Второй шанс 2. Вольноопределяющийся Сухов Александр

Пролог

Обидеть Таню может каждый,

не каждый может убежать.

 Владимир Поляков.

Паровоз пассажирского поезда «Владимир-Киев», издав протяжный гудок, пыхнул паром, и состав остановился у железнодорожной платформы небольшого провинциального городка Боровеск.

– Стоянка десять минут! – поставленным басом объявил здоровенный усатый проводник в темно-синем кителе, застегнутом на серебряные пуговицы со стилизованным изображением перекрещенных кирки и топора, и голубыми погончиками старшего кондуктора с двумя золотистыми лычками. – Уважаемые господа, просьба освободить вагон!

«Уважаемые господа» в количестве двух молоденьких лейтенантов долго уговаривать себя не заставили. Подхватив чемоданы, выскочили из вагона. Судя по не успевшей обмяться на теле новенькой военной форме и непотертым погонам, еще вчера это были курсанты одного из имперских пехотных училищ. Изрядно помятые физиономии и красные глаза удальцов с легкой синевой под ними однозначно указывали, что весь путь они провели в приятных разговорах за рюмочкой-другой-третьей… доброго винца. Славных защитников отечества слегка пошатывало.

Конец июля, раннее утро, тепло, но пока нет изнуряющей летней жары, которая очень скоро вступит в свои права. На свежем воздухе настроение путешественников заметно улучшилось.

Офицеры протопали мимо суетящейся толпы у вагонов второго и третьего классов. Тут все как обычно – стремящиеся занять места в поезде упорно ломились внутрь, желающие покинуть невольно этому препятствовали. В результате вышла полная сумятица и неразбериха. Злые проводники пытались словесно и действием урезонить наглых пассажиров, мешавших приехавшим освободить вагоны. Это не очень помогало. Русский человек так устроен, что всё время опасается куда-нибудь опоздать и очередей не приемлет, если существует хотя бы малейшая возможность протолкнуться, куда ему нужно, оттого и создает ненужную суету по малейшему поводу. Ну как же, билеты оплачены, вот они на руках. Дык извольте пропустить за мои кровные. И непонятно, по какой такой причине, за твои денежки тебе же норовят кулачищем в харю двинуть.

Внимание проходящих офицеров привлекла забавная сценка. Растолкав напирающую толпу, из вагона второго класса вышел широкоплечий детина на голову выше самого высокого из присутствующих. В руках он навесу держал двух особо наглых мужичков, успевших проникнуть в вагон и являвшихся причиной повышенной суматохи. Тот факт, что у нарушителей спокойствия были на руках тяжеленные баулы, а за плечами увесистые торбы, парня ничуть не смущал, похоже, вопящий и перебирающий ногами в воздухе груз его вообще не напрягал.

– Молодец юноша! – одобрительно заметила какая-то дама, – лезут всякие, выйти спокойно не дают.

– Совершенно верно, Марь Иванна, – ужасно грассируя, будто урожденный бургундец или гасконец, поддакнул даме мужчина средних лет.

Прочий народ из числа прибывших также одобрительно загудел. Толпа отъезжающих прекратила штурм вагона и молча взирала на творившееся по их мнению непотребство.

Тем временем молодой человек поставил на дощатый настил перрона двух вопящих благим матом мужичков вместе с их вещичками, что-то им сказал такое, отчего те сразу же притихли. Затем, отряхнул ладони, будто избавляясь от мусора, поправил лямки рюкзака на плечах и резво потопал вдоль поезда.

О произошедшем курьезном случае двое вновь испеченных офицеров тут же забыли. Выйдя на привокзальную площадь, они осмотрелись.

– Ну и где же, Василий, твоя коляска?

– Папенька обещали, значит скоро будет, Виктор Александрович.

Нечто странное, несмотря на равенство чинов и званий было в манере общения этих двух молодых людей. Оба лейтенанты командиры пехотных взводов. При этом тот, кого именовали Василием явно пресмыкался перед товарищем. И не мудрено: Василий Трифонович Семипольский – всего лишь сын крупного землевладельца и столбового дворянина Александра Григорьевича Семипольского, Виктор Александрович Орлов выходец из боярского рода Орловых. И то, что Виктор Александрович согласился перед отправкой в действующую часть навестить поместье родителей своего бывшего однокашника и теперешнего однополчанина, было величайшей честью для скромного по меркам империи дворянского рода.

– В таком случае, Василий, – боярич указал рукой на здание с вывеской над входом «ПРИВОКЗАЛЬНЫЙ ТРАКТИР», – предлагаю произвести временную оккупацию сего заведения с целью поправления здоровья и удовольствия для.

Оккупация трактира продолжалась на протяжении примерно часа. За это время юные офицеры успели поправить здоровье легким игристым, по заверению хозяина заведения Еремея Силыча Сидорова, якобы «вчерась доставленным из самой хранцузской Шампании», а также перекусить местными разносолами, то как квашеной капустой, тетеревом в соусе из белых грибов и блинами с самой разнообразной начинкой. Там обоих выпивох и обнаружил присланный Семипольским-старшим кучер Прохор.

Василий щедро расплатился с Еремеем Силычем, за что хозяин трактира проводил богатых гостей аж до самого возка и, кланяясь едва ли не в пояс, приглашал посетить заведение еще раз.

Раззадоренные вином с хорошей закуской молодые лейтенанты с интересом разглядывали проплывающие мимо пейзажи и людей.

Боровеск город древний, в свое время юго-западный оплот Владимир-Суздальского княжества. Не раз подвергался набегам поляков и литвин, до тех пор, пока элиту беспокойных соседей частью не выдворили за пределы государства Российского, остальнй же народишко, окрестив по православному канону, отправили осваивать Сибирь-матушку, при этом изрядно разбавили исконно русскими людишками. За сто прошедших лет все и забыли, что когда-то в Европе существовало государственное образование под названием Польско-Литовская уния. Воинственные шведы также едва не дошли до этого городка, но были разгромлены под Малым Ярославцем, что примерно в сорока верстах.

Город вполне себе ухоженный. Дороги повсеместно мощены булыжным камнем. Тротуары в центре города и на главных улицах выложены гранитной брусчаткой, на окраинах чаще дощатые, непременно обсажены деревьями или аккуратно подстриженными шпалерами ирги и шиповника.

Дома простого люда в основном бревенчатые, редко первый этаж кирпичный. Купцы предпочитают строиться с размахом ближе к центральной части города. Здесь здания из кирпича с претензией на разные европейские стили. Впрочем, смотрится вполне себе гармонично. У каждого дома простого горажанина палисадник со всякими экзотическими растениями. Жилища богачей чаще обнесены оградами чугунного литья и спрятаны за развесистыми деревьями.

Народ в основном занят садоводством, огородничеством и сбором лесных даров. На том испокон веку богатели здешние купцы. Богатели знатно и для того, чтобы лафа не заканчивалась изрядно вкладывались в строительство храмов. Здесь их более пяти десятков. Сплошь золоченые купола. В полагающееся время малиновый звон колоколов по всему городу и его окрестностям. Благодать!

По случаю выходного дня на улицах многолюдно. Особое внимание молодых людей привлекали юные девицы, чаще в сопровождении строгих мамаш или бдительных наставниц.

В какой-то момент в сотне шагов по курсу движения конного экипажа дорогу перешел молодой человек весьма приметной наружности. Пассажиры тут же узнали в нем того самого юношу, что недавно навел порядок на платформе у своего вагона. Помех движению он не создал – перешел проезжую часть и спокойно пошагал по краю тротуара в известном одному ему направлении.

Однако по какой-то непонятной причине факт пересечения парнем дороги едва ли не перед носом лошади не понравился бояричу.

– Эй, как там тебя… Прохор, проучи-ка вон того наглеца, чтоб знал, как дорогу перебегать! – скомандовал он кучеру.

Ну что же, хоть он и не его работодатель, но заискивающее поведение сына хозяина перед гостем прямо указывало, что все его желания – закон для такой мелкой сошки, как кучер.

Усмехнувшись в окладистую бородищу мужик хищно оскалился:

– Проучить, вашбродь – это можно. Это мы с великим хотением.

Когда коляска поравнялась с нарушителем душевного спокойствия капризного боярича, Прохор замахнулся кнутом, чтобы перепоясать юношу поперек спины. Однако в тот момент, когда раздвоенный конец бича должен был соприкоснуться с телом парня, произошло нечто невероятное. Рука незнакомца перехватила витой кожаный ремень в полете и с силой дернула кнут на себя. Как результат, крепко державшегося за рукоять Прохора, буквально вынесло с козел и отправило в недолгий полет прямиком в растущий по краю тротуара куст. Лишившись понукающего действия вожжей, лошадка пробежала десяток саженей и остановилась.

Парень подождал пока очумелый Прохор, выберется на дорогу и, с усмешкой глядя на поцарапанную физию, спокойным голосом сказал:

– Больше так не делай. Усёк? – и, не дожидаясь ответа, уверенной походкой направился дальше.

На этом инцидент, вроде бы, можно было считать исчерпанным, но не тут-то было. Спесивый боярич посчитал, что оскорбление раба на глазах господина, суть оскорбление самого господина.

– Вася, а давай-ка покажем этому безродному нахалу, как нужно себя вести в присутствии уважаемых господ офицеров! – возбужденно крикнул Орлов.

Будь офицеры хотя бы чуть трезвее и не рискни напасть на незнакомого юношу, события в нашей истории пошли бы по совершенно иному пути. Однако хмель, замутивший сознание двум горячим юношам, ко всему прочему, благородных кровей, заставил их немедленно покинуть коляску и наброситься с кулаками на оторопевшего от столь вопиющего беззакония молодого человека.

Первым подбежал Василий и попытался достать незнакомца отработанной комбинацией джеб-кросс-хук, приемами из завезенного с Туманного Альбиона новомодного бокса. Однако парень оказался не промах. Он ловко уклонился от прямого правой в голову, затем блокировал удар левой и встречным прямым отправил противника в глубокий нокаут.

Тут подоспел разгоряченный боярич и попробовал ногой ударить противника в пах. Удар болезненный, неоднократно опробованный в уличных драках с юнкерами других военных училищ, никогда не подводил Орлова. Но на этот раз что-то пошло не так. Вместо того, чтобы попасть точно между ног и отправить противника в долгую отключку, носок сапога просвистел мимо цели, а сам обладатель бойцовой ноги раскрылся и был жестоко наказан мощным ударом в лицо.

Посмотрев на распластанных на брусчатке тротуара противников, юноша недоуменно пожал плечами и собрался, было, продолжить прерванный путь. Тут неподалеку прозвучал свисток городового. Некстати оклемавшийся кучер заорал громким визгливым голосом (Где та недавняя удаль?) на всю улицу:

– Помогите! Убивают! Мово барича с ихним гостем убивают!

Тут и королевская рать пожаловала. Четыре нижних полицейских чина во главе с околоточным примчались на истеричные крики. Увидев забавную картину, без промедления задержали молодого человека и доставили в участок до выяснения обстоятельств произошедшего. Чувствуя за собой правоту, юноша сопротивления представителям властей не оказал. Пострадавших офицеров немедленно отправили в клинику Аркадия Сафроновича Челищева, где государев целитель быстро привел их тела в порядок.

Глава1

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном…

 А. С. Пушкин.

Ситуация, мягко говоря, хреновая. Мало того, что меня попытались избить непонятно за что, так я же еще и виноват оказался. Сначала меня приняли в околотке довольно мягко, мол, подрались молодые люди, с кем не бывает. Однако, после того, как полицейские узнали, что одним из пострадавших является отпрыском не последнего в государстве российском главы рода Орловых, ситуация кардинально поменялась. Мне тут же было предъявлено обвинение в покушении на жизнь персоны боярских кровей и столбового дворянина. Дело из банальной уличной потасовки, спровоцированной, кстати говоря, вовсе не мной, тут же было переквалифицировано по целому ряду других статей, более отягчающих.

Присланный из столицы полицейский следователь по особо важным делам в звании полковника предъявил мне обвинения аж по десятку эпизодов. Тут и нападение на несчастного кучера, и зверское избиение господ офицеров, причинение им тяжких телесных повреждений, нарушение спокойствия в городе и еще много всякой подобной чуши. Благо покушение на жизнь Государя Императора, а также на государственные устои Российской Империи не инкриминировали.

Разумеется, я все отрицал и потребовал объективного разбирательства, ссылаясь на показания многочисленных свидетелей, данные ими непосредственно после драки. Но полковник от жандармерии лишь издевательски ухмыльнулся мне в лицо:

– Нет более, господин студент, в материалах дела обеляющих вас показаний свидетелей. Все присутствовавшие на месте драки граждане проявили гражданскую сознательность и отказались от своих первоначальных ОШИБОЧНЫХ(!) показаний. Так что теперь именно вы Воронцов Андрей Драгомирович самый настоящий преступник и от каторжных работ вам не отвертеться.

– Подкупили или запугали, – констатировал я. – Всё понятно, закон на стороне знатного и богатого.

– Ну что вы, Андрей Драгомирович, закон в нашем государстве на стороне правого. Зарубите себе на носу, отпрыск уважаемого боярского рода априори не может быть виноватым перед представителем мещанского сословия.

А я что хотел? Сословное государство. Всяк, находящийся наверху социальной пирамиды имеет право безнаказанно пинать ногами любого, кто оказался ниже его по статусу. Ну не совсем безнаказанно, органы защиты правопорядка формально на страже законности. При этом, закон что дышло, куда повернул, туда и вышло. Свидетелей подкупили или запугали, теперь в суде некому рассказать как все произошло на самом деле. Следователь изложил ситуацию так, что будто бы сам я сбрендил и ни с того, ни с сего напал на мирного кучера, а потом безжалостно отделал двух офицеров, пытавшихся словесно наставить меня на путь истинный.

Нанятый бабушкой адвокат Левензон Абрам Яковлевич, изучив дело, покачал головой и грустно констатировал хорошо поставленным ораторским голосом:

По совокупности инкриминированных эпизодов вам, молодой человек, светит двадцать два года каторжных работ. Именно столько попросит на суде прокурор. Осужденных на такие сроки лиц отправляют обычно подальше за Урал. Социальное неравенство, Андрей Драгомирович, – беспомощно развел руками мудрый еврей. – С другой стороны, любому представителю моего народа на вашем месте светила бы пожизненная каторга – для отказавшихся принять христианство в нашем самом справедливом государстве совсем другие законы. Запомните мои слова, и, может быть, от осознания того, что в этом бренном мире кому-то намного хуже, вам станет хоть чуть, да полегче, когда будете валить лес тупым топором, толкать тачку с рудой или углем, или же рубить в шахте тот самый уголек. Впрочем, не все так мрачно, господин Воронцов, пару-тройку лет от максимального срока обещаю вам скостить, а то и все пять.

М-да всего лишь двадцать, в лучшем случае, семнадцать годков горбатить кайлом на любимую родину, чтобы потом выйти на свободу с чистой совестью. Это даже не смешно. И, разумеется, я не согласный.

Жаль, что в деле присутствует интерес одного из именитых боярских родов. Будь там какой-нибудь дворянин, дело можно было бы уладить значительными денежными отступными. Боярин отступные не возьмет, хоть миллион предложи, хоть десять.

Вообще-то тюремные запоры и решетки не представляют особых препятствий для меня как продвинутого волшебника. Можно, конечно, сбежать в какое-нибудь европейское государство, или в ту же Англию.

Об Америке речи не идет. Прежних монолитных Соединенных Североамериканских Штатов в этой реальности не существует. На территории Северной и Южной Америк куча колониальных и полуколониальных государств, частенько воюющих друг с другом непонятно по какой причине. А еще там замысловатые перехлесты интересов ведущих европейских государств, так что спокойствия ожидать не приходится. Австралия – практически неосвоенный континент, куда английское правительство активно отправляет свой криминалитет.

В Европе тоже не фонтан. Германские королевства и княжества активно объединяются. Вновь образованное государство уже предъявляет разного рода претензии соседям, грозящие многочисленными неприятностями в будущем. Англия, пожалуй, самое спокойное место в этом мире. Но бежать туда категорически не лежит душа.

Ладно, подожду пока дергаться, Абрам Яковлевич показался мне человеком умным и оборотистым. Авось, за свой нехилый гонорар и найдет какую лазейку в законах Российской Империи и вытащит меня из всего этого дерьма.

После недолгой беседы с адвокатом меня вновь препроводили в камеру предварительного заключения, в просторечье именуемую кутузкой. Первым делом цыкнул на курильщиков, кои в мое отсутствие безбожно испортили воздух своими цигарками. При мне не курят – отучил самым безжалостным образом, но стоит только покинуть камеру, начинают смолить как не в себя. Против чифиря возражений не имею, пускай себе травятся, но табачный дым не переношу на дух.

Сидевший на моей шконке товарищ под кайфом, проигнорировавший возвращение хозяина, был взят за шкирку и отправлен в полет в другую сторону душной камеры.

Прилег, закрыл глаза, тут воспоминания сами собой накрыли будто толстым стеганым одеялом из овечьей шерсти.

В этой реальности я оказался совершенно случайно после того, как умер в своей родной. Стоило мне тут оказаться, как я едва не склеил ласты. Спасла меня добрая старушка Василиса Егоровна Третьякова, мелкопоместная дворянка, к тому же весьма опытная лекарка, жившая в небольшом домишке у леса обособленно от соседей. А еще мне повезло тем, что я оказался в альтернативной России середины девятнадцатого века Явная удача, язык не пришлось учить и к каким-нибудь экзотическим условиям быта не пришлось приспосабливаться. Жаль, что в той реальности я не был профессиональным историком, однако знаний, почерпнутых из Сети, мне вполне хватило для того, чтобы более или менее разобраться, на каком историческом этапе разошлись наши два мира.

Мой реципиент, избежав гибели от руки наемного убийцы, босой и полураздетый проплутал много часов по зимнему лесу в конечном итоге отдал Богу душу. Мое же сознание совершенно случайно внедрилось в брошенное тело и там прижилось. Через несколько месяцев я вполне обустроился в своей новой физической оболочке. Добрая женщина приняла меня как родного, за что я ей безмерно благодарен.

В какой-то момент обнаружил, что являюсь владельцем Дара – это что-то наподобие магии из книг и фильмов фэнтезийного жанра моей первой реальности. Вот только там это выдумка, здесь – вполне себе обычное явление. Ну не совсем обычное, каждый Дар сугубо индивидуален и чародей должен найти свой исключительный путь к вершинам совершенства. Присутствие Дара у человека также обуславливает наличие внутреннего Источника – это такой генератор особой энергии, необходимой магу для совершения чародейских действий. Источник не является чем-то изначально стабильным, для повышения колдовской силы одаренного его необходимо постоянно прокачивать, иначе говоря, предпринимать некие действия для того, чтобы его объем и плотность заключенной в нем энергии увеличивались. Представления не имею, каким образом повышают свой потенциал другие маги, лично я гоняю энергетическую субстанцию по каналам и стараюсь максимально заполнять хранилище, затем сбрасываю излишек энергии во внешний накопитель.

Стоит поблагодарить Василису Егоровну за то, что предупредила о том, что рассказывать всякому встречному-поперечному о наличии у меня колдовского Дара не стоит – вмиг захомутают и заставят служить кому-нибудь из сильных мира сего, то есть, прощай свобода, здравствуй золотая клетка. А с моим сильным Даром ведуна я и вовсе желанный приз для всякого российского клана, даже для самого Государя Императора. За пять лет я научился ловко маскироваться под одаренного со слабеньким целительским даром, каких в нашем государстве десятки, если не сотни тысяч.

Пять лет назад со мной произошло волнующее приключение. Я побывал в иной пространственно-временной реальности, совершенно отличной от двух уже известных мне. Перед тем, как попасть туда мне пришлось убить опасного иномирного монстра. За гранью был город, пострадавший, скорее всего, в результате магической бомбежки. Местные обитатели оказались существами гуманоидного типа, но физиологически на людей совершенно непохожи. Впрочем, самих аборигенов на планете, скорее всего, уже нет, поскольку среди полной разрухи следов активной разумной деятельности я не встретил. Самих разумных видел лишь на фотографии, чудом сохранившейся в кабине пилотов боевого воздушного корабля.

Оттуда вынес два предмета – удивительной чистоты граненый алмаз и растение, оказавшееся весьма полезным в моей дальнейшей медицинской практике.

Вообще-то по своей магической специализации я не целитель, а ведун. Это более широкое понятие, включающее в себя освоение самых разнообразных направлений чародейства и волшебства, самым главным из которых является способность к постижению сути одушевленных и неодушевленных предметов, а также разного рода энергетических субстанций. Мой Дар, по утверждению Третьяковой, пожалуй, самый редкий из всех возможных именно поэтому, как я уже упоминал выше, светить им, старушка категорически не рекомендовала.

Ха! Старушка! Да, таковой Егоровна была до тех пор, пока я не применил к ней свои магические приемчики. По истечении пяти лет ненавязчивой работы над её организмом, она превратилась в цветущую даму, коей более тридцати и не дашь. Раньше называл её бабушкой, теперь язык не поворачивается. К тому же, вопреки компетентным утверждениям о невозможности вмешательства в развитие чужого Дара, мне удалось основательно повысить её магический потенциал.

А еще совершенно случайно мне удалось добыть деньги на строительство нового дома. Ну как случайно? Убил одного бандита, пытавшегося меня ограбить, и завладел его заначкой – вот и вся хитрость.

Евсей Валентинович Рожков, местный архитектор не подвел, спроектировал трехэтажный домик без ненужных наворотов и украшательств, зато с большими светлыми окнами, глубоким обширным подвалом, центральным водяным отоплением, ванной комнатой с горячей и холодной водой, теплыми туалетами с привычными для меня унитазами и умывальниками. Насчет архитектурных излишеств не обошлось без трений с господином архитектором. Мне пришлось выдержать тяжелую баталию, доказывая, что колонны с пилястрами, разного рода нефункциональные балконцы с карнизами, амурчики над парадным входом, барельефы медуз-горгон и прочая подобная ерунда нам ни к чему. Мы с Егоровной вовсе не лишенные чувства меры новые русские из моего двадцать первого века и не вмиг разбогатевшие купчишки этой реальности. Умеренность и ненавязчивая рациональность – вот наш принцип. Короче, перечеркали все первоначальные планы и внесли совместные корректировки. К октябрю тысяча восемьсот пятьдесят третьего года проект нашего нового дома был принят и утвержден соответствующими инстанциями. А еще через год мы переехали в новый дом, где в мое личное пользование было выделено аж целых две комнаты – одна под спальню, другая под кабинет, а еще часть подвала для моих химических (или алхимических, если угодно) опытов. Так и зажили мы с бабушкой, котом Сидором, пожилой семейной парой в качестве обслуги и молоденькой горничной. Горничную Егоровна выбрала самую страшненькую из многочисленных претенденток на эту должность, «дабы Андрюшенька мой как на рожу ейную глянул, так ево от всяких срамных мыслев вмиг избавляло».

Несколько раз в теплый сезон нас навещал Михаил Потапыч бурый медведь, попрошайка и наглый плут, норовящий припахать меня на предмет чесания своей тушки деревянными граблями. Каждый раз я избавлял его от оседлавшей шкуру и мех мелкой живности, а также от внутренних паразитов. За что медведь был мне весьма и весьма благодарен и частенько подвергал невыносимой пытке, вылизывая своим липким языком мою физиономию. Только присутствие кота Сидора избавляло меня от подобных ласк. Несмотря на различие в весовых категориях, кот доминировал над огромным лесным хищником и являлся для Потапыча непререкаемым авторитетом. Стоило ему только фыркнуть или зашипеть, медведь тут же трусливо пригибал голову к земле, демонстрируя позу покорности.

Старую избушку бабушки снесли. На ее месте было построено одноэтажное здание приемного покоя.

С моей первой в этом мире женщиной Натальей Берниковой мы знатно покувыркались на протяжении следующих полутора месяцев с того первого дня нашего забавного знакомства. Потом девка вышла замуж за парня из соседнего села, туда и отправилась вместе со своим богатым по местным меркам приданным, а также специфическим опытом, приобретенным в процессе наших совместных сексуальных утех. Дай Боже, чтобы её супруг не оказался консерватором-традиционалистом, в противном случае Наташка станет искать греховных связей на стороне, за что будет регулярно бита ревнивым супругом, и семейная жизнь молодой пары покатится под гору.

Потом у меня были другие девчонки, с коими я щедро делился своим богатейшим сексуальным опытом, благо новый мой организм позволял вытворять такое, о чем в той прошлой жизни приходилось только мечтать. Нежелательных беременностей не допускал. При выдаче замуж очередной своей пассии награждал каждую сомнительным бонусом, а именно, восстанавливал порушенную девственную плеву. В этих местах сохранение невестой девственности до свадьбы особым достоинством не является. Однако всякому жениху приятно осознавать, что именно ему выпала честь порвать своей балдой целку супружницы и окропить ложе её кровушкой.

Так и прожили с моей опекуншей более четырех лет. Я готовился к поступлению в университет на медицинский факультет. Периодически создавал омолаживающие мази, избавлявшие кожу человека также от разного рода бородавок, родинок и прочих портящих настроение людям сомнительных украшений. Егоровна регулярно принимала больных из окрестных деревень и сел.

Вначале лета прошлого тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года я успешно сдал вступительные экзамены во Владимирский Имперский Университет имени Серафима Казанского (местный эквивалент Михаила Ломоносова) на медицинский факультет. Там столь же успешно закончил первый курс. Лекций, семинаров не пропускал. Учился с должным прилежанием. Сдал все положенные зачеты и экзамены за первый и второй семестры, прошел месячную учебную практику в одной из столичных поликлиник. В отличие от многих своих однокурсников, при препарировании мертвых тел не блевал и от вида крови, гноя, язв, свищей и прочих поражений, крайне неаппетитного вида, тел пациентов сознания не терял.

По окончании практики направился в родные места в поместье обожаемой бабушки Василисы Егоровны, чтобы на природе провести остаток каникул. Ан не случилось. В Боровеске «повезло» наткнуться на двух моральных уродов, из-за которых теперь вся моя жизнь может пойти наперекосяк.

Егоровна о моем задержании узнала лишь на следующий день. Немедленно мобилизовала безотказного Епифана с его транспортом, и аки древняя валькирия примчалась в уездный городишко спасать «свово голубя». Впрочем, не забыла и о приземленном, навезла столько еды, что хватило и охране и мне, а также прочим сидельцам от её щедрот изрядно перепало. Вот он у меня в головах баул, набитый под завязку домашними хлебами, солениями, копчениями и варениями, а также пирожками со всякой начинкой. Магическая метка показала, что за время моего отсутствия ни один из сидельцев не рискнул проверить его содержимое.

Эко я напугал местную гопоту. А ведь вначале наехали – «не так вошел», «не так представился», «не проявил уважение к опчеству» и так далее в том же духе. Пришлось учить главных заводил уму-разуму сначала поврозь, а потом и всем кагалом. Первым перепало особо борзому юноше, корчившему из себя местного смотрящего. Потом по сусалам надавал трем его шестеркам. Бил не со злобой, так чтобы проучить, поэтому из побоища они вышли относительно целыми. Одного урока им оказалось недостаточно. Ближайшей ночью меня попытались зарезать когда я преспокойно спал глубоким сном. Ну не дураки ли? Пытаться навалиться дружно и всадить заточку в печень одаренного – они сумасшедшие.

Впрочем, эти парни не подозревают, что имеют дело с чародеем. О моем даре ведуна кроме Третьяковой вообще никому неведомо. Я тут, вроде как, лекарь с очень скромным даром и без особых перспектив к его развитию.

Проснулся, благодаря чародейскому сторожевому конструкту, активированному перед сном. Пришлось преподать еще один урок буйным сокамерникам. Все острые предметы конфисковал и переломал руками. Мало ли, еще обрежутся.

После того случая здешние «авторитеты» уже не помышляли строить козни против меня. Утром даже в картишки предложили перекинуться. Не отказался. Первую же попытку применения шулерских приемов одним из игроков пресек ударом фейса об тэйбл, иными словами, мордой о табурет, за которым играли. Подействовало мгновенно. Далее всё проходило абсолютно честно с их стороны и относительно честно с моей. За пару конов игры, напоминающей земное «Очко», обобрал пахана и его шестерок едва ли не до нитки. Вообще-то там и брать-то было особо нечего – с простых «быков» поимел по паре рублей мелочью, со смотрящего взял двенадцать с копейками. Несмотря на слезные мольбы, отыграться в долг не позволил. Спокойно сгреб денежки с импровизированного игрового стола и завалился на свою шконку.

Кто еще и за какие прегрешения находится в одной со мной камере меня не интересует вообще никак. Не мозолят глаза, не лезут с просьбами, не пытаются рассказать о своей нелегкой судьбине – вот и хорошо, пусть и дальше так же поступают.

Не заметил как мое сознание из состояния расслабленной задумчивости перетекло в режим глубокого сна.

Веселое застолье на просторной светлой веранде дедова дома. На дворе начало лета. Яблони в цвету, кругом зелень и пестрое разноцветье. Запахи из распахнутых настежь окон одуряющие. Птицы и насекомые летают туда-сюда. На душе спокойно и весело.

За большим столом сидим всем нашим дружным семейством: помимо меня, дед с бабушкой, отец, мама, младшие сестра и брат. На столе самовар бабушкины пироги с разнообразной начинкой, вазы с конфетами и фруктами, чашки с недопитым чаем.

Какой-то частью своего сознания понимаю, что моих родных бабули и деда давно нет на свете, но вопросов не задаю, если они здесь, значит, так нужно.

В руках у меня аккордеон, дед с гармошкой, бабушка с детским барабаном на коленях, братец отчего-то отрастил пейсы, напялил на тыковку кипу и вибрирует на скрипице, сеструха наяривает на балалайке, батя не лабает, только поет. Исполняем «Хас-Булат удалой» не под привычный русскому уху мотив Агреньевой-Славянской, а отчего-то под мелодию гимна Соединенных Штатов Америки:

«Хас-Булат удалой!

Бедна сакля твоя;

Золотою казной

Я усыплю тебя.

Дам коня, дам кинжал,

Дам винтовку свою,

А за это за все

Ты отдай мне жену…

Забавно так получается, я бы сказал даже патетично. Я веду аккордами основную тему, бабушка замечательно работает на барабане (куда там до нее самому продвинутому ударнику с профессиональной установкой), брат с сестрой и дедом импровизируют. Получается здорово. Откуда-то из-за моей спины нам подпевают детские голоса. Однако обернуться и рассмотреть племянников что-то постоянно мешает.

Ты уж стар, ты уж сед,

Ей с тобой не житье,

На заре юных лет

Ты погубишь ее.

Под чинарой густой

Мы сидели вдвоем,

Месяц плыл золотой,

Всё молчало кругом…

Не успели мы допеть песню, как уличная дверь распахнулась во всю ширь, из дверного проема на веранду хлынули потоки ярчайшего света, смотреть на который незащищенными светофильтрами глазами было тяжко, но я по какой-то непонятной самому себе причине все-таки не отрывал глаз от загадочного свечения. Поначалу мне подумалось, что где-то далеко рванул термоядерный боеприпас огромной мощности. Именно так я себе представлял Третью Мировую, о которой в последние годы моего пребывания на той Земле каждый день талдычили с экранов телевизоров разного рода эксперты, и от которой мне все-таки удалось удрать в параллельную реальность. Надеюсь, там она все-таки не началась и никогда не начнется, иначе всем наступит полный и окончательный трындец.

Интенсивность свечения не ослабевала. Вскоре мне показалось, что из этого ярчайшего светового потока должно вылезти что-то весьма ужасное, опасное исключительно для меня. В какой-то момент мне все-таки удалось рассмотреть кошмарную фантасмагорическую фигуру монстра. Жуткий страх коснулся ледяными пальцами моего сердца, хотелось закричать, но горло перехватил спазм и я… проснулся.

Не сразу сообразил, что нахожусь в общей камере следственного изолятора Боровеска. Вокруг неестественная для этого места тишина. Я бы назвал её мертвой. Здесь ждут приговора суда более полутора десятков сидельцев, которые априори не способны вести себя так оглушительно тихо. Да, да, я не ошибся, полная тишина била по башке хлеще любого хард-рока или металла. Даже ночью тут постоянно кто-то храпит, кашляет, выпускает из кишечника газы, что-то бормочет во сне. И вдруг ни с того, ни с сего мертвецкая тишина. Нет, тут что-то не так.

Просканировал окружающее пространство. Ага, все понятно – народ вовсе не помер дружно, но кто-то весьма могущественный в плане магии применил наведенное заклятие глубокого сна. Интересно, кому это понадобилось погружать заключенных в полное беспамятство, когда спящий даже храпеть и пукать перестает?

Ответ на не озвученный мной вопрос нарисовался очень скоро. В замочную скважину вставили ключ, вскоре дверь камеры распахнулась и на пороге возникли две темные человеческие фигуры. В руке одной из них был керосиновый фонарь. Лично я и в темноте неплохо вижу, но неожиданные визитеры не обладали способностью к ночному зрению.

Неожиданно гнетущую тишину нарушил мужской голос, не отличавшийся красотой и мелодичностью:

– Сергей Витальевич, ну где этот ваш Воронцов?

– Пожалуйста потише, уважаемый Николай Степанович, своей громогласностью вы мне весь контингент перебудите.

– Не волнуйтесь, мое заклятье весьма сильнодействующее – дай Бог, чтобы продрали глаза хотя бы часам к десяти утра. Хе-хе! Зато выспятся и еще долго будут прекрасно себя чувствовать.

– Дык вот же он. – Тот, кого назвали Сергеем Витальевичем осветил фонарем мое лицо. Пришлось закрыть глаза и максимально расслабиться.

Просканировал обоих в пассивном режиме. Так, ясно, один неодаренный, наверняка из тюремных служащих. Второй, тот что Николай Степанович – маг, судя по объему Источника, яркой светимости энергетических каналов внутри организма и насыщенной ауре вокруг его фигуры, чародей не из последних. Он наклонился надо мной и, попросив сопровождающего подсвечивать ему фонарем, начал совершать над моей «спящей» тушкой какие-то непонятные действия. Ну не совсем уж непонятные – он выпускал из рук жгуты энергии и пытался пробиться к моему Источнику, а также прощупать энергетические каналы и плотность внешней астральной оболочки. Разумеется, получить объективные данные я ему не позволил – недаром пять лет тренировал некоторые способности, позволившие мне избегать внимания еще более продвинутых магов, коих встретил на своем жизненном пути в этом мире уже довольно много. Для всех их я был серой посредственностью. Ну и хорошо, лично я за славой не гонюсь.

Наконец чародей отстранился от меня и с нескрываемым скепсисом в голосе произнес:

– Ну и где мы с вами, Сергей Витальевич, видим чрезвычайно сильного мага?

– Но, Николай Степанович, сам наследник рода Орловых изволят утверждать, что во время уличной драки имел место мощный энергетический выброс со стороны господина Воронцова. Сам я в этих делах не особо разбираюсь, но вы же не станете отрицать наличие сильного Дара у Виктора Александровича.

– Наличие сильного Дара у Романова-младшего отрицать не стану, а вот недостаток мозгового вещества под его черепной коробкой, к моему великому сожалению, приходится констатировать. Это же надо, наследнику древнего боярского рода учинить безобразие на чужой территории. Благо Андроновы дружны с Орловыми. Случись подобное у Арнаутовых, Щегловитых или Некрасовых-Белопольских, вместо этого паренька в каталажке оказался бы боярич, и просто деньгами в качестве выкупа наследника род Орловых не отделался бы!

На что Сергей Витальевич попытался горячо возразить:

– Но свидетели…

Однако был оборван в самой резкой форме:

– И что эти ваши свидетели? Сначала сказали правду, и эта правда кое-кому не понравилась. Пришлось деньгами и страхом затыкать людям рты. Но я вам скажу, уважаемый, на каждый роток не накинешь платок и правда-матка рано или поздно станет достоянием общественности, а это великий урон чести и достоинству Орловым. Лучше бы сразу сделали как советовал я, пошли бы на мировую с парнем и не старались раздуть скандал. Но этим спесивцам разве что-нибудь докажешь?! Эвон уже в столичных салонах смеются над «Аникой-воином Витюшей» и анекдоты сказывают о его славных подвигах, только что фамилию не называют, да оно и без того всем всё понятно. – Маг, посмотрев на сопровождающего, сказал: – Вот что, Сергей Витальевич, пойдемте-ка отсюда. Душновато здесь и пованивает. Вы бы хоть баню почаще устраивали этим бедолагам, да бельишко меняли – все-таки не скотина какая-нибудь, божьи души.

– У нас все по закону, милостивый государь, – направившись к входной двери, принялся с энтузиазмом рассказывать тюремный служащий, – помывочный день раз в неделю, белье меняем регулярно, харчами обеспечиваем свежайшими, прям с рынка. Да у них тут как на курорте – дрыхнут сколько влезет, кормежка трехразовая. Когда попадут на каторгу, узнают по чем фунт лиха. Вспомнят тогда добрым словом…

Что именно вспомнят сидельцы на каторге, я так и не услышал, поскольку толстая дубовая дверь, оббитая листовым железом, надежно отсекла внешние звуки.

Какое-то время я пребывал в обалдевшем состоянии. Этот хмырь боярич, все-таки что-то сумел во мне высмотреть во время уличного происшествия (у меня язык не поворачивается назвать случившееся дракой). Все-таки отпрысков именитых боярских родов нужно опасаться. Да, не удержался я – добавил толику магической энергии в десницу карающую, когда отправлял в аут Виктора Орлова, иначе голым кулаком не пробил бы магический щит, поставленный засранцем. Так ведь той энергии было – муха накакала, и все равно почувствовал. Ладно, сегодня вроде бы все обошлось. Посланный для проверки меня на предмет избыточной магической одаренности товарищ, не подтвердил подозрения боярского отпрыска.

Ну что же, впредь буду умнее. А пока можно расслабиться. Хотелось бы досмотреть приятный сон, и песню допеть. Как там оно:

Тут рассерженный князь

Саблю выхватил вдруг…

Голова старика

Покатилась на луг.

Глава 2

Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц,-

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

«Пройдет – словно солнце осветит!

Посмотрит – рублем подарит!»…

 Н. А. Некрасов

Василиса Егоровна Третьякова чаевничала по утру в обществе соседа-землевладельца отставного майора от артиллерии Черемисова Прова Николаевича. Отслужив в рядах Российской Армии положенные двадцать пять лет, Пров Николаевич решил вернуться к корням и заняться внедрением в сельское хозяйство новейших европейских разработок технологического свойства. Был он мужчиной высоким, приятной наружности, ко всему прочему холост. Опасности и трудности воинской жизни лишь слегка посеребрили виски этого сорокачетырехлетнего майора, что вкупе с черной как смоль шевелюрой, роскошными усами и отменной армейской выправкой придавало ему завидную толику мужского обаяния. Роскошный образ соседки-помещицы сразил сердце бывшего вояки с первого взгляда. Злые завистливые языки, как это часто бывает, пытались очернить женщину перед Черемисовым, мол, она тебе в матери годится. Но упрямый майор, не слушая «доброхотов», упорно шел к цели и пару-тройку раз в неделю навещал красавицу Третьякову в её доме. Покамест далее совместных чаепитий дело у них не зашло, но настырный вояка не терял надежды и пытался всячески произвести приятное впечатление на даму своего сердца.

– Так вот, несравненная Василиса Егоровна, стоим мы, значит, в кавказском ущелье Кызыл-Арба – Красная Телега по ихнему. По дну небольшая речушка протекает, вода ледяная талая с горных ледников зубы сводит, но вкусная, словами не передать. Наших едва батальон наберется, турок тыщь сорок, в основном янычары – бойцы знатные, отчаянно-бесшабашные! Моя батарея средних мортир, в засаде замаскированная под купу кустарника. Ждем, когда вражина ломанется на наши позиции. Оно хоша и горы, но свежести никакой, жарища, будто в чухонской бане, что сауной прозывается! Нервы, скажу вам, на взводе. Четыре с небольшим сотни супротив эдакой армады, похлеще будет, нежели у древних эллинов при Фермопилах супротив персов! Дело к обеду, а супостат и не думает наступать. Ну мы немного успокоились, решили, что на сегодня генеральный штурм отменяется, а назавтра должен был подойти двадцатитысячный корпус генерал-лейтенанта Буланова Серафима Дмитриевича. Вздохнули посвободнее, а турка возьми да попри на наши позиции аккурат опосля обеда. Страх Господень, вы бы видели, Василиса Егоровна, янычары по пояс голые с саблями и пистолями прут как бессмертные! Благо дело происходило в зауженном пространстве и развернуться широким фронтом супостат не имел возможности. Спасибо нашим одаренным, в первую очередь создали над батареей, коей изволил командовать ваш покорный слуга, непроницаемый для пуль, вражеских снарядов и чародейских штучек барьер, иначе нас повыбили бы в первые минуты боя. Особливо волшба. Вы бы видели как буквально в сажени от тебя молнии сверкают и огненные шары летают! Ужасти! После начала атаки мы не сразу открыли огонь по наступающим. Сначала произвели контрбатарейную борьбу, иначе говоря, подавили огнем артиллерию противника. Да что там было артиллерии той?! Смех один – с десяток дульнозарядных бронзовых пушчонок. А вот одаренных у них было очень много. Всячески нам мешали и угрожали. Благо подпоручик Супрунов правильный прицел взял и накрыл одним снарядом всю эту братию. Много жизней русских людей он тем самым спас! Я потом на него представление написал к ордену Святого Михаила-Воина. По подвигу и награда. Чуть позже, когда в горной теснине турок скопилось побольше мы дали залп в самую гущу наступающих, а за ним еще, еще и еще. А османы так и прут, будто страха в их сердцах нет, пуль пехотинцев и наших снарядов совершенно не боятся! Это мы потом узнали, что перед боем их опиумом накачали по самые брови. Моя батарея стреляет и стреляет! Ниже по склону пехота из винтовок лупит! Дым смрад, короче, Ад и Израиль! В какой-то момент стволы орудий перегреваться начали. Наконец раскалились едва ли не докрасна. Боеприпаса имеется в достатке, а стрелять нет никакой возможности – стволы расширились от нагрева, снаряд не летит куда нужно, водой охлаждать опасно, может ствол разорвать! Однако и у врага нервы оказались не железные, через полтора часа после начала атаки откатились на свои позиции. Так вот, обожаемая хозяюшка, когда дым рассеялся, такого количества трупов я не видел более ни разу, а кампаний мне довелось пройти немало. Горы мертвецов по всему ущелью, речка разлилась запруженная телами. Вода в ней вся красная от человеческой крови.

– Неужто такое бывает?! – сжав пальцы рук от волнения в кулачки, испуганно воскликнула Василиса Егоровна.

– Честью офицера клянусь! – гордо выпятил богатырскую грудь отставной майор. – В тот день турка атаковать так и не решилась. На следующее утро к нам подошло подкрепление, и враг вынужден был отступить. А потом погнали наши супостата по всему фронту до Эривани, Тифлиса и дальше за пределы Армении и Грузии. Лично мне сам царь грузинский Давид Третий Глонти повесил на шею золотую цепь кавалера ордена Горного Орла. После освобождения от турецкого ига кавказских единоверцев, нашу батарею перебросили под Нарву…

Рассказать о своих подвигах в Третьей Северной Войне майору помешал приезд мальчишки-посыльного на коняге.

– Госпожа барыня! Госпожа Барыня! – едва увидев вышедшую на крыльцо Третьякову, заорал во всю свою луженую глотку пацан. – Там это… вашего Андрея заарестовали полицейские и в тюрьму посадили!

– Как арестовали?! – всплеснула руками Егоровна.

– Побил он каких-то охвицеров и кучера ихнево едва не до смерти. Один, сказывают, ажно цельный болярин. За то ево в кутузку и определили, суда, значица, дожидаться.

– Господи Боже мой! – нервы женщины не выдержали и она тут же осела на ступеньку крыльца. Благо отставной майор вовремя оказался рядом, подхватил даму под локоток и успел предотвратить жесткую посадку. – Андрюшеньку полиция арестовала! Он же мухи не обидит! Расскажи, мальчик, кто тебя послал? Может пошутковать решили?

– Не, Василиса Егоровна, это никакие не шутки. А прислал меня Еремей Силыч Сидоров, я при евоном трактире на подхвате у Викентия Дормидонтыча – повара ихнего. Если что, Серега я Мальцев, меня там всяка собака знает. Вчерась ваш Андрей прибыл на поезде из столицы. Пешком решил прогуляться до поместья. А господа велели кучеру огреть его кнутом. Тот за кнутовище, а ваш как перехватит, да ка-а-к дернет! Кучер с козел прям в кусты улетел! Тут и сами офицера из возка повылазили. Он одному бздыщь! Другому бздыщь! Кажись, бояричу челюсть сломал, второму нос на боковину свернул. Но тех-то быстро всех излечили в больничке, а вот вашего в каталажку посадили, ну как бы за оскорбление чести и достоинства болярского сынка и столбового дворянина.

– А что за боярич и кто тот дворянин? – встрял в беседу Черемисов.

На что трактирный мальчишка незамедлительно отрапортовал:

– Болярин Орлов и сынок местного помещика Семипольского. Грят в гости оне ехали к Семипольским на смотрины младшей сестры охвицера Семипольского, ну жениться вроде бы надумали на ей…

– Так, стоп, не нужно лишнего! – притормозил говорливого мальчугана отставной военный. – Анекдоты про сватовство наследника боярского рода к хоть и столбовой, но дворянке можешь рассказывать своему повару, мне же в подобное мало верится. – Затем, повернувшись к хозяйке поместья, продолжил: – Как бы там ни было, дела у вашего воспитанника, можно сказать, швах. Прилюдно нанести оскорбление рукоприкладством отпрыску одного из знатнейших родов империи – гарантированно вынести себе приговор суда , минимум лет на двадцать каторжных работ. М-да, уважаемая, Василиса Егоровна, не завидую Андрею. Видать горячий он у вас юноша, жаль не успел с ним познакомиться.

– Что же мне делать, Пров Николаевич?

– Не вам, обожаемая Василиса Егоровна, – Черемисов лихо подкрутил черный ус, – а нам с вами, если, разумеется, позволите подсобить старому вояке в этой вашей беде. – Майор был еще тем стратегом и, проявив активное участие в делах Третьяковой, рассчитывал наконец-то завоевать сердце неприступной красавицы. И пусть мотивация этого его поступка кому-то покажется чересчур меркантильной, однако, помощь мужчины – это именно то, что в данный момент крайне необходимо хоть по-своему и сильной, но все-таки женщине.

Вскоре, получив от Третьяковой честно заработанный гривенник, Серега Мальцев ускакал обратно в Боровеск, а Василиса Егоровна начала лихорадочно собираться выручать из неволи «свово сокола ясноглазого Андрюшеньку».

Первым делом, по совету отставного майора, набрали побольше разных харчей долгого хранения и погрузили на возок Черемисова. У Василисы Егоровны хоть и был свой конный выезд, но после предложения соседа воспользоваться его транспортом, уже готовым к путешествию, не стала заморачиваться со своей повозкой. Также Третьякова предусмотрительно взяла с собой крупную сумму денег – мало ли кому сунуть понадобится.

Собирались недолго. Через полчаса, коляска Черемисова лихо катила, поднимая пыль, по грунтовой дороге, проходящей вдоль жиописного берега реки Протвы. Впрочем, Василисе Егоровне было не до окружающих красот. Женщину била нервная дрожь, поскольку осознание случившегося с единственным в этом мире по-настоящему близким человеком несчастья все сильнее и сильнее приводило её в ужас. За свои прожитые восемь десятков лет Третьякова неоднократно успела убедиться в предвзятости законов и законников при рассмотрении судебных тяжб между родовитыми и простыми людьми. Её Андрюшенька всего лишь обычный юноша мещанского сословия. Кто он супротив хотя бы того же Семипольского? А об Орловых и говорить не приходится. Разумеется ей известно, кем на самом деле является Андрей, но эта информация на самый крайний случай. Если Фемида окажется настолько слепа, что позволит засудить невиновного человека (а Третьякова была абсолютно уверена в невиновности Андрея), она отправится во Владимир, добьется встречи с главой рода Иноземцевых Иваном Германовичем и была не была, расскажет тому, кем на самом деле является её воспитанник. Не поможет, так она и к Яромиру Афанасьевичу Шуйскому обратится за помощью. Но пока что этот козырь она решила попридержать до выяснения обстоятельств – уж очень её Андрюшенька негативно относится к идее восстановить прерванные связи с родней.

Боровеский обер-полицмейстер Лука Ильич Товстоногов был крайне любезен, с помещицей Третьяковой и сопровождавшим её майором в отставке. На её требование немедленно освободить Андрея Воронцова недовольства не проявил, лишь прояснил ситуацию:

– Дражайшая Василиса Егоровна, рад бы, да не в моей это власти. Видите ли, имеет место нанесение урона чести и достоинству лицам дворянского и.., – он вознес к потолку указующий перст, – боярского родов. А это, я вам скажу, по нашим законам можно квалифицировать как покусительство на государственные устои. Да, уважаемая, именно так-с. А подобные деяния, за просто так с рук не сходят-с. Вы уж извините меня, Василиса Егоровна, но помочь вам ничем не могу.

Третьякова хотела тут же устроить скандал, но сопровождавший её Пров Николаевич, мгновенно разобрался в чувствах, обуревающих его пассию, и вмешался в разговор, дабы предотвратить ненужные дрязги. Найдя в рассуждениях главного городского полицейского вопиющую зацепку, он задал ему весьма неудобный вопрос:

– Подождите, уважаемый Лука Ильич. Хотелось бы узнать, каким таким образом идущий своей дорогой юноша смог нанести урон чести и достоинству пассажирам благородного происхождения?

– Ну не знаю, господин Черемисов, может быть, оскорбил словесно или каким действием. Сегодня ожидается прибытие специальной следственной комиссии из Владимира. Мне же дали понять, чтобы не суетился и не предпринимал силами своего управления никаких действий по этому делу.

– Понятно, – возмущенно прошипела Третьякова, – приедут подчищать дерьмо за благородными господами и топить мово Андрея. – Осознав, что в этом ведомстве правды не добиться, Василиса Егоровна грозно сверкнула своими темными глазищами и, обратившись к сопровождающему сказала: – Пойдемте, Пров Николаевич, здесь нам более делать нечего.

Следующий визит наша парочка сделала в городскую тюрьму Боровеска. Завидев Третьякову штабс-капитан от жандармерии Овчинников Геннадий Петрович начальник означенного заведения был готов расшибиться в доску. До обращения к целительнице супружеская пара Овчинниковых никак не могла зачать ребенка. Маститые светила от медицины лишь разводили руками, не найдя причин к бесплодию супругов. Егоровне с помощью Андрея (он тогда еще не уехал на учебу) удалось быстро во всем разобраться и подобрать соответствующее лекарственное средство для Геннадия Петровича, поскольку именно его организм страдал от редкого врожденного заболевания моче-половой системы, блокирующего полноценное наполнение сперматозоидами семенной жидкости.

Штабс-капитан тут же организовал встречу Третьяковой с задержанным Воронцовым в отдельном изолированном от посторонних глаз помещении. Черемисова в комнату свиданий не допустили, ибо не родственникам не полагается. Овчинников также принял привезенные продукты питания, пообещав распределить по справедливости между Андреем, прочими сидельцами его камеры и охраной, как того пожелала госпожа Третьякова, но только после тщательного досмотра на предмет выявления неположенных предметов. На недовольную мину на лице помещицы начальник тюрьмы лишь виновато развел руками:

– Прошу прощения, уважаемая Василиса Егоровна, но таковы правила. Досмотр передаваемых сидельцам посылок, суть процедура обязательная, и даже я, как начальник данного заведения, не в силах её отменить.

Едва завидев «свово мальчика», Егоровна приголубила Андрея и по-бабьи разрыдалась. Однако быстро пришла в себя и довольно четко довела до его сведения незавидные перспективы предстоящего уголовного разбирательства. Предложила обратиться за помощью либо к Иноземцевым, либо к Шуйским – все-таки родная кровь, непременно подсобят. На что юноша отреагировал категорическим отказом и велел Егоровне не опасаться за него даже в том случае, если суд вынесет несправедливый приговор.

– Со мной все будет хорошо в любом случае, не волнуйся, бабушка, – и с доброй улыбкой нежно прижал внешне еще совсем молодую женщину к своей широкой груди, заставив её еще раз горько разрыдаться.

После визита в городскую тюрьму Егоровна посетила еще нескольких местных чиновников, включая городского голову Родионова Владислава Терентьевича. В результате означенного общения утешительных прогнозов по делу своего воспитанника не получила. Прокурор Иван Силыч Скороходов подтвердил слова обер-полицмейстера о предстоящем приезде столичной следственной группы, а также то, что на основании собранных именно ею материалов ему предстоит выдвигать обвинение против гражданина Воронцова на предстоящих судебных заседаниях. Он, разумеется, в курсе того, что на самом деле случилось во время конфликта, но поскольку задета честь одного из самых влиятельных боярских родов, он будет вынужден действовать по велению вышестоящего начальства, на которое, вне всякого сомнения, будут давить Орловы. Что же касаемо свидетельских показаний, народ либо купят, либо запугают до изумления, так что надеяться на человеческую совесть не стоит.

Окончательно убедившись в том, что дело пахнет керосином, Третьякова отправилась в салон мадам Бубновой, где обычно реализовывала свою косметическую продукцию как среди местных дам, так среди многочисленной приезжей публики.

Екатерина Велизаровна Бубнова дама из мещанского сословия без каких-либо дворянских корней, но весьма пробивная и обладающая завидной способностью неплохо зарабатывать на женских чаяниях и бедах, даже в том случае, если те совсем уж мнимые. Выйдя по младости лет замуж за престарелого купца была верна ему до самой его смерти. Не скомпрометировав себя порочными связями, унаследовала приличный капитал и несколько объектов недвижимого имущества в разных городах империи. Всю недвижимость, кроме добротного дома в центре Боровеска, выгодно продала. Деньги положила в банк, с тех пор ведет беззаботную жизнь рантье. Посетив Париж, организовала у себя в доме «Salon Moderne». Сначала это было место встречи местного бомонда. Гоняли чаи, кушали пирожные, судачили обо всем и вся, оценивали творчество местных поэтов, художников, музыкантов и прочих творческих личностей. Вскоре предприимчивая Бубнова открыла при своем заведении пошивочную мастерскую и начала извлекать из своего предприятия реальную выгоду. Затем и Василиса Егоровна появилась со своими омолаживающими мазями, да примочками. Однако как место встречи представительниц и представителей боровеского света «Модный Салон» не потерял своего значения, наоборот, его популярность неизменно увеличивалась, и мадам начала подумывать о покупке более просторного помещения.

Сегодня в заведении Бубновой было все как обычно. Уважаемая публика сидела в зальной комнате на диванчиках, в креслах и на мягких стульях, попивала чай, кофе, лимонад, внимая какому-то местному пииту, читающему загробным трагическим голоском:

…Много от тебя терпел я мук,

И страдал, во время каждой нашей встречи,

Но каблучков твоих едва заслышав стук,

Аки сокол я летел к тебе… но в этот вечер…

Ты навсегда ушла к другому от меня…

Выступление молодого человека было прервано появлением мадам Третьяковой в сопровождении рослого красавца помещика Черемисова. Все присутствующие – в основном дамы – окружили нашу пару и начали бурно выражать свои сожаления по поводу задержания полицией Андрея Воронцова.

Между тем внимательный взгляд Василисы Егоровны сканировал публику, вычленяя особо важных для её коварной задумки персон.

«Жены городничего, обер-полицмейстера, прокурорша и прочие особы, приближенные к телам ключевых фигур Боровеска, присутствуют практически в полном составе, – отметила Третьякова, – значит, как бывало говаривал Андрюшенька: «План «А» не удался, будем воплощать в жизнь план «Б».

Егоровна сделала вид будто ей стало дурно. Заботливые дамы тут же усадили её и сопровождающего за столик, налили обоим чаю, даже успокоились и перестали озабоченно квохтать.

Воспользовавшись наступившей тишиной, Третьякова сделала заявление, не повышая голоса:

– Спасибо, уважаемые господа и дамы, за ваше понимание сложившейся ситуации. Всем вам известно, что мово воспитанника Андрея Воронцова содержат в мрачном узилище и в самом скором времени отправят на каторгу за, якобы, совершённое им преступление, ибо супротив боярского произвола в нашем царстве-государстве управы нет. Так вот, если мальчика неправедно осудят, ноги моей не будет ни в этом заведении, ни в самом Боровеске. И вообще, продам имение и отправлюсь на родину в город Астрахань.

Слова целительницы произвели эффект разорвавшейся бомбы. Дамы мгновенно сообразили, чем для них чревата потеря стабильного источника красоты и женского здоровья. Хоть зелья и стоили огромных денег, но они того вне всякого сомнения стоили (прошу прощения за невольную тавтологию). Благодаря их омолаживающему свойству, даже шестидесятилетняя супруга городского начальника выглядела дамой едва за тридцать. Это что же получается, через год-два, когда по словам Третьяковой, целительский эффект мазей закончится, привыкшие выглядеть молодо женщины пожилого возраста вмиг превратятся в развалины?

– А как же мы? – первой задала волнующий всех вопрос обер-полицмейстерша.

– Да, да! Что же будет с нами?! – возбужденно загомонила толпа.

Дождавшись, когда гул в помещении немного уляжется, Третьякова сказала:

– Всё, не стану более заниматься всякой ерундой. Куплю полдюжины баркасов, организую рыбный промысел на Каспии. Тяжко мне тут будет находиться, когда мой кровиночка без вины в Сибири, али на Камчатке, али в каком ином гнусном месте кайлом машет. – После этих слов помещица поднялась со стула и в сопровождении верного Прова Николаевича демонстративно покинула помещение.