Банковская тайна Бекасов Шен

От издателя

Вы держите в руках обновлённое издание книги «Банковская тайна» Шена Бекасова, вышедшее в составе серии «Финансовые войны». Эта книга впервые была издана в 2006 году, хотя до этого несколько лет существовала как интернет-проект (www.bekasov.ru). Я прочитал её ещё в 2005 году и могу с уверенностью сказать, что с первых страниц «Банковская тайна» и её главный герой, Андрей Гардези, вызвали у меня огромный интерес. Центр Исследований Платежных Систем и Расчётов начал свою деятельность почти одновременно с выходом этой книги, и мне не удалось издать её первым. Но сейчас «Банковская тайна» издаётся у нас. В книгу вошли совершенно новые, нигде не опубликованные новеллы, которые можно прочитать только в печатной версии книги. В ней также содержатся новеллы, которые были опубликованы в Интернете, но не вошли в первое издание.

Несколько слов об авторе книги, Шене Бекасове. Для меня личность автора так и осталась загадкой, нам так и не удалось встретиться в реальной жизни. Все наше общение происходило и происходит только по электронной почте. Можно предположить, что Шен Бекасов – это псевдоним реального вице-президента какого-то из российских банков, может быть, с фамилией Гардези. Однако тщательный поиск во всемирной сети Интернет показал, что вице-президентов ни с фамилией Гардези, ни с фамилией Бекасов в России нет. В конце концов мне надоело играть в Шерлока Холмса, и я приступил к любимому делу, т. е. изданию полюбившегося мне произведения.

А вам, мои дорогие читатели, желаю получить удовольствие от прочтения историй о жизни банка и производственных приключениях его вице-президента Андрея Гардези. Будем надеяться, что это не последняя книга и последуют продолжения.

Предисловие

С Андреем Гардези я познакомился через общих знакомых по какому-то случайному делу бытового характера. С тех пор мы регулярно общаемся, но вряд ли я могу считать себя его другом. Мы не особо близки, даже обращаемся друг к другу на «вы», хотя почти ровесники – оба относимся к поколению родившихся в 1970-х. Но иногда за кружкой пива, рюмкой коньяка мы делимся кое-какими поучительными историями из своей жизни, а иногда – явно выдуманными байками, чтобы скрасить лирикой или юмором наши философские и житейские беседы.

Чаще всего мы собираемся пятничными вечерами вдвоём у меня дома на кухне, изредка к нам присоединяется кто-нибудь из моих или его приятелей – например, упоминаемый в паре историй Матвей Угрюмов, старинный товарищ Гардези. Может быть, нам и общаться-то проще, потому что ничто, кроме таких бесед с историями и байками, нас друг с другом не связывает.

Гардези – банкир, хотя он возражает против такого определения. Банкиры, поясняет он, владеют банками или хотя бы являются их первыми лицами, а он всего лишь наёмный служащий, хотя и дослужился до вице-президента банка средней руки. Вице-президент – это всего лишь статус, за ним может скрываться и незаменимый менеджер, и свадебный генерал, объясняет Гардези, поэтому визитная карточка со строчкой «вице-президент» под фамилией, именем и отчеством не должна слишком уж льстить тщеславию здравомыслящих людей.

Я записал на память и переложил на более или менее литературный язык лишь малую часть историй из профессиональной жизни Гардези, которые он рассказывал под хмельком или под влиянием хорошего настроения. Это просто миниатюрные рассказы, не претендующие на глубину мысли, а может быть, вообще выдуманные хохмы. Я не специалист и не берусь судить, может ли рассказанное быть правдой.

То, что мне доводилось читать про банки в художественной литературе, почему-то было связано, главным образом, с криминальными приключениями – банки выступали местом завязки или развязки сюжета детектива или боевика. С точки зрения нормального обывателя, банк – одно из самых скучных мест повседневной жизни. Однако теперь я знаю, что это не обязательно так. Не потому, что банковская деятельность вдруг показалась мне интересной или какой-то особенной. А потому, что банк – это не только место, но и люди, которые в нём работают и с которыми могут происходить самые разнообразные истории – простые или многозначительные.

Например, такие, о которых я узнал от Андрея Гардези.

Как стать вице-президентом банка

Нет, я не банкир. Посмотрите в толковом словаре русского языка, кто такой банкир. Управляющий банком или его владелец. Вот видите! Я не банкир.

Во-первых, я не владею банком. К сожалению. Хотя нет – к счастью. Сомнительное удовольствие. Для частного владельца банковский бизнес, конечно, может быть доходным. Но при этом банковский бизнес всё-таки слишком непредсказуемый и хлопотный. Разумеется, можно сделать его более предсказуемым и не таким уж хлопотным… Но тогда он не будет таким уж доходным.

Да, вы правы, эту банальную мудрость можно отнести к любому бизнесу, но к банковскому делу особенно. Дело в том, что оно слишком привязано к такой непонятной материи, как пресловутое человеческое доверие. Банк имеет дело, главным образом, с чужими деньгами. Весь его бизнес состоит из оборота этих денег. Взял подешевле, отдал подороже… Тебе доверили деньги одни клиенты, ты доверил эти деньги другим клиентам… Своеобразный посредник на доверии. И как любой посредник, банк зависит от благополучия и планов каждой из двух сторон, между которыми он зарабатывает свой трудовой процент. Стоит где-нибудь возникнуть проблеме с доверием, как рушится вся эта нехитрая цепочка. Или тебе боятся доверить деньги, или ты боишься кому-то их доверить… Кризис доверия. Вот что самое опасное для любого нормального банка.

А теперь посмакуйте термин «кризис доверия» и соотнесите его с новейшей отечественной историей… Теперь понятно, почему владение российским банком мне кажется слишком непредсказуемым и хлопотным? И вообще, вспомните – когда происходит какой-нибудь кризис, всегда первыми страдают банки! Бедняги. Поверьте мне, лучше быть уволенным из разорившегося банка, чем разбираться с его кредиторами на правах собственника…

Во-вторых, я не управляющий банком, то бишь не председатель правления или президент. К сожалению. Хотя нет, тоже всё-таки к счастью. Сомнительное удовольствие. По уставу первое лицо банка в ответе за всё. При этом разбираться во всём глава банка всё-таки не в состоянии. Приходится доверять своим заместителям… Вот-вот, а о проблеме доверия я уже говорил… Поверьте мне, лучше быть уволенным из разорившегося банка с не самой высокой должности, чем разбираться с его кредиторами на правах первого лица…

Вот быть каким-нибудь вице-президентом – самое оно! Зарплата высокая, служебный автомобиль, кабинет, статус, паблисити… Так что совершенно непонятно, какой смысл именно возглавлять банк?

Поэтому, друзья, я и вице-президент. Правда, вице-президенты разными бывают. Вице-президент – это либо статус, либо должность.

«Статусные» вице-президенты – это кто угодно, кому пожаловали на визитную карточку надпись «вице-президент». Это нужно, например, для того, чтобы директору мелкой фирмы было приятно, что его навестил не просто кредитный инспектор банка, а его вице-президент. Наверное, почётнее, когда долги из тебя выбивает якобы топ-менеджер… Здорово же сказать: «Я вчера послал куда подальше их вице-президента!» Да и со всяческих презентаций, конференций и фуршетов интереснее приносить стопку визиток именно вице-президентов, а не рядовых специалистов отделов продаж или связей с общественностью…

«Должностные» вице-президенты – это другое дело. Реальные заместители президента. Курируют направления бизнеса, руководят департаментами, входят в состав правления банка… Статус у них есть и так, но о нём им думать некогда, потому что дел много.

Судьба распорядилась так, что я стал вице-президентом по должности. Что я сделал для этого? Да ничего особенного. Секрет очень прост.

Во-первых, я начал работать в российском банке в первой половине 1990-х. Банков было много, возможностей было ещё больше, а специалистов не хватало. Достаточно было взяться за новое направление, и если удавалось его хоть как-нибудь развить, то дело в шляпе – можно было рассчитывать возглавить соответствующий департамент в должности вице-президента.

Во-вторых, ещё будучи мелкой сошкой, я старался ассоциироваться у руководства только с позитивом. Например, когда подписывал документы у президента в кабинете, помог ему настроить кондиционер. Сопровождал своё непосредственное начальство только на те высокие совещания и аудиенции, где нас должны были хвалить. Во время визитов президента в наш рабочий офис изображал на лице самую напряжённую работу мысли или докладывал своему начальнику о каком-нибудь локальном успехе…

В-третьих, добравшись уже до должности начальника отдела, один раз позволил себе рискнуть на заседании правления, куда был приглашён, как говорится, с «билетом на откидное кресло». Рассматривали мой вопрос о начале работы с государственными облигациями, а мой начальник, скажем откровенно, мямлил. В ответ на вопрос президента «Кто ещё хочет высказаться?» я, обливаясь потом, поднял руку. Слово за слово – и в итоге я выпалил, что настолько верю в новое направление бизнеса, что готов отказаться от зарплаты и существовать только на проценты от будущих доходов… «Браво!» – сказал растроганный президент.

Собственно, вот таким образом я и стал вице-президентом банка и одновременно главой департамента финансовых рынков спустя три года после начала своей банковской карьеры.

Итак, прийти вовремя, произвести впечатление и не побояться рискнуть.

И ещё одно немаловажное условие – надо много работать.

Всё, хватит монологов.

P.S. Про то, что нужно избегать быть банкиром, забудьте. Я пошутил. Но и о том, что нужно обязательно им стать, тоже не думайте. Как говорил булгаковский Воланд, никогда и ничего не просите, сами всё дадут. Достойных вице-президентов назначают президентами. Либо в этом банке, либо уже в другом – это зависит от дальновидности собственников банков. Что же касается владения банком… А чего тут думать? Копите первоначальный капитал!

И помните, что в банковском бизнесе, как и в любом другом, менеджер занимается не деньгами, не услугами, не бумагами, не технологиями, а – людьми. И именно с людьми нужно научиться иметь дело в первую очередь. Собственно, по большому счёту, об этом все мои истории.

Девять месяцев

Это было утро солнечного августовского понедельника.

Я сидел на своём рабочем месте и мучительно страдал. Я всегда страдаю в понедельники по утрам. Но мучительно страдать у меня было две причины.

Во-первых, я героически боролся со сном, потому что бурное воскресенье закончилось для меня всего лишь четыре часа назад. В том смысле, что я упал в кровать, заснув на лету, четыре часа назад, а сполз с кровати, так и не проснувшись, полтора часа назад. Итого сон – два с половиной часа. Организму этого было мало, и он требовал нирваны. Я сопротивлялся вяло.

Во-вторых, в кресле для посетителей сидел мой друг Матвей. Он ждал меня в этом кресле с восьми утра. Он приехал, чтобы посоветоваться со мной по делу, но ожидание настроило его на лирический лад. Лирический лад у Матвея – это посвящение друзей в Матвеевы планы личной жизни. Планы эти, как правило, строились на девять месяцев вперёд, никогда не отличались оригинальностью, но трогали своей искренностью и оптимизмом, а потому прерывать монолог было кощунством и надругательством над святой дружбой. Оставалось лишь слушать и мучительно страдать.

Матвей планировал много, обстоятельно и со вкусом. О том, какая совместная жизнь его ожидает с такой прелестью, как некая Катенька. (Девять месяцев назад была Оленька.) Как они собираются поехать в отпуск на Кипр. (Девять месяцев назад – в Египет.) Какую трёхкомнатную квартиру он хочет купить. (Девять месяцев назад – двухкомнатную.) Как он, наконец, соберётся и уволится к чёртовой матери из этой дурацкой торгово-закупочной фирмы и найдёт в конце концов достойную работу с достойной зарплатой. (Девять месяцев назад… гм… впрочем, он говорил то же самое.) Я боролся с зевотой, ворочая скулами и хрустя челюстью. Матвей не обращал на мои гримасы никакого внимания. Он вошёл в стадию рассуждений «до хорошей жизни два шага» и мыслями был уже в лучшем мире.

Однако, слава богу, спустя минут десять эти рассуждения логически привели его к философской теме финансового благополучия, а значит, и к делу, ради которого он ждал меня в приёмной с раннего утра.

– Слушай, я тут на днях купил государственные облигации, – возбуждённо сообщил он мне. – Купил, пока дешёвые. Представляешь, восемьдесят процентов годовых! Если пересчитать по курсу доллара… – Матвей зашевелил губами, подсчитывая.

– Ну, и зачем ты их купил? – осведомился я, мрачнея.

– Дык восемьдесят процентов годовых, – поражаясь моей тупости («Даром что банкир!»), объяснил он. – Ты прикинь, какая доходность!

– А чего ты ко мне пришёл, раз уже купил? – осведомился я, мрачнея ещё больше.

– Дык посоветоваться! – хлопая глазами, ответил Матвей, этот яркий представитель отечественного легиона лихих финансовых инвесторов. – Купить ещё сейчас или чуть попозже?

– А сколько ты уже купил?

Матвей назвал сумму, которую он потратил на государственные облигации. Я проснулся окончательно.

– Сколько?! – просипел я.

Матвей повторил. Медленно и членораздельно.

– Ты что, родительскую квартиру продал? – с подозрением спросил я.

– Да нет, ты что! – попытался он меня успокоить. – Я денег на работе занял…

Мне стало нехорошо.

– Слушай, говорят, сейчас акции дешёвые, – значительно проговорил Матвей, доверительно понизив голос. – Я могу ещё занять…

И тут меня прорвало. Я громко спрашивал, кто его надоумил покупать ценные бумаги на чужие деньги. Я раздражённо просил объяснить, с каких это пор он перестал быть наёмным трудягой и стал воротилой финансового рынка. Я нервно предлагал посчитать, во что ему обойдётся рост курса доллара на каждую копейку…

Надо признать, мой резкий переход от состояния дремоты к допросу с пристрастием произвёл на Матвея неизгладимое впечатление. На его лице явственно стало проступать выражение раздражённой растерянности и обиженной досады, каковое бывает разве что у мужа, которому жена только что популярно объяснила, что приобретённый им на распродаже и с гордостью преподнесённый ей в подарок «парфюм» является не просто дешёвой, но ещё и небезопасной для здоровья подделкой. Когда я излил первую порцию праведного гнева финансиста, Матвей лишь ошарашенно вымолвил:

– Дык ты же мне сам рассказывал…

– Что? Что я рассказывал? – агрессивно спросил я, ещё не остыв.

– Доходность, – уныло бубнил Матвей. – Облигации… Пятьдесят копеек на каждый рубль… Высшая категория надёжности…

– Так когда это было?! – возопил я.

– В декабре, – прошептал полностью деморализованный Матвей. – Девять месяцев назад…

Я излил на него вторую порцию праведного гнева, объяснив, что девять месяцев полагается вынашивать ребёнка, а не решение вбухать уйму денег в ценные бумаги.

– Так что мне делать? – опечалился Матвей.

– Продавать на хрен, – жестоко посоветовал я.

– Так эти облигации сейчас ещё дешевле, – ужаснулся Матвей. – Мне же их в убыток продавать придётся!

Я не успел ответить. Вошла Татьяна Феликсовна, мой секретарь-референт, и молча положила на мой стол распечатку из ленты новостей. Заголовок с пометкой «Срочно!» гласил: «Совместное заявление Правительства Российской Федерации и Центрального банка России».

Я читал текст, преисполняясь его печальной пафосной торжественности. Кризис на мировых финансовых рынках… обострилась проблема управления государственным долгом… непомерным бременем для государственного бюджета… опредёленные трудности… приостанавливаются торги на рынке…

– Матюша, – нежно произнёс я. – Продавать тебе уже ничего не придётся…

Я посмотрел на часы. Было почти десять часов утра. 17 августа 1998 года, понедельник.

* * *

Матвей рассчитался с долгами только девять месяцев спустя, что по-своему закономерно. Совместной жизни с Катенькой у него не вышло, потому что она его покинула в октябре 1998 года, когда его уволили по сокращению штатов из столь ненавистной ему торгово-закупочной фирмы. Из-за долгов родительскую квартиру пришлось разменять на нечто гораздо более скромное.

Планировать он, правда, не перестал. И срок его планов всё тот же – девять месяцев. Когда он настраивается на лирический лад, то всё так же посвящает меня в перспективы своей личной жизни. Правда, он не рассуждает больше о «хорошей жизни в двух шагах». И не ругает свою нынешнюю и неожиданную для меня работу инженера на молочном комбинате. И скромной квартиркой своей вроде бы доволен…

Но совместную жизнь с некоей прелестью он всё-таки планирует. Зовут её Юленька, и про Кипр она даже не заикается. Ей и так хорошо.

А тому, что он больше не советуется со мной по делу, я даже рад. И не говорите мне, что финансовый кризис – это плохо. Я это знаю не хуже вас, а может, и лучше. Я знаю это хотя бы в силу своих профессиональных обязанностей. Но, знаете, иногда бывает и хорошо. Спросите у моего друга Матвея. Вон он как улыбается…

Объективный повод выпить

Вот вы всё спрашиваете меня, много ли пьют в банке? Можно подумать, что в банках работают не нормальные люди, а вечно страдающие от стрессов алкоголики или, наоборот, вечно озабоченные и сосредоточенные на прибылях трезвенники. В банках работают нормальные люди! Они пьют не много. Но часто. Почему часто? Потому что много чужих денег проходит через их руки. И пьют банковские служащие вовсе не от чёрной зависти или от непомерной ответственности, а от обилия объективных поводов выпить. Ну, чего вы ухмыляетесь? Хотите пример?

Знаете, что такое «непоставка»? Правильно: это когда вам должны поставить какой-то товар по договору, но не поставляют. Бывает ещё хуже: то, что вам должны поставить, но не поставляют, вы, в свою очередь, должны поставить ещё кому-то, причём в тот же день. А в банке это бывает ещё хуже: то, что должно быть поставлено и не поставляется, как правило, принадлежит не банку, а его клиенту, который может и обидеться, навыставлять претензий и штрафов, после чего уйти на постоянное обслуживание в другой банк, попутно растрезвонив всему миру, какие в нашем банке работают дилетанты и жулики.

И вот представьте, что мы ждём из другого банка поставки ценных бумаг нашего клиента на несколько миллионов долларов, а эти ценные бумаги, в свою очередь, ждёт от нас один серьёзный иностранный банк. К трём часам дня становится ясно, что ценные бумаги, которые должны были поступить на наш счёт в депозитарии, так и не поступили. Ребята из банка-поставщика божатся, что поручение на перевод ценных бумаг отправили, даже их курьер уже успел вернуться из депозитария с распиской о приёме поручения. Я звоню в депозитарий, где говорят, что никакого поручения не получали.

– Кто-то из них нам мозги полощет, – выдвигает предположение начальник операционного управления Юра Сахаров.

– Непоставка! – шепчет начальник отдела международных операций, которому очень не хочется общаться по этому поводу с серьёзным иностранным банком.

В те пять минут, пока я напряжённо размышляю, что делать, произносится еще много разных слов в адрес банка-поставщика и депозитария, но ни одного по делу И ни одного приличного.

Я не буду утомлять вас нервной историей о том, как мы в испарине разыскивали эти чёртовы ценные бумаги. О том, как готовились брать кредит под сумасшедшие проценты, чтобы на эти деньги накупить на открытом рынке по сумасшедшим ценам столько же и таких же ценных бумаг, которые потерялись. О том, как Юра Сахаров ездил в депозитарий хватать за грудки местных операционистов, а начальник отдела международных операций ездил в банк-поставщик хватать за грудки их курьера. О том, как в тот день мы истратили несколько сотен долларов на истерические разговоры по мобильным телефонам. О том, как я опустошал свой словарный запас английского языка, разъясняя лондонским коллегам, что всё в порядке и они не видят ценные бумаги на своём счету исключительно по техническим причинам.

О том, как наш клиент опустошал свой словарный запас нецензурного русского языка, прося меня показать пальцем, кого именно из своих сотрудников я отдам ему на собственноручное растерзание…

Чем всё закончилось? Юра Сахаров потому и возглавляет операционное управление, что умеет хватать за грудки. Выяснилось, что курьер передал поручение под расписку операционистке депозитария, у которой неожиданно заболел ребёнок, из-за чего она резко рванула с работы… Не знаю, как это вышло, но поручение оказалось у неё в сумке, с которой она и помчалась домой к драгоценному чаду. Этот документ, стоивший несколько миллионов долларов и несколько миллиардов наших нервных клеток, она обнаружила у себя в сумке только под вечер и в состоянии остолбенелого испуга позвонила на работу, откуда позвонили уже нам.

Юра продемонстрировал чудеса каскадёрского вождения автомобиля, в течение получаса доставив поручение из окраинного микрорайона в депозитарий, а затем проявил недюжинную силу убеждения, заставив депозитарий принять поручение к исполнению после окончания рабочего дня. Благодаря тому что с Лондоном у нас трёхчасовая разница во времени, мы успели.

В офис Юра вернулся в девятом часу вечера с огромной бутылкой виски.

– В депозитарии дали, – лаконично объяснил он.

Ну, скажите мне, разве это не был объективный повод выпить?

А я ещё не рассказал вам, какие объективные поводы нам дают ошибки трейдеров, риск-менеджеров, бухгалтеров, юристов, переводчиков, секретарей и многих других представителей нашего славного банковского коллектива…

Редко пить не получается.

Звёзды

Раз уж я упомянул Юру Сахарова, да ещё и в связи с выпивкой, то не могу не рассказать об одной истории, с ним приключившейся. История короткая и незамысловатая, но для меня и моих коллег незабываемая.

Юра – редких способностей человек – сочетает в себе философское отношение к жизни и умение решать конкретные проблемы. Мне всегда казалось, что лирику он не любит. Его нервная работа, которая требует умения жёстко общаться с людьми, не способствует развитию лирического начала и созерцанию прекрасного.

Но Юре однажды удалось опровергнуть этот стереотип.

В очередной раз по окончании напряжённого рабочего дня Юра вернулся после ответственного задания (которое он, кстати, с блеском выполнил) с бутылкой водки. «Клиент дал в знак благодарности», – пояснил он. Мы с интересом приступили к осмотру бутылки и этикетки, потому что видели такую водку впервые. Называлась она, кажется, «Южная», а на этикетке, выглядевшей очень даже недёшево, был изображён какой-то орнамент в духе буйного абстракционизма. Но больше всего нас озадачил странный осадок на дне бутылки – что-то вроде чёрного графитового порошка.

– Это что за фигня? – озвучил наконец наше недоумение Серго Цатава, начальник нашего отдела продаж.

– Бактерицидный порошок, – неуверенно предположил кто-то.

– В водке? – с сомнением проговорил Серго. – Какие бактерии могут быть в водке?

– Может быть, какая-нибудь деликатесная приправа? – выдвинул новую гипотезу трейдер Женя-большой. (У нас два Жени, оба – трейдеры. Женя-большой действительно отличается мощными габаритами, а Женя-маленький действительно щуплый и невысок ростом.)

– Как перец в горилке, – добавил Женя-маленький.

– На этикетке ничего про порошок не сказано, – хмуро заметил Юра.

– Ни фига вы не смыслите в водке, – безапелляционно заявил Серго. – Вы что, не знаете, сколько сейчас палёного спиртного продаётся?

Мой друг Славик с женой ездили в Крым, с друзьями купили там водки, хлебнули и наступил пушной зверёк…

– Пушной зверёк? – не понял я.

– Песец, – коротко объяснили мне.

– Оказалось, что метиловый спирт, – продолжал леденить нам душу Серго. – Славик с ребятами тоже думали, что такое грозит только бомжам да алкоголикам, однако же достало и их тоже. Один парень ослеп на хрен…

– Да брось ты, – перебил его помрачневший Юра. – Не стал бы клиент мне технический спирт подсовывать…

– Давайте, давайте, – зловеще бормотал Серго. – Славик тоже посмеивался, а потом под капельницей…

– Заткнись, Серго, – поморщился я. – Всё настроение испортил.

День, однако, действительно выдался тяжёлый, и настроение выпить было значительно сильнее опасений, навеянных байкой Серго. Экзотическую «Южную» раскупорили и, стараясь не взбалтывать бутылку, чтобы не тревожить неведомый осадок, распили. Водка всем понравилась, и Юра, не обращая внимания на стенания Серго, допил её остатки вместе с осадком.

В расслаблении нуждались многие из нас, а потому достали из запасников (то бишь из моего сейфа) ещё пару бутылок виски. Кажется, это была пятница, поэтому мы себя особо не ограничивали. Юра по праву заслужил настоящей релаксации, и я не стал брюзжать по поводу того, что его, буквально провалившегося в сон, пришлось укладывать спать прямо на диване в переговорной комнате. Оля Петренко, наш заботливый офис-менеджер, даже плотно сдвинула створки жалюзи на окне, чтобы Юре не мешал яркий прожектор на крыше соседнего здания, и плотно закрыла дверь.

Уже в двенадцатом часу, когда почти все разошлись по домам, весь этаж вдруг пронзил жуткий вопль. Мы замерли. Из переговорной послышался грохот раскидываемой мебели, а затем хруст и лязг. Спустя несколько секунд мы ворвались в комнату, где, как нам казалось, не должно было происходить ничего более шумного, чем мерный Юрин храп.

Хотя в комнате свет был выключен, мы в полумраке увидели следующую картину.

Огромный стол, всегда казавшийся мне незыблемо тяжёлым, был чуть ли не сметён к стене. Пара стульев была опрокинута. Жалюзи с мясом были вырваны из карниза и валялись на полу бесформенной грудой. Окно было распахнуто настежь. У окна стоял Юра. Он в напряжённой позе высунулся наружу, направив взгляд куда-то вверх.

Мы подошли поближе и, бросая вопрошающие взгляды друг на друга, тоже стали пялиться в окно. Там не было ничего интересного. Там было темно. Прожектор на соседнем доме давно уже погасили, в переулок, куда выходило окно, свет ярких огней Москвы не попадал.

– Юра, ты чего? – осторожно спросил я.

Юра медленно повернул голову. Его лицо выражало неподдельное счастье. Он указал пальцем вверх и прошептал:

– Звёзды…

Я посмотрел на клочок неба, видневшийся из окна, и разглядел несколько слабо мерцавших звёзд. Тут до меня дошло, и я захохотал, ещё более возбудив тревожное недоумение коллег.

Может быть, я был пьян и благодаря этому умудрился как-то быстро сообразить. Ребята, в конце концов, Юру можно было понять! Что он должен был предположить, выпив странной водки под страшную историю о несчастном парне, ослепшем от метилового спирта, а затем проснувшись и открыв глаза в кромешной темноте переговорной комнаты? Его панику и слепые метания в неизвестном ему помещении можно было понять. Неудивительно, что в окружавшей его тьме лишь смутно видневшиеся в небе звёзды привели его в чувство облегчения и лирического восторга…

С тех пор Юра стал почаще поглядывать на ясное звёздное небо, предаваясь созерцанию величественного зрелища.

Рыцари финансовой торговли

Есть в трейдерах некая стать и некий стиль. Современные рыцари финансового рынка без страха и упрёка. Как пилоты боевых истребителей. Как тореадоры. Обладатели тайного знания, секретного навыка и особых связей. Своя профессиональная корпорация. Засученные рукава дорогой сорочки и кружка кофе у терминала. Отточенная небрежность в манерах. Закрученный сленг. Телефонная гарнитура, небрежно нацепленная на ухо, микрофон у рта. Стремительный стук клавиш и ещё более стремительные щелчки мышкой. Создание прибыли или нанесение убытков одним нажатием кнопки. Бурная стихия чужих денег, находящих своё выражение в равнодушных цифрах на мониторе…

Со стороны всё так и кажется. Нет, не так выразился. Всё так и есть на самом деле. Только отношение к этим рыцарям финансовой торговли совершенно разное – извне и изнутри. Во всяком случае, я прекрасно понимаю впечатлительных молодых людей, испытывающих зависть и пиетет по отношению к трейдерскому легиону. Есть чем проникнуться. Атрибуты этой профессии технологичны, по-своему красивы, иногда загадочны и даже романтичны. Есть свои правила взаимоотношений, своё цеховое общение, профессиональная обособленность и специальная философия. Чем не рыцарский орден?

Но с другой стороны, надо понять и руководителя департамента банка, в котором работают трейдеры. Иными словами, проникнуться проблемами сюзерена, к которому нанялись эти рыцари. Ибо – как не были великими мыслителями средневековые крестоносцы, подвиги которых воспеты в стольких романах, так далеко не каждый трейдер – Эйнштейн в банковском деле…

– Святослав! – ору я. – Какого хрена ты позицию по евро «перелимитил»?

– Так ты ж сам сказал… – бурчит Святослав.

– Я не мог такого сказать! Ты сам разве не видишь, что нам, наоборот, по «кабелю» закрываться нужно?

– А чё, я всё видеть должен? Ты сказал – мы сделали… А «простыню», между прочим, мне вовремя не принесли…

Совершенно неважно, о чём идёт речь. Святослав – вовсе не дурак, иначе не поставил бы я его начальником валютного отдела. При желании он бы всё понял и сделал так, как надо. При желании – усомнился бы и переспросил… При желании – оторвал бы свою задницу от комфортабельного кресла и сам сходил бы за «простынёй», то бишь, пардон, за актуальным расчетом валютной позиции… Но редко он такое желание проявляет. Ему неинтересно лезть дальше своих прямых обязанностей. И ему очень не нравится, когда я пытаюсь круг этих его прямых обязанностей расширить. Не стоит надеяться, что трейдер подойдёт к задаче творчески. Он – рыцарь, нанятый на конкретное ратное дело, а задача сюзерена – ставить простые и внятные задачи. Порубить в муку этих, затоптать копытами тех…

– Константин! – ору я. – Ты когда свою часть бизнес-плана напишешь? Нам его плановикам через час сдавать!

– А чё я тебе – писатель? – бурчит Костя.

– А ты не начальник отдела, что ли? – резонно замечаю я. – На хрена я тебя назначил тогда? Я за тебя бизнес-план должен писать?

– Если у начальника будут такие писательские геморрои, то лучше понизь меня обратно!

При соответствующем напряжении мысли Костя, начальник торгового отдела по ценным бумагам, вполне сподобится сформулировать бизнес-план своего отдела. Но не будет он напрягать мысль. Напишет пародию на бизнес-план своим трейдерским языком («одна из главных задач отдела – исполнять ордера без дебетов, особенно контролируя шорты, для чего инфа по остаткам нам нужна в моменте»), после чего я вздохну и напишу за него всё сам, ибо это быстрее и милосерднее. Рыцари – не писатели, они – воины. Меньше писанины – больше дела!

Кстати, заставить трейдеров работать не по понятиям, а по регламентированным правилам крайне трудно.

– Костя, – устало говорю я. – Почему бэк-офис мне жалуется, что вы опять незаполненные тикеты им сдаёте?

– Как это – незаполненные? – возмущается Костя.

– Так это! Пишете только код акции и цену, а остальные графы пустыми оставляете!

– А че, бэк-офису трудно самому в реестре взять остальные данные?

– По-твоему, они должны за вас тикеты дооформлять?

– А почему бы и нет? У меня сделок выше крыши, а я ещё буду таблички всякие заполнять?

– Будешь, блин! – отрезаю я.

– Ты за бэк-офис, что ли? – изумляется Костя.

– Что значит – «за бэк-офис»? Так в инструкции записано! Твой отдел должен оформлять тикеты, от А до Я!

– Дурацкая инструкция! – ворчит Костя.

– Не нравится – перепиши.

Впрочем, тяжёлое отношение Кости к писательству известно. Так что будет кое-как оформлять тикеты для бэк-офиса, ругаться с ними, выслушивать мои тирады, но до последнего будет лениться предложить изменения к «дурацкой инструкции»… Не рыцарское это дело – регламенты.

Я их перевоспитываю, конечно. Делаю из продвинутых трейдеров хотя бы приемлемых менеджеров. Потому что хороший менеджер с двумя посредственными трейдерами может гораздо больше, чем десяток хороших трейдеров под посредственным менеджментом.

…Ну вот, рыцари снова устроили привал! Опять эти бездельники используют дорогостоящую технику не по назначению. Любимое хобби валютного отдела во время рабочего дня – компьютерный бильярд.

– Как же вы меня достали! – рычу я и выдёргиваю штепсельную вилку из розетки, которая, по моим прикидкам, питает компьютер, превращённый из офисного в игровой.

Однако вместе с исчезновением с экрана ненавистного бильярда вдруг гаснут все мониторы торговых терминалов валютного отдела. Я застываю с проводом в руках.

– Хана, – хладнокровно комментирует Святослав.

– Почему терминалы не на «бесперебойниках»?! – ору я, прикидывая масштаб нанесённого ущерба.

– Почему же не на «бесперебойниках»? – обиженно отзывается Святослав, берет у меня из рук провод и втыкает вилку обратно в розетку.

Мониторы оживают с теми же изображениями, с которыми погасли несколькими секундами раньше. Экраны торговых программ на месте. Бильярд тоже на месте.

– На бесперебойном питании – системные блоки, – поясняет Святослав. – А на эту розетку мы замкнули мониторы… – Он не сдерживается и ухмыляется. – Скажи честно, Андрей Викторович, чуть пересрал, да?

– Каз-злы! – возвещаю я и ухожу к себе.

Конечно, я их всех на самом деле люблю. Где-то в глубине души. Очень глубоко.

Сон в летнюю ночь

Летняя ночь.

Тихо. Жарко. Душно.

Дилинг – это место, где днём за терминалами идёт война на открытом рынке, где ожесточённо стучат по клавишам трейдеры, совершая сделки по поручению клиентов и пытаясь «срубить» спекулятивную прибыль…

А ночью здесь тихо. Лишь серверные компьютеры слегка гудят охлаждающими вентиляторами да шуршат магнитными дисками.

Единственное место на дилинге, которое ночью функционирует, – это так называемый «форекс-деск». Что это такое? Это часть дилинга с терминалами «Рейтер Дилинг», через которые торгуют на международном валютном рынке. Международный валютный рынок особен тем, что торговой компьютерной сетью таких терминалов связаны тысячи банков по всему миру, от Токио до Сан-Франциско, а потому торговля мировыми валютами идёт круглосуточно. Этот рынок никогда не спит. Например, если хочешь заключить сделку, когда в Америке рабочий день, изволь быть на рабочем месте с пяти вечера до семи утра…

Так как у нас есть клиенты, которые хотят поторговать какой-нибудь СКВ непременно посреди ночи, то на «форекс-деске» ночью всегда дежурит трейдер. Да, это утомительно, но сервис есть сервис.

Сегодня дежурит Макс. Ему тяжко. Он знал, что будет дежурить, знал, что ему выходить в ночную смену, но вчера был объективный повод выпить. Поэтому этой летней жаркой ночью ему тяжко. И кондиционер здесь бессилен.

Уже третий час ночи, и ни одного звонка от клиентов. Макс крепится, но организм устал и предательски включает биологические часы нормального человека, ведущего дневной образ жизни. Не спать… Не спать! Спать? Нет, не спать! Не спать? Нет, спать… То есть не спать… Или… Хр-р…

Звон в ушах! Нет, трель в мозгах!

– Кхм! Алло?

– Доброй ночи!

– Угу, слушаю…

– Это клиент двадцать два пятнадцать. Я бы хотел узнать котировоч-ку фунта против иены…

Взгляд на часы. Три сорок. Чёрт, глаза слипаются… Взгляд на монитор. Спрос – сто семьдесят шесть целых пятьдесят две сотых. Предложение – сто семьдесят шесть целых шестьдесят девять сотых…

– Пятьдесят два на шестьдесят девять…

– Что-что? Один фунт пятьдесят две иены?!

– Кхм! Это сотые.

– А сколько целых?

– Столько же, сколько и всю последнюю неделю, – сто семьдесят шесть.

– А! Ага… Сейчас, погодите, я прикину…

– Вы будете сделку делать?

– Минуточку! Сейчас, я прикину… Я повишу на линии, можно? Мне тут подсчитать нужно…

Молчание.

– Алло?

– Гм? А, да висите, висите… Считайте там, что хотите…

Проходит целых две минуты. В трубке слышится лишь бормотание клиента двадцать два пятнадцать: «Так… Ага… Это уровень поддержки… Если заложиться против тренда… Как раз ставки подняли… Закрыть позицию по евро… Ага… Как раз сейчас самое время…» Голос клиента крепчает и даже чуть дрожит от предвкушения удачной сделки. Клиент бодро произносит:

– Алло?

Молчание.

– Алло-о!

Молчание.

– Эй, там, на дилинге!

В голосе клиента слышится лёгкая растерянность. Он бормочет сам себе под нос:

– Чёрт, если он отошел, мог бы предупредить…

Ожидание длится секунд тридцать, а потом снова:

– Алло!

Клиент уже теряет надежду, но тут наконец он слышит в трубке:

– Кхм!

– Алло! – радостно вскрикивает клиент. – Заявку на сделку примите!

В ответ раздаётся:

– Хр-р…

– Алло? – не верит своим ушам клиент.

– Хр-р… – подтверждает Макс.

– А… Ой, – как-то совсем потерянно бормочет клиент.

– Хр-р… – жизнеутверждающе храпит Макс прямо в микрофон трейдерского телефонного гарнитура, который нацеплен на его склонённую набок голову.

Страницы: 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Афоризмы о юности, зрелости, старости, о здоровье и болезнях, о жизни и смерти и о жизни после смерт...
Два капризных избалованных сынка богатого спонсора на борту научноисследовательского судна – аттракц...
Поэт-гусар Денис Давыдов (1784 – 1839) уже при жизни стал легендой и русской армии, и русской поэзии...
До сих пор у нас не было сколько-нибудь представительной антологии цитат о политике и сопредельных п...
Это книга про нашего с вами современника, молодого человека по имени Сергей Резвей. Ему нет ещё и тр...
«… Первый бой протекал вяло и неинтересно. Минут пять противники обменивались редкими ударами и не с...