом с полчаса, потом понял, что ничего написать он, пожалуй, не сможет. От досады Бильбо чуть не заплакал. Но не пристало такому почтенному хоббиту, как он, проливать слезы. И тогда Бильбо стало совсем грустно.
Как он жил все эти годы после того, как вернулся из своего Второго путешествия? Надо сказать, очень неплохо жил. В достатке и добром здравии. Первые десять лет просто блаженствовал и наслаждался жизнью. Его просто распирало от удовольствия оттого, что каждую ночь под ним мягкая и теплая постель, а не жесткая земля. Что утром никуда не надо торопиться, вскакивать и тащиться неведомо куда. И разве не счастье, что нет нужды совершать постоянные подвиги и чудеса храбрости и героизма. И сколько угодно еды. Хоббичьей еды! Сколько угодно раз в день.
Но по истечении этих десяти лет Бильбо все чаще и чаще стал вспоминать былое и к ужасу своему, вдруг начал сознавать, что он успел соскучиться по приключениям.
– Не может быть! – ругал он самого себя. – Неужели я не сыт по горло этими приключениями? Нет, конечно, сыт и не только по горло, а по самую макушку. Дом, милый дом! Нет ничего лучше.
Но потом ему вдруг вспоминался тот удивительный вид, что он видел, когда сидя на спине гордого орла Ненартана, летел над Туманными горами, и ловил себя на мысли, что не прочь бы полетать снова.
– Нет-нет! Только не это! Вспомни только, чем это все закончилось. Увольте!
Когда прошло еще семь лет, Бильбо совсем заскучал. Все чаще и чаще перед его глазами проплывали чудесные виды дальних стран, добрые лица друзей, которых он приобрел в дороге, и мысли хоббита уносились далеко-далеко за пределы Хоббитании.
Хоббиты, надо сказать, по-прежнему сторонились его и искренне считали господина Бэггинса малость чокнутым. Только хоббитята, каждый раз, как он выходил на улицу, приставали к нему с просьбами рассказать, как он победил Смога Ужасного. Так что Бильбо все также жил затворником со своими слугами, и мало с кем общался. И уж конечно он некому не обмолвился о своем Втором путешествии, хотя язык так и чесался. Но, увы, приходилось молчать. Ведь он НИКОГДА не покидал Хоббитаун после того раза с гномами. Попробуй, заикнись, что у тебя в шкафу твой двойник, а сам ты уже успел еще раз обойти чуть ли не все Средиземье и совершить новое количество славных подвигов. Тогда точно, тебя объявят настоящим сумасшедшим и лишат всех прав на имущество и назначат опекунов. Вот уж обрадуются все родственнички. Особенно Граббинс-Бэггинсы. Джонатан первый и прибежит. Так что приходилось держать язык за зубами.
Вот тогда-то у него и появилась еще одна привычка.
По вечерам, когда за окнами была полная и непроглядная темень, он уединялся у себя в кабинете, что находился на третьем этаже его шикарного дома, и доставал. Что бы вы думали? Вот ни за что не догадаетесь!
Он доставал своего двойника. Того самого, что смастерил ему Гэндальф. Надувал его, сажал в кресло и вел с ним беседу. Бильбо номер два оказался неплохим хоббитом и отличным собеседником. Главное, что он хорошо умел слушать, и редко перебивал, только для уточнения деталей, что почти не свойственно большинству хоббитов. А еще он всегда был добродушен и во всем соглашался со своим оригиналом. Никогда не спорил. Его можно было угостить горячим чайком и трубочкой табачку, вместе покачаться в креслах качалках и поговорить по душам. Чем плохой товарищ? И Бильбо сам не заметил, как крепко привязался к нему.
И вот сегодня он тоже достал двойника, надул его, посадил в кресло, и они стали качаться и беседовать.
Только вот от плохого и подавленного настроения или еще, по какой причине он совершенно забылся и не дождался, как обычно, ухода Мунни. Экономка же, именно в этот день устроила генеральную уборку и задержалась дольше обычного. И вот настал тот момент, когда она добралась до третьего этажа и приблизилась к кабинету. И надо же! Открыв дверь, увидела, что в комнате находятся два хозяина вместо одного. Сидят, качаются в креслах и дымить трубками.
– Ведь принимая этот новый налог, они специально хотели досадить мне! – делился обидой со своим надутым другом Бильбо. – В очередной раз уколоть и показать мне, что я уже ничего не значу.
– Что это значит? – всплескивая руками и роняя из рук веник, громко и визгливо воскликнула Мунни. – У меня в глазах двоится?
– Что такое, дорогая Мунни? – Оба Бильбо разом повернулись к двери.
У бедной хоббитши глаза так и разошлись в разные стороны. Некоторое время она смотрела то на одного, то на другого. Тут до Бильбо дошел смысл происходящего. Он быстро вскочил с кресла и подбежал к экономке. По дороге он быстро наклонился к двойнику и вытащил у него из пятки затычку. Тот мгновенно сдулся, так что когда глаза Мунни вновь сошлись вместе, перед ней опять был только один господин Бэггинс.
– Что такое? – с притворным беспокойством спросил ее хоббит. – Что тебя так взволновало, моя любезная Мунни?
– А-а-а! – завопила Мунни. Она несколько секунд смотрела на опустевшее кресло, затем вдруг с шумом грохнулась в обморок. Только ее короткие волосатые ножки задрались вверх и так и остались в таком положении.
Бильбо от страха сам чуть не потерял сознания, но вовремя взял себя в руки, подбежал к столу, где у него стоял графин с водой, набрал в рот воды, опять подбежал к Мунни и прыснул на нее так, как это делают хозяйки, когда гладят белье.
Хоббитша протяжно застонала, открыла глаза и с трудом и не без помощи Бильбо поднялась. Некоторое время она растерянно озиралась по сторонам в поисках двойника.
– Там, там, – бормотала она, показывая пальцем в пустое кресло. – Только что!
– Ничего не понимаю! – притворно удивился Бильбо.
– Только что тут был еще один господин Бэггинс, – наконец выдохнула Мунни. – Или я сошла с ума, если это не так!
– Я был здесь совершенно один, – удивленно пожал плечами Бильбо. – У тебя закружилась голова?
– Ох, сударь! Не морочьте голову своей кормилице. Это непорядочно с вашей стороны. Я все-таки не в тех летах, чтобы со мной шутки шутить.
– Я и не собирался шутить, – стал успокаивать служанку Бильбо. – Тут никого не было. Тебе показалось. Это от усталости. Так бывает, когда сильно устаешь или от голода. В глазах двоится, а потом раз и падаешь в обморок. Кто же устраивает уборку в такое позднее время. Всем известно: убирать полы вечером – жди неприятностей. Вот у тебя глаза и раздвоились. Но ничего, на это есть только одно средство. Очень хорошее средство. Иди и чего-нибудь перекуси. И не вздумай сегодня еще заниматься хозяйством.
И мягкими, но настойчивыми движениями Бильбо выпроводил Мунни из кабинета. Затем облегченно вздохнул и вытер пот со лба, после того, как закрыл за ней дверь.
– Еще не хватало, чтобы родные домашние хоббиты стали думать обо мне невесть что, – пробормотал он. – Нет, сегодняшний день совершенно не удался. Абсолютно.!
В дверь постучали. Бильбо открыл и увидел Мунни, которая уже была одета и даже в шляпе с алой розой на широких полях.
– Пожалуй, я пойду, схожу домой, – сказала она. – Хоть и поздно, а все равно пойду. Ни часу не хочу здесь оставаться. Все равно не усну. Что-то мне не по себе. Никудышный сегодня был день, господин Бэггинс. И все из-за того, что тесто утром не поднялось. Нет хуже приметы. Во всяком случае, я не знаю. Скорее бы часы пробили полночь, а не то, как бы чего не вышло.
– Через полчаса будет полночь, – успокоил ее Бильбо. – Думаю, что неприятностей на сегодня было предостаточно. Один Джонатан Граббинс стоит десяти потухших трубок (потухшая трубка для хоббитов тоже весьма плохая примета).
Ему было неудобно перед Мунни. В конце концов, по его вине она так напугалась. Не стоило быть таким неосторожным. Вот почему он был так любезен, что проводил ее не только до выходной двери, а и до самой калитки. Ночь была темная, но звездная.
– Может, все-таки вернешься? – спросил он. – Очень уж поздно.
– Моя норка будет прямо напротив вашей, так что нечего и беспокоиться.
И толстенькая хоббитша заковыляла на коротких ножках к своему жилищу. Бильбо дождался, когда она пройдет в свой дом, и только после этого вернулся к себе.
– Надо и мне лечь в постель. Но перед этим просто необходимо слегка перекусить, а не то не усну. Чем угодно готов поклясться.
И Бильбо направился на кухню. Но не сделал и трех шагов, как вдруг бешено зазвенел колокольчик над входной дверью в прихожей. Хоббит даже подпрыгнул от неожиданности и испуга.
– Иду! Иду! – пробормотал Бильбо, осторожно подходя к двери. – Уже иду!
Колокольчик продолжал требовательно и призывно звенеть. От его звона даже в ушах отдавалось.
– Если бы Гэндальф не колотил всегда в мою дверь посохом, я бы подумал, что это он, – сказал хоббит, открывая дверь.
Нет, это был не Гэндальф. У порога стояли два гнома. Увидев Бильбо, они радостно заулыбались, разом вошли в дверь, сняли колпаки и поклонились чуть не до земли.
– Балин! Двалин! – радостно завопил Бильбо, обнимая по очереди двух братьев. – Какими судьбами? Какая встреча! Проходите, проходите. Неужели это вы? Вы пришли в самый раз. Я только что поставил чайник. Эх, жаль, что вы не подошли к ужину. Но парочка кексов у меня все же осталась. Я как знал!
Бильбо был действительно искренне обрадован приходу столь необычных гостей и засуетился вокруг них с довольным видом.
Гномы тем временем сняли плащи, и повесили их и колпаки на вешалку около двери.
– Ты смотри, – удивился хоббит. – Прямо как в тот раз. Я имею в виду тот самый первый раз.
И вдруг на его лице появилась искреннее выражение тревоги.
– Как в тот раз? Действительно как в тот раз. Вы тоже пришли вдвоем один за другим и представились Балин и Двалин. И что это значит? Что сейчас опять раздастся звонок, и появятся Кили и Фили, хотя нет Кили и Фили погибли в битве Пяти армий, тогда значит Дори и Нори, и…
Что будет после «и» Бильбо даже испугался произнести. А гномы дружно расхохотались.
– Нет, дорогой господин Бэггинс, – сказал Двалин, хлопая Бильбо по плечу, – никто после нас не придет. Не волнуйся. В этот раз мы только вдвоем. Наша старая ватага давно уже распалась. Кто остался в Дейле у Бэрда, большинство гномов конечно же гранят алмазы Под Горой. А вот мы с братом шатаемся по свету и создаем единый союз гномов. Да-да, мы были почти везде, где есть гномы!
– Да, да, – подтвердил Балин. – Мы мечтаем возродить Великое Королевство гномов и вернуть обратно Морийские рудники.
За разговором все трое оказались в столовой и уже через полчаса пили чай и весело болтали, предаваясь воспоминаниям о былом. Постепенно Бильбо расслабился, перестал волноваться и даже развеселился. Глазки у него заблестели. Он словно снова оказался где-нибудь в горах, где от него требовалось совершить очередной героический поступок.
– Эх, – он даже стукнул кулаком по столу, – и довелось же нам испытать! Никому не пожелаешь.
– Да уж, никому не пожелаешь, – согласились гномы, попивая пиво, за которым Бильбо только что сбегал в погребок.
– Точно, точно! – разгорячился Бильбо. – Тролли, драконы, орлы и гоблины! Кое-кому за всю жизнь не довелось увидеть хотя бы одного из них. А нам, так чуть ли не каждый день с ними доводилось встречаться.
– А ведь с виду мы вовсе не похожи на героев, – заметил Балин. – Я бы сказал, что мы вовсе не герои. Просто гномы и хоббит.
– Это уж точно, – согласился Бильбо. – Какие из нас герои?
И они налили себе еще по кружке пива.
– Но в то же время, – через пару глотков сказал Бильбо, – не всякий рыцарь может похвастаться тем, что испытали мы.
– Куда им рыцарям-то! – согласился Двалин.
Бильбо мечтательно уставился в потолок:
– Да, были времена! Прекрасные, по-своему, времена. Я вот вас увидел, все сразу вспомнил. Словно вчера это было. Да, словно вчера! Так все свежо в памяти. Просто не верится, что прошло столько лет.
– А сколько лет прошло? – поинтересовались гномы.
– Дайте-ка, сосчитаем! – Бильбо стал загибать пальцы. – Вы пришли ко мне в тысяча триста сорок первом году.
– Это по вашему календарю.
– Да, это по хоббитскому летоисчислению. Сейчас семьдесят шестой. Батюшки! Это что же получается? Получается, что прошло тридцать пять лет?
– Точно, тридцать пять лет! – согласились гномы.
– Это круглая дата! – заулыбался Бильбо. – За которую стоит выпить кое чего покрепче пива.
– Почему бы и нет? – Балин и Двалин не были против.
Бильбо сбегал за старым кардоланским вином, которое у него было припасено на самые торжественные случаи. Сегодня был как раз такой случай. Вскоре он вернулся с целым кувшином пенистого напитка. Винный аромат достиг ноздрей гномов, и они оживились.
– А господин Бэггинс остался все таким же гостеприимным хозяином, – довольно заметил Двалин, когда они пропустили по стаканчику. – Славное винцо. Ничуть не хуже того, что мы пробовали в Гондоре. Не правда ли, Балин?
– Пожалуй, что оно будет получше, – ответил Двалину брат.
Гномы довольно причмокнули губами, доставив тем самым несказанное удовольствие хозяину.
– Вы были в Гондоре? – воскликнул хоббит. – Неужели? Как должно быть там красиво! Я ведь тоже бывал в тех местах. В соседней Конике. Замечательная страна. А вы значит из Гондора? Вот здорово!
Опрокинули еще по стаканчику. Бильбо раскраснелся и стал еще более живым.
– Эх, а ведь на меня, бывают такие минуты, нападает тоска по тем дням, когда небо и звезды над головой, трава и плащ под боком.
– Что ж, это нам тоже знакомо, – сказал Балин. – Кто хоть раз побродил по белому свету, уже не усидит дома.
– Это как болезнь, – кивнул Двалин.
– Точно болезнь! – горячо согласился Бильбо. – Иной раз ноги мои сами несут меня из дома. С великим трудом заставляю себя остановиться. Хотя, жизнь на одном месте мне изрядно надоела. Зовут меня синие дали. Особенно по ночам. Зовут. Уставлюсь, бывает в потолок, пялюсь в него, а сам думаю, почему надо мной не звездное небо и не шатер из деревьев, а под боком не ковер из трав? Прям хоть на улицу выходи! Вот как меня в дорогу-то тянет. Да еще как! Если бы не дом, давно бы все бросил. Не хватает чего-то такого, чтобы стало последней каплей. Последним толчком.
– Что за дела? – нагнулся к хоббиту Балин. – Плюнь на все, и пошли с нами. Мы как раз собрались провернуть одно дельце. Честное слово, выгодное дельце.
Хоббит сразу насторожился:
– Выгодное дельце?
– Да, мы кое-куда собрались. Не хочешь с нами?
Читать бесплатно другие книги:
