Обреченный рыцарь Чернецов Андрей

Глава 2

TERRA INCOGNITA

Вечерело, когда троица остановилась на привал и принялась расседлывать коней. Вокруг были высокие, стройные сосны, заросли ольхи и можжевельника. Умиротворенно журчал ручей…

Насколько помнили рыцари азы демонологии, подобное место должно быть чистым – всякие темные твари боятся сосны и текущей воды. (Хотя кто их знает…) Да и жилье близко.

– А славно вы все же ту нечисть шуганули, – молвил с неподдельным уважением Вострец (так звали их нового знакомого), разводя костер.

Как пояснил парень, его имя походило от некоей сладости, выпекаемой в Куявии. Оно, конечно, странно, когда отроков кличут подобным образом (тем паче что малец совсем не был упитанным), однако ж, говорят, в тех землях, куда они направляются, много удивительного.

– Ну, мы же рыцари Стоячих Камней, какникак, – скромно уточнил блондин, для которого до сих пор оставалось загадкой, как они могли так быстро и споро уложить рептилию (или чем ОНО там было).

– Это что, – пожал плечами Гавейн. – Вот с песиголовцем…

Тут он сделал многозначительную паузу.

– …С тем пришлось повозиться… Да…

– С ккем?! – Куявец чуть не поперхнулся.

– Ээ, с этим… хомолюпусом, – веско произнес бородач, не обращая внимания на Парсифаля, корчащего изза спины нанимателя зверскую рожу.

– Так их уж сколько лет как нету! Повывелись вроде.

– Значит, сохранились, где нигде! – отрезал крепыш. – Или ты думаешь, что мы врем?!

– Побожись! – потребовал Вострец.

– Вот те крест, – не моргнув глазом, перекрестился в ответ бритт, искренне полагая, что к его грехам это мало что добавит.

– И как же вы его?.. – Теперь в голосе посланца князя Велимира звучало искреннее уважение.

– Да елыпалы… – отмахнулся Гавейн. – В ловушку поймали. Яму вырыли, кольев понатыкали дубовых, дерном да листьями прикрыли – он и попался.

– А ловилито на что?

– А вот на него! – ткнул Гавейн в приятеля, чей взгляд прямотаки налился кровью от ярости. – Перси на другой стороне ямы сел да на своей дуде стал играть. Хомолюпусы, они до пастушков молоденьких особенно охочи. Чтоб, значит, и полакомиться, и всяким… грехам непотребным предаться. Ну Перси у нас, как видишь, парень собой видный, пригожий, сам и вызвался… Сперва тамошние смерды хотели когото из своих детишек привязать, только красавчик наш не таков, чтобы за чужую спину прятаться. Говорит, не могу допустить, чтобы дите невинное жизнью молодой рисковало!

– И ты совсем не испугался, твоя милость? – обратился паренек к Парсифалю.

Даже в сумерках было видно, каким восхищением горят его глазенки.

– Ну… – пробормотал тевтон, – не без того, конечно…

И, улучив момент, когда Вострец отвернулся, чтобы подбросить в костер хвороста, украдкой показал приятелю увесистый кулак.

– А скажика, дружище, – продолжил беседу Гавейн, когда они, усевшись поудобнее, приготовились отведать сваренного спутником блюда, именуемого «kulesh» – наваристого супа из окорока и пшена, приправленного белыми грибами. – Расскажи, что за земля эта ваша Куявия и какие люди в ней живут?

Юноша усмехнулся:

– Правду про вас, имперцев, ученые люди говорят, что вы и своюто державу на глобусе показать не сможете. На службу подрядились, а куда и к кому – не знаете! А может, у нас там по улицам медведи ходят и людей почем зря чавкают?

– Ты бы не дразнился, а рассказал все как есть, – буркнул Парсифаль, насупившись. – Языкомто всякий горазд молоть – он без костей! А то, почем знать, может, ты не то что показать не сможешь свою Куявию, а и глобусато приличного в глаза никогда не видал!

– Ну это ты зря, лыцарь, – совсем не обиделся Вострец. – У нашего князябатюшки этих глобусей три штуки в палатахбелокаменных стоят. А про землю родную отчего ж не рассказать? Вам с самого начала или покороче?

– Давай с начала, – позволил Гавейн. – Ночь длинная.

– И то верно. Ну, добро… Значит, вначале сотворил великий бог Род, он же Патар Дий, он же Сварог, небо и землю, потом человека Пурушу и жену его…

– Постойпостой! – встрепенулся крепыш. – Какой еще Сварог? Мы Христу молимся. И князь твой вроде тоже. И люди от Адама с Евой происходят, а не от Параш… тьфу… Пуруши твоего! И выдумали же имечко, нехристи!..

– Не хуже твоего, милость! – отбрил молодой человек. – Не знаю даже, как ты с таким прозвищем ко двору явишься? Надо чтото придумать…

– Что, что? – взъярился бородач. – Чем тебе мое славное имя не по нраву?

Даже за меч в сердцах схватился, но тут Парсифаль оделил приятеля добавкой kulesha (очень недурного на вкус), и тот смирил гордыню, предавшись насыщению плоти.

– А почем ты знаешь, как бога на самом деле зовут? – продолжал Вострец. – Может, и Дий.

Гавейн промолчал. Возразить ему было нечего да и недосуг – челюсти были заняты перемалыванием копченого мяса.

– Ну ладно, не будем уж так глубоко лезть… Летописи наши и «Книга Велесова» говорят, что предок народа нашего прибыл с далекого острова…

– С Атлантиды, что ль? – усмехнулся невольно Парсифаль.

– Нет, – покачал головой юноша. – С Атлантидой пращуры наши как раз воевали тогда. А прибыл он с Лемурии. Звали его Прогнор Эду, также Энкиду прозывался. Прославился он как великий воин и покоритель земель диких. Однако ж придворные царя лемурийского из зависти оклеветали его, и храбреца изгнали прочь с благословенного острова. И поселился он с дружиной верной своей в землях северных, среди народа дикого, но доброго, и стал его владыкой. От того народа и пошли скифы, сарматы да словене, а от Энкиду храброго – владыки куявские. Потом, когда Лемурия с Атлантидой потонули, пошли князья наши древние походом на Вендию. И вел их царевич Рама – великий маг и искусник.

Вострец замолчал, прихлебывая кулеш.

– А дальше?

– Дальше? – пожал плечами куявец. – Дальше были три великих князя, сыновья Рамы. И двинулись на запад от Аркаима князья Словен, Артан и…

– Куяв? – проявил эрудицию Перси.

– Какой тебе куявмуяв? – почти рассердился сказитель. – Скиф! Скииф его звали! Еще меня учить будешь!

Озлившись, он легонько треснул рыцаря деревянной ложкой по лбу. Блондинчик опешил так, что даже не смог сразу ответить на неслыханное оскорбление. Гавейн фыркнул и закашлялся, подавившись похлебкой. И тут же получил от куявца благословение ложкой по лбу. Теперь уже тевтон повалился в траву от хохота, глядя, как отвалилась едва ли не до земли челюсть победителя хомолюпусов.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало вел дальше свою повесть шатен. – Пошли они, значится, на три стороны света и разделили между собой всю землю. И земли диких эстов с латами, и КрымКиммерию, которую вы Тавридой зовете, и Кавказ. И лехов, кстати, лехи неумытые тоже от нас происходят… И были с князьями богатыри великие – Усыня, Дубыня, Горыня, Вернигора, Вертигора, Святогор, Валигор, Валидуб, Дубодер, Перебейнос… А богатырь Горыня еще с нагамидраконами воевал много, отчего даже слово «драка» в нашей мове появилось. Он и на ихней принцессе женился, и сын у них был – Змей Горыныч.

Потом вернулся из Вендии царь Рама и стал верховным царем Гипербореи, которому еще семьдесят царей подчинялись. И построили те цари семьдесят городов больших со стенами каменными и вратами золотыми. И воздвиг Рама на далеком востоке, у Алтайских гор, храм великого бога Ханумана, союзника своего по войне с чудищем Ревуном. От детей же того бога, обезьян, и род людской происходит.

– Погоди, – прервал его Перси, – ты ж вроде говорил, что от Сварога…

Вострец несколько опешил, но тут же вновь пришел в себя.

– Ну так люди разные, – примирительно сказал он. – Одни от Адама с Евой пошли, другие от Сварога, а кто, может, и от обезьян. Делато давние – было то ровно четыре тысячи лет назад, так кто ж теперь доподлинно правду установит…

– Это ты, братец, чегото не того сказал, – встрял Гавейн. – Четыре тысячи лет назад и грековто не было, не то что римлян. А по твоему выходит, что варвары какието всю Европу завоевали и города построили.

– Варваары?! – рассмеялся юноша. – Вот тактак, к нам, кажись, служить едешь, да нас же варварами и ругаешь? Не сладко вам, видать, в Империи вашей, что в земли незнаемые драпать приходится?

– Ну дык елыпалы… – поскреб затылок рыцарь. – Не без того…

– Тото! – поучительно изрек Вострец. – Много вы, имперцы, о себе воображаете. – Вот, к примеру, что это на вас надето? – ткнул он ниже пояса Гавейну.

– Эээ… штаны, – пожал тот плечами.

– Вот тото и оно, что штаны! – с торжеством поднял куявец палец кверху. – А штаны, ежели ты, конечно, книги ваши читал – это наша варварская одежда! Мы ее придумали! Не научили бы мы вас штаны носить – до сих пор с голыми задами щеголяли б!

И Парсифалю, и кельту ничего не оставалось, как лишь кивнуть – штаны действительно римляне позаимствовали (как и многое другое) у соседних народов.

Правда, у тевтона в глубине памяти отчегото застряло, что штаны изобрел грек Пифагор, но как ни старался, он не мог вспомнить когда и при каких обстоятельствах.

Словно услышав его мысли, Вострец продолжил:

– Греки, понимаешь ли, ему угодили! Да если хочешь знать, мы тех греков всегда били! И греков, и иудеев с хеттами. И египтян! Колесницы наши до этих, как их… пирамуд… пирамид доезжали!

– Быть не может! – синхронно воскликнули оба рыцаря.

– Не может? – ехидно скривился куявец. – Вот вы про Ахилла знаете?

Ну, конечно, кто ж не знает Ахилла. Уж как не дики были родные места Гавейна, что на берегу Атлантического океана напротив Ирландии, но и он слышал об этом греческом герое. О чем оба рыцаря и сообщили собеседнику.

– Темнота! – махнул тот рукой. – Вот говорите, а не знаете, что Ахиллкнязь из наших, из куявских будет! Небось Гомера в оригинале не читали, а сказано у него, что с Борисфена приплыл Ахилл, с Днепра то есть! И имя его что значит? Ну?!

Гавейн лишь пожал плечами – он не то что погречески говорил с акцентом, но и свой родной валлийский изрядно подзабыл вдали от родины. Пришел черед отдуваться бывшему студенту Парсифалю.

– Хм… Частица «а» в эллинском означает отрицание, а «Хилл» это… дай вспомнить…

– Ээ, темнота, – повторил с улыбкой Вострец. – «Хилый» понашему – значит слабый, немощный. А Ахилл, стало быть, нехилый. Без нашего Ахилла и Трою эту паршивую не взять бы гречишкам – вот так!

Логика парня показалась рыцарям убедительною, хотя и не вполне совпадала с грамматикой.

– Ну вот, а потом в Куявии…

– Так откуда сама Куявиято взялась? – вновь подначил его Гавейн. – Только что Гиперборея была!

Вострец только этого и ждал.

– Ну ладно, расскажу еще напоследок, отчего страна наша Куявией называется.

В древние времена в Рифейских горах поселился ужасный злой маг и демон и захватил власть над землями людей корня словенского. Звали его Черный Властелин, или пополовецки КараХан. Хотели с ним биться князья да богатыри, да не смогли – летал он над землей с воем громов, напускал на дружины хоробрые ветры буйные, уносившие всадника с конем, так что земля дрожала. Молниями зажигал деревни и города, не щадил ни храмов богов отеческих, ни хижин бедных. Многие витязи и мудрые чародеи выходили против него на битву, но ни один победить не мог. Его наполненный ужасной силой взгляд лишал мужества самых храбрых и заставлял повиноваться даже бессловесных тварей. От одного его взора волки пожирали друг друга!!

Гавейн и Парсифаль печально покачали головами – известно, что волки вопреки тому, что о них говорят, живут очень дружно, и если и едят друг друга, то исключительно с большой голодухи.

– От одного его взора священные крокодилы в реке Ра пожирали священных жаб богини Макоши.

И вновь рыцари сочувственно вздохнули – известно, что для крокодила нет ничего страшнее, чем съесть жабу – ведь богиня Макошь (она же Кибела) не кто ная, как праматерь крокодилов.

Правда, Перси не припоминал, чтобы в книгах чтото говорилось насчет того, что в реке Ра, она же Итиль или Volga, водились крокодилы. Но мало ли что там было в древние времена?

А ужасный Черный Властелин, продолжал меж тем юный куявец, воздвиг себе среди дымных, извергающих огонь гор Рифея Черный замок, где развел всяких отвратительных и страшных тварей – драконов, пауков, исполинских кротов.

Поработил КараХан и подземных карл, и лесных чугайстров, и всякие дивные народы, не говоря уж о людях.

В горе и уныние впали народы словенского корня.

Лишь немногие жрецы светлых богов да скоморохи с каликами перехожими бродили по земле да сеяли надежду светлую на приход освободителя, а в тайных капищах неустанно молили о помощи богов да духов предков.

И пришел избавитель – хотя и в то время, когда уже надежда угасла.

Потребовал Черный Властелин неслыханного – первенца от каждой семьи и от каждого приплода скота принести ему в жертву в собственный день рождения.

Стон и плач наполнил всю землю, и плакали не только люди, но и бессловесные твари – ибо воля демона была непреклонна, и даже дикие звери должны были принести своих детенышей на алтари.

Тутто небеса смилостивились и послали спасение.

Явился с востока великий богатырь, имя которого было до времени скрыто.

Были на нем доспехи, скрывавшие его с ног до головы и скованные им самим в тайных кузнях служителей Перуна из упавшего с неба железа.

Имелся у него мечсаморуб из того самого железа и палицаваджра из него же.

Пришел он к замку КараХана, и кинулись на него пауки огромные и волки хищные. Но схватил витязь палицу свою ваджру верную да как принялся их колотить, с одного удара в землю вбивая.

Потом налетели на него птицы хищные – вороны да коршуны. Налетели – и все разбились о панцирь его да о шлем из упавшего с неба железа, изготовленный в виде птичьей головы.

И черные злобные насекомые, коих любил Черный Властелин, тоже не были страшны богатырю, ибо был он в сапогах из шкуры знаменитого зверя Индрика, который, о чем всем ведомо, всем зверям отец.

Сокрушив все двенадцать железных ворот Черного замка, вошел богатырь в тронный зал, где сидел, предвкушая обильное жертвоприношение, КараХан, и разрубил его одним ударом своего мечасаморуба.

Разрубил его аккурат напополам, вместе с троном, пьедесталом, на котором тот стоял, полом из гранитных плит и даже фундаментом дворца.

Тут же темное колдовство рассеялось, ужасные твари издохли в муках, и только мерзкие насекомые уцелели и разбежались кто куда, правда, потеряв свою силу. (Вот так и появились на земле пауки караханы.)

А витязь вышел из замка, который рухнул, едва нога победителя ступила за порог колдуновой обители. И там уже встретили его жрецы да посланники пращуров народа нашего. И открылся он, сказав, что имя его – Куй Сварожич. Ибо он сын самого Сварога – кузнеца небесного…

– И основал он град Куев, ныне Киевом прозывающийся, и был предком князя теперешнего Велимира, – закончил речь Вострец.

Поглядел, поглядел в костерок, да и выдал такое, от чего с рыцарей мигом сошла дрема.

– Вижу судьбы ваши в огне святом. Такое случается, если перед тем говоришь о предметах священных. Ты, светловолосый, рожденный в землях северных, не найдешь в Куявии свою судьбу, но успокоишься в краях дальних. А тебе, пришелец с островов, следует опасаться собаки, змеи и крокодила. От одной из этих зверушек погибель примешь…

– Как это? – взвился Гавейн.

– Да кто ж его знает? Так уж прочиталось. На роду твоем написано. Я не волхв, чтоб знамения толковать, а всего лишь княжой скоморох. Шут повашему. Скажу одно: самое место тебе, твоя милость, в Куявии. Насчет змей и псов врать не стану, а вот крокодилов точно не водится… Ладно, – бросил он, покосившись на ночное небо. – Повечеряли уже – спать пора. Дорога у нас дальняя.

Хм, подумалось крепышу, крокодилов у них нет. Так они и в Артании вроде как не обитают. А вот же…

Но так или иначе с одной бедой, кажись, справились. Как бы еще от змей с собаками защититься?..

Глава 3

АКИ ДЕМОН В НОЧИ

– Ночь, – тихо прошептал Перси, – в такое время только и жди нечисть разную…

– Типун те на язык, – бросил Гавейн, устраиваясь на попоне рядом. – Забыл, мы нечисти не боимся? Мы – охотники на нее, елыпалы.

Тем не менее бородач чувствовал себя неуверенно. Особенно после слов юного куявца. Дернули ж того за язык демоны пророчествовать на ночь глядя.

Вышедшая из облаков почти полная низкая Селена словно бы сделала лесной мрак еще более зловещим. Ее мертвенный свинцовый свет только сгустил черные тени. Между сосновыми и еловыми ветвями колыхалась белая дымка тумана.

Но недолго мрак давлел над миром. Яркие звезды засияли на небе россыпью алмазной крупы. Сумрачный свет луны, воцарившейся на небе, заливал обступившие поляну черные деревья.

Спутники бритта похрапывали и посапывали как ни в чем не бывало, а Гавейн все не мог сомкнуть глаз. Чтото его беспокоило, заставляя сердце тревожно сжиматься.

Ветер шумел в ветвях сосен, старые деревья тяжело скрипели. И казалось, будто по лесу бредет нечто невообразимо огромное и злое.

Вот изза покореженного дерева показались некие бледные тени…

А вдруг какието невообразимо древние духи этой дикой земли пришли напиться крови путников?!

Вот одна из теней как будто двинулась к ничего не подозревающим людям – и лошади чуть всхрапнули…

Похолодев, Гавейн с бормотанием полузабытых молитв схватился за меч.

Может, разбудить спутников?

Но тень так же бесследно исчезла, как и возникла.

Наверное, он принял за движение игру лунных отсветов.

– Тьфу, мерещится! – буркнул кельт.

Да в следующую секунду так и застыл, не в силах сдвинуться с места.

Гавейн, конечно, был трусоват, но научился скрывать этот порок и даже преодолевать его – иначе не стал бырыцарем Мечехвостом, а потом и рыцарем ордена Стоячих Камней.

Но то, что он увидел, лишило его в мгновение ока всего его мужества и даже мысли о сопротивлении. Кошмарные, непредставимо чудовищные твари, словно извергнутые ночным сумраком, вышли на полянку.

Прямо напротив него стоял огромного роста урод, похожий на здоровенную рогатую макаку. Рядом с ним торчал светящийся скелет, одетый в ветхую рясу из гнилой рогожи, с ржавой косой в руках. Сбоку заходил не кто иной, как восставший из могилы мертвец, распространяющий запах разрытой земли и гнили. Из провала рта свисал длинный, сочащийся гнусной слизью язык, слегка светящийся в темноте. При свете луны можно было различить торчащие из гниющей плоти кости. Меч у нежити был правда вполне новый и даже очень длинный.

И еще один – волк, отчегото вздыбившийся на задние лапы, а в передних сжимавший увесистую дубину.

Перебивая запах псины, тухлого мяса и еще чегото не менее мерзкого, в воздухе явственно чувствовался серный дымок.

Глаза гигантской макаки горели тусклым, мертвенным светом, подобным тем огням, что горят над болотами и кладбищами. Эти полные багрового огня зенки буквально парализовали Гавейна, и рука его, вскинутая было для крестного знамения, безвольно упала. Все кончено, он погиб. Бог не станет защищать своего нечестивого слугу, нарушившего клятву и святотатственно ограбившего церковь, да еще связавшегося с черным магом…

– Господи, прости мя и помилуй! – лишь обреченно пробормотал рыцарь.

Черная рогатая обезьяна, загоготав, указала дланью, в которой был зажат кривой меч, прямо на путников.

Твари ответили утробным воем, и Гавейн обратился в кусок трепещущего живого студня.

Сейчас клыки чудищ сомкнутся на его горле, и он рухнет, залитый кровью…

И не было сил даже закрыть глаза, чтобы не видеть свою смерть.

Воздух разорвал утробный рев – словно у кабана (размером эдак с носорога) прищемили неприличное место.

– Хонсу Милостивый!

Вскочивший с места Парсифаль устремился прямо на нечисть, размахивая клинком.

И вот уже обезьяна взвыла вполне человечьим голосом, и то был крик боли инедоумения – в грудь зверя вошел почти фут отличной римской стали.

Зверюга рухнула на землю, бессильно скуля и нелепо дергая когтистыми лапами.

Не прошло и мгновения, как блондин рубанул по шее двуногого волка, и волк свалился на упавшее за секунду до того на землю тело рогатого урода. Свалился беззвучно, ибо сказать чтото по этому поводу без головы было ему весьма затруднительно.

Явно не ожидавшие отпора адские существа опомнились только после того, как та же участь постигла тварь в саване и с косой, причем чмокающий звук стали, входящей в живую плоть, свидетельствовал, что оная тварь состояла отнюдь не из одних костей.

Пришедшие наконец в себя твари, закричав в разноголосицу и завыв, скопом кинулись на Парсифаля.

Крик и вой смешались с истошным визгом – это орал «княжий человек», только теперь соизволивший проснуться и выглянуть изпод одеяла.

Молниеносным движением Перси оказался позади нападавших и прежде, чем те успели развернуться, мешая друг другу, двое из них уже рухнули на землю со смертельными ранами.

Против тевтона осталось еще двое – бледные призраки в болотнозеленых одеяниях. Однако они, выкрикнув несколько весьма человеческих слов, которые, по поверьям, должны как раз отгонять подобные создания, кинулись бежать в разные стороны, тут же исчезнув во мраке.

Но из мрака выскочили новые уроды – косматые, горбатые, клыкастые, вооруженные дубинами и ножами.

– Бежим, друг! – завопил блондинчик, отступая.

Еще миг – и он, схватив Гавейна за шкирку, рванулся в лесной мрак, благоразумно не пытаясь прорваться к лошадям, вокруг которых уже приплясывали какието жуткие силуэты.

Некоторое время позади них слышался визг Востреца, потом резко оборвавшийся.

Как Гавейн ни был напуган, мысленно он пожелал бедолаге попасть на небеса как умученному от тварей бесовских.

Потом был совершенно невероятный бег через ночной лес, сквозь мрак и ужас. Ветер свистел в ушах, кровь стучала в висках…

«Только бы не…»

«Только бы не…»