Алый проток Владислав Есман

Глава 4

– Какое село, милок? – переспросила очень старая бабушка в вязаном красном платке и расписной узорчатой шали, сидя у дороги за своей самодельной торговой точкой, состоявшей из раскладного стула и нескольких ведер разноцветных яблок.

– Головник, – снова повторил Покровский, несколько раз перепроверив переданную Андреевским информацию. – Должно было быть в ста километрах на юго-восток от главной трассы, вроде как…

– Ох, не знаю, милок… Может чего напутал ты? Я тут прожила аж восемьдесят четыре года, отродясь не знаю такого села. Может, коммунисты, конечно, переименовали, но я такого не помню. Съезди в местный Обком партии, узнай у них, они все знают. Но это тебе назад нужно воротиться, ехать часа два.

– Областной комитет Партии? – удивленно спросил Покровский. – Так это, давно не коммунизм, бабуль.

– Ой, да… запамятовала я что-то… Да какая уж разница-то! Ничего не меняется ведь, я как в избе жила, так и живу, ходи только флаги меняй, если ставишь. Я не ставлю, им до меня особо дела нет, да и мне до них тоже.

– Ладно, бабуль. В любом случае спасибо за помощь, – ответил Лев, поняв, что ее сознание постепенно входит в горизонт событий, который уже навсегда поглотил существенную долю памяти.

– Может яблочки купишь, на дорожку, а то вдруг долго будешь искать? Свои, с огорода. Всякой дрянью не поливаю, хотя надо бы от вредителей избавиться, да денег нет совсем. Пенсии не хватает, вот хоть кто-нибудь яблочки купит, да я что-нибудь лишнее себе позволю. Все забыли про меня, я…

– Да… знаете, давайте ведерко этих, – прервал ее Покровский, не выстояв выпущенной в него обоймы жалостно-слезливых аргументов, после которых, не купив треклятые яблочки, будешь чувствовать себя дерьмом до конца дня.

– Спасибо, милок. Бери на здоровье, сейчас тебе в пакетик насыплю, – довольно произнесла местная повелительница маркетинга.

Покровский сел обратно в машину, кинул яблоки на заднее сиденье и уже хотел дать газу, как увидел, что ему машет бабушка. Он опустил окно.

– Милок, съезди к милиционерам, они же должны знать. Это всяко ближе, чем в Обком. Отсюда где-то час езды дальше по прямой и через километров тридцать возьми левее, дорога там, правда, чуть похуже. Там уж не помню, спроси у людей добрых, там деревеньки еще остались, если мне, старой, память-то не изменяет.

– Спасибо, бабуль!

Машина дала газу и понеслась по указанию доброй бабушки. Не то, чтобы Лев решил слепо довериться ее координатам, но они более-менее совпадали с брифингом. Интернет-карты тут почти не работали, GPS барахлил. Это несколько удивляло Льва, учитывая степень развития и скорость распространения современных технологий. Ему всегда казалось, что таких мест на планете уже давно не осталось и развлечь себя порнографией, любой степени извращенности, можно даже в самой глухой точке мира.

Дорога уже давно была в плачевном состоянии, повсеместно встречались различной глубины выбоины, ямы и ухабы, а в некоторых местах асфальта практически не была, только грунт. По многочисленным трещинам, из которых росла трава или пробивались ростки деревьев, было видно, что природа здесь почти выиграла битву с человечеством.

Дорожные знаки встречались лишь изредка, многие были сломаны, вероятнее всего местными алкашами, желающими заработать на дешевую водку или ее подобие, или были… расстреляны…

У третьего по счету подобного знака Покровский специально остановился проверить. Нельзя было исключать того, что бухой в хламину работник разведУправления разъезжает здесь по округе и вершит самосуд над государственной собственностью.

Внимательно изучив искалеченный знак, Лев пришел к следующему выводу: «Учитывая размер отверстий, их структуру, толщину металла самого знака, отсутствие копоти, то, вероятнее всего, стреляли издалека из мощного нарезного ружья, возможно, пока ехали на машине».

Побродив вокруг знака в тридцати метрах перед ним, он нашел синюю пулевую гильзу ружья. Покровский достал специальный пакет для улик и, не трогая руками, упаковал, чтобы потом проверить отпечатки по базе.

– Надо у местных полицаев спросить, что творится здесь. Если этот дурак тут знаки расстреливает, то это будет бомба. Андреевский будет в восторге, можно еще уголовку впаять этому придурку. Ха! Хотя если он запил настолько, что творит такую дичь, то может и в меня с дуру пальнуть… Надо быть аккуратнее.

Лев сел обратно в машину и поехал дальше. Проехав километров сорок, причиняя машине ощутимые неудобства этими замечательными дорогами, он наконец доехал до старой и на вид довольно обширной деревни.

Ее размер с точностью было трудно определить, поскольку она утопала в буйной растительности, закрывавшей близко стоящие друг к другу деревянные избушки и немногочисленные кирпичные дома, не превышающие двух этажей. Где-то бегали собаки, гонявшие местных котов, на ржавых скрипящих велосипедах катались дети, мимо проехала телега с впряженным в нее вороным конем и ведущим ее извозчиком. Последний, заметив машину Покровского, еще долго не мог оторвать удивленный взгляд, пока не повернул на другую улицу. Свежие коровьи лепешки предательски указывали на маршрут недавно прошедшего стада.

– М-да, вот это глушь…– протянул Лев.

Доехав до играющей с какими-то самодельными игрушками ребятни, он остановился, приоткрыл окно и спросил:

– Ребят, а где тут у вас полиция?

– Ась? – удивленно спросил один из чумазых детей. Остальные обернулись на Покровского с таким же, как у извозчика, любопытным выражением лица.

– Ну полиция… милиция… участковый… – ответил Лев, подбирая более понятные для недалеких детей слова.

– Ааа, вирников имеешь в виду?

– Прости, кого? – недоуменно поинтересовался Лев.

– Вирники, ну охраняют нас от всяких злодеев там, карают за проступки плохие, следят за деревней. Например, если у соседа взял чего, а ему это было нужно еще. Или жену ударил слишком сильно, а она взбрыкнула и ляпнула кому-то случайно…

– Эм, ну да они, наверное… – удивляясь местным терминам ответил Покровский.

– Поезжай, дяденька, по прямой до желтой избы тети Вали, дурацкая такая избенка, аж глаз режет. Только ей об этом не говори! Обидится, пирогами угощать перестанет. Они в отличие от ее избы, чей получше будут. Потом сворачивай направо и едь аршин пятьдесят до колодца, потом влево и там увидишь их избу. На ней раньше надпись была какая-то, но снял ее Вирник. Все же и так знают, где он живет, зачем глаза мозолить.

– Слушай, скажи, а ты тут не видел дяденьку, неместного, на серой такой машине, вот с таким знаком и номерами? – Лев написал номер машины на листочке и нарисовал значок известной иностранной марки.

– Не, дядь, не видел. Давненько чужаков не видано было в наших краях. Мы бы знали, наверное, – остальные мальчишки подтвердили слова их только что самопровозглашенного предводителя, одобрительно покивав.

– Ладно, спасибо, мальчуган.

– Не за что, дядь, езжай только быстрее, нам нельзя с чужими разговаривать.

– Это правильно, разные люди бывают, непорядочные и злые тоже встречаются.

– Разные-то они разные, да вот чужие плохие самые, нельзя нам с тобой разговаривать.

– Так почему помогаешь? – спросил дяденька, усмехнувшись.

– Иначе пропадешь совсем, заблудишься, забредешь не туда и все, совсем…

– Прям совсем? – удивился детской наивности Покровский.

– Да, совсем-совсем, дядь! А ты вроде с виду не злой, хотя кто тебя знает… Давай чеши отсюда! А то мать отхлещет еще меня за дело доброе, за мою широкую душу, не хочу из-за тебя потом на животе спать, пятой точкой кверху…

– Хорошо. Бывай, малой! – рассмеялся Лев.

Чужак уехал, оставив детей дальше задорно играть с их самодельными деревянными игрушками. Мальчишки устраивали самые разнообразные сценки, на ходу выдумывая сценарии, диалоги и сюжетные повороты. Эти деревянные поделки ели, пили, танцевали, водили хороводы, играли. Все были похожи: игрушки с длинными волосами, фигурки с короткими волосами и длинными бородами, одетыми в красную, а также белую, если бы не были испачканы детьми в грязи, одежды. Одна игрушка немного отличалась от других: синие штаны и подобие футболки, но она делала все тоже самое со всеми остальными, также увлеченно и беззаботно радовалась жизни.

Все хорошо проводили время, пока не пришла еще одна фигурка, совершенно не похожая на других: большая, плохо сделанная, скрепленная из неподходящих друг другу частей. Все другие игрушки в белом и красном покорно собрались вокруг безобразной фигурки, наверное, чтобы ей не было так грустно, что она такая неказистая и некрасивая. Игрушка в синем не поняла, откуда взялась эта большая фигурка и зачем другие оказывают ей столько внимания, ей это, видимо, не понравилось. Безобразная фигурка обиделась, стукнула игрушку в синих штанах длинной палочкой и унесла… Остальные продолжили еще сильнее есть, пить, танцевать, водить хороводы и играть, ведь они знали, что безобразная фигурка подружится с игрушкой в синих штанах и все будет хорошо. Игрушке в синих штанах очень повезло!

Проехав по указанию странных маленьких детей и поймав еще несколько крайне удивленных взглядов местных жителей, Покровский припарковал машину рядом со зданием из красного кирпича с синей железной дверью. На строении еще виднелись очертания креплений, ранее державших вывеску «милиция», которая доживала свои последние дни под окном дома, окончательно покрываясь темно-оранжевой ржавчиной.

Лев вышел из машины и впервые ощутил волну прекрасного свежего воздуха, которая после жизни в центре была такой же неожиданностью для его организма, как ведро холодной воды после бани. Он с жадностью наркомана вдохнул обеими ноздрями полную грудь воздуха в надежде не проронить ни капли. К счастью, этого живительного эфира хватало здесь сполна.

Покровский прошел к железной двери, попытался открыть, но она не поддалась. Лев постучал, на что услышал недовольный ответ:

– Кого еще, черты бы вас побрал, принесло? Сейчас обед! Если не убили никого, то валите на хрен отсюда!

– Извините, у меня здесь товарищ потерялся, не могли бы Вы помочь?

После секундного молчания послышался ответ:

– Незнакомый голос какой-то, ты чей нездешний что ли? – уже менее уверенно поинтересовался предполагаемый служитель закона.

– Не-а.

– Ща открою, погоди.

Легкая суета отозвалась в шуршании, звуках падающих предметов, приглушенных ругательствах. После трех замочных щелчков дверь отворилась, в проеме возник слегка упитанный мужчина в поношенных черных ботинках, светло-зеленых штанах и полудырявой засаленной, когда-то белой майке, облегающей небольшое брюшко, с небольшой темно-рыжей бородой и черными, маслянистыми волосами. Он продолжал жевать свой обед, с удивлением разглядывая Покровского. Единственным его сходством с сотрудником правоохранительных органов была потрепанная фуражка, слегка съехавшая с головы на бок. Если бы она не была настоящей, то он скорее бы походил на местного алкаша, решившим «проинспектировать» деревенский девичник под игривую низкопробную музыку.

– Так с чем пожаловали в наши края?

– Я ищу товарища, должны были здесь встретиться, он меня на рыбалку сюда звал. Сам вроде здесь не живет, но уверял, что место хорошее и частенько здесь бывал, особенно в последнее время. Он меня здесь ждал, но последние пару дней перестал отвечать на звонки, вот и не знаю, где его искать теперь… Может он просто раньше без меня начал, да сразу не с удочки, а с водки.

– Нууу, это не наша компетенция, организовывать рыбалки, знаете ли, – протянул полицейский.

– Может вы видели его, зовут Егор, – Покровский показал фотографию на телефоне.

– Ух, хороший аппарат, добротный! – с легкой завистью протянул Вирник.

– Да, хороший. Так вы его видели?

– Не-а.

– А белая машина, новая иномарка с такими номерами, не проезжала здесь? – Лев вытащил листок, ранее показанный мальчику.

– Нету.

– А вообще, кто-нибудь из неместных появлялся здесь в последнее время?

– Нет, тут никого не бывает, только свои.

– А соседние деревни далеко?

– Довольно-таки.

– Насколько?

– Не знаю, я тебе что, ходячая карта? Хватит тратить мое время, не видел я твоего друга! Никто здесь не приезжал! Давай, не отвлекай меня от важных дел.

– Подождите, мне правда нужна Ваша помощь, Вы же представитель правопорядка, а я потерял человека, мало ли, вдруг утонул по пьяни или ограбили его, – еле сдерживаясь, но продолжая притворяться гражданским, уговаривал Лев.

– Да, я представитель правопорррадка, и я тебе как этот представитель заявляю, что не обязан искать алкашей! Я тут один весь район охраняю, между прочим. Не знаю я, где твой пьянчуга.

– А как называется Ваша деревня?

– Какая тебе разница? Езжай искать своего друга в другом месте, не трать мое время. Пшел вон отсюда!

С этими словами представитель «правопорррадка» попытался хлопнуть у Покровского перед носом железной дверью, но тот вовремя подставил ногу и одновременно схватил ее рукой.

– Ты что себе позволяешь, идиот? Я тебя сейчас арестую и в клетку кину за нападение на…

– Да что ты говоришь… – прервав его Лев, сунув ему в лицо удостоверение сотрудника Управления, которое оказало расширяющий эффект на зрачки мужичка в фуражке. Покровский совершенно не хотел светиться, но вся ситуация его уже сильно подбешивала, особенно с похмелья.

– Ох, Вы простите, я не знал…

– Давай пройдем внутрь, что на улице стоять.

Покровский бесцеремонно зашел в здание и прикрыл за собой дверь, окончательно пресекая все возможные попытки его проигнорировать. В коридоре было темно, его освещал лишь свет из соседней комнаты. На минутку Лев потерял Вирника из виду.

– Нам сюда, – высунувшись из светлой комнаты пробурчал Вирник.

Лев прошел в комнату, которая когда-то напоминала комнату участкового. Стоял старый деревянный стол, заваленный грудой каких-то бумажек, которые активно начал разбирать Вирник. В углу под толстым слоем пыли лежали материалы служебных делопроизводств. На стене, где обычно располагается портрет руководителя страны, осталось только блеклое прямоугольное очертание ранее висевшей рамки, какой-либо государственной символики не было.

– Что же Вы из столицы к нам пожаловали? Ай что случилось? – немного нервно спросил Вирник.

– Говорю же, ищу друга, обратился к тебе как гражданин к правоохранителю, а ты ведешь себя, мягко говоря, странно, отказываешься выполнять свои законные обязанности – честь полиции попираешь…

– Попираю? Да вы что! Я? Ни в коем случае! Вы просто в столице занимаетесь серьезными делами: погони, убийства, расследования. Вы привыкли, что все важное! Так и есть! А у нас здесь уклад жизни совсем другой…

– Ты, видимо, фильмов насмотрелся, у нас так не каждый день. Бумагами тоже занимаемся, не то, что некоторые… – ответил Покровский, намекая на неряшливость собеседника.

– Ох, да Вы прибедняетесь, всяко видно, что Вы человек важный и серьезный, – перебил его Вирник очевидной лестью. – А ко мне приходят со всякой хренотой. То забор поставят на пару сантиметров ближе к соседскому дому, то мальчишки стекло разбили старику, то кота не могут найти… И представляете, так каждый день! Я поэтому так и реагирую. А алкашей тут, ну сами понимаете, тьма!

– Прям тьма? С виду хорошая приличная деревня.

– А я что… говорил, что неприличная? – оправдательно парировал Вирник. – Очень даже приличная! Просто пьют иногда, а если и пьют, то до беспамятства. Поэтому теряют постоянно людей. А они и не теряются вовсе! А сами куда-подальше уходят, на сеновал там или просто с палаткой в лес, чтобы на природе побыть одни без своей бабы сварливой или стаи голодных детей. И вот к тебе они все приходят, паникуют, кричат, просят, а ты начинаешь вестись на их вопли… Ходишь, ищешь неделю, две, прям целое расследование проводишь! В итоге потом находишь где-то в шалаше рожу довольную, но вонючую, обоссавшуюся и даже иногда обосранную! Но довольную жизнью своей никчемной…

– Это понятно, но я же не с вашей деревни и друг мой, между прочим, тоже. Да и какая, к черту, разница? Ты как участковый обязан абсолютно любой запрос гражданина принять и рассмотреть! А не вести себя так!

– Да я просто привык… Может Вы с соседней пришли. Тут вокруг ситуация аналогичная… Вы вот там что, в столице, не пьете что ли? – риторически спросил Вирник.

– Ну, бывает… – немного замялся Лев, понимая, что смешно это отрицать человеку с легким перегаром.

– Конечно бывает! Ха! У Вас там разнообразия больше, питейных, наверное, на каждом шагу. Как такому искушению не поддаться? Город большой, баба своя с тряпкой будет долго искать, можно и с другими повеселиться! Ха-ха! – весело усмехнулся Вирник, понимая, что смог разрядить обстановку.

– Ладно… Как тебя зовут-то?

– Меня? Васькой меня кличут.

– А можно удостоверение?

– Так, удостоверение… – Васька начал рыться среди пыльных бумаг в шкафу. – Вот, держите.

– «Ермошин Василий Сергеевич» … Закончилось пару месяцев назад.

– Так это, нам же не сразу удостоверения присылают. Пока соизволят в нашу глухомань ответ прислать, что, мол, можете забирать, конца света можно дождаться! Не в первый раз. Бюрократия, знаете ли!

– Это нормально, – протянув обратно удостоверение, согласился Покровский, понимая, что это вообще не нормально. Он решил сначала найти основную цель, попутно оценив весь масштаб проблемы, а потом уже разбираться с местными правоохранителями. – А почему тебя Вирником называют?

– Кого, меня? Это кто ж?

– Не важно, – ответил Лев, не захотев подставлять маленьких информаторов.

– Да это какая-нибудь бабушка, наверное, начиталась старых книг, а что сейчас и как это называется – не знает! Интернет, знаете ли, здесь штука не распространенная.

– Понятно. Ладно, вернемся к основному вопросу. Так ты видел этого человека? – спросил Лев, еще раз показав фотку Егора.

– Эх, хороший аппарат… Нет не видел, я же Вам говорил, я не вру! У нас чужаки редко бывают. Давненько мы никого, кроме барыг каких-нибудь, не видели.

– Так может он тоже чем-то торговать иногда приезжал?

– Неее, я всех барыг знаю! Они у меня, знаете ли, на учете, – гордо сказал Васька, – а то мало ли… украдут чего или с мужиками повздорят, подерутся. Ищи их потом! Я слежу за ними.

– Может, ты не заметил? Сидишь тут в своей конуре, «на обеде», а он тут мимо проезжал…

– Да вы что? Я же общаюсь тут со всеми. Если кого заметят чужого, мне сразу доложат! У меня граждане ответственные! – снова горделивым тоном возразил Вирник.

– Так… понятно… – сказал Покровский, подумав: – «Нужно поспрашивать местных, этот дуб мне ничего путного не сообщит», – и добавил: – Так как ваше село называется?

– Головник.

– Головник?

– Да, Головник.

– Хм, мой друг точно сюда направлялся.

– Да чей, видать, спутал, тут вокруг много деревушек. Все на одно лицо.

– Какие еще? Далеко находятся?

– Да они без названия в основном, их кто как величает, может он с нашей и спутал. Одна стоит по северной дороге, километрах в тридцати отсюда, но там почти никого не осталось, поди вообще заброшенная уже. Другая – в сорока километрах на востоке. Я покажу вам, где они находятся.

Васька достал старую карту и подробно описал маршрут поездки в каждую деревню.

– Понятно…

– Может чаю?

– Нет, спасибо, мне уже пора идти.

– Ну, как пожелаете.

– Слушай, еще момент, а кто у вас по знакам стреляет?

– По знакам? Никто не стреляет! С чего вы взяли? – выпучив глаза ответил Васька.

– Ты вообще из своей конуры вылезаешь?! У вас перед деревней не меньше трех расстрелянных из ружья дорожных знаков! – разозлился Покровский от беспросветной тупости Вирника.

– А с чего вы решили, что из ружья?

– Совсем меня за идиота держишь? Следы на знаках посмотри, даже слепой не спутает! Да гильзы от ружья валяются у дороги, – выпалил Лев, показав пакет с синей гильзой.

– Ох, да что же такое творится? Гады, всех их найду и посажу! – запричитал Васька. – Давайте мне, я все расследую и найду виновника!

Он попытался выхватить пакет, но Покровский проворно убрал его в карман.

– Ну-ка! Сам съезди, посмотри и собери еще, у других знаков. Заодно делом займешься, настоящим, как ты и хотел. Иначе это все пылиться будет здесь, как твои служебные документы.

– Так это старые!

– Служба так не ведется! Ладно, времени у меня на тебя нет, Егора надо найти.

– А куда Вы направитесь?

– Не знаю пока.

– На север или на восток? – продолжал любопытствовать Вирник.

– Да какая разница? Помочь хочешь?

– Я бы рад, но прям сейчас дела у меня, а потом бы и я к Вам присоединился. Помочь Вам – мой долг!

– Я к тебе еще сам заеду, спасибо, – процедил Покровский, отказываясь от показательно-извиняющейся услужливости, которая ему непременно помешала бы в спокойных поисках. Напоследок Лев добавил:

– Кстати, про меня никому ни слова, понял?

– Конечно, ну что Вы. Я нем как рыба!

– Да уж, надеюсь.

Он встал, пожал руку Василию и удалился прочь.

– Удачи! – крикнул вслед Вирник.

Борщ уже давно остыл в соседней комнате, нужно было снова подогревать, как и давно налитый чай. На прянике уже расположились другие желающие пообедать – стайка муравьев, которые усердно, слаженно и системно работали на благо своего муравьиного сообщества. Они отрывали по микроскопическому кусочку пряника и направлялись к краю стола, аккуратно спускаясь по его ножке на пол, каким-то чудом преодолевая небольшие для человека, но огромные для малюсенького муравья расстояния. Доползая до угла комнаты и огибая большой прозрачный пакет с синими патронами, они забегали в свою маленькую пещеру, прикрытую сальной футболкой, и удалялись в свой неизвестный, но не менее прекрасный и удивительный мир.

Глава 5

С виду деревня не отличалась богатством и зажиточностью, видимо, это касалось не только материальных благ, но и эмоций, добродушия и желания помочь, поскольку последние закончились уже на группе игравшихся мальчишек. К сожалению, на момент выхода Покровского из отделения Вирника мальчишки бесследно исчезли. Никто из жителей деревни больше не хотел общаться касательно пропавшего Егора, дороги к другим поселениям, состояния дел в деревне, да и вообще на какие-либо темы. Несмотря на то, что внешний вид Покровского, его одежда не отличались особым лоском и зажиточностью, а единственно подходящей для них характеристикой было «обычные», он все равно был здесь белой вороной, даже не белой, а скорее… прокаженной.

Первоначальное любопытство плавно перетекло в настороженность, опасение и даже страх… Завидев его издали, люди внезапно меняли направление движения, начинали куда-то быстро собираться, уходить в дома, спешно закрывая двери. Один дедушка даже на, казалось бы, безобидный вопрос: «Добрый день, не могли бы Вы мне помочь?» – замахал руками и, используя язык жестов, показал, что он глухонемой и быстро, почти побежав, поковылял в дом. Споткнувшись об крыльцо и знатно выругавшись, дедушка закрыл за собой дверь на замок.

Покровский обошел всю деревню, так и не найдя с кем поговорить. Деревня будто вымерла.

Лев достал сигарету, зажег и с жадностью последнего наркомана затянулся, немного затормозив процесс перехода чувства недовольства в открытую злобу и даже ярость.

– Сука, их что, запугали? Может этот горе-участковый всех тут настращал? Надо к нему снова наведаться, ненормально это все…

Дойдя до избушки, Лев обнаружил, что дверь была плотно закрыта, а на многочисленные призывы и оклики уже никто не отзывался.

– Твою мать, ошалел что ли? Баран… Ладно, поеду в другую деревню… Время уже четыре часа, скоро темнеть начнет, а где Егор ни хрена не понятно. А ведь нужно еще где-то переночевать…

Мобильный навигатор сошел с ума, он то показывал, что Лев находится в трёхстах километрах, то посередине соседней реки. Покровский попытался вручную найти свое примерное расположение, но навигатор не показывал ни одного населенного пункта… Интернет еле-еле прогрузил местность в режиме снимков со спутника и… бинго! В указанном Вирником квадрате видны были какие-то строения.

Машина тронулась и помчалась по направлению к ближайшей деревне, указанной горе-участковым. Пейзаж представлял собой бескрайнее поле коричнево-зеленого месива из пыли, грунта, редких деревьев и кустарников. Автомобиль ехал по краю пригорка, с правой стороны от которого растянулся безумно красивый, живописный и бесконечно уходящий за горизонт лабиринт водных ходов, речек и протоков, разграниченных многочисленными островками деревьев, земли, травы, лилий и стен из высоких камышей.

Покровский, увидев этот пейзаж, даже притормозил на секунду – полюбоваться.

Не было никого, ни одной живой души или лодки! Единственными заметными путешественниками этого лабиринта были яркое отражение заходящего солнца, очертания которого расплывались в закатных облаках, и кружащие над водой птицы, пристально следящие, чтобы отражение солнца не вырвалось из оков лабиринта. Зазеркальное светило пыталось сбежать, уплыть, найти выход, но безуспешно. Оно страдало и билось об края лабиринта и очевидно делало это с такой силой, что в какой-то момент по протокам медленно потекла алая кровь, свидетельствующая о неминуемой скорой кончине… конце сегодняшнего дня.

Зрелище это, как и любой живописный закат, было одновременно печальным и прекрасным. Оно, своего рода, лакмусовая бумажка. Опустив ее в человека или, наоборот, человека в нее, можно было определить, что у него на душе – радость или горе, веселье или уныние.

Протерев платком неожиданно зачесавшиеся глаза и заметно зевнув, Покровский тронулся дальше, вспомнив, что происходящее знаменует собой не только скорую необходимость передвинуть пластиковый квадратик на убогом настенном календарике в офисе, но и банальную нужду где-то поспать.

Попутных машин не было, как и людей. Хотя, судя по самой дороге, она была далеко не заброшена и по ней ежедневно проезжал не один транспорт. Наблюдая за окружающим пространством, Покровскому пришла в голову странная, на первый взгляд, мысль – с момента приезда в деревню он не заметил отвратительных признаков человеческой жизнедеятельности в виде валяющегося мусора, груд окурков, бутылок, пакетов и т. д. Лев, само собой, был в деревнях и ранее, правда располагавшихся недалеко от центра и не таких удаленных, но там ситуация была несколько иная. Конечно, в них не было гор неразлагающегося мусора и люди не выливали ведрами говно на улицу, как в средневековье, но такой идеальной чистоты, как здесь, он не видел нигде. Словно всего этого разноцветного пластика, сломанных игрушек, шелестящих оберток и полиэтилена в принципе не существовало. Но что это – последствие отсутствия цивилизации или щепетильная чистоплотность местных?

Проехав по пригорку несколько десятков километров, из-за горизонта, наконец-то, показались первые дома другой деревни. Правда, по мере приближения Покровского к деревянным и кирпичным строениям подступало стойкое ощущение, что его «проказа» пришла сюда раньше, чем он сам – вокруг не было ни одной живой души, люди и дома как будто вымерли…

– Что за хрень? Почему никого нет? Этот дурак говорил, что какая-то деревня почти заброшена… но все равно странно как-то. Ладно, надо проверить – насколько это «почти» соответствует действительности.

Все дома были жилые. Все дома смотрели в сторону речного лабиринта, все больше и больше наполнявшегося кровью умирающего солнца. Все дома и прилегающие к ним участки располагались геометрически правильно – три параллельных ряда вдоль реки, накрест разделяемые просеками, образующие кластеры по три дома друг за другом. Все дома были пустые. Все дома, как ограбленный склеп, ждали возврата своих костей – хозяев. А пока последние не вернулись, они наблюдали за закатом и случайно забредшей в эти края душой.

С каждым новым безлюдным кластером домов все больше камней тоски и одиночества падали в эмоциональную сумку Покровского, которая, поддаваясь гравитации, все сильнее и сильнее тянула его к земле. В какой-то момент начали добавляться новые камешки. Сначала они были маленькие и попадались очень редко, поэтому их было крайне сложно заметить, особенно за дымом сигарет, который должен был как-то остановить поток тоски и одиночества. Но потом они становились все больше и попадались все чаще, так органично вписавшись в общий поток, что их необъяснимая природа появления не вызывала вопросов. Хитрые камешки страха.

Поначалу Лев выходил из машины и осматривал калитки, ворота, наличие замков, где-то даже стучал в двери и звал жильцов. Но на восьмом – девятом кластере смесь страха, тоски и тревоги уже физически не давала ему выйти из машины. Он мог открыть окно, крикнуть, ненадолго остановиться. Но не мог заставить себя выйти из машины. Нет.

На улице было лето, теплое и жаркое. Но Покровскому очень хотелось совершенно другого тепла, того самого, которое согревает организм изнутри. Это не алкоголь, хотя выпить хотелось просто безумно! Это нечто лучше и сильнее. Это то оружие, которое является самым действенным против тоски, одиночества и страха. Человеческое тепло. Причем сейчас ему было необходимо любое тепло, любое общение, любое присутствие, любой разговор – о чем угодно, даже с человеком, которого он не знал, не любил, не тосковал так сильно… Любой отвлеченный, добродушный и простой разговор. Даже компания грузной Администраторши из отеля, которой, очевидно, хотелось не просто милой беседы, а банальной плотской любви, была бы сейчас как бальзам на душу.

Находясь уже на грани какого-то необъяснимого отчаяния, Покровский вдруг заметил недалеко, в паре кластеров домов от себя, слабо подсвеченный двухэтажный дом – островок жизни в этом безлюдном кладбище. Подъехав к калитке участка, на котором располагалось это строение из белого кирпича, Лев увидел сидевшего на крыльце пожилого, лет шестидесяти пяти, мужика в потрепанной серой кепке, старом темно-коричневом вельветовом пиджаке, серых брюках и темно-красной футболе. Из образа пожилого денди выбивались только дешевые черные резиновые тапки, надетые на ноги поверх плотных черных носок. На лице светилась искренняя улыбка, озаряющая своими лучами как до появления Покровского, так и после. Зелень его глаз с возрастом подувяла, но оставила заметный отпечаток – отражение былой энергии и силы.

В отличие от жителей прошлой деревни дедушка никак не отреагировал на непрошенного гостя: ни один его мускул не шевельнулся, выражение лица не изменилось, никакого удивления, только взгляд переместился с растущей на участке высокой и широкой темно-зеленой ели, несвойственной для данного региона, непосредственно на лицо вышедшего из машины Покровского.

– Здравствуйте! – дружелюбно начал беседу Лев.

– Здравствуйте, – совершенно спокойно ответил улыбчивый дедушка, не отрывая своих глаз от Покровского.

– Как поживаете?

– Прекрасно, а Вы?

– Тоже хорошо.

– Уверены?

– В каком плане? – немного удивился Лев.

– Вы уверены, что так же хорошо, как и я? Я вот в своем доме, скоро пойду спать, мне будет комфортно и хорошо, никуда не надо бежать или суетиться. А Вы, если я не ошибаюсь, неместный?

– И?

– Вам негде ночевать! Я бы чувствовал себя не так комфортно на Вашем месте.