Мент для новых русских Золотько Александр
– За такие деньги найдут, – уверенно сказала Ирина. Для нее вообще та сумма, которую сейчас держал в своих руках сожитель, была суммой астрономической, а, значит, за такие деньги точно можно получить неприятности.
– Так что – бросать?
– Я тебе брошу!
– Так что же делать?
Парень тихо застонал, не открывая глаз.
– А может, все-таки не станут искать? – со слабой надеждой спросил Тотошка.
– Станут, не станут…
В этот самый момент напряженных раздумий огонь из кузова грузовика добрался до бензобака. Над самыми головами бродяг оглушительно рвануло, в воздух взлетели какие-то обломки. Несколько досок настила со скрипом просело.
– Сейчас мост свалится! Бежать надо! – всполошилась Ирина.
– Так его привалит! – Тотошка ткнул пальцем в парня.
– Привалит.
– Нельзя бросать.
– Нельзя.
– Да что ты заладила за мной повторять, будто эхо испорченное, бери осторожно за другую руку и потащили.
– А вещи бросим?
– Ничего с ними не случится. Потащили.
Старики тянули, не останавливаясь, пока мост не скрылся за поворотом. Оттуда слышались неясные крики. К общему хору пожарных сирен добавились вначале милицейские, а потом и сирены «скорой помощи». Много сирен «скорой помощи».
– Больше не могу, – сказала Ирина.
– Передохнем, – согласился Тотошка. Он тоже запыхался, у него болели руки, и начинало ломить спину.
– Ты не видела, мост упал?
– Не виде… – окончание фразы было перекрыто сухим звуком рушащегося моста.
– Упал, – констатировал Тотошка.
– И чего тебе радоваться? Наши вещи…
– Ничего с нашими вещами не случится – все в резиновом мешке, а огонь туда не добрался.
– Все равно, теперь придется в золе копаться, пока достанем все… Да что ты радуешься?
– А парню-то мы, считай, жизнь спасли, – сказал Тотошка.
– Ну и спасли. Дальше чего?
– Вот если бы у тебя было столько денег, а тебе бы жизнь спасли, ты бы расплатилась со спасителем?
– Ну…
– Не ну, а расплатилась бы.
– Так что, в больницу его отправим? Позвоним по телефону в «скорую»…
– Дура. – Тотошка сказал это так веско, что Ирина не стала спорить, что с ней, вообще-то, бывало редко. – Во-первых, кому там объяснишь, что это он с моста упал, а не мы его по голове стукнули?
– Побойся Бога!
– Ага, сейчас. А, во-вторых, потом он нас и знать не захочет. А деньги отдаст врачу.
– Так мы их сразу заберем.
– И получится, что мы их украли. А так, если мы его тут вроде бы полечим, все будет так, будто мы это заработали…
– Так мы ж и так заработали. Ты же сам только вот сказал, что мы ему жизнь спасли.
– Так он же этого не знает. И начнет искать. И еще…
– Чего еще?
– Вот придет он в себя, а мы тут рядом, за ним ухаживаем. Он не только денег не спросит, еще нам и потом доплатит. Точно тебе говорю. Доплатит.
Ирина задумалась. Картина, нарисованная Тотошкой, была соблазнительной до нереальности.
– А как он не даст нам ничего?
– Тогда мы ему скажем, что все деревянные бабки мы на него потратили, а еще лучше, что мы его подобрали уже без кошелька.
Ирина покачала головой:
– А нашим всем чего скажем?
– А то и скажем, мол, нашли, решили спасти и денег заработать.
– Делиться придется.
– И так, и так придется. Либо перебираться куда-нибудь из Норы.
После этого оба промолчали минут пять, так их потрясла сама мысль о возможности расставания с Норой.
– Ладно, чего сидеть, – сказала Ирина, – потащили. Только всем нашим скажем, что баксов у него не было.
– Лучше о них вообще ничего не говорить, – согласился Тотошка, – потащили.
Твое тело умнее тебя. Оно все знает само. Оно сделает все за тебя без твоих команд. Оно готово к этому. И если ты не будешь ему мешать, вы сможете выжить в любой ситуации – ты и твое тело.
Если тело захочет отдохнуть – отдохни. Даже если тебе это покажется нелепым. Мы научили твое тело действовать самостоятельно для того, чтобы твой мозг мог работать, не отвлекаясь на мелочи. Тело работает – мозг анализирует.
Мозг сильнее, он может заставить тело работать вопреки его желаниям. Всегда наступает момент, когда нужно идти наперекор желаниям тела. Но до этого момента не мешай ему. Не мешай.
Лучше помоги ему.
Раны, травмы, стрессы – тело справится с ними. Ты просто отстранись и подожди. Если нет более правильного решения – жди. Если нет других возможностей – жди. И ни в коем случае не пропусти своего шанса.
Целую неделю Нора жила одним непривычным чувством. Крысы неожиданно для себя почувствовали какое-то странное азартное сострадание. Очнется парень или не очнется. Сизый даже попытался по этому поводу с кем-нибудь поспорить, но его просто затюкали.
Ирина и Тотошка неожиданно оказались в центре всеобщего внимания, когда притащили парня к себе в шалаш. Первыми потрясение от этого испытали ближайшие соседи стариков, братья Кошкины. Несмотря на то, что голова, по общему мнению Норы, у братьев была одна на двоих, Кошкины сразу же прониклись значимостью и необычностью момента.
В глубинах давно нечесаных голов, помимо легкого изумления, зашевелились воспоминания о том, как сами они подбирали то ушибленную собаку, то птицу со сломанным крылом. И к парню, без сознания лежащему в сложенном из листов жести шалаше, возникли те же чувства. Даже не жалости, а, скорее, заинтересованности, получится выходить или нет.
Ирина посвятила всех в свои далеко идущие планы относительно парня. Особое внимание было уделено доле, которую вся Нора в будущем должна была получить. В результате, первую же ночь пострадавший провел на двух относительно чистых матрацах и под единственным во всей Норе целым одеялом.
Доктор Айболит, или просто Доктор, вспомнил те времена, когда еще худо-бедно придерживался клятвы Гиппократа, тщательно осмотрел больного, ощупал каждую косточку, за неимением фонендоскопа прослушал легкие и сердце, прижав ухо к грудной клетке, и заявил с уверенным видом, что никаких сильных повреждений не наблюдает.
– Тогда чего ж он третий день не очухивается? – поинтересовался Тотошка.
– Не знаю, – Доктор почесал бороду, – может, сотрясение мозга.
– И сколько он может так вот лежать?
– А я почем знаю? – резонно возразил Доктор.
Ирина честно пыталась кормить больного, даже по этому поводу пошла на совершеннейшее расточительство и купила в магазине курицу. Бульон и мясо пришлось съесть самой вместе с Тотошкой, а Доктор, которому досталась пара кусков курицы, рекомендовал подкармливать парня глюкозой.
Все Крысы с замиранием сердца следили за процессом лечения. Братья Кошкины почти не отходили от шалаша стариков, Доктор поставил больному капельницу, купленную Тотошкой, через которую в вену на руке стала поступать глюкоза, также честно приобретенная дедом.
И что самое странное и необычное, никто из обитателей Норы за всю неделю не проболтался о пациенте. Никто и никому. Хотя, если честно, у Крыс и не было особенной возможности. Ими не особенно интересовались.
После взрыва у клуба, всю площадь вначале огородили, разгребая обломки, и выискивая среди них останки погибших. Была обнаружена сумка с пультом управления, но, по какой-то странной случайности, пульт исчез еще до того, как с ним смогли поработать эксперты.
Остатки взрывного устройства также были найдены, и журналистам было сообщено, что ведется следствие, и даже проверяются некоторые версии. Какие версии, как и кто их проверяет журналисты выяснить так и не смогли. И, собственно, не особенно и выясняли.
Все преступления уже давно делились на два основных вида – раскрытых по горячим следам и вообще не раскрытых. Что-то подсказывало средствам массовой информации, что дело о взрыве возле клуба попадет во вторую категорию.
Делу суждена была жизнь долгая и неторопливая. Была создана особая группа, которая находилась под специальным контролем, который, в свою очередь был под постоянным наблюдением, о результатах которого немедленно сообщалось на самый верх, который немедленно информировал общественность обо всех сдвигах в этом деле. Или должен был информировать.
Зато вокруг клуба жизнь била ключом. Владелец клуба, решив после непродолжительного раздумья, что счастья на этом месте ему не видать, продал закопченное здание новому владельцу. Новый владелец, человек влиятельный и решительный, бульдозерами быстро, за день, расчистил площадь, еще через день площадь и клуб были обнесены лесами, а еще через день всем вдруг стало известно, что городские власти решили на месте свалки за оврагом, построить новый оптовый промтоварный рынок.
И, естественно, право на строительные работы получил все тот же уважаемый в городе человек. Еще пять лет назад он откликался на жизнерадостное прозвище Гиря, но теперь никто не решался именовать его иначе как Геннадием Федоровичем.
Геннадий Федорович потряс всех своей оперативностью и прозорливостью. Ровно через три дня после взрыва и через два дня после покупки клуба, он уже имел четкий план и подробный проект реконструкции и клуба, и площади перед ним. К одному из журналистов попала даже информация о том, что дня за два до взрыва, на склад одной из фирм Геннадия Федоровича были завезены специальные стекла, которыми и был застеклен обезображенный фасад клуба.
К счастью для журналиста, редактор не дал хода этим клеветническим измышлениям. И все шло тихо и неторопливо.
– Уже неделя… – сказал Тотошка.
– Ну и чего? – Ирина помешивала что-то в большой закопченной кастрюле, украденной Тотошкой несколько лет назад в детском саду.
– А он все никак не очнется.
– Ну и что?
– А если его теперь на всю жизнь парализовало?
– Айболит сказал, что позвоночник целый.
– Айболит сказал! Много твой Айболит знает! Забыла, как он спьяну чуть Старого не угробил?
– Так не угробил же!
– Как? – спросил один из Кошкиных, выныривая из темноты.
– Чего «как»?
– Он? – дополнил вопрос второй Кошкин, появившийся рядом с близнецом.
– Лежит. Чего ему…
– Долго… – протянули Кошкины хором, усаживаясь возле костра.
– Вы на картошку особо пасть не разевайте, – на всякий случай напомнила Ирина, – надо и честь знать!
– А мы это…
– Принесли…
– Вот! – Кошкин открыл помятый дипломат, с которым никогда не расставался, и извлек из него две банки консервов и раздавленный батон, – Вот.
– И где ж вы это все взяли? – украсть Кошкины не могли по нескольким причинам сразу, это Ирина знала твердо.
Первой причиной было то, что ни в один магазин их просто не пускали. Мыться Кошкины еще время от времени умудрялись, но вот стирка была выше их понимания. Соответственно, запах их всегда сопровождал невыносимый.
Вторая причина заключалась в том, что Кошкины просто не могли додуматься до того, что можно брать чужое. Видно в детстве, кто-то накрепко вбил им в головы, что воровать нельзя. В результате, максимум криминала, на который могли решиться Кошкины, это без спроса порыться в мусорнике.
– Так где взяли жратву? – повторила свой вопрос Ирина.
– На свалке, небось, нашли? – съязвил Тотошка.
– Не…
– Сейчас врежу по башке, – предупредила Ирина.
– Там, того, машина…
– Застряла в яме… это…
– Мы толкнули… Вот.
Оба брата замерли, истощив свои интеллектуальные и эмоциональные силы рассказом.
Если природа действительно отпустила братьям один мозг на двоих, то, спохватившись, отвалила им физической силы на четверых, а то и на пятерых. Никто толком не представлял себе, на что способны близнецы. И все как-то не подворачивался повод, чтобы это выяснить.
– Большая машина? – спросил Тотошка.
– Зеленая.
– С кузовом.
– Ладно, жрать пора, – сказала Ирина, – готово.
Кошкины с готовностью подвинулись к костру.
– Миску свою тащите, – скомандовала Ирина.
– Вкусно тут у вас пахнет! – раздался из темноты голос Доктора.
– Ступай с Богом! – Ирина замахнулась черпаком.
– Брось, Ирина, я в складчину, – Доктор помахал палкой колбасы и бутылкой.
– Что в посуде? – живо заинтересовался Тотошка.
– На этикетке сказано – водка. Русская.
– На этикетке! – Ирина налила варева из кастрюли в три побитые эмалированные миски и в притащенный Кошкиными небольшой тазик, – прошлый раз вон тоже было написано – водка. Чуть дуба не врезали!
– Обижаете, мадам, – сказал Доктор, – эту колбасу и этот напиток, я позаимствовал из весьма респектабельного места.
– Позаимствовал! Поймают тебя когда-нибудь, и убежать не сможешь, развалина старая.
– Как мой пациент? – поинтересовался Доктор.
– Все также, лежит себе молча и глаз не открывает. Только пеленки ему меняю. Вот ведь нашли на свою голову. А все этот козел старый, подберем да подберем!
– Не ной, старая, – Тотошка, кряхтя, встал с ящика, который служил ему стулом, и направился к шалашу, – Щас, стаканчики возьму и выпьем, за здоровье и выздоровление.
Кивнули все, даже Кошкины, которым водки, на всякий случай, никогда не наливали.
Доктор открыл консервы, заработанные братьями, порезал хлеб и колбасу. Кошкины принюхивались к запаху из тазика, но не ели, ожидая, когда приступят остальные. Эта сцена повторялась из вечер в вечер и стала своеобразным ритуалом.
– Ирина! – донесся из шалаша голос Тотошки, – ты нашего постояльца не передвигала?
– Чего? – не поняла Ирина.
– Постояльца, нашего, говорю, ты как оставляла – головой к выходу или ногами?
– Ногами. А чего?
– Так он лежит головой. И на животе.
– Иди ты!
– Сама иди, курица. Иди вот и посмотри.
– Чего мне смотреть. Ты сам лазил в шалаш последним. Небось, и переложил, черт суматошный!
– Ничего я не перекладывал. А щас он лежит головой к двери.
Ирина вскочила с места:
– И вправду, что ль?
Кошкины почти ничего из разговора не поняли, но на всякий случай тоже встали.
– И капельницу из руки вынул, – сказал Тотошка.
– Такое бывает, – спокойно прокомментировал Доктор. – Теперь нужно просто положить его обратно.
– Не нужно, – сказал незнакомый голос.
– Тебя не спрашивали, – автоматически отреагировала Ирина и замерла.
Голос действительно был незнакомый и молодой.
– Не надо перекладывать, – повторил голос, – мне так удобнее.
– Здравствуйте, – сказал Тотошка, – доброе утро.
Глава 3.
В здании клуба пахло гарью, сыростью и строительными материалами. Ремонт велся стремительными темпами, потому, что рабочим сообщили – САМ желает, чтобы новое приобретение заработало как можно скорее. И рабочие, и те из обслуги клуба, кто уцелел после взрыва и увольнений, великолепно понимали, что САМ не любит когда его желания исполняются медленно.
Работа кипела. Уже практически были заменены все стекла, содрана и частично заменена облицовка, завезена новая мебель и даже обновлены запасы выпивки в барах. Трудилась группа дизайнеров, которые должны были переделать главный офис согласно требованиям Геннадия Федоровича.
Эти требования были изложены лично Геннадием Федоровичем в краткой беседе с дизайнерами, причем общий смысл беседы сводился к двум простым принципам: если все будет как надо и быстро – за ним, Геннадием Федоровичем, не заржавеет, если же что-то будет не так, то…
Второму моменту заказчик уделил особое внимание и очень живописно, в деталях и подробностях описал, что именно ожидает работников в этом случае. Беседа закончилась двумя обмороками у нервных и утонченных оформителей. И еще тем, что продолжительность рабочего дня дизайнеров с того момента, совершенно добровольно, без всякого принуждения со стороны заказчика, приблизилась к двадцати часам.
Даже перекуры и перерывы на кофе были практически изжиты дизайнерской группой.
Но в этот день с самого утра дизайнеры не могли работать. Они вынуждены были жалко ютиться в уцелевшем казино, с легким ужасом поглядывая на часы. И к запахам пожарища и ремонта прибавлялся запах отчаяния.
Личные телохранители Геннадия Федоровича, по его распоряжению погнавшие группу художественной интеллигенции прочь от кабинета шефа, во всем этом коктейле запахов отчетливо улавливали еще и тонкий, но очень колоритный аромат неприятностей. За время работы на Геннадия Федоровича, телохранители, как и вся близкая обслуга, поняли, что от этого аромата голова болит у всех, поэтому, на всякий случай, держались от двери кабинета в почтительном отдалении.
Чтобы, ни дай Бог, не услышать хотя бы словечко из тяжелого разговора, который в настоящий момент вел их шеф, уважаемый Геннадий Федорович.
Кстати, на протяжении всего тяжелого разговора Геннадий Федорович не был ни уважаемым, ни, собственно, Геннадием Федоровичем.
– Что, Гиря, мозги совсем салом заплыли? Или со своими девками память прогулял? – вопросы были заданы человеком, весь вид которого ясно говорил, что он, во-первых, имеет право задавать такие вопросы именно таким тоном, а, во-вторых, что он привык задавать именно такие вопросы и именно таким вот обидным тоном.
– Андрей Петрович… – начал было очередную попытку Гиря, но Андрей Петрович в очередной раз пресек ее.
– Ты, Гиря, просто мелкий зажравшийся сявка. И не надо здесь топорщить пальцы и демонстрировать авторитет. Ты мелкий, зажравшийся сявка, – Андрей Петрович говорил негромким, ленивым голосом барина, заставшего лакея за дегустацией барского коньяка.
Было во внешности Андрея Петровича что-то этакое, заставлявшее всех при первом же знакомстве очень внимательно его выслушивать и очень серьезно относится к сказанному. Этакий сплав номенклатурной уверенности и аристократической брезгливости.
Один журналист, в очень узком кругу, естественно, сказал, что Андрей Петрович похож на полковника КГБ с комсомольско-партийным прошлым в отставке. В законе, добавил второй журналист, и определение приобрело философскую законченность.
Все: и друзья, и враги,(а такие тоже были), – соглашались, что Андрей Петрович ИМЕЕТ ПРАВО. Причем, если употреблять эту фразу в юридическом смысле, то ударение делалось на «имеет», отчего фраза приобретала двусмысленный неприличный оттенок.
– Тебе что, урка мелкая, было сказано? – Андрей Петрович наконец перевел взгляд с литой бронзовой пепельницы на лицо собеседника, и тот понял, что ему разрешено отвечать.
– Ну… Взор… – Гиря откашлялся, – Взорвать машину возле клуба.
– Взорвать машину… – Андрей Петрович устало прикрыл глаза, – машину… Это такая железная штуковина на четырех колесах.
– Да…
– Что ты говоришь? – Андрей Петрович снова открыл глаза, – Ты со мной согласен? Ты знаешь, что такое автомобиль?
– Ну…
– Тогда, если ты такой умный и образованный, объясни, почему вместо этого ты взорвал здесь все! Все! – Андрей Петрович немного повысил голос, и Гиря вздрогнул, как от крика.
– Понимаете, Андрей Петрович…
– Понимаю. Тебе просто очень нравится, когда все горит и взрывается. Ба-бах! – Андрей Петрович взмахнул рукой. – Для того, чтобы заставить хозяина этого заведения продать свою недвижимость, достаточно было ста граммов обычного тринитротолуола. Или, говоря проще, тола, динамита, взрывчатки. Сто граммов в ворованной машине. Вместо этого…
– Я подумал, что так будет лучше, без базара, сразу. Он как раз в тот же вечер и согласился. Сразу и бумаги подписали…
– Бумаги подписали? А что, без всего это фейерверка он не подписал бы бумаг? Ведь с ним же уже работали, нужно было просто подтвердить серьезность наших намерений. Маленький взрыв, который потом легко было бы списать на несчастный случай, на хулиганство, на черта и дьявола… Тихий, домашний взрыв без покойников и инвалидов.
Андрей Петрович ударил ладонью по крышке письменного стола.
– И этот твой идиотизм теперь аукнулся по всей стране, до самой любимой столицы. Да что там по всей стране! Мы даже попали в новости западных информационных агентств. Прославились. И все благодаря глупости одного чугунноголового!
Гиря промолчал. Он был виноват, и ничего тут теперь не поделаешь. Но ведь он хотел как лучше. Быстро и хорошо. Гиря всегда хотел, чтобы было быстро и хорошо. Еще когда даже не мечтал ни о чем большом, еще до первой ходки в зону. Ему нравилось использовать свои возможности по максимуму. И чем больше становились возможности, тем больше ему нравилось их максимально использовать. Часто это его заводило в неприятности. Вот, как с этим проклятым клубом.
– Что теперь прикажешь делать? – спросил Андрей Петрович.
– Чего тут делать… Через пару-тройку деньков закончу ремонт клуба. Потом восстановлю стоянку, сквер, поставлю киоски. Это… Потом, потихоньку начну строить рынок. Проект…
– Ты мне скажи, Гиря, эта хохма со стеклами – правда? – почти ласково спросил Андрей Петрович.
– Со стеклами? – Гиря поежился, – Ну, что я заранее подготовил?
– Значит, правда… – со странным выражением лица протянул Андрей Петрович, и Гире показалось, что в кабинете стало холодно.
– Я хотел как лучше…
– Лучше, – Андрей Петрович прищурился, – А скажи, Гиря, что мне должно помешать пришить тебя прямо в этом кабинете? Вышибить тебе то дерьмо, что ты таскаешь между ушами?
– Я исправлю! Честно, исправлю. Я…
– Слушай сюда, – голос Андрея Петровича стал жестким и властным.
В кресле уже сидел не расслабленный барин, а хищник, способный разорвать любого, кто встанет на его пути.
– Слушай сюда, – Андрей Петрович достал из портфеля пластиковую папку и бросил ее на стол перед Гирей, – Здесь лежат документы, по которым ты купил этот клуб не вечером после взрыва, а вечером накануне. За сутки до взрыва. Все оформлено и заверено нотариусом.
Там же копия твоего заявления в милицию о том, что тебе неоднократно угрожали расправой, требуя у тебя денег. Заявление подано тобой в органы неделю назад. У ментов тоже все оформлено и зарегистрировано. Сегодня после обеда к тебе прибудет следователь.
Завтра с утра окружающие дома будут обследованы специальной комиссией мэрии, и те из них, которые выходят на площадь, будут признаны аварийными, после чего ты за свой счет переселишь всех жителей этих пятиэтажек в один из своих домов в Северном микрорайоне. И выступишь перед журналистами на пресс-конференции. Скажешь, что чувствуешь свою вину за происшедшее и так далее, шпаргалку тебе подвезут перед выступлением. Освободившиеся дома отремонтируешь под гостиницы для рынка. Все понятно?
– Вроде… Только…
– Что?
– Кто это мне угрожал?
– Тебе уже и угрожать никто не мог? Крутым стал?
– Да нет, – Гиря помотал головой, хотя в глубине души чувствовал себя именно таким крутым, – просто нужно будет сказать…
– Кавказцы. Наехали ребята с Кавказа. Кстати, их и вправду нужно немного прижать. Еще есть вопросы?
– Нету, – торопливо ответил Гиря.
– Снова все знаешь?
– А чего там? Проект готов, можно строить рынок. С Мэрией поладили, как только поставим первые ряды, начнутся проверки всех городских рынков. Там еще автобусы сюда пустим от вокзала, бесплатные для торговцев. Все, кажись…
– В общих чертах – все, – кивнул Андрей Петрович. – Только небольшие проблемки. Ты не забыл, что нужно еще разогнать этих бомжей в овраге?
– Крыс? Сегодня же мои пацаны…
– А если бомжи не послушают? Менты их погнать не смогли.
– Подгоню пару бочек с бензином, и не одна скотина из оврага не вылезет.
– Козел! – оскорбление прозвучало громко и резко.
Читать бесплатно другие книги:
