Уйти нельзя остаться Гармаш-Роффе Татьяна

– А отчего ты такой секретный стал?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

– Уж не в президенты ли метишь? – хмыкнула Лера.

Внесли несколько блюд с пирогами, дорогой рыбой, икрой.

– Это тебе не гамбургеры трескать! – кивнул на блюда Юра.

– Нет, вы все тут спятили! Спятили, и все тут! Во-первых, у нас очень многие ведут здоровый образ жизни, куда более здоровый, чем в России! А во-вторых, что вам так далась эта несчастная Америка? Что вы с ней все тягаетесь? Застарелый советский комплекс «догнать и перегнать»? Или это твой политический конек? В таком случае за тобой пойдут одни идиоты!

– Видишь ли, Лерочка, – Юра усмехнулся и на секунду стал прежним, – при подсчете голосов интересует только их количество, а не умственные способности голосовавших. А количество идиотов столь велико, что тот, кто желает стать популярным, должен ориентироваться именно на них… Что ты будешь пить? Шампанское?

– Воду.

Она подумала и добавила, вложив в малозначащую фразу все свое несогласие с поведением Юры:

– Шампанское подают к десерту, к твоему сведению! А не к соленой рыбе!

– Это у вас там к десерту, – отрезал Юра. – Мы тут свободные люди, когда хотим, тогда и пьем. И деньги не жалеем, заметь! Чего не скажешь о твоих новых соотечественниках.

– Знаешь, Юра, ты раньше лучше был! – не выдержала Лера. – Хоть и циником, но с чувством юмора! Ты ко всему относился словно к шутке. А сейчас… грузишь ! – выпалила она недавно усвоенное ею новое словечко.

Юра расхохотался.

– А ты осталась такой же честной, как была, Лерка! Это приятно… Жизнь тебя пощадила: тебе не пришлось жертвовать своими принципами, что отрадно.

– А тебе разве пришлось, Юр? Разве у тебя когда-нибудь были принципы, чтобы ими жертвовать?

– Ты прелесть, – ответил Юра. – Давай я тебе отрежу кусочек вот этого дивного пирога. Его готовят по старинным рецептам, оцени!

Надо признать, что пироги были действительно на редкость вкусны. Юра все ухаживал за Лерой, как за маленькой: намазывал икорку на блинчики, поддевал вилкой прозрачные ломтики дорогих копченых рыб и подкладывал ей на тарелку до тех пор, пока она не взмолилась.

Несколько раз Лера пыталась заговорить о деле, ради которого встретилась с Юрой, но тот отшучивался и предлагал не портить трапезу серьезными разговорами.

– Ты у меня в гостях, Лера, я, можно сказать, отвечаю за твое настроение и пищеварение!

Лера была раздосадована. Юра стал куда примитивнее, опростился – намеренно? Чтобы быть ближе «к народу»? Его прошлый, еще детский имидж оказался непрактичным? Он был слишком блистателен, на несколько голов выше всех – и своей потрясающей эрудицией, и своим презрением, и своим юмором… И теперь испугался, что «страшно далеки они от народа»? Избиратель не поймет? Ставка на «идиотов»? И теперь он усвоил манеры доброго барина, который время от времени братается с народом и разглагольствует о «национальной русской идее»? Определить которую по существу весьма затруднительно, но зато очень сподручно о ней трепаться в противопоставлении «врагу», все той же Америке?

При том что Россия все больше уподоблялась ей – и агрессивностью политического тона, и той ролью, которую играл в политике государства военно-промышленный и нефтяной комплексы, и дешевым патриотизмом, и непомерно вознесенной на щит религиозной моралью…

Впрочем, какое ее дело? Что ей с того?

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил наконец Юра, отодвинув от себя пустую тарелку.

– Умер еще один наш одноклассник, Костя Панин, помнишь его?

Лера достала из сумки последнюю фотографию десятого класса.

– Ты хочешь, чтобы я прислал венок на его похороны? – хмуро сострил Юра.

– Смотри: раз, два, три, четыре, – проигнорировав его шутку, указала Лера ногтем мизинца на лица. – Все они умерли один за одним. И ровно в том порядке, в котором сидят за партами.

Юра погрузился в молчание, уставившись в снимок.