Пятая гора Коэльо Пауло

– Моя душа внемлет тебе, – отвечал во сне Илия.

– Тогда просыпайся, ибо ангел Господень велит мне уйти. Он сам будет говорить с тобой.

Илия в страхе вскочил. Что случилось?

И вот, хоть была ночь, место озарилось светом, и ангел Господень явился ему.

– Что привело тебя сюда? – спросил он.

– Ты привел меня сюда.

– Нет. Иезавель и воины ее заставили тебя бежать. Никогда не забывай этого, ибо предназначение твое – отомстить за Господа твоего.

– Я – пророк, иначе не слышал бы голоса твоего, и ты бы не сошел ко мне, – сказал Илия. – Несколько раз менял я направление, как случается всем. Но теперь я готов пойти в Самарию и низвергнуть Иезавель.

– Ты обрел свой путь, но не сможешь низвергать, покуда не научишься возводить. Я приказываю тебе:

«Встань, и пойди в Сарепту Сидонскую, и оставайся там; Я повелел там женщине вдове кормить тебя».

А наутро Илия стал искать ворона, чтобы проститься с ним. И впервые за все то время, что провел он на берегу Хорафа, ворон не прилетел.

Несколько дней шел Илия, пока не добрался до обширной равнины, где располагался город Сарепта, жителями ее именуемый также Акбар. Чувствуя, что силы его на исходе, заметил он одетую во все черное женщину, собиравшую хворост. Растительность в той долине была скудной, так что приходилось довольствоваться мелкими сухими ветками.

– Кто ты? – спросил он.

Женщина взглянула на чужестранца, не вполне понимая, что он говорит.

– Дай мне воды утолить жажду, – продолжал Илия. – Дай мне ломоть хлеба утолить голод.

Женщина отставила в сторону свою вязанку, но продолжала молчать.

– Не бойся, я один, я измучен голодом и жаждой и так обессилен, что опасности ни для кого не представляю.

– Вижу, что ты нездешний, – наконец промолвила она. – По речам твоим и выговору ты, наверно, из царства Израильского. А иначе ты бы знал, что у меня нет ничего.

– Ты – вдова, так сказал мне Господь. Я еще бедней, чем ты. Если не дашь мне глотка воды и крошки хлеба, я сейчас умру.

Женщина испугалась – откуда бы страннику знать о том, кто она?

– Стыдно должно быть мужчине просить пропитания у женщины, – сказала она, немного оправясь.

– Исполни просьбу мою, – молил Илия, зная, что иссякают последние силы. – Я приду в себя и буду трудиться для тебя.

Женщина засмеялась.

– Несколько мгновений назад ты говорил правду: я – вдова, и муж мой погиб в кораблекрушении. Я никогда не видела моря, но знаю, что оно подобно пустыне: убивает тех, кто бросает ему вызов.

И продолжала:

– А потом уста твои изрекли ложь. Я давно уже ничего не стряпаю, и это так же верно, как то, что Ваал живет на вершине Пятой горы. В кадке моей лишь горсть муки, и на донышке масла в кувшине.

Илия почувствовал, как земля качнулась у него под ногами, и понял, что сейчас лишится чувств. Собрав остаток сил, он взмолился в последний раз:

– Мне неведомо, веришь ли ты в сны и даже – верю ли в них я. Но знай – Господь велел мне прийти сюда и повстречать тебя. Случалось в моей жизни такое, что заставляло меня усомниться в Его мудрости, но в существовании Его – никогда. И Бог Израиля велел мне сказать женщине, которую повстречаю я в Сарепте, такие слова:

«Мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет, до того дня, когда Господь даст дождь на землю».

И, не успев объяснить, как возможно такое чудо, потерял сознание.

А вдова глядела на распростертого у ее ног человека. Она-то знала, что Бог Израиля – всего лишь суеверие, что финикийские боги не в пример могущественней, ибо они превратили ее народ в один из самых почитаемых в мире. Но душа ее возрадовалась: обычно она просила милостыни у людей, а сегодня – впервые за долгие годы – кто-то нуждается в ней. И оттого она почувствовала себя сильнее: ведь есть такие, кому приходится еще хуже.

«Если кто-то просит у меня милости, значит, я еще чего-то стою, – думала она. – Исполню его просьбу, облегчу его муки. Мне и самой случалось терпеть голод, мне ли не знать, как разрушает он душу».

И, взяв в доме своем ломоть хлеба и кувшин с водой, вернулась. Стала на колени, приподняла голову странника, смочила ему губы. И вскоре Илия пришел в себя.

Вдова протянула ему хлеб, и он стал молча есть, поглядывая на равнину, на горную гряду, чьи безмолвные вершины уставлены были в самое небо, на красные стены города Сарепты.

– Приюти меня, ибо в моей отчизне гоним я, – сказал Илия.

– Какое преступление ты совершил? – спросила она.

– Я – пророк Господа моего. Иезавель приказала истребить всех, кто откажется поклоняться финикийским богам.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три года.

Вдова с жалостью смотрела на него: длинные, давным-давно не мытые волосы, редкая еще бородка, которую отпустил он словно бы для того, чтобы выглядеть старше. Как этот бедолага умудрился бросить вызов могущественной Иезавели?!

– Если ты враг Иезавели, то враг и мне. Она – царевна Сидонская, и предназначение ее – выйдя замуж за вашего царя, обратить его народ в истинную веру. Так говорят знающие ее.

С этими словами она указала на одну из вершин горной гряды, окаймлявшей равнину:

– Наши боги обитают на вершине Пятой горы уже много-много лет и сохраняют мир в нашей стране. Израиль меж тем живет в крови и страданиях. Как вы можете по-прежнему веровать в Бога Единого? Дайте Иезавели исполнить ее предназначение, и мир осенит ваши города и веси тоже.

– Мне был голос Господа, – отвечал на это Илия. – А вы, финикийцы, никогда не поднимались на вершину Пятой горы и не знаете, кто живет там.

– Того, кто отважится на это, испепелит небесный огонь. Боги не любят чужих.

Она вдруг осеклась. Вспомнила, что ночью видела во сне слепящий свет, из которого словно бы исходил голос, произнесший: «Сегодня ты встретишь чужестранца – прими его».

– Приюти меня, ибо мне некуда приклонить голову, – настойчиво повторил Илия.

– Я ведь уже сказала тебе, что бедна. Я едва могу прокормить себя и сына.

– Господь просит, чтобы ты позволила мне остаться. Он никогда не бросит в беде тех, кого любит. Исполни мою просьбу. Я буду работать на тебя. Я плотник, я умею изготовлять поделки из кедра и найду, чем добыть себе пропитание. И моими руками исполнит Господь свое обещание: «…мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю».

– Если даже я и соглашусь, мне нечем тебе платить.

– И не нужно. Господь призрит.

И женщина, помня в смятении чувств сегодняшний сон, решила согласиться, хоть и знала, что предоставляет пищу и кров врагу царевны Сидонской.

Об этом очень скоро стало известно соседям. Пошли толки, что вдова, не уважая память мужа, который погиб, пролагая новые торговые пути для отчизны, взяла к себе в дом чужестранца.

И узнав об этих слухах, она поспешила объяснить, что приютила израильского пророка, умиравшего от голода и жажды. И распространилась по городу весть о том, что у вдовы прячется от гнева Иезавели израильский пророк. И выборные от горожан пришли к верховному жрецу.

– Приведите чужестранца, – распорядился тот.

И было сделано по слову его. В тот же день доставили Илию к тому, кто вместе с начальником войск и правителем определял все, что происходило в Акбаре.

– Что тебе нужно в нашем городе? – вопросил жрец. – Разве ты не понимаешь, что мы – враги твои?

– На протяжении многих лет я имел дело с вашими купцами и всегда уважал ваш народ и обычаи. А здесь я потому, что в отчизне моей меня преследуют.

– Причина мне известна, – сказал жрец. – Тебя заставила скрываться женщина?

– Я в жизни не видел никого прекрасней этой женщины, хоть беседа наша длилась всего несколько минут. Но сердце у нее каменное, а зелеными ее глазами смотрит на мир враг, задавшийся целью уничтожить мою страну. Я не бежал – я дожидаюсь, когда наступит время для возвращения.

Жрец рассмеялся.

– В таком случае приготовься остаться в Акбаре навсегда, ибо время это никогда не наступит. Мы не воюем с твоей страной – мы всего лишь хотим мирными средствами распространить нашу веру по всему миру. И не собираемся уподобляться вам, творившим такие зверства в захваченном вами Ханаане.

– Убивать пророков – это, по-вашему, мирные средства?

– Если обезглавить чудовище, оно перестает существовать. Ценою жизни немногих можно будет навсегда избежать войн за веру. И – мне рассказывали об этом купцы – все это затеял пророк по имени Илия. Затеял, а потом скрылся.

Жрец окинул его пытливым взглядом и добавил:

– По описаниям он похож на тебя.

– Это я и есть, – ответил Илия.

– Что ж, превосходно. Добро пожаловать в город Акбар. Когда нам что-нибудь понадобится от Иезавели, мы разочтемся с нею твоей головой – монетой самого крупного достоинства. А до тех пор сыщи себе какое-нибудь дело, которое тебя прокормит, ибо места для пророков у нас тут нет.

Илия уже собирался уйти, когда жрец добавил:

– Сдается мне, юница из Сидона оказалась могущественней твоего Бога Единого. Она сумела воздвигнуть капище Ваалу, и твои бывшие единоверцы преклоняют перед ним колени…

– Все будет так, как заповедано Господом, – отвечал Илия. – Случаются в нашей жизни невзгоды и горести, избежать которых нельзя. Но просто так они не происходят – должна быть для того причина.

– Какая причина?

– А на этот вопрос ответить невозможно, пока не грянут эти невзгоды. Лишь когда минуют они, становится понятно, чем навлекли мы их на себя.

Когда же Илия вышел, жрец призвал к себе выборных, побывавших у него утром, и сказал им так:

– Не тревожьтесь. Обычай предписывает нам оказывать гостеприимство чужестранцам. Кроме того, здесь он у нас под присмотром, и каждый его шаг нам известен. Чтобы уничтожить врага, нет способа лучше, чем прикинуться его другом. В свой срок мы выдадим Илию Иезавели, и город наш получит за него много золота. А за это время постараемся узнать, как уничтожить его мысли. Ибо сейчас знаем лишь, как истребить его плоть.

И хотя Илия веровал в Бога Единого и мог стать врагом Иезавели, жрец потребовал распространить на него право убежища. Все знали древний обычай: если город отказывал какому-нибудь чужестранцу в приюте и защите, та же участь постигала и детей тех, кто пренебрег традицией. А поскольку большая часть их плавала по всему миру на бесчисленных торговых кораблях, никто из акбарцев не осмеливался нарушить закон гостеприимства.

Кроме того, не за горами был тот день, когда голову израильского пророка обменяют на горы золота, которые даст за нее царевна Сидонская.

Вечером же Илия ужинал со вдовою и ее сыном. Поскольку пророк сделался теперь ценным товаром, сулящим большие барыши, ливанские купцы прислали вдове еды, которой должно было хватить на неделю.

– Похоже, что Господь Израиля держит Свое слово, – молвила вдова. – С тех пор как не стало моего мужа, никогда еще не был так полон мой стол.

Илия мало-помалу осваивался в Сарепте. Как и все его жители, он стал называть город Акбаром. Он познакомился с правителем, с начальником войска, с ремесленниками-стеклодувами, чьи изделия славились по всей округе. А когда его спрашивали, как он оказался в Акбаре, Илия отвечал правду: Иезавель задалась целью извести всех пророков в Израиле.

– Да ты изменник своей отчизны и враг нашей, – говорили ему. – Однако мы – народ торговый, а потому знаем, что чем человек опасней, тем дороже стоит его голова.

Так минуло несколько месяцев.

На краю долины появились и стали лагерем ассирийские дозоры. Были они немногочисленны и опасности никакой не представляли, но тем не менее начальник гарнизона предложил правителю принять меры.

– Они не причинят нам вреда, – сказал тот. – Должно быть, ищут кратчайший путь для доставки своих товаров. Если решат пройти нашими дорогами, то заплатят подать – наша казна пополнится. Зачем нам враждовать с ними?

И вдобавок занемог – безо всякой видимой причины – сын вдовы. Соседи сочли, что виной тому присутствие чужеземца, и вдова попросила Илию покинуть ее дом. Но он не ушел, потому что Господь еще не позвал его. И тогда распространились слухи о том, что своим появлением он навлек на город гнев богов Пятой горы.

Успокоить жителей, внушив им, что отряды ассирийцев угрозы не представляют, правителю было нетрудно. А вот успокоить их в отношении Илии теперь, когда слег сын вдовы, оказалось более сложным.

И выборные от города, придя к правителю, сказали ему:

– Мы можем построить дом для израильтянина за городскими стенами. Так мы не нарушим закон гостеприимства и защитим себя от гнева богов. Ибо им не по нраву, что мы приютили у себя чужеземца.

– Не трогайте его, – отвечал правитель. – Пусть живет где живет. Мне не нужны осложнения с Израилем.

– Какие осложнения? – спросили выборные. – Ведь Иезавель, гонительница всех пророков, поклоняющихся Богу Единому, желает уничтожить их всех до одного.

– Наша царевна наделена отвагой и хранит верность богам Пятой горы. Но хоть сейчас власть ее велика, не забывай, что она – не израильтянка. Завтра может впасть в немилость у Ахава, и тогда ярость соседей падет на наши головы. Если же мы покажем, что относились к нему хорошо, они будут снисходительны.

Выборные ушли недовольными, ибо помнили, как священник обещал им, что Илию – когда-нибудь – обменяют на золото. А теперь они, хоть и знали, что правитель неправ, ничего не могли сделать. Обычай предписывал почитать царствующую династию.

А вдалеке, на краю долины, меж тем появлялись все новые и новые шатры ассирийцев.

Начальник акбарского войска тревожился, но не находил поддержки у правителя и верховного жреца. Он пытался сделать так, чтобы его воины постоянно упражнялись в искусстве боя, хотя не то что у них, а даже у их дедов не было опыта ведения войны. Ибо войны остались в далеком прошлом Акбара, и сопредельные страны намного обогнали его и в области военной науки, и в вооружении.

«Акбар всегда умел договариваться о мире, – говорил правитель. – Мы и на этот раз не допустим вторжения. Пусть чужестранные державы сражаются между собой: у нас есть оружие невиданной мощи, и оружие это – деньги. Когда в конце концов наши соседи обескровят друг друга, мы завезем в их города наши товары».

Пусть и на этот раз удалось ему убедить горожан, что ассирийцев бояться нечего. Но все равно ползли по городу слухи о том, что это израильский пророк навлек проклятие богов на Акбар. И опасность, которую представлял собой Илия, делалась все более зримой.

Пришел день, когда сыну вдовы стало совсем худо: он уже не вставал с постели и никого не узнавал. На закате Илия и вдова преклонили колени по обе стороны от его кровати.

– Господи Всемогущий, Ты, что отвел от меня погибельную стрелу и привел меня сюда, сделай так, чтобы мальчик выздоровел. Он ни в чем не виноват перед Тобой, он не отягчен моими грехами и грехами родителей своих, спаси же его, Господи!

Мальчик уже не шевелился, губы его посинели, а глаза быстро тускнели.

– Молись своему Богу Единому, – просила вдова. – Ибо одной лишь матери ведомо, что душа ее ребенка расстается с телом.

Илия хотел сжать ей руку, сказать, что она не одна в этот час и что Всемогущий Бог должен услышать его молитву. Он – пророк, он смирился со своей участью на берегах Хорафа, и ангелы должны принять его сторону.

– Я выплакала свои слезы, – продолжала она. – Если у Него нет сострадания, если Ему нужна чья-то жизнь, пусть возьмет мою, а сын мой пусть как прежде ходит по улицам Акбара.

Илия изо всех сил старался сосредоточиться на молитве, но горе матери было так велико, что, казалось, не вмещается в комнату и рвется наружу сквозь стены, сквозь окна и двери.

Он прикоснулся к руке мальчика – жар, томивший больного два предыдущих дня, спал, и это был дурной знак.

В то утро в доме побывал жрец и, подобно тому как делал он это две недели подряд, приложил к груди мальчика припарки из целебных трав. Вчера и позавчера женщины Акбара пользовали больного снадобьями, лечебная сила которых была проверена много раз на протяжении веков. Каждый день они собирались у подножья Пятой горы и приносили жертвы, молясь, чтобы душа мальчика не рассталась с телом.

Тронутый общим горем, некий египетский купец, оказавшийся в Акбаре проездом, вручил, не взяв за это ни гроша, редкое и очень дорогое средство – красный порошок, который надо было давать больному с едой. Легенда гласила, что секрет изготовления этого порошка в незапамятные времена открыли египетским знахарям боги.

Илия все это время непрестанно молился.

Ничего не помогало.

– Я ведь знаю, почему тебе разрешили остаться, – слабым от бесконечных бессонных ночей голосом произнесла вдова. – За голову твою назначена награда, и когда-нибудь ты будешь отправлен в Израиль в обмен на горы золота. Но если ты спасешь моего сына, клянусь Ваалом и всеми богами Пятой горы, тебя не схватят. Я научу тебя, как тайными тропами, по которым никто не ходит уже лет двадцать, покинуть Акбар.

Илия промолчал.

– Помолись своему Единому Богу, – снова воззвала к нему вдова. – Если Он спасет моего сына, клянусь отречься от Ваала и уверовать в Него. Объясни Ему, что, дав тебе приют, когда ты в нем так нуждался, я поступила в полном соответствии с тем, что Он заповедал.

Илия помолился, вложив в молитву все силы души. И в этот миг мальчик шевельнулся и слабым голосом произнес:

– Я хочу выйти отсюда.

Слезы радости навернулись на глаза вдовы.

– Иди, сын мой. Пойдем, куда ты захочешь. Делай что нравится.

Илия попытался было взять его на руки, но мальчик отстранился:

– Я сам.

Медленно поднялся и двинулся в другую комнату. Ступил шаг, другой – и как подкошенный рухнул наземь.

Илия и вдова подбежали к нему. Мальчик был мертв.

На мгновение оба лишились дара речи. Потом женщина издала вопль, истошный и пронзительный:

– Будьте прокляты боги, отнявшие душу моего сына! Будь проклят человек, принесший несчастье в мой дом! Сын мой! Мальчик мой! За то, что я исполняла волю небес, за то, что была великодушна с чужестранцем, боги лишили меня сына!

На крики пришли соседи, увидели распростертого на полу мальчика. А женщина все кричала, кричала и хотела ударить израильского пророка, стоявшего рядом, – а он точно окаменел и даже не пытался защититься. Женщины принялись успокаивать вдову, мужчины немедленно скрутили Илию и потащили его к правителю.

– Этот человек за добро воздал злом. Он навел порчу на дом вдовы, и сын ее умер. Мы оказали гостеприимство негодяю, проклятому богами.

А израильтянин плакал и вопрошал: «Господи Боже, зачем решил Ты принести горе женщине, которая была добра ко мне?! Если Ты забрал душу ее сына, то, значит, я не исполнил предназначенное Тобой и заслуживаю смерти!»

В тот же день собрался совет горожан Акбара, первоприсутствующими на нем были правитель и жрец. Илию доставили на суд.

– Ты дерзнул за любовь воздать ненавистью. И потому повинен смерти, – сказал правитель.

– Хотя твоя голова стоит очень дорого, мы не можем возбудить гнев богов Пятой горы, – сказал жрец. – Ибо потом за все золото мира не удастся вернуть мир в этот город.

Илия стоял, опустив голову. Он знал, что заслуживает самых страшных пыток, потому что Господь от него отступился.

– Ты взойдешь на вершину Пятой горы, – продолжал жрец. – Будешь молить прощения у оскорбленных тобою богов. И они поразят тебя небесным огнем. А если нет – то, значит, им угодно, чтобы мы покарали тебя нашим судом и правосудие свершилось нашими руками. Тогда завтра тебя казнят так, как принято у нас.

Илия хорошо знал, как принято казнить в Акбаре: у приговоренного вырывали из груди сердце, а потом ему отрубали голову. Согласно древнему поверью, человек без сердца не попадет в рай.

– Господи, почему Ты избрал меня? – возопил Илия, хоть и знал, что стоявшие вокруг него люди не поймут, о каком выборе говорит он. – Разве не видишь, что я не в силах исполнить то, что Ты требуешь?!

Ответа не услыхал никто.

Жители Акбара вереницей шли за стражниками, которые вели израильтянина к подножью Пятой горы. Летели камни, звучала брань. Воины с трудом сдерживали негодующую толпу. Через полчаса шествие достигло цели.

Приговоренный и стража остановились перед каменными алтарями, куда испокон века люди возлагали жертвы, где оставляли свои просьбы и дары. Все знали легенды об исполинах, живших там, все помнили судьбу тех, кто нарушил запрет и был испепелен огнем с небес. А путники, проходившие ночью по равнине, клялись, будто слышали громоподобный хохот богов и богинь, пировавших на вершине.

Не все верили в это, но никто не осмеливался преступить запрет, бросив вызов богам.

– Ступай, – сказал стражник, толкнув Илию древком своего копья. – Погубивший ребенка заслуживает злейшей из казней.

Илия переступил запретную черту и начал подниматься по склону. А когда смолкли за спиной яростные крики акбарцев, присел на камень и заплакал, подумав, что с того памятного дня в мастерской, когда окутала его тьма, пронизанная мириадами искр, он неизменно приносит своим ближним одни несчастья.

Бог Единый потерял в Израиле своих приверженцев, а культ финикийских богов теперь, наверное, укрепился. Еще в первую ночь, проведенную на берегу Хорафа, Илии пришло в голову, что Господь избрал его, чтобы сделать мучеником, как избирал прежде многих других.

Но нет: Господь послал ему тогда зловещую птицу ворона, и тот приносил ему пищу, пока не пересох Хораф. Почему ворона, а не голубку? Почему не ангела? Быть может, все это было всего лишь бредом человека, у которого от зноя помутилось в голове? Или попыткой унять страх? Илия теперь уже ни в чем не был уверен. Быть может, Зло избрало его своим орудием? Иначе почему Господь приказал ему идти в Акбар, а не вернуться в Галаад и покончить с Иезавелью, причинившей столько горя Его народу?

Да, в ту пору он чувствовал себя трусом, но продолжал исполнять то, что было велено. Он как мог старался ужиться с этим странным народом, чьи обычаи и нравы были так отличны от израильских. И вдруг, когда ему стало казаться, что он исполняет предназначенное ему, – умер сын вдовы.

«Почему же я?»

Он поднялся, прошел еще немного и оказался в тумане, окутывавшем вершину горы. Он мог бы воспользоваться его непроницаемой пеленой и сбежать – но что толку? Он устал убегать и знал, что все равно не сыщет свое место в мире. Даже если сейчас ему удастся скрыться, он перенесет тяготеющее над ним проклятье в другой город, и там разразятся новые бедствия. Куда бы он ни пошел, тени мертвых всюду последуют за ним. Лучше уж смириться, пусть вырвут у него сердце, пусть отсекут голову.

Он снова присел. Густой туман клубился вокруг. Илия решил выждать немного – пусть люди внизу думают, будто израильтянин поднялся на вершину горы. Потом он вернется в Акбар и сам предаст себя в руки палачей.

«Огнь небесный». Многие погибли от него, хотя Илия сомневался, что именно Господь насылает его.

В безлунные ночи его вспышка пересекала небосвод, исчезая так же внезапно, как появлялась. Быть может, он испепелит его. Быть может, дарует смерть, мгновенную и легкую.

Настала ночь, и туман рассеялся. Стала видна равнина внизу, и огни Акбара, и факелы, освещавшие лагерь ассирийцев. Стал слышен лай собак. Донеслась песня, которую пели воины.

– Я готов, – сказал себе Илия. – Я согласился с тем, что стал пророком, и старался исполнять свое предназначение как можно лучше. Однако потерпел неудачу, и теперь Господу нужен другой.

В этот миг свет коснулся его.

Огнь небесный!

Луч меж тем лежал у него на лбу. И некий голос произнес:

– Я – ангел Господень.

Илия упал на колени, а потом пал ниц.

– Я уже видел тебя прежде и исполнял твои повеления, – промолвил он, не поднимая головы. – И оттого, куда бы ни лежал мой путь, всюду сеял я лишь горе и несчастья.

Но ангел сказал так:

– Когда вернешься в город, трижды попроси, чтобы мальчик ожил. И на третий раз Господь услышит тебя.

– Ради чего мне это делать?

– Ради величия Божьего.

– Даже если Бог сотворит чудо, я уже сомневаюсь в себе. Я недостоин своего предназначения.

– Всякий вправе усомниться в своем предназначении и вправе время от времени покидать свою стезю. А вот забыть ее он не может. Лишенный сомнений в себе – недостоин, ибо слепо верит в свои дарования и свершает грех гордыни. Блажен тот, кому случается переживать мгновения нерешительности.

– Ты же видел, как я только что сомневался даже в том, что ты послан Богом и говоришь от Его лица.

– Ступай и исполни то, что я говорю.

Много времени прошло, пока Илия спускался по склону. Стражники ожидали его у жертвенников, но горожане уже вернулись в Акбар.

– Я готов к смерти, – сказал он. – Я повинился перед богами Пятой горы, а они велели, чтобы я, пока моя душа не рассталась с телом, пришел в дом вдовы, принявшей меня, и попросил ее сжалиться над моей душой.

Воины отвели его назад и передали жрецу просьбу израильтянина.

– Будь по-твоему, – сказал жрец. – Ты испросил прощение у богов и теперь должен сделать то же по отношению к вдове. Чтобы ты не сбежал, отправлю с тобой четверых вооруженных стражников. Но не надейся, что вдова, поддавшись твоим уговорам, сумеет вымолить тебе пощаду. Знай: на рассвете мы казним тебя на площади.

Жрец хотел было спросить, что видел Илия на вершине, но рядом стояли стражники, а ответ мог бы внести в их души смятение. Он промолчал, а про себя решил – хорошо бы, чтобы Илия попросил прощения при всех: тогда ни у кого больше не будет сомнений в могуществе богов Пятой горы.

А стражники отвели Илию на ту бедную улочку, где прожил он несколько последних месяцев. Двери и окна в доме вдовы, как велел обычай, были раскрыты настежь, чтобы душа ее сына без препон могла отлететь на небеса. Тело находилось в середине маленькой комнаты, и на бдение явились все соседи.

При виде израильтянина они сначала замерли от ужаса и изумления, а потом закричали стражникам:

– Уведите его отсюда! Неужели мало того горя, что он уже причинил нам?! Он так подл, что даже боги Пятой горы не захотели пачкать об него руки.

– Отдайте его нам! – раздался чей-то голос. – Мы сами покараем его – и прямо сейчас!

Под градом пинков и затрещин Илия высвободился и бросился к плакавшей в углу вдове:

– Я могу вернуть твоего сына к жизни! Позволь мне прикоснуться к нему – хотя бы на одно мгновение!

Вдова подняла голову.

– Прошу тебя! – умолял Илия. – Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни, но все же дай мне возможность отплатить тебе за твое великодушие!

Несколько человек вцепились в него, стараясь оттащить. Илия отбивался изо всех сил, продолжая просить, чтобы ему дали дотронуться до мертвого мальчика.

И хоть был Илия молод и исполнен решимости, его все же выбросили за дверь. «Ангел Господень, где же ты?!» – крикнул он в небеса.

В этот миг все замерли. Вдова, поднявшись со своего места, направилась к нему, взяла за руку, привела в дом, подвела к телу сына и отдернула покрывавшую его простыню.

– Вот он, кровь от крови моей, – молвила женщина. – Да падет кровь его на головы твоих родичей, если не сумеешь исполнить обещанное.

Илия приблизился и хотел коснуться мертвого мальчика.

– Погоди, – остановила его вдова. – Сначала попроси своего Бога исполнить мое проклятье.

Сердце Илии заколотилось. Но он верил словам ангела.

– Пусть кровь этого ребенка падет на головы родителей моих и братьев, на их сыновей и дочерей, если не сделаю того, что сказал.

И тогда, терзаясь страхом, и чувством вины, и сомнениями…

«…взял его с рук ее, и понес его в горницу, где он жил, и положил его на свою постель и воззвал к Господу, и сказал:

Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее?

И простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу и сказал: Господи Боже мой! да возвратится душа отрока сего в него!»

Сначала все было по-прежнему. Илия вдруг снова перенесся в Галаад, снова увидел, как лучник целится ему в сердце. Он знал, что удел человеческий не имеет никакого отношения к тому, чего человек боится или во что верует. И вновь, как в тот день, осенили его спокойствие и уверенность. Он знал: даже если ничего не произойдет, есть высший смысл в том, чтобы все это произошло. На вершине Пятой горы ангел назвал это «ради величия Божьего», и Илия надеялся когда-нибудь понять, почему Творец нуждается в своих творениях.

В этот миг мальчик открыл глаза.

– Где моя мама? – спросил он.

– Там, внизу, ждет тебя, – с улыбкой отвечал Илия.

– Какой странный сон приснился мне! Будто я лечу в какую-то черную дыру, причем стремительней, чем самый быстрый конь на скачках в Акбаре. И там ждет меня человек – я знаю, что это мой отец, хоть никогда и не видел его. А потом я оказался в каком-то прекрасном месте и с удовольствием бы остался там, но тут другой человек – он незнаком мне, но добр и отважен – ласково попросил меня вернуться. И тут ты разбудил меня.

Мальчика огорчало, что он так и не попал в это прекрасное место.