Сваха для монаха Калинина Дарья

– Ну? – раздался в трубке строгий голос Маришиной тетки. – Ты едешь?

– Ой, тетечка! – фальшиво обрадовалась Мариша. – Это ты!

– Ты едешь?

– Как там дядя? – тянула время Мариша.

– Прекрасно! То есть ужасно! Так ты едешь?

– Э-э-э… да!

– Что-то тихо у тебя там, – немедленно заподозрила обман тетка Сима.

В проницательности тетке не откажешь.

– Это у нас остановка, – принялась выкручиваться Мариша, и тут ее внезапно осенило: – Вынужденная. Автобус сломался!

– Сломался? Как сломался?

– Обыкновенно. Водитель говорит, мотор перегревается, – вдохновенно врала Мариша. – Он сам не понимает, в чем там дело.

– Это что же, ты можешь сегодня и не доехать?

– Не знаю.

– А я знаю! – внезапно взорвалась тетка Сима. – Ты самая безответственная из всех девчонок в мире! Тебе нельзя поручить даже такой пустяк! Так я и знала, нужно было самой ехать!

И она бросила трубку. Нельзя сказать, что Мариша сильно расстроилась. Но, зная характер своей тети и то, что тетка так легко не отступится от нее, девушка тут же снова отключила телефон. И как ни прискорбно это констатировать, ощутила нечто вроде приступа легкого злорадства. Сама она далеко. Телефон выключен. Пусть теперь тетка попробует сорвать на ней свое дурное настроение!

– Катька! – весело окликнула она подругу. – Вставай! Вечер скоро!

На самом деле до вечера было еще далеко. Но Мариша считала, что для пользы дела иногда можно и преувеличить. Из-под тонкого, вытертого местами до дыр шерстяного одеяла появился заспанный глаз. И Катька хриплым спросонья голосом поинтересовалась:

– Зачем вставать?

– Хочу задать Вениамину еще несколько вопросов о нашем художнике. Раз уж нас обвиняют в его смерти, нужно узнать про него все.

Вместо ответа Катька нырнула обратно под одеяло. И пробурчала уже оттуда:

– Вениамин нам и так уже все рассказал.

– А вот и не все!

И, подойдя к Катькиной кровати, Мариша резко сдернула с нее одеяло. Катька заворочалась и захныкала. Спала она оригинально. Накрывала голову подушкой, а сверху натягивала одеяло. И теперь, лишившись одеяла, Катька цеплялась за подушку, как за свою последнюю надежду. На подушке изгибалась потревоженная Маруся и сердито шипела.

– Вставай, соня! – веселилась Мариша.

Наконец ей удалось поднять эту сладкую парочку. Катьку она погнала умываться вниз. А Маруся обошлась подручными средствами – лапками и языком.

– Кушать хочется, – пожаловалась Катька, когда они вернулись в номер.

Это заставило Маришу задуматься о практичной стороне их бренного существования. Катька хотела питаться. И питаться регулярно и помногу. А еще нужно было платить за номер в гостинице. Он хотя и стоил копейки по меркам большого города, но кто знает, как долго может затянуться их пребывание в монастыре. Наличности могло и не хватить.

Мариша думала об этом долго. Пока они собирались, пока шли к кафе, пока ждали там заказанный плотный обед. И пока ели, тоже думала. При этом она наблюдала за Катькой и мысленно подсчитывала, сколько же они съели сейчас и сколько еще съедят на ужин. А на следующий день? Определенно, захваченных из дома денег катастрофически не хватало. Ведь ехали они всего на один день. И рассчитывали потратить на свою поездку соответственно совсем немного денег.

К тому моменту, когда Катька закончила запихивать в себя последнюю ватрушку с черничным вареньем, решение у Мариши окончательно оформилось и даже дозрело.

– Доедай, и пойдем в монастырь, – сказала она Катьке. – Сдаваться.

Катька поперхнулась.

– Чего? – выдавила она из себя, отхлебнув одним глотком сразу половину компота из своего стакана. – Как это сдаваться?

– Работать там будем.

– Как это? Зачем? – попыталась возмутиться Катька.

– Мы не можем тут жить и не работать. Деньги кончаются.

– И что?

– А если нам в монастыре дадут какое-нибудь послушание, огород там поливать или посуду мыть, то мы с тобой сможем жить в гостинице бесплатно. И питаться будем не в кафе, а в монастырской трапезной. Тоже бесплатно, разумеется.

Слово «бесплатно» всегда действовало на Катьку волшебным образом. И мысль о том, что можно поработать в монастыре, мигом перестала казаться ей такой пугающей. В конце концов, монастырь-то мужской. Глядишь, соблазнит кого-нибудь из монахов на замужество. А что такого? Монахи тоже люди.

И будет у них как в известном анекдоте. Приходит новенький в коллектив. Начальник вводит его в курс дела. И говорит новичку: «Сам видишь, коллектив у нас исключительно мужской, суровый. Поэтому свадьбы случаются редко».

– Ладно, – пробурчала Катя. – Если там вкусно кормят и есть симпатичные мужчины, то я согласна.

И, расплатившись из последних грошиков за обед, подруги двинулись в сторону монастыря.

У Маришиного плана была и еще одна составляющая, хотя она и не рассказала о ней Катьке. Но девушка считала, что, постоянно находясь в монастыре среди населяющих его людей, они быстрее сумеют вычислить убийцу Владимира Сухоручко. При условии, разумеется, что злодей все еще находится там.

Глава 5

Отца-настоятеля в данный момент в монастыре не было. Он отбыл по каким-то своим церковным делам в саму далекую матушку-Москву. Тем не менее желание подруг поработать на благо монастыря ни у кого из его обитателей не вызвало недоумения. И до приезда отца-настоятеля их приняли в обитель, так сказать, условно. По благословению отца Илии – помощника настоятеля, временно в отсутствие самого настоятеля занимающего его пост.

Катьке поручили помогать на кухне. Что не вызвало у этой любительницы хорошо и плотно покушать ровным счетом никакого протеста. А Маришу отправили помогать в саду. То есть в принципе сначала ее тоже отрядили на кухню. Но большущий, одетый в рясу бородатый монах-повар отрядил ее в сад, чтобы собирать груши к пирогу.

Повар был личностью легендарной. И заслуживал отдельного рассказа. В миру брат Вонифатий работал поваром в известном ресторане. Было это еще в дремучие девяностые годы, когда перестрелки на улицах города были обычным явлением. И редкий день обходился без того, чтоб газеты или телевидение не упомянули о прогремевшем на улице взрыве или иных криминальных разборках. И когда однажды во время бандитского налета из всего персонала ресторана в живых остался один брат Вонифатий, он увидел в этом промысел божий.

– Я молился, – бубнил он своим глубоким басом. – И обещал Господу, что, коли жив останусь, посвящу свою жизнь служению ему.

Свое слово брат Вонифатий сдержал. Правда, не сразу. Непосредственно после бандитского налета, оставшись целым и невредимым, он просто обрадовался. Поставил в церкви свечу. И устроился на работу в другой ресторан. Не такой известный и богатый, но тоже неплохой. Излишне говорить, что не прошло и двух месяцев, как и туда пожаловали архаровцы с автоматами. И снова повар остался в живых. Он и еще две официантки, которых он успел спрятать в холодильнике вместе с телячьими тушами.

Девчонки, просидев в холодильнике почти два часа, простудились и угодили в больницу. А вот Вонифатию снова хоть бы что, как с гуся вода. Ресторан закрылся. И он перешел работать в обычную закусочную. Но когда и туда явились братки с разговором к хозяину, душа повара не выдержала. И он, не дожидаясь окончания разборок, помчался в церковь.

– С тех пор мирскую жизнь совершенно оставил, – бубнил брат Вонифатий. – И вам того желаю. А пока идите, сестры, в сад. За грушами. Тесто уже подходит.

Монастырский сад находился на приличном расстоянии от самого монастыря, он сохранился еще с прежних времен. Его не тронули ни революционеры, ни солдаты воинской части. Даже напротив, они всячески ухаживали за деревьями и сделали кое-какие новые посадки. Сад был не просто большой, а огромный.

Само собой разумеется, тут были старые яблони, несмотря на возраст, густо увешанные в эту пору тяжелыми налитыми плодами. Было несколько садовых груш. Это был какой-то особый зимостойкий сорт, подаренный монастырю любителем-селекционером. Сорт, который выживал все эти годы даже при лютых северных морозах. И еще в саду были сливы и кустовые вишни. Последние требовали особого прикрытия на зиму, когда к корням пригребали землю и палую листву. И когда такое прикрытие было им обеспечено, вишни отлично цвели и плодоносили.

Но главным достоинством сада, на взгляд Мариши, являлись его размеры. И, делая вид, что ухаживаешь за плодовыми деревьями в его дальнем конце, можно было весь день шастать по своим делам. Чем Мариша и планировала заняться.

Ее определили собирать груши для пирога и оставшиеся успеть завялить. Это необходимо было сделать, пока днем еще ярко светило и жарило солнышко. Зимой эти плоды клали в компоты и, разварив, добавляли в каши.

Грушевые деревья по счастливому совпадению находились в самом дальнем углу сада. Кроме Мариши, их собирали еще две женщины. Но они вскоре ушли со своим урожаем в кухню и там пропали. Видимо, у монастырского повара не хватало рук. И он оставил женщин, чтобы месили тесто или резали начинку для постных пирогов.

И, оставшись одна, Мариша резвой рысью порулила к Никольскому скиту, чей крест возносился над окрестностями благодаря тому, что сам скит стоял на холме. Оказавшись на месте, Мариша огляделась. Тут было тихо и совсем безлюдно.

– Не похоже, чтобы Вениамин сюда дошел, – пробурчала Мариша себе под нос. – Хотя что ему тут делать так долго? Времени-то уже прошло предостаточно.

Вокруг пели птички. Звенели кузнечики. И тихо качались верхушки деревьев, напевая древнюю песнь. По идее, эти звуки должны были успокаивать, но вместо этого Мариша ощутила неприятный холодок, словно за ней кто-то наблюдал. И словно этот кто-то был настроен отнюдь не доброжелательно.

Постояв на месте, Мариша не выдержала. Ноги сами понесли ее прочь. И, лишь оказавшись на приличном расстояния от скита, она смогла перевести дух и заставить свои ноги двигаться не так быстро.

– Ну, все-все! – сердито произнесла она. – Что на вас нашло?

Само собой, ноги промолчали. А Мариша, избавившись от противной холодной дрожи, которая охватила ее возле скита, вошла на территорию монастыря. Если бы ее встретил повар и поинтересовался, почему она болтается без дела, у нее было бы объяснение. Для того чтобы собрать верхние плоды, нужна лестница. А ее в саду Марише обнаружить не удалось.

Впрочем, никто Маришу не засек. И допрашивать, почему она праздно шатается, не стал. Брату Вонифатию было не до того. Он варил, парил, жарил и пек на монастырской кухне. Братия любила покушать вкусно и плотно. И пусть постная пища, но на монастырских столах она подавалась в изобилии.

Так что Мариша, не испытывая ни малейших угрызений совести, спокойно переговорила с несколькими соседями по гостинице. Ее интересовало, не видел ли кто из них тощенького серенького Вениамина. По идее, он должен был шнырять по монастырю и наводить справки о погибшем художнике. Но если про убитого Владимира с Маришей беседовали охотно и даже выдвинули несколько версий его кончины, то про Вениамина никто и слыхом не слыхивал.

– Что за человек такой? – удивленно произнес худощавый мужчина, живший на том же этаже, что и подруги. – Новенький?

И, узнав, что Вениамин прибыл среди ночи, очень удивился.

– Как это ночью? На машине, что ли?

– Наверное, – пробормотала девушка.

– Конечно, на машине! Автобус ночью не ходит. Не пешком же ваш знакомый пришлепал. Тут от станции километров восемь будет. Не нагуляешься.

Мысль о машине Вениамина, подкинутая ее соседом, прочно засела у Мариши в мозгу. В самом деле, зачем мотаться без толку по монастырю, рискуя разминуться с Вениамином? Нужно просто найти его машину и оставить на лобовом стекле записку. Тем более, где искать машину, Мариша тоже знала. Возле гостиницы была небольшая стоянка. Так что логично, если бы Вениамин оставил свою машину именно там.

– Потом схожу и посмотрю получше.

И, отложив пока что поиски Вениамина, Мариша сосредоточилась на версиях убийства художника. А они, надо отдать должное богатому воображению монастырских обитателей, отличались обилием и красочностью.

Самая яркая заключалась в том, что художник стал жертвой злодеев-идолопоклонников, которые недавно обосновались на окраине деревни и с тех пор не уставали вредить монастырю и смущать братьев-монахов.

– Муж и жена там живут, – рассказывала Марише старушка – продавщица в лавочке. – Муж только дома сидит. А жена вечно по округе шастает.

И, посмотрев на Маришу, старушка многозначительно прибавила:

– И не одна шастает.

– А с кем же?

– Не знаю, как и когда, а я лично ее несколько раз с убитым видела!

– С художником?

– Вот-вот. С ним самым.

Отметив про себя, что в ту избу к таинственной супружеской чете идолопоклонников ей следует обязательно наведаться, Мариша продолжила опрос обитателей монастыря. И вскоре стала обладательницей еще нескольких версий.

Кое-кто считал, что художник просто отравился некачественной водкой. Другие считали, что художник пал жертвой женской ревности. Вот эту версию Мариша попросила обосновать.

– Жена у него имелась в миру, – заявил один из монахов. – Сюда ему на трубку звонила. Скандалы устраивала, где он да когда вернется. Я работал с Владимиром. Сам слышал, как он с ней ругался. Она ему не верила, что он тут один живет в мире и согласии с самим собой и всеми нами.

– А что же она думала?

– Бабы дуры! – фыркнул этот знаток женского сердца. – Известное дело, ревновала его. Требовала, чтобы возвращался.

Больше ничего путного Марише выяснить не удалось. Но все же она считала, что время потрачено не зря. Помимо версии о том, что Владимира прикончили из-за его темных делишек с поддельными картинами, нарисовались еще две вполне реальные ниточки. Ревнивая жена или любовница. А также сектанты-идолопоклонники в крайней к лесу избе.

Вот с ними-то Мариша и решила поговорить. Но прежде следовало выполнить порученное ей на сегодняшний день послушание. Девушка вернулась в сад. И успела нарвать достаточно плодов до того, как из кухни вернулись две другие тетки. Вид у них был недовольный. Но, увидев, что Мариша не бездельничала и нарвала целую кучу груш, они мигом перестали ворчать. И все втроем понесли груши на кухню.

Потом Мариша и Катька их упоенно чистили и резали на красивые дольки. А потом укладывали на специальную бумагу, чтобы завтра прямо с утра, если будет хорошая солнечная погода, перенести груши на заранее выставленный длинный стол у южной стены, где плоды и должны были сушиться с утра и до самого вечера.

В общем, работы оказалось куда больше, чем предполагала Мариша. Но и ужин, который был подан им в монастырской трапезной, превзошел все самые смелые Маришины ожидания. Оказалось, что хотя монахи сами мяса в пищу не употребляли, но остальных живущих в монастыре к тому же не принуждали.

И на столах у трудников было тушенное с грибами мясо в густом сметанном соусе. Была соленая рыба и отварная рассыпчатая картошка. И еще два салата. С огурчиками, молодой капустой и зеленью. А также питательный салат с майонезом, яйцами, грибами и рисом. На десерт было подано печенье, конфеты и свежие сладкие пироги с грушами. И кушать эти пироги было тем приятнее, что Мариша чувствовала: есть в этих пирогах толика и ее участия.

После ужина оставалось только вымыть посуду. И подруги были свободны до утра следующего дня.

– Поспать бы сейчас, – потягиваясь, произнесла Катька. – Что-то я с непривычки утомилась.

Но у Мариши были совсем другие планы на этот вечер.

– Какое спать! У нас дел полно!

Явившись в гостиницу, они сначала зашли на автостоянку и убедились, что там стоят только два экскурсионных автобуса и один грузовичок. Впрочем, были еще две легковые машины. И подруги подошли к администраторше, чтобы выяснить, чьи они. А также предупредить Верочку, что с этого момента они денег за проживание платить не станут.

Верочка лишь рассеянно покивала в ответ. Про машины она им сказала, что они принадлежат паломникам из их гостиницы.

– Люди порядочные. И приехали они к нам уже три дня назад. А почему вы их машинами интересуетесь?

Подруги объяснили, что машины их заинтересовали в связи с расследованием убийства Владимира Сухоручко. И вдруг Верочка побледнела и брякнула:

– Ах, совсем забыла сказать! Вас милиция искала!

– Знаем. Ночью мы с капитаном уже побеседовали.

– Нет. Он еще приходил. Днем. Вы как в монастырь ушли, так он и появился.

Подруги ощутили неприятное томление в груди.

– Зачем приходил?

– А я знаю? – пожала плечами девушка. – Сказал, что очень ему с вами поговорить нужно. Будто бы яд найден в бутылке.

Это была шокирующая новость. Практически она делала подруг самыми реальными подозреваемыми в убийстве художника. А всем известно, как в милиции поступают с такими подозреваемыми. Сажают за решетку и начинают давить, пока не выдавливают все, что было, да чего и не было.

– У меня даже весь сон прошел, – пожаловалась Катька подруге, когда они, забившись в свою комнату, обдумывали положение.

– Какой там сон! Спасаться нужно!

– Как? Бежать?

– Куда тут убежишь? Автобус раз в сутки приходит.

– Тогда пешком!

Но Мариша считала, что подаваться в бега рано. И потом, пуститься в бега означало признать свою вину. А подруги никакой вины за собой не знали.

– Мы еще поборемся за свою свободу! Пошли к идолопоклонникам.

Катька испугалась.

– К кому?

– Не знаю, живут тут на окраине какие-то странные люди. Кое-кто в монастыре считает, что это они могли убить Владимира.

– И мы пойдем к ним? – еще больше перепугалась Катька. – Одни? А если это правда, что они убили Владимира? Вдруг они и нас тоже захотят убить?

И словно в качестве живого щита она схватила на руки Маруську. Той это совсем не понравилось. Она начала шипеть и ругаться.

«Предупреждала я вас! – шипела кошка. – Нечего связываться с мужиками! От них одни проблемы!»

В общем, Маруська была в своем репертуаре. И, оцарапав Катьку до крови, сиганула к окошку. А оттуда на растущий под окнами клен, чьи листья уже начали окрашиваться в желтый с багрянцем цвета. С клена кошка спрыгнула на землю и была такова.

– Ты это видела? – возмутилась до слез Катя и, высунувшись в окно, завопила вслед кошке: – Предательница!

Несколько обитателей гостиницы задрали головы и с интересом уставились на Катьку. Не встретив понимания у окружающих, Катька была вынуждена вернуться обратно к Марише и ее планам.

Страницы: «« 12345