Дракон цвета крови Гончарова Галина

* * *

Пролог

Бывают моменты, когда ты летишь на крыльях. Любви, удачи, победы…

Я точно знаю – бывают.

Но бывают и моменты, когда ты падаешь, падаешь, падаешь… и неважно, что ты сейчас твердо стоишь на ногах, а не находишься в кабине лифта. Ты падаешь в бездонную черную яму.

Или в зрачки другого человека.

Сегодня со мной это уже третий раз.

– Зая, ну ты понимаешь, так получилось…

Понимаю.

Что я понимаю?

С утра я поняла, что весь мой опыт, все таланты, умения и навыки ничтожны перед деньгами, связями и истериками. Да, вот так.

Мишка, хозяин клуба, в котором я работаю, очень долго извиняется. И в глаза мне не глядит принципиально. Потом уж со злостью хлопает бокал коньяка и рявкает от души:

– Зойка, какого х…! Эта дура тебя просто приревновала, вот и все!

– Мишка, тебе чем поклясться?! Я даже повода не давала!

– И плевать, что тебе ее пузырь сорок лет не нужен! Хватит и того, что ты ему улыбнулась. Целых два раза.

– Я ему, кажется, просто сказала, что жена сейчас освободится…

Означенного «пузыря» я почти не помнила – к чему? Это своих подопечных я запоминаю надолго и всерьез, а их родственников фильтрую как незначительную информацию. Вот будут у меня заниматься – запомню.

Кажется, мужчина. Полный, важный, щекастый… мне такие никогда не нравились. Предпочитаю совсем другой тип. Да и замужем я…

– Ты! Сказала! Зайка, если б ты видела, как выглядишь…

– Видела.

После тренировки?

Мокрая, усталая, измотанная, без косметики и в любимой полинявшей маечке – чучело огородное смотрится лучше. А что? Нет? Я ж не просто тренирую девчонок, я и сама с ними выкладываюсь.

Мишка качает головой.

– Не видела. Ты как лампочка светишься. И тут уж плевать… ты знаешь, сколько у меня твой телефон просили? Десятками!

– Все равно ты меня увольняешь.

– Эта дура – дочь Волковского, а они с нашим шефом кореша. И, Зай…

– Да?

– Ты бы пока уехала из Москвы, а? В ближайший год ты тут точно работы не найдешь, эта стерва постаралась тебе все перекрыть.

Я только плечами пожимаю.

Ну и ладно. Мы с мужем давно хотели завести ребенка. Будет куда потратить этот год. А что до денег – не пропадем. У нас достаточно отложено, чтобы прожить и три года. Если, конечно, очередного кризиса не случится.

Но все равно – ощущение падения. И обиды.

За что?

А вот просто так! Тапком – и по носу! Во имя высшей подлючести и мерзавности! Не расслабляйся, Зойка!

* * *

Второе осознание реальности происходит в поликлинике.

Дорогой, между прочим. И не за паркетные полы тут платят. Полы как раз самые простые, плитка, кажется, еще с советских времен осталась. Врачи тоже не анкетные. Большую часть я давно и прочно знаю, еще со времен своей спортивной карьеры.

Я не сказала?

Когда-то гимнастка, теперь – фитнес-тренер. Заодно веду восточные танцы, стрип-пластику и аэробику. Специалист-многостаночник. Хоть на шесте, хоть без шеста.

Так многие спортсмены кончают, знаете ли. Глядя в телевизор, восхищаясь олимпийцами и планируя блистательные карьеры для детей – советую помнить. На одну пробившуюся приходится десять тысяч съеденных. Растоптанных, сломавшихся или – мой случай – просто вышедших в тираж.

К примеру, балерина не должна быть выше определенного роста. Сто шестьдесят пять – и не больше пятидесяти килограммов веса. А то и меньше. Переросла?

Свободна, детка. Или пляши всю жизнь в седьмом ряду на пруду.

С другой стороны, если в тебе те же сто шестьдесят пять сантиметров, ты можешь всю жизнь пробиваться в баскетбол. Упорно и безрезультатно.

Единичные исключения, увы, только подтверждают правило. И то – частенько стоит посмотреть родственников и друзей тех самых исключений.

Остальные… единицы из нашего потока устроились нормально – по их меркам. Кто-то работает в школе, кто-то, как я, по спортзалам. А сколько спилось? Скололось? Ушло в криминал?

Я не знаю статистики, я вижу своих однокурсников. И результат печален.

Поток – по сто человек на курсе. Живы-здоровы человек десять. Успеха не добился никто. Такого, оглушительного, чтобы на всю страну прогреметь. Я еще более-менее устроена.

Дом, семья, работа… была.

Ладно. Займемся ребенком.

И тут мне прилетает тапком второй раз. В поликлинике светло, уютно, пахнет чем-то неуловимо медицинским, а я себя чувствую как в глубоком подвале.

– Вы бесплодны.

– К-как?

Гинеколог смотрит на меня серьезно и спокойно.

– Вы же спортсменка в прошлом? Правильно?

– Да.

– Нагрузки. Плюс простывали в детстве, верно?

– Ну да… на сборы ездила…

До сих пор раз в месяц такие боли, что едва таблетками спасаюсь. Но лечить было некогда. А теперь…

Поздно.

Слово звучит приговором.

Я могу усыновить ребенка, но не родить своего. Даже яйцеклетку для суррогатной матери у меня взять не получится. Увы. И об этом надо сказать мужу.

Я встаю из удобного кресла в кабинете врача, но это внешне. А внутренне я словно падаю. В глубокий темный колодец без дна. Но меня ведь есть кому подхватить. Мы с мужем договорились сегодня поужинать в ресторане.

* * *

– Зай, тут такое дело…

– Какое?

– Ну… я… и Оля…

Он сидит напротив. Кудрявый, симпатичный, высокий, стройный, мечта половины женщин в этом зале. А мне хочется выплеснуть на него вино, расцарапать ему щеки, закричать.

Потому что другая женщина беременна от него. И ждет от него ребенка.

И я ему не нужна.

И я падаю, падаю, падаю… темнота накрывает меня…

На что меня еще хватает, так это сохранить лицо. Я встаю из-за стола и улыбаюсь.

– Замечательно, дорогой. Надеюсь, ты помнишь, что все МОЕ имущество оформлено исключительно на МЕНЯ? Собирай вещички – и проваливай.

Муж меняется в лице.

– Зоя! Это мелочно! Я столько лет с тобой жил…

– Не только со мной. Это первое. И все, что я заработала, я заработала без тебя. Своим трудом и горбом. Так что свободен, лапочка.

Фамилия мужа – Лапочкин. И весь он такой… лапочкин…

Да и пропадом ты пропади!

Встаю и выхожу из ресторана на улицу. Иду на автостоянку. И…

Машины, которая выруливает из-за угла, я решительно не вижу.

Вспышка.

Удар.

И чернота, в которую я падаю уже по-настоящему.

* * *

Свет в конце тоннеля?

Он частенько оказывается поездом. Вот и сейчас на меня смотрят с укоризной. Не свысока, не зло, не обидно, но… я разочаровала существо рядом со мной. И это чувствуется.

И мне хочется плакать.

Я не знала, но разве это избавляет от ответственности?

– Ай-ай-ай. А еще такая взрослая девочка…

– Никому не нужная. Пустая… Вот зачем я? Детей у меня не будет. Семьи нет. Работы нет. Ничего нет. И меня тоже. Так… так будет лучше.

Из сияния формируется женский силуэт, и меня ласково гладят по голове.

– Знаешь, какой самый страшный грех?

– Убийство?

– Отчаяние, маленькая. Отчаяние. Смотри сюда. Вот это могло бы случиться. Но ты отчаялась и опустила руки.

На кончике ее пальца загорается свет. И я смотрю.

Я вижу, как выливаю на бывшего… – да, уже бывшего – супруга вино.

Прямо на кудрявую голову.

Слушаю его вопли, как музыку. И аплодисменты из-за соседнего столика. С мужчиной, который подходит ко мне, я и уезжаю. И закономерно провожу ночь в его постели.

А наутро…

Наутро у меня начинается новая жизнь.

Оказывается, у него есть дочь. И бывшая жена, с которой он воюет за ребенка.

И свое дело – более того, дело, в котором я разбираюсь. Торговля спортивным питанием.

Лента времени разматывается все быстрее. И вот мы уже у дома, на лужайке, вокруг нас трое детей…

– Я смогла родить?

– Нет. Вы их усыновили.

И мне становится больно. Так больно…

– Зачем?

а что ты мне это показываешь? Я так провинилась этим моментом отчаяния? Да? Там, упиваясь своим горем, я предала не только себя.

Я подвела еще и их. Таких счастливых… а теперь ведь этого не будет. Это ад?

Да?

– Нет. Это возможность.

– Возможность?

– Ты неглупа. И должна понимать, что ада и рая в вашем понимании не существует.

Я пожимаю плечами. С этим я согласна. Глупо же! Сто лет на земле – и вечность на облаке? Да там уже, наверное, перенаселение!

Определенно, все не так просто.

– Непросто. Но мы сейчас не о божественном замысле, а о том, что ты впала в грех отчаяния, фактически покончила с собой. Предала и себя, и мужа, и детей. И если говорить обо всем остальном – еще и маму, и отца, и сестренок… думаешь, им больно не будет?

Я опускаю глаза.

Больно? Кто бы сомневался – будет. И мое имущество – у меня ведь завещание написано на всякий случай, на маму, так что Димочка пролетит мимо со своей Олечкой, – ничего для родных не изменит. Им все равно будет больно, как мне сейчас.

Так тоже, оказывается, бывает. Не знала и не ведала, а виновата. И я уверена, что существо не врет. Здесь вообще не врут.

На несколько минут в пространстве повисает тишина. Потом сгусток света начинает трансформироваться.

Существо… сейчас оно становится похоже на женщину. Как персонификация какой-нибудь доброй тетушки. Вот так и выглядят настоящие русские красавицы, жены и матери, лет в пятьдесят – теплые, сдобные, от нее даже пахнет свежевыпеченным хлебом, вкусно так…

Уютно.

Теплая рука гладит меня по голове.

– Ты хочешь все исправить?

Мне могут дать шанс?! Тогда это рай!

– Да.

Женщина вздыхает. И я осознаю, что рай там, не рай, а выбирай. Халявы не будет.

– Зоя, в моих силах помочь тебе. Но… не бесплатно.

– Что я должна сделать?

Этот подход я понимаю. Ты мне, я тебе, товар – деньги, все логично. Бесплатно только гадюки яблочки предлагают. Червивые.

– Я могу аннулировать несколько секунд. И вернуть тебя в тот ресторан, за стол. Но и ты должна будешь мне отработать.

– Как и чем?

Женщина проводит рукой – и в воздухе загорается окно. За ним, как в роликах, потихоньку кружится планета, чем-то похожая на Землю.

Моря, континенты, белые облака, зелень…

– Смотри сюда. Это Фейервальд.

– Фейервальд?

– Мир, где очень требуется восстановить равновесие.

– Да? И как?

– Тебе придется меня выслушать. Я – богиня, в том понимании, которое вы вкладываете в это слово. И мое имя Даннара.

– У нас такой не было.

– Была. Только носила другое имя. У славян, у твоих предков, меня звали Живой.

– Жива? Нет, не слышала.

– А что ты вообще знаешь о ваших богах? Впрочем, это неважно сейчас. Мы ушли, когда пришло христианство, ушли в другие миры. Но связи сохранили. А сейчас, когда христианство ослабло, народ просто ходит в храмы, но не верит, мы можем заглядывать. Возвращаться. И даже искать себе помощников. Боги, чтобы ты знала, не могут сами спускаться в миры и действовать в них.

– Почему?

– Это как распашонку на взрослого надевать. Сил много, повернешься – и только нитки затрещали.

Я киваю.

– Допустим. И получается, что вы ищете себе помощников. Типа… аватара?

– Нет. Аватар – это иное. Я не дам тебе своих сил, не стану говорить твоими устами, не буду творить чудеса твоими руками. Там в меня и так верят, да и… аватары обычно плохо кончают. Тебе нужна судьба Христа?

– Обойдусь.

Подозреваю, что помирать – больно и неуютно. У меня-то хоть быстро было, а если мучиться? Долго? Не хочу, боюсь боли.

– Поэтому слушай внимательно. На Фейервальде было нарушено равновесие. Если ты сможешь его восстановить – получишь долгую и счастливую жизнь. И люди в твоем мире ее получат. Энергию, которая образуется от разделения души, я направлю на решение твоей проблемы. Ты выльешь на бывшего мужа вино – и все у тебя будет хорошо. Там и так.

Шар с семьей – моей семьей! – погас. Я прикрываю глаза, потом открываю их снова и смотрю на богиню.

– Хорошо. Допустим. Но это будет счастлива ОНА, не я?

– Да. Я разделю вас. Ты – вторая половина души. И ты туда не вернешься, ты отправишься на Фейервальд. А та, первая половина, не будет помнить о тебе. Но проживет долгую и счастливую жизнь. Именно так, как я говорила.

Я думаю недолго.

Меня не обманывают, я это знаю. Чувствую.

Но даже если и обманывают – что я теряю? Да ничего! Зато смогу посмотреть другие миры, смогу что-то делать дальше, смогу многое изменить для себя и в себе.

– Если я откажусь?

– Перерождение. Я не властна над твоей душой. Ты же крещеная, поэтому посвящена другому богу. Просто одна из твоих прабабок была моей жрицей. Вот я и смогла тебя… перехватить.

– Почему именно я?

– Потому что нарывы надо вскрывать снаружи. Не изнутри. Те, кто живет в том мире, они не видят проблему, они принимают ее как должное. И не могут с ней справиться.

– Нарыв может прорваться сам.

– А может перейти в гангрену, воспаление, погубить организм.

– Угу. Суть ясна.

Мне действительно было более-менее понятно.

– Если я не соглашусь добровольно…

– Я просто отпущу твою душу. А дальше – все как вам, христианам, положено.

– Понятно. Допустим – пока допустим, я соглашаюсь…

Даннара улыбается, и я продолжаю:

– Вы вернете часть моей души обратно.

– Слепок.

– Что с ней будет после смерти?

– Все как обычно. Это… говоря понятным тебе языком, как амеба. Поделившись пополам, она потом опять растет до нужного состояния. Тебе, правда, будет легче, тебе достанется новое тело, а вот Зоечке там, на земле, тяжелее. Но она встретит любимого и любящего. Это поможет. И я обещаю приглядеть за ней.

Больше я не колеблюсь.

– Я согласна. Кровью подписывать надо?

– Нет. Вначале было Слово. И твоего слова достаточно для мироздания.

Хм. Какое я весомое существо… в мироздании.

Даннара опять улыбается. Явно читает мои мысли. Ну и ладно, я все равно померши. Пусть читает, если не боится.

– Ты хотела меня еще расспросить, верно?

– Хотела. Уточнить задание. Вы сказали – восстанавливать равновесие. Это как?

– Я не смогу тебе рассказать много. Это тоже нарушение равновесия.

– А о мире?

– Ты будешь знать то, что будет знать твой реципиент.

– Мой кто?

– Ты не знаешь, что такое реципиент?

– Теоретически знаю.

Просто не вязалось с божественным обликом вот это все… амебы, реципиент…

– А как я должна разговаривать? На старославянском? – Даннара смотрит с материнской улыбкой. И мне становится стыдно. Ну да! Бог сотворил Вселенную, а изъясняться он должен как? Чтобы мы его понимали?

Даже жалко богов. Поди объясни все… амебе.

– Извините. Я постараюсь не перебивать.

– Ничего страшного, Зоя. Твой реципиент – моя адептка. Она посвящена мне при рождении. Ее мать была моей жрицей, хотя и тайно, и посвятила мне дочь. Она погибла.

– Мать или дочь?

– Обе.

– Хм… несчастный случай – или грибочки есть не хотела?

Даннара только головой качает.

– Это тебе тоже предстоит выяснить самостоятельно. Зоя, не могу я!!! НЕ МОГУ!!! – Богиня аж переливаться начала всеми цветами, словно радуга. – Боги не всесильны, к сожалению. В противном случае мы могли бы решить все сами, но мы не имеем права вмешиваться напрямую. Я могу выдернуть твою душу – и я дорого заплачу за это. Я могу дать толчок, но я не имею права тебе что-то рассказывать. Боги не всеведущи, но доступное нам куда больше вашего.

– Я понимаю…

– Но тебе от этого не легче.

– Не легче. Но вы мне сделали предложение, от которого глупо отказываться. И я сделаю тоже. Все возможное и невозможное.

– Ты умничка и настоящий боец. Еще и поэтому я выбрала твою душу.

– Спасибо. Но я тогда о деле. Я в дурдом не загремлю? С вашей реципиенткой?

– У тебя будет ЕЕ память. Не моя, а ее. Все, что знала она, будешь знать и ты.

– Ага… А моя память?

– И твоя тоже. Ты останешься сама собой, просто получишь доступ к ее знаниям Они будут постепенно всплывать по мере надобности. Как гугл-поиск, пользуясь вашими сравнениями. Может поболеть голова, но не сильно.

Страницы: