Земля забытых Соболь Екатерина

Рис.0 Земля забытых

В серии «Дарители» вышли книги:

1. Дар огня

2. Короли будущего

3. Игра мудрецов

4. Земля забытых

Рис.1 Земля забытых

Пролог

Рис.2 Земля забытых

Эту историю знает каждый: жил да был великий волшебник, который любил путешествовать в виде барса. Истинного его обличья никто никогда не видел, но предположений было множество: старик с пушистой бородой, великан, невиданное создание из мира волшебства или просто сущность без четкой формы. Книг о том, кто такой Барс и почему ему нравится притворяться огромным сияющим котом, было написано столько, что за всю жизнь не прочтешь, но лично я всегда считал, что изначального облика у него и вовсе нет. Когда-то наша земля породила вот такого странного говорящего зверя, а все эти невероятные легенды – просто выдумка.

Как выяснилось, я был не прав. Все были не правы, кроме малоизвестного мудреца по имени Фредерик Наивный, который в тысяча пятом году сочинил трактат «О великой тайне». Там он описал теорию настолько безумную, что после распространения его труда все отказались с ним разговаривать, и он умер в одиночестве, удалившись от мира в хижину, затерянную среди непроходимых лесов. Бедный Фредерик! Вот и говори людям после этого правду.

Насколько я знаю, единственная уцелевшая копия трактата «О великой тайне» хранится в королевской библиотеке (с возмущенной надписью «Какое вранье» на последнем листе, оставленной безымянным читателем сотни лет назад). Остальные экземпляры ушли на растопку печей в мрачную эпоху после потери Сердца, когда тепло и удобство люди начали ценить больше, чем философские сочинения.

Но давайте на время забудем о невероятной догадке Фредерика и вернемся к истории, знакомой каждому. В незапамятные времена Барс создал королевство, полное чудес, главным из которых было Сердце волшебства, наделявшее каждого жителя особым даром: играть на скрипке или с необыкновенной скоростью выращивать цветы, лечить прикосновением или чинить сломанное. И все было прекрасно, пока на трон не взошел злобный король Освальд, который мечтал стать бессмертным. Узнав, что Сердце может исполнять желания, он немедленно этим воспользовался, отчего Сердце ослабело и едва не погасло. Тут в истории появляется великий и могучий Сивард, который отправился в дальний путь и с помощью волшебника по имени Тис спрятал Сердце. Но и здесь Освальд все испортил: он послал вдогонку разрушителя, обладавшего даром уничтожать прикосновением все, до чего дотронется. Разрушитель и Сивард сошлись в битве, и оба погибли, Сердце осталось спрятанным неизвестно где, а королевство с тех пор влачило жалкое существование: люди рождались бездарными и ценили только деньги да старинные вещи, сделанные мастерами прошлого.

Триста лет люди пересказывали друг другу эту красивую и грустную легенду в которой героев так легко отличить от злодеев. Вот только на самом деле не было никакого разрушителя, дар огня был у самого Сиварда. Тис струсил и не стал помогать ему а затем дал Освальду волшебный меч, чтобы убить героя, которого дар огня под конец похода едва не превратил в чудовище. Освальд был отцом Сиварда и, поверьте, вовсе не желал ему смерти, а Барс, который мог все это остановить в любой момент, даже не шевельнул ради этого своей пушистой лапой.

Уверен: то, что случилось триста лет спустя, молва тоже превратит в поучительную басню, где безупречным героям противостоят жестокие злодеи. Но я знаю, что вы не из тех, кто принимает на веру любую выдумку. Вы – искатели правды, и именно ее я собираюсь рассказать.

Все началось, как это обычно и бывает, с матери. Я любил ее больше всех на свете, а когда мне было двенадцать, она заболела и умерла – такое случалось даже в королевстве даровитых мастеров. Ни один целитель, от рук которого зарастают порезы и ожоги, не возьмется лечить смертельную болезнь или рану: на это нужно столько сил, что целитель и сам вскоре умрет, – возможно, не сразу, но точно раньше отведенного ему срока. Мой отец был королем, и я на его месте угрозами заставил бы целителей спасти ее, – разве жизнь королевы не важнее их жизней? – но в стране мастеров каждый, увы, ценился одинаково, будь он монархом или сапожником. Вот тогда я и подумал о том, что нужно это изменить. Какой смысл править, если твои приказы не исполняют беспрекословно?

А хуже всего было то, что мой собственный дар, дар предвидения, говорил мне, что ничего не исправить. Я видел мамину смерть снова и снова, но все равно не терял надежду ведь в сказках вечно повторяли: если что-то очень сильно нужно тебе, так сильно, что ничего за это не жаль, попроси Барса, и он совершит чудо. Он ведь создал целое королевство – что ему стоит изменить будущее! И я звал его, умолял днями и ночами, но он не явился, и моя мать умерла.

Глядя на ее холодное тело, я понял, что не желаю превращаться во что-то подобное, даже если это написано на роду каждому на земле. К счастью, мы живем в волшебном королевстве, где возможно даже невозможное. И когда много лет спустя я исполнил свою мечту, стал бессмертным тираном и вместе со всеми в королевстве лишился дара, никаких угрызений совести я не испытывал, уж поверьте. Даже то, что пришлось убить Сиварда, меня не уничтожило, – я с двенадцати лет приучил себя не любить никого слишком сильно.

«И прежде чем навеки закрыть глаза, великий Сивард сказал: «Однажды эта игра продолжится»». Мой сын ничего такого не говорил, эту присказку выдумал Тис, но я точно знал, что Барс однажды решит вернуть людям Сердце и наверняка выберет своим новым героем юношу с даром огня, который исправит ошибки Сиварда. Все сказки нашего королевства бесконечно перекликаются, отражают друг друга, как лабиринт из зеркал, – то ли у Барса какая-то безумная мания повторения, то ли просто плохое воображение. И мне пришла в голову отличная идея: украсть такого ребенка, научить его управлять даром и во всем мне подчиняться. Изящный и простой план, но вы уже сами знаете, чем он закончился.

Я ждал, что следующий разрушитель родится едва ли не через день после смерти Сиварда, – не оставит же Барс свое драгоценное королевство без волшебства надолго! Но я ошибся: либо Барсу давно наплевать, что тут творится, либо он все проспал, а может, решил помучить людей, но мне пришлось ждать почти три сотни лет. За это время я в совершенстве освоил множество умений – от вранья и манипуляции людьми до шитья курток и охоты на оленей.

Чтобы не упустить момент, когда у ребенка, которого добрый Барс при рождении осчастливит такой прекрасной способностью, впервые проявится дар, мы с Джоанной, моей бессмертной подругой-волшебницей, заручились поддержкой грибня. Вы их помните из сказок: несуразные молчаливые существа, похожие на криво сшитых игрушечных медведей. Они чувствуют волшебство, и я знал: первое проявление дара огня будет вспышкой, которую они точно заметят.

Думаю, грибни получили свое название из-за шляп, которые они никогда не снимают, – у каждого в их племени она своего цвета и фасона. Тот грибень, который взялся нам помочь, был в облезлой соломенной шляпе с красной лентой, и Джоанна прозвала его Соломкой. Она пообещала его народу кое-что такое, от чего грибни не в силах отказаться. И вот однажды, когда я уже почти забыл про наш уговор трехсотлетней давности, Соломка забрался к нам в окно и потянул за собой.

Было ветреное майское утро, полное запахов и звуков, и я сразу же узнал место, куда мы переместились. В этом саду я играл все детство.

– У старого кота, видимо, с головой совсем плохо, – прошептала Джоанна. Она Барса тоже не жалует. – Еще один младший принц с даром огня? И как, интересно, мы его незаметно украдем?

Мы стояли за пышными кустами сирени, а Соломка указывал лапой в сторону пестро одетого мальчика, который лихорадочно закапывал что-то поддеревом, – видимо, прятал предмет, который чуть не спалил своим новообретенным даром.

Сотни лет мы следили за династией Олденов, и эта семья была хуже всех: слабый король, взбалмошная королева и двое бестолковых детей. Перед нами был младший, надоедливый болтливый слюнтяй, который вечно таскался за старшим, как привязанный, часто плакал, но еще чаще смеялся. Сивард с рождения был мрачным и серьезным, как будто на нем сразу лежала печать будущего дара. Предположить, что вот из этого толстощекого хохотуна вырастет разрушитель, было все равно что надеяться, что из кузнечика рано или поздно получится леопард. Моя идея внезапно показалась мне ужасно неудачной, но отступать было поздно.

– Роберт, я кому сказал: отдай меч! – раздался из-за деревьев крик второго ребенка. – Найду и голову оторву!

Мальчик, вытирая рукавом слезы, бросился к ручью около конюшни, отмыл испачканные землей руки и замер, глядя на них так, будто они чужие. Голос старшего приближался, но к тому времени, как тот выбежал на поляну, младший спрятался в зарослях ирисов. Если бы он просто дождался брата и рассказал ему правду, мой план провалился бы, но людей, даже маленьких, вечно подводит решение скрывать свои тайны.

В тот день мы с Джоанной дождались подходящего момента и выполнили то, что задумали. Мальчик все-таки вылез из укрытия, его нашли слуги, и он поехал с семьей на пикник в горные охотничьи угодья. Джоанна усыпила сонным порошком даму, приставленную смотреть за принцами, и сбросила ее тело в ущелье, оставив на камнях следы своей крови, чтобы все поверили, будто ребенок погиб. Старший, к счастью, был все еще обижен из-за своего драгоценного меча и бросил младшего в одиночестве, и тогда я поймал его, аккуратно, как дикого зверька, взял Джоанну за руку, и мы исчезли.

Она перенесла нас в хижину, которую я построил на севере, около деревушки Хейверхилл, и тут же вернулась назад, – мы решили, что, раз уж она может принять чье угодно обличье, пусть изобразит блондиночку, которая теперь покоится на дне ущелья. Джоанна обещала вернуться ночью, когда все уснут, – она могла сделать так, чтобы мальчик забыл, кто он и откуда, но для этого заклятия ей требовалось время. Мне надо было продержаться до ее возвращения наедине с шестилетним ребенком, и я собирался слегка ударить его по голове, если он будет слишком долго и утомительно ныть, но не пришлось.

Мы сидели в разных концах комнаты, я и он. За окнами пели птицы, доски пола нагрелись от солнца. Я надел на мальчика детские перчатки Сиварда, чтобы он ничего не сжег, связал ему руки за спиной и примотал веревкой к шкафу, а сам сел на пол и молча наблюдал, как он пыхтит в попытках сдвинуть шкаф с места. Конечно, он плакал, звал брата, мать, отца. Но недолго: понял, что они не услышат. Тогда он начал уговаривать меня отпустить его, пока не сообразил, что мне его не жаль.

– Тебе нужны деньги? – просипел он наконец. – Мой отец тебе заплатит, если вернешь меня.

Для ребенка, незнакомого с понятием выкупа, мыслил он здраво. А потом это сопливое существо удивило меня еще раз.

– Перчатки. Я такой, как разрушитель из сказки про Сердце волшебства, да? – выдавил он. – А ты король Освальд.

Не знаю уж, с чего он это взял, – наверное, в его крошечном мире я был единственным возможным злодеем.

– Я убью тебя, – прибавил он, плечом вытирая мокрое лицо. – Развяжи, и давай сразимся по-честному.

Глупость, конечно, но размах замысла мне понравился. А он продолжал говорить – торговался, упрашивал, пытался обмануть меня, подманить ближе, явно в надежде ударить или укусить. Все это было наивно, но, как говорится, «узнаешь волка по зубам волчонка». Отчаяние доводит слабых до истерики, но сильных оно делает умнее и спокойнее. И я понял, что он – из вторых.

Потом он замолчал, глядя в одну точку, – наверное, мысленно просил Барса спасти его, и мне было приятно от мысли, что Барс разочарует его так же, как когда-то меня. Когда помощь не пришла, он не заплакал, только начал просить воды, повторяя, что ему жарко. Я видел по глазам: он все еще надеется меня перехитрить, и так к нему и не подошел.

Но за эти полдня, пока в семье короля все обвиняли друг друга в гибели ребенка, пока моя подруга плела вокруг них свою паучью сеть лжи, а перепуганный до смерти старший принц рыдал в своей комнате, что-то во мне неприятно изменилось. Солнце двигалось к закату, жители деревушки Хейверхилл, которые нас еще не знали, сажали петрушку на своих скудных полях, а я наблюдал за мальчиком и думал: когда он забудет, что ненавидит меня, мы поладим. Он похож на меня куда больше, чем на свою унылую семейку.

Джоанна вернулась глубокой ночью. Она была все еще в обличье придворной дамы, и я думал, мальчик бросится к ней, но фальшивая внешность его не обманула. Он просто затаился, выжидая момент, чтобы сбежать.

– Он не станет идиотом, если ты сотрешь ему память? – негромко спросил я.

– Не сотру, просто запру, – покачала головой Джоанна. – Я могу менять свойства вещей, а не сущность. Но если от заклинания он совсем отупеет, просто сверни ему шею, и будем ждать, пока родится другой.

Следующие полчаса прошли неприятно. Джоанна шептала что-то, железной хваткой держа ребенка за голову, тот кричал и вырывался, потом обмяк и лег на пол, тупо глядя перед собой. Джоанна встала и брезгливо вытерла руки о подол. Детей она терпеть не может, даже их запах вызывает у нее тошноту.

– Вот пара советов, – тихо сказала она, подойдя ко мне. – Держи его подальше от людей. Сделай вид, что вы жили тут всегда. Не употребляй при нем слова, которые могут вызвать воспоминания, вроде «дворец», «король» или «игрушка». Пусть его жизнь как можно сильнее отличается от прежней. И придумай ему какое-нибудь новое имя, чтобы старое не всколыхнуло память.

Джоанна исчезла, а я наконец подошел к мальчику. Он лежал и щурился, будто пытался что-то вспомнить. Слезы сползали ему в уши, и я сел рядом.

– Привет, Генри, – сказал я. – Я твой отец. Все хорошо.

Он долго смотрел на меня – заклятие Джоанны было сильно, но он даже сейчас боролся, – а потом кивнул и обнял меня. А я должен был оттолкнуть его, но вместо этого обнял в ответ.

Первые недели он всхлипывал и ворочался во сне, а потом забыл окончательно. Его блеклый взгляд скоро прояснился, но никогда не стал таким же живым, как в тот долгий день, когда он грозился вызвать меня на бой и отхватить мне голову мечом, – какая-то часть его личности была потеряна, но тот, кто не знал его раньше, этого и не заметил бы.

Я должен был притворяться его отцом, притворяться, что учу его чему-то полезному, но случилось кое-что непредвиденное. Мне захотелось, чтобы этот ребенок полюбил меня, и вместо подделки я сделал все по-настоящему.

Роберт Олден умер в тот день, и родился мой сын Генри. Как я уже говорил, любовь все усложняет – за три века я об этом подзабыл, и она застала меня врасплох. Как ни глупо это звучит, десять лет я был совершенно счастлив, пока на охоте мы с Генри однажды не увидели следы Барса. Все, что произошло дальше, вы знаете не хуже меня, и вот теперь, месяц спустя после того снежного дня, я стою на пороге новой жизни.

Я понял это, когда услышал за спиной мягкие шаги звериных лап.

– Ты хотел поговорить? – произнес низкий голос, от которого меня пробрала дрожь.

Я медленно развернулся. Тот, кто за триста лет ни разу не удостоил меня появлением, смотрел так, будто знает мою жадную и запутанную душу лучше всех, но все равно не злится. Уж конечно, ему было известно, что я держу в руках, и я опасался, что он попытается убить меня или уничтожить предмет, который сулил ему такие неприятности. Но он просто ждал продолжения, и это убедило меня в том, что я прав: он не меньше меня заинтересован в том, что я предложу.

– Буду краток, – беззаботно начал я. – Предел существует, верно?

Я ждал если уж не смерти на месте, то хоть какого-то возмущения тем, что величайшая тайна королевства выплыла наружу, но Барс спокойно сел, обернув лапы хвостом. Я заговорил громче.

– Конечно, я попытаюсь сделать то, что тут сказано, а ты – помешать мне. – Я приподнял хрупкий от времени лист: несколько столбцов записей мелким витиеватым почерком. – Впрочем, я кое-что понял. Если бы ты сам мог туда добраться, ты бы давно это сделал. Но, кажется, в твоем королевстве лишь одно тебе не по силам: выйти за Предел. Само королевство защищает то, что там хранится. Готов поспорить, ты пытался попасть туда – кто от такого откажется? Может, даже помощью людей пользовался, но ничего у всех твоих избранных и героев не вышло. А вот у Генри всегда все получается.

Барс следил за мной взглядом, лениво похлопывая по земле кончиком хвоста, и я внезапно понял: ему нравится этот разговор.

– Ты уже не так силен, как раньше, да? – насмешливо спросил я. – Не знаю уж почему, но ты ничего не можешь со мной сделать. Не можешь убить меня. У тебя были сотни лет, чтобы попытаться.

Барс не ответил, и я засмеялся.

– Я давно понял: не такой уж ты добряк. Ты вручил Генри дар, который сводит его с ума. Не помог ему, когда я его украл, а за этот месяц так и не сказал ему, кто он на самом деле. Тебе ведь просто нравится смотреть, кто выплывет, а кто утонет. Мне ли не знать, как скучно бывает, когда живешь так долго! Для тебя все это просто игра. Как шахматы. – Он ничего не сказал, но я и так знал, что прав, и шагнул ближе. Пора было сделать свой ход. – Вот поэтому я тебе и предлагаю кое-что интересное: давай сыграем партию. По легенде, ты белый король, я – черный, но на самом деле разница между нами не так уж велика, правда? Нам обоим нужно то, что скрывает Предел, и Генри наверняка сможет нам помочь. – Я приподнял записку, которую держал в руках. – Пусть и дальше думает, что он белый ферзь, который защищает тебя и борется со мной. Тот из нас, кто выйдет за Предел первым, выигрывает партию и забирает то, что там хранится. Мы просто подтолкнем Генри в нужном направлении, а дальше он все сделает сам. Ну как, по рукам?

Барс неспешно кивнул. Он по-прежнему смотрел на меня этим невыносимым взглядом, полным любви, и я зло подумал: старый лицемер, он даже сейчас не может оставить свои штучки, даже сейчас продолжает прикидываться добрым. Он встал, по-кошачьи потянулся и уже собирался уйти, но я остановил его.

– Тут сказано, что самый главный секрет королевства – это то, кто ты такой на самом деле, без этого звериного маскарада. Предел хранит ответ и на этот вопрос тоже. Когда мы встретимся в конце партии, ты примешь свою настоящую форму, верно?

Я думал, мое любопытство его разозлит, но он дернул ушами и улыбнулся. На звериной морде улыбка смотрелась очень странно.

– Боюсь, мой истинный облик неприятно тебя поразит. Я бы на твоем месте не торопился его увидеть.

Пасть его не двигалась – голос, совершенно человеческий, исходил из глубины его мохнатого тела.

– Я не из пугливых, будь ты хоть монстр с пятью головами. – Мне не хотелось, чтобы он уходил, и я задал еще один вопрос: – Что в Генри такого особенного? Он смог найти Сердце, корону, убить лютую тварь, а теперь, может быть, и Предел найдет. Даром огня он не пользуется, а про то, что он принц, даже не знает. Как он вечно ухитряется выигрывать?

– Странно, что ты еще не понял, – махнул хвостом Барс. – Это совершенно очевидно.

И с этими словами он, конечно, исчез: старик не меньше меня любил эффектно являться и уходить.

Я обернулся. Хью был едва ли не в обмороке, даже Джоанна притихла. Они оба все утро уверяли меня, что Барс на мой зов не явится, а если и придет – немедленно поразит нас всех молнией.

– Думаю, можно приступать. У нас ровно половина шансов на успех в игре против Барса – неплохо, да? – весело сказал я. – Не трясись, Хьюго. Когда все закончится, получишь такие богатства и славу, что все от зависти загнутся. Ты же этого достоин.

Он выдавил улыбку – как же легко порадовать дурачка.

– Пообещай мне кое-что, – сказала Джоанна, тяжелым взглядом уставившись на меня. – Когда Генри больше не будет нужен, когда ты получишь то, что хочешь, избавься уже от него наконец. Барс тебе не помешает – сам видишь, вечно он его выручать не собирается.

Ее слова внезапно привели в чувство бледного Хью – он выпустил ножку стола, за которой пытался спрятаться последние полчаса, и встал.

– Я могу его убить, – встрял он, и я впервые понял, насколько сильно он ненавидит своего бывшего соратника по походу за Сердцем. – Дадите мне тот волшебный меч? Я могу. Я найду способ.

Будь у Хью хоть капля наблюдательности, он давно бы уже понял, что я никому не позволю тронуть своего сына: убить его могу только я, единственный достойный противник. Кстати, одно из прекрасных свойств Генри в том, что он учится у каждого, кого встречает, а вот Хью из тех, кого жизнь вообще ничему не учит.

– Ведь если он белый ферзь, тогда я, наверное, черный, – пролепетал Хью, увидев мое лицо.

Я с трудом подавил желание закатить глаза и похлопал его по плечу.

– Думаю, так и есть, Хьюго. Но с Генри я разберусь сам. Ты права, Джо. Хватит держаться за прошлое.

Но о главном я промолчал. После истории с чудовищем я уже не верю, что заклятие забвения, когда-то созданное Джоанной, долго продержится. Упрямства у Генри на десятерых, и что-то внутри его помнит правду: я же видел, как он смотрит на Эдварда. Смешно было видеть их вместе – такие похожие, одинаково пожимают плечами, одинаково смотрят исподлобья, та же привычка тереть рот рукой в задумчивости. Генри умен, скоро догадается – и возненавидит меня. Так, как раньше, больше не будет, и лучше уж я буду первым, кто уничтожит связь между нами.

– Начнем, пожалуй, – сказал я и повернулся к Джоанне. – Шаг первый: превращение.

Она прикоснулась к моей щеке, и я почувствовал, как мое тело меняется. Джо неоднократно меняла мой облик, помогая нам добиться своего, но никогда еще перемена не ощущалась так странно, как сейчас.

Увидев мое новое обличье, Хью невнятно вскрикнул.

Меня зовут Освальд Олден, и я злой король из прошлого, чьим именем пугают детей. Впрочем, скоро это закончится, и настанет время новых легенд, – ведь на этот раз мне будет сопутствовать удача. Откуда я знаю? Мне сказал об этом дар предвидения, который вернулся ко мне, когда Генри нашел Сердце волшебства.

Но все же перед вами – не моя история. Она снова о том, кого я всегда буду считать своим сыном, – принце и разрушителе, способном на невозможное. О странном мальчике, который вечно выигрывает.

Это – история того, как он проиграл.

Рис.3 Земля забытых

Глава 1

Роберт Олден

Рис.4 Земля забытых

Чтобы понять, чем воины и охотники отличаются от прочих людей, попробуйте бросить в них чем-нибудь, когда они спят. Многие из нас, если сон будет грубо прерван, всего лишь заворочаются и оглянутся в поисках своих невежливых родичей. Далее могут последовать слова вроде: «Милая, я уже встаю» или «Сынок, нехорошо будить людей ударом подушкой». Но люди, которые привыкли, что опасность рядом с ними каждую минуту каждого дня, скорее всего, проснутся мгновенно и полностью, схватят ближайший тяжелый предмет, а уж потом будут разбираться, кто и зачем их ударил.

В то утро Генри понял, что перестал быть охотником. Сквозь сон он чувствовал, как что-то похожее на камешки бьет его то по руке, то по боку, один раз угодив даже в лоб, но заставить себя проснуться не мог. Если бы напасть хотели всерьез, ему уже пришел бы конец, он понимал это даже во сне, но все равно только жмурился и отворачивался. Ему снился мучительно прекрасный сон, что-то невесомое и ускользающее, почти бессмысленное, о чем и не вспомнишь, проснувшись, но дело было и не в событиях, а в чувстве покоя и счастья: словно ты попал домой и никогда больше не придется оттуда уходить. Генри свернулся, как еж, пытаясь удержать это восхитительное чувство, но тут что-то ударило его по носу с такой силой, что пришлось-таки открыть глаза.

Он потянулся, щурясь от солнца. Земля, на которой он лежал, была такой влажной и холодной, что непонятно было, как он вообще ухитрился на ней заснуть. Генри бессмысленно посмотрел на серебристую деревяшку, которую прижимал к животу, будто охранял от кого-то даже ночью, – и резко сел. Он все вспомнил.

Этот игрушечный меч он стащил у Эдварда много лет назад, – просто завидовал, что дед подарил ему такую шикарную штуку, и хотел немного поиграть тайком. Было майское утро, он бегал по саду и храбро рубился с одуванчиками, а потом Эдвард сердито позвал его – вот только имя у Генри тогда было другим.

– Роберт Олден, – одними губами проговорил Генри, глядя на яркое утреннее небо.

Пропажу меча обнаружили, и Роберт испугался. В обычный день Эдвард просто нашел бы его, отнял меч и обиженно замолчал на полдня, этим бы все и кончилось. Но тут произошло такое, что Роберт задохнулся от страха, который был куда хуже, чем страх наказания за взятую без спроса вещь. Ладони вдруг стали немыслимо горячими, а по рукоятке меча расползлась черная подпалина. Он выронил меч и начал хватать пучки травы. Они сгорали с каждой секундой все более неохотно, но Роберт все уже понял, – так легко, словно в этом не было ничего удивительного. Он – разрушитель, как в сказках, и теперь его перестанут любить.

В следующие десять лет он пережил столько опасностей, что на три жизни бы хватило, но никогда не чувствовал такого смертельного, сокрушительного ужаса, как в те несколько минут. Если бы можно было остаться без ног, а в обмен лишиться дара, он согласился бы не задумываясь. Безногих тоже, наверное, любят, но чудовищу, способному убить прикосновением, в их семье не место. Мама говорит, что ее дети – самые добрые и славные в королевстве, отец – что их обоих ждет великое будущее, а Эдвард мечтает стать героем, как великий Сивард, и расправляться со злодеями одной левой.

Когда человек в черном украл его, Роберт заплакал не от страха – от облегчения. Эдвард с родителями его, конечно, спасут – и будут так рады, что, может быть, не разлюбят, когда узнают, во что он превратился.

Если бы это была сказка, все бы так и произошло, но даже в королевстве, полном волшебства, не всегда можно рассчитывать на счастливый конец. Генри крепче прижал к себе меч, но тут от размышлений его оторвал очередной кусок гальки, треснувший его по руке.

Генри огляделся. Рядом никого не было, и он пошел туда, откуда прилетел камешек. Кости ломило так, будто за ночь десять лет тренировок выносливости исчезли без следа и он превратился в избалованного ребенка, не привыкшего спать на голой земле.

Крепостная стена, отделявшая дворцовый сад от городской площади, была довольно далеко, но все же новые камни летели именно оттуда, и Генри удивленно замедлил шаг, сообразив, кто именно их швыряет. Вся верхняя часть стены была занята скриплерами, от которых Генри уж точно не ждал такой меткости и силы удара.

Видимо, спуститься в сад они не могли, – Генри когда-то слышал, что дворец защищен от проникновения волшебных существ, – и он поднялся на ближайшую башенку в крепостной стене. Несколько скриплеров тут же перебрались ближе к нему, остальные привстали на корнях, выглядывая из-за товарищей. Генри никогда еще не видел скриплеров такими взбудораженными – они ерзали на месте и шевелили ветками, на которых то и дело с тихим звуком лопались почки.

Здесь, на башне, солнце казалось еще ярче, оно заливало всю округу ослепительной золотой волной, и Генри на минуту забыл о скриплерах, глядя со стены вниз, на площадь и нагромождение крыш за ней, на прозрачно-синее озеро и дальние горы. Десять лет назад этот вид был мрачнее некуда – грязные дома, мертвое озеро, – но сейчас все будто проснулось, пару десятков зданий уже покрасили в разные цвета, откуда-то плыл запах сдобы, – кажется, город обрел даровитого пекаря.

– Твой город, – сказал Пал, король скриплеров, и его подданные издали нестройный восхищенный писк.

На этот раз корона Пала была сделана из тонких ивовых прутиков с бледными листьями. Генри растерянно улыбнулся, и Пал вплотную подошел к нему, оставляя на парапете башни комья земли со своих корней. А потом сделал Генри знак наклониться, снял свой ивовый венок и нахлобучил на него.

– Добро пожаловать домой, принц Роберт, – сказал он.

– Вы с самого начала знали, – пробормотал Генри, но Пал качнул головой.

– Нет, Генри. Ты не против, если я продолжу называть тебя, как раньше? Сильное имя, тебе идет. Так вот: чтобы тебя нашли, сначала нужно самому себя найти. Ты сделал это, и мы услышали. Волшебные существа получают новости не так, как вы, люди. Королевство пронизано золотыми нитями человеческих привязанностей, и мы чувствуем, если они сильно вздрагивают. Тебя с семьей связывают нити настолько крепкие, что, когда ты десять лет спустя ухватился за них снова, целое королевство услышало. Существа всех мастей передают тебе поздравления – нас прислали, потому что мы общаемся с людьми больше других.

Со всех сторон в Генри полетело что-то древесное – цветы, листья и обломки веток. Все это скриплеры отрывали от своих голов, из чего Генри сделал вывод, что это самая торжественная церемония поздравления.

– И как я сам не догадался! – бодро продолжил Пал, когда Генри раскланялся во все стороны, прижав руку к груди. Он помнил, что благодарить надо именно так, – теперь забытые знания приходили к нему легко, будто никуда и не уходили. – Воистину мудрость и воображение Барса безграничны!

Генри ожидал услышать что-нибудь вроде «нам так жаль, что тебя украли», но одобрительный тон Пала жалости явно не подразумевал.

– Барс все знал и ничего не сделал? – не поверил Генри. – Да что ж он за волшебник такой!

Скриплеры прыснули, перешептываясь. До этой минуты Генри был уверен, что выражения «деревянное хихиканье» не существует, но сейчас именно такие звуки он и слышал.

– Генри, что во фразе «Барс создал это королевство» тебе непонятно? – мягко спросил Пал. – Думаешь, хозяин всего волшебства не знает, что происходит у него под носом? Но он вмешивается, только когда это необходимо. Помнишь, ты спросил меня, что такое Предел? Барс явился твоему брату во сне и велел защитить Предел – значит, это действительно важно, так что, позволь напомнить, именно этим тебе и стоит заняться. – Пал вдруг подался к Генри и всем своим деревянным телом прислонился к его боку. До этого Генри думал, что скриплер должен быть холодным, как полено, но даже сквозь куртку почувствовал тепло его коры. – Мы очень рады за тебя, дружок. Не сердись на Барса – он сделал великолепный ход, не вмешавшись десять лет назад, разве ты не видишь?

Он как будто восхищался искусным игроком в шахматы, и Генри это рассердило, но в такое поразительное утро он даже разозлиться в полную силу не мог.

– И что мне теперь делать? – спросил он, щурясь от солнца.

– Свой ход, конечно, – деловито ответил Пал и отстранился, на прощание ткнув Генри острой веткой в бок. – Не дай Освальду найти Предел первому – он тоже хороший игрок, так что постарайся не опоздать.

Генри застонал, влез на парапет и уселся, свесив ноги вниз, – няня ему в детстве за такое вечно грозилась дать шлепка, будь он хоть десять раз принц.

– Что, даже недельку не дадите? Я думал, что хоть немного побуду со своими. Мы все обсудим, а еще надо выяснить, куда сбежала мама и где ее искать.

– Такая у тебя работа, Генри. Быть избранным только в сказках легко.

Генри вдруг понял, что еще было невероятным в этом дне – огонь молчал как убитый. Полностью он проснулся, когда Генри уже был у Освальда, и не знал ничего о том, что было раньше. Теперь огонь был озадачен новостями настолько, что сжался, как змея в норе, обдумывая, как действовать дальше, – и дышать в его отсутствие было легко как никогда. До этого Генри даже не представлял, как приятно чувствовать себя собой.

– Чтобы открыть этот Предел, чем бы он ни был, Освальду понадобится ключ от всех дверей и его хранитель, – сказал Генри, с трудом заставляя себя сосредоточиться. – Подскажете мне, где искать Джетта?

Скриплеры начали переглядываться.

– Этот вопрос несколько сложнее, чем кажется, – наконец ответил Пал медленно, будто прислушивался к чему-то далекому. – Но я чувствую, что Барс не будет против, если мы дадим тебе первую подсказку. А вторую даст он сам.

– Я имел в виду «скажите мне название деревни». Что тут сложного?

– Ты и сам потом поймешь. А пока слушай:

  • Путь дарителей с рассветом
  • Стал запутанным и сложным,
  • Но не нужно быть поэтом,
  • Чтоб мечтать о невозможном.

– Это вы сейчас придумали?

– Да, вместе. У нас одно сознание на всех, нам легко даются стихи.

Генри покачал головой, не веря своим ушам.

– Для вас с Барсом это все просто игра, верно?

Морщинистое лицо Пала просветлело.

– Именно, Генри. Ты начинаешь понимать. Все это – просто игра. До встречи, дружок.

Смешно переваливаясь, он дошел до края парапета и снова повернулся к Генри с таким видом, будто уговаривал себя не говорить то, что очень хотелось сказать.

– Ты полон любви, Генри, – наконец сказал Пал, глядя на него так, будто это не пустая похвала, а важный, тщательно хранимый секрет. – Не потеряй ее. Это твой самый ценный дар. Не огонь – он просто инструмент, помощник. Любовь спасает тебя и всех вокруг тебя. Если ты ее потеряешь, это будет конец.

– Ничего себе помощник, – пробормотал Генри.

Пал добродушно покачал головой, будто дивился его тупости, и соскочил со стены вниз. Остальные прыгнули следом, и на площади раздался вопль торговцев, не привыкших к тому, что сверху падают десятки скриплеров. Генри болтал ногами, с улыбкой глядя, как они приземляются на брусчатку и деловито разбегаются по своим делам. А потом спустился по лестнице в сад, прыгая сразу через две скользкие ступени, и помчался в сторону дворца, едва заставляя себя не размахивать на ходу игрушечным мечом.

На высоте третьего этажа одну из башен окружал широкий балкон, который до нынешнего утра выглядел совершенно заброшенным. Сейчас оттуда доносился смех, разговоры и уютное шуршание метлы, – слуги приводили балкон в порядок, мыли парапет, с грохотом таскали мебель. Увидев, как Генри поднимается по белой лестнице, они приветственно замахали руками и начали тыкать в яркие пятна на своей темной одежде – и Генри понял, что со вчерашнего дня изменился не только балкон.

Уилфред, дворцовый управляющий, выделил каждому слуге по одному предмету из гардероба знати. Кому-то достался шарф, кому-то жилетка или пояс, и сейчас слуги надраивали террасу с таким рвением, какого Генри еще ни разу у них не видел. Король мудро поступил, разрешив Уилфреду взять из дворцовых запасов эти цветные тряпки: кажется, для людей, привыкших видеть на себе только черное и серое, эти подарки много значили. Генри на пробу мысленно назвал короля «отец», но почувствовал от этого не радость, а грусть и смутную вину Только сейчас, порывшись в воспоминаниях, он понял, как же король постарел за эти десять лет. Он был не старше теперешнего Олдуса Прайда, когда пропал Роберт, а теперь… Генри махнул слугам в ответ, снял ивовый венок и повесил его на ближайшую ветку. Хорошее настроение исчезло без следа, но он точно знал, кого надо найти, чтобы оно вернулось. Увидев потерянный меч, Эдвард сразу все поймет – и это будет момент, когда все сломанное срастется.

Генри перешагнул порог и сосредоточился на ощущении верного пути, которое во дворце охватывает тебя всякий раз, когда ты точно знаешь, кого ищешь, но тут за ближайшим поворотом коридора кто-то едва не сбил его с ног.

– Прошу прощения, – уронила Роза, прижимая к лицу веер, и обошла Генри, чтобы продолжить путь, но тот взял ее за локоть.

– Я не хотел, чтобы мы ссорились, – честно сказал он, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Просто я не знаю ответ на твой вопрос, не знаю, люблю я тебя или нет. Но скоро я во всем разберусь. Тут кое-что произошло, и теперь все изменится. Все будет в порядке.

Локоть у нее был такой костлявый, что пальцы Генри обхватывали его полностью. Это ощущение так его захватило, что он вздрогнул, когда Роза все-таки ответила.

– Ты прав, теперь все изменится. Я слышала, король решил… Вчера он велел нам всем надеть к завтраку самые красивые наряды.

– И что? – нахмурился Генри.

Роза вдруг еле слышно, коротко рассмеялась, и ничего веселого в этом смехе не было. А потом огляделась, убедилась, что вокруг никого нет, и взяла за локоть его самого.

– Мы с тобой два раза целовались, – выдавила она, преодолевая какой-то мучительный стыд, хотя у Генри воспоминания о тех моментах были просто отличные. – Скажи мне прямо сейчас: ты хотел бы на мне жениться?

Генри порылся в памяти, но точного определения этого слова не нашел, – очевидно, в шесть лет оно его не интересовало, а в последний месяц ни разу не попалось.

– Уточни, что это значит.

На щеках у нее проступил румянец – едва заметный, словно ее бледное и худое тело неспособно было вложить в него больше краски.

– Это значит, что я стану твоей собственностью. И мы заведем детей, – пробормотала она с непонятной злостью, будто сердилась на него за этот вопрос.

– Собственность – это вроде слуги? – Генри наморщил лоб, пытаясь выудить из памяти что-нибудь более определенное. – Не нужна мне никакая собственность. А насчет детей – не получится, мы не можем размножаться. Коснись моего лица.

Она упрямо сжала губы, и тогда Генри сам взял ее руку и приложил к своей щеке. Роза вскрикнула и отпрянула, прижав покрасневшие от ожога пальцы к своему рту.

– Вот поэтому никакого размножения не выйдет, – сердито сказал он. Прикосновение было приятным, и как бы он хотел, чтобы оно длилось дольше. – Забудь, ясно?

Роза шагнула назад, не отнимая руку от губ. Генри собирался сказать что-нибудь успокаивающее, но, пока он размышлял, что бы это могло быть, Роза уже отвернулась и пошла прочь. Ее сгорбленная спина с каждым шагом расправлялась, становилась прямой и неподвижной, как доска, и Генри кольнуло неожиданное воспоминание. Козочка-Розочка. Вот как они с Эдвардом называли ее в детстве. Больше всего она любила играть в свадьбы – у нее был добрый десяток кукольных парочек, и она бесконечно меняла свое мнение о том, кто с кем будет счастлив до гробовой доски. Генри с болезненной ясностью увидел, как она сидит в гостиной и подбирает кукле очередной свадебный наряд. Русые волосы падают ей на лицо, а значит…

– Твои волосы! Цвет, он не настоящий! – выпалил Генри, и Роза остановилась. – На самом деле они темнее. Ты их красишь настоем ромашки, да?

Он был так взбудоражен тем, что вспомнил, какой она была, что даже не понял, отчего она развернулась к нему с таким гневом.

– Ты плохой человек, – тихо сказала она и ушла.

Кажется, она хотела употребить слово куда крепче, и остановило ее только воспитание. Генри выдохнул сквозь сжатые зубы, уже не пытаясь понять, что с его словами не так. Если бы только он мог вернуть прошлое и всех такими, какими они были, – отца, Розу, Эдварда, себя самого! И он торопливо пошел дальше – искать того, кто поможет ему все исправить.

Дверь в библиотеку была приоткрыта, из-за нее раздавался деловитый бумажный шелест. Эдвард сидел за одним из столов, листая огромную книгу, еще несколько томов лежали рядом. При виде Генри он поднял голову и дружелюбно кивнул.

– Доброе утро. Вот, решил поискать что-нибудь о Пределе и ключе от всех…

Не слушая, Генри шагнул к столу и положил на раскрытую книгу игрушечный меч. Эдвард поперхнулся, и Генри сглотнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Вот он, тот самый момент.

– Ты все-таки нашел его. Поразительно, – выдохнул Эдвард. – Ты и правда избранный. Только зачем… зачем ты искал без перчаток? – Он тронул подпалину и торопливо прибавил: – Но это неважно, ничего страшного. Где он был?

Генри растерянно заморгал. Ему хотелось схватить Эдварда за уши и трясти его гениальную голову до тех пор, пока что-нибудь там не встанет на место и до него не дойдет, почему Генри смог найти меч.

– Он был зарыт под кленом, около конюшни, где ручей, – с нажимом сказал Генри. – Вы там часто играли.

– Тебе Карл сказал? – рассеянно спросил Эдвард. – Спасибо, Генри. Я действительно тебе благодарен.

Генри опустился на стул напротив него. Эдвард был так занят разглядыванием меча, что на него самого даже не взглянул.

– Каким он был? Твой брат? – пробормотал Генри.

Эдварду, кажется, не очень хотелось отвечать, но из благодарности он себя заставил.

– Веселым. Много смеялся, любил играть. Это уже неважно, верно?

На меч Эдвард смотрел так, что сразу было ясно: раньше он думал, что, если найдет его, ему станет легче, будто это как-то вернет прошлое, но, кажется, не сработало. И Генри молча наблюдал, как Эдвард хмурится, поглощенный ощущением того, что ничего в его жизни не изменилось.

– Ладно, давай к делу. – Эдвард с видимым усилием убрал меч с книги. – Мы понятия не имеем, что это за Предел и почему он интересует Освальда. Слово «предел» обычно значит «граница», но в старинных книгах иногда обозначает просто место или область. Я не встречал историй о каком-то особенном Пределе, но должно же быть хоть какое-то упоминание, верно?

– Верно, – отсутствующе пробормотал Генри.

Нужно было просто открыть рот и сказать правду, но он был так выбит из колеи, что не знал, с чего начать. Встреча с Розой лишний раз доказала ему то, что он и так знал: никто не сравнится с ним в умении говорить то, что не нужно, неподходящими словами и в самый неудачный момент.

– Я все утро ищу упоминания о ключе, и с твоей помощью дело наверняка пойдет лучше. Вдруг ты просто возьмешь с полки книгу, и она окажется та самая? Ты настоящий мастер поиска, Генри. Я серьезно. – Эдвард еще раз взглянул на меч и чуть поклонился, прижав к груди руку. Генри едва сдержался, чтобы не предложить ему затолкать свою вежливость обратно себе в глотку. – Расскажу тебе немного о нашей системе расстановки книг. В шкафах вдоль окон – сочинения на разные практичные темы вроде «Как поразить всех хорошими манерами» или «Две сотни способов развести костер». Вот тут, справа, – философские труды и всякие измышления на тему того, какова истинная форма Барса. Это самый бесполезный шкаф: просто куча причудливых выдумок. А вон там кое-что поинтереснее: исторические труды и сказки. У нас в королевстве одно от другого не отличишь, так что они стоят вперемешку.

Генри мрачно пошел к первому попавшемуся шкафу, вытащил самую толстую книгу, которая щедро обсыпала его пылью, и уставился в нее. Он был слишком переполнен своей собственной историей, чтобы разбирать замысловатый старинный почерк. Нужно потренироваться, выбрать подходящий момент и сказать все как есть. Например, за завтраком, чтобы отец тоже услышал. Минут пять Генри пытался сделать веселое лицо, чтобы всем легче было его узнать, но не смог даже вспомнить, какими мышцами надо для этого двигать. Благодаря Освальду он изменился настолько, что никто за целый месяц не узнал, а значит, он должен сделать все, чтобы измениться снова и стать таким, каким был раньше.

– Эй, – выдохнул Эдвард с таким глубоким чувством, что Генри стрелой выскочил из-за шкафа в надежде, что Эдвард все же догадался. Но тот, увы, смотрел в книгу. – Я кое-что нашел. Это «История королевства», том первый. Слушай: «Матеуш велел, чтобы Барса почитали во всей нашей земле. Он знал Барса и был ему другом, но, когда народ просил рассказать о великом волшебнике, король отвечал: «Тайна предела, откуда явился Барс, надежно заперта от посторонних глаз, и так пребудет вовеки». – Эдвард стукнул ладонью по книге и откинулся на спинку стула. – С ума сойти! Что, если Предел, который мы ищем, это место, откуда пришел Барс? Мы же тогда узнаем то, над чем себе все философы головы ломали! И гляди, какое странное выражение, – «тайна заперта». Это место закрыто на ключ от всех дверей!

Генри потер губы. Если уж в пещере чудовища, битком набитой золотом и драгоценностями, Освальд позабыл обо всем, едва увидев лист бумаги, где говорилось о Пределе, значит, это место сулило ему огромную выгоду.

– Ради ответа на вопрос, кто такой Барс, Освальд бы туда не рвался, – пробормотал Генри. – В пещере Зверя он сказал: «Это место дает такую власть, о какой я даже мечтать не мог». Наверное, там хранится какой-то могущественный предмет, что-то посерьезнее Сердца волшебства. И мы должны не дать ему прибрать к рукам такое добро. Кстати, а кто такой этот Матеуш?

– Первый король волшебного королевства. Его еще называют «Матеуш Даритель». Статуя на скале за дворцом, в руках которой теперь хранится Сердце волшебства, – это как раз он. Матеуш был величайшим королем, добрым и справедливым, и все его потомки – мои предки – старались быть похожими на него. Ему Барс подарил Сердце, при нем сделали корону и построили дворец.

Эдвард торопливо встал и бросился к одному из шкафов. Он так спешил, что ухитрился зацепиться ногой за стул и рухнуть на пол. Генри покачал головой: упав парой сантиметров левее, Эдвард врезался бы виском в угол соседнего шкафа. Как же повезло, что лютая тварь объявилась в королевстве, когда Генри был во дворце: в одиночку Эдвард уж точно не доехал бы до места назначения. Тот уже вскочил, чтобы продолжить путь к выбранному шкафу, но Генри положил руку ему на плечо, останавливая.

– У нас есть еще одна проблема. Ключом от всех дверей может воспользоваться только его хранитель, которого Освальд рано или поздно попытается отыскать.

– Ты говорил, что нашел ключ, значит, ты и есть хранитель, верно?

– Ключ мне оставил Сивард. И написал, что сила ключа едва не заставила его сделать что-то ужасное, открыть какую-то дверь, которую нельзя открывать ни в коем случае и которая сама жаждет быть открытой. Что, если это та самая дверь, которую теперь пытается открыть Освальд? Ладно, главное – не это. Он велел мне не брать ключ самому, а выбрать хранителем кого-то, кому я доверяю.

– Умоляю, скажи, что ты выбрал на эту важнейшую должность не того, о ком я подумал.

– Джетт теперь в опасности. Мы должны его защитить.

Эдвард застонал:

– Этому жалкому типу обязательно снова появляться в этой истории?

– Нужно найти его до того, как это сделает Освальд, иначе тот заставит Джетта использовать ключ. У меня есть подсказка, где сейчас Джетт, – получил сегодня утром от скриплеров.

– А больше ты к семи утра ничего не успел? – пробормотал Эдвард.

Генри рассмеялся:

– Не поверишь, если скажу. Ладно, слушай загадку: «Путь дарителей с рассветом стал запутанным и сложным. Но не нужно…»

Эдвард записал четверостишие на листе бумаги и погрузился в размышления, а Генри смотрел на его склоненную голову и думал вовсе не о Пределе. А что, если Эдвард вообще не поверит, что Роберт выжил?

Издалека донесся звякающий звук, и Эдвард разочарованно хмыкнул.

– Полчаса до завтрака. Идем, надо подготовиться. Уилфред к тебе с утра заглядывал? Он велел всем приодеться и взять куртки. Отец решил устроить завтрак на террасе, как в старые, добрые времена, что, конечно, глуповато в конце зимы, но я все равно рад, что он так взбодрился. Эй, Генри, ты в порядке? Ты сегодня какой-то… другой.

– Ты иди, я скоро. Хотел тут еще кое-что посмотреть.

– Только не опаздывай. Про Матеуша больше всего книг вот в этом шкафу. И если будет что-то интересное, скажи мне за завтраком.

– Жди отличных новостей, – притворно бодрым голосом сказал Генри.

Эдвард ушел, бережно забрав со стола меч. Генри постоял около шкафа имени Матеуша, а потом кинулся туда, где, по словам Эдварда, стояли «руководства на практичные темы». Он лихорадочно начал перебирать их, подтянув к шкафу стремянку, и в конце концов нашел то, что искал: «Хорошие манеры для юных мастеров».

Роберт был принцем, его учили всем этим правилам, а Генри помнил только смутные обрывки вроде благодарственных поклонов. Он уселся на стремянку и погрузился в чтение. Предел не убежит. Для начала нужно попытаться стать тем, кем вырос бы Роберт, если бы с ним ничего не случилось.

«…Важнейшим искусством в обращении с людьми является дипломатия. Думайте трижды, прежде чем заговорить. Истинно воспитанный юноша никогда не откроет рот, если не уверен, что его слова будут взвешенными, вежливыми и не обидными ни для кого из присутствующих». Генри со вздохом закрыл книгу. Он надеялся на советы попроще, а всему, что описано в этой занудной книге, быстро не научишься. Колокол звонил и звонил, он не мог сосредоточиться, пора было, в самом деле, идти переодеваться, – после ночи на мокрой земле он уж точно не выглядел как принц.

Генри спрыгнул со стремянки и побежал к себе в комнату. Карла не было, но, видимо, с утра он все же заходил – в ванной стояли два ведра остывшей, чуть теплой воды. Генри быстро вымылся, надел парадный костюм, подаренный Уилфредом, и схватился обеими руками за раму зеркала.

– Я – Роберт Олден, принц волшебного королевства, сын короля Лоуренса и королевы Тильды, и я жив, – без голоса проговорил он и, выпустив зеркало, помчался на террасу. Он помнил дорогу и без подсказок дворца. Он помнил.

Двери стояли нараспашку, никакой охраны на этот раз не было, – король, видимо, рассудил, что не обязательно заставлять слуг сторожить королевский завтрак неизвестно от кого. И едва Генри успел подумать об этом, ему показалось, что кто-то смотрит ему в спину пристальным, недобрым взглядом.

Он развернулся, но все его охотничьи инстинкты от невероятных новостей этой ночи притупились, он обернулся слишком медленно – коридор за спиной был пуст. «Показалось», – подумал Генри, лишь бы скорее отмахнуться от ненужных мыслей. Больше всего ему хотелось перестать быть человеком, которого Освальд растил в лесу, – тот парень был весь сплошное предчувствие беды, а он сам – не такой. Хватит и того, что он десять лет на это потратил, сейчас у него есть дело поважнее. И он шагнул на террасу.

Слуги потрудились на славу – оттерли от грязи белоснежный мрамор парапетов и пола, аккуратно расставили столы. На ножах и вилках сияли солнечные блики, хрустальные масленки дробили свет, ветер раздувал края скатертей. По привычке замечать детали Генри оглядел всех присутствующих и сообразил, что за каждым столом сидит одна-две семьи, более знатные и ярко одетые – ближе к королю. Никто не ест, ожидая от короля сигнала, а торжественный проход девушек на каблуках, видимо, отменили – они уже сидели со своими семьями. Генри заставил себя об этом не думать и сосредоточился на другом: постарался улыбнуться как можно шире, слегка поклонился всем и направился к королевскому столу, стоящему в центре террасы, с видом «значительным, учтивым и приятным», как советовала книжка о хороших манерах.

За королевским столом поместились не только король и Эдвард, но и Эмма, Уилфред, Агата и Роза. Агата скучающе помахивала веером, явно ожидая, когда завтрак окончится и ей разрешат вернуться к ремонту дворцовых люстр, а Роза, наоборот, прижимала веер к лицу так, будто хотела бы спрятаться за ним навечно.

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

В жизни каждого человека есть встречи и расставания. Веселые, грустные, значимые и не очень. Есть вс...
Антонио Грамши – видный итальянский политический деятель, писатель и мыслитель. Считается одним из о...
Александра Петровна Арапова (1845–1919), старшая дочь Наталии Гончаровой от второго брака, крестница...
В книге, наряду с классическими представлениями о дисбактериозе кишечника, приводятся данные о гельм...
В самом начале XIX столетия немецкие лингвисты братья Якоб и Вильгельм Гримм начали собирать во всей...
Зайдя вечером в кафе перекусить, профессиональный телохранитель Евгения Охотникова знакомится с Веро...