Дорогой мести Брэнд Макс

Глава 8

Добрые люди

Жизнь вернулась, смерть отступила. Мальчик изумленно смотрел на холодный розовый рассвет за большой коричневой от глины рекой, текущей медленно и мощно. На противоположном берегу стояли высокие деревья. Утренние лучи солнца пробивались сквозь листву.

Да, он снова живой!

Человек, открывший дверь, шел вдоль пустых товарных вагонов и насвистывал. Юный Джонни Таннер выпрыгнул на железнодорожную насыпь. Недоуменно осмотревшись, понял, что оказался на пересечении железнодорожных путей. За ними простирался длинный товарный склад, а над его низкой крышей возвышались более высокие остроконечные крыши домов немаленького города. Позади них просматривались холмы, а за ними – зазубренные пики гор.

Хотя было довольно рано, на товарной станции уже работало несколько человек. Когда мальчик прошел мимо них, они не обратили на него ни малейшего внимания. Неподалеку от них стояло ведро с водой, а рядом с ним лежал ковш. Мальчику эти вещи показались самыми прекрасными сокровищами в мире. Даже если бы жестяное ведро было заполнено доверху одним огромным бриллиантом, оно не могло бы представлять для него большей ценности. Он наполнил ковшик и стал пить медленными, неспешными глотками, впитывая вместе с водой жизненные силы и надежду.

Джонни мог бы выпить целое ведро, но ограничился одним ковшом, потому что где-то слышал, что после длительного поста следует проявлять умеренность и в еде и в питье.

Напившись, он, полный новых надежд, стиснул зубы и осмотрелся.

У него не было ни цента. На нем – смешной маскарад, костюм для игры в индейцев. При нем – только нож с затупившимся лезвием. Но он не стыдился своего вида. Ведь это была не единственная его проблема. Как теперь ему вернуться домой? Судя по всему, его занесло на край света.

Мальчик спустился к реке, скользя по грязному берегу, и помылся. Когда смыл пот, пыль и засохшую кровь с лица, то почувствовал себя лучше, хотя от соприкосновения с холодной водой шишка на лбу заныла. А когда над восточными холмами появился нимб из червонного золота, поднялся и направился в город.

Было еще совсем рано, однако на улицах оказалось полно народу. Шагая по аллее, Джонни увидел человека, который удивил его гораздо больше, чем размалеванные индейцы на улицах Нью-Йорка. Это был высокий мужчина, с головы до пят одетый в оленью кожу. Но какую кожу!

Штаны и обтягивающая куртка были сплошь расшиты блестящими бусинками и крашеными перьями. На мокасинах огнем сверкали точно такие же украшения. На голове у мужчины была меховая шапка, а на плече висело длинноствольное ружье. Но самое странное заключалось в том, что на человека, который в столь удивительном наряде шел по улице, никто не пялился и не оглядывался.

«Я приехал на Запад! – догадался мальчик. – Я оказался на Диком Западе!»

Он вдруг развернулся на восток, туда, где высились зазубренные пики гор. Неудивительно, что ночи, проведенные в товарном вагоне, были такими холодными. Эти горы отделяли его от отца, они лежали между ним и его родным домом!

У Джонни упало сердце. Но в следующую минуту его ноздрей коснулся запах свежеиспеченного хлеба, который прогнал из головы все другие мысли. Двери небольшой харчевни на углу только что открылись, однако еда там была уже приготовлена, поэтому ее запах распространялся по улице. Не раздумывая, мальчик вошел вовнутрь.

И тут же увидел небольшую стойку, заставленную горами домашних пирожков, большими румяными буханками хлеба, бубликами и пончиками, а также подносами, буквально заваленными нарезанными кусками пирогов с разнообразной начинкой.

Джонни Таннеру показалось, будто он узрел разом все земные и небесные сокровища. Одно обстоятельство смущало его – за стойкой стоял мужчина, ростом и худобой напоминающий вора Гарри. У него был орлиный нос и выдающийся вперед, словно выкованный из стали, подбородок. Он пристально смотрел на мальчика светлыми подозрительными глазами. Джонни подошел к нему поближе, достал из кармана нож и положил его на стойку.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался он. – Вы не могли бы дать мне еды взамен этого?

Хозяин харчевни не проронил ни слова. Посмотрел на нож, поднял его и открыл. Попробовал большим пальцем обломанное острие и затупленное лезвие, затем взвесил нож на ладони, словно его ценность заключалась в весе.

В следующий момент, резко вытянув руку, он схватил Джонни за запястье и сжал его, словно тисками. Но мальчик слишком ослаб, чтобы сопротивляться, поэтому покорно позволил перевернуть свою ладошку вверх.

Мужчина пристально вгляделся в его мозоли и волдыри между пальцами, после чего отпустил руку Джонни, которая повисла бессильной плетью. Задумчиво потерев подбородок, хозяин наконец улыбнулся, но, как показалось мальчику, с издевкой. Положив нож на стойку, он подтолкнул его к владельцу, повернулся спиной и отошел к теплой плите, размещавшейся за прилавком.

Джонни Таннер взял нож и сунул его в карман. В нищенской жизни, которую он вел, ему уже доводилось встречаться с грубостью, однако с таким презрением еще никто никогда не отказывал. Он давился от обиды.

Она уже была готова вырваться из его сдавленного горла, когда длинная сгорбленная спина хозяина харчевни распрямилась, и он развернулся к мальчику с большой миской каши и кувшином молока в руках. Поставив их на прилавок, подтолкнул к Джонни.

– Постойте, – пролепетал тот, с трудом обретая дыхание. – Неужели это все для меня, сэр?

Мужчина только пожал плечами, взял ложку сахарного песка и посыпал им кашу.

Джонни больше не мог терпеть. Все его внутренности сжала судорога. Изо рта потекли слюнки. Нетерпение почти ослепило его. Схватив миску, ложку и кувшин с молоком, он уселся за ближайший стол и стал есть так, как никогда не ел прежде. Каша была из пшена крупного помола, а на поверхности кувшина с молоком плавал толстый слой сливок. Для мальчика это был дар богов с Олимпа, но, проглотив несколько первых ложек, он стал себя контролировать. Как много и как быстро следует есть тому, кто слишком долго голодал?

Он вопросительно поднял глаза на мужчину за стойкой, но тот ответил ему таким хмурым и злобным взглядом, что Джонни не осмелился и слова сказать. Поэтому спокойно и методично добрался до дна миски и опустошил кувшин до последней капли. Потом минутку посидел в оцепенении с полузакрытыми глазами, словно объевшаяся змея, заглотившая за один раз недельный запас провизии. Наконец встал и отнес миску к стойке.

– Мне бы хотелось заплатить вам, но у меня ничего нет, кроме ножа, – сказал он.

Хозяин харчевни, не взглянув на него, молча смел грязную посуду со стойки и промолчал. А поскольку к нему уже устремился поток посетителей, требующих, чтобы их накормили, Джонни вышел на улицу.

Где это он читал, что гостеприимство на Диком Западе не добродетель? Гостеприимство там в порядке вещей.

Но все равно юный Джонни был тронут. Поросшие лесом горы больше не казались ему такими сокрушающе дикими и странными. Проявление доброты сделало его сильным перед лицом природы.

Он не мог заплатить деньгами, но с тупым упрямством решил, что хозяин харчевни не должен считать его обычным попрошайкой. Поэтому зашел за здание харчевни и нашел то, чем мог бы его отблагодарить, – штабель бревен и козлы с кучкой опилок под ними. Верхний слой опилок был совсем свежий и желтый, а нижние слежались под дождем и стали почти коричневыми.

Итак, само провидение послало ему знак. Он взял одно бревно, оттащил его к козлам и водрузил на перекладину. Затем отыскал пилу. У нее были огромные неровные зубья, она оказалась двуручной, предназначенной для двоих сильных мужчин, и мало подходила для одного мальчика. Рядом валялся глиняный кувшин с отбитым горлом, в котором находился свиной жир, который соскребли с кожуры окорока для смазки боковой поверхности пилы.

Джонни посмотрел на руки. Волдыри полопались и очень саднили. И все-таки, обернув одну ручку пилы носовым платком, он схватился за нее, приступил к работе.

Стертые ладони, в конце концов, не так уж сильно болели. Но когда он в первый раз потянул пилу, то понял, что все его мучения еще впереди, – полотно ее было слишком тяжелым, а зубья слишком глубокими.

Однако с переменным успехом мальчик приспособился и к этому.

Главное было найти удобное положение. Полотно пилы следовало тащить осторожно, чтобы оно не дрожало, не шаталось из стороны в сторону и не вылезало из щели, которую зубья уже выдолбили в бревне.

Помочь в этом деле могли только смекалка, твердая рука и натренированный глаз. И Джонни воспользовался всем этим. Ведь он не в первый раз держал в руках пилу, хотя конечно же не такую огромную. Ему казалось, что он попал в страну великанов, где сам уменьшился в размерах и становился все меньше и меньше, пока наконец не приноровился довольно умело справляться с огромным инструментом.

Мальчик взял себя в руки, собрался, нашел наиболее удобное положение, и движения его стали точными, ритмическими. Он неотрывно смотрел вдоль полотна пилы, словно вдоль дула пистолета. Вот тогда отпиленные куски стали отлетать от бревна с завидной регулярностью и скоростью.

Между тем солнце палило все жарче. Около полудня его колени начали подкашиваться от усталости. Тогда он распластался на спине в тени дерева, раскинув руки в стороны, и так полежал в течение получаса. Потом поднялся, снова приступил к работе и пилил до тех пор, пока не хлопнула черная дверь харчевни. Джонни оглянулся и увидел женщину, которая смотрела на него с нескрываемым любопытством.

Глава 9

Еда и ночлег

Она была высокая, в платье из набивного ситца, когда-то синем, а теперь выцветшем почти до белого цвета, изначальный рисунок ткани был еле виден местами. Она стояла, уперев руки в бока, в позе судьи, судьи жестокого, с лицом хмурым и угрюмым. Ее неприветливое выражение навело мальчика на мысль, что эта женщина как-то связана с угрюмым мужчиной за стойкой в харчевне.

– Кто велел тебе пилить дрова? – требовательно спросила она.

– Я подумал, что их не мешало бы распилить, – ответил мальчик и, оглядев довольно большую гору распиленных бревен, еле заметно улыбнулся, гордясь собой.

– Теперь их вряд ли можно будет использовать для строительства, – ядовито заметила женщина.

– Матерь Божья! – воскликнул мальчик. – Вы хотите сказать, что они предназначались не для печки, а для строительства?

– Разве ты не видишь, какие ровные бревна?

– Да, д-да-а-а. – Джонни Таннер стал заикаться. – Теперь, когда вы об этом сказали, я вижу, что они действительно очень ровные.

– И все почти одинаковой длины?

– Да. – Сердце его затрепетало, он был готов провалиться сквозь землю. – Догадываюсь, я вам здорово навредил. Я сделал глупость…

– Еще какую! – согласилась женщина. – Натворил бы ты бед, если бы бревна и в самом деле предназначались для стройки. Но это не так. Они пойдут в печь. И все-таки ты мог бы сначала спросить.

– Вы хотите сказать, что эти бревна предназначены на дрова? – уточнил Джонни.

– Ага. Ты сэкономил отцу полдня работы. Вот что ты сделал. Подойди-ка ко мне.

Он подошел.

– Покажи руки, – скомандовала она.

Мальчик повиновался.

– Что такое ты делал? – удивилась женщина. – Эти волдыри от пилы?

– Нет, только частично.

– Пойди вымой руки и возвращайся ко мне.

Он вымыл руки, накачав ледяной воды из колодца. Ладони перестали саднить, а когда обмыл водой горящие огнем запястья, то чуть было не застонал от облегчения. Потом подошел к высокой женщине, ждущей его у черного хода в дом. Его все еще одолевали сомнения, но он чувствовал, что она не такая грубая, как кажется.

Женщина помахала ему рукой, позвав за собой, и он вошел в кухню, где находилась огромная плита, заставленная горой кастрюль, котелков и сковородок.

– И за сколько завтраков ты менял свой ножик? – спросила женщина.

– Мэм? – не понял мальчик, глянув на нее честно, но с любопытством.

Он так устал, что природная смекалка подвела его. Икры ног сводило судорогой, на плечи всей тяжестью навалился вес его тела.

Женщина ответила на его взгляд хмурым прищуром.

– Ничего. Может быть, и нет… Ну давай сюда твои руки.

И налила на его ладони какую-то жидкость. Руки мальчика обожгло словно огнем. Боль почему-то ударила в голову, но Джонни сцепил зубы и вытерпел. Даже слегка улыбнулся.

Женщина тем временем смотрела на него с торжествующей издевкой, которая постепенно сменилась на удовлетворенные кивки и удивление.

– Усаживайся. Ты знаешь, что уже полдень? Разве в тех местах, откуда ты, работают целый день, не прерываясь, чтобы поесть?

Он скромно уселся в уголке. Вкусный запах пищи висел в воздухе. Ему казалось, что завтрак он съел очень давно. Даже мог бы поклясться, что вот уже несколько дней у него и крошки во рту не было. Женщина поставила перед ним небольшой столик и заставила его восхитительной едой. Ее хватило бы для двоих мужчин, но апофеозом всего был огромный бифштекс, в меру прожаренный.

Мальчик съел его с невиданным доселе удовольствием.

– Ты что, ничего подобного не пробовал? – поинтересовалась женщина, когда он был на пике пищеварительного процесса.

– Нет, никогда.

– Это оленина, – объяснила она. – Я понимаю, ты из тех презренных краев, где не знают вкуса оленины. Вот тебе еще кусок. Не мешкай! Ты смог бы съесть целого оленя, если бы он в тебя поместился.

Наконец Джонни больше не мог проглотить ничего. Даже замешкался на минуту перед третьей чашкой кофе. Потом решительно встал, помогая себе руками подняться, и заявил:

– Я пойду опять пилить дрова.

– Никуда ты не пойдешь, – категорично возразила женщина. – И пилить дрова не будешь. Ну-ка встань передо мной. Ага! Все ясно. Смотри, как тебя шатает. Пошли со мной!

Она взяла его за плечо. У него не было ни сил, ни желания противиться. Женщина буквально потащила его в соседнюю комнату. Мебели там было очень много, но небольшая белоснежная постель показалась мальчику облачком в солнечном августовском небе.

– Ложись поспи, – велела женщина и подтолкнула его к кровати с такой силой, что он на нее свалился.

Джонни тут же перевернулся на спину, улегся, широко раскинув руки, и ни разу не пошевелился, пока сон словно ударом дубинки не лишил его сознания.

Проснулся он, как от толчка, когда розоватый косой луч солнца упал ему на лицо. На мгновение в голове у него все перепуталось. Мальчик смутно понял, что день клонится к вечеру, забеспокоился, как бы тетушка Мэгги не рассердилась на него за сон среди бела дня, и вдруг с ужасом вспомнил все, что отделяло его от Нью-Йорка, – украденный револьвер, вора Гарри, долгое заключение в пустом вагоне товарняка, муки голода и жажды.

Но теперь он сыт и хорошо отдохнул. Сила и приспосабливаемость юности стерли все следы испытаний. Джонни вышел из комнаты бодрым и повеселевшим.

Женщина стояла у раковины и мыла огромную гору кастрюль.

– Можно мне вам помочь, мэм? – предложил мальчик.

– С такими-то руками да в мыльную воду? Думаю, тебе надо их поберечь некоторое время, пригодятся еще. Лучше пойди погуляй по городу. Я рада, что ты перестал храпеть. Уж боялась, что крыша слетит от твоего храпа. Пойди прогуляйся, а потом возвращайся сюда к ужину, если тебе больше некуда податься.

Он вышел на улицу. Солнце еще не село, но наступило время, когда мужчины бросают работу и отдыхают часок перед ужином. Это было хорошее время – все труды дня уже позади. В таком настроении пребывал весь город, и Джонни Таннер вдруг вспомнил, когда шел по улице, что не знает ни названия этого города, ни даже штата, в котором он находится.

Некоторое время эта мысль не давала ему покоя, но он шел стремительной походкой, поскольку чувствовал, что с судьбой не поспоришь. Ведь вот как все случилось: погнался за вором, преследуя его, переплыл на пароме реку, потом сел в поезд и оказался за тысячу миль от родного дома.

Вскоре Джонни вышел к речной пристани, где стояли два парохода. Один еще нагружали, а на другом был уже полный комплект груза и пассажиров. Пассажиры толпились на палубе, а друзья на берегу махали им и что-то кричали, вокруг царила атмосфера радости и веселья. Из разговоров в толпе он понял, что пароход направляется дальше на Запад.

– Скажите, пожалуйста, – обратился мальчик к мужчине, стоящему рядом, – как далеко на Запад идет этот пароход?

– Вниз по Огайо до Сент-Луиса, – ответил тот.

Услышав это, Джонни от изумления разинул рот. Так, значит, это – река Огайо?

Огайо… Сент-Луис… Его словно громом поразили эти названия. Показалось, что от дома и от отца отделяет не только огромное расстояние, но и нечто иное, непреодолимое.

Пароход стал отходить от причала, бумажные ленты серпантина, которые связывали пассажиров с берегом, начали рваться. Снова раздались крики, взрывы смеха, теперь уже громче, чем прежде.

Мальчик как завороженный наблюдал за отплытием, но тут ему на глаза попалась какая-то худая фигура, сматывающая толстый причальный канат на палубе. Согнутая костлявая спина показалась ему знакомой, а когда мужчина разогнулся и отвернулся от каната, Джонни Таннер увидел вора Гарри!

Глава 10

Новые рассказы о неосвоенных землях

Он довольно долго переваривал это чудо, пока не нашел ему приемлемое объяснение. Вероятно, Гарри приехал сюда в том же самом товарняке, что и Джонни. Остался там, потому что поезд шел туда, куда ему хотелось попасть, – на Запад! Ведь эти места, по всей видимости, ему были хорошо знакомы. А куда еще ему ехать, если не сюда? Здесь он нашел работу на пароходе, который теперь плывет вниз по реке.

Неожиданность встречи на некоторое время ошеломила мальчика. Судьба, о которой он недавно размышлял, бросила ему вызов. В этом не было никаких сомнений. И тут он увидел, что пароход отчаливает. Из двух одинаковых как две капли воды труб энергично вырывались облака черного дыма, клубились и разбухали в пронизанном солнцем воздухе. Огромные боковые колеса стали взбивать воду до белой пены, а плоское дно судна заскользило по реке.

Тогда Джонни Таннер вышел из транса и отчаянно рванулся вперед.

– Остановите пароход! – завопил он. – Остановите пароход!

Его голос утонул в реве толпы, выкрикивающей слова прощания отъезжающим друзьям. Проталкиваясь вперед, он наступил на что-то мягкое и услышал вздох боли прямо около уха. В следующий миг его схватили сильные руки.

– Смотри, куда идешь, сынок! – проворчал кто-то рядом.

Мальчик поднял глаза, и перед ним возникла фигура, которую он уже видел утром на улице, – мужчина с ружьем и в меховой шапке, с коротко подстриженной бородкой и длинными, развевающимися на ветру волосами, одетый с головы до ног в кожу.

– Когда пытаешься остановить пароход, неплохо бы смотреть, куда ставишь ноги, – заметил охотник, на чей мокасин наступил Джонни.

– Там на борту вор! На борту вор, который украл у моего отца…

– Пароход не остановить никакими силами, – пояснил охотник. – Ты же не можешь накинуть на него лассо и удержать. Не можешь идти за ним по следу, не можешь догонять его на коне. Это самое быстроходное судно здесь, на реке. Скажу одно: ты не сумеешь поймать вора, пока пароход не остановится в Сент-Луисе. Ты собираешься отправиться за ним в такую даль?

– Я отправлюсь за ним хоть на край света! – закричал Джонни, потеряв голову.

Железная хватка руки, державшей его за плечо, чуть ослабла. И хотя мальчик был на грани отчаяния, он заметил, что охотник улыбается.

– И откуда ты за ним гонишься? – полюбопытствовал он.

– Из Нью-Йорка, – рассеянно отозвался Джонни, печально наблюдая за все увеличивающимся расстоянием между берегом и пароходом.

– Из Нью-Йорка, говоришь? – переспросил охотник спокойно.

Толпа вокруг них постепенно рассасывалась. И вот они уже остались одни. Джонни Таннер печально провожал глазами уплывающий пароход. Потом увидел, как благодаря совместным усилиям течения реки и вращения мощных колес он исчез из виду за поросшим деревьями поворотом.

– Неужели ты гнался за ним из Нью-Йорка? – снова задал вопрос незнакомец.

Мальчик ничего не ответил. Только вздохнул.

– И ты в такой одежде расхаживал по Нью-Йорку? – продолжал расспросы охотник.

– Я играл в индейцев, – сознался Джонни, – а этот мерзавец пришел и украл… – И опять замолчал, покраснев до корней волос. Неожиданно ему стало стыдно, что он такой большой парень, почти мужчина, занимался такой детской забавой – играл в индейцев! И вдруг понял, что его история слишком неправдоподобна. Ему никто не поверит.

– Понятно, – холодно отреагировал его собеседник. – Если все так и было, то, считай, ты мне все рассказал. Мой отец любил поговорку: одна ложь влечет за собой другую. Не то чтобы ты мне наврал, но…

Джонни развернулся, вобрал в себя воздуха и посмотрел охотнику прямо в лицо.

– Послушайте, вы не имеете права называть меня лжецом!

Он испугался. Но строгая, терпеливая тетушка Мэгги учила его, что трудностям и неприятностям нужно решительно противостоять.

– Беру свои слова обратно, – широко улыбнулся охотник. Его усы и борода зловеще топорщились, но веселые искорки в синих глазах сглаживали первое неприятное впечатление.

Джонни с облегчением вздохнул, когда увидел, что атмосфера разрядилась.

– Ну тогда, – проговорил он, – все в порядке. Прошу прощения, что наступил вам на ногу.

– Ты же так торопился, – отозвался мужчина в коже. – И думаю, ты еще слишком юн, чтобы знать, что торопиться нужно медленно. Лично я-то забуду об этом быстрее, чем моя нога. Видишь ли, эта моя нога ведет себя как захочет с тех пор, как в нее вонзилась стрела.

– Да ну? – воскликнул мальчик. – Настоящая стрела? – Он посмотрел на незнакомца с нескрываемым любопытством. Еще бы! Ведь этот человек пострадал в схватке с индейцами! – Настоящая индейская стрела?

– Боевая стрела проклятых оседжей с зазубринами, – пояснил мужчина в коже. – Конечно, это была индейская стрела, ведь оседжи – индейцы. И я считаю, что они самые что ни на есть индейцы из всех остальных индейских племен.

У Джонни перехватило дыхание.

– Мне очень хотелось бы узнать, как это случилось. Догадываюсь, у вас с ними была ужасная схватка? – Он посмотрел в умные глаза собеседника, затем оглядел его широкие плечи, гибкое, сильное жилистое тело и повторил: – Могу поспорить, это была потрясающая схватка!

– Никакой схватки не было, – возразил охотник. – Только соревнования по бегу. Я бежал первым, а за мной бежали оседжи.

– О! – изумился мальчик и ограничился одним восклицанием, чтобы его голос не выдал разочарования.

Однако мужчину было не так-то легко провести.

– Я всегда удираю от индейцев, – уточнил он.

– Ну да, если их целая толпа, что еще остается? – признал Джонни.

– Совсем не обязательно. Я убегаю от любого, даже самого старого краснокожего, который попадается мне в прерии, даже если он один и просто отдыхает, – пояснил охотник. – У меня такой принцип.

Сердце мальчика переполнилось жалостью, презрением и отвращением. Он с трудом заставил себя посмотреть в глаза этому человеку, из опасения, что его пренебрежение будет слишком явным.

– Нет, – сказал Джонни, – не думаю, что вы всегда так поступаете. Но почему эти оседжи гнались за вами? Просто из вредности?

– Потому, что я хотел украсть у них лошадей, – успокоил мальчика охотник.

– Украсть лошадей? Украсть? – закричал Джонни с отвращением в голосе.

– Да, – продолжал его собеседник так, словно ничего не заметил. – Здесь – это одно из самых доходных занятий, конечно, если повезет. А у оседжей был конь, который мне был позарез нужен – угольно-черный сын Сатаны. Вот я и решил, как будет здорово, когда конь помчится во весь опор, а ветер будет хлестать мне в лицо. Поэтому пошел и раздобыл этого коня.

Мальчику сказанное показалось очень бесчестным поступком. Но несмотря на это, он слушал как зачарованный.

– Это было ночью?

– Вовсе нет, средь бела дня, и заметь, очень ясного дня. И все происходило на равнине рядом с индейским лагерем. Я набросил лассо на шею этой черной молнии. А мальчишка, который его пас, издал душераздирающий вопль и бросился на меня с луком и стрелами, но я спугнул его выстрелом из ружья. А потом положил коню на спину мое седло. А к тому времени, когда подтянул подпругу, ко мне с воплями бежало уже целое племя. Небо мне показалось с овчинку, а сердце ушло в пятки. Я вскочил в седло, а этот черный конь начал брыкаться, стараясь сбросить меня на землю. Ему, видишь ли, не понравился мой запах. Он был ему чужим. А возможно, я как-то не так сжал его бока коленями. В общем, не важно почему, но только он начал брыкаться и чуть было не сбросил меня из седла. А индейцы с каждой секундой приближались!

– Матерь Божья! – выдохнул мальчик.

Его собеседник не поверил своим ушам.

– Что ты сказал? – требовательно спросил он.

– Я сказал: «Матерь Божья». Полагаю, это было ужасно увлекательно?

– Ты сказал «Матерь Божья», верно? – эхом повторил охотник. Потом, словно постепенно вспоминая, о чем шла речь, продолжал: – Ничего увлекательного в этом не было. Это было просто отвратительно. Я видел кривоногую жердь – вождя Красное Перо, который стремглав бежал во главе своего племени. Именно Красное Перо был хозяином этого черного скакуна, понимаешь? Ну, я почувствовал, что дело плохо, но именно в этот момент мой черненький, похоже, набрыкался всласть и бросился вскачь. Мне повезло, что он помчался прочь от индейского поселения, вместо того чтобы направиться прямиком в логово краснокожих. Ведь управлять им я не мог. У него рот был словно кусок стального ружейного дула. Повернуть такого коня просто невозможно. Чтобы уздечка чуть-чуть сдвинула вбок уголок его губ, потребовалось бы усилие настоящего гиганта. Поверь мне.

– Тогда вам ужасно повезло! – заметил мальчик.

– Согласен. Конь помчался вперед, через полминуты мы оставили все племя позади, словно хвост кометы, и все продолжали удаляться. Я никогда не видел, чтобы конь двигался с такой скоростью! В лицо хлестал сильный ветер. Я наклонил голову, возблагодарил мою звезду и уже принялся подсчитывать деньги, которые получу за эту черную стремительную молнию, которую нельзя сравнить ни с одним конем в прерии, как вдруг мой черненький развернулся и во весь опор поскакал назад.

– Прямо к преследовавшим вас индейцам? – выкрикнул Джонни, встав на цыпочки и напрягшись от волнения.

– Нет, но прямиком в индейское поселение. Он скакал в логовище краснокожих, а я висел всем телом на его уздечке то справа, то слева. Но он и ухом не повел. Чертовски трудно было управлять этим подлецом. Ну, сынок, я уже представил себе, как оседжи будут поджаривать меня на костре, когда их скво наразвлекаются, всадив в меня все стрелы, а детишки наиграются, загоняя мне под ногти щепки и поджигая их. Я представил эту картину во всех подробностях и даже почувствовал запах поджаренного мяса, который будет исходить от меня, словно от плохого поросенка. И тут мы въехали в поселение.

Охотник замолчал. Джонни стоял затаив дыхание, глаза его блестели, как звезды. Однако рассказчик намеренно долго откусывал от плитки угол жевательного табака. Набрав полный рот, он, естественно, не мог говорить, пока не передвинул кусок жвачки за щеку, не выплюнул приставшие к ней соломинки и прожилки табачных листьев. Наконец, неспешно жуя, продолжил рассказ, делая перерывы между словами:

– Мы… въехали… в это поселение… так быстро… что чуть было… не смели его… Как песчаная буря… Это было забавно… Конь скакал с такой скоростью… Вот что я тебе скажу: я видел, как краснокожие открывали рты, чтобы издать боевой клич, но звук так и не достигал моих ушей. Я так ничего и не услышал, только ветер хлестал мне в уши. Посмотри и увидишь, что по краям с них содрана кожа. Это сделал ветер в тот день. Мы в три прыжка проскочили поселение. А когда я уже доскакал до середины голубого холма за вигвамами, один мерзкий старикашка натянул тетиву, выпустил зазубренную стрелу и попал мне в ногу.

– Так вам удалось от них сбежать? – взволнованно спросил мальчик.

– Разве я похож на привидение? – ответил вопросом на вопрос охотник. – Хотя, конечно, если бы оседжи меня захватили, то от меня и привидения не осталось бы. Но им не удалось этого сделать. И вот я стою здесь, на берегу Огайо, и рассказываю басни мальчику, который специально приехал сюда из Нью-Йорка, чтобы послушать сказки этой части света.

– А конь? – спросил Джонни Таннер. – Что стало с этим удивительным конем?

– Вот из-за коня-то я и возвращаюсь назад. Именно конь тянет меня назад. Через полчаса я отправляюсь в путь.

Глава 11

Прощание

Джонни вздохнул. Рассказ так взволновал его, что нервная дрожь ощущалась в кончиках пальцев.

– Да, – произнес он, – вы были на волосок от смерти.

– Это так, – согласился охотник, – она была от меня достаточно близко. Когда все это произошло, я был, можно сказать, еще мальчишкой, едва ли чуть старше тебя. Эта история, сынок, произошла пару лет назад, а посмотри, что со мной стало! Я бы не возражал, да только мне противно, что у меня выросла борода, словно защитная лесополоса, да вдобавок поседела по краям. Но я смотрю на это дело так, будто я был немного неосторожен с жевательным табаком.

Мальчик от изумления вытаращил глаза. Потом вдруг рассмеялся, и его простосердечный смех, рассыпанный горохом, зазвенел над речной водой. Он никак не мог остановиться. Наконец, посмотрев сверкающими глазами на охотника, проговорил:

– Могу поспорить, вы вовсе не убегаете, когда видите индейцев.

– Не ставь свои деньги на человека, с которым раньше никогда не встречался, – посоветовал охотник мальчику.

– Меня зовут Джонни Таннер, сэр, – представился тот и робко протянул руку.

Она тут же попала в крепкую загорелую ладонь.

– Мое имя – Хэнк Рейни, – сказал мужчина в коже. – Рад познакомиться с тобой, Джонни Таннер, сэр. Ты всегда откликаешься на все эти три имени?

– Да ведь у меня только имя и фамилия, а… – начал было объяснять Джонни, но тут понял суть шутки и снова рассмеялся, на этот раз еще веселее.

Его собеседник не засмеялся за компанию, но его глаза засверкали.

– Сэры не слишком распространены в этих местах, – сказал Хэнк Рейни. – Они пришли сюда из Англии и осели у побережья, главным образом в Вирджинии. Но когда народ двинулся на Запад, сэры в этом не особенно преуспели. Похоже, им не слишком нравится горный воздух. Да и горному воздуху они тоже пришлись не по нраву. Многие сэры вообще носа не показывали из Вирджинии, а занялись выращиванием роскошных бакенбардов и пополнением запасов бурбона. А те сэры, которые все-таки перебрались через горы и вышли в долину, тут же захворали. Не знаю, почему это случилось. Но догадываюсь. Сэры привыкли к морю. Возможно, им был просто необходим морской соленый воздух, как ветчине коптильня. Однако если хорошенько подумать, то мне помнится, что на Диком Западе я встречал не более полудюжины представителей этого замечательного рода сэров. Но даже и эти немногочисленные члены семейства чувствовали себя в горной местности неважно. Им там было тошно.

Во время этого пространного объяснения Джонни Таннер хихикал и давился смехом.

– Хорошо, мистер Рейни, – сказал он. – Я не буду называть вас сэром. Но так обращаться к старшим меня учила моя тетушка.

– Ну не настолько уж я старше, – заявил тот. – Вот только та гонка, о которой я тебе рассказал, прибавила мне несколько лишних лет, да и на лице у меня выросла эта густая растительность. Но ты мне так и не рассказал, как ты собираешься догнать того вора, за которым мчишься аж от самого Нью-Йорка. Собираешься нанять пароход без груза и быстро спуститься вниз по реке, осматривая по пути глинистые берега?

– Нет, – ответил мальчик. – Если только вы не сумеете нанять пароход вот за это. – И протянул на ладони свой складной нож.