Смертельная очередь Самаров Сергей

© Самаров С. В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Пролог

Начальник штаба сводного отряда спецназа ГРУ в регионе Северного Кавказа майор Смурнов вызвал меня к себе в кабинет телефонным звонком дежурного по штабу на аппарат дневального по роте. Почему-то не напрямую своим звонком в ротную канцелярию и не мне на сотовый. Видимо, подумал, что я отдыхаю после операции.

Рота в это время частично спала. Точнее, два взвода, которые участвовали в последней операции по уничтожению эмира Мамонта и бойцы которой не спали всю предыдущую ночь. Кое-кто из бойцов занимался чисткой оружия. Это были бойцы трех взводов, которые в операции участия не принимали, но свое оружие привычно держали в чистоте и в смазке, к которой с уважением относится любой механизм вне зависимости от того, стреляющий он или нет. Первые два взвода тоже потом почистят свое оружие, даже если из него не стреляли. Просто необходимости стрелять не возникло ни у кого, кроме командира третьего взвода старшего лейтенанта Скорогорохова, получившего приказ стрелять из крупнокалиберной снайперской винтовки «Корд».

Вообще-то третий взвод в роте считается саперным. Его командир, старший лейтенант Скорогорохов, был когда-то профессиональным снайпером, но после некоторого эксцесса, когда снайпер Скорогорохов застрелил очень красивую девушку – снайпера противника, – у него, человека холостого, случился нервный срыв, и старший лейтенант, пройдя переобучение, перешел в саперы, посчитав, что сапер и снайпер должны быть схожими по характеру – и у того, и у другого работа не терпит суеты.

Приехав однажды в разведроту получать полный комплект боезапаса, я увидел на оружейном складе крупнокалиберную снайперскую винтовку «Корд» и выпросил ее для Скорогорохова у начальника штаба отряда майора Смурнова, в ведении которого совместно с командиром отряда подполковником Репьиным находится склад, понимая, что от такого презента ни один снайпер, даже бывший, не откажется. Не отказался и старший лейтенант Скорогорохов, успешно совмещающий с тех пор должности снайпера и командира саперного взвода. Вторую снайперскую винтовку, которая попалась мне на том же складе на глаза – «Винторез» с интегрированным глушителем, – я выпрашивать не стал, понимал, что две мне не дадут. Кроме того, в саперном взводе уже имелся снайпер с точно таким же «Кордом» – старший сержант Наруленко. Я посчитал, что оба старших лейтенанта вместе будут представлять собой серьезную силу, способную сделать взвод очень мощным подразделением. А рота после завершения командировки заберет винтовку с собой в родную бригаду. Со склада ничто не берется на время, только в постоянное пользование.

– Товарищ капитан!

Дневальный шел от своей тумбочки через казарму в сторону офицерского кубрика, из которого я только что вышел, намереваясь перейти в ротную канцелярию. Я вопросительно поднял подбородок.

– Чего тебе?

– Звонил дежурный по штабу. Вас срочно разыскивает начальник штаба отряда товарищ майор Смурнов.

– Понял. Спасибо. – И я поспешил в кабинет к майору Смурнову.

Постучав в дверь, я услышал нечто невнятное, что, на мой непросвещенный взгляд, соответствовало слову «войдите», и вошел.

– Вызывали, товарищ майор?

– Вызывал. Заходи, присаживайся.

Уже судя по одному тону, я понял, что Алексей Викторович не в самом лучшем расположении духа. А расположение его духа всегда сильно влияет на расположение духа подчиненных, и моего в том числе. Но я имел вескую причину не поддаваться этому настроению.

Я аккуратно и беззвучно выдвинул стул из-под длинного приставного стола и присел на самый краешек, как и полагается младшему по званию. Хотя мне уже позвонили из штаба нашей родной бригады и сообщили, что отправили в Москву документы на досрочное предоставление мне звания майора, то есть званием я должен вот-вот сравняться с начальником штаба. Это же автоматически означает мой переезд на новое место службы в качестве начальника штаба какого-нибудь батальона. Мне самому штабная работа, честно говоря, не очень по душе, но я отчетливо осознавал, что служу в армии и собственной судьбой не распоряжаюсь. За меня мою судьбу решают другие люди, меня не знающие и ни разу не видевшие, но обличенные соответствующими полномочиями и званиями. И они не привыкли спрашивать офицера, где он хотел бы служить и в каком качестве. Вот внеочередное присвоение звания как раз и было моей «веской причиной».

– Значит, теперь со мной, стариком, званием сравнялся… – произнес Смурнов.

Насчет «старика» он сильно загнул. Не настолько он старше меня, чтобы это чувствовалось. Но своей информированностью начальник штаба меня, честно сказать, удивил. Значит, кто-то из штаба бригады оказался не в меру несдержанным на язык. Или, что еще хуже, ему сообщил кто-то из Москвы. А хуже это потому, что исполнителям, то есть конечному звену в цепочке, не положено знать, что задумывает командование, иначе нижнее звено подгонит результат к желаемому руководством.

Но я гадать не стал, а спросил начальника штаба напрямую, искусно разыгрывая удивление:

– Откуда вы знаете, товарищ майор?

– Скоро будешь меня только по имени-отчеству звать, а про «товарищ майор» забудешь. Откуда знаю? А как мне не знать, если я собственноручно два рапорта на тебя написал в штаб твоей бригады? Думаю, их в Москву отправили вместе с представлением, а там в этот раз решение приняли на удивление быстро. Видимо, где-то тебя уже заждались. Командировку доработать, надеюсь, дадут, а потом сразу отправят дослуживать.

– В Москве еще решение не приняли, товарищ майор.

– Приняли, приняли вчера, поздно вечером. Ты же, наверное, не хуже меня знаешь, что в головном ГРУ еще со сталинских времен взяли манеру работать по вечерам и по ночам. Как подстраивались под вождя народов, так до сих пор перестроиться не могут.

– Откуда данные относительно приказа? – спросил я с недоверием.

– Почти из первоисточника. Человек из Москвы прилетел, рассказал. Его я тоже так быстро не ожидал. Мне обещали подумать, вот я и решил, что пока они подумают, пока решение примут, время пройдет. Затянут, как обычно, а нам работать надо. А они подсуетились…

– Хакера на отряд выделили?

Я вдруг вспомнил, что на днях майор Смурнов посвящал меня в свои поиски хакера. Я понял, что хакер и доставил сведения о моем повышении в звании.

– От меня пойдешь – загляни к Исмаэляну. Я хакера на время определил в шифровальный орган, пока ему отдельный кабинет оборудуют. И на жилье тоже к Исмаэляну устроил – Игорь же у нас принципиальный холостяк. Хакер к нам переведен из восьмого отдела[1] Главного управления[2], имеет допуск по полной форме. В капитанах ходит. А фамилия твоей под стать – ты Одуванчиков, а он Ромашкин. Общий язык, думаю, легко найдете – сплошь один цветник, матерь вашу!

На выражения начальник штаба никогда не был стеснительным и мог себе позволить в разговоре многое. Но настроение майора Смурнова улучшалось, по мере того как он сообщал мне новости.

Однако оно заметно ухудшилось, когда я задал основной вопрос:

– Так вы, товарищ майор, только за этим меня вызывали?

Ради такой «мелочи» майор мог бы и сам в роту пожаловать, да еще и с бутылкой дагестанского коньяка «Кизляр». Это на него больше бы походило. Поэтому я ждал более весомых слов, очерчивающих контуры нового задания со стороны штаба. И Смурнов их произнес:

– На две твои операции я написал достаточно хороший отзыв-рапорт, хотя в первой операции у тебя погиб командир взвода. Но я честно написал, что старший лейтенант сам виноват в собственной гибели, и тому есть свидетели. А теперь даю тебе новое задание, уже как майору. Спрос с тебя будет повышенный, поскольку звание ты получаешь внеочередное. Но, кроме как тебе, поручить это дело некому. Есть у меня свободный взвод, но командир там малоопытный, есть опасения, что он не справится. Да и бойцов у него мало-вато.

– Готов к выполнению, – рапортовал я почти радостно. Радостно и от нового задания, в котором я был готов отличиться, и от получения нового звания.

– У нас появились сведения, что бандиты по-своему готовятся к выборам в Народное собрание республики. Они намереваются устранить нескольких наиболее влиятельных депутатов, чтобы на их место прошли люди, незрелые в политике, и наломали дров, чтобы вызвать в республике недовольство населения. Это недовольство способно привести к власти сепаратистов, в результате разразится новая война, которая будет похуже двух чеченских, потому что ИГИЛ[3] готов перевести значительную часть своих опытных и хорошо вооруженных бойцов в Дагестан из Сирии и Ирака, где их разбили, но полностью не добили. Наши ввели войска в Сирию в две тысячи пятнадцатом году. За первые же пять лет было уничтожено сто тридцать тысяч боевиков, то есть целая армия. И среди них – около трех тысяч радикалов из жителей России. Учти, что я веду речь не только о жителях Дагестана, а, в общем, о российских радикалах-мусульманах. И даже о радикально настроенных исламистах всего бывшего СССР, потому что среди бандитов много таджиков, узбеков, туркмен, азербайджанцев и киргизов. Но случись в России новая Кавказская война, все они с удовольствием выступят против России, хотя у нас их мигрантов – половина Москвы, насколько мне известно. Тут же подсуетится и Турция со своими туркоманами, и НАТО вместе с Турцией, которая пока является одной из сильнейших стран альянса, может пожелать воспользоваться обстановкой. Я не говорю уже о российских мусульманах типа татар, казанских, астраханских и крымских, или башкир, среди которых тоже много радикалов. Короче говоря, задание такое: ты должен, просто обязан, найти выход на националистическое подполье здесь, в республике, организовать его уничтожение, а в дальнейшем силами роты обеспечить безопасность около двух десятков депутатов Народного собрания вплоть до выборов. Выборы – твой дедлайн.

Майор Смурнов любил использовать красивые иностранные словечки и обычно, произнеся их, делал паузу, чтобы в ответ на чей-нибудь вопрос пояснить недоумку, что сие слово означает. Сделал он паузу и сейчас, но я, к его разочарованию, только кивнул, поскольку знаю, что такое дедлайн. В данном случае дедлайн ограничился предстоящими выборами в республиканское Народное собрание, а они должны были пройти накануне завершения полугодовой командировки моей разведроты.

– К сожалению, – продолжил майор Смурнов, хмурясь, – у меня нет никаких данных, даже приблизительных. Нет и списка депутатов, на которых готовятся покушения. Поэтому добывать информацию будешь сам. Я тебе только дам координаты двух человек, которые смогут тебе помочь. Один из них – подполковник ФСБ, второй – подполковник ФСО[4], но сам он себя называет обычным охранником и окружающих просит считать себя таковым. Люди они разные, но ты, я знаю, сумеешь договориться с обоими. Они о твоем участии предупреждены и готовы к сотрудничеству. А пока можешь по полной программе загружать и использовать капитана Ромашкина. На его внешний вид внимание не обращай. Он всегда такой… я бы сказал, неординарный, слегка сонный. Работать он умеет, а это для нас главное. В Москве наше положение принимают за особое и потому всегда выделяют нам только лучшее.

Майор передвинул на угол стола лист бумаги с координатами. Я вынужден был встать, чтобы забрать этот лист. Но свое место я сам выбрал и потому недоброго умысла в поступке майора не увидел.

– Разрешите идти, товарищ майор?

– Иди, майор.

Кивком головы Алексей Викторович выразил свое согласие, но в его голосе мне послышалась легкая ехидца, словно мое новое звание было мне присвоено незаслуженно. Честно говоря, я бы еще какое-то время без проблем проходил в капитанах, если не считать проблемой желание жены иметь мужа-майора и, следовательно, получать из его рук большее жалованье, но командованию, как и жене, всегда виднее.

Насколько мне известно, во время Великой Отечественной войны такие случаи были не редкостью. Но в последнее время слышать о подобном приходится все реже и реже. Так Гагарин взлетел старшим лейтенантом, а приземлился майором. В Сирии погибшему летчику присвоили звание посмертно. Еще пару случаев знаю, и все. А тут – мне. И совершенно неожиданно. Другие служат и получают звания по мере выслуги определенного количества лет. А мне вот так повезло. Как тут не вызвать зависть у сослуживцев? Естественно, майор Смурнов завидует, хотя сам двумя своими рапортами поспособствовал такому событию.

– Есть еще вопрос, товарищ майор. У первичных данных откуда ноги растут?

– Пришли из Сирии, из штаба ИГИЛ, прямиком в Москву.

– Ромашкин?

– Нет, но думаю, он тоже в курсе. Ко мне данные пришли из республиканского ФСБ, а к ним – из московской Конторы.

– Разрешите идти, товарищ майор? – еще раз спросил я по-уставному, как любит Смурнов.

– Иди, сказал же! – махнул он рукой так, как будто отмахнулся от назойливой навозной мухи, придвинул к себе карту какого-то горного района на границе и стал рассматривать. – Не забудь познакомиться с Ромашкиным. Загружай его по самые уши, чтобы… чаю попить некогда ему было! Он, говорят, большой любитель чаи распивать. Мне уже сообщили, что он предпочитает китайский зеленый.

Я вышел из кабинета, сожалея, что некоторое время тому назад презентовал пакет китайского зеленого чая «Ганпаудер»[5] другому любителю этого напитка – старшему лейтенанту Сереже Анисимову, а он возьми и погибни в простейшей ситуации. Не искать же теперь эту пачку в его вещах! Да и вещи эти должны были уже отправить жене, я лично давал приказ об этом заместителю командира взвода старшему сержанту Мише Клишину.

Я пересек коридор и позвонил в дверной звонок шифровального узла. Дверь в тамбур мне открыл капитан Игорь Исмаэлян со стаканом светлого чая в руке. Видимо, капитан Ромашкин за него уже взялся.

– Заходи, мы как раз тебя ждали и о тебе говорили. Валера!

Из кабинета ко мне вышел крепкий, но сухощавый капитан с остро торчащими скулами. Майор Смурнов не зря обратил внимание на внешность капитана, предупреждая, чтобы я на ней не зацикливался. Ромашкин, во-первых, оказался рыжим, а рыжих обычно нигде не любят. Во-вторых, складывалось впечатление, что он попросту не знает такого предмета гигиены, как расческа, – волосы, как куски проволоки, торчат у него в разные стороны, как у английского премьер-министра Бориса Джонсона. А в-третьих, он казался сильно невыспавшимся, воспаленные красные глаза словно так и норовили закрыться – похоже, сказывалась проведенная в самолете ночь, закрыв глаза, Ромашкин моментально уснул бы даже стоя. И еще – начальник штаба майор Смурнов, видимо, не зря приказал загружать Ромашкина «по самые уши». Уши у капитана – это самый заметный предмет его личности. Они торчат в стороны, это во-первых, а во-вторых – это уши борца, с помятыми и несуразно толстыми ушными раковинами. Чаще всего такие уши встречаются у представителей греко-римской борьбы, как теперь называется бывшая классическая борьба, а еще у вольников и представителей смешанных единоборств – последние часто пропускают удары в ушные раковины кулаком или ногой, а кулаки, даже в перчатках, и ноги, даже через блок, способны повредить ушные раковины. В руке капитан держал длинными узловатыми пальцами компьютерщика стакан с чаем.

– Вот, Валерий Петрович, знакомься. Это и есть наш знаменитый командир разведроты.

– Чем же он знаменит? – спросил я сам про себя без щенячьего восторга.

– Хотя бы быстрым уничтожением двух эмиров. А кроме того, он единственный из моих многочисленных знакомых офицеров, кто получил звание досрочно, – ответил капитан Исмаэлян. – Получил – значит, заслужил. Со стороны ведь виднее!

– Что касается эмиров, то без твоей помощи я бы с ними так быстро не справился. А насчет звания – это заслуга нашего начальника штаба. Он писал многостраничные рапорты, причем в красках, даже, похоже, раскрашивал их цветными карандашами. И то, что звание внеочередное – это тоже результат творчества товарища майора. В целом все было обычно и вполне буднично.

Исмаэлян только руками развел.

– Скромность украшает человека. – И непонятно, меня он хвалит или говорит о себе, поскольку без его помощи я бы и в самом деле не справился так быстро.

– Здравия желаю, товарищ майор. – Ромашкин протянул мне руку для знакомства.

– Пока еще капитан. Я еще приказ не видел.

– Министр обороны подписал его вчера вечером. Отправлять, думаю, будут факсом. Ждите. Сначала в вашу родную бригаду отправили, а оттуда напишут и перешлют сюда.

– Валерий Петрович, судя по всему, мы ровесники, нам предстоит много совместно работать. У меня есть предложение: давайте сразу перейдем на «ты».

– Годится, Василий Николаевич. Договорились.

– Ну, вот и отлично! – подтвердил наше совместное решение капитан Исмаэлян. – Значит, нашли общий язык…

– Меня предупредили, что ты, Василий Николаевич, сразу загрузишь меня работой. Что следует делать?

Капитан Исмаэлян, как истинный шифровальщик, в чужие секреты нос совать не любит, несмотря на собственную величину секрета, поэтому он сразу удалился в свой кабинет. А я, вспомнив фразу майора Смурнова про уши капитана Ромашкина, повторять это образное выражение не стал, не желая обидеть капитана. Тем более что и у самого начальника штаба уши такой же формы – не зря майор Смурнов когда-то занимался армейским рукопашным боем и даже пытался выступать в профессиональных промоушенах.

Я объяснил Ромашкину, что в данный момент требуется, чтобы он сам сделал вывод, что может сотворить для общего дела он лично. Капитан сказал:

– Значит, моя первоначальная задача – войти в систему штаба ИГИЛ и добыть данные о планируемых акциях против депутатов Народного собрания Дагестана.

– Да. Пошарь там, вдруг найдешь что-нибудь. А потом мы посоветуемся и посмотрим.

– С твоего согласия я сначала свяжусь с хакерским подотделом ГРУ, с людьми, которые давно уже работают против ИГИЛ. Что-то у них по-товарищески позаимствую, попрошу совета, а потом сам войду в систему.

– Бога ради, – с легкостью согласился я.

Глава первая

Для знакомства я сначала выбрал подполковника ФСБ Николая Николаевича Муравьинского. Руководствовался при этом я только тем, что его фамилия стояла первой на листе, который передал мне майор Смурнов. Предварительно позвонив и договорившись о своем приезде, я запросил у дежурного по штабу машину и поехал на встречу.

Оказалось, что Николай Николаевич не успел заказать на меня пропуск, поэтому мне пришлось ждать в бюро пропусков заявку. Заявку эту принес сам подполковник в мундире с ярко-голубыми петлицами, и я, сам не понимая, каким образом узнал его, тихо позвал:

– Николай Николаевич…

Подполковник обернулся, посмотрел на меня, подошел:

– Вы меня ждете? Полагаю, майор Одуванчиков? А почему с погонами капитана?

– Не успел еще сменить – министр обороны только вчера вечером подписал приказ. В бригаду, наверное, уже переслали, а к нам в сводный отряд еще нет. Без приказа я сменить погоны не имею права. И документы переделать без приказа не могут.

– Это в принципе и не важно. В заявке на пропуск звание не указывается.

Мне пришлось отстоять небольшую очередь – полная женщина в бюро пропусков работала из рук вон плохо (очень, видимо, не любила торопиться) и каждое свое движение сопровождала тяжелым вздохом. Последнее удивления не вызвало – попробуй-ка пошевелиться с ее весом! – но тем не менее раздражало. Да и подполковник Муравьинский, я заметил, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно хочет в туалет.

В бюро пропусков был туалет специально для посетителей, но, возможно, Николай Николаевич общим туалетом брезгует. По крайней мере, туда он не рвался. В бытность мою еще лейтенантом и командиром взвода ко мне попал солдат срочной службы, который мучился, но не мог из-за собственной брезгливости пользоваться общеротным солдатским туалетом и даже умывальником, к этому же туалету примыкавшим. Потом этого солдата комиссовали и уволили из армии по причине психического заболевания. Может, и у подполковника Муравьинского то же самое, только он стесняется признаться? Солдат тоже стеснялся, не желал признавать за собой слабость, пока заболевание не обострилось настолько, что его вынуждены были положить в госпиталь. Как он сам говорил, он хотел служить, и непременно в спецназе ГРУ, даже специально для этого начал заниматься спортом. По физическим данным он к такой службе вполне подходил, но вот по психическим – отнюдь. И надо было видеть слезы на его глазах после медицинской комиссии, отправившей его домой под крыло к родителям, чтобы понять переживания парня.

Пропуск я в итоге получил и вместе с Николаем Николаевичем прошел в его тесноватый персональный кабинет, где, судя по количеству дверей, личного туалета все же нет.

– Я подготовил для вас список лиц, подлежащих охране с вашей стороны. – Подполковник выложил на стол не самую маленькую стопку распечаток. – Но должен предупредить, что этот список приблизительный. В него вошли двадцать два наиболее значимых для Народного собрания человека. Государственники, те, кто не видит существования республики отдельно от России. Это вовсе не говорит о том, что оставшиеся вне списка депутаты желают создания независимого государства. Таких у нас официально насчитываются единицы. Но такие есть в общероссийской Государственной думе, хотя причины желания независимости Дагестана у всех разные. Одни считают, что Москва их грабит и забирает себе то, что республика зарабатывает. Другие спят и видят исламское независимое государство. Третьи считают, что смогут существовать на подачки Евросоюза и США, если разместят на своей территории военные базы НАТО, что для самой России неприемлемо. Примера Украины и прибалтийских стран им мало, они желают учиться только на своих ошибках. Здесь, – подполковник Муравьинский положил руку на распечатки, – все имеющиеся у нас данные значимых для Дагестана людей. На некоторых по две-три страницы. Домашние адреса, состав семьи, кто чем занимается вне депутатских обязанностей, а также все человеческие грешки, за которые противник может ухватиться, если узнает про них. Поэтому, как видите, на первой странице стоит гриф «Секретно». Распишитесь в ведомости на получение документов. На этом у меня пока все.

Я долго читал вписанное в три строки название документа. Почерк у Николая Николаевича однозначно говорит о том, что подполковник больше привык пользоваться клавиатурой компьютера. Чем человек чаще работает с машинным набором, тем труднее разобрать его почерк. Интересно, а в школе сейчас существуют уроки чистописания? Или теперь и там предпочитают машинный набор текста? По своему сыну я судить не могу, поскольку его воспитанием и всеми школьными делами занимается жена…

Подполковник ФСБ, судя по всему, очень занятой человек. За непродолжительное время моего визита ему звонили трижды, и разговоры, видимо, достаточно серьезны и не предназначены для третьих ушей, поэтому Николай Николаевич только смотрел на определитель номера, записывал номера на отдельном листе и не отвечал. Трубку он взял только после того, как я расписался в ведомости и встал, демонстрируя желание уйти. Николай Николаевич расписался на обратной стороне моего пропуска и, глянув на наручные часы, проставил время моего ухода. Причем время, как я обратил внимание уже за дверью кабинета, было выставлено с точностью до минуты.

От подполковника Муравьинского я поехал не на встречу с подполковником ФСО, с которым к тому же еще не созванивался, а к себе в казарму. Дело в том, что Муравьинский дал мне довольно мало информации. Хотелось заранее подготовить вопросы для его коллеги.

Однако на подъезде к военному городку мне вдруг позвонили.

– Капитан Одуванчиков. Слушаю, – отозвался я, даже не посмотрев на определитель номера.

– Пора уже привыкать называть себя майором, – нравоучительно произнес капитан Ромашкин. – Но я, Василий Николаич, звоню не для того, чтобы нотации читать. Извини уж, вырвалось… Короче, вышел я на сайт ИГИЛ и просмотрел его от и до. Скажу честно, ничего интересного или нового ни для себя, ни для тебя я не нашел. А потом я вошел во внутреннюю систему…

Последовала излишне долгая для меня пауза. В артистизме капитану отказать трудно.

– И что? Нашел что-нибудь? – не выдержал я.

– Отдельные моменты, заслуживающие внимания, есть. Но это отнюдь не телефонный разговор. Когда подъедешь?

– Уже рядом. Давай к главному входу! Это я водителю, не тебе. Мы уже подъезжаем.

Водитель слегка притормозил, и «уазик», кивнув носом, как и полагается при торможении внедорожнику с большим клиренсом, повернул в сторону парковки и там замер. Водитель выключил двигатель, понимая, что ему предстоит меня дожидаться.

Военный городок когда-то строился по стандартному проекту, поэтому парковка перед главным входом достаточно вместительна. Но обычно там бывает минимум машин, если они вообще приезжают. При работе над стандартным проектом архитекторы учитывали то, что многие офицеры приезжают на службу на своем личном транспорте. Но в этом военном городке, где костяк офицеров состоит из временно прикомандированных, такая крупная парковка попросту не нужна. Офицеры приезжают или прилетают в республику со своими подразделениями, вместе с которыми делят казарму. Тем не менее проект переделывать не стали, парковку построили и даже заасфальтировали в отличие от многих грунтовых парковок. И точно так же в военном городке был построен плац, который позже переразметили и сделали из него вертолетную площадку, где базируются боевые винтокрылые машины.

Я быстро покинул «уазик» и, захватив с собой стопку бумаг, выделенных мне подполковником Муравьинским, двинулся в штаб. Почти бегом проскочив мимо дежурного, я повернул направо. Капитан Ромашкин не мог видеть, что я приехал, поскольку окна шифровального органа выходят на другую сторону, но тем не менее он встретил меня в коридоре (похоже, дожидался) и сразу завел меня в тамбур.

– Быстрый ты, оказывается, капитан! – не удержался я от похвалы.

– Не быстрее тебя, майор, – не остался в долгу Ромашкин. – Только я уже даже успел посетить и твою разведроту. Надеялся застать тебя в канцелярии, но ты подвижный, как капля ртути! Тогда капитан Исмаэлян дал мне твой номер.

– Это хорошо, что ты посетил роту. Введи теперь в курс дела ее командира. Но сперва скажи, чем они занимаются?

– Когда я у них был, бойцы отрабатывали стрельбу на опережение. Стреляли друг в друга пейнтбольными красящими шариками.

– Да-а, скорость полета у пули, конечно, совсем другая. Но увеличивать скорость пули попросту опасно, можно на ровном месте нанести травму себе или противнику. Кроме того, в большой игре бойцы учатся прятаться от выстрелов.

– А как вы игры проводите? По правилам? Десять на десять?

– Обычно взвод на взвод. И никого не смущает, что во взводах количество бойцов различается. Побеждать следует не количеством, а умением! Не моя истина, но я ее придерживаюсь… Ладно, вернемся к делу. Что тебе удалось добыть?

– С одной стороны, ничего, кроме того, что ИГИЛ сильно добавил себе в Интернете общее количество моджахедов, сторонников и единомышленников.

– Это понятно. Еще Наполеон утверждал, что воображение правит миром. Но это все лирика. Что с другой стороны, Валерий Петрович?

– Я в первую очередь интересовался накладными на складе. Для начала выбрал продуктовый склад и сразу обнаружил, что два отряда моджахедов – вернее, две банды – были сняты с довольствия, а потом их представители получили сухой паек. Причем термохимический паек[6] получила только одна банда, второй достался паек с возможностью разогрева. Оба пайка американского производства были поставлены сначала на Украину в качестве так называемой гуманитарной помощи, а потом проданы какой-то фирме в Турции. А Турция, тоже в виде гуманитарной помощи гражданскому голодающему населению, поставила его прямиком на продовольственный склад ИГИЛ. Точно я не знаю, но допускаю, что ИГИЛ по чьей-то наводке просто перехватила грузовики по дороге и отправила их себе на склад. Документального подтверждения этому акту я не нашел и в турецкие сайты еще не лазил, но они почти наверняка дадут такую трактовку.

– Нам от этих данных какая польза? – наивно поинтересовался я. – Мне, например, все равно, получили они термохимический сухой паек с возможностью подогрева или высокогорный[7].

– Ну, во-первых, бандиты в отличие от российского спецназа не любят убирать за собой. То есть где поедят, там и оставляют упаковку. Таким образом, есть возможность отследить путь банды через горы. Во-вторых, если мы будем иметь дело с сухим пайком с возможностью разогрева, то следует обратить особое внимание на дым костров в горах. Таблеток сухого спирта у бандитов ничтожно мало, как и горелок (я сумел проверить их наличие в общем складском реестре), им рекомендовано пользоваться кострами. Даже было проведено обучение, как разжечь костер, какая древесина дает меньше дыма и прочие премудрости. Но обучение проводилось для пяти банд, а с довольствия сняты только две. Это может означать только одно: оставшиеся три банды стоят на очереди. Но место их дислокации известно. Я уже передал данные на банды в ГРУ, откуда они уйдут в ВКС[8] – бандитов уничтожат с воздуха.

– Звучит заманчиво. А что еще?

– Еще я «посетил» оружейный склад. Бандиты получили в значительном количестве снайперские винтовки «СВД»[9] с прицелами «ПСО-1»[10] и запас патронов к винтовкам. У меня есть список с номерами оружия и номерами прицелов. Здесь же указано количество патронов.

Ромашкин вручил мне два скрепленных степлером листа.

– Это все?

По хитрому лицу капитана я видел, что самое интересное он приберег напоследок.

– Разве этого мало?.. Хорошо, еще есть данные. Шура[11] муфтиев ИГИЛ (есть у них такой орган) вынес приговор восемнадцати членам Народного собрания Республики Дагестан. Их признали особо опасными для деятельности своей организации. Список есть у меня в компьютере.

Я положил на стол перед капитаном Ромашкиным распечатку, предоставленную мне подполковником Муравьинским.

– Здесь досье на двадцать два человека из числа депутатов Народного собрания. Отметь, кто из них входит в твой список, и верни досье мне. Не потеряй, оно с грифом.

– Доверяешь?

– Доверяю.

– Ну, и отлично. Тогда сделаю, товарищ майор. Это займет пять минут.

– Прекрати меня называть «товарищем майором»! Это смахивает на издевательство и начинает меня раздражать. Можно же обращаться по имени-отчеству или просто называть «майором»!.. Короче, сверяй списки. А я пока загляну к начальнику штаба с докладом.

Временно расставшись с капитаном Ромашкиным, я постучал в дверь начальника штаба сводного отряда.

– Войдите, – услышал я в ответ недовольное бурчание и вошел.

В кабинете начальника штаба присутствовал командир отряда подполковник Репьин, который встал мне навстречу, жестом остановил мой уставной доклад и стал поздравлять меня с внеочередным присвоением звания майора.

– Приказ еще не пришел, товарищ подполковник. До получения приказа я остаюсь, как и прежде, капитаном.

– Пришел приказ, пришел! У меня лежит в кабинете на столе! Прислали факсом из твоей родной бригады! А им пришел напрямую из Москвы, из Управления кадров Генерального штаба. Так что готовься, майор, выпить дважды по стакану водки! Сначала с нами, а потом в своей бригаде![12]

– Я вообще-то не пьющий, товарищ подполковник…

– Традициями брезговать нельзя, майор, иначе никогда подполковником не станешь, – мрачно предрек мне майор Смурнов.

– Понял, товарищ майор. Тогда сегодня вечером куплю бутылку и к вам загляну. А пока, товарищ подполковник, разрешите доложить товарищу майору предварительные результаты моего поиска.

– Докладывай. Я в курсе твоего задания.

– С какого числа, ты говоришь, банды сняли с довольствия? – спросил майор Смурнов.

– Со вчерашнего дня, товарищ майор.

– Надо бы «погранцов» предупредить.

Майор посмотрел на командира отряда:

– А дров «погранцы» не наломают? А то лови после них бандитов по горам по двое, по трое… Сколько уже раз такое бывало!

– Необходимо, чтобы «погранцы» пропустили банды через границу, сообщили нам, а за ними пустили свою «Сигму»[13] в виде погони и угрозы. А мы, в свою очередь, перекроем бандитам путь и затащим их в засаду.

– У тебя уже и план готов, Алексей Викторович! – одобрил подполковник Репьин, пальцами здоровой руки разминая плечо, в которое он был не так давно ранен бандитским снай-пером.

Репьин только недавно снял с руки повязку, но пулевое ранение еще давало о себе знать. Приходилось часто разминать руку и еще чаще работать на турнике, что я сегодня утром наблюдал собственными глазами. Но после каждого подхода Репьину приходилось пальцами здоровой руки массировать место, в которое угодила пуля.

Но похоже, подполковник снова рвался в бой. Что поделаешь, если у него натура такая в отличие от того же майора Смурнова, который всегда находит причину остаться в своем кабинете, хотя, казалось бы, Смурнов, бывший боец смешанного стиля, пробовавший когда-то свои силы в профессионалах, по одному только характеру обязан быть более боевитым человеком.

– У тебя же есть связь с Управлением погранвойск, – продолжил подполковник. – Вот и сообщи.

Майор Смурнов снял трубку стационарного телефона и уставился на меня, давая понять, что я мешаю.

– Разрешите идти, товарищ подполковник? – спросил я командира отряда.

– Я тебе, майор, сегодня дал данные на двух человек. Ты с ними связался? – спросил Смурнов.

– Только с подполковником ФСБ Муравьинским. Он мне передал список из двадцати двух человек, которые могут помешать бандитам.

– И где этот список?

– У капитана Ромашкина. Дело в том, что Шура муфтиев ИГИЛ выбрала восемнадцать депутатов, которые представляют угрозу их деятельности. Я попросил Ромашкина отметить тех, кто есть в его списке, который он добыл самостоятельно. После этого он отдаст мне оба списка. А к подполковнику ФСО я поеду после того, как подготовлю набор вопросов к нему.

– Добро, – согласился начальник штаба отряда. – Можешь идти. Как только Ромашкин подготовит список, занеси его мне.

– И мне экземпляр на всякий случай, – добавил подполковник Репьин.

Начальник штаба начал набирать номер на кнопочном аппарате, а я вышел из кабинета с ощущением, будто меня выгнали.

С этим же ощущением я позвонил в звонок на двери шифроргана. Дверь открыл капитан Игорь Исмаэлян. На сей раз у него в руках был не стакан чая, а простой карандаш.

– Извини, я работаю. Тебе Ромашкина?

– Да.

– Валера! – крикнул капитан в дверь и вернулся к себе.

Ромашкин не вышел, а вылетел, взлохматил свои непослушные волосы еще больше, хотя, казалось бы, больше некуда, и тихо и виновато произнес:

– Я не успел посмотреть – помогал Исмаэляну. Он замучился с ручными кодограммами. Радисты наворочали непонятно что, вдвоем разобраться не можем.

Это было обычным делом. После работы радистов шифровальщики всегда готовы вешаться. Хорошо хоть радиосвязь в современной армии используется лишь изредка, да и то преимущественно в учебных целях. А не то мы рисковали бы остаться без шифровальщиков.

– Сделай прямо сейчас и распечатай в двух экземплярах для командира и начальника штаба.

– Я быстро, – пообещал Ромашкин. – Чаю тебе налить?

– Спасибо, я воздержусь.

Его «быстро» растянулось на семь минут, которые новоиспеченный майор, то есть я, прождал, сидя за столом в тамбуре, поскольку посещать комнату шифровального узла имеют право только командир отряда подполковник Репьин и его первый заместитель, начальник штаба майор Смурнов. Порой капитан Исмаэлян сам приглашает кого-то в свой кабинет, но не тогда, когда командиры могут это обнаружить.

За соблюдением режима секретности наблюдает лично майор Смурнов, хотя это входит в обязанности и самого капитана Исмаэляна. Так, капитан проверяет время от времени расписание занятий моей роты и ищет секретные данные. Иногда что-то находит. Но он ни разу не составлял акт о нарушении, ограничивался лишь устным замечанием мне как командиру подразделения.

Глава вторая

Наконец, капитан Ромашкин вынес три страницы распечатки, пристроенные сверху к досье на депутатов, выделенное мне подполковником ФСБ Муравьинским.

– Странное дело. В твоем списке двадцать два депутата. Из них восемнадцать есть в моем списке, есть пара других, а двое – вообще лишние, – заметил капитан Ромашкин.

– Ничего странного. В ФСБ составляли список по своим данным и представлениям, в ИГИЛ – по своим. Списки могут различаться. Ты внес дополнительные фамилии?

– Конечно. И расписал все. – Ромашкин хлопнул ладонью по стопке, словно подтверждая свои слова.

Майору Смурнову его экземпляр я занес сразу и предупредил об изменениях. Майор пожелал оставить у себя и основной список подполковника Муравьинского. Для чего он ему понадобился, я догадаться не смог.

– Доверяешь без росписи в журнале? Или ты доверяешь только Ромашкину?

– Доверяю, товарищ майор! – ответил я добродушно, хотя было странно встретить желание майора уклониться от обычных мер соблюдения режима секретности, за которым он следил почти трепетно.

– Тогда я быстро сделаю себе ксерокопию.

Майор встал и перешел к соседнему столу, где у него стоит небольшой ксерокс. Снятие копии и в самом деле много времени не отняло, хотя вызвало у меня еще большее удивление. Это было еще одно нарушение режима секретности со стороны начальника штаба. Видя, как я отреагировал на первое нарушение, на второе Смурнов моего согласия спрашивать не стал. И я не понял, он меня держит за своего или попросту пренебрегает моим мнением.

Подполковника Репьина в кабинете начальника штаба не было. Мне пришлось подниматься на третий этаж, чтобы застать командира в его кабинете, пока он не ушел. На территории военного городка искать его будет сложно, Репьин может оказаться где угодно, от гаража до склада оборудования или вооружения. Подполковнику я тоже сразу доложил о разночтении в списках, на что Репьин ответил мне примерно то же, что я сам сказал капитану Ромашкину.

Далее я отправился в канцелярию роты, откуда позвонил подполковнику Муравьинскому и сообщил теперь ему о разночтениях в списках. Подполковник моему сообщению не удивился:

– Мне бы, майор, фамилии тех двоих, которые не вошли в мой список, но присутствуют в списке Шуры.

Он даже не поинтересовался, откуда у меня список Шуры шейхов. Понимал скорее всего, что законными методами добыть такие сведения невозможно, а эксклюзивные методы военной разведки его мало интересуют, поскольку он сам частенько пользуется подобными методами своей организации.

– А мне бы, товарищ подполковник, досье на них, – предложил я взаимовыгодный обмен.

– Сделаю в течение часа. Давай фамилии.

– Прямо так вот, по телефону?

– У меня защищенный номер. В случае прослушки трубка сразу даст сигнал, и разговор прекратится.

Я почти по буквам продиктовал Муравьинскому две длинные сложные двойные фамилии, пообещал приехать через час и попросил пропуск заказать заранее.

– Пропуск будет у часового на входе, – пообещал подполковник.

Пока было время, я засел за изучение досье Муравьинского. Признаться, оно меня удивило. Каждого из депутатов можно было бы по несколько раз посадить на вполне законных основаниях. Один был пассивным педерастом, другой любил мальчиков и никогда не был женат, третий взимал деньги с людей просто за встречу со своей драгоценной особой. Добыть доказательства противоправной деятельности депутатов для ФСБ с их возможностями труда не представляло. В досье были даже включены записи телефонных разговоров, проведенные с помощью СОРМ[14], и переписка через интернет-каналы, в основном через мессенджеры. По моему скромному мнению, если бы бандиты уничтожили этих депутатов, то от Народного собрания республики можно было бы ожидать большего. Но майор Смурнов предупредил меня, что «игиловцы» рассчитывают на то, что на смену убитым придут кандидаты еще хуже.

Подготовившись лишь мысленно за неимением времени к разговору с подполковником ФСО, я позвонил ему. Оказалось, Абдурагим Маликович ждал моего звонка с самого утра. Майор Смурнов уже имел с ним дело и предупредил, что я, как лицо, непосредственно проводящее операцию по охране депутатов, буду просить его о встрече.

– Только не удивляйтесь, что я приеду в погонах капитана. Мне звание только-только присвоили, я не успел еще их сменить, – сказал я ему, памятуя вопрос подполковника Муравьинского. – Я сейчас на пару минут заеду в ФСБ, а потом сразу к вам.

– Жду, – коротко резюмировал наш разговор подполковник ФСО Абдурагим Сулейманов.

Видимо, он человек дела и умеет ценить свое время.

Машина ждала меня там же, где я ее оставил, хотя из окна кабинета начальника штаба я видел, как она направлялась в сторону ворот. У водителя, похоже, пришло время обеда, а для любого солдата, за исключением разве что спецназа ГРУ, обед – это дело святое, которое отменить невозможно. Как и сон, когда спать хочется даже за рулем.

– В Махачкалу, на улицу Дахадаева, – велел я водителю, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье.

Главный вход в здание расположен со стороны проспекта Расула Гамзатова, но мне нужен был боковой подъезд. Туда я машину и направил.

– Это там, где вы входили? – уточнил водитель.

– Да, снова туда же, – ответил я.

Водитель не стал включать навигатор. Дорогу он помнил.

Дежурный часовой в ярко-голубых погонах с буквами «ГБ» – уже другой, не тот, который стоял на этом посту утром – стал набирать номер на стоящем на тумбочке аппарате. В ответ на длинные гудки он лишь пожал плечами, но подполковник Муравьинский лично вышел меня встретить.

Пока я расписывался за получение пропуска, он предъявил часовому свое удостоверение. «Да-а, бумажная бюрократия в этом заведении хорошо развита», – отметил я про себя и сам тут же нашел этому оправдание. А как иначе? Любая банда тогда сможет проникнуть в любой кабинет и расправиться с неугодным ей офицером и если не прервать, то по крайней мере замедлить любое расследование и дать возможность кому-нибудь из подследственных скрыться.

– Да, порядки у нас здесь строгие, – словно прочел мои мысли подполковник. – Их пришлось ввести в позапрошлом году после нападения бандитов. Хорошо, что у нас на первом этаже расположена комната спецназа, и командир вовремя оттуда вышел. Банда сразу нарвалась на спецназ. Бандитов всех перебили за такую невиданную наглость, даже допросить было некого. Знать бы, куда они прорывались, можно было бы вычислить, откуда ноги растут… Но этим делом занималась отдельно назначенная бригада, не я. Результатов расследования я не знаю. Слышал только краем уха, что двум офицерам повысили звание и еще троих наградили. Значит, результат был.

Он ничуть не походил на того делового и по самые уши загруженного делами человека, каким показался мне утром. Говорил много и приветливо, многое рассказывал. И я не удержался – задал наболевший вопрос. Начал издалека, со стороны:

– И часто у вас, товарищ подполковник, звания повышают и награды раздают?

– Нечасто, – ответил он и посмотрел на меня внимательно, словно почувствовал, к чему я планирую свести этот разговор. – Но бывает, когда дело особенно резонансное. А на моей памяти подобное нападение свершилось впервые.

– Тогда в чем дело? Следует что-нибудь резонансное создать искусственно!

– О чем вы? Конкретнее, пожалуйста, товарищ майор.